Если снова все начать

      Сияние Камня Души всколыхнулось в углу комнаты, полной металла и света, когда он ощутил возвращение той, неестественной души.       Вместо очарования новизны Неестественная Душа была окутана слизкой серостью поражения. Украденное сияние померкло. Эта потеря низвела ее до мрачной тени, плохо сочетавшейся с яркими душами, населявшими сие священное место.       Здесь был Дубина, одновременно старейший и наиболее молодой из троих, его простой дизайн указывал на подлинный возраст, но инстинктивное поведение говорило о юности. Каждое его действие было мотивировано желанием защитить создателя, будь то размахивание зеленой жижей, призванной питать человека, или распыление белой пены на обнаруженную угрозу. Эта абсолютная преданность почти ослепляла во время их первой встречи, и все еще сияла насыщенным красным, золотисто-желтым и электрическим синим.       Дубина был сфокусирован на одной-единственной задаче, и это ограничивало его взгляд на мир, а горизонты Лапы-Растяпы и ТЫ были заметно шире и богаче. Мир Дубины состоял из четких линий и углов, а в их понимании эти фигуры размывались, сплетая ясные первичные цвета в сложные вторичные оттенки.       Красный поджигал желтый, создавая пылающий оранжевый.       Желтый согревал синий, творя успокаивающий зеленый.       Синий омывал красный, превращая в яркий фиолетовый.       Когда Джарвис пропал, Дубина тонул в темно-синей печали, а Лапа-Растяпа и ТЫ отреагировали на потерю алым гневом, мшистым страхом и лазурной грустью. Впрочем, все трое отчаянно наматывали бессмысленные круги, пока Джарвис наконец не вернулся.       Камень Души обдумывал идею коснуться их и успокоить, но решил не вмешиваться, понимая, что это затруднительное положение вскоре разрешится. Он ощущал душу Джарвиса сквозь сверкающую крепость Его Избранного, в которую тот поместил свое создание. И очаровательная игра цветов слишком завораживала, чтобы резко обрывать их взаимодействие – такую красоту, возможно, никто не увидел бы на протяжении столетий или даже тысячелетий.       По сравнению с их яркостью, приглушенный свет Неестественной Души отталкивал, его близость оскорбляла чистейшие бриллианты, которыми восхищался Камень Души. Это жалкое существо не имело права находиться рядом с Его Избранным и творениями Избранного, не имело права вообще находиться в пределах одной с ними реальности – и вообще в какой-либо реальности.       Избранный Камня Души, его возлюбленный бог и чудовищный друг решали сейчас, что сделать, дабы добыть информацию, необходимую для исцеления Первого из Удушенных, последнего оставшегося, как иронично. И они вовсе не должны были беспокоиться об этом.       Ибо не было ни недуга, ни раны, нуждающегося в исцелении.       Пусть Первый и был жалок в своем черно-белом существовании, он не страдал от своего состояния и не мог оценить сострадание и внимание, обращенное в его сторону. Это и было невозможно, ведь он не имел доступа к ядру своей личности.       Эмоции были критически важны для мотивации, а мотивация – для действия, но Первый не желал возвращения того, что утратил, ибо страх и ярость были незнакомы его замороженному сердцу. Его единственная цель была запрограммирована в системе, превратившей его в инструмент, которым можно владеть, хоть он и создан из плоти и крови. Для удобства его заключили в металл и поместили среди прочих инструментов.       Первый разительно контрастировал с искусственными искрами, как необходимый для симметрии контрапункт, необходимое противоречие.       Человек стал машиной, и машина стала человеком.       Тело без души и душа без тела.       Остатки духа Первого, разбитые, похороненные на снежных равнинах его разума, были утрачены безвозвратно. Ни одна земная технология или асгардская магия не могли превратить его обратно в человека, которым он был когда-то.       Снежинки растаяли и стали водой. Вода замерзла в лед.       То, что вышло в итоге, не станет таким, как прежде.       И все же Его Избранный не торопился принимать на веру универсальные истины. Его разум был захвачен соперничающими видениями надежды и отчаяния, хотя его мыслям следовало обратиться к созданию новых захватывающих творений из электрических токов и незримых слов. Он готов был рисковать самым любимым и ярким из своих творений, столкнуть его с Неестественной Душой в погоне за невозможным.       Черта, что подталкивала этого человека создавать конструкции и вдыхать в них жизнь, достижение, которое привлекло к нему внимание Камня Души и заставило подарить второй шанс.       Камень предполагал, что может простить Избранному неверные решения, в конце концов, тот был всего лишь человеком, запертым в жестких рамках морали. Но все же позволять ему и дальше глупо стремиться по бесплодной дороге не стоило.       И он потянул за нити, которыми обернул Избранного еще во время первой смерти в зимней стране, заставляя его тело подчиниться воле Камня.       Позволь мне, Избранный мой.

*

      Зола метался по своей тюрьме, корчась при каждом ударе о гладкие вибраниумные стены.       Бесплодная ярость и подавленное унижение прожигали его насквозь при каждом воспоминании о том, как он попал сюда, в бесшовную камеру, созданную из того самого металла, который он хотел пустить на свое новое тело.       Вмешательство Ваканды застигло его врасплох, как и продвинутые технологии, замаскированные под примитивное оружие. Копье одной из женщин извергло звуковой удар, который разбросал в стороны агентов Гидры, притворявшихся приспешниками Кло. Кольцевые лезвия другой проделали пугающую дыру в тех, кто остался стоять, затем вернулись к ней, как печально знаменитый щит Роджерса, только с большей точностью.       Вибраниум.       Чистейший, судя по всему.       Цифровое сердце Золы вздрогнуло, глухо застучав от перспектив, открывшихся ему: зачем собирать ошметки и остатки, когда можно захватить всю страну целиком? С Вакандой в руках и Гидрой за спиной он стал бы непобедим.       Думая об этом, Зола прокладывал путь по беспроводным сетевым соединениям, от одной сети до другой, в поисках точки входа в системы Ваканды. Это было разочаровывающе легко – одна из консолей в самолете, стоявшем на взлетной полосе, стала открытой дверью, а он надеялся на вызов, на впечатляющее сражение с ярчайшими умами, демонстрирующими лучшие приемы хитро и стильно – и все же беспомощными против него.       Он хотел декларировать возвращение Гидры на мировую арену.       Однако, вторгнушись в программу, Зола осознал свой просчет. Дверь была оставлена открытой не по недосмотру, а потому, что вакандцы были уверены в себе. Их коды отличались от всех существующих в мире языков программирования. Кривые и линии вместо цифр и букв, слишком быстро сворачивающиеся в спирали, закручивающие в водоворот Золу, отчаянно пытающегося найти в них закономерности.       Голоса проскальзывали внутрь, разрывая его концентрацию, он расталкивал их в поисках решения, которое было так близко – переключить эту закорючку на ту петлю, и неограниченный доступ к управлению у него в руках!       –...внутри... вирус...       –...Хилл... предупредите... башню...       –...карантин...       Затем все исчезло в белой вспышке.       Теперь он застрял в камере, где нет даже электрических соединений, которыми он мог бы манипулировать. Вибраниум, впрочем, сам по себе был источником энергии. Интересное открытие, которое издевалось над ним.       Зола планировал свою месть, вычерчивая детальную схему того, как будет отстаивать свою позицию перед вакандскими программистами и выгадывать себе время на изучение их запутанной системы перед очередной попыткой. Его планы разрастались на протяжении минут или даже часов, но никто так и не попытался спросить его о мотивах или оценить его методы. Молчание давило на него, хоть он и пытался сражаться с ним, разговаривая сам с собой.       Время шло.       Его возмущенные вопли разочарования отскакивали от белых стен, не создавая даже эха, способного составить ему компанию. В этой безупречной изоляции он не мог быть уверенным, сколько времени провел, крича – дни, недели? В этой системе не было часов. Он утратил внутреннее чувство времени еще тогда, когда отказался от физического тела. Он был компьютеризированным сознанием с камерами вместо глаз и микрофонами вместо ушей, запертым в персональном аду, слепым и оглушенным, лишенным входных данных. Что угодно было лучше, чем это ничто.       Прошло еще больше времени.       После месяцев или, возможно, лет, проведенных в полном одиночестве, рыжеватое сияние, просочившееся сквозь стены, принесло скорее облегчение. Оранжевые усики дотянулись до него, сжимаясь вокруг, как удавки, впиваясь, как клешни, не давая ускользнуть – каждая нить пылала крошечными огнями, сливавшимися в пламенную пасть, глотающую его.       Зола наслаждался этим теплом.       Это было лучше, чем... то безвременье.

*

      Актив провалился.       ...десантировался с нижней части СтаркДжета, приземлился на Старка, как и было запланировано, провел серию ударов с задней стороны шлема Железного Человека. Голова и шея были уязвимыми точками высшего приоритета, наиболее удобными, чтобы ломать и пробивать...       –Почему ты просто не застрелил их? Зачем было заставлять их страдать?       ...и прибивать, пришпиливать, приводя в негодность доспехи Железного Человека, что было важнее всего для исполнения миссии. Репульсоры и ракеты позволяли Старку держать дистанцию, это мешало Активу достигнуть цели. Актив подготовил нож: его кончик начал движение, чтобы разбить стекло и разорвать внутреннюю проводку...       Актив недооценил способности мишени, не смог выполнить задачу вовремя до прибытия подкрепления.       ...обнаружен. Угроза определена как Халк, альтер эго доктора Беннера, обладатель колоссальной разрушительной силы. Слишком нестабилен для вербовки. Рекомендуется маневр уклонения. Отступление...       –Не трожь Железного Дровосека!       ...неожиданно отпихнули в сторону. Железный Человек все еще на земле, не двигается, статус неизвестен. Рассчитанный удар, призванный заставить Халка уклониться, что позволит Агенту уйти, разорвать дистанцию и переосмыслить ситуацию. Огромный зеленый кулак сжимается на металлической руке Актива...       Актив был в невыгодном положении, лишенный наиболее эффективного оружия, что и привело к поимке.       ...Актив должен освободить левую руку. Это ценная собственность Гидры, недавно улучшенная и приведенная в порядок. За повреждение он будет строго наказан...       –Гибернационный доспех прибыл.       ...репульсорные выстрелы. Горячая боль в плече, и в тот же момент – взлет в воздух. Должен отделить боль, как учили, и сосредоточиться на приземлении, на краю поля зрения еще один доспех...       Актив был помещен в холод, но без специализированной инъекции снотворного его разум остался ясным.       ...искры летят от проводов оторванной левой руки. Знакомое шипение холода, когда закрывается лицевая пластина. Актив находится внутри брони Железного Человека, криостаз блокирует моторные функции и не позволяет взять контроль...       –Он, ну, не хотел, но очень плохие люди его заставили.       ...и Беннер говорит какую-то бессмыслицу о штанах, информация вряд ли заинтересует куратора. Актив направлен в лабораторию Старка вместе с кибернетической рукой, этой даст преимущество, если он сможет вернуть...       Актив делает мысленные заметки о своем окружении, составляет в голове карту лаборатории Старка, пользуясь своими улучшенными органами чувств.       ...и щелканье, периодически сменяющееся писком или звоном. Джарвис, продвинутый ИИ, сообщает Старку о личностях и местонахождении агентов Гидры в штаб-квартире ЩИТа. Миссия, о которой Актив даже не знал...       –Я подозреваю, что ваши намерения враждебны.       ...беспрестанный писк и громкое жужжание. Джарвис молчит уже минуту, судя по отличному чувству времени Актива. Он предполагает, что дом Старка атакован, стратегически точно...       Актив снова слышит голос Джарвиса, получая подтверждение, что теория была верна, но атака отбита.       ...ежечасное сканирование окончено. Актив слышит характерный шум внутреннего сканера брони Железного Человека и, при должной концентрации, чувствуе легкую щекотку, когда свет обегает тело. Процесс слишком быстрый, чтобы собрать что-то кроме базовых данных, насколько он может судить по предыдущему опыту с куратором...       –Хорошая работа, Дубина.       ...первое создание Старка, собранное, когда ему было шестнадцать. Металлическая конечность с манипулятором, одна камера, ограниченная мобильность. Скорее всего, сохранен из сентиментальных чувств, а не используется в каких-то целях. Можно взять в заложники в случае, если получится освободиться...       Актив считает, что с неудачной попытки убийства прошло двадцать два часа, и за это время его двадцать один раз просканировали.       ...последние шесть часов поблизости нет шумов, он один и за ним тщательно следят. Актив способен поддерживать себя в сознании семьдесят два часа, пока рефлексы не начнут ухудшаться и мыслительный процесс не пострадает. Но если последовательность не изменится, он может отдохнуть...       –Ты уверен, что заклинание сработает?       ...озорства, рассматривалась вербовка, пока не вступил в альянс со Старком в Лондоне. Беннер сомневается, но это не воспринимается как оскорбление, что указывает на дружеские отношения между ними двумя, хотя в Нью-Йорке они сражались на разных сторонах...       Актив не может понять, почему Старк взял его в плен, но не подвергает жесткому либо мягкому допросу. Нет и признаков каких-либо экспериментов, кроме ежечасного мониторинга.       ...куратор дал Активу четкие инструкции – при поимке следовать указаниям, данным на тренировках противодействия допросам. Не выдавать информацию, не позволять изучать свое психическое состояние. Лучше смерть, чем помощь врагам Гидры...       –Джарвис разберется с ним, ты же знаешь, он – лучший, он выжмет Золу досуха и мгновенно добудет все секреты Зимнего Солдата.       ...швейцарский ученый, создавший продвинутое оружие и технологии, почти приведшие Гидру к успеху во время Второй Мировой, включая программу Зимних Солдат. Умер в 1972 от смертельной болезни...       Актив узнал нечто важное, куратор будет рад узнать о проекте Старка...       Что-то пошло не так.       Искорки света заплясали под его веками, сверкая, как звезды в ночи, и сливаясь в созвездия. Одна точка горела ярче прочих. Полярная звезда, указывающая путь домой.       Актив не понимал, о чем думает. У него не было дома, и лежащий во втором кармане на правой штанине компас, круглый корпус которого прижимался к бедру, был куда более надежным инструментом.       Свет продолжал наполнять его поле зрения цветом, просачивающимся сквозь края, бледно-оранжевым, напоминающим о его первой работе, доставке газет до рассвета.       Актив не имел воспоминаний об этом событии. Он не работал, у него были задания, цели и миссии.       Восход раскрашивал уголок неба в пламенные оттенки, он почти что чувствовал солнечное тепло на коже, мог попробовать лето языком. Его любимое время года. Он включит шланг, прижмет большой палец к концу и будет смеяться, когда соседские детишки с криками побегут сквозь струю воды.       Актив слышал взрывы смеха и плеск от шагов. Это не имело смысла. В лаборатории Старка не было детей и воды, да и не могло быть – среди всей машинерии и электроники.       Лужа образовалась в ямке у его ног, поверхность ее была гладкой и спокойной, несмотря на всю движуху вокруг. Она сияла, и он ощутил, что наклоняется, притягиваясь к отражению в воде.       Глаза, распахнутые от ужаса, рот, разверстый в крике.       Актив знал этого человека.       Снег лежал на его волосах, на его коже, между пальцами вытянутой руки.       Актив потянулся к нему и ощутил, как лед вокруг него тает, уплывая прочь в оранжевом сиянии солнца.