Без Чувств

Легкий мороз обвил мои пальцы, знакомый холод пробежал по коже, заставив её слегка изменить цвет. Синева не накрыла меня полностью, но её присутствие ощущалось, точно часть моей сущности откликнулась на его. Я не чувствовала угрозы, не ощущала страха — наоборот, это было как дома, как нечто родное. Мороз, исходящий от Локи, был лишь продолжением той самой силы, что течет в моей крови. Локи поднял взгляд, изучая каждую деталь на моём лице. Его глаза пробежались по мне, как будто пытаясь понять, что я чувствую, что скрываю. Его дыхание стало неровным, будто он пытался осознать, что только что произошло, как будто столкновение с его истинной природой было для него чем-то абсолютно незнакомым и неожиданным. — Успокойся, Локи. — произнесла я, мерно и уверенно, не отводя взгляд. — Расслабься и дыши глубше. Ты должен вернуть себе обличие. — я знала, что он может это сделать. Мне не нужно было больше ни слов, ни доказательств. Мои слова были простыми, но в них была сила, исходящая от понимания. Локи сделал несколько глубоких вдохов, и его форма постепенно начала меняться. Синий оттенок его кожи начал исчезать, оставив на его теле только ту привычную сущность, с которой я была знакома. Это был тот же Локи, только теперь он выглядел более естественно. Я отошла, оставив между нами достаточное расстояние, но ощущение его присутствия всё равно оставалось. — Ты говорила, что твой отец — ксандарец, а мать — мидгардка, — сказал он, изучая меня с новым интересом. В его голосе звучала неуверенность, как будто он искал объяснение, пытаясь понять что-то, что до этого не укладывалось в его картину мира. — Во мне течёт кровь ледяных великанов, — ответила я спокойно, не отрывая взгляда от его лица. Локи продолжал смотреть на меня с настойчивым, полным недоумения взглядом. Я продолжила, чувствуя, как слова сами собой обретают форму: — Отец моей матери был Йотуном. Она же — наполовину Йотун, наполовину Мидгардка. Это наследие передалось и мне, хотя в меньшей мере. Видишь, моя кожа не принимает столь ярко выраженный синий оттенок, не покрывается узорами, а глаза не приобретают кровавый оттенок. Но, как ты, вероятно, заметил, моя температура тела гораздо ниже нормы, и я не переношу жару. Я слегка усмехнулась уголком губ, чтобы смягчить серьезность сказанного, и добавила: — Впрочем, этого достаточно, чтобы тебе было понятно, что мне не так страшен твой облик, как ты, возможно, подумал. Локи стоял на месте, его взгляд опустился, а на его лице проступило что-то, чего я никогда не видела — растерянность. Он не мог найти слов, и это было вполне очевидно. Он пытался что-то сказать, но, видимо, не знал, как. — Я... — он замолчал, стиснув зубы, и будто собирался продолжить, но потом снова замер. Он закрыл глаза на мгновение, как будто ему было трудно что-то выговорить. — Прости меня. Рэйвен, я... не должен был... не хотел... — Стой, погоди! Я не хочу ничего слышать по этому поводу, — отрезала я. Мой голос звучал ровно, как будто я не заметила его попыток что-то объяснить. Но внутри, где то глубоко я ощущала странное, почти чужое напряжение, которое я не могла ни описать, ни понять. Мне не нравилось когда кто-то извенялся передо мной. Локи поднял взгляд. Его лицо оставалось застывшим, но я уловила в этом спокойствии нечто неправильное. В его глазах мелькнуло что-то, чего я не смогла идентифицировать, и это заставило меня задержать дыхание. — Почему ты не сопротивлялась? — наконец произнес он, его голос прозвучал тихо, почти осторожно. Я почувствовала, как он смотрит на меня, но не отреагировала. Моё лицо оставалось таким же неподвижным, как и всегда. Я не знала, что он пытается во мне найти, но ощущение его внимания было тяжёлым, почти невыносимым. — Почему ты... — начал он, но оборвался, стиснув челюсть. Его взгляд скользнул по мне, будто он не мог понять, как задать вопрос, который крутился у него в голове. — Ты могла сопротивляться. Ты могла... сделать что-то. Почему ты этого не сделала? Что мне было говорить, когда я и сама не ответила себе на этот вопрос? Я никак не отреагировала. Просто стояла и смотрела на него, пытаясь понять, зачем он спрашивает. — Ты... испугалась меня? Как только слово сорвалось с его губ, внутри меня что-то щёлкнуло, словно замок открылся, выпуская наружу нечто острое, почти инстинктивное. Мои плечи напряглись, по телу прошла волна раздражения. — Испугалась? — голос прозвучал низко и четко. — Не разбрасывайся словами. Ты видел в моих глазах страх? Или, может, видишь его сейчас?! Локи чуть дёрнулся, но не отступил. Его взгляд, как я заметила, на мгновение вспыхнул чем-то — удивлением или недоумением. Я не остановилась. В памяти вспыхнули моменты, которые никогда не изгладить. Лезвие ножа, вспоровшее плоть, тихий хрип матери, когда жизнь покидала её тело. Отец, сражённый ударом, пока я стояла, парализованная ужасом, наблюдая, как всё, что мне дорого, разрывают на части. Холодное дыхание смерти, что пронзило меня той ночью и никогда больше не покинуло. Мой голос звучал ровно, но в нём была сталь: — Я видела смерть тех, кого любила. Видела, как из их тел вытекает жизнь. Слышала звуки от которых ты бы предпочёл оглохнуть. Я замерла, мой взгляд впился в него. — И ты действительно думаешь, что я испугалась бы тебя? Локи замер на мгновение, его лицо напряглось, и в глазах мелькнула досада, будто он только сейчас осознал, насколько тяжело могли прозвучать его предыдущие слова. Он медленно выдохнул, и, будто что-то в нем сломалось, он сделал шаг назад, смягчая свой взгляд. — Нет, — сказал он наконец, его голос был тихим, но напряжённым. — Ты права. В твоих глазах нет страха. Я не хотел бы видеть его. Его челюсть напряглась будто это признание далось ему с трудом. Он отвернулся, давая мне пространство, и сказал, почти шёпотом: — Я не враг тебе. Не тот враг, которого ты привыкла видеть. Я стояла, молча, давая его словам повиснуть в воздухе между нами. Его признание, хоть и неожиданное, не тронуло меня так, как он, возможно, ожидал. Я знала, что его слова имели значение, но мне не хотелось на них реагировать. В конце концов, всё, что я пережила, научило меня гораздо большему, чем просто поверить в чужие слова. — Можешь не говорить мне об этом. Я в полной известности всех рисков. Но, по твоему, что я должна думать, когда ты смотришь на меня так, словно хочешь стереть меня с лица земли? Что ты вообще пытался сделать? — Я... — начал он, но замолк. Его голос был тихим, почти неуверенным, что было непривычным для него. — Это не должно было случиться. Ты даже не защищалась, — продолжил он, с трудом поднимая взгляд на меня. Его тон смягчился, почти утратил прежнюю остроту. — Я видел это. И всё же... — И всё же ты сделал это, потому-что ты хотел, чтобы я испугалась, — перебила я его, не позволяя завершить мысль. Мой голос был резким, почти обвиняющим, хотя подобного намерения я не преследовала. — Ты хотел увидеть, как я падаю перед тобой на колени, как дрожу под твоим взглядом? Ты искал этого, потому что... ты сам боишься? Боишься себя? Боишься, что я могу не испугаться. Что в тебе больше не осталось ничего, кроме угроз и злости. Ты не знал, как я отреагирую, и тебе нужно было убедиться. Поэтому ты сделал это. Не для того, чтобы уничтожить меня, а чтобы понять самого себя. Локи вздрогнул, его взгляд метнулся ко мне, словно я только что ударила его по лицу. Некоторое время он молчал, его губы приоткрылись, будто он собирался что-то сказать, но слова не приходили. Я видела, как он борется с собой, пытаясь решить, стоит ли ему продолжать или просто уйти. — Ты ошибаешься, — наконец произнес он, но его голос звучал сдавленно. Он сделал шаг назад, словно пытался увеличить между нами расстояние. — Я не искал твоего страха. Никогда. Я... Он запнулся, снова взглянув на свои руки, где все еще проступали ледяные узоры. Его челюсть напряглась, и он снова встретился со мной взглядом. — Ты была права. Я боялся. Себя. Этого. — Он поднял руку, и я увидела, как тонкая синева пробежала по его пальцам, оставляя после себя холодный след. — Каждый раз, когда это вырывается наружу, я теряю контроль. И когда я смотрю на тебя... — Он снова запнулся набирая в легкие воздуха, но я молчала, позволяя ему продолжить. — Когда я смотрю на тебя, я вижу силу, которой у меня никогда не было. Спокойствие, которого я не знаю. Ты стояла передо мной, даже когда могла умереть, — продолжил он, его голос становился все тише, но его слова звучали отчетливо. — И это... раздражает. Злит. Напоминает, что я никогда не смогу быть таким. Ты можешь не бояться. А я... — Локи сжал кулак, и я увидела, как он отвернулся, пытаясь скрыть свою слабость. — Я боюсь того, кем являюсь. Он замер, будто собирался что-то добавить, но вместо этого сделал шаг назад. Его взгляд на мгновение смягчился, и я заметила, что в нем была искренняя боль. — Поэтому я сорвался, — произнес он, наконец нарушив тишину. — Я хотел... сломать твое спокойствие. Всего на секунду мне захотелось заставить тебя почувствовать то, что чувствую я. Но ты оказалась сильнее. Опять. — Его губы сжались в тонкую линию, и он отвел взгляд. — И это больше всего меня изводит. Изводит, потому что, как бы сильно я ни старался, всеравно ощущаю себя нèмощным перед лицом действительности. И каждый раз эта действительность вытирает об меня ноги! — Действительность..? О какой действительности идет речь? — я была в замешательстве, но взгляд мой оставался по прежнему пристальным. — О той, в которой я никогда не принадлежал себе, — произнес он глухо, его голос звучал надломленно. — Где всё, что я делал, было не ради меня. Где каждая часть моей жизни — это чей-то чужой выбор. Я заметила, как его руки едва заметно дрожали. Локи крепко сжал кулаки, словно пытаясь сдержать не только свои слова, но и себя самого. Когда он поднял взгляд, в его глазах, таких всегда холодных и дерзких, блеснули едва заметные слезы. Он быстро моргнул, стараясь избавиться от них, но это не ускользнуло у меня из виду. — Думаешь, я не вижу? — голос его едва уловимо сорвался. — Я живу в мире, где меня либо используют, либо боятся. И даже это не мой выбор. Весь этот гнев, это раздражение… всё идёт из одного источника. Его дыхание стало более тяжелым, и он провел рукой по лицу, словно стараясь скрыть выражение, которое ему самому было неприятно показывать. — Но...что это за источник? — я сделала шаг ближе, не отводя взгляда. Он усмехнулся, но в этой усмешке не было радости. — Я, — произнёс он, словно признавая самую страшную истину. — Я сам. Я ненавижу себя за то, что позволил им превратить меня в то, что они хотели. Потому что вся моя жизнь была ложью, вся она. Его голос сорвался, и я видела, как он стиснул кулаки, пытаясь сдержать что-то, что слишком долго держал внутри. — Мне не дали выбора. Я был трофеем, ничем иным. Один забрал меня, как добычу, как символ победы над моими собственными сородичами, держал меня в этой золотой клетке, закрытой от правды, от того, кто я на самом деле. И всё это время я думал, что я — один из них. Что я — асгардский принц. Но это было ложью. И ты думаешь, что мне легко было признать это? Когда я вошел в Йотунхейм, почувствовал этот холод, тот самый холод, который я никогда не замечал, потому что никогда не знал, что я сам был этим холодом? В тот момент я понял, что я не просто чужак среди Асгардцев — я был чужаком для самого себя. Я стал частью их игры, их идеалов, и меня ни разу не спросили, хочу ли я быть этим. Они решили за меня. А потом, когда я узнал, кто я на самом деле, когда правда взорвалась в моей голове, — его голос стал тихим, почти шёпотом, — я почувствовал, как мой мир рухнул. Всё, что я знал, всё, что я считал своим, оказалось иллюзией. Он замолчал, его дыхание было тяжёлым, и я могла видеть, как эти слова вытягивают из него силы. Я молчала, позволяя ему продолжать. — Я понял, что не могу быть тем, кем они меня сделали. Не могу быть трофеем, не могу быть кем-то, кого просто используют, чтобы удовлетворить их гордость. И эта ненависть… она была не просто к Йотунам, а к себе, за то, что я позволил себя так использовать. За то, что я был никем, живя в их мире, но всегда оставался чуждым самому себе. Я ненавижу это, ненавижу то, что меня никогда не спросили, кем я хочу быть. И я всё это несу, как ярмо, как память о том, что мне никогда не позволяли быть свободным. Он стоял передо мной, словно сломанный. Его плечи поникли, дыхание стало тяжёлым и рваным. Его кулаки были сжаты до белизны, а в глазах блестели слёзы, которые он отчаянно пытался скрыть. Я заметила, как мышцы на его лице подрагивали от напряжения, словно он боролся не только с болью, но и с самим собой, пытаясь не потерять контроль. Он был похож на корабль, потрёпанный бурей, едва удерживающийся на плаву. Но эта буря была внутри него. Его собственные слова истощали его, вытягивали из него силы. Я стояла неподвижно, глядя на него. Я понимала, что его слова касаются чего-то важного, чего-то болезненного, но я не знала, что именно я чувствую. Слова, которые он говорил, казались важными, значительными, но мои эмоции оставались где-то на поверхности, как отражение света на воде. Они были там, но я не могла до них дотянуться. Я сделала шаг ближе, не осознавая этого. Внутри меня не было желания утешать, потому что я не знала, как это сделать. Но я чувствовала, что не могу просто молчать. — Ты несёшь это как ярмо, — произнесла я, мой голос звучал ровно, без эмоций. — Но, может быть, ты носишь это не потому, что у тебя нет выбора, а потому что ты не позволил себе отбросить его? Я наблюдала за ним, за тем, как его взгляд на мгновенье померк, а пальцы чуть разжались. Он слышал меня, даже если мои слова могли ранить. Я сделала ещё шаг, теперь между нами оставалось всего несколько шагов. Я смотрела прямо на него, не отводя взгляда. — Твоё прошлое было чужой игрой, — продолжила я. — Но разве оно должно быть определением тебя сейчас? Я не знала, что именно движет мной в этот момент. Моё спокойствие раздражало его, я видела это. И всё же я не могла предложить ничего другого. Это была единственная версия меня, которую я могла дать. Я остановилась и замерла, давая ему пространство, чтобы осмыслить мои слова. Локи поднял на меня взгляд. Его глаза — ярко-зелёные, как северное сияние, — теперь казались потухшими, словно он изо всех сил пытался не утонуть в собственных мыслях. — Ты думаешь, это так просто? — тихо спросил он, голос его звучал глухо, словно сдавленный под тяжестью невидимой цепи. — Отбросить то, что я носил с самого детства? Забыть, кем я был, и притвориться, что это не имеет значения? Он шагнул назад, словно пытаясь увеличить между нами расстояние, но в его движениях не было угрозы — только усталость. — Всё, что я знал, всё, что я строил, — продолжил он, — оказалось ложью. Даже я... — он замолчал, его горло судорожно сжалось, будто слова застряли где-то внутри. — Даже ты, — повторила я за ним, не отрывая взгляда от его лица. — Но разве это означает, что ты не можешь стать тем, кем хочешь быть сейчас? Я не понимала, почему это важно сказать. Мои слова звучали отстранённо, почти механически, но я видела, что они попадают в цель. Он качнул головой, сдавленно выдохнул и прикрыл глаза. Я заметила, как его пальцы дрожат, как он снова стискивает кулаки, будто пытаясь удержаться на краю пропасти. — Ты не понимаешь, — прошептал он, его голос дрогнул. — Это не то, что можно просто забыть. Это... — он сделал паузу, и я видела, как слёзы, которых он так отчаянно стыдился, блеснули в уголках его глаз. — Это часть меня. Я ненавижу её, но она есть. Я молчала, позволяя его словам повиснуть в воздухе. Я не знала, что сказать. Никакое объяснение или утешение не пришло мне в голову. Моё сердце должно было бы отозваться на его боль, но я чувствовала лишь тяжесть тишины между нами. И всё же что-то внутри меня заставило сделать шаг вперёд. — Ты говоришь, что это часть тебя, — произнесла я медленно, стараясь выбрать слова, которые не прозвучали бы чужими. — Тогда почему ты сам отвергаешь себя? Локи замер, его глаза широко раскрылись, как будто мои слова обожгли его. Он смотрел на меня, не в силах найти ответ. Я не знала, что именно зацепило его в моих словах, но я видела, что они попали в самую суть. — Потому что, если я приму это, — наконец прошептал он, — это будет означать, что они победили. Что я действительно... монстр. Его голос сорвался, и он отвернулся, закрывая лицо рукой. Я сделала ещё шаг, теперь между нами оставалось лишь небольшое расстояние. Его слова тяжело повисли в воздухе, но я знала, что не могу позволить им остаться неоспоримыми. — Ты называешь себя монстром только потому, что ты Йотун? — мой голос звучал ровно, но я чувствовала, как внутри меня что-то разрывается, как я борюсь с этой пустотой, с тем, что было мной и не мной одновременно. — Тогда скажи мне, Локи, считаешь ли ты меня монстром? Возможно и так. Он напрягся, словно мои слова нанесли ему удар. — Это другое, — пробормотал он, его взгляд метнулся в сторону. — Ты… ты не такая, как я. Я нахмурилась, но мой голос остался спокойным. — Не такая? — переспросила я, делая ещё один шаг ближе, — Но чем мы отличны, Локи? Я тоже Йотун. Более того, я теневой мастер, владычица Тёмного царства. Люди всегда смотрят на меня с подозрением, с ужасом. Для них я всегда была и буду чудовищем. Он молчал, не понимая, что я хочу сказать. Я продолжала, всё с тем же спокойствием, хотя внутри меня было странное ощущение — как если бы я смотрела в пропасть и не знала, что там, но была вынуждена продолжать. — Если ты — монстр только из-за своей крови, — сказала я, — то что это делает со мной? Я сотворила столько разрушений, столько жизней обречены из-за того, что я могу. Я способна уничтожить, держать миры в своих руках, а потом отпускать их в никуда. Разве это не делает меня чудовищем? Но я не считаю себя таким. И ты тоже не должен. Он поднял на меня свой затуманенный взгляд. — Монстр — это не тот, кто родился таким, — сказала я, делая ещё один шаг. — Это тот, кто не способен меняться, кто не ищет выхода. А ты… ты ищешь. Ты борешься с этим. Ты не позволяешь себе сдаться. Монстр — это тот, кто разрушает без причины. Кто не чувствует ни сострадания, ни сожаления. Кто живёт лишь для того, чтобы поглощать всё вокруг. Мой голос стал тише, но резче. — Ты не монстр, Локи. Монстр не способен любить, а ты любишь. Монстр не чувствует боли, а ты борешься с ней каждый день. Монстр не сражается за то, чтобы стать лучше, а ты сражаешься. Ты всё ещё пытаешься стать лучше, несмотря на то, что было. Он молчал, его лицо было напряжённым, словно каждое слово разрывало невидимую преграду внутри него. — Если ты — монстр, — продолжила я, подойдя ближе, — тогда и я монстр. Даже больший монстр, чем ты. Разве ты считаешь меня чудовищем, Локи? Он посмотрел на меня, его глаза широко раскрылись, и я увидела, как нечто внутри него дрогнуло. — Нет, — прошептал он, его голос едва донёсся до меня. — Я никогда не думал… ты не чудовище. — Тогда почему ты думаешь это о себе? — мои слова прозвучали мягко, но в них была вся моя правда. — Если твоё сердце способно чувствовать, если ты способен смотреть в лицо своему прошлому и не опускать руки, ты не чудовище, Локи. Ты сильный. Его дыхание стало резким, он отвернулся, как будто мои слова были для него слишком тяжелыми. Но я не отступила. — Они внушили тебе эту ложь, — продолжила я. — Потому что боялись тебя. Но их страх — это не твоя реальность. Или может, ты сам себе внушил этот вздор? Его руки сжались в кулаки, его плечи дрожали, будто он сдерживал бурю. — Замолчи, — выдохнул он, но в его голосе не было злости, только боль. Я не послушалась. — Ты не монстр, — повторила я твёрдо. И вдруг он повернулся. В его взгляде была вся боль, весь гнев и отчаяние, которое он так долго прятал. Но вместо того чтобы оттолкнуть меня, он сделал шаг вперёд и резко притянул меня к себе. Его губы накрыли мои с такой силой, что я ощутила, как остатки слов рассыпаются, как песок на ветру. Это был не просто поцелуй — это был взрыв, буря эмоций, которые он не мог больше сдерживать. Его руки сжались на моих плечах, а дыхание смешалось с моим, пока я стояла неподвижно, ошеломлённая этим внезапным порывом.