Вокруг нас

      Краски лета начали увядать: становилось свежее, ветер налетал более порывистый, а зелень деревьев перестала набирать яркости и сочности; или это так казалось Роду. Сейчас он направлялся в арендованный дом, чтобы закончить с принятым решением. И на сердце оставалась замороженная пустошь — он не мог себе позволить лишних чувств, что могли унизить его ещё больше, опасно сделать слабее. Ему надо проявить силу. «Я поставлю в этом точку», ровно и раз за разом повторял мужчина про себя, идя по светлым улицам. Даже не поздний вечер — вторая середина дня. Необычайно рано для возвращения с работы. Солнце подсвечивало стены домов, рисуя грифельными тенями, бликами — окна, бросало яркие золотистые косые лучи на мостовую, но Райсс этой игры света не замечал. Каждый шаг давался с трудом. Но каждый шаг выходил ровным, отмеренным и неспешным. Неизбежность. С какой ему довелось столкнуться. Альма его не любила по-настоящему. Или не так, как он её. За день он хладнокровно сжился с этим пониманием. Всё просто — ей нужны его возможности и средства, его безграничная доброта. Она использовала его. Иначе зачем ей другой? Иного логичного не находилось и не могло существовать. Род очень рассудительно оценивал сложившуюся ситуацию, к своей боли разум не отыскивал прочего. Всё сходилось и так. Но ненависти или действительного гнева к девушке не поднималось — он-то её любил. Однако не собирался позволять и дальше делать из себя дурака. Не ради этого он порвал с Элфридой, разочаровал детей. В голове то и дело пробивался голос Аккермана — Райсс глушил его. Ничто не должно его отвлекать — даже образ недовольного брата — или склонять на какую-то из сторон. Это целиком его решение, его, возможно, ошибка — он сам исправит. Показался нужный дом, нужная дверь, что не так давно открывала целый мир счастья. Всё оказалось фальшивым как дурман. Мужчина не дрогнул, не замедлился. Оставалось держаться за свой ум. «И надеяться, что я не ошибусь вновь», сухо улыбнулся в никуда и потянулся за ключами. Несмотря на всё, Род ощущал себя довольно неплохо. Определённость, конкретика и самое главное — принятое решение куда легче, той неизвестности и переживаний. А с остальным он сладит.       В конце концов, если любовница полагала, что сможет им бесконечно манипулировать, то грубо ошиблась. Он не из тех, кто такое готов терпеть. — Я пришёл, — привычно проговорил он в коридор, поскольку зашёл бесшумно.       Начал разуваться, и вскоре к нему вышла Альма. Сегодня в собственноручно вышитом платье из дорогой ткани, какую он ей купил. Или всё же подарил? Сейчас он затруднялся сказать, как у них всё проходило на самом деле. Его любовь или же потребность чувствовать себя тем самым, единственным и настоящим мужчиной? Хоть что-то было подлинным? Или же и он не совсем честно обращался с ней? Может, они стоили друг друга? Впрочем, мужчина всё равно улыбнулся ей, видя её счастье. Белая ткань, золотистая парча подчёркивали лёгкость фигуры. Она точно танцевала и сияла. Даже в простом коридоре. «Это не имеет значения. Только то, что это нужно закончить», мысленно он отодвинул лишние размышления. — Ты сегодня рано, — тем временем заметила Альма и подошла обнять его, поцеловать. — Всё хорошо на работе?       Она чуть выгнула бровь, примечая чужое не самое бодрое настроение. С мягкой улыбкой провела пальцами по его плечам. А Род собирал силы: ему предстояло всё сделать сегодня. Прямо в ближайщие минуты. И не слишком-то это легко стоять на краю пропасти, первому начать рушить их декорации. В лице ничто не выдавало этого — собственная сноровка удерживать эмоции играла пользу, делала ему хоть как-то комфортно. В такой непростой ситуации, что сложилась. Уж точно он не должен сорваться в процессе этого — девушка воспримет его эмоции как брешь. — Да, — устало кивнул он и чуть усмехнулся своим скрытым думам, покачал головой: — Знаешь, я пойду сделаю час для нас. — Давай я сделаю, — обворожительно предложила любовница, наклонилась за его рабочим чемоданом. — Ты ведь устал. Ну или ты мне будешь подсказывать, а я отсыпать и заливать водой. — Не стоит, Альма, — мягко, но решительно отрезал мужчина и прошёл к кухне.       Первый сигнал его холодности, первая попытка начать то разграничение. С чего-то требовалось начать. Хотя бы начать. Он не стал её одёргивать насчёт рабочего саквояжа — не доверял ей как прежде — но решил, что это привлечёт лишнее внимание. Сегодня, этим днём последнего летнего месяца, речь пойдёт лишь о них двоих. Их отношениям, длившимся больше года, их недолгому счастью, что заняло тёплые и прекрасные недели, должно положить конец.       На кухне мужчина развёл небольшой огонь в печи, чувствуя, что это одно из последних действий, что он делает в этом доме для этой короткой семьи. Как несостоявшийся муж. Поэтому не спешил, спокойно занимался напитком. В какой-то мере и расслабляло. Нагреть воду, отмерить трав, прогреть фарфоровый чайник. Последние минуты до того, как всё изменится навсегда. Ему пора идти дальше. А рядом на кухне с ним сидела Альма, ведя простенький разговор, в котором он участвовал довольно поверхностно. Обращал внимание больше на другое. Впервые с новой точки зрения. Он удивлялся тому, как грациозно, как легко и по-женски она себя ведёт. Элфриде такого в самом деле не хватало. Даже взор любовницы, при всей той правде, был волнующим, приятным, хотелось нежиться и совершать подвиги. Движения легки и элегантны. Альма держалась с ним удивительно по-женски. И тем сложнее становилось грядущее — она даже не догадывалась, настолько была уверенна в себе. Род, уже разливая чая по чашкам, отстранённо задумался о том: игра ли ещё и это или же девушка сама по себе от природы обладает таким прелестным даром? Марать это не хотелось, и он надеялся, что сумеет разрешить всё спокойно. Насколько это возможно. Поставил на стол чашки и медленно сел напротив девушки. — Очень вкусно, — прижмурилась она ему, когда отпила первый глоток. — У тебя всё так хорошо получается, когда ты хочешь.       Её улыбку, наверное, последнюю адресованную ему, Райсс принял бережно, чтобы запомнить ту как что-то светлое. Хоть что-то. Всё же у них было не только фальшивое, как он надеялся. Он выдохнул, закрыл глаза на долгую и тёмную секунду. Последнее усилие воли. Произнести слова вслух. Мужчина прислушался к себе — никаких сомнений или особой муки. Род не терпел лжи, не собирался за ту хвататься, раз так всё открылось. Осталось лишь хорошо знакомая тягота перед последствиями. Открыл глаза и серьёзно посмотрел на девушку: — Мы расстаёмся, Альма, — слова слетели чётко, тихо, но непоколебимо.       Дальнейшее растянулось на долгие мгновения. Он, хранивший собственную сдержанность и эмоции, сухо наблюдал за переменами в любимом лице. Таким аккуратным, пропорциональным, с тонкими и манящими чертами особой красоты. Женская мягкость застыла, как будто на пару секунд Альма выпала из этого мира куда-то в иное место. Сделалась надсадной. — Что? — удивлённо, ещё с улыбкой, какая теперь выглядела не очень-то настоящей, переспросила она его.       Род лишь внутренне поморщился этому. Сколько раз он просто не видел, когда она наигранно себя вела с ним, а он и не замечал?       Впрочем, какая женщина не привирает, но едва ли он хватался за это утверждение как за оправдание измен. Юлить он не собирался. Это ниже его достоинства, хотя бы он один будет честен. — Ты всё верно расслышала. Я знаю, — спокойно произнёс Райсс, ведя беседу дальше, — что ты мне изменяешь. И догадываюсь, что не столь важен для тебя.       Постарался, чтобы боли в голосе не слышалось. Но его слова и так будто прошли мимо. Девушка взвилась, и мигом её красота приобрела оскал. Жёсткий, надменный и некрасивый. Род почувствовал, что сердце тревожно всё же сжалось. Теперь девушка выглядела не столь приятно, и её эмоции явили себя характерно: — Ты следил за мной?! — взвизгнула она, гневно испепеляя его серо-голубыми глазами, будто он нашкодивший дворецкий. — Как ты мог?!       Альма подскочила, опрокинула чашку, ещё горячий чай разлился по столу, но Род остался не движим. Закрыл глаза от противного и неприятного тона. И тяжкого понимания, что сейчас девушка открывает своё подлинное лицо. Ему. Что он сам для неё значил. Та не имела сил удержать себя, раз он не собирался больше играть в эту игру. — Не надо переводить вину на меня, — аккуратно заметил он, сидя на своём месте, смотря на девушку в упор. — Я никогда не изменял тебе. И ты сама решила поступить так, это я знаю точно. Я всё видел своими глазами. Я ни чем тебя не обидел. И я, — хмыкнул в кривой улыбке, — злюсь, конечно. Но расстаюсь по другой причине, Альма.       Девушка раздражённо отбросила опустевшую чашку на противоположную стену. И Райсс сам собой нахмурился — его жена так себя никогда не вела. Даже когда была по-настоящему рассержена и по более серьёзным причинам. Альма же ухватила и чайник, а глаза её сверкали в целой буре эмоций, красивые губы неприятно кривились. И это вызывало отвращение, смывая всё то хорошее, что он в ней видел. — Да какая причина? О чём ты вообще?! — чайник разошёлся осколками об пол, громко хлопнула ладонями о мокрый стол и подалась к мужчине, держащему почти что оборону и самообладание. — Ты не можешь вот так прийти и заявить, что мы больше не вместе! Род! Я столько времени и любви тебе отдала, тебе, а ты такое говоришь, чтобы… чтобы вернуться к своей бледной моли?! Это вот такова цена твоим обещаниями?!       Стандартный набор фраз, которые раньше она оборачивала в более мягкую и приятную манипуляцию. Райсс это заметил, и ему делалось неуютно от такой сцены. Но всё же она выдавала своё отношение к нему, пускай и косвенно. Он для неё лишь ресурс и вложение, что могло себя окупить. Альма сейчас и провоцировала его, и выплёскивала свои мысли. Какой-то контроль в той ещё оставался, однако Род полагал, что это не надолго. Его-то терпение гора-аздо прочнее. Ему есть что сказать, что спросить и что утвердить. Если она себя так ведёт, то он должен лишь жёстче обозначить важные моменты. Сейчас.       В конце концов, он всегда нёс ответственность больше, чем за себя одного. И умел вести разные разговоры. Этот заходил к большей ссоре, откровениям, какие будут делать ему больно, но какие было бы неплохо услышать самому из её уст — мирно расстаться не получилось. И точно уподобляться девушке мужчина не намеревался — намеревался всё собрать и покончить. Он коротко взглянул на свою чашку. — Я бы с радостью исполнил их, если бы ты, — отставил её в сторону, чтобы та не мешалась, и поднял прямой взор на девушку, — любила меня. Но ты ведь не любишь.       В Альме ничего не дёрнулось по первой, как если бы он озвучил правду. Факт. Смотрела на него с тем же гневом и возмущением, истеричным требованием. И эти эмоции сказали всё то, что вслух она пока всё же не говорила. Только спустя пару секунд она всё же выбрала новую тактику, чувствуя, что он вырывается из пут. Поморщилась, изображая муку, появились и фальшивые слёзы, поза из враждебной стала хрупкой. Но Райсс знал, что уже бесконечно поздно для сладких слов, образов, обещаний. Он проснулся, наверное, тем вечером, когда увидел Альму просто на улице с незнакомцем. Просто долго не хотел верить, что всё было зря. — Я люблю, — вымолвила девушка, изображая глубокое потрясение и разочарование, прижала ладонь к груди, где сердце не болело. — Я же… люблю тебя. Поэтому мне так больно от того, что ты говоришь, Род. Что хочешь уйти после всего, через что мы прошли. — Почему ты изменила мне? — просто спросил мужчина. Без упрёка или той злости, что всё же присутствовала, но он её умело подавлял.       Хотелось услышать, что она скажет. И тут же с ответом Альма, застанная врасплох, не нашлась. Секунды тишины, а Райсс уже мысленно перебирал вещи, какие мог сегодня собрать. Какие нужно было вывезти в первую очередь самому, какие не жалко оставить. Отсчитывал последние минуты перед поездкой… домой. Не к жене, но уж точно к детям и к брату. «А с Элфридой я помирюсь, попробую и ей сделать лучше. Даже если она меня не простит. Кажется, они собирались на север, к горам. У неё там родственники. Пара недель отпуска не помешает и мне», думал он в эти мгновения, исполняясь холодной уверенностью. Наконец девушка обхватила себя руками, но решила не виниться, а перенаправить вину. — Ты же не ушёл ко мне по-настоящему, — проговорила она с тем укором, с высокомерностью, что раньше могла выглядеть как достоинство, посмотрела на него. — Жил урывками, давал мне эти… объедки. Не уделял мне полного внимания. И ты, — она сверкнула глазами, — вместо того, что поговорить, предпочёл следить за мной! Ещё и подрядил наверняка своих бандитов. Но давай, поговорим сейчас, а не вот это сумбурное решение.       Мужчина слушал её слова, её ловкую манеру. Может, он где-то и виноват — да. Но не настолько. И уж точно не он её за руку отводил.       Она его совсем не ценила и не считала за мужа, раз так себя вела. Ещё одно открытие, какое он увезёт с собой этим вечером. — Нет, — чётко произнёс он и наконец встал, — мы расстаёмся. Живи дальше как хочешь, с кем хочешь.       Райсс направился без спешки, с выдержкой к коридору. Тут действительно закончено. Со всем. И на удивление, особой муки он теперь не испытывал. Только чувство особого освобождения. Как же он заблуждался. И всё же ему хватило сил это признать, а это уже очень много. — Род, — теперь девушка жалобно просила ему вслед. Сделала к нему пару торопливых шагов. — Род, ну зачем ты так? Ты же всегда был разумным.       Он остановился и повернулся, делая ей отрицающий жест рукой. Безрадостно смотрел в её глаза, в коих металось отчаяние. И возможно, доля чувства. Но слишком слабая. — Я соберу вещи, — спокойно известил он с той непоколебимостью, а потом и заговорил: — Я не держу на тебя зла. Но всё кончено. Это к лучшему. Для меня и для тебя.       Повернулся и пошёл дальше в тишине. Чувствовал себя лучше — хотя бы с этим он справился как надо. Пара шагов, и тут его мысли оказались разбитыми голосом вдогонку. — Я беременна, — тон не расстроенный, не жалостливый, не воодушевлённый.       Райсс окаменел. Это определённо не входило в его планы. Вообще. Ему потребовалось больше секунд чем ей ранее, чтобы взять себя вновь в руки. Повернулся к ней, готовый продолжать разговор и проблему, что… не окончилась с его словами. Голову начало кружить, но он держал это под контролем. — Я не могу быть уверенным, что ребёнок от меня, — холодно проговорил мужчина из темноватого коридора в светлую кухню, где осталась Альма. — Не надо юлить, что ты только недавно начала спать с другими. — Как ты сейчас заговорил, — насмешливо процедила девушка, а потом надменно кивнула: — Это точно твой ребёнок. Думаешь, я бы оставила себя без защиты? Когда надоем тебе и ты меня вышвырнешь. Что ты и делаешь, не долго ты любил. Или ещё чего похуже, — она изогнула губы в усмешке. — Думаешь, я не понимаю, что твои дружки сами могли просто убить меня, когда начну мешаться? А что теперь — бросишь меня с ребёнком или сам распорядишься убить и меня и ребёнка?       Род смотрел на неё, недвижимый. Все силы уходили на контроль эмоций и мимики. Сейчас не время давать слабину. Время искать новое решение. Но он пребывал и в ужасе.       Как расчётливо она себя вела. Как использовала его во многих вопросах. Как собралась манипулировать этим вопросом. Поднялся теперь и собственный гнев, и усталость от новой проблемы. Он сжал зубы и протяжно выдохнул, отсчитывая теперь просто секунды. — Но Род, — она шагнула к нему аккуратно, скромно, и попыталась улыбнуться. — Это же в любом случае наш ребёнок. Твой и мой. Я хотела тебе сегодня сказать, но, — она издала чуть смущённый смешок, — так вышло. Ты не рад? Ты же столько говорил про своих детей. И у нас ещё может быть семья.       Она просила, предлагала, вновь пыталась задеть в нём то, на что он поведётся как порядочный мужчина. Но он не хотел от неё детей на данном этапе. Ни разу не говорил с ней о том, что они вдвоём могли бы завести их. Мужчина методично отслеживал чужую логику, понимая, что сейчас спасение лишь в этом. Здравое решение, которое охранит от ещё более ужасных ошибок. Альма пошла на упреждение, видя, что своими детьми от Элфриды он всё равно дорожит особо. Решила, что это уравновесит её шансы, не зная той горькой правды, уготованной всем, рождённым от крови Райсс. Крови королей. И сама она… просто использовала ещё не рождённое чадо. Не любила и ту частицу жизни. «Всё равно не факт, что от меня. Но если от меня, то эта плоть может облегчить участь и моим детям», затуманено пронеслось у него, поражённого, теперь по-настоящему разгневанного и разбитого ещё больше, в голове, а девушка подходила всё ближе. Приняв его оцепенение за колебания. — Род, мы все ошибаемся. И ты, и я, — заговорила девушка и протянула руки, бережно хватая его за ладони. — Я была неправа. Мне стоило поговорить с тобой.       Её пальцы поглаживали его запястья, но до того, как она продолжила бы своё лицемерие, Род сумел силой одолеть своё потрясение. Оценить адекватно новую переменную. «Если она избавится от него, то я и семья ничего не потеряем. Если она родит, я заберу ребёнка в дом, а с ней расстанусь, но надо будет держать её под контролем. От неё ничего больше не нужно. Слишком опасно», он спокойно убрал свои руки от её поглаживаний и строго взглянул на неё. Без единой эмоции.       И впервые этот деловой взор обращался к ней, утратившей свою ценность для него как для человека. По крайней мере, в этот период боли и эмоций. Альма сама отшатнулась от этого равнодушия. — Полагаю, ты можешь остаться жить в этом доме. Я тебя не выгоню и без поддержки не оставлю, — начал он чётко, показывая, что не изменит своего решения, глубоко вдохнул. — Как решишь поступить с ним, дело твоё. Но вижу, что ты обойдёшься без глупостей. А мне надо подумать.       Он развернулся и направился к лестнице, больше не обращая внимания на голос Альмы. Теперь она вновь кричала, что-то била в истерике, один раз даже бросила что-то ему вслед. Ужасные мгновения, какие Райсс не любил. Это противоречило любви и покою, пониманию, к коему он стремился всегда. К чему сбежал из дома, полного недомолвок и пустой игры. Девушка всё не плакала — ругалась, круша убранство их обиталища. И под эти звуки мужчина старался методично собраться. Но бросаться на него она, видимо, побоялась или же полагала, что ещё не всё с ним потеряно для такого поступка. Он с внутреннем отвращением спустился вниз, лицезрея разгром. К Альме не появлялась теперь и тень сочувствия. Она теперь стояла у входной двери, а рабочие документы лежали на полу рядом с выпотрошенным саквояжем. Род мельком взглянул на чужое раскрасневшееся лицо, встрёпанные светлые волосы, и равнодушно присел, чтобы собрать нужные ему вещи. Хотелось сделать это побыстрее, но он удерживал себя и собирал всё аккуратно, чтобы не проигрывать в этой борьбе. — Какой же ты всё-таки рыхля, — прошипела девушка и ногой взметнула одну стопку, — не способен быть настоящим мужчиной.       Под эти оскорбления он прислушивался к себе: хотел ли он наорать на неё в ответ, потому что при всём ему было больно видеть, как всё светлое, что у них было, стало испорченным, грязным, уродливым; или же просто хотел поскорее уйти и побыть в тишине. Он не знал, но тонул в этих эмоциях. Они начинали топить. Эта невероятная боль, что его действительно использовали. Наконец он собрал всё и прошёл к выходу. Вышел на улицу, наконец почуяв ветерок. Частицу свободы, какой ему даже не дали целиком. Так жестоко всё отняли. Но теперь всё будет по-другому. Ему в самом деле стоило подумать, как лучше поступить в новом положении. Ребёнок… — Ну и катись к своей лохудре и к своим слюнтяям! — проорала напоследок Альма и хлопнула дверью.       Прохожие заозирались на явное нарушение вечера, однако Райсс лишь спокойно направился к каретному двору. Через пару кварталов скованность начала спадать. Сердце начало болеть в пульсации, а голова ватно гудеть. Его предали. И как человека, и как мужчину. Он ощущал себя слабым, разбитым, уязвлённым. Никто не мог его ни пожалеть, ни подбодрить, ни утешить. Он снова остался один. С ещё большими проблемами. Уже кое-как он добрёл до кареты, нанял её в особняк, чего не делал никогда со сторонними извозчиками. Внутри неё уставился в стену. Но мука начала сходить, будто была тоже отчасти фальшивой, как и чувства девушки. Может, он и сам её не любил в полной мере, а ценил как красивую вещь, видел в ней лишь то, что хотел, а она ловко подыгрывала ему? «Вполне вероятно», выдохнул он под стук подков и колёс. Неуверенности не пришло — теперь он почувствовал себя немного получше. Всё же он справился и хоть где-то поступил как должно. А это вызывало лёгкий прилив сил, что он не совсем уж никчёмный. И теперь он будет поступать разумнее. И впереди его ждала семья.