Ярость в сердцах несчастного случая

После охватившей разум темноты появилось "оно". Пространство знакомое всем фанатам геройской академии. Сокрытое от обычных людей место, в которое способны погружаться только избранные: обладатели силы "Один за всех" и "Все.за одного". Аямэ с лёгкостью его узнала, по парящим в темноте островам, что больше напоминали глыбы разломанный земли с остатками прошлого, что когда-то на них располагались. Островок, на котором она очнулась был маленьким. Едва дотягивал до пяти метров в длину и ширину. А под лежавшим телом расколотые бетонные плиты с кусочками камешков, неприятно впивающихся в спину и ноги. Девушка поднялась. Состояние тела, как обычно, – никаких изменений и ощущений навалившейся силы. "Может в этом пространстве оценка даётся не реальному состоянию, а духовному? Всё-таки душа – единственное, что во мне осталось неизменным?" – начала строить она предположения, пока сама подходила к краю. Ей было интересно переносится ли островок в ту сторону, куда она пойдет, или балан сохраниться дальше. Островок не двинулся насколько бы близко она не подходила к краю. "Значит физически я не имею никакого влияния на этот мир. Здесь, как и предполагалось, находиться лишь моё сознание". Она стояла так, какое-то время и смотрела в пустоту, где надеялась увидеть кое-что. "Думаю "этого" здесь пока ещё нет..." Она немного дёрнула головой в сторону, почувствовав энергию существа куда более могущественного в этом пространстве, чем её собственная. – Я-то думала, что, наконец, смогу хоть немного отдохнуть здесь в одиночестве, – я тяжестью вздохнула она, присаживаясь на краешеке островка. – Чего ты от меня "сейчас" хочешь, Шигараки? Для тебя "пока" все закончилось. "Раз он здесь со мной, значит я всё-таки стала частью Все за одного", – она незаметно посмотрела на свою левую ладонь, но среди черноты не смогла найти той самой точки. – "Однако мы не связаны сознанием. Я не чувствую его внутри себя или своего головы. Может ли быть, что у него на меня другой план? А может просто не торопиться? Или моя вторая причуда адаптировала меня к Все за одного так, что. Яне попала под его влияние..." – предположений было много, но узнать верное – невозможно. – "Я никогда не знаю, что сделает эта причуда со мной и как примериться к всему тому, что я делаю. Поистине непредсказуемая вещь". Аямэ даже не сразу поняла, что причуда адаптации так же способна накладываться на воздействие других причуд. Пример такого произошёл в детстве, когда у неё получилось наврать Все за одного об обещании отдать своё тело, взамен на жизнь брата. Или же когда во время спортивного фестиваля Каминари бил её разрядом электричества. Конечно, разряд изначально был не мелким, но постепенно устойчивость к электричеству развивалась и терпеть боль от разрядов становилось с каждой секундной лучше. Однако язык всё равно пришлось укусить, чтобы не отключиться и выстоять первую мощнейшую волну... Тодороки чувствовала себя странно в этом пространстве. Остров парил в воздухе, остальные его обломки летали где-то в том ж пространстве вокруг. Здесь не было ни солнца, ни луны, ни звёзд, но видно всё вокруг так же чётко, как и днём. Это поражало и в тоже время пугало. – Тебя эта ситуация совсем не удивляет? Видимо, я в тебе действительно не ошибся, – Шигараки смеялся с того, как девушка спокойно реагировала на это место и на его присутствие у нём. Да и вела себя так, будто не произошло ничего необычного. – Не отвечай вопросом на вопрос, Шигараки. Взгляд упал вниз. Там пропасть. Пустота без  границ, наполненная неизвестностью. – Прости, – извинился он за своё неправильное поведение, а затем обратила к девушке с тем делом, с которым пришёл к ней изначально, – Ты ведь знала, что я проиграю в этой битве? – Разумеется, я знала... К чему этот странный вопрос? В Аямэ проснулся интерес, так что она решилась проверить кое-что. Поэтому вместо того, чтобы и дальше спокойно сидеть на месте, она соскочила с края, желая узнать, чем все обернется. По итогу небольшой эксперимент обернулся тем, что весь мир перевернулся, а она приземлился на тот же островок, только с обратной стороны. "Значит этот мир и правда не имет границ". – Почему же ты не поделилась со мной настолько важной информацией? – Шигараки последовал за ней на другую сторону, поражаясь уровню её способности приспосабливаться к окружающим её условиям. В ней не было страха упасть с обрыва, когда захотелось проверить умрёт она или нет. Он знал, что об этом могло оговариваться в источнике, из которого она черпала информацию будущего, но его Это все равно забавило. То как она бесстрашно рвется к неизвестному или просто желает подтвердить известное. – А ты думаешь твоё знание результата что-нибудь бы изменило? – она, наконец, поднялась на ноги и повернулась к нему лицом. Тодороки встала перед ним в своём новом образе: идеальном, бессмертном, здоровом теле, которое он так жаждал заполучить себе. Поэтому и пожирал её жадными глазами, не в состоянии контролировать собственное желание обладания ею и всем тем, что в ней уже имеется. – Ты и сам знаешь, моё существование в этом мире – сплошная ошибка... Я лишняя переменная в уравнении этого мира, не принимающая никакого значения. Что делает моё нахождение в нём бессмысленным. Где бы я не появилась, куда бы не пошла, где меня быть не должно, – везде случается всё точно так же, как и было предначертано... – Хочешь сказать, что даже без тебя всё будет идти так же? – Не знаю. Может моя жизни и не имеет никаких значений, но влияние на другие переменные она имеет, это я уже знаю точно... "Бакуго, сейчас точно не такой, каким должен быть". – Довольно странная у тебя позиция своего предназначения в этом мире. Существовать ради существующего, но не находить в этом предназначения. – А чего ты ещё ожидал от ошибки природы? – девушка улыбнулась "Неоспоримая правда в том, что я ошибка – недопустимая погрешность в том, где её быть не должно". – Каждая жизнь имеет  свой смысл и предназначение. Даже ошибки делаются для того, чтобы научиться чему-то и получить важны опыт. "Я и без твоих нравоучений это знала". – Ты прав... – даже не пыталась отрицать его слов она, каким бы ублюдком он ни был. "Мир сделал ошибку, впустив меня сюда. Так что я изменю его. Сделаю таким, каким он и должен быть, в моём понимании. И тогда уже пусть судьба сделает со мной всё, что вздумается. Ведь моя роль ошибки будет исполнена, а я обрету своё счастье и, надеюсь, вечный покой вместе с ним..." – О чём ты мечтаешь, Аямэ-сан? Шигараки смотрел на преисполненный счастьем взгляд и довольную улыбку, отразившуюся на красивом лице. Ему стало даже очень интересно, что может сделать эту девушку настолько радостной. Всё-таки она единственная, кого он не может прочитать и выявить истинные намерения. Единственная в мире закрытая книга таящая в себе секреты будущего, которую никому не дано распахнуть. – О нашем будущем... – ответила она, чувствуя как из неоткуда появляются сильные порывы ветра, вздымающие подол её белоснежного платья. И тут она поняла, что значит этот ветер. "Время своего сна пришло к концу. Сейчас нам придется расстаться и неизвестно когда встретиться вновь". – Шигараки, будь терпелив. Все со временем придет к нам в руки самостоятельно. Дала ему совет девушка, прежде чем почувствовать тяжесть, позволяющую ей понять, что та начинает чувствовать своё физическое тело. А это в свою очередь знаменует пробуждение и очередной столкновение с реальностью, с которой до си пор трудно свыкнуться. И ей страшно в один момент проснуться и вновь посмотреть в глаза прошлому миру, обернув все здешние старания в ничего не значащую пыль, которую легко можно стереть с истории всего ныне существующего.

* * *

Веки с тяжестью распахнулись. Перед глазами Аяме возник ожидаемый белый потолок больничной палаты. В нос ударил знакомый насыщенный запах препаратов и хлорки, что раздражали носовые пазухи. Тело пребывало в удивительно идеальной норме: ни какой-либо боли, ни усталости, даже после сонной слабости, которая присутствует каждый раз после полного израсходования энергии. По свету в комнате сразу быстро стало  понятно, что это было солнце, а не лампы, от чего удалось определить примерное время суток. Однако одно из чувств отказалось воспринимать окружающую среду. Она не чувствовала температуры. Для неё в помещении было ни тепло, ни холодно. Ощущать это так было очень странно, от чего она находилась в некотором ступоре, всё-таки странно не ощущать жары, от которой прежде ты задыхался и чуть ли не плавился. "Надо узнать обстановку", – подумалось ей, стоило понять, что она находиться в абсолютно пустой палате, без охраны. – "Надеюсь, все повелось на разыгранный нами спектакль..." Тодороки привстал на кровати и посмотрела вокруг. "Теперь он, схваченный преступник, а я в свою очередь жертва его жестоких экспериментов, кошмары о которых преследуют многих людей во снах. Интересно, сколько времени прошло с того момента и как мир отнёсся к произошедшему?" – Странно, – сказала она своим привычным голосом. От этой неожиданности она даже ухватилась за него рукой, поскольку восстановление не оставила и следа от тех повреждений, которые она сама же нанесла самой себе во время превращения. – Да уж... – вздохнула она и опустив руку от горла, развернулась и скинула ноги с кровати, собираясь попробовать встать. Тело реагировало хорошо, так что она думала, что проблемы с этим не возникнет. Но перед этим, она ещё более внимательно решилась осмотреть палату, про которую она ранее и сказала слово "странно", описывая свои впечатления от её необычности, по сравнению с той, которую та привыкла видеть, исходя из всего прошлого опыта. Аямэ сделала вывод, что это точно не обычная палата. Эта имела более удобные оснащения вроде телевизора, наличием мебели помимо железной прикроватной тумбочки и небольшого шкафа. Палата, в которой она очнулась, оказалась более привлекательной и уютной, чем её собственная комна. "Я не помню, чтобы академия когда-либо выделяла своим ученикам "особенные" условия, насколько бы тяжёлыми не были последствия страданий... Как же это получилось?" Переведя взгляд на тумбочку, она увидела свой телефон, корзинку переполненную самыми разными фруктами и бутылку обычной воды. Она только думала подтянуться к телефону, чтобы посмотреть текущие новости, как взгляд приковал стоящий за всем этим у самой стенки, едва выглядывающий из-за корзины ярко-синий бутон. Сначала, она посмотрела на него без всяких эмоций, но затем, поняв, что именно это за цветок... Её накрыло... Гнев появился из неоткуда, заполняя собой все уголки её разума и завладевая ею полноценно. Он отнял у неё способность к чему-то другому, поднимая значение этого "знак" выше чем адекватность или присущая ей хладнокровность. Синий ирис одиноко стоял в маленькой вазочке, очаровывая своей природной красотой. Вернее, был способен этим очаровать других, но только не Аямэ, которая, глядя на это слабое создание, сразу же вспомнила значение собственного имени, что продемонстрировало наличие не приятнейшего триггера:...

* * *

– Мама, почему вы назвали меня "Аямэ"? – интересовалась маленькая девочка у своей мамы перед сном. Шото к тому моменту уже успел узнать, а вот к маленькой Аямэ сон почему-то не приходил. – Дело в том, что я очень люблю цветы. Особенно "Ирис". Поэтому твоё имя и значит "Ирис" – прекрасный нежный синий цветок прямо, как и ты, Аямэ... – тихо нашёптывала женщина своей малышке. – Мама, я тоже очень люблю цветы, а синий мой любимый цвет... Вот бы увидеть этот красивы цветочек...

* * *

Аямэ, чувствовала, как начинала задыхаться. "Я не помнила! Я не помню такого! Почему?! Я же с рождения имела сознание! Как я могла забыть, если всю жизнь жила с осознанием абсолютно всего?!" Истерика набирала обороты, а воспоминания на этом не окончились. У него оказалось продолжение, которое она не хотела видеть. И желала всё-таки оставить его забытым в том ужасном детстве, от которого она уже давно отказалась. Но нет... Оно не позволило ей забыть его, когда подвернулся столь прекрасный момент напомнить ей, о том что её ненависть существовала не всегда...

* * *

– Папа! – Хм... Старатель обернулся к ребёнку. Он повернул голову и посмотрел на свою дочь из-за плеча, которое едва позволяло ему увидеть её лицо, что находилось настолько низко, по сравнению с ним. По красной-белой макушке он сразу определил, кто из близнецов перед ним стоит. Всё-таки эти двое были слишком похожи, что внешности, что по телосложению, даже голоса все ещё были одинаково писклявы. Так что единственной разделительной чертой расположения сторон. Огонь слева – значит Шото. Огонь справа – значит Аямэ. – Мама сказала, что моё имя значит "Ирис". Такие красивые синие цветочки... – неуверенно затронула эту тему маленькая девочка, видя, как её отец смотрит на неё совершенно незаинтересованным взглядом. – И что? – убивал своим голосом присутствующие в девочке капельки уверенности, собранные для воплощения совсем малюсенького желания. – Ну... – уже начала заикаться она, на первом же слове, стоило увидеть отразившийся в глазах дикий холод и безразличие. – М-мне бы хотелось посмотреть на них... Мама сказала, что они очень красивые... И... Взгляд Старателя стал ещё более сердитым, от чего чувствительная Аямэ дёрнулась, осекаясь на своих словах.  – Прости... Ничего уже не нужно!... Так вот она маленькая и убежала к себе в комнату, где едва сдержала слезы от чувства испытываемой несправедливости. Всё-таки она не сказала ничего ужасного и сама просьба не была наглой или проблематичной, чтобы так на неё зыркать. К такому отцу приходилось долго приспосабливаться, особенно с телом, которое совершенно не соответствует своим развитием по сравнению с душой, помещенной в нём. Слишком тонкой и чувствительной был оболочка, реагирующая на каждую мелочь, затрагивающую её... Следующим утром на столике в их с Шото комнате стоял красивый букетик насыщенно-синих и удивительно красивых цветов, в которых Аямэ распознала те самые цветы, значение которых принимало её имя. Только взглянув на них, она была готова сказать: "Это я". Они были настолько хороши собой, что понравились ей с первой секунды и своё имя она стала считать особенным, а эти цветы стали её любимыми из всех любых других миллионов цветов. Счастью маленькой девочки в то утро не было конца...

* * *

Что стало удивительным, так это то, что столь светлые воспоминания прямо сейчас вызывали в ней не чувство ностальгии или теплоты, а желание опустошить желудок, в котором и без этого ни черта не было. От одного вида этого цветка все нутро выворачивало наизнанку. И Аямэ была абсолютно уверена в том, кто являлся дарителем этого прекрасного ужаса.  На душе стало ещё паршивее. Тодороки схватила маленькую стеклянную вазу в руку и бездумно швырнула её в противоположную стену. Ваза моментом разбилась на осколки, соприкоснувшись со стеной и оставляя на ней мокрое растекающейся водное пятно. Цветок смылся и будто замертво, упал на пол к мелким блестящим осколкам, в которых Аямэ видела разрушевшиеся детские мечтания и сердце, отказавшееся от любви и собственного счастья. Она хотела закрыть глаза, чтобы этого не видеть. Но она не могла этого сделать. Не могла просто скрыть правды того, что когда-то это было и просто смириться с этим. Она продолжала стоять и тяжело дышать я пытаясь проглотить боль и злость, которые были через край. Прийти в себя никак не получалось. Спустя двадцать секунд или даже пятнадцать двери в палату открылись, на пороге стояли полицейские, что по её предположению были её предположительной охраной или же надзирателями, наблюдающими за тем, чтобы она не оказалась такой же марионеткой, как и все остальные Ному. – Живо зови врачей и сообщи, что она очнулась! – один полицейский взял в руку рацию и начал что-то поспешно передавать по ней, а другой вскочил в палату, пытаясь поговорить с ней и понять, что она их себя представляет теперь.

* * *

Вот таким образом вся больница была поставлена на уши, одним только девушкиным пробуждением. И после о покое ей оставалось лишь мечтать. Уже спустя полчаса в её палату ворвались детектив Тсукаучи, учитель Айзава с директором. Они выглядели очень взволнованными, когда только зашли в палату, что было совершенно на них не похоже. Они ещё и бежали к тому же, всех дружной троицей. Аямэ посмотрела на них, но ни слов приветствия, ни радости, в ее взгляде не отразилось. До этого её, как следует, помучали врачи, собирая дополнительные анализы и проверяя её нынешнее самочувствие. От этого настроение было отвратительным, ведь она почувствовала себя реальной подопытной крысой, которую трогали то тут то там, без стеснения и без конца. Даже доктор на ней так не издевался, как все эти докторишки, которые сами понятия не имели, что им от неё надо. Учитель Айзава посмотрел на неё, пытаясь понять это все ещё Аямэ, его ученица или уже нет. Присмотрелся к её недовольному лицу, которое ничем не отличалось от привычного, а затем перевел взгляд на забинтованную руку, которая скрывала след, доказывающий "то самое". Он подумал, что не ему сейчас с ней разговаривать. Сперва, права есть у полиции, а только потом уже у него, как у заинтересованного лица, что не имеет права вмешиваться имея тесную связь с жертвой. Поэтом Шота встал у стенки возле входа прислонившись к ней спиной, откуда  было очень удобно наблюдать за всем помещением. Пока мужчина остался в сторонке, детектив и директор времени зря не теряли. Они звонят табуреты, что всегда стоять у выхода из палаты в углу, и подсели к кровати девушки. За это время она не сделала ни одного лишнего движения и не лишнего тоже. Аямэ не смотрела на них,лишь сжимала руками одеяло. Директор видео это, уделяя забинтованной конечности особое внимание. Совесть и ответственность грызла его, когда он так же кидал свой неловкий взгляд на ногу, скрытую под слоем одеяла. – Мы очень рады, что ты наконец пришла в себя, Аямэ. Как твоё самочувствие? – поинтересовался директор, когда тот попытался побороть желание извиниться перед ней, поскольку знал, что лучше ей от этого не станет. Он-то уже прознал о ее характере и прекрасно понимал, что если сделает так, девушка лишь почувствует себя виноватой в том, что из-за своей слабости вынудила его приносить ей извинения. А ему не хотелось делать больнее и вешать на неё ещё большую тяжесть, чем есть сейчас. Молчание. Аямэ не произнесла и слова, что поставило всех присутствующих в неловкую ситуацию. Никто не думал, что последствия превратятся в безмолвие. Директор испытал шок. Своими лапками он смял свои идеально выглаженные штанины, пытаясь подавить эмоции, что сейчас были очень неуместны. Всё-таки он тот человек, который в нынешнем положении должен был иметь холодную голову, чтобы тем самым холодным суждением помогать ученице, но контролировать сейчас себя оказалось труднее, чем он думал. – Аямэ, ты же помнишь меня? В дело вступил детектив, который подумал, что разговор с более посторонним человеком, который не имет к ней никакого отношения дастся ей легче. Только вот на это она тоже реакции не подала. Продолжала неподвижно сидеть на месте, смотря в одну точку, и лицо не меняла. – Я детектив Тсукаучи, – представился он ещё раз, хотя и был уверен, что память девушки позволила запомнить его ещё с первой их встречи. – Мы встречались с тобой раньше, во время разных происшествий, таких как нападение на USJ... Прости, что приходиться тревожить тебя, хотя ты только очнулась, но нам просто необходимы твои показания, чтобы разобраться и провести расследование о произошедшем... Аямэ сидела и думала о том, что от нее хотят услышать. Конечно, она уже давно заготовила себе речь о ужасных муках и отвратительно обращении с ней в "том" месте, но сейчас отыгрывать очередную роль не получалось. "Раньше же получалось, так почему сейчас нет?" Ей легче было претвориться потерявшим эмоции камень, чем врать волнующихся за неё людям. "Детектив Тсукаучи, директор и даже Айзава-сенсей... Почему именно они пришли ко мне? Почему это не мог быть кто-то другой, кому я могла и не такой лапши на уши навешать?!" Тодороки сильнее стиснула одеяло в своих руках, не представляя даже в голове, как прямо сейчас посмотрит на них и начнёт нагло врать. Она прямо таки видела их полные печали и жалости глаза, которые верят ей и это убивало её изнутри. – Уйдите... – всё-таки вырвался из её едва открытого рта голос. Даже это слово далось с настолько большим трудом, что она поджала ноги и спрятаться лицом в колени, не желая показывать той тяжести, которую не была способна скрыть в этот чёртов раз. – Прошу вас... Не трогайте меня... Уходите... – тихим шепотом продолжила она, пока плечи и руки дрожали. Аямэ заплакала, это поняли все. От чего удивление накрыло шок, увеличивая степень неверия в происходящее. Они все подумать не могли, что она так отреагирует на простую просьбу поговорить с ними о случившемся, что застало их врасплох. Теперь они чувствовали вину за то, что заставили её плакать. – Прости меня, думаю, что мы слишком поспешили с взятием показаний, – Тсукаучи, понял, что перегнул палку решив, что девушка ответит на его вопросы всего спустя час после пробуждения. От того быстро запрятал свою записную книжку в сваю сумку, понимая, что сегодня она ему точно не пригодиться. – Я зайду в другой раз... Или когда ты сама будешь готова, рассказать нам, о произошедшем... "Он снова придёт? Не надо!" – Аямэ... – позвал ученицу директор, когда второй мужчина поднялся со своего места собираюсь незамедлительно уйти, не заставляя Тодороки испытать ещё более серьезное эмоционально давление. Незу предполагал, что её состояние – результат того, через что ей пришлось пройтись в этом отвратительном эксперименте. Но он даже представить боялся, через что пришлось пройтись ей, чтобы достигнуть "этого". Он даже подумал, что это могло быть что-то похуже чем то, через что пришлось пройтись ему самому. Он встал со своего места и перешёл на стул своего полицейского товарища, что был чуть ближе к девочке. Осторожно протянув свою руку, он коснулся её плеча, почувствовав пробегающую по собственной руке дрожь. Директор погладил её своей лапкой по крепкой спине. Черные бусины наполнились грустью и нежеланием принимать всё таким. – Не волнуйся ни о чём и отдыхай. Уверен, что ты со всем справишься и снова сможешь к нам вернуться.... Помни, что тебе всегда будут рады в UA, что бы ни произошло... Слова директора были такими тёплыми, что Аямэ захотелось обнять его... Обнять, как свою любимую плюшевую игрушку и поплакать в голос. Хотелось сказать обо всём, что гложет на душе и то, что она просто вынуждена им врать. Но она знала, что ни директор, ни кто-либо ещё не примет того вида будущего, которое она для них подготовила. Они просто не поймут её и точно не позволят ничего делать дальше, если услышать, чем ради этого она пожертвовала и чем ещё собирается пожертвовать дальше. "Простите меня... Я не могу..." Незу так и не услышав ничего другого, кроме предшествующего "уходи", спрыгнул со стула и направился на выход вместе с детективом. Айзава же отлип от стены и подошёл к своей ученице, что сейчас тихонько сидела, обняв саму себя так, будто выстраивает вокруг себя защитные стены. Только вот... Какая же это защита? Чуть наклонившись, он осторожно положил свою руку на её голову и аккуратно погладил растрепавшиеся волосы. – Не переусердствуй... У тебя достаточно времени, чтобы обо всём подумать...

* * *

Прошло несколько дней... – Как она? – спросил Айзава у её лечащего врача, стоя прямо перед палатой Тодороки. Сейчас они оба стояли напротив окна её палаты и внимательно наблюдали за тем, как она неподвижно сидела на месте, неотрывно глядя в окно, что было в абсолютно противоположной от них стороне. Наблюдая за ней в течение уже долгого времени, Айзава поражался некоторым особенностям, которые не смог увидеть в школе, ведь не смотрел на неё одну столько же, сколько смотрел прямо сейчас. Даже будучи погружённой в саму себя, она не кривила спину, а продолжала сохранять гордую осанку. Синяки под её глазами с каждый днём становились всё больше. Казалось бы, зачем сон, если энергия не утрачивается, но тело все равно чувствовал потребность как-то уснуть, ведь рефлексы не перебьешь никаким ускоренным восстановлением. Но что больше всего ему не нравилось во всем это так это то, что либо день ото дня становилось более кукольным, а реакция на окружение пропадала. Порой она и вовсе не замечала медсестёр или врача, водящих в её палату и достаточно громко шумящих. – С тех пор, как очнулась, ни разу не уснула. Но это из-за физиологической особенности её тела, возникшей благодаря причуде расходуюшей в качестве батарейки её личную энергию. В этих условиях просто некуда растрачивать энергию... – начал было доктор описывать её состояние. – Беспокоит то, что она ни с кем не разговаривает... – врач листал бумаги из личного медицинского дела девушки, где было уже полно разных данных об проделанных ими исследованиях. – Мы предполагаем, что это вызвано пережитым шоком, но, исходя из этой теории появляется странность... Учитель заинтересовано посмотрел на врача, уже взглядом задавая ему очевидный вопрос. Доктор без озвучивания его понимает и продолжает: – Она позволяет свободно к себе прикасаться. Айзава быстрое отнимает, почему это настораживает доктора, но тот все равно рассказывает об этом  подробнее: – Обычно, при таких случаях пациенты начинают соблюдать дистанцию и ограничивать возможность контакта с любыми объектами, способными нанести им вред. А её случай почему-то стал исключением.... – врач всё говорил и говорил, а Айзава улавливал каждое сказанное им слово, запоминая всё в мельчайших деталях, пока сам продолжил наблюдать за ученицей, чей взгляд по-прежнему прикладывался к открытому окну. Всё это продолжалось в таком же темпе до тех пор, пока в палату неожиданно не залетела бабочка, которая стала неожиданной целью девушкиного внимания. Аямэ внимательно смотрела туда, куда она летела. И так маленькое природное создание подлетело к ней само, приземляясь на чёрный указательный палец левой руки, которую Аямэ подняла в надежде на то, что сможет прикоснуться к порхающему у её лица насекомому. Фантазия исполнилась и бабочка сама с удовольствием приземлилась на кончик пальца, не чувствуя никакого дискомфорта или чувства страха, перед человеком. Врач заметил это, поэтому решил попутно к результатам исследования добавить несколько фактов, которые сейчас хорошо демонстрировались в этой необычной картине: – То, что это насекомое село на неё может доказать лишь две неприятные вещи, за одну из которых мы ручаемся на девяноста процентов, а десять за другую. – Что за они? Айзава видел, как Аямэ очень медленно поднесла бабочку к своему лицу, рассматривая её вблизи. Насекомое совершенно не боялось её, что было удивительным. Ведь ещё немного ранее эти существа ни за чтобы к ней не приблизились. – Та что на десять процентов уверенности предполагает собой то, что в девушку могли вживить причуду, способную управлять насекомыми, может конкретно бабочками или что-то подобное... Доктор закрыл медицинскую карту, где чётко расписал абсолютно всё. Он и сам с любопытством наблюдал за столь редкостным, пускай и ужасным экспирементом, испытывая внутреннее восхищение от создания почти идеального человека. Как бы ужасно оно ни было. – Другая же теория предполагает, что причина скрывается в том, что девушка действительно больше не является человеком. И это даёт хорошее объяснение тому, почему остальная природа не видит в ней враждебности, как от чужеродного вида. Сейчас для насекомых и животных она, скорее, чем-то неживое, как бы прискорбно это не звучало... Мужчина в белом халате тяжело вздохнул, смотря на девушку, что ещё и жизни всей увидеть не успела. В его глазах Аямэ Тодороки была всего лишь ребёнком, что намного младше его собственных детей. Однако после всех проделанных анализов, он мог совершенно точно сказать, что то, что они сейчас видели перед собой с героем – невозможно назвать человеком или живым существом, в принципе. – Проверить первую теорию мы, к сожалению, не можем, так как девушка отказывается идти с кем-либо на контакт и ответить даже на самые простые вопросы. И боюсь, что если она продолжит замыкаться в себе всё больше, то она действительно может превратиться в куклу, потерявшую связь с нашим миром... Айзава такие его высказывания жутко не устроили. – Честно говоря, чувствую себя жалким.  Психологи бесполезны, а мы настолько отчаялись, что опустились до того, что давим на больное, чтобы добиться хоть малейшей реакции... Бабочка вспорхнула с пальца Аямэ от чего на секунду на лице возникло чувство лёгкого испуга. Рука дёрнулась вслед за крылатым созданием, пока не зависла в воздухе, не в состоянии подняться выше и достигнуть её. После же всё вновь вернулось на свои места, как и было изначально. "А что, если попробовать..." – подумалось в тот момент учителю, что прокрутил в свое голове не очень правильную с педагогической и моральной точки зрения авантюру. – Доктор, если я приведу человека способного как-то изменить ситуацию, то вы подпустить его к ней? – Только при гарантии того, что её не доведут до ещё более тяжёлой формы замкнутости. Хотя куда ещё хуже? – с отчаявшимся взглядом, опустил он глаза на мед карту, что становилась тяжелее с каждым днём. – Не волнуйтесь, этот человек ни за что не навредит ей. Могу взять это под свою ответственность...

* * *

Летние каникулы для учеников продолжались, но дети теперь находились не в школьном лагере, а у себя дома под строжайшим наблюдением родителей. И сейчас, после случившегося инцидента, учителям академии пришлось посещать этих самых строгих родителей для получения специального разрешения, на дозволение академии изменить систему своего обучения, превращая обычную школу в школу-интернат, в которой дети смогут находиться под наблюдением учителей, под сильнейшей системой безопасности. Итак учитель Айзава вместе с Всемогущим разъезжали по домам всех учеников первого А класса. И первым к кому они заехали была семья Джиро. Там их встретили адекватно, но вскоре после принятия гостей, со стороны главенствующего члена семьи посыпалась критика. Только вот вошедшая чуть позже Джиро, раскрыла своего папашку, что старался сделать вид ответственного родителя, что очень беспокоиться о состоянии своей дочери, хотя сам принял решение по поводу разрешения сразу, как пришло уведомление. Айзава не ожидавший такого лёгкого ухода, как-то расслабился и успокоился. Он ожидал более жёсткого и недоверчивого отношения к себе. – Похоже самым сложным для меня будет ответ на вопрос о состоянии Аямэ, чем вся та критика, к которой я готовился, – честно признался Айзава, садясь за руль и пристегиваясь, пока Всемогущий приземлялся на соседнее сиденье. Джиро задала вопрос об Аямэ сразу после принятия родителями решения о её возможности переезда в общежитие UA. Её родителей это тоже очень заинтересовало стоило дочери напомнить им о том ужасе произошедшего, который они видели через прямую трансляцию. Они переживали за Аямэ, почти ровно настолько же, сколько переживали за собственную дочь. Всё-таки в их фантазиях Кьека могла оказаться ровно на том же месте, пускай это и было очень далеко от реальности. Айзава рассказал им, что девушка идёт на поправку и уже пришла в себя, но не более того. Он не представлял, как мог сказать им о её "реальном" состоянии. Всемогущий прекрасно понимал, через что приходиться проходить Айзаве. Говорить о плохом состоянии того, кто очень дорог кому-то, весьма трудно. Всё-таки Аямэ важна для всех своих одноклассников и без неё каждому будет тяжело и плохо. Тошинори представить не мог лиц учеников, если вдруг девушка не придёт в норму к началу нового учебного семестра и не появиться в академии. Именно этим грозила академии геройская ассоциация, что до сих пор не получила от Аямэ никаких показаний о случившемся, что является препятствием к расследованию, не смотря на то, что она являлась жертвой произошедшего. Айзава сидел на месте, не трогаясь с места. Руки крепко сжимали руль, а лоб упирался в его центр. Он понимал, что следующий дом будет не только одним из самых сложных, но и станет их общей надеждой...

* * *

– Без проблем! Он ваш с потрохами, – сказала женщина, на рефлексе прописывая парню, сидящему рядом с ней, подзатыльник. Их внешность и характер были настолько идентичны, что не назвать их родственниками было просто невозможно. Особенно когда те начали препираться друг с другом, используя схожую манеру ругательств друг против друга, не взирая на присутствие посторонних людей. Сидящий и наблюдающий за этим Всемогущий, даже подумал о том, что эта семейка самая странная их всех, что ему доводилось видеть. Но чуть позже всё же они услышали неожиданный и уверенный ответ со стороны матери Бакуго, что была настроена весьма одобрительно насчёт академии, идеи школы-интерната и была совершенно спокойна по поводу произошедшего, ведь её сын вернулся домой в целости и сохранности. Она даже была очень рада за то, что в академии есть люди, что понимают истинную сущность её сына, а не лишь то, что находиться у него на поверхности. Этот разговор вышел самым простым и самым быстрым по принятию новых условий обучения в академии. Разговор о школе быстро закончился и наступил иной разговор, начатый учителем в сторону своего ученика: – Бакуго, если ты не против, мог бы ты нам кое с чем помочь? – спросил у него учитель Айзава. На эту просьбу учителя его родители лишь удивлённо переглянулись. – С чем? – Бакуго примерно догадывался о чём пойдёт речь, но желал убедиться в своих догадках. – Не мог бы ты вместе со мной навестить Аямэ? – стоило лишь услышать это имя, как внутри Бакуго начало что-то шевелиться. Брови свелись к переносице, а сам он помрачнел. – Вы про то дитя, которое было похищено вместе с нашим сыном, над которой ещё издевались злодеи?! – Мицуки вспомнила, что видела по телевизору. Так же вспомнила о том, какой красивой и очень впечатляющей была эта девочка ещё с самого начала года. Даже за их идиотом ухлёстывала. Помогала ему в учёбе и давала вкусные домашние рецепты. – Что же с ней такого случилось? И чем Катсуки сможет ей помочь?... – уже более серьёзно отнеслась к ситуации женщина. – Я не могу рассказывать подробностей посторонним людям, но сейчас она находиться не в очень стабильном состоянии и отказывается со всеми говорить, из-за пережитого шока... – вкратце объяснил Айзва, стремясь скрыть, как можно больше информации, но заставить их проявить понимание. – В академии ты был тем, с кем она пыталась сблизиться больше всех, не смотря на сложность особенную осторожность. – Я поеду... – без всякого промедления ответил парень, уверенно смотря в глаза своему наставнику. Такой быстрый ответ удивил абсолютно всех без исключения, особенно сильно удивление затронуло его родителей. А Айзава и предположить не мог, что Аяме удалось забраться так глубоко в душу парня, что тот уже без промедлений отзывается на просьбу связанную с ней. Хотя неладное между ними происходило ещё вовремя летнего лагеря. – Спасибо тебе, Бакуго. Я заеду за тобой завтра в два часа, – учитель поднялся со своего места, а вместе с ним и Всемогущий. – Ты же не собираешься ругаться с ней? – решил на всякий случай убедиться в намерениях собственного сына Масару, слегка переживавший за девочку. – Да не буду я с ней сраться! Она быстрее меня обосрёт, чем я её! Слышать такое высказывание с его стороны, казалось для родителей необычным. Всё-таки их сын везде и всегда считал себя абсолютным победителем, будь это какое-либо соревнование или спор. Катсуки всегда был упрям, как баран, и придерживался собственного мнения, вне зависимости от того прав он или нет. Его мнение – всегда превыше и вернее любого другого. – У меня к ней и свой разговор есть... Его дальнейшее спокойствие и таинственность, конечно, вызывали подозрение, но почему-то Айзава был уверен, что все с ними будет в порядке. Учителя стали выходить на улицу, а Бакуго вышел вслед за ними и проводил до самой машины. И когда учитель Айзава уже собирался садиться внутрь, Катсуки спросил у него: – Каково её "настоящее" состояние? Айзава посмотрел на своего ученика, что выглядел достаточно спокойным и расслабленным, будто в нем не присутствовало ни каких лишних эмоций, хотя взгляд говорил об обратном. – Все равно узнаю, когда увижу. Айзава подумал, что ему действительно стоит рассказать об том сейчас, чтобы парень заранее подготовился к тому, чтобы стать таким же отвергнутым, как и все ранее посещавшие Аямэ люди. Да и отсутствие посторонних людей ему это позволяло. Всемогущий почему-то думал, что Айзава воздержится от подробностей. Вставки они не от чего в это. Мире не защищены и любую информацию следует бережно охранять. Но его предположения не подтвердились. – С тех пор, как проснулась, ни разу не поела, не спала и отказывается разговаривать со всеми без исключения. Единственное, что от неё можно услышать "уходи"... Бакуго представил себе эту картину. И теперь думал о том, что его ждёт тоже самое. Так что теперь требовалось придумать план, который бы позволил выдавить из неё больше, чем это жалкое "уходи". – Что если у меня не получиться с ней поговорить? – он был объективен и серьёзен. Понимал, что заставить "её" заговорить, будет весьма трудным испытанием. Хотел знать наверняка, каковы последствия данного исхода, чтобы понимать, насколько далеко придется зайти ради этого "давай поговорим". – Если она не вернётся в нормальное состояние и не даст хоть какие-то показания, то, высока вероятность, что ей придётся забыть о геройском будущем. Всемогущий кинул на Айзаву шокированный взгляд. Тот не понимал, с чего он так выразился, когда ещё ничего не решено окончательно, но по глазам коллеги понял значение слова "помалкивать". Бакуго помолчал всего ничего, прежде чем с полной уверенностью заявить: – Этого не произойдёт... Оба мужчины прям почувствовали исходящую от этих слов гарантию, что никак не состыковывалось с его прежним избегающим отношением к девушке. – Бакуго, мальчик мой... – Всемогущий не мог сдержать своего восхищения перед учеником. Только в от позволить восхищаться собой слишком долго, Бакуго не позволил, поскольку теперь пришёл черед отвечать на вопрос другому преподавателю: – Всемогущий... Мужчина столкнулся с учеником взглядами. Он казался спокоен, но что-то вынудило нутро Всемогущего содрогнуться. – Кем вам приходиться, Деку? Айзава в этот момент очень странно покосился на своего коллегу. Ему тоже было интересно в каких "ещё" отношениях могли состоять учитель и ученик. Тем более его это заволновало больше, когда вопрос зашёл об этом подозрительном дуо. – Учеником, конечно же... – соврал тот, мысленно извиняясь перед парнем. – Прямо как ты. Я вижу в нем героя с хорошим потенциалом. Бакуго чуть зажмурился, услышав из уст героя ложь. Он сразу вспомнил слова Аямэ: "Если ты хочешь знать, то я тебе всё расскажу. Но ты уверен, что действительно не пожалеешь о том, что захотел услышать эту правду?". Теперь он точно был уверен в том, что ему не хотелось бы знать правду, ведь перед ним уже стоял ужаснейший секрет, который, с его полной уверенностью во мнении, хранили эти двое уже неопределённое количество времени. И если вдруг есть что-то ещё более жуткое в их арсенале, чем это, то ему будет ещё отвратительнее это принять. – Вот как... Он развернулся на сто восемьдесят, чтобы под громкие крики матери вернуться назад в дом. – Если вы так сильно не хотите говорить правду, то ладно. Но спасибо... За всё. Лишь в тот момент Всемогущий смог заметить усталость в лице парня. У него были мешки, которые тот до сих пор скрывал за недовольно сжатыми глазами, тенью лампы или полуденного солнца. Сейчас же под особым ракурсом это было хорошо видно. Мужчина подумал, что произошедшее слишком шокировало Бакуго, но сам понятия не имел, насколько же глубоки переживания юноши, что медленно, но верно шёл назад в свой дом. – Дети не должны так страдать... – сделал он для себя вывод, исходя из состояния Бакуго и Аямэ, которую не так давно видел в больнице, но не подумал даже зайти к ней. Тоже самое он мог сказать о Мидории, чьи руки достигли критической точки. Они все были всего лишь детьми, принудительно захваченные проблемами взрослых, эгоистичных взрослых, которые теперь они вынуждены решать они. И ещё герой сделал самому себе замечание в том, что, по большей мере, вина лежит именно на нём. В его слабости и беспомощности своего жалкого состояния. – Так больше продолжаться не может...