You got me feeling like a Psycho

Длительное пребывание в камерах, где нечем заняться, чтобы реализовать свои желания и садистские порывы, которые должен был вызвать вирус, заставляет вас думать все больше и больше. Не остается ничего другого, как думать и оставаться наедине со своими мыслями. Все шестеро желают освободиться. Вернуться в забытый богом мир, где такие же зараженные, как они, могут просто ходить и убивать, когда им вздумается, слышать крики неинфицированных, когда они их калечат, чувствовать теплую кровь, брызгающую на одежду и кожу, владеть чем-то острым и болезненным, чтобы вонзить его прямо в человека. Но они не могли, не после того, как Джейку удалось поймать их в ловушку и привести на свою базу, которая, по иронии судьбы, оказалась заброшенной тюрьмой. Они оказались в плену своих психотических порывов и одновременно в тюрьме реальной жизни. Шесть зараженных друзей молча лежат в своих камерах, а Ни-Ки опускается на пол. — Сегодня у Джейка день рождения, — пробормотал он, взглянув на часы, которые, на удивление, все еще работают, хоть и пропитаны кровью, которая теперь высохла. Чонвон поднял голову, в его черных глазах на мгновение мелькнуло нечто, почти напоминающее раскаяние. — Неужели? — пробормотал он, и в его словах промелькнул слабый след того, кем он был до того, как его поглотил вирус. Выражение лица Сонхуна на мгновение смягчилось, тонкое признание, скрытое под слоями его непреклонной враждебности. — Какой способ потратить его, — пробормотал он, хотя в тоне не было никаких подлинных чувств, омраченных злобной натурой, которую внушил ему вирус. Взгляд Хисына метнулся к входу в зону содержания, легкая морщинка на его лбу намекала на момент раздумья. — Он вообще помнит? В его голосе слышался скептицизм, его разум, казалось, боролся с мыслью, что среди хаоса и отчаяния дни рождения были несущественной деталью. Джей резко замолчал, его обычная садистская манера поведения на мгновение ослабла при упоминании о дне рождения Джейка. Он смотрел в пустоту, его мысли были скрыты за жутким спокойствием, которое теперь определяло его. Сону продолжал молча есть, казалось, безразличный к разговору о дне рождения Джейка, и его отрешенность напоминала об отрешенности от их прежней жизни. — Он не очень-то любил отмечать дни рождения. Поэтому мы всегда праздновали его, хотя он и преуменьшал его важность. Он говорит, глядя на пустую банку, его пальцы подергиваются, а в голове проносятся психотические фантазии, края которых достаточно остры, чтобы порезать кожу. Чонвон, несмотря на темноту в глазах, на мгновение, казалось, был тронут признанием. — Джейк… Я дразнил его по поводу старения. Никогда не думал, что мы закончим так, — пробормотал он, опустив взгляд на холодный пол под собой. Остатки сожаления в его голосе намекали на раздробленные воспоминания о времени, когда дни рождения были поводом для празднования, а не мрачным отражением их нынешнего состояния. — Помните, как мы его разыграли? Мы вели себя так, будто не помним о его дне рождения, и игнорировали его большую часть дня. Боже… Я старался не обнимать его, когда видел, как он дуется и сердится. Хорошо, что мы удивили его в конце и отлично провели время, Сонхун, хотя его поведение оставалось враждебным, выказывал проблеск уязвимости. — Может быть, он найдет способ отпраздновать. В этом запутанном мире, кто знает, что еще считается праздником? — размышлял он, мимолетное размышление подчеркивало резкий контраст между прошлым и извращенным настоящим. Скептицизм Хисына не утих, когда он взглянул на своего зараженного товарища. — А дни рождения вообще имеют значение? У нас нет торта или подарков. Просто еще один день в этой адской дыре, — заметил он, и в его словах звучало смирение. Глаза Джея оставались устремленными в какую-то далекую точку, его мысли скрывались за маской отрешенности. Тишина, последовавшая за откровением Ни-Ки, висела тяжестью, напоминая, что даже в их чудовищном состоянии следы их прежних «я» сохранялись под поверхностью. 6 друзей оживились, услышав, как открылась дверь, Джейк вошел, выглядя уставшим и измученным, но он вывалил сумку, полную подобранной еды, консервов, чипсов и бутылок воды. Джейк сглатывает, чтобы увидеть 6 пар черных как смоль глаз, уставившихся на него, он смотрит вниз на себя, выглядя более раненым и окровавленным. — С днем рождения тебя… я полагаю. — говорит ему Чонвон, засовывая бутылку с водой и пакет чипсов в его камеру. Джейк замер, прежде чем снова двинуться, чтобы засунуть подносы с едой в пищевой люк камер. Джейк не может не усмехнуться. — Какая разница, я знаю, что тебе все равно. — Джейк пренебрежительно пробормотал, указывая на свою забинтованную руку. — Спасибо за чертов подарок. Удивительно, но Чонвон вздрогнул от резкого комментария. Как будто он не пытался несколько часов назад проткнуть руку Джейка острым куском пластика. Выражение лица Сонхуна на мгновение смягчилось, намек на что-то похожее на раскаяние мелькнул в его глазах, когда он наблюдал за усталой фигурой Джейка. — Мы не забыли, — пробормотал он, в его голосе сохранились следы того человека, которым он когда-то был, погребенного под воздействием вируса. Он помедлил, прежде чем потянуться за подносом с едой, который Джейк просунул в люк для еды. — Вирус делает нас психопатами, а не амнезиаками. Взгляд Хисына слегка изменился, намекая на момент раздумий. — Спасибо, — пробормотал он, и в его словах снова прозвучал слабый намек на благодарность Джейку среди царящего напряжения. Обычная ухмылка Ники на мгновение смягчилась, его взгляд метнулся в сторону Джейка с оттенком чего-то похожего на сожаление. — Да, с днем рождения, — пробормотал он, его голос был слегка похож на голос человека, которым он был до того, как его поглотила тьма. Джей молчал, хотя его взгляд задержался на Джейке на мгновение дольше обычного, намек на признание, скрытый за тревожным спокойствием, которое теперь определяло его. Сону, молча наблюдавший за происходящим, отбросил пустую банку в сторону, едва заметным кивком кивнув Джейку. — Не придавай этому слишком большого значения, — проворчал он, его тон скрывал любые намеки на сентиментальность, когда он взял один из подносов с едой. Это заставило Джейка сжать пакет с чипсами так сильно, что он лопнул, и чипсы полетели на пол. — Почему вы все вдруг стали беспокоиться? Разве вы не говорили, что хотите содрать с меня кожу живьем? Перерезать мне горло? Кому больше всего на свете хочется разорвать меня на части, конечность за конечностью? ТЫ ПРОНЗАЛ МОЮ РУКУ, ЧОНВОН! Кого вообще волнует мой день рождения? Меня нет. Откуда, черт возьми, взялась эта полная смена отношения на 180 градусов? После вспышки Джейка в зоне сдерживания воцарилась тяжелая тишина, а напряжение в воздухе было настолько сильным, что его можно было резать ножом. В воздухе ощутимо висела дихотомия между остатками их прежних сущностей и чудовищными версиями, созданными вирусом. Чонвон отвел взгляд, в его потемневших глазах мелькнуло выражение вины. — Джейк, я-я не хотел… — начал он, но слова оборвались, так как он пытался найти оправдание своим действиям. Удивительно раскаянный… взгляд Сонхуна встретился со взглядом Джейка. — Мы можем быть… испорченными, но это не значит, что мы не помним тех вещей, которые раньше имели значение, — признал он, и нотка уязвимости в его голосе на мгновение пробилась сквозь суровую внешность. Хисын кивнул, молча признавая сложные эмоции, которые скрывались под поверхностью. — Может, дни рождения теперь и не имеют большого значения, но ты все еще один из нас, Джейк, — добавил он, и в его словах прозвучало понимание. Ни-Ки вздохнул, его обычная усмешка сменилась искренностью. — Думаешь, нам нравится быть такими? Иногда, всего лишь на мгновение, мы вспоминаем, кем были раньше, — признался он, в его признании чувствовалась уязвимость, обнажающая внутреннюю борьбу, которая определяла их существование. Одиночество, когда в голове нет ничего, кроме головы, что-то делает с человеком, даже если он заражен. Молчание Джея говорило о многом, его затянувшийся взгляд на Джейка выдавал глубину эмоций, которые так и остались невысказанными. Искаженные отголоски их прошлых жизней продолжали переплетаться с охватившим их безумием, создавая диссонирующую симфонию в зоне изоляции. Безразличное лицо Сону слегка треснуло, когда он взглянул на Джейка. — Ты прав. Дни рождения теперь мало что значат, но мы не совсем забыли, кто ты для нас, — проворчал он, и в его словах прозвучало неодобрительное признание. Признание со стороны зараженных друзей, даже в его фрагментарной форме, подчеркивало внутренний конфликт, который определял их извращенное существование. — Ч-чонвон? Сонхун? Р-ребята? Пожалуйста, не делайте этого, — умолял Джейк, отступая назад и истекая кровью, так как порезы от ножа резали его кожу как масло. Но Чонвон лишь садистски смеялся, а Сонхун вертел нож в руках, и оба медленно шли к Джейку, как хищники, загнавшие добычу в угол. Но не только они, все его друзья были заражены. У Ни-Ки, Сону, Хисына и Джея были черные глаза, и они психически ухмылялись Джейку. Знакомые глаза, которые Джейк знал раньше, были все черными как смоль, глядя в душу Джейка. Почему они заразились, а Джейк нет? Теперь он был добычей. — Шестеро против одного, как же ты жалок, Джейк. — Ни-Ки насмехался, он был весь в крови после того, как убил еще нескольких человек по пути к своему дому. Сону, Хисын и Джей просто смотрели на него, кровь была забрызгана на их одежде, лицах и руках, которые держали любой предмет, убивающий боль сильнее всего. Джейк чувствовал, как его сердце колотится в ушах, металлический привкус страха смешивался с медным запахом крови, наполнявшим воздух. Он отшатнулся назад, адреналин бежал по его венам, пока он отчаянно пытался найти путь к спасению. Каждый шаг, казалось, отдавался эхом, как барабанная дробь в безмолвном ужасе, окружавшем его. Их почерневшие глаза были прикованы к нему, лишенные тепла и знакомости, которые когда-то в них были. Сердце громко стучало, каждый удар был резким напоминанием о надвигающейся опасности. — Ребята, пожалуйста, опомнитесь! — взмолился Джейк, его голос дрожал от страха и отчаяния. Но его слова прозвучали глухо, заглушенные жуткой тишиной, окутавшей комнату. Споткнувшись об отброшенный стул, Джейк инстинктивно протянул руку и схватил что-то холодное и металлическое — тяжелую стеклянную вазу. Крепко сжимая ее, он держал ее перед собой, пытаясь хоть на мгновение отвлечься. — Не подходи! Я не позволю тебе этого сделать, — заявил он с вновь обретенной решимостью в голосе. Сонхун мрачно усмехнулся и со зловещим изяществом повертел в руках нож. — Думаешь, это нас остановит, Джейк? Его голос был леденяще спокоен, в нем не было и следа того друга, которого Джейк когда-то знал. Остальные медленно приближались, их движения были синхронными и жутко точными, словно макабрический танец, срежиссированный безумием. Джейк заметил мелькнувшее движение — маленькое окошко, едва достаточное для того, чтобы протиснуться в него. Не раздумывая, он бросился к нему, не обращая внимания на осколки стекла, впивающиеся в кожу. Боль пронзила его тело, но адреналин заглушил эти ощущения, и он пролез через узкое отверстие и скрылся. Джейк моргает, выныривая из ужасных воспоминаний. Он все еще чувствовал, как стекло порезало ему кожу, когда он убегал. Он смотрит на свою руку, на которой виднелись зажившие порезы, — они дали ему ее. — Все вы, просто… Просто заткнитесь, блять. Хватит, блять, притворяться, что вам не все равно. Джейк рычит на них, он рад, что они в камере. Он устал. Он умственно и физически истощен. Он голоден. С тех пор как начался этот дерьмовый апокалипсис, он так и не смог нормально выспаться! После всех угроз, пожеланий смерти, даже физической расправы над ним, им всем вдруг стало плохо?! Джей вздыхает: — Джейк, мы… — успевает сказать он, но его прерывают, когда Джейк захлопывает дверь, собираясь уходить. Дверь захлопывается, оставляя Джейка по ту сторону, на мгновение освобождаясь от преследующих воспоминаний и присутствия зараженных друзей. Звук их голосов, искаженных воздействием вируса, застыл в воздухе, словно диссонирующее эхо. Джейк глубоко вздохнул, пытаясь стряхнуть остатки страха, который цеплялся за него. Воспоминания о том роковом дне продолжали крутиться в его голове, как бесконечный цикл ужаса, который впечатался в его существование. Каждый шаг по безлюдному коридору отдалял его от кошмара, но отголоски их голосов не умолкали, напоминая о разрушенных отношениях, которые теперь определяли их извращенную реальность. Джейк вбегает в свою импровизированную комнату, бросается на кровать и зарывается головой в подушку. Он кричит в нее. Он выглядел так, будто у него истерика, но ему было все равно. Его тело сотрясалось от каждого крика, кулаки сжимались в досаде, а дыхание было затруднено, когда он выпускал наружу снедавшую его суматоху. Подушка поглощала его крики, приглушая интенсивность его мучений и защищая от пустынного мира за стенами. Друзья отмечали его день рождения, чтобы показать, что он им небезразличен и любим, даже если он этого не хотел. Каждый крик был похож на разрядку, на выражение внутреннего смятения, которое мучило его с момента вспышки. Его грудь вздымалась с каждым вдохом, и рыдания эхом отдавались в замкнутом пространстве, когда он боролся с тяжестью своих эмоций. Плакать в день рождения — это просто… Замечательно. Его крики отдавались эхом, долетая даже до сдерживающих его зараженных друзей. Эхо страдальческих криков Джейка разнеслось по заброшенной тюрьме и достигло изолятора, где в камерах лежали зараженные друзья. Звук прорезал тяжелую тишину, напоминая об эмоциональном смятении, охватившем их некогда близкого товарища. В своих камерах зараженные друзья обменивались мрачными взглядами, в их черных глазах мелькало узнавание. Ни-Ки вздохнул, и суровый тон его характера на мгновение смягчился. — У него день рождения, — пробормотал он, и в его голосе послышалось понимание среди безумия, которое определяло их существование. Чонвон неловко переместился в своей камере, его взгляд ненадолго встретился со взглядом Сонхуна. Обычно садистский блеск в их глазах смягчился, сменившись моментом общего признания. — Ему больно, — пробормотал Чонвон, и слова повисли в воздухе с тяжестью, выходящей за пределы тюрьмы. В выражении лица Сонхуна тоже появился намек на раскаяние. — Мы сделали это с ним, — признал он, и это признание было отягощено тяжестью сожаления. Искаженные версии самих себя, заключенные в металлические камеры, испытывали чувство вины за боль, которую они нечаянно причинили. Взгляд Хисына был прикован к маленькому окошку камеры, его мысли скрывались за черными пустотами, которые когда-то были его глазами. — Что мы можем сделать? — размышлял он, и этот вопрос витал в воздухе, словно невысказанная мольба об искуплении. Джей, обычно являвшийся воплощением извращенного юмора, молчал, его черты лица выдавали подобие созерцания. Жуткое спокойствие, присущее ему, на мгновение дрогнуло, обнажив след того, кем он когда-то был. Сону, казалось бы, безразличный к ситуации, сжал челюсть — под фасадом отрешенности проступало напряжение. Его пальцы подергивались — безмолвное проявление внутренней борьбы, которая таилась под поверхностью. В одиночестве его временной комнаты крики Джейка постепенно стихли, и он уснул, плача, оставив после себя атмосферу опустошенности. Они ненавидят, когда Джейк плачет.