В конце они умрут.

      Звук, с которым лопаты вскапывали землю, неприятно резал слух. Постукивание, звяканье металла о случайные камни и треск попавшихся не к стати веток погружались вглубь разума, напоминая колокольный перезвон, отражающийся от белокаменных стен храма. Бездушные глаза наблюдали за тем, как тело Дон Суна медленно покрывается комьями глины и земли, перемешанные с белым снегом. Изуродованного лица его уже не было видно. Из одежды на нём осталась только замызганная футболка с дырой на правой лопатке, трусы и потёртые носки. Посиневшие ноги вспухли и частично покрылись тёмно-лиловыми пятнами. Из импровизированной могилы дурно пахло — мышцы расслабились, и содержимое мужчины вышло из него в виде кала и мочи.       Постепенно труп полностью покрылся слоем рыхлой почвы. Через минут десять Минги, Уён и Чонхо закончили с работой, прихлопнув пару раз найденными лопатами по могиле. Сан сидел рядом на поваленном дереве, наблюдая за процессом и не вмешиваясь. Он экономил остатки сил, смотря на этот ритуал из-под прикрытых век и прижимаясь щекой к винтовке.       Такаяма тоже осталась в стороне в роли наблюдателя. Руки не были пригодны для труда... снова. Они не знают, сколько потребуется времени, чтобы пальцы могли функционировать вновь. На вскидку, она надеялась, что через дня три-четыре можно будет снять бинты.       Небо было таким же голубым и приветливым — они хоронили Дон Суна в тот же день, как он издох, потратив последние мгновения своей несчастной жизни на борьбу с молодыми людьми ради собственного благополучия. Рюрико на этот факт... Трудно сказать, что ей было наплевать. Она знала этого человека с общины, прекрасно понимала его внутренний мир и старалась лишний раз сторониться, поскольку тот не чурался лишний раз поиздеваться над слабыми и показать свой статус в их несправедливой иерархии. Но он был далеко не самым гнусным подонком, с которым пришлось иметь дело. Порой Дон Сун проявлял подозрительную доброжелательность, строя из себя хорошего знакомого и подкидывая небольшие презенты, то ли надеясь на что-то, то ли теша своё эго добытчика. Мог по-дружески похлопать по плечу, взъерошить волосы и щёлкнуть по носу робевшую при нём японку, широко улыбаясь. Погоня со смертью извратила неплохого человека, коим он, вероятно, являлся до случившегося. По крайней мере, Такаяма верила в это, когда он спрашивал у неё в прошлом про то, как прошёл этот день и сколько раз её назвали гейшей. Всё это было без какой-то злобы. Он подтрунивал, но не пытался вонзить жало в сердце, чтобы ранить.       Тем не менее теперь его тонкое лицо с высокой носовой перегородкой и миндалевидными тёмно-карими глазами надело на себя жёлтую сухую маску покойника с чернеющей впадиной на лбу.       - Пойдём домой, - произнёс Чон отстранённо. - Есть хочется.       - Пошли, - ответил ему тем же тоном Чонхо и харкнул себе под ноги, закидывая на плечо лопату и прихрамывая по тропинке, что через пару дней перекроет снег, навсегда забывая о дороге, ведущей к могиле Дон Суна.       - Идём, Рю, - позвал затормозившую девушку Минги, не оборачиваясь на оную.       Японка ещё пару мгновений смотрела на место, где нашёл свой последний покой Дон Сун, чувствуя, как горло сдавила горечь и сожаление. Горечь за то, что умер очередной человек, сожаление — за то, что они нашли время для того, чтобы похоронить потенциального убийцу, но не нашли для бедного Юнхо. Наверное, тело его уже достаточно сильно изменилось под естественным процессом разложения. Но воображать себе это никто не хотел. Тем более Минги, который отплёвывался от затеи тащить труп прочь от дома и копать ему яму, когда их друг гниёт на сраной крыше недостроенного здания.       - Прощай, Дон Сун, - шепнула Рюрико, поджав губы и направляясь прочь. Снег противно поскрипывал под её ногами. Холодный ветер дул сбоку, ероша коротко подстриженные темные волосы.       - Недолго встречи жди, Рюри-чан, - японка запнулась на месте и остолбенела. Шелест мужского голоса донёсся до неё со стоном беззащитных крон деревьев, покачивающихся над девичьей головой.       Шумно сглотнув, она медленно оглянулась назад и уставилась во все глаза на могилу.       Она сходит с ума — это точно. И точно, ей нужно быстрее добраться до исчезнувших приятелей, пока след от них не простыл. Она была без оружия, в отличие от Чхве-старшего.       Развернувшись, Такаяма хотела быстрым шагом поспешить вперёд, как снова замерла, вытаращившись на заброшенный тёмный цех, окруживший её со всех сторон. Под ногами теперь не было перелеска — только бетон, усыпанный битым стеклом, обвалившейся с высокого потолка штукатуркой и пожухлой листвой. Грязные, покрытые несколькими слоями пыли окна не пропускали и грамма света, погружая всё пространство вокруг в сумерки, скрывая то, что прячется за толстыми рядами колонн. Из этих же колонн торчали голые арматуры, напоминая собой выбитые кости огромного здания.       Оглядевшись и сдерживаясь от того, чтобы не завопить от непонимания происходящего, Рю приметила дверь впереди себя. Она тонула в тени, но каким-то чудом выделялась на фоне стены.       Недолго думая, японка посеменила в её сторону, содрогаясь от того, как громко звучат её поспешные шаги, скрип ботинок и вздохи, покидающие нервно вздымающуюся грудь. Глаза её бегали то по двери, манившей нутро девчонки, то скакали по округе, ожидая увидеть врага или ходячего. Она затылком ощущала чужой пристальный взгляд, но, оборачиваясь назад, не видела никого и ничего. Она была одна в цеху, но вместе с тем была с кем-то, кто удачно и ловко передвигался вне поля её зрения.       В очередной раз засвербело в спине.       Такаяма на секунду оглянулась, чтобы не упустить из виду ни разу не приблизившуюся дверь: создавалось ощущение, что пространство впереди вытягивается и вытягивается, либо же она всё это время ступала по незримой беговой дорожке.       И стоило ей в очередной раз отвлечься на своего преследователя, как Рюрико мигом запнулась об что-то мягкое и полетела вниз, выставляя руки. Ладони и правое колено соприкоснулись с холодным полом, в то время как нос девчонки столкнулся с чужим носом. Глаза распахнулись в ужасе, а непроизвольный визг вырвался из груди, когда Такаяма узрела пустые белые глаза, покрытые прозрачной голубоватой плёнкой. Темные ресницы неизвестного затрепетали от сбившегося дыхания девушки, что тут же поднялась на четвереньки и застыла с распахнутым ртом. Крик огромным клубком забился в глотке. Все тело затрясло от неверия в то, что предстало перед её ней.       Сонхва лежал остывшим трупом.       Губы его разъединены и посинели. Желтоватые зубы торчали наружу. Там же, в глубине червоточины, валялся фиолетовый опухший язык.       Рюрико и слова не сказала, парализованная в жалкой позе.       Глаза с трудом опустились от гипсовой маски вниз, оглядывая тело Пака и пытаясь найти причины его смерти. Но она не видела ничего: открытая шея была целой, не показывая следы от удавки или укусов или глубокой линии ножа; на одежде не было ни дыр, ни темнеющих липких следов от колющих ран или пулевого ранения; раскинутые в сторону руки также были чисты.       Снова заныло в лопатках.       И снова Рюрико развернулась, шумно сглатывая и наблюдая то, как к ней, неспешно, едва переставляя кривые ноги, двигалась длинная скрюченная фигура. Одна рука её, словно маятник, болталась туда-сюда, рассекая сырой воздух. Второй руки Такаяма не наблюдала, отчего отчаянно щурилась и пыталась отыскать забытую кем-то конечность. Вот только, когда осознание того, кто неспешно бредет к ней, глухо ударило по черепной коробке, Рю перестала делать это и уставилась на Юнхо.       Как по команде, на серое безэмоциональное лицо упал свет, отбрасывая тени на впалые глаза и растёкшиеся под ними тёмно-красные пятна. Нос его был заострён, сухие уста приоткрыты, поблескивая от какой-то серой жижи. Он выглядел так же, каким его запомнила Рюрико в последние минуты жизни.       Сдавившее сердце тоска вырвалась в приглушённом:       - Юнхо...       Тело замерло. Пустышки-глаза вперились в согнутое тело девчонки, всматриваясь куда-то внутрь, созерцая, как под кожей, плотью и скелетом двигаются органы, трепеща от встречи, которой никогда не должно было состояться.       - Это... ты виновата... - морозный воздух ударил в щеку, заставив Рю посмотреть вниз. Безликий Сонхва таращился на неё с ненавистью и обидой. - Если бы не ты...       - Я не виновата, - закачала головой японка, забыв о том, что разговаривала с трупом. Часть сознания перестала воспринимать его как неодушевленную вещь, облаченную в пропавшего друга. - Не я...       - Ты!       Такаяма перестала дышать, вслушиваясь в озлобленный твёрдый шёпот, обволакивающий со всех сторон. Голова мотнулась, без слов выражая протест.       - Если бы не ты, то Юнхо был бы жив.       - Я ничего не могла...       - Ты виновата, - уже произнес загробный голос позади, заставив вновь посмотреть на Чона. Лицо его исказилось, губы приподнялись, оголяя ряд почерневших зубов с кровавыми подтёками. Брови сурово сошлись на переносице, показывая ряд морщин. Только они выглядели неестественно чёткими, и было их чрезмерно много для обычного человека. - Ты их приманила.       - Не я...       - Ты! - рявкнул мертвец и возобновил свой путь.       Девушка дёрнулась, инстинктивно поднимаясь на ноги и бросаясь вперёд, случайно ударяя мыском ботинка по голове Сонхва, отчего сдавленно пищит и хочет извиниться, но замолкает и начинает бежать. Мир искажается точно так же, как и до этого: расстояние растягивается, создаётся ощущение, что она стоит на месте, в то время как изуродованный лик Юнхо всё быстрее и быстрее является из мрака озлобленным диким зверем. По недвижимому телу Пака он просто проходится, наступая по животу, сминая грудную клетку и вдавливая гипсовую маску вовнутрь. Такаяма каким-то чудом умудрилась увидеть то, как нос, губы, лоб и глаза вошли вовнутрь черепа, словно некто игрался с глиной, пытаясь придать ей форму, но разозлился и снёс итоги своих трудов. Тело девушки замедляется. Ноги движутся с той же скоростью, как если бы она мотала ими в воде, с трудом рассекая тучную прозрачную массу.       А Чон всё ближе, тащится, прихрамывает и дёргает единственной рукой, пока с обрубка капает темная жирная масса, оставляя следы на полу.       - Отдай мне свою руку! Отдай мне свою жизнь! Верни то, что забрала! – верещит он, не отставая.       Рюрико не отвечает, лишь сильнее начинает барахтаться в воздухе, всматриваясь в спасительную дверь, за которой можно было спрятаться, отрезать своё существование от этого цеха.       Она делает очередной рывок, тратя на него все силы, и впечатывается лбом в железо, в одно мгновение оказываясь напротив выхода. Ладонь сразу ложится на массивную ручку и дергает её. Она поддается легко, и девичья фигура скользит в непроглядную тьму, закрывая за собой и замирая, прислушиваясь к звукам, которые она ожидала услышать: удары, толчки, вопли с призывом немедленно впустить его, что угодно. Но повисло молчание. Неуютное в своей неестественности. Такаяма не ждала его, часто дыша и отступая назад спиной, готовая увидеть, как створки дверей приоткрываются и к ней скользит высокая худощавая фигура Юнхо.       Но ничего не случилось.       - Молодец, что убежала, - слышит она позади себя и крупно вздрагивает, оборачивается и выставляет перед собой руки с раскрытыми ладонями – её единственную защиту. – Похвально.       Такаяма сглатывает, смотря с шоком на человека перед собой. Он виден ей чётко, словно со всех сторон был освещён лампами.       Хонджун смотрит на неё пристально, не обращая внимание на то, как отросшие темные волосы с синими кончиками лезут в его единственный целый глаз, перекрывая частичный обзор на перекошенную физиономию приятельницы. Аккуратное лицо его не выражало никакой эмоции. Губы слегка приоткрыты, готовые сказать что-то ещё, но он находится в раздумьях, подбирает слова и окончательно мотает головой.       Рюрико моргает, и в следующее мгновение перед ней никого нет.       - Почему ты не носишь с собой нож, который я тебе дал? – прозвучало сбоку.       Такаяма безумно таращится на новую фигуру, обходящую её со всех сторон, придирчиво оглядывая и не переставая хмурить свои редкие брови. Сердце болезненно сжимается в груди от того, как добрые раскосые глаза старого друга останавливаются на её поясе, скользят по туловищу вверх и останавливаются на лице, заглядывая куда-то внутрь. Господин Пак – человек, давший ей знания о новом мире, о том, как выживать в нём вопреки всему, и вместе с тем человек, подаривший её частицы ускользающей отцовской заботы, был подле. Некогда расколотая макушка была полностью целой. Тёмная шевелюра небрежно взлохмачена.       - Его надо всегда при себе держать, Рюрико, - отчитывал он её. Тонкие уста подёрнулись, сдерживаясь от того, чтобы сложиться в улыбку. – Что за легкомысленность?       - Я забыла, - пролепетала она, хлопнув себя по бёдрам, которых сама не видела и не чувствовала. – Случайно.       - Не забывай на будущее, ладно? – он уже спрашивал мягче. – Не зря же я умер, чтобы ты так по-глупому сама пропала, а? Рюрико, будь аккуратнее.       - Постой, а откуда ты…       - Не время вопросы задавать, Рюрико, тебя твой друг ждёт. А я пойду. Мне пора идти.       - Стой, стой, стой, - девушка испуганно вскинула руки, силясь ухватиться ими за господина Кима, что продолжал стоять на месте. – Не уходи, пожалуйста. Не бросай меня в темноте. Какой ещё друг? А ты куда пойдешь? Мы же не поговорили ещё!       - Мы ещё встретимся. Но, - господин Ким запнулся, возводя темные очи к бесконечному потолку черноты, - ты не торопись к этой встрече, хорошо, 딸?       - Не уходи, пожалуйста, - взмолилась Рюрико и дёрнулась вперёд, чтобы вцепиться в поношенную одежду мужчины, как пальцы её прошли мимо, и мираж перед глазами рассеялся в одночасье. – 父!       - Он ушёл, - холодный голос отвлёк её от накатывающей истерики за то, что она опять опоздала.       - Чонхо? – спросила она и тут же нашла механика в паре метров. – А ты откуда здесь?       - Тебя Минги звал, - только и ответил он, рассыпавшись в дымке. Такаяма в который раз осталась одна, не понимая, что вообще происходит. Голова с трудом воспринимала одну смену сюжета другой, с заминкой отдавала приказ телу двигаться. Сознание концентрировалось на одной вещи, а после сразу же фокусировалось на другой, пропуская мимо мелькающие картинки.       - А он откуда здесь?       Но и этот вопрос был проигнорирован новым ведением. Девушка шумно сглотнула и покрутилась вокруг себя, стараясь найти Сона, которого только что назвал механик. Но никого она не видела.       - Минги! – позвала она, ступая в никуда. Ступня полностью опустилась на несуществующий пол. Раздалось постукивание каблука ботинка. – Минги, ты где?       Но ей не отвечали. Японка снова крутанулась вокруг своей оси.       - Рюрико, - низкий шепот донесся до неё, на что она мигом рванула в сторону источника звука, делая три быстрых шага и находя расплывчатую мерцающую высокую фигуру корейца. Глаза её впились в него, оглядывая и замечая то, как с одежды юноши капает вниз вода. Он промок насквозь.       - Минги, - вторила она, желая подойти к парню и опять осознавая то, что не смещается с места при всех её усилиях.       Опустив голову вниз, девушка пыталась углядеть, в чем скрывается её помеха. Всего на миг она сместила фокус с Ги, как в той же стороне, где стоял он, раздалось утробное леденящее душу рычание.       Рюрико замерла, шумно задышав и распахнув глаза до того, что ещё немного, и они вывалятся из ниши век, упадут вниз и покатятся в сторону, как бусины разорванного браслета. Тело объял озноб, прокатившись по выступающим позвонкам и укусив за загривок. Пальцы на руках задрожали.       Плавно, несколько заторможенно, японка подняла голову и уперлась взглядом в пригнувшуюся к полу тварь. Собакой, коей она могла показаться на первый взгляд, ее посчитать было тяжело. Тощее тело частично было укрыто облезлым иссиня-черным мехом, виднелась содранная кожа на плечах и лопатках, взбухшие отвратительно-пурпурные бугры мышц и вздувшиеся серовато-фиолетовые вены, приподнимавшиеся над плотью и уползающие под неё, как корни деревьев. Кривые лапы были расставлены в сторону, являя оголенные участки мяса и прикрытые свалявшейся шерстью запястья. Крючковатые когти царапали невидимую поверхность, из-за чего раздавался противный скрипящий отзвук. Холка, спина и поясница животного состояла из голого позвонка, на котором висели лоскутья кожи, напоминая собой заплесневевшие тряпки. Без особых усилий можно было пересчитать каждый гребень позвонков, потрескивающий при очередном рычании псины. Но что было самым неприятным во всем этом блике – это кривящаяся в оскале морда. По сути, это был голый череп с сияющими в отверстиях глазниц зенками, внимание которых было полностью поглощено фигурой девушки. Червоточина ноздрей, прикрытая серым хитином, откусанное ухо, клочья шерсти, которые в любую минуту могли отвалиться от простого дуновения ветра. И пасть… Она состояла из розовых десен, украшенная рядом клыков и простых резцов. Языка не виделось. Зато хорошо была видна наполнившая полость рта пена, тягуче скатываясь с нижней челюсти зверя.       - Тихо, тихо, - почти беззвучно шептала себе под нос Такаяма. Она не моргала, боясь упустить из виду это создание и проиграть ему в гляделки, где призом для твари будет перегрызенное горло добычи. – Тихо.       Что-то блеснуло на шее, привлекая внимание Рюрико. Она скосила туда глаза, собираясь тут же вернуть внимание к черепу пса, но отвести взора не смогла, пораженно глядя на остатки кожаного ошейника с небольшой серебряной медалью, где было выгравировано имя животного.       Для нормального человека увидеть что-то под таким углом было почти невозможно. Но Такаяма четко прочитала иероглиф, от которого сердце сделало кульбит в грудной клетке и остановилось.

«月»

      Она смотрела на этот знак долго, впитывая всю боль и сожаление, которое только можно было получить от пары черточек, складывающихся в значение «Луна». Нижняя губа предательски затряслась, а глаза наполнились непрошенными слезами, смывая вид перед собой. Горло сдавил комок, проглотить который не имелось никаких сил.       И вот, воспользовавшись заминкой своей жертвы, тварь зычно рявкнула и прыгнула, распахивая полную едкой слюны пасть и впиваясь желтыми клыками в живую, мягкую плоть, захлопываясь так же, как это делает капкан, в который попадает несчастное и не знающее о западне животное…       Такаяма дёрнулась и замычала в ладонь, накрывшую её рот; пальцы стиснули щёки, вызывая неприятные ощущения в лице. Кто-то перехватил её за кисть, удерживая в горизонтальном положении и не давая встать. Ужас накрыл её одной мощной волной, выбивая весь дух из без того всполошившегося тела. Выступил холодный липкий пот. Удары сердца отдавались в ушах, напоминая собой шум бьющихся о скалу волн. Ноги заметались, пытаясь скинуть с себя неизвестного: в её комнате была кромешная темнота, и нечёткие размытые линии восседавшего над ней неизвестного делали его похожим на монстра из отступавшего кошмара. И только вкрадчивый голос заставил её немного усмириться и перестать глазеть на силуэт во все глаза:       - Чш-ш-ш, Рю, это я. Это я - Минги.       Сбоку чиркнула спичка, осветив небольшое помещение теплым оранжевым светом, перекочевавшим на стоящую на стуле свечу. Тьма отступила, показывая, что в ней скрывался названный Сон и Чонхо. Младший стоял сбоку, сжимая в руках снятую винтовку и из-под опущенных век созерцающий стихающую девчонку. Та скосила глаза на Чхве-младшего, после чего снова посмотрела на Ги и кивнула ему головой, показывая, что она всё осознала.       Кореец тут же отнял руку от чужого рта, давая шумному выдоху сорваться с губ. Ладонь его неспешно опустила девичью конечность, которая безразборно металась по постели всё это время, нащупывая предметы для самообороны.       - Ты кричала во сне, - объяснил ей Ги, ловя на себе вопрошающий взор девушки, на дне которых угасала паника. Ресницы её слиплись от выступившей влаги. - Было слышно в соседней комнате.       - Мне кошмар приснился, - вполголоса произнесла Рю, шумно сглатывая вязкую слюну и пару раз моргая. - Я разбудила?       - Да, - уже произнёс Чонхо. - Ну, меня нет, я сегодня дежурю. А вот Минги, Сана и Уёна — да. Парни перепугались, что опять что-то произошло. Но я парочку спать отправил, когда мы поняли, что у тебя сновидение дурное.       - Простите, - шепнула Рю, облизывая сухие губы.       - Да бывает, - отмахнулся Чо. - После сегодняшнего и не удивительно. Как успокоишься, попробуй снова заснуть. Завтра новый день. И ты, Минги, - тут сонные, покрасневшие от утомления глаза обратились на парня, - тоже дуй в кровать.       - Ага.       - А я пошёл дальше в темноту смотреть, - недовольно буркнул Чонхо и тут же пожаловался. - Мне уже всякое дерьмо мерещится в этой мгле.       - Старайся думать о хорошем, - посоветовал ему Ги, поправляя на Такаяме одеяло.       - Лучше бы ты промолчал, - скривился Чхве-младший и удалился в коридор. Раздались тяжелые шаги, а за ним скрип стула, на котором приходилось коротать ночи каждому дежурящему.       Рюрико приподняла ладони и утёрла взмокшее от страха лицо, прикрывая глаза и сглатывая комок в горле. Тело потряхивало от эмоций, проскочивших в пару мгновений и затихших на затворках сознания. Ей бы в пору было выплакаться, но на это не было сил. Хотелось просто успокоиться и выбросить всё то, что эхом отдавалось от стенок черепушки. Дурацкий, непоследовательный сон с кучей ярких картинок, переполненных переживаниями и сожалениями, достал так не вовремя. Никакого отдыха от подобного ждать не следует. Главное сейчас — уснуть... Постараться уснуть и забыться.       Но, как назло, перед глазами стоял окоченелый труп Сонхва.       Не сдержавшись, Рюрико закусила язык, чтобы не взвыть от этой издёвки. И более того, от надежды, что сон этот был не вещим.       - Свет оставить? - спросил вполголоса Минги, наблюдая с обеспокоенностью за сжавшейся фигурой японки.       - Да, пожалуйста, - только и пролепетала она, показывая измождённое опухшее лицо. Увечья, которые оставил ей покойный Дон Сун, ещё долго будут стихать. Благо, что ничего сверхтяжелого он ей не подарил. Только нос посвистывал через раз, когда нужно было сделать выдох, да побаливал немного. И запах этот металлически-кислый, от которого нельзя было избавиться, знатно выбешивал. - Я может усну к тому времени, как свеча догорит.       - Хорошо, - шепнул ей Ги, повторно поправляя одеяло на ногах и вставая с места. Вид у него тоже был не очень. Видно, что устал.       Скорченная фигура его направилась к раскрытым дверям, как он резко остановился и затоптался на месте. Голова его опасливо повернулась в сторону девушки, наблюдавшей за траекторией движения парня со своего места. Минги приоткрыл рот, думая, как бы произнести возникшее желание. Взгляд его не был направлен на Такаяму, чтобы окончательно не смутиться от вольности, которую он себе позволил:       - Если... Кхм... Ес-сли ты не против, я могу остаться. Ну, чтобы тебе не было страшно... А, хотя нет, глупо, извини... Я пойду...       Брови девушки подпрыгнули. Ги скоро отвернулся от неё и поспешил уйти от своего позора, сопровождаемый нелепым заиканием.       - Останься, - долетело в его спину, когда он уже оказался в коридоре, охваченный сумраком. Голова его повторно повернулась, являя вытянутое от неожиданности лицо корейца. Рот его забавно распахнулся, являя неровный ряд зубов. - Только принеси себе что-то, чем можно укрыться.       - Да, сейчас... - проблеял парень и скрылся в коридоре, оставляя японку наедине с собой на пару минут.       Она снова утёрла лицо ладонями, шипя от боли, когда ненароком задела вспухший нос. Перебинтованные пальцы, на удивление, почти не напоминали о себе. Гудеть они перестали к самой ночи, задобренные проявленной заботой и должным уходом. Наверняка останутся шрамы после того, как всё заживёт, а часть ногтей никогда не придёт в нужную форму. Но эта красота её волновала в последнюю очередь. Главное, что они чудом остались живы. Рюрико даже не до конца верила, что смогла убежать от надвигающейся гибели. Ей было даже смешно с того, что всё вышло в её пользу. Удача осклабилась ей, давая шанс протянуть ещё один день.       Стоило, наверное, побыть одной и переварить всё случившееся, прийти к своим окончательным выводам, но оставаться наедине с поедаемым болезнью мозгом было невыносимо тоскливо.       Поэтому она так просто откликнулась на предложение Минги. Ей не хотелось в одиночку лежать в холодной нищей комнате в ожидании нового дикого видения. Как минимум, на душе будет спокойнее, если под боком будет живой человек, которому можно доверять.       А Ги она доверяла. Доверяла, наверное, так же, как и остальным юношам. Но только он один проявил инициативу.       В груди что-то зашевелилось, ютясь с оставшейся после кошмара тревожностью. Такаяма замерла, прислушиваясь к этому чувству, а после фыркнула, ругая вторую половину своего естества, не отвечающую за разум. Вот этого ей не хватало!       - Успокойся, ради всего святого, - пожурила она саму себя.       Раздались поскрипывающие шаги, и из темноты дверного проёма вынырнула высокая фигура парня, что кратко улыбнулся Такаяме, а после ненадолго высунулся обратно в коридор и что-то ляпнул заговорившему Чонхо, сурово сдвинув брови на переносице. Дверь за собой парень закрыл, аргументируя это тем, чтобы не было сквозняка, и подошел к лежанке Такаяме. Девушка чуть сдвинулась в сторону, освобождая вторую половину матраса, который тут же занял Сон.       Парень стянул с себя ботинки, чтобы не запачкать чужое спальное место, и аккуратно уместился, накидывая на себя простыню. В их комнате с парнями было нормальное одеяло, но отнимать его у Сана и Уёна было опасно, так как они между собой его часто не могли поделить: кто-то всегда умудрялся перетянуть на себя большую часть спасительного тепла, за что получал тычок под рёбра и пару ласковых от того, кто был обделен. Второе одеяло на время принадлежало Чонхо, пока старшие отсутствовали. В ту злополучную ночь он стащил его из комнаты друзей, чтобы не приходилось продолжать эту войну. Ну а третье было у Рюрико, в которое она сейчас и замоталась, создавая стену между собой и корейцем, исключая любые возможности случайных прикосновений и нарушений личного пространства.       - Нормально? - спросил он, заметив, как Рю подминает под себя ткань, набитую пухом.       - Угу.       - Тогда... Доброй ночи?       - Доброй.       Оба, как по команде, прикрыли глаза, отрезая себя от помещения, частично залитого оранжевым дёргающимся светом.       Но по прошествии пары минут никто из них не уснул. Прошло еще немного времени — ни Минги, ни Рюрико не ощутили обволакивающую мозг невесомость. Потом ещё немного времени, в которое было слышно шуршание простыни Ги и то, как он пытается подобрать позу для сна, стараясь при этом случайно не задеть японку локтем или коленом. Спустя минут десять, когда дрёма так и не подступила, Такаяма приоткрыла оба глаза и прислушалась к обстановке. Размеренного посапывания со стороны корейца не доносилось. Зато уже поднадоевшее шуршание так и источалось от его неуклюжей фигуры.       Устало вздохнув, Такаяма повернулась к парню, проверяя, что с ним сейчас. А он лежал на спине, смотря немигающим взглядом в потолок и перебирая тонкую ткань простыни на своём животе.       Почувствовав чужое внимание, он тут же повернул лицо к девчонке, вопросительно приподняв бровь и оглядев кровоподтеки в районе скул и щеки, а также разбитой губы, вернувшейся к нормальной форме. Только сизая отметина портила мягкую розовую плоть Рю.       - Почему не спишь? - спросил он, искренне недоумевая, что не так.       - Ты копошишься громко, - несколько резко ответила ему Такаяма.       - А... Прости.       - А ты чего не спишь? - задала она тут же встречный вопрос.       - Не знаю, - честно признался тот, не отнимая взора от своей сожительницы.       - Что тебе Чонхо сказал? - переключилась на другую тему Рю, сразу отмечая то, как паренек криво улыбнулся и смущенно отвел взгляд в сторону.       - Да фигню он сказал.       - Дай угадаю, пошутил про девчонку и парня в одной комнате? - предположила девушка, ни разу не показав неловкости. Зато в районе желудка у неё всё скрутилось от того, как она прямо и просто произнесла это. Стеснительность ударилась о стенки желудка, вызвав скрытую под коконом из одежды и одеяла дрожь.       - Так ты слышала? - чуть громче положенного вопросил Ги и тут же захлопнул рот, представляя, как это могло долететь до бдительных товарищей за стенкой.       - Я же сказала «дай угадаю», - закатила глаза японка и невольно улыбнулась с того, как Сон с силой смежил веки. Небольшая рябь морщинок образовалась на его грубом носу и вокруг глаз. - Он вчера мне тоже такое затирал.       - Что он тебе затирал? - настороженно уточнил Ги, снова раскрывая глаза, чтобы уловить каждую эмоцию на лице собеседницы.       - Да чертовщину всякую, - пожала плечами она. - Он тот ещё сплетник.       - Я его убью.       - А кто машину чинить будет?       - Ну он же потом всё равно оживёт, - рассуждал Минги, забавляясь тому, как Такаяма усмехается, довольная шуткой корейца. В груди у него потеплело от удовольствия того, что он смог растормошить девушку после неприятностей. Она за вчерашний день после того, как Сан застрелили ходячего, так и сидела с потерянным видом, плохо реагируя на слова парней. Тогда даже Уён пытался ей растормошить, забалтывать, но реакции никакой не следовало, кроме мычания и кивка головой. - Мы его в гараже оставим - он нам всё починит. Потом, как собачонке, намордник наденем, чтобы нас не покусал, и с собой заберем.       На слове «собачонка» улыбка японки потухла. В памяти всплыло изображение той уродливой твари с ошейником её собаки. Такаяма не видела своего лучшего друга после того переломного момента, когда она убила Тсуки и оставила гнить в подсобке, даже не удосужившись забрать на память кожаный ошейник, в котором четвероногий гулял последние полгода.       Заметив перемену в её настроении, Ги осёкся, тут же сбавляя свои обороты, и попытался оправдаться.       - Да я же шучу. Не буду я Чонхо убивать...       - Я не из-за этого, - мотнула головой Рю, смотря в сторону, зациклившись на тёмном пятне на голой стене. - Не из-за этого...       - А что не так?       - Просто... - Рюрико прерывисто вздохнула, - просто... во сне мне снилась собака и...       - Из-за неё ты так перепугалась? - уточнил он мягким голосом, чтобы не сбить девчонку с мысли.       - Да, но... - японка облизнула губы, чувствуя неприятное саднящее ощущение у кромки рта. Она думала, стоит ли поведать Минги о содержании сна. Вернув свой взгляд к парню, Рю увидела, что тот внимательно слушает её, готовый в случае чего поддержать диалог. - Она кинулась на меня перед тем, как вы разбудили меня. Но больше... больше меня ошарашило то, что у этой псины был ошейник с медальоном моего пса... Ну, которого... Я тебе рассказывала.       - Да, можешь не говорить.       - И из-за этого меня так передернуло... И во сне... - Такаяма снова запнулась, находясь в раздумьях, стоит ей рассказывать всё-всё. Но желание выговориться побороло замкнутость в мгновение. - И во сне был ты, но всего на пару мгновений. И ты был мокрым, как будто только что вылез из воды, - Ги нахмурился. - Был Чонхо, но тоже на пару секунд. И Хонджун появился, как только я убежала от Юнхо и Сонхва...       - Юнхо и Сонхва?.. - перебил её юноша, всматриваясь в посеревшее лицо напротив. Такаяма качнула пару раз головой. - А почему ты убегала от них?       - Ну... Хва просто... лежал... мёртвый, - было видно, с какой неохотой она произнесла последнее, скривившись. - А Юнхо преследовал меня, чтобы... ну, забрать то, что я у него отняла.       - И что ты отняла у него?       - Жизнь, - Такаяма сомкнула веки, засопев и не жалея глядеть в это мгновение на потухший взгляд юноши подле себя. Минги печально улыбнулся, едва сдержавшись, чтобы не мыкнуть от болезненного укола в сердце, вызванного недавней утратой и едкой совестью. Он же перестал так часто думать о своём друге, хотя в первые дни после смерти обещал никогда не поддаваться забвению о Чоне. Мягкую подушечку на указательном пальце правой руки закололо - именно она нажала на спусковой крючок, чтобы произвести выстрел в проснувшееся нечто в облике Юнхо. - Он говорил, что я забрала у него жизнь. Что я виновата в его смерти. И Сонхва вторил ему... И теперь я думаю, что, может быть, Хва винит меня в этом, скрываясь за маской доброты и понимания.       - Сонхва не винит тебя, - опроверг домыслы японки Ги. - Поверь, он не винит тебя. И Юнхо тоже.       - Юнхо мёртв.       - Поэтому и не думай, что он винит тебя в чем-то. В моей памяти он добр к тебе.       - Он добр, потому что ты настроен дружелюбно ко мне, - оспорила Такаяма. - На деле, мы ведь не знаем точно, что он в действительности думал в последние мгновения... обо всём.       - А думал ли он? - задал встречный вопрос Минги, обращая на себя внимание. Его уверенные карие глаза пересеклись с сомневающимися глазами девушки, вглядываясь в желании передать собственную стойкость. - Мы не узнаем никогда. Поэтому не забивай голову тем, что уже нельзя изменить. И ничего ты у него не забрала. Так распорядилась судьба.       - И судьба распорядится, если Сонхва умрёт, как в моем сне? — горько хмыкнула она, слегка приблизив лицо, чтобы услышать ответ от задумавшегося Сона.       - Мы не властны над ней, ты знаешь. И уже поделать что-то не можем. Только ждать и верить в лучшее.       Такаяма хотела возразить, причем сгоряча, со злобой. На мгновение вспыхнувший пожар в груди от этого детского наивного лепета был готов поглотить её целиком, а после перекочевать на ни в чем неповинного Минги. Но она успела возыметь над собой верх и просто угукнула.       - Прости, что мы вернулись с пустыми руками, - заговорил Сон после затянувшегося молчания. - И вообще, не стоило нам уходить.       - Это было глупо — искать людей без ориентиров по заснеженной дороге, — согласилась с ним отчасти японка. — Но... Я даже рада, что вас не было, когда Дон Сун пришел. Как бы всё обернулось, если бы он наткнулся на всех нас и открыл огонь без предупреждения, испугавшись многочисленных лиц?       - Так, стой, - Ги встрепенулся. - Ты была с ним знакома?       - Да. Он был с моей общины, - заслышав это, Минги сжал челюсть и весь нахохлился, ощущая разгорающуюся ненависть к этому ублюдку, что уже был мёртв и закопан под несколькими слоями земли. Он вспомнил всё то, что ему передал Ёсан о бывшей жизни девушки. - Мы с ним были знакомы почти с того момента, как я попала к ним.       - И он?.. Домогался до тебя или обижал?       - Нет, - покачала головой Рю, вызвав недоумение на лице юноши. То, что он увидел накануне и то, о чем ему сейчас рассказывала девушка, никак не вязалось в туго соображающей голове. - Он не проявлял насилие и не домогался, хотя проявлял подобное к другим девчонкам время от времени. На удивление, от него я получила лишь пару оплеух и нецензурную брань. Но в то же время, он иногда вёл себя, как приятель. Я искала подвох в каждом подобном акте дружелюбности, но его не было. И это настораживало. Мне казалось, что у него биополярка или как оно называется?..       - Так почему он напал на нас, если он не такой и говнюк? - закономерно вопросил Минги.       - Я не знаю. Может быть... Он окончательно обезумел от горя и жестокости.       - И тебе тяжело было... - Минги засомневался, стоит ли уточнять это, но все же спросил. - Убивать его?       - Я не помню момент, как смогла после всех ударов и попытки удушения схватить камень и забить его, - созналась Такаяма, хмурясь и пытаясь отыскать крупицы памяти, что ускользала при каждой попытке нагнать её. - Всё было как в тумане. Я очнулась только от боли по всему телу.       - Тебе жаль его?..       - Да. Как человеку должно было жаль человека. Но я не сожалею о выборе. Я не дам себя или кого-то из вас в обиду. Вот только мне страшно, как во второй раз я без заминки убила человека... - девушка достала из-под одеяла руки и взглянула на свои ладони, словно на них остались следы от крови и вмятины от рукоятки ножа и камня. Но они были чисты, не считая пару синяков и рубцов. - Меня пугает, не теряю ли я человечность? Нормальные люди же не способны убивать.       - Не способны, - согласился с ней Ги, также разглядывая конечности девушки. - Но если это необходимо... Приходится идти на крайние меры.       - А если я умру... - вдруг задалась вопросом Такаяма, переведя жадный до искренности взор на замершего и не готового к такому Минги. - Ты убьешь меня снова?       Ги долго не давал ответа, не желая говорить по этому поводу. Он уже убил своего друга повторно, испытывая при этом весь калейдоскоп душевных и физических страданий, пройти через который не хотел никогда. Да и не хотел, чтобы через это прошел кто-то ещё. Но Такаяма мученически требовала от него слова.       - Если придется, то да. Но, пожалуйста, не спрашивай впредь о таком. Мне неприятно.       - Прости.       - Давай забудем о смерти хотя бы этой ночью, - попросил он. - Пусть будет что-угодно, кроме смерти. Ты же мне обещала рассказать о парке Нара с оленями, помнишь?       - Помню. Прямо сейчас?       - Да.       - Ну, - Рюрико задумалась, прикидывая в голове, с чего стоит начать повествование. - В целом парк Нара - это не только про парк с оленями, хотя они и являются главной изюминкой того места. Сам парк находится у подножия горы Вакакуса, там очень много деревьев, зеленых зон, в которых утопают различные храмы и другие сооружения. Можно подняться на вершину горы, просмотреть галереи, где имеются предметы искусства периода Нара. О, а ещё в центре располагается огромный пруд с карпами и черепахами! Мы когда были там с отцом и матерью, то сразу направились вглубь. Папе очень хотелось поглядеть на Тодай-дзи, где находится огромная статуя Будды. Мой отец не особо был верующим, но ему прям сильно приспичило посетить этот храм. Нам же с мамой понравились олени. Они очень дружелюбные, хотя бывали инциденты, когда кто-то из-за них получал ушибы и ссадины. Тем не менее их можно было погладить - у них очень жесткая и скользкая шерстка. Еще они очень прожорливы. В парке есть специальные киоски, где можно купить крекеры для них. Они называются сика-сэнбей. И стоит тебе только вступить на территорию парка, как они сразу окружат тебя, требуя лакомства, даже если у тебя его нет на руках. Самые наглые рогатые лезут очень настойчиво, а те, что обитают дальше, уже более сдержанные. Они даже кланяются, будто бы здороваются с тобой. Это так прикольно было!       Минги покорно слушал рассказ, слабо улыбаясь и замечая то, как девушка расслабляется вместе с ним. Речь ее была неспешная, монотонная, изредка подскакивающая, когда её охватывал восторг от воспоминаний. Вместе с тем японка порой жестикулировала, вскидывая ладони, соединяя указательные и большие пальцы рук, показывая примерный размер тех самых угощений. Глаза её загорались и бесцельно бегали по пространству.       - Там очень красиво! - проговорила она, широко улыбнувшись. - По крайней мере пару лет назад. Что сейчас стало с этим местом и его обитателями - я не знаю. И знать не хочу.       - И правильно: нечего себе такой прекрасный образ портить всякой грязью.       Ги широко зевнул.       - Ой, а как там спокойно было! Мы выбрали день, когда не сильно палило солнце и был прохладный ветерок. Позднее этим же днём начался ливень, но мы его застали уже в номере отеля. Но не суть... На вершине горы так дышалось хорошо! И вид красивый на всю территорию парка и то, что располагалось за её пределами. Мы поднимались и опускались туда на фуникулере. Я хотела пешком пройти по горным тропинкам, но у мамы спина болела, поэтому настаивать на этой затее я не стала.       - Мы с мамой раньше тоже поднимались на гору, пока у нее не начались проблемы с суставами. Она тогда так резво и бойко шла, в то время как я еле ноги перетаскивал, уже устав то спускаться, то подниматься.       - Но тебе нравилось?       - Да, когда мы делали привалы и любовались природой, - усмехнулся Ги. - Вот бы сейчас в те времена вернуться. Еще раз поглядеть на спускающийся хребет гор, высокие сосны, громадины камней, заросшие дикой травой.       - Сейчас бы на берег Окинавы, - мечтательно протянула Рюрико. - Слушать шум волн и любоваться на пепельную даль бесконечной воды. Ужасно хочу увидеть море.       - Подожди три месяца и увидишь, - заверил её Ги.       - Ну, чуть дольше, - поправила его Такаяма. - Так сердце замирает от одной мысли, что когда-то всё будет хорошо.       - Конечно будет, - кивнул головой Сон, восхищаясь появившейся очаровательной ямочке на щеке собеседницы. У кончиков блеснувших глаз собрались милые морщинки, заставившие Минги блаженно выдохнуть. - Будет.       Они ещё недолго говорили, перейдя к теме по поводу того, что им придется делать завтра и на неделю. Обсудили кратко то, что стоит хорошенько укрепить оставшуюся часть дома и утеплить первый этаж, где придется ночевать: крыша снова начала протекать и долго находиться в спальнях не стоит.       Свеча догорела к тому моменту, когда оба беженца стали плавно засыпать. Крохотные языки пламени взволнованно покачивались, освещая разморенные лица парня и девушки, что уже готова была провалиться в сладостное небытие, как приоткрыла глаза и глянула в сторону Минги. Тот так и спал под жалкой простыней, сжавшись, чтобы сохранить тепло, ютившееся под слоями пропахшей одежды. Голову он втянул в плечи, мозолистые ладони сложил на плавно вздымающейся груди. Если бы тому хватило места, то он бы, вероятно, лег на бок и подтянул к животу колени, сжавшись в позе эмбриона. Но комфорт японки подле был выше собственного благополучия.       Недолго подумав, Рюрико выдернула из-под себя нагретый кокон одеяла и расправила его, накинув вторую половину на мигом очнувшегося Минги. Тот недоуменно поглядел на подачку со стороны японки, что отвернула от него смущенное лицо и буркнула:       - Укутайся, а то как бродяга какой-то... И только подумай руки распустить - оторву.       - Я и не думал, - все с таким же озадаченным видом прошептал он. Воспользовавшись оказанной услугой, юноша натянул на озябшее тело вторую часть одеяла и довольно зажмурился. - Спасибо.       - Спи, - на выдохе приказала Такаяма. На последок она глянула в темный угол комнаты, наблюдая воспаленной фантазией очертания облезлой собачьей морды. Пустые блестящие зенки уставились на закостеневшую фигуру. Рюрико понимала, что ей мерещится всё это, но вернувшийся страх заставил всю её вытянуться и замереть. Чужое волнение передалось Минги.       - Ты чего?       - Ничего, просто задумалась, - отмахнулась от него японка, не с первого раза отведя взор от угла. - Спи лучше.       Кореец кивнул, не решившись спорить с девчонкой, хотя обеспокоенность за её здоровье и состояние отдалось эхом меж ребер. Не отвечая до конца разумности совершенного далее поступка, тот опустил руку на пространство между их телами и произнёс:       - Если тебе страшно до сих пор, то... Можешь меня за руку подержать.       - 何? - переспросила у него Рюрико, повернув лицо к зардевшемуся Минги, что продолжал втыкать в потолок, боясь увидеть презрение и насмешку над этим жестом и его глупыми словами.       Девушка же удивилась услышать такое, что по инерции снова заговорила на родном. Она так и осталась лежать в позе мумии, глупо хлопая ресницами.       - Ну... Кхм, - Ги прочистил горло, нелепо сорвавшийся от концентрации неловкости, образовавшейся между ними двумя. - Типо... Чтобы себя безопаснее чувствовать. Мало ли ты снова уснуть побоишься из-за кошмаров... А тут я рядом. И может спокойнее будет как-то.       Такаяма так и не издала звука, созерцая совсем отчаявшегося от отсутствия ответа корейца.       - Ну, я предложил просто... Спокойной ночи.       И больше не зная, куда себя деть, тот захлопнул очи и старательно попытался восстановить сбившееся от переизбытка волнения дыхание. Хотелось поскорее очутиться в дрёме, чтобы съедающая естество насмешка над нелепой попыткой показаться любезным и заботливым прекратила пытки.       Рюрико не сдвинулась с места, решив просто продолжить лежать, как ни в чем не бывало. Голову она обратно повернула в сторону потолка и закрыла глаза. Уснуть долго ей так и не удалось. Сначала нервы колотило от разговора с Минги, потом ком в горле образовался от воспоминания о господине Паке, что не удосужился уделить ей должного внимания во сне, следом пришла обида на саму себя. Она соврет, если скажет, что её не поразила такая трепетная поддержка со стороны Ги. Нахождение его рядом в действительности успокаивало: если что-то случится, то отбиваться от врага физического или мысленного не придется в одиночку. Да и до этого она всегда предпочитала в доме в Японии спать в компании Тсуки, охранявшего её покой, несмотря на наступившую старость и лень. Только псу, в отличие от парня, она разрешала прикасаться к себе, прижиматься к боку, класть мохнатую седую голову на грудь. И понятное дело, что давать такие почести кому-то она не собиралась. Для Сона это было слишком большим шагом для сближения, от которого она очень неудачно бежала. Обида её заключалась в том, что она давала поводы этому пареньку понадеяться на что-то помимо товарищества. Если вспомнить диалог с Чонхо и всё, что предшествовало до этого, то станет окончательно ясно, что Ги яро прикипел к ней. И сон в её комнате рядом с ней был очередной ложной надеждой.       За обидой пришел страх. Страх от того, что она была не против всего этого и ей начинало льстить внимание, которым она была обделена долгое время. Пробивались злополучные ростки чувства особенности: мол, смотрите, меня выделяют среди других, начинают ставить выше остальных и даже самого себя. Рюрико не особо нуждается в тесном контакте с парнем, но определенная симпатия уже появилась, протягиваясь пока еще тонкой слабой нитью между ней и корейцем.       Привязанность отвратительно скажется в будущем, в критический момент. Но она подумает об этом потом.       Когда свеча окончательно догорела, шикнув о расплавленный воск, погрузив комнату в ночную тьму, Такаяма аккуратно отняла ладонь от своего тела и подкралась ею к оставшейся руке спящего парня, притрагиваясь и боязливо обхватывая, когда во мраке снова стали мерещиться чьи-то жадные очи.       Следующий день прошел обыденно и без потрясений. Они встали рано, позавтракали тем, что на пару сварганил Уён и Рюрико, руководившая процессом и говорившая, что и в каком количестве нужно кидать в кастрюлю и сколько варить: пальцы её находились в покое, чтобы поскорее залечить увечья. Днем они занимались печкой, которую в целом уже можно было считать законченной, за исключением некоторых поправок. Недолго задержавшись в зале, японка перешла в гараж, где слушала новые лекции от выспавшегося после дежурства Чонхо, параллельно подавая ему инструменты, избегая воздействия на фаланги и укладывая их в ладонь, и слушая ругательства по поводу ремонта и с ними причитания о необходимости модернизировать тачку. Чхве-младший хотел приварить решетку на окна, укрепить бампер и двери, чтобы в случае чего до них не могли так легко добраться. Вот только сварочного аппарата у них не было — придется самому делать его из подручных средств, наскребая знания с различных участков мозга и надеясь на то, что эта авантюра удастся.       К вечеру они ужинали тем, что осталось с завтрака.       Сидели они за кухонным островком, заставленным имеющейся посудой, в которой плавала похлебка. В центре расставлены свечи — единственный источник света, а также небольшой пакет, на котором уже валялись крошки от съеденных сухарей. Выдано было пять штук — на каждого. Наесться особо этим было нельзя, но это было лучше, чем ничего. К тому же, перед тем, как похоронить Дон Суна, ребята заблаговременно стянули с него пригодную для ношения одежду и выпотрошили ранец, в котором было несколько припасов, коробка с патронами и медикаменты. До зимы нужно было совершить еще пару набегов на магазины и оставшиеся дома, чтобы забить кухонные ящики хотя бы наполовину и не ломать голову, где бы найти пропитание в условиях труднопроходимых дорог.       Особо ребята не переговаривались. Только в самом начале, когда Уён с Рюрико разлили порции, было слышно возмущение Сана, обнаружившего в своей миске больше кусков тушенки, чем у других. Товарищи сделали это специально, припоминая, как весь день Чхве-старший едва передвигал ноги и часто делал передышки, восстанавливая затраченные на работу силы. Иногда его приходилось усаживать на место Чону или Сону, когда тот игнорировал свое недомогание, не желая становиться обузой.       Бугурт Сана продлился недолго. Чонхо быстро его осадил, приказывая есть и помалкивать. Старший еще некоторое время пыхтел, съедаемый совестью, но послушно хлебал пищу, размачивая в ней сухари и долго пережевывая, чтобы насытиться получше.       Через раз раздавался стук посуды и тяжкие вздохи, смешанные с чавканьем и шумными глотками.       Рюрико очень неуверенно держала ручку ложки, беря по немногу и пригибая лицо к столешнице, чтобы не вылить обратно пресный бульон. В связи с этим она заметно отставала от остальных ужинающих: так, Уён уже отодвинул от себя полностью вылизанную тарелку, а на месте, где стояла посуда, сложил руки и положил на нее голову. Тоскливый взгляд его неотрывно был направлен в сторону закрытой двери.       Чон всё еще ждал заветных поскрипываний снега и переговоров, затесавшихся в завываниях ветра. Хонджун, Сонхва и Ёсан не вернулись и сегодня, хотя вся пятёрка раз через раз оборачивалась в сторону забора, прислушивалась и даже выглядывала наружу, надеясь увидеть плетущуюся троицу по дороге. Но никто не пришел.       Кто-то еще оставался на стадии отрицания и продолжал изматывать себя надеждой на возвращение. А кто-то, как Чонхо, пришел к смирению, не поворачиваясь лишний раз в сторону входа в дом. Он предпочел абстрагироваться от происходящего, сосредотачиваясь на своей прямой обязанности - починке машины и обучению девчонки.       В воздухе повисла неозвученная скорбь.       Больнее было, наверное, от того, что они не знали о судьбе пропавших друзей. Смерть Юнхо далась чуть легче, если так можно говорить. Все знали, как он умер и в какой обстановке, что его путь закончился ясно и безоговорочно.       - А у нас есть... - вдруг заговорил Уён, привлекая внимание всех друзей. Глаз от двери он так и не оторвал. - Что-то сладкое?       - Горе заедать собрался? - беззлобно усмехнулся Чхве-младший, на что получил прямой ответ:       - Да.       - Рюрико, - обратился Сан к девушке, что так и замерла в скрюченном положении, пытаясь добраться губами до похлебки. Выглядела она смешно в этой позе, смотря исподлобья на Чхве-старшего. - У нас есть что-то? И если да, то можно... - он перевел заботливый взгляд на друга, - немного?       - Может быть... - пробормотала японка, выпрямляясь и оглядывая кухню, стараясь вспомнить, могли ли они с Сонхва что-то такое припрятать и было ли оно вообще. Но на ум ничего не приходило. Все запасы были ограничены в своем разнообразии, а то, в чем нуждался сейчас Чон было настолько редким явлением, что вера в его существования была сомнительной. - Но вроде не было.       - Ладно тогда... - пробормотал Уён, перебив тем самым Сана, который уже хотел попросить покопаться Рю в ящиках. Тот осекся, поглядев на отрешенного друга, а после на посеревшую Такаяму. - Обойдусь.       - Потом найдем что-нибудь, друг, - утешительно произнес Ги, поджимая губы. Он чувствовал горечь, что пропитала тело Чона, - этот парнишка был очень чувствительным и быстро прикипел к каждому из парней, как только они пересеклись. Потерю он переживал с трудом, пряча выступающие слезы за долгим морганием и скидывая всё это на пыль, оставшуюся после ремонта. - Может, даже твои любимые молочные шоколадки.       - У них срок уже истек, наверное, - вставил своё Чонхо, игнорируя придирчивый взгляд Сона. - Ну или просто испортились от ненадлежащего хранения.       - Чонхо, помолчал бы, - осадил его Сан.       - Я правду говорю, - фыркнул на это механик, покосившись на юношу. - Чего теперь?       - И так настроение ни к черту, а ты ещё... Эй, - Чхве-старший оторвался от зреющей перепалки и уставился на подскочившую с места Такаяму. Та ничего не сказала, лишь выставила перебинтованный указательный палец, попросив подождать, и поспешила на второй этаж, топая по лестнице. - Куда она?       - Может, прокладку сменить надо, - предположил своё Уён, оторвавшись от столешницы и так же поглядев в сторону девичьего силуэта.       - Ну, может быть... - пробормотал Чонхо и перевёл взгляд на Минги, что так и продолжал пялиться в сторону лестницы. - Ги, не ссы, не пропадет твоя подружка.       - Чего? - переспросил он заторможенно, переводя внимание на друзей.       - Ничего, ешь давай, - свернул с темы Чонхо и улыбнулся.       - А ты чего с нами сегодня не ночевал? - поинтересовался Чон, приподнимая бровь и созерцая вытянувшуюся физиономию Ги. - Ты зашел к нам после того, как Рюрико заверещала, взял простыню и свинтил.       - У неё он ночевал, - сдал друга с потрохами Чхве-младший, не задумываясь.       Сан и Уён переглянулись, молча переговорив одними изумленными глазами, после чего вернули их на покрасневшего Минги.       - Просто у неё ночевал, чтобы... Ну страшно ей не было.       - Я ваши переговоры слышал минут пятнадцать, - продолжал механик, нагло улыбаясь и тем самым раздражая Сона. - О чём сплетничали?       - О том, что ты ей что-то нарассказывать успел, - съязвил Минги, с удовольствием отмечая то, как челюсть наглого парня замедлилась. Мозг механика обрабатывал информацию, требуя ни в коем случае не смотреть в сторону навострившего уши Уёна.       - Чего ты ей нарассказывал? - тут же вопросил Чон, поддавшись вперед и нахмурив брови.       - Да так, ничего особого.       - Ты, мелкий, не увиливай... Погоди, если ты ей рассказал...       - Захлопнитесь, она спускается, - прервал надвигающуюся бурю Сан. Друзья в действительности замолкли, но взгляд, который кинул на довольного собой Чо Уён, был предупреждающим.       Вернувшись на первый этаж, слегка прихрамывая от возникшей судороги в бедре, Такаяма приблизилась к столешнице, прижимая к груди какой-то пакетик, и шлепнула его о гладкую поверхность, вынуждая шеи всех присутствующих вытянуться, чтобы увидать помятую, но целую упаковку мармелада, который появился невесть откуда у японки. Та же продолжала стоять, слегка опустив голову и ожидая реакции, что последовала незамедлительно.       - Откуда оно у тебя? - Уён первым протянул руку и подхватил угощения, рассматривая со всех сторон.       - Нашла... - Такаяма тяжко вздохнула. - На заправке, когда мы ходили с Минги и Ёсаном за бензином.       - А почему ты только сейчас показала? - задал резонный вопрос Сан, глянув осуждающе на девушку, заранее зная, что она ему ответит.       - Думала личный запас сделать, - созналась она, присаживаясь на место и не поднимая головы, чтобы не встретиться с недовольными взглядами юношей. Хотя эта волна негодования так или иначе коснулась её невидимыми руками, больно ущипнув за щёки.       - А чего поделиться тогда решилась? - скривился Уён, зажимая пальцы на краю упаковки, уже желая разорвать её. Глаза его примагнитились к ярким угощениям внутри, виднеющимся через прозрачный пластик материала. - Совесть?       - Да.       - Парни, хорош, - заступился за японку Ги. - Давайте без этого. Лучше спасибо скажите, что нашла хоть что-то и дала.       Слова юноши подействовали на всех, в частности на Чона, что сморщил нос и кивнул, после чего наконец-то порвал шуршащую преграду и подтянул пачку к носу, вдыхая химозный сладкий аромат, от которого во рту скопились слюни.       - Каждому по две тогда? - все кивнули. - Отлично. А оставшееся - для парней, когда они вернутся.              Закончив с ужином, ребята стали расходиться и готовиться ко сну. Сегодня вызвался дежурить Уён, предоставив остальным возможность спокойно выспаться в тепле и без наблюдения не меняющегося пейзажа за окном. Первым наверх ушел Чонхо, за ним последовали Минги и Рюрико, сложившая отмокать посуду в тазике.       Остался только Сан, перекатывающий во рту мармелад, посасывая, стараясь растянуть удовольствие от сладости: она, на удивление, первоначальный вкус не потеряла, только отвыкший от такого удовольствия организм немного плевался от приторности. Уён сидел напротив друга, барабаня пальцами по столешнице и о чем-то думая, надув губы.       Чхве-старший разглядывал его исподтишка, запоминая каждое движение и морщинку, пролегавшую на молоденьком лице каждый раз, когда тот начинал хмуриться.       Самого Сана уже клонило в сон. Достаточной энергии организм не вырабатывал, расходуя половину на поддержание медленно гаснувшей оболочки. Слабость прогрессировала, и темные пятна перед глазами появлялись все чаще: когда он вставал, быстро шел, поднимал что-то или делал резкое движение. Парню до одури не нравились симптомы малокровия, но возможностей бороться с этим у него не было. Только привыкать и ждать момента, когда тело вконец сдастся.       Он не хотел страдать от этой напасти, как любой другой человек, желавший хорошего здоровья для себя. Но от судьбы не убежать. Нервозность начала перерастать в принятие такого исхода. Ему было жалко и обидно за себя, но более тот переживал за своего друга. Если с ним что-то случится, то Уён тяжело это переживет, если вообще переживет. Чон привык следовать за своим названным братом всегда и всюду — это правило закрепилось с детского возраста, когда оба попадали в передряги и поровну получали оплеухи от родителей. Младший считал старшего неотъемлемой частью своего существования, как часть тела, лишение которой может сильно ударить по самочувствию.       Сан никогда не хотел бы оставлять Уёна сражаться за себя в одиночку, но если он не начнет его готовить к самостоятельности сейчас, то сделает хуже им обоим. Не найдет его душа покоя, если друг не сможет постоять за себя.       - Уён, - назвал он юношу, привлекая его внимание. Чон сразу отозвался на зов, вскидывая подбородок и внимательно глядя на задумчивого друга. - Я тебе сейчас кое-что скажу, а ты слушай внимательно и не перебивай.       - Мне не нравится, с какой интонацией ты это говоришь, и то, что ты вообще это сказал, - встревоженно промолвил тот.       - Не перебивай, - выставил свое условие Сан, строго глядя в озадаченное лицо. Уён качнул головой, соглашаясь на правила брата. - Уён... Я не знаю, сколько времени мне осталось с моим недугом, - Чон снова раскрыл рот, пытаясь возразить, но захлопнулся, помня обещание. - Я не знаю, проживу я два месяца, три или сколько мне можно вытерпеть со всем этим дерьмом. Но я хочу, чтобы ты начал думать о том, что тебе впредь придется двигаться самостоятельно... без меня.       Чон отвёл взгляд, часто заморгал и засопел, пытаясь справиться с волной горечи, поднявшейся в глубине его нутра. Он не хотел этого слушать, а хотел встать, твёрдо ударить кулаком по столешнице и рявкнуть, чтобы тот не нёс этой херни. Заверить, что всё будет хорошо, но вкрадчивый голос Сана продолжал говорить:       - Я вижу, что ты не хочешь это выслушивать, - Чхве мягко улыбнулся, сощурив теплые глаза и придавая им форму полумесяца, - но ты должен. А я должен тебе это сказать. Уён, пообещай мне, что несмотря ни на что, ты будешь идти вперед, даже если меня не будет рядом, что будешь заботиться о себе и не впадать в уныние.       - Ты сам знаешь, что я могу тебе это пообещать, но не выполнить, - все-таки перебил его парень, возвращая заблестевшие глаза на парня. Зубы Чона сжались: ударить бы друга по пустой голове, рождавшей этот диалог, встряхнуть бы хорошенько, чтобы он больше не допускал мысли о собственной скоротечной кончине. - Ты сам... Если я бы сдох, ходил в апатии, не жрал бы ничего и не спал.       - Да, - согласился с ним парень, тяжко вздыхая. - Я бы от горя умер, если бы не смог уберечь тебя. Но мы говорим о тебе, как о том, кто останется. Поэтому, прошу тебя, начни понимать это сейчас и будь готов к неизбежному. Пообещай мне, что справишься с этим и выберешься, что будешь жить счастливо...       - Да не буду я жить счастливо, если тебя потеряю! - прикрикнул Чон и скривил содрогнувшийся рот. - Какая это жизнь, если я буду сожалеть о том, что помер такой хороший и способный человек, мой брат, а не какая-то бесполезная тварь вроде меня...       - Ты не бесполезный, - замотал головой Сан, зажмурившись от едкости Уёна в отношении самого себя. - Ты способный и искренний, чистый и добрый. Ты помогаешь, умеешь прощать.       - Это не отнимает факта того, что жить в любом случае должен ты!       - Уён-а, - ласково протянул Сан, перехватывая ладонь друга на столе и сжимая, призывая успокоиться и вернуть фокусировку на самом важном. - Я тоже жить хочу. Очень хочу. Но порой не всё идет так, как мы хотим. И мне повезет, если я дотяну до спасения. Однако что-то и в наших силах – это то, за что жизнь не отвечает и не имеет рычагов давления на наше самочувствие и мироощущение. И ты в силах справиться с ней, если будешь усердным и послушным к моим наставлениям. Пожалуйста, Уёна-а, - пальцы старшего стиснули дрогнувшую руку младшего, - что бы ни случилось, живи и не смотри назад. Защищай себя, по возможности и не во вред себе, защищай других. Я буду рядом, как сейчас, так и дальше, даже если моей физической оболочки не станет, понял?       Сан широко улыбнулся, наблюдая, как слезы скатываются с покрасневших глаз друга, что отчаянно закивал, лишь бы не разочаровать его.       Высвободив руку из хватки Чхве, Чон поднялся с места, обошел столешницу и обнял друга, крепко сжимая исхудавшее тело и зарываясь носом в грязные спутанные волосы кратко рассмеявшегося Сана. Тот в ответ прижал к себе друга, похлопывая его по спине и с силой смеживая веки, пряча за ними соленую влагу.       Ночь прошла без происшествий.       Рюрико проснулась раньше положенного, когда за окном еще стояла темень. Тёмно-синий купол стал медленно светлеть, убирая зловещие краски с небосклона и давая путь подходящему солнцу.       Спать Такаяме не хотелось. Она окончательно пробудилась, откинула от себя одеяло и невольно глянула на вторую половину матраса, где в прошлый раз распласталось тело Минги. Сейчас тот спал вместе с остальными парнями, решив лишний раз не надоедать девушке, хотя почти-почти заговорил о второй попытке во время отбоя. Но его что-то остановило, и он лишь пожелал спокойной ночи, оставляя у Рю привкус какого-то разочарования.       Решив не сидеть в сумраке, а лучше прогнать спать бдящего в коридоре Уёна и помыть посуду до завтрака, та зажгла свечу, обулась, завязала шнуровку ботинок и поднялась с места, ежась от холода.       Выйдя из комнаты, Такаяма направилась сразу к дежурящему пареньку, что развалился на стуле и чутко посапывал, приоткрыв блестящий от слюны рот и сложив руки на груди. Винтовка стояла на подставке, готовая в случае чего к выстрелу.       Подойдя ближе, японка усмехнулась с безобидного вида Чона и мягко дотронулась до его плеча, на что он тут же подскочил с места и завертел головой, размыкая сонные очи, в которых все двоилось.       - Уён, иди спать, - прошептала Рюрико, поправляя кепку на голове Чона и стряхивая с нее налетевшие снежинки. - Я уже проснулась и больше не буду спать. Я и покараулю в случае чего.       - А ты чего так рано подскочила? - пропустив мимо ушей всё сказанное, поинтересовался Чон, широко зевая и вскидывая голову на сожительницу. - Лучше бы спала. Тебе отдыхать надо.       - Я отдохнула. А ты сидишь тут в позе креветки. Иди.       - Ладно, - Чон выпрямился и начал вставать со своего места, в последний раз смотря на винтовку и улицу, задержав на ней безэмоциональный взгляд, после чего поднялся и встряхнул затекшие ноги. Делал Уён всё неохотно, заторможенно, как оно бывает, когда человек почти не спал.       И резко всё поменялось. Бездушность на лице парня спала, заменив собой изумление, всколыхнувшее, в свою очередь, Такаяму, в чьи вопрошающие глаза уставился Чон. Он пялился на нее ровно секунду, за которой вернулся обратно к стулу, резко уселся на него и почти припечатался к оптическому прицелу. Винтовка сдвинулась в сторону, указывая дулом туда, куда с жадностью уставился Уён. Тот сгорбился, приподнял плечи и замер, шевеля губами.       - Что там? - с хрипотцой спросила Рюрико, уже готовясь ломануться будить парней и хвататься за оружие.       - Они, - оторвав свое лицо от винтовки произнёс, Чон загробным голосом.       И тут же широкая счастливая улыбка расцвела на его лице. Уён подскочил с места, затоптался на месте, не зная, куда себя деть от переполнявшего тело возбуждения и восторга. Его всего заколотило от экстаза, что не на шутку испугало Рюрико. Она смотрела на него во все глаза, косясь на мрачную улицу, едва посветлевшую на пару тонов.       - Они вернулись! - с придыханием прошептал Чон, продолжая улыбаться до боли в скулах, которая его в этот момент совершенно не интересовала. - Рюрико, быстрее буди остальных!       И, не говоря ничего, Уён кинулся вниз, пропадая на первом этаже.       Такаяма так и осталась стоять на месте, распахнув рот, в полной растерянности. Пазл в голове складывался с большим затруднением, но когда первая часть изображения предстала перед ней озарением происходящего, та немедля ринулась в сторону спальни юношей. Бестактно распахнув дверь, отчего круглая железная ручка ударилась об стену, заставив мигом подняться расхристанные головы ребят, она крикнула:       - Быстро все вниз!       И, не дожидаясь их, сама полетела следом за Уёном, что уже, судя по громкому скрипу петель калитки, выскочил на основную дорогу.       Такаяме потребовалось не так много времени, чтобы нагнать его. Свечу она оставила на кухне, снимать с крючка в прихожей верхнюю одежду не стала: так и вылетела на заснеженную тропу в штанах и ветровке.       Проскочив выход с убежища, та повернула голову в сторону бегущего навстречу троице Уёна.       Глубоко выдохнув, выпуская наружу клубы пара, застывшие в морозном утреннем воздухе, чувствуя, насколько бешено колотится переполненное ликованием сердце и сбивается дыхание, она побежала за ним. Ступни ног утопали в снегу, оставляя после себя глубокие рваные следы узорчатой подошвы. Ветер озорливо затрепал короткие волосы, пакостничая тем, что некоторые пряди лезли в слезящиеся глаза, частично перекрывая вид на то, как Уён налетел на кого-то из вернувшихся, едва не завалившись с тесными объятиями на землю.       В глотке запершило от отрады. Хотелось прямо на месте разрыдаться от облегчения, но желание дотронуться, проверить, не сон ли это, было выше этой прихоти.       Вот осталась пара метров, на которой Такаяма распахнула руки и заскулила, почти падая на грудь Ёсана, что не без удивления прижал к себе девчонку, опустив руки на подрагивающие спину и давая уткнуться носом в нывшее плечо. Игнорируя заколовшие пальцы, девушка сжала в руках забитый ранец Кана, сдавленно мыча.       - Хонджун! - крикнул сзади Минги, за чем раздалось ойканье и громкий храп наста, по которому заходила пара ног.       - Минги, убьёшь меня! - воскликнул сдавленно Хонджун, пытаясь вырваться из хватки друга, но тот не отступал и не отлипал от него ни на сантиметр.       - Мы думали, что вы окончательно пропали, - просипел Ги, хватаясь за заднюю часть воротника кэпа, что, в свою очередь, уже стал сдаваться и дал себя терзать, как плюшевую игрушку. Впрочем, Киму было даже приятно, что их в действительности ждали и беспокоились.       - Ты только не реви, хорошо? - прохрипел на ухо Такаямы Кан, приподнимая ладонь и взъерошивая чёрные жесткие волосы на макушке. Рюрико что-то приглушенно ляпнула, на что лучник хмыкнул и вскинул голову вперед, глядя на Сана, что так же, как и девчонка, распахнул руки и обнял своего товарища, сгребая вместе с тем в охапку пискнувшую Рю. - Ох, Сан, не так сильно-то, задушишь!       Сонхва в это время наконец-то оторвал от себя расчувствовавшегося Уёна. Тот стоял, потирая лицо, чтобы не выглядеть совсем жалким на фоне добродушно улыбающегося парня, поглаживающего его плечо. Пак был изнурен долгой дорогой и приключившейся с ними опасностью, от которой они смогли улизнуть, пусть и с некоторыми потерями.       - Хён, что у тебя... - в тон мыслям старшего попытался спросить у Хонджуна Минги, как был прерван им же.       - Потом. Всё потом, - отрезал он, отворачивая лицо от встревоженного Ги. - У вас порядок был?       - Ну, кое-что произошло...       - Хонджун! - уже крикнул Чонхо, ковыляя со своей травмированной ногой к группе молодых людей. Тот почти не показывал эмоций, но трясущаяся нижняя губёшка выдавала его. - Они меня не слушались, Хонджун!       - Кто тебя не слушался? - спросил он, перекатившись с окоченевшей ноги на другую.       - Эти трое! - жаловался механик, поочередно тыкая в Минги, Уёна и Сана, что оставила Ёсана и Рюрико без своих объятий, повернувшись на Чхве-младшего. - Они не слушались меня!       - Ну, сейчас по голове постучим, значит, - вымученно улыбнулся Сонхва, наблюдая, как младший роняет голову на грудь и подходит ещё ближе. Обниматься он не полезет, но вот стоять рядом и не отходить ни на шаг — точно будет.       - 兄さん, - позвал Пака слабый голосок, на который он мигом отреагировал, повернув голову к Рюрико и тут же притянув её к себе, пряча продрогшее тело в руках, обхвативших спину с выступающими лопатками. Такаяма вся сжалась, кладя ладони на поясницу Хва, протискивая их между рюкзаком и курткой, где ютилось тепло.       - 妹, - отозвался он ей, - я дома.       Сонхва усмехнулся, ощущая почти детскую радость, что, кажется, была не к месту в этот момент, когда им следовало поскорее зайти домой и запереться, выложить найденное продовольствие и разобрать освежеванную тушу оленя, ради которой им пришлось уйти так далеко от своего приюта. Но он не двигался с места, разломленный от растекшегося по всему телу тепла. Тепла от того, что они выжили и нашли дорогу домой. Тепла от того, как их встретили единственные родные по духу люди. Тепла от того, что названная младшая сестра, о которой он грезил долгие годы сиротства, встретила его по прибытию, крепко обнимая. Тепла от того, что в холодное тихое утро в разрушенном городе он осознал, что теперь обрел настоящую семью.