You got me feeling like a Psycho

После бурной вспышки Джейк лежал, и тяжесть его эмоций стихала в оцепенелой тишине. Его тело содрогалось от остатков криков, в голове бушевало море противоречивых эмоций, но это освобождение давало мимолетную передышку от непрекращающейся суматохи, которая его поглощала. Вскоре он погружается в сон, пусть и наполненный кошмарами. На следующий день Джейк заходит в камеру с кучей чистой одежды. Он даже набрал достаточно, чтобы она подошла всем, он видит, как пропитанная кровью одежда каждого теперь высохла. Он молча раздал ее и избегал смотреть на нее, засовывая одежду в пищевой люк камер. — Джейк, мы… — Замолчи. Пока Джейк раздавал чистую одежду, в воздухе изолятора висели невысказанные слова. Зараженные друзья смотрели друг на друга, молчаливый обмен взглядами передавал смесь разочарования и сдержанности. Ни-Ки наконец заговорил, его тон был необычно мягким: — Джейк, мы не хотели, чтобы все зашло так далеко. Мы были… мы испорчены, но это не значит, что мы не помним, какими были раньше. Сонхун, обычно олицетворяющий враждебность, добавил с ноткой ранимости: — Нам жаль, Джейк. За все. Но Джейк, все еще не отошедший от эмоциональной бури, не был готов выслушивать их извинения. Он резко оборвал их: — Я сказал, заткнись, — и в его голосе прозвучали нотки неразрешенной боли. Напряжение затянулось, когда он покинул зону изоляции, оставив своих зараженных друзей в тишине, которая отражала окружающее их запустение. В своей импровизированной комнате Джейк размышлял над извинениями, которые он отказался выслушать. Сложность ситуации тяготила его. Это были его друзья, превращенные в чудовищные копии самих себя, но их остатки молили о признании под покровом безумия. Дни проходили в меланхоличном ритме. Джейк продолжал свои походы за припасами, отваживаясь на опасности, подстерегающие зараженный мир снаружи. Каждое путешествие вызывало в нем страх и решимость, постоянно напоминая о хрупкости его существования. Однажды вечером, когда Джейк вернулся со скудным запасом припасов, он заметил едва заметные изменения в атмосфере изолятора. Ни-Ки, прислонившись к решетке камеры, заговорил: — Джейк, мы говорили и думали. Мы знаем, что все испортили, но мы хотим найти способ искупить свою вину. Помоги нам разобраться в этом. В душе Джейка мелькнул осторожный проблеск надежды. Перспектива примирения казалась далекой и в то же время осязаемой. Зараженные друзья, которых преследовали тени их поступков, жаждали искупления. Но этот проблеск надежды погас. После нескольких месяцев, в течение которых Джейк пытался заставить их вспомнить и сделать «хорошими» после всех словесных и физических угроз, теперь они раскаиваются? Может быть, они были искренни или притворялись, чтобы Джейк мог их выпустить. В любом случае, Джейк устал до чертиков, и паранойя когтями впивалась в его разум после попыток выжить и позаботиться обо всех них. Он надеялся, что однажды все они снова станут теми, кого Джейк знал. — Какого хрена вы все извиняетесь? Я знаю, что вы все притворяетесь, потому что вирус отключает у всех зараженных моральные и рациональные мысли, превращая их в законченных убийц-социопатов, которые убивают людей на месте ради удовольствия. Насколько я знаю, вы притворяетесь милыми, чтобы получить мое сочувствие. Что? Хочешь поиграть с головой своей жертвы, прежде чем выпотрошить ее заживо? В комнате повисла тяжелая тишина, когда слова Джейка повисли в воздухе, напоминая о мрачной реальности, в которую они все были вплетены. Зараженные друзья, не выдержав попыток раскаяния, обменялись взглядами, в которых сквозили разочарование и покорность. Ни-Ки, нарушив молчание, мрачным тоном признал: — Ты прав, Джейк. Вирус испортил нас, и никакие извинения не смогут этого изменить. Но мы все еще здесь, заперты в этих камерах и пытаемся сохранить хоть крупицу человечности. Джейк скрещивает руки на груди и поднимает бровь: — И ты ждешь, что я поверю тебе? Простить тебя? Я чертовски старался помочь всем вам, несмотря на всю враждебность и угрозы. Но когда я расплакался и начал показывать, что мне уже наплевать, вы вдруг стали чувствовать себя виноватыми? Сонхун, обычно быстро отвечающий, кивнул в неохотном согласии. Его черные как смоль глаза уставились в карие глаза Джейка. — Мы не ждем, что ты простишь нас. Мы даже не уверены, заслуживаем ли мы прощения. Но если есть шанс что-то исправить, мы хотим им воспользоваться… Просто… после того, как ты поймал нас в ловушку и поместил сюда. Нам НЕЧЕГО было делать. Ты знаешь, как нам становится скучно, когда мы не можем содрать с кого-то кожу заживо? Игрушки и дерьмо, которые ты нам дал, бесполезны, мы хотели убивать, быть садистскими психопатами, инфицированными, какими мы все являемся. Но после всей этой чертовой… изоляции, все, что у нас есть, — это наши мысли, и, я думаю, вирус начинает отходить на второй план. Вот почему… все мы начинаем чувствовать себя виноватыми после того лечения, которое мы тебе оказали. Выражение Джейка оставалось жестким, на его лице отразились скептицизм и боль. Зараженные друзья, лишившиеся теперь возможности извиняться, стояли в зоне изоляции, смиряясь с реальностью своего чудовищного превращения. — Просто… оденьтесь. Шесть пар темных глаз уставились на Джейка, когда он повернулся, чтобы оставить их наедине. Они сняли с себя старую одежду, которая была заляпана засохшей кровью и не менялась с тех пор, как появился вирус. Новая одежда, которую принес Джейк, была им по размеру. Даже в этом апокалипсисе Джейк оставался таким же внимательным и добрым ко всем. Тот самый золотистый ретривер, который всегда всем нравился. Они бросают старую одежду в кучу в углу своей камеры: — И что теперь? — почти с опаской спрашивает Сону, недоумевая, зачем Джейк принес им новую одежду. — Убирайтесь. — Что? Джейк поворачивается и достает пистолет, который ему удалось раздобыть, найдя его рядом с гниющим трупом несчастного, ставшего жертвой психопата-инфицированного, пока он был в отключке. Крепко держа его в руках, он отпирал камеры каждого по очереди. Начиная с Сонхуна. — Я сказал, убирайтесь, — говорит он, жестом указывая на открытую дверь заброшенной тюрьмы, превращенной в дом, который вел к апокалипсису снаружи, где садисты-инфицированные, вроде них шестерых, разгуливали на свободе. — Вы можете вернуться к тому, что, блять, хотят делать ваши садистские инфицированные умы. В комнате воцарилась напряженная тишина, в которой эхом отдавался приказ Джейка. Потемневшие глаза Сонхуна расширились в недоумении, смесь шока и неуверенности омрачила его черты. — Джейк, что ты делаешь? В его голосе слышалась растерянность и нерешительность, когда он с опаской посмотрел в сторону открытой двери. Усмешка Ни-Ки превратилась в выражение недоверия, когда он обдумал слова Джейка, его черные глаза подозрительно сузились. — Ты нас отпускаешь? В его недоверчивом тоне слышался намек на недоверие, а в словах сквозил осторожный скептицизм. Взгляд Чонвона метался между Джейком и открытой дверью, на его лице была написана неуверенность. — Почему? Его голос дрожал от растерянности и страха, непредсказуемость ситуации не давала ему покоя. Глаза Хисына расширились от удивления, а его почерневший взгляд устремился на Джейка. — Ты освобождаешь нас? На его лице отразилось недоумение, когда он осмысливал неожиданный поворот событий. Сону молчал, его нечитаемое выражение лица не выдавало ни намека на эмоции, он наблюдал за действиями Джейка, его черные глаза были прикованы к открытой двери, ведущей в хаос. Джей, до этого молчавший, смотрел на Джейка со смесью растерянности и недоверия. — Ты просто отпускаешь нас на волю? В его голосе звучала неуверенность, он пытался понять, к чему приведет такой неожиданный жест. — Мы можем убить тебя, ты же знаешь. Джейк крепче сжал пистолет, его взгляд напрягся от решимости. — Думаете, это ловушка? Ладно, тогда оставайся здесь. Но я больше не буду держать вас всех взаперти, — заявил он, его голос был окрашен смесью разочарования и смирения. — Можете убить меня во сне или как угодно. Я закончил. Я, черт возьми, ЗАКОНЧИЛ. Я-Я… Я сдаюсь. Сонхун, всегда скептически настроенный, посмотрел на Джейка со смесью подозрения и раздумья. — Зачем ты это сделал? Ты же знаешь, что мы можем убить тебя, как только выйдем, верно? Его слова были пронизаны осторожностью, затаившимся сомнением в искренности действий Джейка. Ни-Ки, воплощение садистского обаяния, мрачно усмехнулся. — Это, должно быть, шутка, да? Ты же не чувствуешь себя виноватым за то, что выпустил нас на свободу и посеял хаос? В его смехе слышались зловещие нотки, намек на иронию ситуации. Чонвон, все еще не понимая, как развивается сценарий, выразил общее беспокойство: — В чем подвох, Джейк? Почему именно сейчас? Ты так долго держал нас взаперти, и вдруг хочешь, чтобы мы свободно разгуливали по этому адскому миру? Взгляд Хисына метался между Джейком и открытой дверью, на его лице читалась неуверенность. — Если это какая-то извращенная игра, Джейк, мы не будем в нее играть. Мы уже достаточно навредили. Сону, стоический и неразборчивый, как всегда, наконец заговорил, его голос был лишен эмоций. — Если ты нас отпускаешь, то мы уйдем. Но не жди, что мы вдруг превратимся в святых. Джей, обычно вызывающий, посмотрел на Джейка со смесью подозрительности и пренебрежения. — Тебе лучше не жалеть об этом, Джейк. Потому что, как только мы выйдем, пути назад уже не будет. Ты не сможешь контролировать то, что произойдет дальше. Выражение лица Джейка оставалось решительным, а в глазах отражался целый коктейль эмоций — разочарование, печаль и томительное чувство покорности. Все, что там есть, — это зараженные вроде вас. Вы все можете вернуться к своим убийствам, наслаждаться своей зараженной кровью и фантазиями психопатов. Выражение лица Хисына изменилось, в нем мелькнуло беспокойство, смешанное с опасением. — А что насчет тебя? — спросил он, в его голосе звучала забота о безопасности Джейка в опасном мире за его пределами. — Я СКАЗАЛ, УХОДИТЕ! ПРОСТО УХОДИТЕ! — Джейк воскликнул — Все вы способны выжить и убить. Не притворяйтесь жалкими, чтобы получить мою жалость, это не сработает. Зараженные друзья на мгновение замешкались, их черные глаза задержались на Джейке, словно выискивая какие-то скрытые мотивы. Сделав общее осторожное признание, они осторожно вышли из своих камер, в воздухе чувствовалась неуверенность. Когда все шестеро вышли в тускло освещенную комнату, Джейк сохранял строгое выражение лица, его глаза сузились от разочарования и решимости. Он наблюдал за их выходом, крепко сжимая пистолет и бдительно следя за их передвижениями. Сонхун, Сону, Хисын, Джей, Чонвон и Ни-Ки, освобожденные от пут сдерживания, стояли в напряженном молчании. В воздухе витало невысказанное напряжение — хрупкое равновесие между мнимым актом милосердия Джейка и непредсказуемой природой зараженного мира снаружи. Мгновение тянулось, каждый удар сердца отдавался эхом в тишине, пока, наконец, Сонхун не заговорил, его тон окрасился скепсисом. — Если это какая-то больная игра, Джейк, то будь готов к последствиям. Мы не будем сдерживаться. Джейк встретился взглядом с Сонхуном, его глаза были непоколебимы. — Я знаю. Теперь идите и никогда не возвращайтесь, — пробормотал он, в его голосе слышалось разочарование и печаль. Зараженные друзья, каждый из которых был обременен тяжестью своей тьмы, зашагали к открытой двери, исчезая в тенях апокалипсиса за ее пределами. Шестеро зараженных стояли у заброшенной тюрьмы Деселис, все еще пытаясь осмыслить произошедшее. Прежде чем они успели что-то сказать или сделать, Джейк открыл окно над входом и бросил им большую сумку: — Говорите, у вас еще есть человечество? Я бросил попытки найти в вас все это. Просто… уходите, — говорит он, и они видят, что его глаза покраснели от слез, прежде чем захлопнуть окно. Ни-Ки приближается к сумке, его черные глаза расширяются, когда он видит сумку, полную их оружия. То самое оружие, которое Джейк забрал, когда усыплял их. Мачете Сону, ножи, серпы — все, что у них было. Все в пятнах очень старой и засохшей крови. Зараженные друзья уставились на сумку, наполненную их привычным оружием, — каждый предмет был реликвией их темного прошлого, свидетельством ужасов, которые они вытворяли. Пятна засохшей крови на оружии служили призрачным напоминанием о загубленных жизнях, о жестокости, которая поглотила их в муках вируса. Пальцы Ни-Ки дрожали, когда он брал в руки мачете Сону: вес оружия был привычным и в то же время чужим. Перед его глазами промелькнули воспоминания о безжалостных деяниях, которые они совершали в своем зараженном состоянии. Он взглянул на остальных, и в их почерневших глазах отразилось то же самое смятение. Сонхун колебался, прежде чем взять в руки нож, зазубренный край которого тускло поблескивал в слабом свете. Оружие казалось чужим и в то же время странно знакомым — леденящее душу напоминание о той дикости, которую он обрел под воздействием вируса. Рука Чонвона зависла над серпом, а его противоречивый взгляд был прикован к оружию. Витое металлическое лезвие хранило в себе историю кровопролития, леденящее душу свидетельство тьмы, поглотившей их всех. Пальцы Хисына провели по рукояти ножа, его разум затуманили воспоминания о жестокости, которая определила их существование как зараженных. Оружие казалось холодным и тяжелым в его руке — осязаемое напоминание о чудовищных деяниях, которые они совершили. Рука Джея дрогнула, когда он взял кинжал: лезвие отражало лунный свет с жутким блеском. Оружие было ярким символом хаоса, который они посеяли, леденящим душу отражением кровавого пути, пройденного ими. Кинжал крепко сжимал в руках, словно желая кого-то выпотрошить. Сону взглянул на остальных, и в воздухе повисла тяжесть их общей истории. Его голос был хриплым, просто шепот в безлюдной тишине. — Что он хочет, чтобы мы с ними сделали? — Ему уже все равно. Он просто позволяет нам вернуться и убивать, я думаю. Снова стать психопатичными зараженными убийцами. Ни-Ки, сжимая мачете Сону, нарушил тяжелую тишину горьким смехом. — Значит, мы свободны, да? Свободны в своих самых темных желаниях, в высвобождении монстров внутри себя. В его тоне прозвучала извращенная смесь иронии и смирения. Сонхун, проведя пальцами по зазубренной кромке ножа, цинично ухмыльнулся. — Он отказался от нас. Считает, что нас уже не искупить. В его черных глазах отразилась холодная напряженность, свидетельствующая о том, что они уже не те друзья, которых Джейк когда-то знал. Чонвон, крепко сжимая серп, произнес с вызовом и ненавистью к себе. — Может, он и прав. Может, мы просто чудовища в человеческой шкуре. Может, пришло время принять это. Хисын, не отрывая взгляда от ножа в своих руках, произнес низким задумчивым голосом. — Мы не можем исправить то, что сделали. Кровь на этом оружии — пятно на наших душах, свидетельство тьмы, живущей в нас. Джейк наблюдал за своими шестью зараженными друзьями из окна, удивляясь, почему они выглядят скорее растерянными и обиженными, чем счастливыми от того, что им вернули оружие и освободили из клеток. Он снова открыл окно: — Какого черта вы все стоите? Бегите! Кыш! Занимайтесь своими психологическими штучками и радуйтесь, что у вас есть свежая кровь для убийства. Я вас не останавливаю. Зарежьте кого-нибудь или что угодно, только не подходите ко мне больше. Джейк смотрит на фотографию в своей руке, его взгляд печален и обижен. — Вы можетк забрать это. Мне она больше не нужна, — вздыхает он, отпуская фотографию и позволяя ей упасть. Хисын берет фотографию. На групповом снимке все семеро, счастливые и нормальные, до вируса. Джейк улыбается рядом с ними, их глаза нормальные, а не черные и безумные. — Я думал, вы все будете рады снова убивать, чем держать всех вас в этих клетках. Не за что, я думаю. Зараженные друзья на мгновение замерли, их лица выражали растерянность и нечто похожее на внутреннее смятение. Слова Джейка повисли в воздухе, прорезав тишину горьким острием. Сумка с оружием и обретенная свобода, казалось, тяготили их, а вновь обретенная свобода была окутана ощущением призрачной пустоты. Ни-Ки, все еще державший мачете Сону, оглянулась на Джейка, нахмурив брови. — Ты просто отпустишь нас? После всего, что мы сделали? В его голосе прозвучало недоверие, словно он пытался осмыслить неожиданный жест. Сонхун, сжимая в руке нож, бросил на Джейка пронизывающий взгляд. — Ты думаешь, мы хотим этой свободы, Джейк? Думаешь, мы рады тому, во что превратились? В его тоне слышалась горькая нотка, сырая честность, прорвавшаяся сквозь притворство. — После всего, что было, ты просто сдашься?! Джейк пожимает плечами: — Да, я думал, вы все будете счастливы быть психами. У вас снова есть свобода, вы можете вернуться к тому, чего, блядь, хотите. Я устал притворяться, что вы все еще те друзья, которых я знал. Возьмите оружие, станьте монстрами, какими вы и являетесь. Я не могу изменить вас, и я не могу продолжать притворяться, что это не больно… Джейк пытается остановить слезы, но теперь он просто позволяет им падать по щекам, позволяя всем видеть его боль и страдание. Они должны радоваться, видя, как кому-то больно, верно? Такова их природа. Хисын сжимает в руке фотографию: — Джейк, пожалуйста… Душевное истощение, вызванное тем, что все эти месяцы Джейк пытался надеяться и старался сделать все лучше для всех них, пока не потерпел неудачу, наконец, доводит его до предела. Он устал. Джейк так устал. И он сдается. Он покончил с этим. И все же он был достаточно добр, чтобы найти для них новую одежду, прежде чем отпустить их. — До свидания. — Джейк слабо улыбается, глядя на них в последний раз, и закрывает окно с тихим щелчком.