To Die Today

Люди не ангелы, сотканные из одного света,

но и не скоты, которых следует гнать в стойло.

В. Г. Короленко

»» -————-　☠　-————- ««

Эхом раздающиеся звуки дождя растворялись в воздухе. Одна капля за другой шлепались на отполированный капот Туатары. Дождливая дорога озарилась холодным светом двух агрессивных фар, гиперкар рычал, заглушая их. Впервые его, за все то долгое время, что он пылился в гараже, наконец завели, оживили и предоставили полную свободу на безграничных округах Сеула. За считанные секунды Туатара набирает огромную скорость, кроша гравий под собой, превращая в пыль все что попадется на пути. В боковом зеркале тлел сожженный Феррари Писта; дождь смоет все улики, ночь унесет с собой в сон жизнь еще одного гонщика. Перед глазами уже появляются десятки заголовок новостей: "Последний рывок", "Закись или смерть?", "Никто не застрахован от смерти". То прошлое со вкусом праха для одного, звездное будущее для другого. Губы Хенджина расползаются в улыбке, и он сбрасывает намокшую одежду на пассажирское сиденье, на минуту остановив металлического зверя. Кончик сигареты зажигается под "Victory song". Беспрерывно падающие на крышу автомобиля капли попадают в ритм музыки, разбиваются и стекают вниз, устраивая между собой гонки. На экране мобильного телефона всплывает уведомление сообщения о новой цели, новые нули на счету, тем самым, поджигая эпинефрин, растекающийся по жилам — наркотик, истинное наслаждение. Акселератор откликается, унося вдаль гиперкар к самым звездам.

»» -————-　☠　-————- ««

Дождь стихает лишь к утру, оставляя после себя большие мокрые следы на кирпичных фасадах зданий, запечатлеваясь в неровных углублениях на дорогах. В лужах точно утопились "солнечные зайчики", больше всего это походило на бездну. Всем своим видом она манила, втягивала в себя, засасывала, не давая вдохнуть воздуха, заполняя легкие. И с каждым днем все глубже и глубже утопает тело. Безысходность туманила разум. Дом, наполненный пустотой, воздух которого был разряжен до нуля, крепкой веревкой перекрывал какой либо доступ кислорода. От одного только его вида внутри все сжималось, в висках что-то разбивалось, осколками впиваясь к самым глубинам воспоминаний. Когда-то этот дом был чем-то теплым и согревающим. Что-то приглушенно ныло, потому надо было заглушить это как можно громче. Взяв ключи от гиперкара со стола, засовывая их в правый карман широких джинсов, Феликс покидает этот дом, каждый раз обещая себе что в последний. Видимость низкая, дороги еще не высохли. Свет исходящий из пронзительных фар разрезал туман пополам. Каждый шаг попадал в такт сердцебиения. Дверь взмывает вверх, открывая полный вид на спортивный салон. Изнутри пахло студеной свежестью и мятной жвачкой с горьким привкусом. Холодные пальцы пропускают теплый воздух из обогревателя. В голове ни одной трезвой мысли, совсем пустая она, как у фарфоровой куклы. И как сломанный магнитофон, все крутится одна пластинка в ней. Веки дернулись, немая слеза застыла на нижних ресницах. Потом мелодия смешивается с мыслями и вовсе исчезает навсегда. Руки же теперь крепко держат руль, карие глаза твердо смотрят на открытые ворота. Нога давит на газ, и Джеско вырывается из клетки, направляясь к самим огням согревающими его нутро. Гонки, Хан, гиперкар — вот что и кто ждет его с распростертыми объятьями, смотрит в его душу сквозь тускло-карие глаза, разбивая выученную бесстрастность вдребезги — его второе сердце стучащее за него. Кенигсегг — душа, несущаяся по улицам, что никогда не спят. Каждый, кто видел её, проносящуюся на большой скорости, говорил, что по ту сторону стекла вовсе нет водителя. И вправду, Феликс с гиперкаром становились одним целым, оставляя после себя легкий шлейф острой свежести. От них не становилось страшно, нечто другое чувство разрасталось от их присутствия, и не описать словами было его ― настолько уникален "ангел". Место гонок отличается особой атмосферой, старт придает сил, наполняет энергией, крики зрителей и их ставки накаляют обстановку. Стартовой выстрел ― и оба соперника разгоняются до такой степени, что пыль столбом стоит. Подрываясь на месте, Феликсом правит скорость, и совсем скоро он вырывается на финишную прямую. Сидящие на своих местах выпрыгивают, выкрикивая имена во весь голос. Но крики эти немного отличались по звучанию: сначала всеобщее удивление, некоторые и вовсе вставали из за своих мест, вглядываясь в мчащегося, точно на белоснежных крыльях гиперкара. Поначалу личность мимолетного была неизвестна улицам. Он приезжал к концу основной гонки, создавая ощущение, будто он случайно заскочил на гонку. Но позже все свыклись, а гонщик как появлялся из ниоткуда, также и уезжал в никуда. Феликс переводит дыхание, нет ему не было сложно выиграть в незначительной гонке, важно что за это время он набирал воздух в свои легкие. Скорость давала ему свободу от мыслей, избавляла от чувства удушения, не давая тонуть в отчаянии. И если бы сидеть за рулем своего гиперкара было бы запрещенной зависимостью, Феликс предпочел бы быть грешным на девять жизней вперед, только если бы его жизнь не рушилась как песочный замок на том самом берегу реки. Проводилось это все недалеко от реки, и Кенигсегг сворачивает в сторону побережья. Людей там в будний день немного, тем более в пасмурный. За ним следует черный экстремальный автомобиль. Останавливаясь у одинокого дерева, чьи ветви, обнажённые ветром, казались тонкими пальцами, отпускающими последние тощие листья. Гул вдалеке стих, с тихим шелестом дверь белоснежного гиперкара распахнулась вверх, напоминая острие клинка, готового разрезать ветер. Феликс выходит без каких-либо слов, только глаза отдавали тусклым блеском. Ветер тихий, не самый холодный, но к костям пробирается незаметно; трепетал светлые волосы нежно, дул в самые ресницы, целовал сухие губы. Тишину прервали шаги сзади. — Ты ведь знал, что я поеду за тобой. Резкие и точные слова попытались вызвать дрожь у Феликса, однако он отвечает неспеша: — Тебе следовало развернуться. — Я не такой кто разворачивается, особенно когда передо мной кто-то вроде тебя. — Кто-то вроде меня? Ты думаешь ты знаешь меня? — Не то посмеиваясь, не то безнадежно проговаривал Ли. — Нет. Но я хочу знать. Ты — пустое имя на трассе. Все только говорят о "Ангеле", но никто не знает кто он. Ни лица, ни голоса, только скорость и эта бесконечная тишина после тебя. — И это тебя так задело? — В голосе Феликса чувствовался холод и отстраненность, отличаясь от другого — столь напряженного и сухого. — Это ты задел. Никогда не видел чтобы кто-то ехал с таким … отчаянием. Глаза Ли коротко вспыхивают, тлея жаром на ветру. — А ты у нас значит, эксперт по чужим эмоциям? — Нет, но я знаю какого это, когда за рулем ты не просто едешь, а живешь в эти моменты, как никогда в другие. Пауза. Тишина повисает между ними, только шум реки заполняет воздух. — Ты зря пришел сюда. Это место не для разговоров. — Может не для разговоров, но для встреч. — А если я не хочу встреч? — Тогда зачем остановился? Феликс нахмурился, отвел взгляд, пристально глядя на спокойную реку. И снова гробовая, совсем смертная тишина. Если бы и самому ему найти ответ. — Может, я тоже хотел узнать кто решиться пойти за мной. Отводя глаза от реки, что утопала в тумане, Феликс подходит к гиперкару. Эмоции он уже из себя выжал, теперь же осталось вновь надеть маску "ангела" и покинуть "финиш". — Хван Хенджин. Услышав крик позади, Ли слегка вздрогнул. — … тот — кто поехал за тобой. "Зачем?" — немой вопрос застрял в горле, рассеиваясь в тихих мыслях. — Чтобы узнать кто "Ангел" без руля и трассы, кто ты на самом деле. — Ли Феликс. — словно впервые назвав своё имя вслух, Феликс разворачивает машину и исчезает за рекой.

»» -————-　☠　-————- ««

Рассекая туман огни холодных фар, сливаются в огнях города. Яркие неоновые вывески, красивые плакаты и рекламные баннеры светились день и ночь. Город жил, и сердце его билось. Запах горячей уличной еды парил у фудкортов, кафе и ресторанов. Манил и аромат терпкого кофе, готовой энергии которой так не хватало Феликсу. Особенно сейчас, когда времени на сон абсолютно не существует. Светофор горит зеленым, и проезжая через весь город, с одного конца на другой, Кенингсегг едет на такой низкой скорости — мягко и нежно, убаюкивая совсем беззвучно. Когда людей за стеклом стало меньше, началось увеличиваться расстояние между жилыми домами, а ограничения на скорость увеличиваются, вот тогда стемнело окончательно. Звезд зажигалось все больше, и свет луны сравнялся с светом фар: одних холодных и пустых, вторых прожигающих и резких. Феликс нервно прикусил губу, смотря в зеркало дальнего вида, — возле его зрачков уменьшенных до зернышка, что-то было с ним всю дорогу. Виня в этом чертову дереализацию, он лишь прибавил пару десятков на спидометре. Между тем становилось все мрачнее и пустыннее, словно это все сплошной истомляющий хоррор: мигающие фонари, пустая трасса и постоянные фары сзади. Глаза то и дело бегали от заднего зеркала к пустоте впереди, пальцы вцепились в кожаный руль, а нижняя губа треснула до крови. И снова этот вкус, кошмар давно минувших дней, как наяву перед глазами вырисовывались давно истертые воспоминания, и лужа. Лужа крови. Под колесами что-то прохрустело, что-то мягкое, теплое и уже неживое. О, если бы он увидел это: бедного перемололи первая и вторая пары колес, вместе с глазами вытекли крохотные мозги, а белоснежные перья покрылись кровавой слякотью. Невинное существо, что исстрадалось быть символом мира; наверное такова его судьба. А если бы он был человеком? Он бы кричал истошно, и органов было бы больше, и сердце билось бы дольше, и чувства и мысли остались бы в нем. Как в заточенной могиле, как в снежном сугробе, для бедного нет и того, и того. Остался он лежать истекая, может за ночь в нем оставят свои личинки мухи, а уличные звери обглодают до костей. А Кенингсегг все несся, все быстрее и быстрее стучало сердце Феликса, казалось оно наносит трещины в ребрах, понижает воздух, ослепляет все вокруг. Поглощала эта лужа, тянула к самому дну. Хрустальные слезы выступили на глазах, короткие, резкие вдохи обжигали легкие, и вспоминалось всё: страшные лица, что так ненавистно смотрят в самую душу, а в руках у них по плетке, в кожаных кисточках которых перемешались маленькие оранжевые кусочки плоти. От всего этого каждая становилась пестрой, со стекавшими с нее каплями крови. И падали на пол они с такими же звуками, как бились о тщедушное тело. Вспоминалось также и что-то легкое, почти осязаемое: как лепестки бархатца нежная улыбка, и глаза совсем как ягоды черной смородины. Не сочеталась уж эта истома со всеми другими воспоминаниями, как и резкая неоновая вывеска гостиницы "Искра". Одинокое старое здание, если не считать брошенный склад напротив. Между кирпичами пробился мох, сами они сыпались, подуй на них слабый ветерок, так кажется и посыпались бы на землю. Еще раз убедившись в названии, Феликс заезжает с задней его стороны, оставляя Джеско рядом с белой машиной. Наконец-то он приехал, пусть и измученный, пусть и снова умерев в прошлом.

»» -————-　☠　-————- ««

На первом этаже был ресепшен за которым стояла широкая женщина в старом халате. Волосы ее были седыми, собранными в рыхлый пучок. Неухоженное лицо было покрыто морщинами. На низкой ее переносице сидели заляпанные очки, и веки были тяжелыми, и брови изогнутые создавали недовольный взгляд. Шея массивная и короткая, как у черепахи, а кожа желтовата и обвисшая. — Здравствуйте, на каком этаже находится 2508-ой номер? — Приперлись на ночь глядя. Пятый. — голос ее был сух и черств. Справа в двух шагах был старый лифт, казалось, он давно вышел в тираж, оставив свою молодость где-то в прошлом веке. Металлические стены были покрыты пятнами, потёками неизвестного происхождения и царапинами, будто кто-то отчаянно пытался выбраться изнутри. На панели кнопок облупившаяся краска едва позволяла различить цифры, а некоторые кнопки были вдавлены настолько, что, похоже, утратили всякий смысл, к счастью, кнопка пятого этажа кое-как работала. Пыль и мусор на полу дополняли картину запустения, а слабый запах ржавчины смешивался с чем-то ещё, неприятно затхлым. Внутрь зашли еще трое человек: молодая девушка, грузный мужчина средних лет, и ребенок, по всей видимости еще дошкольник. На девушке было короткое платье с переливающимися пайетками на местах сосков. Помада на ее лице была яркая и стертая по всей нижней части лица. Тушь подтекала, а темно-синие тени и красные румяна выглядели как побои. Волосы были растрепаны в разные стороны и жирными от корней. Она неоднократно подмигивала мужчине, сексуально закусывала губу и поднимала платье выше. Девушка также шуршала пайетками на груди, то как они сверкали даже в тусклом свете, немного удивляло. Ребенок который там находился видел все это своими маленькими глазками. Когда двери со скрипом и стоном закрылись, кабина дёрнулась, словно неохотно соглашаясь поднять свой груз. Лифт начал двигаться так медленно, что казалось, будто он идёт пешком по лестнице. Через секунду дрожь и низкий, утробный звук раздались из шахты — будто старые механизмы спорили между собой, стоит ли вообще продолжать работать. Движение было таким медленным, что стрелка этажа едва ползла вперёд, а время внутри словно замерло. Мужчина приблизился к ней и вцепился в ее губы со стертой помадой, неприличные звуки бились в четырех стенах проклятого лифта. Хлюпанья и звук рванья одежды сменялись противными стонами. Пару купюр упало на пол, маленький мальчик поднял их, протягивая сначала девушке. Она лишь взглянула на него и снова издала громкий стон. Потом ребенок протянул деньги мужчине. Он взял их и в этот же момент начал засовывать их в промежность девушки. Толчок и снова стон, хлюпанье и рев. Так сильно это зрелище напугало мальчика, и слезы полились из его глаз. Навзрыд ревел он, во все горло стонала незнакомка, и мужчину это забавляло, он возбуждался все больше, будто лифт это подходящее место, а рядом никого и вовсе нет. Сквозь рваный потолок едва пробивался тусклый свет, освещая паутину в углах. Каждое движение кабины сопровождалось то скрежетом, то низким глухим гулом, похожим на стон гигантской металлической твари. Наконец кабина распахнулась на пятом этаже. Впереди была дверь, на которой красовались 4 цифры. Феликс прошел прямо, пребывая в шоке, он боялся обернуться, лишь бы снова не оказываться в центре этого ужаса. Холодный пот разлился по всему телу и дрожащей рукой он коснулся дверного звонка. Холодную металлическую дверь отворил, самый дорогой в жизни Ли, человек. — Я уж думал не придешь! — Извини, что так поздно.. — Ну что ты, проходи, я только тебя и ждал. Внутри была самая обычная комната, на удивление без сырости и всякой ползучей твари. Только пахло по родному: бергамотом и лавандой. Хан ушел куда-то в спальню за верхними вещами, на ходу рассказывая как он скучал по другу, и волновался за него, так как наслышан был о частых смертях гонщиков. В это же время, Феликс молча смотрел на дверь, ни о чем не думая. Почувствовав легкую вибрация в кармане, он неспеша достал телефон. На нем всплыло следующее сообщение: "Привет милая, приготовь что-нибудь интересное. У нас гости - мой друг Хван Хенджин. Приду поздно, садиться телефон. Звони на ХХ-ХХ-ХХ-ХХ" "Наверняка перепутали" — подумал он, убрав телефон обратно. К двери уже подходил Хан в легкой черной курточке и в сером свободном худи с капюшоном внутри. Скромная улыбка Джисона перемешала все волнения в одно чувство спокойствия, словно акварельная кисточка после рисования в воде. — Знаешь как сильно я хотел снова с тобой прокатиться? Как в самый первый раз. — В самый первый раз мы с тобой удирали от копов. — с усмешкой проговорил Феликс. — Ну значит как во второй раз. — Во второй мы сбегали от моего разъяренного отца. — уж этого Ли точно не хотел вспоминать. — Да заебал, просто поехали уже. — Ладно, только давай спустимся по лестнице. — Лифт сломался что-ли? — на этот вопрос Феликс отчужденно взглянул на Хана. — Окей, по лестнице, так по лестнице.

»» -————-　☠　-————- ««

На окраине города, где воздух был насыщен запахом старого бетона и сырости, гостиница "Искра" казалась чуждой современной суете. Ее выцветшая вывеска, мигающая красным, словно предупреждала: "Здесь не место надежде". На парковке, в тени облупленных стен, стояла белая словно созданная изо льда Koenigsegg Jesko Absolut — единственный предмет роскоши среди ржавых авто и пустых бутылок. Хенджин стоял в тени заброшенного склада напротив «Искры», оставаясь незаметным в глухой темноте. Ему не нужно было входить внутрь — он знал, что внутри его цель уже не окажется. Радиосвязь в ухе хрипнула, передавая подтверждение: все готово. Хенджин не торопился. Он всматривался в окна, в темные прямоугольники и тускло освещенные проемы. Казалось, за каждым из них скрывается кто-то, кто слишком близко подошел к краю, не подозревая, что этот край уже рушится. На другой стороне улицы медленно проехала пара машин, их фары вычертили по фасаду здания резкие, словно лезвия, линии. Хенджин прищурился. Это не были их машины. Сердце на мгновение остановилось, но потом снова застучало с четкостью метронома. Он ушел. Взгляд скользнул к часам. Время. Он закрыл глаза, слушая, как секундная стрелка его часов тикает в унисон с нарастающим адреналином. Хенджин вытащил зажигалку и на мгновение задержал ее в руках, разглядывая слабый отблеск пламени на металлической поверхности. Символично, подумал он, прежде чем активировать механизм. Гостиница «Искра» должна вспыхнуть так же ярко, как ее название, но лишь на миг. Секунды растянулись в вечность. Поначалу ничего не происходило, лишь ночной ветер шевелил облупившуюся штукатурку. Затем воздух разорвался на части, словно кто-то дернул за спусковой крючок, внутри здания что-то содрогнулось, и взрыв, оглушающий, хищный, прорезал тишину. Сначала — низкий гул, будто земля, тяжело дыша, перевернулась. Потом — резкий взрыв. Огненный шар вырвался из окон, разбросав стекла по мостовой, словно ледяную крошку. Пламя окрасило ночь в цвета апокалипсиса, его рев заглушал все, включая глухие крики. «Искра» падала, погребая под собой остатки своего жалкого величия. Все разлетелось на мелкие осколки, усталые стены гостиницы рухнули, выпуская наружу клубы огня и густой серый дым. Несколько припаркованных автомобилей сдетонировали один за другим, наполняя ночной воздух грохотом, словно салютом в честь чьей-то гибели. Хенджин стоял неподвижно, наблюдая за огнем, который плясал в его глазах. Его глаза остались прикованы к месту, где недавно стоял "Искра". Все, что осталось от здания, — это горящие обломки и тяжелый запах горелого дерева и пластика. На его лице не дрогнул ни один мускул, но внутри что-то дернулось, словно его сердце на мгновение пошло вразнос. Он знал, что в этом хаосе, в этой вспышке уничтожения, кто-то должен был остаться. Кто-то, кроме него.

»» -————-　☠　-————- ««