Вокруг нас

      Молчание в карете делалось куда громче шума колёс, лёгкого скрипа деталей. Но детская непосредственность всё же спустя пару минут начала осваиваться в обстановке, где взрослые старались и не шевелиться-то особо. Фрида прошлась по карете — большой и просторной. В ней могло разместиться человек десять, да и кушетки-сидения позволяли даже спать в дороге. Сама идея завораживала. Как дом, который всегда можно взять с собой. Девочка молча посматривала на широкие дверцы, на резьбу, пока брат молча сидел рядом с матерью, но живым взором изучал высоту, расстояние, а на лице читалось впечатление. Род следил за всеми краем глаза, ненавязчиво. И где-то внутри чувствовал неуютность, неприятное беспокойство. Не мог не чувствовать и то волнение, селившее и призрачную слабость. А стоило ли навязываться в эту поездку? Вдруг всё выйдет даже хуже, чем было до того момента, когда он закрыл дверцу транспорта? На какие-то мгновения накатывало и более чем естественное желание вернуться домой в покой и тишину, подальше от этого. Но мужчина отгонял слабость — делает то, что должен. Не только по зову долга, но и сердца. И это пестовало его стойкость. «Ключ это Элфрида. Но надо дать ей время», рассуждал Райсс здраво, то и дело поглядывая на жену. Она одела юбку, на удивление не практичную тёмную, а светлую, а поверх рубашки жилет. Жёсткий, но дорого расшитый золотыми нитями. Чтобы и замаскировать живот после третьих родов, и чтобы как-то привести его в порядок. Элфрида дома редко одевалась как-то женственно. В основном она сидела с детьми и это сказывалось. Однако в этой поездке, видимо, решила взять себя в руки. Это читалось и в том, как она рассматривала виды из окна — открыто выказывала презрение к мужу, представляющему для неё куда меньший интерес. Это далеко не их общение по жизненоважным, необходимым делам и ради детей. И в таком более живом и настоящем поведении она его отчасти привлекала. Всё же она была… сильной. При всех проблемах, каких-то недостатках. А не безвольной. Покорной всему, глупо пытающейся играть в пустое счастье.       Шажки тем временем по карете приближались под стук колёс. Род перевёл взор на Фриду, та рассматривала теперь занавески. И чтобы привлечь её, развлечь и порадовать, мужчина заметил: — Здесь есть и раскладной стол, Фрида, — проговорил он и пересел, сцепил руки на животе. — Думаешь, сможешь найти? — Ух ты, — выдохнула девочка и начала озираться с большим интересом, а тревоги из-за родителей явно отступили ещё дальше. — Но как бы он тут уместился, — заметил Улькин и медленно встал с диванчика на другой стороне. С недоверием и любознательностью. — Выглядит как просто большая карета. — Это походная карета, — Род коротко улыбнулся ему, поясняя. Расслабился от радости, что сумел как-то вовлечь детей в занятие. Хоть какое-то. — Она делалась на заказ лет тридцать назад. Но вполне в пристойном состоянии и справляется. Здесь можно ночевать, а под диванами и места для хранения.       Фрида оставила поиски стола и устремилась к сидению отца, и тот охотно встал и продемонстрировал, что оно откидывается вверх на петлях. Внутри в самом деле лежали вещи. И пара закрытых больших шкатулок. Неизвестных девочке, с красивыми декорациями из кожи. — Можно? — спросила она, робко смотря на родителя.       И Райсс кивнул, помог ей вытащить одну, пока к ним подходил и мальчик. Исследование нового смогло затенить его не лучшее отношение к отцу, и создавалась такая обстановка, где они могут просто хорошо провести время. Род этому радовался искренне, чувствуя на сердце любовь к ним и долю лёгкости от их непосредственности. Мельком взглянул на Элфриду, проверить «погоду» у неё. Она смотрела прямо на него, скривившись его возможному и вероятному умыслу. В блёклых глазах, немного заплывших, сквозило и то презрение, знание. Но женщина никак не комментировала это. Не отнимала у детей этих минут. Пускай те и делали ей неприятно. Что ж, Род не спешил нарываться на общение с ней, пока просто изучал и подготавливал почву. Фрида тем временем открыла ларец. — Это… походный сервиз? — вопрос заставил мужчину мигом перевести внимание обратно к детям.       Оба отпрыска присели на диванчик и вытаскивали блюдца и тарелки. Красивые, расписанные, но и не такие, какие могли бы ставить на торжественном приёме. Более тяжёлые, форма более устойчивая в гранях. — Верно, очень много здесь для удобства в дороге. Не всегда можно найти постоялый дворе как никак, — с улыбкой кивнул Райсс, и дети подняли к нему головы, слушая его. Как и раньше. — Поэтому здесь продуманы такие вещи. А у более богатых семей кареты ещё больше. Их тянут и шестёрки лошадей. И в них самих устроены сдвижные механизмы. Можно поднять и крышу. Но у нас попроще, зато и надёжней. — Меньше подвижных деталей — лучше? — уточнил Улькин, осторожно держа одну из сервизных чашек двумя руками. Чтобы не выронить ненароком. — Верно, за ними надо ухаживать и заботиться, — начал пояснять Род, вовлекал детей с лёгкостью к чему-то новому, сложному.        И пока карета ехала вперёд, он рассказывал всё детям, поучая их и развлекая одновременно. Получалось без проблем, сглаживало какие-то углы, но обостряло ощущение разлада между двумя взрослыми.       Казалось, что по мере того, как дети улыбаются шире, охотнее исследуют нутро повозки, Элфрида мрачнеет. Мужчина видел, что ей досаждает, как он по-настоящему общается, вполне искренне, с детьми, а не то, что те хорошо проводят время с ним. Её будто коробило, что после всего устроенного он просто вернулся, и всё проблескивает тем прежним. Как будто не было измены, на какие-то мгновения та растворялась в этих разговорах. Как будто они снова полноценная семья. Точнее, не снова. Они никогда ею не были, в какой-то момент заменив подлинное общение игрой в семью, в долг. Возможно, это и стоило исправлять. Но женщина не отнимала у них троих драгоценные минуты, не вмешивалась, что Род отмечал с трогательной, скромной заботой, что разлилась на душе. Выделял в ней это. Она была весьма мудрой, хоть и не красиво-элегантной — женственность и та мягкая лёгкость в ней отсутствовали. Но сейчас хотя бы что-то отдалённо похожее мелькало в её гордости. Он чуть улыбнулся, поглядывая на неё, когда она отвернулась к окну и не могла этого видеть. На сердце с аккуратным ударом призрачно разошлось и ломкое тепло — они похожи. И ему для начала, для спокойного общения надо заполучить её, стойкой и умной, что вызывало тень того восхищения, прощение. Они могли действительно остаться хорошими друзьями или же… полюбить друг друга. Попробовать. Не пылко, но искренне. Она ведь понимала его по-настоящему. Не одобряла, но… понимала. И это было столь важно. В эти мгновения в карете эта мысль появилась так естественно, так робко, будто он был снова молод, но уже и осторожен, бережен. Её чувства живы, хоть Элфрида и придерживала их, выковывая новую стойкость. Его чувства видят. Пускай никуда не делось и то напряжение, и та практичная решимость добиться нужного. «Но нельзя спешить и делать глупостей, чтобы не злить её», подумал мужчина, ощутив и тот наплыв мужского азарта. Ему требовалось впечатлить её, как будто они ещё не были мужем и женой. По-новому познакомиться. Ни одни цветы, никакой из подарков в этом ему не помогут. Хотя хотелось её как-то порадовать. Пока это было затруднительно.       Он посмотрел в окно и приметил знакомые пейзажи. Прошло уже часа два поездки, и мужчина заметил вслух: — Как насчёт остановиться скоро и посмотреть на самую большую мельницу в округе? — спросил он не то детей, не то жену, не то самого себя. — Это очень выдающаяся достопримечательность. — Выше, чем у мистера Декстера? — не поверил Улькин, смотря на отца снизу вверх. С любознательностью и самую малость пристальностью. — Намного, — улыбнулся Род и удержал себя от того, чтобы не взъерошить сыну волосы — тот мог воспринять жест как подачку. — Она очень старая, но за ней следят как должно. Прогуляемся, — повернулся к жене, предлагая: — разомнёмся. Там и красивый арочный мост. И растут ивы.       Элфрида, впрочем, откровенно недовольно сжала губы. Понимая чего он хочет добиться. И когда она позволила себе не скрывать эти эмоции, дети, что было обрадовались возможной прогулке, чуть сникли. Напоминание. Простое, без возведения в порицание. — Не думай, что это что-то меняет, Род, — холодновато проговорила женщина, выпрямляясь на диванчике, по-сухому сцепляя руки поверх юбки. — Хоть что-нибудь. Всё как было, так и останется. Как оно и есть на самом деле. Не стоит тут пыжиться.       Род чуть прикрыл глаза — в своём роде упрямый вызов. Она не собиралась его пускать куда-то за установленные границы. Но это заставило его наоборот улыбнуться. Такая ему она нравилась больше, чем глупая, наивная и покладистая как овечка. Вдобавок, на его стороне сейчас играли дети, и он вовсю пользовался этим положением. — Но… мы можем просто посмотреть на мельницу? — аккуратно спросила её Фрида, смутно чуя, что решение за матерью. Поёжилась, раздался шорох тканей, но всё же озвучила: — А папа расскажет о ней. Мне очень интересно. — Можем, я буду только рада, если вы хорошо проведёте время, — выдохнула Элфрида, отвернувшись вновь к окну. — Но меня это сейчас не касается. Я просто посижу тут. — Там есть места, где мы не пересечёмся, — заметил Род, аккуратно щупая её настроение и тот почти что пятачок плацдарма, что у него имелся. — И ты не боишься, что я наговорю что-нибудь эдакого без тебя?       Она бросила на него острый, взметнувшийся в эмоциях взор, и он лишь примирительно улыбнулся. Поймал её на чувствах, и это был первый её небольшой проигрыш. На её ревности, что он приметил днями ранее, можно было немного поиграть. А там он попробует выразить ей то обоюдное, что у них ещё имелось. — Элфрида, пойдём, — начал он уже просто в спокойном предложении. — Просто подышишь воздухом, а я свожу детей. Мне не хотелось бы, чтобы ты из-за нашего разлада просто сидела в карете. — Разлад? — проговорила женщина строго. — Так ты это называешь? Мне казалось, что мы уже всё обговорили месяцами ранее, Род. А сейчас ты хочешь что-то поменять? — Я просто хочу, чтобы мы хорошо провели время в поездке, — ответил мужчина, заверяя её, обозначая и ту заботу, что успокаивала детей, начавших нервничать от этих непростых и довольно открытых фраз. — Просто хорошая поездка. Для всех. И всё это…       Его фраза оборвалась, потому что карета вдруг остановилась, и Райсс мигом повернулся к окнам ближайшей дверцы с лёгкой озадаченностью, сухим интересом. Навострились и дети, с радостью отвлекаясь от неприятного разговора взрослых — лишь Элфрида не изменилась. Повозка могла остановится на перепутье, пропуская кого-то встречного. Мало ли причин.       Род признал фермерское угодье, из тех, что формально принадлежали властям, куда по факту ссылали работать всех, кто не преуспел найти место в жизни, работу. Не сумел определить точно, какое из них. Однако и короткая заминка играла пользу. Мужчина чуть собрался с мыслями для следующих фраз, чтобы немного расположить к себе жену. Если уж не своим силами, то лёгкими рычагами детей. Но произнести их ему не довелось — впереди послышались смазанные выкрики, ругань, а потом и гомон. Пролетела и пара громких фраз слуги-возницы, просившего дать проезд. Теперь же Райсс аккуратно навострился, почувствовав лёгкий укол тревоги глубоко на сердце. Внутри него зазмеилось нехорошее предчувствие, а в животе чуть скрутило. «Этого ещё не хватало. Ну почему поездка не может идти просто спокойно? Что там у них, дорогу завалило?», он сдерживал эмоцию внутри, оценивая то неведомое. Проблем лучше было избегать. Ему не хотелось иметь ничего общего с новыми неприятностями, да и не со всем он мог сладить. У них нету времени разбираться с тем, что приключилось впереди на дороге. Это помогло сделать мысленный выбор. «Лучше развернуться, а не стоять тут», заключил он спустя пару секунд, слушая этот безрадостный и беспокойный шум снаружи. Дети же наоборот подались поближе к окнам, желая увидеть, что там происходит. Их безвинное любопытство не носило волнения и недовольства взрослого. Это могло привлечь ненужное внимание извне. — Нет, лучше вам отойдите, — покачал головой Род, пройдя к ним, взял Фриду за плечи и начал отводить подальше, — не думаю, что там есть на ч…       Его голос перекрыл удар по карете. Совсем рядом с дверцей. Кажется, камнем. Дочурка чуть вскрикнула — больше от неожиданности, пока возница впереди уже ругался и предупреждал кого-то отойти. А Улькин с расширившимися глазами отшатнулся к отцу от дверцы. Внутри Рода сжался острый страх, что затмил всё — неприятность была явно большой проблемой, а не простой неприятностью. Опасной. И это совершенно внезапно подкралось к ним. Вот так врасплох. Шум стал громче — он смог теперь против воли расслышать отдельные голоса, которые ругались на них, на повозки впереди. Что они, приезжие, ездят туда-сюда и не знают, что здесь, в округе, голод. Недовольная толпа, которую злили, очень опасна.       Мужчина это чертовски хорошо представлял. Слишком даже красочно. Первые пару секунд Райсс боялся, что случится что-то очень нехорошее. Ведь их карета выглядела богато. Что толпа вломится в поисках… еды. Не то, что он хотел видеть в своей жизни. Но первые мгновения страха за себя самого ушли. Мысли в голове зашевелились. Рядом с ним дети и жена. Лучше один, чем все четверо. Он должен был отвести беду и дать возможность. Род направил детей к жене, что испуганно подалась вперёд, застыв от ужаса. Он взглянул на неё, видя растерянность от такой внезапности и простой ужас за них. И сам стал только уверенней в своём доводе. Ответственность помогала пересилить собственную тревогу, что била в крови холодом. Даже если с ним что-то случится, он должен сделать так, чтобы они втроём не пострадали. Они не только будущее семьи Райсс, но и его семья. И он поступит как надо. Без лишних раздумий о том, как выкрутится. Времени могло просто не быть, и он это понимал. Не мог рисковать близкими. — Сидите здесь, я выйду посмотрю, — произнёс он на удивление спокойно — самообладание, выпестованное годами не подводило и в такой ситуации. И даже голос звучал жёстче, чем обычно. — Но не выходите. Элфрида, присмотри за ними. — Род, может, не стоит? — нервно покачала головой женщина, вслепую прижимая к себе притихшую Фриду. — Присмотри за ними, — уверенно отрезал мужчина, задёргивая занавеску на дверце, и Улькин молча последовал его примеру с другой стороны; и на этом мужчина вышел наружу.       Плотно и крепко закрыл за собой створку. Ему даже не потребовалось набрать воздуха в грудь. Решимость и то чувство правильности направляли его без лишних сомнений — все опасения остались в разуме, но стали сухими, рациональными. А беспокойные эмоции ушли вглубь. Картина ему открылась соответствующая — фермеры, жители местных деревушек перекрыли дорогу. В самом начале затора виднелась грузовая повозка, и её настойчиво, грубо пытались увезти в сторону, чтобы вскрыть грузы в поисках еды. Род видел в выражениях лиц ту злобу голодного. Такие не спрашивают — берут. И под угрозой находились и все остальные телеги, застрявшие здесь — ослеплённые злобой и голодом люди подступали и к ним. С вилами, с топорами. Если кучера пытались прикрикнуть или поработать хлыстами — в них бросали камни, недовольство раздувалось. Хватит и одного случайного действа, чтобы перейти точки не возврата. Род прошёл вперёд к своему слуге и похлопал по краю повозки, привлекая его внимание от людей, ругавшихся на них, в паре метров. — Разворачивай по возможности, — негромко и коротко произнёс он, зная, что будет услышан.       И возница перехватил поводья, пытаясь хоть немного сдать назад. Лошади, недовольные и встревоженные не меньше, чем люди, храпели и фыркали, оседая на задние ноги. Обстановка выглядела… дикой. Странной для северного округа. Райсс холодно это отметил и вышел вперёд, привлекая внимание к себе, чтобы дать вознице возможность немного отъехать назад, а там повернуть животных и повозку, где будет возможность просто убраться подальше. Хотя бы дети и жена.       А за себя страшно, конечно же, но не так как за них. И это было искренне. Толпу в основном составляли мужчины, но хватало и женщин. В их лицах читался и ужас, и дикая решимость. «Что-то вывело их на дорогу? Правда голод? Но почему? Я ничего об этом не слышал», рассуждал мужчина в поисках того самого оптимального поведения для себя. Требовалось вести себя уверенно и говорить осторожно. — Что происходит? — громко спросил Род, понимая, что нужно сперва отвлечь их от повозок, не только его, но и остальных. И что нужно попытаться разобраться в ситуации, направить ту в другое русло. Нельзя было терять и такой возможности, пока имелось время. — Что у вас случилось?       В своём уме он не сомневался, как и понимал, что должен кое-как взять контроль, хотя бы частично, над ближайшими людьми. Заставить их говорить и слушать. Пока те ещё не обезумели. Совсем. Толпа людей сама по себе — стихийное явление, ведомое лишь позывом. Переменным как ветер. Но хотя бы на его голос среагировали, оставив на время повозки: — Ты один из богачей, да? — сплюнул один из мужчин постарше и опёрся о вилы, воткнутые в землю. Скользнул взором за спину. — В такой большой карете.       Фразы пропитаны теми угрозами, презрением, какое обычно скрывали. Однако Райсс лишь внутренне позволил нервам пройтись уколам по кончикам пальцев. Разумеется, он знал, что это будет их злить, что они могут с ним сотворить. Разозлённые. — Что приключилось? Я, может, сумею, — заговорил Род вновь, но его прервали: — Выглядишь упитанным, живёшь себе припиваюче, — заметил молодой парень и подошёл ближе. — Вам вечно хер класть на нас, на тех, кто держит всё на себе. У нас тут голод. Схроны пожрало плесенью, продуктов не привозят. Как будто нас извести хотят! — Я не знал, что здесь такое, — ответил Род вполне честно, покачивая головой, и люди приглядывались к его лицу, эмоциям. — Это ужасно. Давайте…       Его вновь прервали, не дав осмыслить толком такое известие, что потрясло его. Райсс чёткого знал, что в их мире такого… не могло приключится. Однако судя по-всему так оно и произошло. Почему-то. И он уже думал, что можно сделать. Старался подавить желание и оглянуться, чтобы узнать, насколько карета с его семьей сумела разорвать расстояние. По звукам метров десять точно было.       И вполне возможно, что ему удалось бы удержать людей подольше. Но и в толпе настроения были не слабее. Единственный выкрик, полный и решимости, и злобы, и отчаяния, подвёл всю обстановку к границе. — А почему нам не забить лошадей, а?! — Райсс не видел человек в толпе, но голос заставил его встрепенутся и вскинуть голову. — Здесь их почти дюжина. Хватит на всех! — С них не убудет! — поддержал другой человек.       И Род отчётливо понимал, что если сейчас они отнимут у всех здесь лошадей, то вполне могут решить, что можно зайти… и дальше. Толпа пришла в движение быстро, суматошно. И Род изготовился, чтобы попробовать их удержать хотя бы в этой стороне новыми словами. Дать своему вознице хотя бы ещё секунд двадцать, чтобы тот сумел развернуть карету и пустить животных галопом, чтобы увести детей и жену прочь. Он чувствовал, что сейчас один против них, но желания повернуться и бежать не возникло. Понимал, что это скорее спровоцирует их. — Стойте! — громко воззвал Райсс, и на несколько секунд добился успеха — люди, стоящие ближе к нему, замедлились. — С живыми лошадьми мы скорее доедем до города и потребуем еды!       Однако в другой стороне это уже не работало — там отчаявшиеся и голодные начали отбивать животных у пары повозок. Они окружили те, грозя попросту перевернуть наземь и коней, и телеги. И там могло случится всё, что угодно. Род повернул голову, понимая, чтоб обстановка вот-вот выйдет из-под контроля, и краем глаза выцепил своих. Уже разворачивались. «Значит, всё не зря», выдохнул он, отдавая себе отчёт, что и сам попадёт под горячую руку. Но было не жалко. Он даже осознавал, как всё скоропостижно и ужасно. Среди обычного и будничного. Попасть не в то время, в не то место. Однако этого не изменить. Это рациональность не отдавала захлёбывающей горечью. Ему не было ужасно жаль, что так случилось, хоть страх теперь и отдавал, сжимаясь внутри. Не хотелось проходить «этот путь», вероятно болезненный, но он знал, что не свернёт с него. И в этот момент в стороне громко и пронзительно закричала девушка, отчего многие замешкались, а следом весь гул перекрыл новый голос. — Все замерли!       И Род внутренне просто обмяк от облегчения, в ногах появилась слабость. Он узнал этот голос. Он признал и смесь того тона, состоящего из жёстких интонаций Кенни и цепких нот самой Кивы. Она каким-то чудом тоже оказалась рядом. И тоже вмешалась. — Я из Королевской Военной Полиции Митры! Что здесь у вас происходит? Говорите и я решу вашу проблему сегодня же!       Род взглянул в ту сторону вместе со всеми, хотя хотелось осесть на землю и перевести дух. Внимание толпы переключилось на новую фигуру. И он смотрел на Киву, что в гражданской одежде выкручивала руки одной из женщин, захваченной среди местных. И по воинственному виду помощницы Аккермана угадывалось, что у той нету терпения мягко разбираться с ними. Что она не будет колебаться. Ни в том, чтобы поставить кого-то на место, ни в том, чтобы… взять за дело и помочь. Райсс украдкой выдохнул. Они пересеклись краткими взорами, признавая друг друга в этом абсурдном действе, и в этот момент жители начали на перебой жаловаться.