Вокруг нас

      Вернулся Род в молчаливый особняк довольно поздно, дети и жена, чьи жизни продолжались и без него, уже спали. Никаких случайных и неловких встреч ночного часа. Что, возможно, не так уж и плохо — дорога после ссоры не смогла сгладить эмоции достаточно. И он чувствовал себя усталым, разбитым, в страхе из-за сдержанного отчаяния за те грядущие и неизбежные решения будущего. Зато брат, донимаемый больше неразборчивыми ощущениями Координаты, не спал. Прибывшему сказали об этом встревоженные слуги, точно они не знали, к кому ещё обратиться с этим. Райсс видел, как те хватаются за его визит, как приободряются, и чувствовал себя получше. Уж точно он нужен здесь и должен быть сильным. Поэтому отдав свою ношу в виде сумок с вещами, он направился ни к себе, ни к Элфриде для разговора, а к Ури. Тот молча и угрюмо сидел в одной из комнат у разожжённого, несмотря на теплоту ночи, камина, попивал отвар из специальных трав. И старший брат лишь беззвучно цыкнул, поморщился — значит, тому совсем тяжко. Предусмотрительно замер в проходе на границе мерцающего света и черноты коридора. Подлинный король стен выглядел в этот час измождённым. Поза однозначно принадлежала не ему — развалился в кресле, сполз чуть ногами к полу. На коже проступила испарина, одежда от этого прилипла. Сегодня не привычная свободная и дышащая. Рубашка, строгие брюки. Но зато в нахмуренности бровей Род признал своего любимого брата. Он быстро и разумно оценивал, как сейчас вывести того из этого призрачного состояния. Прошёл вперёд, на ходу расстёгивая жилет и верхнюю пару пуговиц своей рубашки из-за теплоты, и взял Ури за ладонь. За ту, какой тот держал высокий стакан. Род обхватил поверхность и пальцы брата, чтобы они оба сжимали вещицу и чтобы тот не обжёгся, разлив случайно напиток. Конечно, увечье бы зажило, но он не хотел, чтобы ему было больно. — Ури, ты сильнее этого, — позвал старший Райсс чётким и уверенным голосом, сжал пальцы брата. — Ты здесь с нами, Ури. И мы со всем справимся.       Тщедушный паренёк в самом деле дёрнулся, точно отшатываясь отчего-то страшного, и если бы не рука Рода, то разбил бы стакан. Секунды его глаза переливались фиолетовыми жилами, потом Ури с явным усилием сфокусировал взор на стоящей над ним фигуре. Молчание. И старший Райсс терпеливо ждал.       В каком-то смысле, это было гораздо проще, чем говорить о том, почему он сейчас дома. Дома ли? Хотелось верить, что хотя бы в месте покоя. Ури отмер, просипел: — Род, — потом сглотнул и поднялся в кресле, заговорил уже своим голосом: — Ты приехал. Как я рад, что с тобой всё хорошо.       В голосе слышалось невероятно облегчение, и он потянулся к прибывшему. Как в детстве. И Род обнял его, потрепал по спине, ощущая как младший брат успокаивается, сгоняет остатки вязких ощущений, может, и страхов. — Да, теперь я пока буду рядом, — произнёс Род и распрямился, чувствуя себя неловко, но поспокойней. — Идём отсюда, тут дышать нечем. И ты весь взмок. Пойдём, тебе надо умыться.       Ури подумал, чуть прищурился, а потом кивнул и с усилием встал. Род вовсе перехватил у него стакан, пока тот водил головой и встряхивался. Они вдвоём направились на кухню, где всегда можно было разжиться водой потеплее и где не было зеркал. Они могли пугать в такие периоды. Обладатель божественной силы брёл по коридору, но с каждым шагом делал это уверенней. И когда они зашли на кухню, когда он хорошо умылся, протёр и шею с затылком, а старший Райсс отставил стакан в сторону, прислонился спиной к стене в своих тихих думах, Ури уже взял себя под контроль. — Что-то случилось, Род? — обеспокоенно и мягко спросил он, когда начал вытираться сухим полотенцем. — Ты поздно приехал. И внезапно.       Род же сцепил губы, коротко погружаясь в воспоминания этого вечера и… последних дней ожидания, правды. Не стоило всё это сейчас вываливать кому-либо. Важнее встретить последствия с гордо поднятой головой. Скрывать правду бессмысленно. — Я расстался с Альмой. Во всяком случае, сейчас. Думаю так лучше, — коротко ответил Род и покачал головой. — Я не знаю, как будет потом. Но я постараюсь справиться правильно. — Вы поругались? — озадаченно насупился Ури, принимаясь наконец расстёгивать давящую ему рубашку. — Или что-то эдакое? — Она мне изменила, и я решил, что такие отношения это не то, чего я хотел, — холодно выдохнул старший Райсс, чувствуя, как брат осторожен в своих словах. — И я сказал ей, что мы расстаёмся. Но и тут не всё хорошо, — он всё же скривился в шоке того потрясения и заставил себя озвучить: — Она сказала, что беременна.       Глаза брата не расширились — он наоборот прикрыл их и скривился в какой-то муке, будто это его любовница натворила дел. Провёл по лицу полотенцем, вытирая остатки воды, пока Род тяжело набирал воздуха в грудь. Ребёнок. С их кровью это как минимум сложности.       Особые сложности. Род чувствовал, как ноги у пола потяжелели, пригвоздили его к этому месту. Но желания сесть или пройтись из стороны в сторону не возникало. Спокойствие не нарушалось этими гнетущими чувствами. Не на этот раз. Ури же нервно выдохнул и посмотрел на него, размышляя, перебирая доступные им варианты. — И что ты хочешь сейчас сделать? — спросил он, чуть нахмурившись.       Очень сложный вопрос, груз коего они прочувствовали довольно хорошо. Особенно ночью, когда грядущий день оставался таким далёким. Как и все те заботы. Но старший Райсс уже знал ответ. Хотя бы заочный. Чувствовал, что сейчас так правильнее. Уже ошибся несколько раз. И не мог совсем потерять то, чем дорожил. — Попробую для начала наладить отношения с Элфридой, укрепить их с детьми, — проговорил он в тишину кухни, посмотрел на брата, на секунду сквозь него, но всё же взял себя в руки. — Во-первых. А во-вторых, буду проводить больше времени с Фридой и Улькином. В-третьих, мне надо решить, как, — он прикрыл глаза и всё же отвёл взгляд, потому что сердце, такое закаменевшее, сжалось вопреки трезвому разуму, — как лучше поступить с Альмой. Лучше для нас.       Король стен судорожно выдохнул и потёр грудь в области груди. Прошёл к ближайшему стулу, устроил пальцы на его спинке, чтобы не начать перебирать или заламывать до боли. Беспокойства и так хватала, а теперь ещё и это. И возможно, что в эту общую минуту их занимали разные тревоги. — Ребёнок… — Ури покачал головой, а глаза наполнились болью. — Дитя безвинно.       Род тяжело кивнул, но в этом плане особых тревог не ощущал. Не за нерождённого. Тому ещё чужды все эти проблемы, и оно чисто. Но он всё же понимал своего брата, поэтому поспешил озвучить: — Если она решит его родить, я возьму ребёнка в дом. Я не собираюсь отдалять Альму в этот период, — проговорил он, чем вызвал напряжённый взор Ури, и шумно выдохнул носом. — Мне кажется, что так лучше. Держать её на виду, потому что за нами следят. И ты знаешь, чем это может грозить.       Младший Райсс тряхнул головой, скрестил руки на груди и направился к брату. Смог начать размышлять о другой стороне получившегося вопроса. Вместе, вдвоём.       Потому что теперь интрижка Рода обернулась именно общими неприятностями. Но оба чувствовали, что не растеряли того семейного, того тёплого и необходимого по жизни. — Нужно, чтобы она сама не узнала всей ценности крови, — резонно заметил Ури и положил ладонь на плечо брату. — Это защитит и нас, и ребёнка, и её саму. — Не узнает, — жёстко проворчал Род, а потом строго утвердил: — Либо она избавляется от ребёнка — узнаем через какое-то время — и я отдаляю её как смогу. Может, в Розу, — он посмотрел на собеседника, чуть прищурился холодно. — Либо она оставляет его, тогда мы разделяем их. Всё. И этот ребёнок может спасти кого-то из моих с Элфридой.       Ури поморщился и вдруг обнял брата. Тот замер, точно его ударили, а потом вдруг почувствовал себя несчастным. Захотелось внезапно расплакаться. Его предали, его растоптали, и теперь он пытается это стереть от самого себя в первую очередь. И родственник это чувствовал. Сути это не особо меняло. — Давай, ты сейчас не будешь так жестоко мыслить, Род, — прошептал Ури, поглаживая его по лопаткам. — Мы справимся с тем, что будет позже. Есть время подумать спокойно об этом. Как будет лучше, — он говорил неспешно, с лёгким увещеванием как на проповедях. — Сейчас уже поздно и ты рассержен. Пожалуй, сказано достаточно. Подумаем и завтра. И у тебя завтра важные дела.       Старший Райсс обнял брата, сморгнув непрошеные слёзы. Почему их пути так сложны? Но они были друг у друга. Справятся. Для начала надо встретить новый рассвет. Нового дня. Дня когда ему нужно строить многое заново. — Да, пожалуй, — выдохнул он, миролюбиво соглашаясь, отпускал недобрые думы, а потом признался: — Просто я не хотел, чтобы всё вышло именно так. Но я справлюсь с последствиями.       Ури лишь молча кивнул и разжал объятие. Что они могли изменить в том, как всё вышло? Ничего. — Я поеду с Элфридой и детьми на север на днях, — произнёс Род рассудительно, потёр подбородок. — Сейчас я смогу за ними присмотреть, да и поддержит внешний вид, что всё нормально. Нельзя это списывать со счетов. Вдобавок, без моего присутствия проще наблюдать за Альмой. И я подумаю вдали от неё. — Я думаю, можно устроить. Передам Кенни и прослежу, чтобы обошлось без самодеятельности, — заверил его Ури вполне уверенно и шумно выдохнул: — По крайней мере, это меньшее из наших зол. Ничего не нормального хотя бы. Тебе надо отдохнуть, Род. Завтра непростой день.       Тот лишь кивнул. В самом деле, всё остальное излишне. Уж точно они не смогут ничего придумать и сделать в эти тёмные часы. Ожидание иного просто бессмысленно. И он кивнул брату, направился из кухни в свой кабинет, где сумеет провести часть ночи во сне. Как он надеялся. А Ури прошёл к столу и упёрся ладонями в поверхность, грузно нависнув. Ему тоже не помешает сон. Реальность, что перекликалась с чем-то из силы основателя, не давала покоя.       Утром Род встал почти что с лучами солнца — спать не хотелось, да и не принёс бы долгий сон нужного отдыха и сил. Ему требовалось поговорить с женой. Так говорил прагматичный разум, что сейчас так лучше, раз он будет обитать вновь в особняке; но так хотелось и ему самому где-то на сердце. И вина, и неловкость, и желание сделать всё получше, чем уже вышло. Всё же они не чужие друг другу люди. Но Элфрида не встала рано — встали дети, и Райсс охотно провёл с ними утро. Забываясь сам от вчерашнего ужасного вечера, даря и сыну с дочерью внимание. Фрида очень обрадовалась такому «сюрпризу» и всё утро щебетала, играла с отцом — они строили из деревянных разнообразных по форме брусков дом и ферму. Улькин же относился с рассудительной подозрительностью к такому появлению и дружелюбию родителя, ничего особо не говорил отцу, а играть втроём отказался. Ушёл читать книгу, которую достал ему прошлым днём Ури с верхних стеллажей в библиотеке. — Так что мы послезавтра поедем, так мама сказала, — безвинно сдавала все планы девочка, соединив два блока в своей конюшне. — Я не очень хочу ехать, но Улькин и мама хотят. Говорят, что в горах интересно. — А что сказал Ури? — легко спросил мужчина, пальцами перебирал отшлифованные детали конструктора. Кажется, он его им и подарил - не мог вспомнить сейчас даже мельком.       Девочка спокойно пожала плечами, в этот момент столбик опоры под крышу для игрушечных фигурок рухнул, не выдержав конструкции. И Род пересел вместо стулом, чтобы помочь разобрать всё и помочь соорудить так, чтобы всё устояло. Так что Фрида не успела и расстроится. — Сказал, что ничего плохого не будет, — проговорила она, увлечённая больше игрой, расслабленная от присутствия отца. — А ты уже подумал? Поедешь или ты, ну, занят?       Он дарил ту любовь ей, не только узнавал новости. Но и сам чувствовал себя лучше от того, как дочурка общалась с ним. Покой. Она знала о нём уже не самые лестные вещи, и он уже успел обидеть всем этим и её, но маленькая Фрида явно готова была общаться с ним, решать их вопросы друг другу. Принимала и любила, каким он был. Неказистым, не самым лучшим родителем, мужем, может, и человеком. — Поеду, — заверил её Райсс с кивком и отстранился от игрушечного домика, погладил девочку по тёмным, как у него, волосам. — Даже если твоя мама будет очень против, я сумею найти решение. Чтобы мы все отдохнули. — Было бы хорошо, — Фрида неуверенно потёрла пальцы друг о друга, а потом обратила внимание на то, как отец соорудил крышу для её зверушек. — Здорово!       Они играли пару часов, хоть в чём-то Роду и было скучно, но это помогало коротать непростое ожидание, нагоняло совместное время с дочерью.       Порой взрослый прислушивался к окружению, но ничего тревожного не слышал. Слуги вели себя тихо как и всегда, Ури, кажется, смог уснуть крепче, а жена ещё не встала. Но через ещё полчаса именно она позвала детей завтракать. Фрида соскочила с большого дня неё стула, вытерла ладони о подол юбки и поспешила с интересом к матери. Род же встал с меньшей отзывчивостью, но понимал, что безопасней ему показаться с дочерью. При детях Элфрида не вспылит сразу. Хотя бы. «Она даже не знает ещё, что я вернулся. Или уже сказали?», оценивал мужчина, пока девочка весело болтала, и он улыбнулся ей приобнял за плечо. Из библиотеки вынырнул и Улькин, закладывая книгу подмышку. На Рода посмотрел насуплено и хотел было разумно отгородить сестру от него — родитель увидел в его глазах мысль-опасение перед матерью — но перед улыбкой Фриды не смог устоять. Впрочем, все трое прекрасно чувствовали ту непростую обстановку и напряжение перед такой, более плотной, встречей родителей. Дочь из того, что услышала и поняла со слов отца, что он собирается остаться с ними на подольше. Сын же из более старших домыслов, понял, что отец не спроста показался в фамильном особняке раньше обозначенной договорённости. И по мере приближения к комнате, где подали семейный, вроде, завтрак, все трое как-то сами собой стихли. Но Улькин сжато выдохнул и взял сестру за руку, повёл её чуть вперёд. А Род зашёл следом за ними, слушая, как те приветствую мать и маленького Дирка. Элфриду видел краем глаза, пока старательно отвлекался на детали. Стол, белая скатерть, посуда и приборы как на важном ужине — видимо, жена… жена хотела потренировать детей и в этикете. А Дирк полусидел в колыбельной — у его края стола стояла тарелка с прикормом. «Пропало молоко?», удивился Род, а сердце колыхнулось тревогой. У женщины, что рожала его детей, никогда не было с этим проблем. Он почувствовал на себе именно её тяжёлый и строгий взгляд, поднял голову без опасений, держа ту дистанцию между ними. Встретились взглядами. Больше осторожными, нежели агрессивными.       Род отметил, что отдых и поездки к родственникам сыграли свою пользу — женщина выглядела посвежее. Уже не такой одутловатой и затёкшей. Кажется, что и волосы состригла до плеч, чтобы не мешались. А может, чтобы и скрыть то, что после третьего ребёнка волосы начали редеть, особо сечься. Но в любом случае, мужчина чуть улыбнулся ей с лёгким кивком приветствия и уважения. Они не незнакомцы и не посторонние этим утром. Элфрида лишь пожала плечами, прищурилась уже смотря в другую сторону. Но с завтрака его не прогнала, хоть и игнорировала. Если так можно было назвать равнодушную вежливость. И дети вели себя особо послушно и тихо, чувствуя то незримое нагнетание в обстановке. Мама и папа после той размолвки общались лишь по делам и достаточно спокойно, они это видели, понимали и признавали. Но вот вид Райсса сидящего с ними за завтраком, что случалось не так часто и прежде, шёл вразрез с этим правилом. Он старался вести себя спокойно — о естественности речи и не шло — они все понимали эту странность. Женщина же весла себя особо сдержанно. Лишь в кормёжке Дирка, который и понять-то не мог все эти человеческие сложности, она более благодушно принимала участие мужа. Всё же тот любил их детей и при том, что особо не пылал страстью к жене, но всё же никогда не оставлял её в этих хлопотах, когда был рядом. Улькин и Фрида часто переглядывались и довольно быстро прикончили обязательную порцию не особо вкусной каши и яиц. Почти что отпросились из этой комнаты прочь, причём у матери, и она, поколебавшись, отпустила их заниматься дальше своими делами. Всё равно прибытие Рода не давало им толком провести утреннюю рутину. За столом сделалось совсем тихо и напряжённо, и чтобы занять себя и свои всполошённые мысли, неприятные эмоции, Элфрида принялась складывать грязную посуду, хотя стоило б позвать слуг. Пыхтение маленького Дирка, которому прикорм понравился куда меньше привычного молока, но он улыбался и, беззаботный или же свободный от всего лишнего, протягивал ручки отцу. Наконец молчание сделалось чересчур выпирающим, и Род понял, что дальше оно ни к чему не приведёт. Он встал и подошёл к занятой женщине. Та не могла не услышать его приближения — ссутулилась, сжала пальцы на скатерти. — Думаю, мне стоит начать с извинений. Их никогда не будет достаточно, — начал Род, тщательно подбирая слова к своей жене как к сложной вещице, чувствуя и своё волнение, — но я готов их говорить. Элфрида.       Она повернулась к нему, не позволяя подойти к себе спины, и мужчина предусмотрительно остановился. На сердце и страх, и тревога за то, как они поговорят, но и надежда, ведь женщина его могла понять. Не была глупой или… лицемерной.       И то, что она удерживала свои эмоции говорило о том, что она не совсем равнодушна к нему. И он знал, что должен извиниться сейчас. Не потолковать о делах. А извиниться, начать разговор между ними двумя. — Зачем, Род? — хмуро ответила Элфрида, покачала головой в рассуждениях. Разума, которых они оба придерживались и договорились. — Я же не гоню тебя от детей или не выживаю отсюда. Живи ты как хочешь. Мы можем друг другу не мешать. — Ты сможешь меня простить? За всё это? — вдруг откровенно спросил он и подался вперёд, зацепившись за тоскливую эмоцию в её глазах. — За саму измену. За то, что врал. За то, что так унизил, — он сам поморщился от своих ошибок, осознавая их и чувствуя их на пару с ней, но не остановился, — что подвёл тебя и детей. И не был таким хорошим мужем. Хотя бы это.       Элфрида сцепила руки пониже груди на рёбрах, но не стала его сходу ругать или отвергать его настойчивость. Она лишь тяжело набрала воздуха в грудь и сникла. Ему хотелось её обнять, успокоить и заверить, что всё будет хорошо. Он был нужен ей, и она ему. И уж точно она его не отрицала: ни его присутствие, ни его новые старые слова. — Простить — можно, — наконец изрекла она и всё же строже взглянула на него: — Но зачем? Разве плохо живётся и так? А я не хочу себя унижать ещё больше. Это я успела понять за месяцы покоя. — Я, — Род заговорил негромко, но уверенно, — решил, что лучше побороться за семью, что имею, чем гнаться за чем-то призрачным. Я ушёл от Альмы. И решу этот вопрос.       Жена от такого заявления огорошенно посмотрела на него, но через пару секунд её лицо исказило возмущение. И теперь ей уже было не под силу скрыть подлинные и отчасти ревностные чувства за доводами разума. — А через месяц ты скажешь обратное. Я и знать не хочу, почему ты этим утром здесь, а не с ней. Что ты затеял ещё выкинуть, что тебе попало между ног, — сердито проговорила она, голос скользнул непривычно выше. В лице проступила неотступность и оскорблённость. В это мгновение она выглядела более уверенной, красивой в том, что ценила себя в кое-то веки, — делай что хочешь, меня это не касается. Тебе хватило наглости изменять мне, когда я родила и, может, ещё носила Дирка. А сейчас ты заявляешься и говоришь, что хочешь что-то наладить. Всё это твой трёп. Как и всегда.       Она помотала головой, удерживая себя от большей ругани, понимала, что теряет самообладание, и прошла к люльке с ребёнком. Подхватила и быстро пошла прочь из комнаты. Род же оставался один в комнате со своими словами, намерениями, но и её чувствами. Ещё живыми. Он должен был попытаться что-то исправить для них двоих. — Я поеду с вами в горы, — строго и нерушимо сказал он ей вдогонку, уже не как попытка начать примирение, а просто констатация факта. — Так и безопасней, и я постараюсь побыть с вами.       Элфрида остановилась, но не обернулась. Зашагала к двери, потряхивая на ходу головой. Створка хлопнула — отметка их ещё одной ссоры. Считанных за всю семейную жизнь. Но они хотя бы начали высказывать друг другу всё. Райсс в тишине и ощущении той разрухи провёл ладонью по лицу. Поездка предстоит весёлая. Но стоящая.