The chaos is you. Paradise

Can you paint our picture on a star?

Можешь ли нарисовать наш портрет на звезде?

Your inherent charms apparent

Твое врожденное очарование очевидно Bleed Together — Matt Lange

Мышцы неприятно сводило. Эйджиро остановился и попеременно размял голенища. Неправильно приземлялся на стопы во время разминочного бега. Пришлось сделать небольшую передышку, прохладный утренний воздух колол в легких, сердце учащенно стучало о клетку ребер. Он медленно вобрал воздух, подержал несколько секунд и выдохнул, напрягая диафрагму. Резко забрасывать спорт так же вредно, как и не заниматься им вовсе — меньше недели потребовалось Эйджиро, чтобы укоренить эту мысль в голове. Утренняя пробежка давалась тяжело: суставы сводило, а в груди не хватало кислорода. Приходилось напрягать тело больше положенного, чтобы войти в привычный ритм. Киришима несколько раз подпрыгнул на носках, разгоняя кровь, и тронулся с места, постепенно набирая скорость. Половину круга ускоренным темпом, кроссом, вторая половина — спокойный бег. Снова кросс, потом бег. Мышцы сводило, но это была приятная боль, с каждым кругом тело словно приходило в себя, выскакивало из забвенного сна, подчиняясь мозговым извилинам и непосредственно каждой клеточке организма. Киришима бегал в тишине. Без телефона, часов, наушников. Он не знал, сколько прошло времени, но наблюдая за увеличением количества машин, понял, что время близится к началу занятий. Ему начало нравиться бегать в тишине. Он научился не думать. Завершил последний круг и остановился около лавочки запасных. Напоследок размял ноги, руки и туловище, затем поднял глаза к небу, сощурившись. Давно не видел такого яркого солнца, или просто не замечал. Взял с лавочки бутылку воды, полотенце, обтер шею и лоб, а после направился к раздевалке, намереваясь принять освежающий душ перед парами. Сегодня у Волков тренировка, объявили весенние игры округа. Тренировка без капитана. Киришима крепко зажмурился, выгоняя мысль из головы, выбрасывая нервным движением руки в сторону, словно эта мысль имела физическую оболочку. Открыл дверь, прошел по коридору, нырнул в арку с правой стороны. Прошел несколько рядов шкафчиков и свернул налево. Киришима остановился. Мина сидела на лавочке перед его шкафчиком, немного сгорбив спину. Она задумчиво смотрела на свои колени, волосы легкой волной прикрывали глаза. Девушка повернула голову, обезоруживающе смотря на него. Словно нашкодивший ребенок, не ожидавший прихода родителей. Эйджиро не понимал, что Мина делает в мужской раздевалке рано утром. В пустой, тихой раздевалке, и сколько времени сидела здесь. Парень нахмурился и сделал шаг назад, зоркие глаза Мины заметили его движение и отчего-то заволновались. — Ты не изменяешь своим привычкам, — полуулыбка осветила лицо девушки, глаза продолжали смотреть вбок, одновременно разговаривая с Киришимой и одновременно бросая мысли в воздух. — И приходишь ни свет ни заря. — Как долго ты здесь? — спросил совершенно очевидный вопрос красноволосый, а Мина посчитала его неожиданным. Её зрачки дрогнули, голова слегка покачнулась, она переступила с ноги на ногу. — И откуда узнала, что я тут? — Ранняя пташка, — только и сказала Мина, скорее хмыкнула, чем произнесла. Розовая шелковая блузка в тонкую белую клетку двигалась согласно движениям тела. Девушка завела прядь за ухо и не сдержала смешок, нервно-психоделический. — Не разочаруешься, если скажу правду? — Ты следила за мной? — Прямо снял с губ, — утвердительно кивнула девушка. Обвела черными очами шкафчики, мысленно останавливаясь на номерах. Не зная, что делать в возникшей неловкости, мотала ногами в стороны. Вела себя непринужденно и ехидно, озорно, но волнение в глазах, подведенных черным карандашом, не скрыть напускной фальшью. — Можно сказать, сталкерю. Не замечал за мной черт настоящего маньяка? — Мина. — Голос Киришимы прозвучал твердо. Ашидо вскинула на него глаза, как в тот день, в тот темнеющий вечер со слабой прохладой, под которой она дрожала в розовом полушубке. — Что тебе нужно? Её плечи вздрогнули. Она приподнялась, мгновение потопталась на месте, выпрямила спину, но не смотрела на него. Раздумывала в голове мысль, или пыталась подобрать слова, которые очевидно будут блистать очередным сочувствием. Киришима успел проглядеть это чувство в её брошенных глазах, выражении лица и движении тела. Ей было неловко встретиться лицом к лицу с ним, но по только ей известной причине сидела в раздевалке и ждала его. С уверенностью мог сказать, что именно его: Монома не был спортсменом, а Денки не был ярым сторонником утреннего подъема. При последней мысли Киришима нахмурился, потянул полотенце, лежащее на плече, и сжал в руках. Ему нужно принять душ, но прежде узнать, что Ашидо от него нужно. Она словно прочувствовала неловко возникшую паузу в ожидании её ответа и сбросила напускное волнение, сбрасывая маску осторожности и совсем не идущее ей настроение озабоченности. — Ты посчитаешь наглым врываться в твоё личное пространство и болтать о собственных переживаниях, но кто я такая, чтобы слушать кого-то, верно? — Мина пришла в себя. Её скептическая язвительность вперемешку с женской наглостью невольно обрадовали Киришиму, потому что от такой Ашидо знали, что ожидать. Молчаливо-отстраненная и взволнованная, как была секунду назад, она чем-то напоминала Очако с её привычкой скрывать всё о себе и лезть в чужие жизни. — Давай, обзови меня идиоткой и выгони из раздевалки. — Я не хотел ни того, ни другого, — сказал Киришима. — С чего мне это делать? — Потому что я хочу разобраться со всем, что сейчас происходит, и знаю, что сейчас неподходящий момент, но ты мне не оставил другого выбора, — спокойно отвечала Мина, скрестив руки. — Иногда приходится идти на крайние меры и торчать в мужской раздевалке рано утром. — И в чем ты хочешь разобраться? — нахмурился красноволосый, не совсем понимая начавшийся диалог. Мина в ответ тяжело выдохнула, сжимая губы в тонкую полоску. — В том, что между нами происходит. — Что между нами происходит? — ещё сильнее нахмурился парень. — Не изображай из себя дурака, Эйджи! — воскликнула Мина. Его короткое имя, произнесенное из уст розоволосой, заставило поежиться. Что не ускользнуло из поля зрения девушки. Она немного сбавила обороты. — Мне очень жаль, что случилось с твоим отцом. Ты закрылся ото всех, не выходишь на связь… — Я не понимаю суть разговора, — прервал её Эйджиро, голос его сделался тверже. — Вначале ты ведешь себя странно, умалчиваешь и елозишь, после хочешь поговорить о наших с тобой взаимоотношениях и резко переходишь на тему с отцом. Ты могла выбрать другое время, чтобы подцепить меня и высказать никому не нужное сочувствие, чтобы почувствовать себя лучше. Как это делают все, с кем я пересекаюсь, хотя многие даже моего отца не видели в лицо. Ты ради этого пришла? К твоему сожалению, я в сознании и в себе, сеанс психотерапии мне не нужен. Киришима, казалось, потратил все свои силы. Усталость прошедшей тренировки накатилась многотонным грузом на шею и плечи. Парень сел на лавку, потирая лоб полотенцем, и ждал, когда остолбенение девушки закончится и она так же молча уйдет. Рассерженная, расстроенная, злая — Мина в любом случае не получила, что хотела. Потому что он не хотел открывать в себе уже столь забытое и закрытое, как смерть отца, отчего внутреннее раздражение вылилось на розоволосую с головой. Ничего, подумал Эйджиро, принесет свои извинения позже. Мина продолжала стоять на месте. Парень заметил, что прежне привычные ей высокие каблуки сменились мягкими ботинками. Он ждал, когда ботинки развернутся и выйдут из его поля зрения, но этого не произошло. Стройные ноги в ботинках повернулись в сторону лавки и присели рядом. Чуть поодаль, но достаточно, чтобы протянуть руку. — Пару дней назад, кромешной ночью, ко мне пришел Изуку, — тихий голос опустился на его волосы и проник в уши. Женские руки держались рядом с бедрами, парень краем глаза видел, как побелели костяшки пальцев, сильно сжимающие край деревянной лавки. — Словно призрак. С того ужасного дня с происшествием в тюрьме он пропал, растворился в Лос-Анджелесе. Он пришел ко мне изможденный, потрепанный, уставший до беспамятства. Не могу описать словами, как в тот момент я была в шоке и в радости одновременно, когда бросалась на него, чтобы обнять, почувствовать, что он жив и здоров. В ту ночь я думала, что он наконец-то вернулся, но нет… он хотел увидеться, словно в последний раз. Киришима поднял голову и посмотрел на Мину. В её глазах не стояли слезы, она говорила так, словно давно пережила тяжелое воспоминание, пересилив себя вспомнить его вновь. На губах покоилась слабая полуулыбка, говорящая сама за себя. Девушка продолжила монолог, Киришима не хотел её прерывать: — В такие моменты хочется проявить эгоизм и сделать так, как ты хочешь и чувствуешь. Хотелось запереть дверь, закрыть Изуку в подвале и удерживать до тех пор, пока он не выбросит свои мысли из головы, выйдет и совершенно непринужденно скажет: «Спасибо всем за то, что удержали меня и не дали совершить ошибки. Теперь я в полном порядке», — Мина усмехнулась от произнесенного бреда и вскинула голову наверх, глядя в потолок. — Но так не бывает, особенно если дело касается Изуку. Отчасти, а скорее всего, полностью, я сильно ему завидую. Аж до тошноты в горле. Завидую тому, как сильно человек может любить. И как сильно могут любить в ответ. Девушка опустила голову в привычное положение, разгладила волосы, убрала несколько прядей за уши, смотрела на синие шкафчики перед собой и продолжила говорить: — Я не имела права удерживать Изуку, но сердце разрывалось от боли за него и за себя одновременно. Даже поставив себя на его место, не могла до конца осознать глубину его чувств, которые разрывали и душили. Верно, какая-то заправская девчонка, возомнившая себя его другом, хочет огородить его, закрыть от искреннего чувства счастья, которое он потерял, но намеревался вернуть. Эгоистично требует оставить возле себя, словно игрушка, каких в её доме и так множество. Это её проклятие: она никогда не сможет ощутить то чувство любви, которое вынуждает идти, жертвовать собой, рвать себя в попытках хотя бы на миг вернуть крупицу счастья. Она не ценила искренности, не ценила влюбленности и не будет ценить настоящее чувство любви, потому что недостойна. Это не слова Изуку и он так, конечно, не думает, но это мои слова. Это мое искреннее мнение, и в твоем присутствии я смогла озвучить его, понять, как это, черт возьми, тяжело. Но я это заслужила. Губы девушки дрогнули, приоткрыв верхние белые зубки. Медленно выдохнула и втянула воздух, приглаживая несуществующие складки на темных брюках. И посмотрела на Киришиму большими темными глазами, в которых не стояли слезы, которые не покраснели от чувств, но были такими грустными, заставив парня вздрогнуть. — Спасибо тебе, что выслушал, — искренне сказала она, приподнимаясь. — Я хотела выговориться, но не Мономе, Очако или кому-либо. Не хотела слышать от них слова ободрения, поддержки и прочее. Скоро начнутся занятия, начнется наплыв студентов и… Киришима удержал уходящую девушку за запястье. — Мне кажется, это не всё, что ты хотела сказать, — произнес он, смотря на её вздернутые брови и удивленные глаза. — Говори сейчас, пока есть время. — Эйджи… — Мина дотронулась до его руки, удерживающей её запястье, взяла её и потянула от себя. Киришиме снова стало не по себе. — Ты слишком чуткий и понимающий, хоть и пытаешься доказать обратное. Не мне сейчас нужна поддержка, а тому, кто очень хочет с тобой наконец встретиться. — О чём ты? — спросил парень, хотя отчетливо знал, кого Мина имела в виду. В груди неприятно заколотило. — О Денки, — сказала она, остановившись напротив него. Добродушно и немного грустно смотря на его покрасневшую кожу лица и сжатые губы. — После похорон он поговорил со мной. Он очень по тебе скучает, Эйджи. И, думаю, настала пора вам обоим поговорить. — Не думаю, что сейчас время… — Эйджи, — настойчиво говорила Мина его краткое имя, вызывая непонятно откуда взявшиеся мурашки по телу. Она подняла его голову и растормошила красные волосы. — Не будь дураком. Сделай первый шаг. Только слепой не заметит, как ты по нему скучаешь, так разве не настала пора встретиться? Добродушные слова девушки вызвали противоречивые чувства. С одной стороны, она попала в точку, говоря о желании Киришимы увидеть Денки, а с другой — он не понимал, для чего это нужно Мине. Зачем она говорит о таком и хочет, чтобы они встретились. Не могут долгие чувства, застрявшие в сердце, так резко выскочить наружу и пропасть, здесь было нечто странное и непонятное для головы Киришимы, что он начал путаться между догадками и большими черными глазами, внимательно рассматривающими промелькнувшую эмоцию на его лице… Отдаленно послышались шаги, твердые и быстрые. Через полминуты Киришима заметил возникшую из общего коридора светлую макушку, и сердце на миг застыло. Но, разглядев, кто перед ним, вдобавок перестал дышать. Мирио возник из ниоткуда, с широкой улыбкой и зоркими, как у орла, глазами, с удивлением приоткрывшимися, когда он увидел их перед собой. Мину, которая стояла перед Киришимой, слегка наклонившись к его лицу, и самого парня, красного и недоуменного. Эйджиро вдруг услышал, как винт в голове Мирио с щелчком пришел в движение. — О, прошу прощения! — с задором сказал Мирио, наигранно-насмешливо приподнимая руки в обезоруживающем жесте. Мина тут же отскочила от Киришимы и сделала шаг назад, прислонившись спиной к шкафчикам. Киришима увидел промелькнувший страх в глазах девушки и встал с места. На место удивлению резко пришло раздражение. — Не знал, что у нас по утрам совершенно другая зарядка, Кири. В компании… — Мирио странно посмотрел на Мину, — таких приятных личностей. — Что ты здесь делаешь? — резко задал вопрос Киришима, сделав шаг в сторону, закрывая собой Ашидо. Мирио это заметил и слегка прищурился. — Что я здесь делаю? — улыбнулся Мирио глупому, на его взгляд, вопросу. — Кири, брат, я здесь работаю, не помнишь? У нас по расписанию скоро тренировка, и я писал в общий чат, а также тебе лично, и надеялся, что ты придешь. И, между прочим, очень рад! — Киришима увидел, как на лице Мирио проскочило наигранное волнение. — Я не хотел тебя беспокоить, но без тебя мы не сможем, брат. Прими мои искренние соболезнования насчет твоего отца, это очень… — Мне не нужны соболезнования, — твердо прервал красноволосый. Руки автоматически сжались в кулаки. — И никакой я тебе не брат. Улыбка на лице Мирио исчезла. Он выпрямился, сильнее прищурил глаза и уже не скрывал своего пренебрежения. Горделиво скрестив руки на груди и сместив вес тела на одну ногу, с интересом смотрел на Киришиму, ожидая его дальнейших слов и действий. — Вот значит как, — ответил Мирио, не сдерживая усмешки. — Мне непонятно твоё желание показать из себя мужика, Кири. Бакуго ушел из команды, стал настоящим преступником, кем ему и суждено, в принципе, быть, а ты решил поучиться у него в проявлении агрессии и показать зубы? Не смеши меня. Ты понимаешь, что из этого выйдет. В глазах Мирио стрельнула мысль, какую он незамедлительно решил высказать: — А может, всё дело совсем в другом, — Мирио посмотрел в сторону правого плеча, где скрывалась Мина и молча наблюдала за их перепалкой. И нахально улыбнулся. — Что она тебе наговорила? Какой я монстр и зверь? О господи, Кири, уж не думал, что женщина сможет навешать тебе лапшу на уши и позволить управлять собой. Мы же знаем, что к женщинам у тебя интереса нет. Верно ведь, дорогая миссис Монома? Мина рефлекторно сжала майку Киришимы. Тот чувствовал сильное напряжение в мышцах, а злость заливала глаза. С каждым произнесенным Мирио словом он кипел сильнее. Мирио не затыкался. — Я не стукач, но одно слово туда, слово сюда, и ты, Кири, удивишься, с какой легкостью разлетаются слухи. Интересно будет посмотреть, как Киришима, гордость отца-полицейского, ходил в полицию закладывать товарища в изнасиловании какой-то университетской шлюшки, из-за чего я, твою мать, теперь терплю сильные неудобства. Поверь, твоя репутация футболиста треснет как сте… Киришима действовал быстро. Перепрыгнув расстояние в два широких шага, налетел на Мирио, правой рукой настигая его лицо. Мирио, обескураженный резким движением в его сторону, успел увернуться корпусом влево, но кулак красноволосого настиг его правой скулы. Инстинктивно прижав руку к задетой части лица, Мирио видел, как задор Киришимы не кончился: искрящаяся злость в красных глазах подпалилась и напрыгнула на него снова, но Мирио был готов. Увернувшись в этот раз удачно, схватил его правую руку, которая занеслась для удара, свернул и прижал к спине. Киришима, прошипев, ударил его головой по носу, выбрался из захвата, схватил за рубашку и прижал спиной к шкафчикам с такой силой, что, казалось, должен был услышать весь университет. Мина прижала одну руку к груди, словно защищаясь от внезапно вспыхнувшего конфликта, другой прикрывая рот. Дрожащие зрачки глаз перемещались с озлобленного лица Киришимы на окровавленный нос Мирио, она с силой прикусила нижнюю губу. Но продолжала стоять на месте и наблюдать. Отдышавшись, Эйджиро, с силой пригвоздив Мирио к шкафчикам, поднял правую руку для очередного удара, но замешкался. — Чего ты, — прокашлял Мирио. Кровь хлыстала из разбитого носа и попадала в рот, скривившийся даже сейчас в усмешке. — Ударь ещё раз. Покажи, чему научился у капитана-уголовника. Киришима молча смотрел на его лицо и прежнее гневное оцепенение спадало. — Оставишь меня полуживого и избитого тут помирать или отпустишь, дела это не меняет: твоя футбольная карьера пойдет к херам, — продолжал сыпать ядом Мирио. — Поверь мне, я добьюсь этого несмотря ни на что. Для тебя и твоего конченного дружбана-уголовника. Киришима сжал челюсть, собираясь закрыть рот Мирио хотя бы на недолгое время, отправить его на лечение его грязного языка. Но правая рука, сжатая в кулак, медленно опускалась, как и левая, сжимающая рубашку блондина. Отпустив Мирио, Киришима напоследок грубо толкнул его к выходу из раздевалки, выплюнув: — Иди ты к черту, Мирио. Названный настороженно посмотрел на Киришиму, готовый ответить на неожиданный выпад, но его не последовало. Эйджиро был опустошен и безэмоционален. Безуспешно пытаясь вытереть кровь, Мирио нервно расправил мятую рубашку и разгладил растормошенные волосы. — Считай, это твой последний день в команде, — напоследок выдал Мирио, скрываясь в коридоре. Присутствовавшие в раздевалке молчали. Мина не отрываясь смотрела на Киришиму, который словно в тумане смотрел на свои покрасневшие ссадины на руках. После медленно поднял полотенце, прошаркал к шкафчику, набрал код дрожащими пальцами, открыл дверцу, посмотрел в зеркало, выдохнул, а через мгновение разбил его вдребезги. — Сукин сын. — Прошипел себе под разбитый нос Тогата, стремительно шагая по пустому коридору, не заметив по пути одинокую фигуру со светлыми волосами. — Чертов Киришима. Каминари удивленно наблюдал за уходящей вдаль фигурой Мирио. Сердце клокотало где-то в районе горла. — Эйджи… — прошептал Денки, проследив за началом пути Мирио, прикидывая, что это могла быть раздевалка для футболистов. Рука сильнее сжала лямку рюкзака. Несомненно, Эйджи находился в том месте, откуда вышел Мирио, и они что-то не поделили. Каминари был в шоке, поскольку раньше не мог заметить конфликтные взаимоотношения между этими двумя, оттого волнение затрещало и в руках, и на языке. А то, что Эйджи разбил кому-то нос… он сейчас отчаян как никогда, подумал Денки. Окинув взглядом пустой коридор, Денки несколько раз сосчитал до десяти, крепко зажмурился, собираясь с силами, и сделал шаг в сторону раздевалки. Киришима смотрел на дергающуюся правую руку. Ярко-красная жидкость текла вниз по пальцам, на костяшках блестели осколки стекла, застрявшие в коже. Он прикрыл руку полотенцем и вскинул голову: Мины в раздевалке не было. Оттого и лучше, с горечью подумал Киришима, она должна держаться от него подальше. Когда Мирио произнес неприятные слова о сдаче его полиции, Киришима в порыве ярости успел посмотреть в сторону девушки и заметил лишь одну эмоцию: непонимание. Успокоившись, парень тяжело выдохнул через рот и грузно присел на лавку, здоровой рукой хватаясь за волосы. С приходом Мирио всё пошло наперекосяк, и так стремительно, что голова не успевала переварить информацию, вынуждая тупо смотреть на пол и слушать стуки сердца в грудной клетке. Он услышал хруст стекла и повернул голову, в недоумении смотря на Мину, которая молча присела рядом с ним с медицинской аптечкой, которую, скорее всего, успела забрать из тренерской. — Дай руку, — спокойно и одновременно требовательно проронила Мина, протягивая свою ладонь, чистую и гладкую. Киришима продолжал тупо смотреть на неё. Розоволосая взяла полотенце и отложила в сторону, прикоснулась к окровавленной ладони, большой и шершавой, и положила себе на ноги. Её не заботило, что кровь испачкает её брюки и запятнает рукава розовой блузки: она вытащила обеззараживающее средство, щипцы и ватку. — Так значит, это ты сообщил в полицию об изнасиловании, — сказала Мина, не поднимая глаз. Розоватую кожу лица, то ли от злости, то ли от волнения, прикрывали волосы. Она вылила немного средства на ватку, обработала открытые раны и осторожно вытягивала осколки стекла, складывая на белую тряпицу. Вызывала боль в руке, а отдавало прямо в сердце. — Поэтому Мирио приехал сюда. Поэтому находится под наблюдением полиции, заявился в университет, ходит за мной по пятам. Поначалу считал, что сдала я, но изменил мнение. Голос Мины дрогнул, и она замолчала. Вытащила остатки стекла и открыла пачку бинта. Не смотрела на Киришиму, или не хотела больше его видеть. Руки Киришимы рефлекторно сжались, но сразу расслабились, не мешая накрывать рану белоснежным бинтом. — Прости, — извинение послышалось для его ушей сухим и безжизненным. Он должен был объясниться, рассказать, что сподвигло его сообщить в полицию и ради чего раскрыл тайну, которую Мина хранила ото всех и молчала. Но не выговорил и слова. Он задумался: для чего он это сделал? Зачем защитил девушку, которая с самого начала относилась к нему с пренебрежением, ненавидела и пыталась скинуть вину за убийство подруги? Почему пытается защитить сейчас? Почему часто приходил в её дом и играл с ребенком, черты лица которого в отдалении так сильно напоминали Мирио? — Пожалуйста, только давай без извинений, — просопел женский голос. Голова немного мотнулась в стороны, отгоняя его извинение из самих мыслей, и Киришима увидел её покрасневшие глаза и струйку крови из раны на нижней губе. — Я не хочу вспоминать ни былое, ни то, что сейчас произошло. Просто… замолчи. Мина закончила перевязку и слишком резко убрала руки от его забинтованной ладони. Отвернула голову. — Я так зла на тебя, — говорила Мина, а Киришима молчал. Девушка с остервенением закидывала приборы в аптечку и бормотала себе под нос: — Тебе грозились покончить с твоей футбольной карьерой, сыпали угрозы, а ты защищал девчонку, которая ненавидела тебя несколько лет. И ради этого ещё и в полицию с признанием пошел, — Мина фыркнула. — Нет, ну какой идиот. Просто бесишь. Снова один и тот же типаж друзей, которые не могут думать о себе. На кой черт оно тебе, Мина, вот скажи… — Считаешь меня другом? — Сейчас я очень хочу считать обратное, — сказала в эмоциях розоволосая, вставая с места, тем самым стряхивая руку Киришимы с себя. — Перестань это делать. — Что делать? — спросил Киришима. — Заботиться обо мне, — сказала Мина с таким выражением лица, словно парень не понимает совершенной истины. — Не пытайся выпытать с Мономой информацию о той девушке, которой Мирио переводит счета. Не пытайся соваться к нему и тем более говорить обо мне. Просто забудь обо мне, окей? Я разберусь со своими проблемами самостоятельно. — Боюсь, не приму такого предложения. — Чего? — нахмурилась Мина, оказавшись снова перед ним. Киришиме пришлось поднять голову и расплыться в грустной полуулыбке, заставляя девушку теряться в собственных чувствах. — Не позволю себе такого решения. Можешь делать с этим и со мной что вздумается. Мина уронила по швам обессиленные руки, сморщила лицо в гримасе боли, а после закрыла его ладонями. — Какие же мужчины идиоты, — сказала она. — Изуку, Хит, Шото жертвуют собой в поисках Бакуго, Монома пытается помочь мне раскрыть старые шрамы и покончить с Мирио, Каминари маячит вокруг и не дает вздохнуть спокойно, а ты не выходишь из головы и снишься по ночам. Эйджиро поднял руку и осторожно отнял ладони от лица девушки, та не сопротивлялась. Большой палец провел по подбородку и стер полоску крови. — Зачем ты мне снишься и продолжаешь этим бесить, выводишь до основания, — шептала Мина, отводила глаза, хватала руками его футболку. — Когда ты от меня отстанешь? — Так меня ненавидишь? — Всей душой. Мина пересилила себя и посмотрела на Киришиму. Черные глаза таили что-то непонятное, до дрожи странное, вынуждали смотреть в них, цепляя острые, как стекло, блики и красные капилляры в белках. — Эйджи, закрой глаза, — ему вспомнилось нечто такое, что было недавно и одновременно совсем давно. Что-то, связанное в Миной, потерянное воспоминание на остывших нервных окончаниях. — Пожалуйста, закрой их для меня. Киришима закрыл глаза. Почувствовал дыхание на своем лице, рефлекторно приоткрыл рот. Встретился с влажными от крови губами, услышал яркую палитру цветочно-медовых духов и мягкое прикосновение к волосам. Ашидо Мины в его жизни стало слишком много, слишком. Денки при приближении к раздевалке сбавил скорость шага, а вскоре и вовсе остановился, глядя на носки кроссовок. Вдруг Эйджи не хочет его сейчас видеть? Что он скажет? Начнет ли диалог с коронной шутки и нужна ли она ему? Неуверенность появилась с тех пор, как Каминари узнал новость об убийстве отца. В его сознании впорхнула предательская мысль: он не знает, как в такой момент поддержать близкого человека. И это было его ошибкой: он отдалился. Не писал Эйджиро, не приходил к нему домой и стоял в отдалении на похоронах. Он винил себя до глубины души, ведь нужно было сделать хоть что-нибудь. И теперь раздумывал, возненавидел ли за это его Эйджиро и стоит ли ему сделать шаг в сторону раздевалки. Но мысленно дал себе пощечину: не время корежить бесполезными мыслями. Хлопнув себя по щекам, Денки зарядился энергией и уверенностью, сделал несколько шагов с широкой улыбкой, которая ещё посоревнуется с солнечными лучами, тихо заглянул за угол входа и остановился. Улыбка спала с лица, а рот преобразился в непонимающий овал. Он видел и надеялся, что ему всё чудится. Перед ним открылся вид на долгий поцелуй Мины и Эйджиро. Денки стоял столбом, не сводя расширившихся глаз, и не мог двинуться. Не издал ни звука, не заявил о своем присутствии и не мог сдвинуться. Что-то ударило в груди тяжелым треском, натиск внутреннего многотонного груза выбил возможность думать и ощущать. Денки опустил голову и молча, не издавая ни звука, ушел, оставляя их наедине. ***

Can you carve your name into my heart?

Можешь ли ты вырезать свое имя на моем сердце?

Tear it open, yours for taking

Вскрой его, забери же, оно твое

Прослушка шипела и переключала радиочастоты. Сквозь гулкое шипение раз в несколько секунд звучал голос, передающий информацию полицейской частоте. «Код 133. Грендейл. Пересечение пятой и Соноры авеню. Двое мужчин» Изуку наклонил голову, посмотрел на карту, район Грендейл на севере города. Код 133, возможно опасный человек. Двое. Отметил пересечение маркером, продолжил слушать дальше. «Код 150 и 146. Дом на четвертой западной улице, Винздор сквер. Необходимо подкрепление. Повторяю, код 150 и 146» Кража со взломом. Изуку провел мысленную линию между обозначенными улицами, оценил большое расстояние, не стал отмечать на карте. Совершенно не то, что нужно. Посмотрел на время на заставке телефона. Цифры закрывали половину его лица на заглавном экране, время шло к полуночи, старый айфон уведомлял о низкой батарее. Изуку погасил экран и продолжил слушать, одновременно пробегая по отметинам на висящей на стене карте Лос-Анджелеса, и думал. Очень много думал. «Код 126. Следуйте за подозреваемыми, направляются на юг по Норт-Бранд. Грендейл. Двое мужчин» — Мне нечем тебе помочь. Бакуго подозревается в убийстве Киришимы, полицейского при исполнении. Сбежавший заключенный. Дело обрело федеральный масштаб. — Чему из перечисленного вы верите, мистер Тсукаучи? — Я простой шериф маленького города в округе Лос-Анджелеса, — уставший голос шерифа приобрел раздражающий тон. — Мой товарищ погиб, и я не намерен обсуждать данный вопрос с вами, Мидория. Тсукаучи, не глядя на него, закрыл дверь и прошел по коридору, шаркая по паркету. Стоял горький запах сигаретного дыма со стороны гостиной. Изуку сделал несколько шагов и повернул голову в сторону гостиной — в кресле сидел Кейго Таками, курил сигарету, вытащенную из полупустой пачки, и бросал пепел в пепельницу на подлокотнике. В отличие от утробной горечи шерифа, лицо Таками не выражало никаких эмоций, он не обратил внимания на Мидорию, даже когда тот проплыл в середину гостиной. — Нет смысла сейчас договариваться с Тсукаучи, ведь ты за этим и пришел, — хриплый баритон раскатился по комнате. В гробовой тишине было слышно, как тлел край опаленной сигареты, казалось, что серый дымок издавал еле различимый шелест, переплетаясь с воздухом. Таками устроил голову на ладони согнутой руки. — Тем более, выуживать из него информацию силой. Дай ему погоревать в одиночестве. — А вы? Не горюете вместе с ним? Зачем тогда здесь? Таками медленно повернул к нему голову. Глаза сверкнули мыслью, которая была одновременно понятна и чужда. Полицейский достал из кармана кожанки солнцезащитные очки, которые не спасут его от солнца поздней ночью, отряхнул пепел от остатка сигареты и встал с кресла. — Полиция не станет помогать в деле Бакуго. Ты умный парень, всё знаешь и так, — Таками положил руки в карманы джинсов и встал перед Мидорией. Твердо. — Дело переводят из Спринг-Сити в Лос-Анджелес и обеспечат помощью с Вашингтона. Тсукаучи здесь не помощник, так что оставь его, беднягу, в покое. Знаешь правила, а я скрывать не собираюсь: стрельба на поражение, если останется жив — допрос с признанием до полусмерти. Следом — пожизненное. Включи телевизор, прокрути сводку новостей, послушай радио — все только и твердят о пожаре в тюрьме и побеге заключенных. В Лос-Анджелесе паника, полицию нагибают не по-детски, мы не можем и жопу повернуть без разрешения руководства. Будешь искать Даби с Бакуго, получишь по шее от копов. Попытаешься спасти и скрыть — автоматически становишься преступником. Я скажу, что будет дальше — тебе пришьют все грехи мафии, пособничество в побеге, скрытии от полиции, то есть очередное пожизненное. Переубеждать не собираюсь, твоё дело, говорю как всё будет. Больше никакой нормальной жизни, свободы. Ты готов на такие жертвы? Мидория молча выслушивал долгую речь полицейского, который не поменялся в лице. Глаза скрывались за солнцезащитными очками. Изуку не смог сдержать нервную усмешку. — А у меня когда-то была нормальная жизнь? Изуку отметил трассу Норт-Бранд, прочертив красную стрелку вниз. Незримое и волнующее принудило вслушиваться в дальнейшие фразы полиции. Он остановился на частоте и повысил громкость, впиваясь взглядом в Грендейл. Скрестил дрожащие руки. Тодороки внимательно следил за ним, за каждым промелькнувшим движением, отблеском ресниц и танцем треморных пальцев. В руке Шото мотал баночку таблеток с бупренофином. — Бупренофин? — вздернул брови Хитоши. Они вдвоем шли по Лейквуду в сторону гаража Кеми, и Шото захотелось начать диалог. — Впервые слышу о таком препарате. Для чего он? — Для Изуку, — ответил Шото, интуитивно натягивая кепку на голову. Обещаниям Кеми, якобы их троих будет защищать её аура в Лейквуде, он не верил, а что она вознамерилась помогать в их поисках — и того больше. Но по просьбе Мидории они решили посетить гараж, хотя откровенной радости они оба не питали. Тем более Шото, который не собирался надолго отходить от зеленоволосого, в особенности когда их компания заселилась в неблагополучный район. — Он принимал эти препараты после выписки из больницы. Сказал, это помогает ему от… недугов. — От ломки, — прямолинейность Хитоши восхищала. Парень понимающе кивнул и настороженно обводил каждый прошедший угол. Девятьсот одиннадцатые не внушали доверия, потому что Шото не умел стрелять, а у Хитоши был неприятный опыт, который вспоминать не хотелось. Шинсо выше нацепил ворот водолазки и укутался в новое (спизженное под утробные крики Мономы) пальто. — Я слышал, что некоторые препараты помогают от возникающей ломки. И что эти таблетки нужно принимать постоянно, не только в промежутки панической атаки. Ты спрашиваешь о таблетках, а значит, у Мидории их либо нет, либо он их не принимает. — Они были, — сообщил Шото. Посмотрел в телефон — навигатор показывал ещё три квартала вперед, поворот направо и по лестнице вниз, в гаражные массивы. С каждым кварталом инфраструктура улиц редела, многоэтажные постройки превращались в редкие дома и здания без окон, а на тротуарах в больших количествах покоился мусор. — И Изуку отдал мне их на хранение. Когда мы участвовали в гонке, они рассыпались по всему салону, а после… — После понятно, что произошло, — перебил его Хитоши, но саму суть проблемы понял сразу. — Это было пять дней назад. И что, у Мидории не было больше этого бупренофина? Он его принимал? — Я задал ему тот же вопрос, — в голосе Шото проскользнуло волнение. — Он отнекивался и четкого ответа не дал. Я сразу понял: все эти дни он не прикасался к таблеткам, худший из вариантов — выбросил на помойку. Но не пойму, по какой причине. — А чёрт его знает, кто может понять Мидорию, — цыкнул фиолетоволосый, притормаживая перед узким перекрестком. Повернул голову влево, вправо, посмотрел во все ближайшие окна, кивнул, и они двинулись дальше. — Сейчас бы консультацию Бакуго, что делать в таких случаях. — Бакуго не знал об этих препаратах. — А? — удивился Шинсо. — Как это? Шото ответил не сразу и нехотя. — Это долгая история, — кратко обозначил он и перевел тему в начало. — Насчет бупренофина. Изуку упоминал, что они вызывают сильную зависимость, и резкое прекращение от употребления сделает только хуже. Я заметил, как дрожат его руки, белеет лицо и он становится очень раздраженным. — Не только ты это заметил, — обеспокоенно сказал Шинсо, почесав макушку. Всё-таки не покрасил свои фиолетовые волосы. — Вскипает по любому поводу, и вытягивать из него слова становится всё труднее, хоть на стенку лезь. А то состояние, которое было у него в доме Ашидо… Только остолоп Монома мог не заметить его встревоженность и начинающуюся истерику. — Нам нужно достать эти препараты, — твердо произнес Тодороки, взглядом заметив гаражные пристройки. Они почти на месте. Через несколько футов показалось белоснежное крыло тачки Кеми, и лицо Шото кисло скривилось. — Но без чьей-либо помощи и вмешательства. — Да, просить помощи, тем более от такой, как Кеми, совсем не хочется, — Шинсо разделял его скептицизм, хоть и виделся с ней лишь раз. — Меня тоже не веселит компания этой особы. Ей нельзя доверять. — Изуку верит ей. Или прикидывается. — Конечно, он делает это намеренно, чтобы воспользоваться связями и возможностями, — ответил Шинсо, энергично ступая по лестнице, словно недавно приобретенные раны при побеге от тараканов его совсем не волновали. — Кеми вонзит тебе нож в спину, когда ей станет невыгоден наш союз. Здесь все такие, это же Лейквуд. А насчет таблеток… я попробую их достать. И если Мидория не станет их принимать, станет елозить и утверждать, что с ним всё в порядке, засовывай их ему силой. — Твоя забота о друге выходит крайне угрожающе. Шото проснулся от воспоминания, когда Изуку отошел в сторону кухни. Потеряв парня из виду, Тодороки встал с дивана и обернулся на темное пространство кухни, примечая темный силуэт с кудрявой макушкой. Изуку выплыл через минуту, держа в руках стаканы с кофе. Один из них протянул Шото, не скрывая недовольства в голосе: — Мне нельзя даже кофе сварить без твоего наблюдательства? — обиженно произнес Мидория, возвращаясь в святая святых, а именно в угол с открытой картой города, говорящим радио с полицейскими частотами и небольшим телевизором с круглосуточными новостями города. Шото промолчал, бросая взгляд на темную горячую жидкость в виде растворимого кофе, вскинув голову от очередной выброшенной фразы: — Таблеток мне не нужно, можешь спрятать их обратно в карман, — сказал парень, не оборачиваясь. Тодороки взглянул на баночку с бупренофином, которую метко подцепили зеленые глаза, и присел обратно на диван, почти единственное место в бывшей квартире Бакуго, где можно было нормально разместиться. — Тебе стоит их принять, — твердо ответил Шото, отставляя кружку с кофе на журнальный столик. Он не хотел сейчас пить. — Мне не стоит их принять, и больше не будем об этом. — Парировал Изуку твердым, доселе незнакомым, голосом. Шото раздраженно нахмурил брови: нынешнее состояние зеленоволосого волновало его гораздо больше мелькнувшей слабости в доме Ашидо, и с каждым приближающимся утром, а потом и днем, он чувствовал невидимый ветер, мысль, что тот Изуку, прошлый, хитрый, загадочный и самонадеянный, пропадал куда-то. Исчезал за сотнями стен, которые он воздвиг перед собой, не пропуская через них ни воздух, ни запахи, ни слова и чувства. Закрывшись ото всех в своей бетонной клетке, думал о чём-то своем, так быстро и слаженно, что Шото остается лишь опустить руки и наблюдать. Наблюдать, как он теряет того, прежнего Изуку, сквозь пальцы. Потому что не знает, не может понять, что проблеск эмоций, волнение, что вскружит его голову, станет настолько глобальным и бесповоротным, что никакие клиники, препараты не смогут помочь. Изуку давно осознал свою участь и не готов упасть в скорбь с головой. У него слишком много работы, слишком мало времени, чтобы найти Катсуки в бетонных джунглях Лос-Анджелеса. — Это всё очень здорово, дорогие мои, но где логика? — Монома нудел и нудел, а прежняя чувственность сошла на нет. Когда они вчетвером, вместе с прибывшим Шинсо, сидели в гостиной и разговаривали полушепотом насчет построения стратегического плана, Монома не мог сдержаться и не комментировать каждое их предложение. — Вы уже засветились в Лос-Анджелесе, как муха в… не буду говорить, где. Одного чуть не пришибли, — он указал на хмурого Шинсо. — Другой головой не думает, дай мне пожертвовать собой, — рука метнулась в сторону стоящего Мидории, — третий вообще за всё готов браться, его мотивы мне не понятны, — блондин показал пальцем на Шото, тот громко цыкнул. Монома в ответ укоризненно шикнул, напоминая, что на верхнем этаже спят. — Мы теперь знаем, с чего стоит начать, — подал голос Мидория, скрещивая руки. Задумчивый взгляд был нацелен на открытую сумку. — Полиция Спринг-сити, а точнее Кейго Таками, может помочь нам, обеспечив техническим оснащением. — С чего такая щедрость? — Монома не терял своего одаренного цинизма. Изуку недовольно посмотрел на друга, который любит всех перебивать. — Не важна ли разница? Я надавил на чувства, нам дадут радиопрослушки полиции и средство связи. — Так, и что дальше? — Дальше нам поможет Кеми… — Кеми? — в этот раз не вытерпел Шото, вскинув руками. — Ей вообще нельзя доверять. — Второе восклицание в сторону Кеми за один день. Я понял, Шото, что тебе она не нравится, но другого выбора у нас нет. — Выбор есть всегда, но доверять такой, как она — самоубийственно, — пытался вразумить его Тодороки. — Вспомни только, что она устроила на гонке. У неё есть уши и глаза по всему району… — Вот именно. Уши и глаза, — сказал Мидория. — И ещё защита. Общая защита от Тараканов и бандитов в Лейквуде. Мы станем неприкосновенны во всем районе и можем рассчитывать на её поддержку в поисках и снабжении. — Чего такого ты предложил этой неизвестной мне особе по имени Кеми? — удивленно спросил Монома. — По вашим словам, она весь район в своих руках держит, ещё вдобавок нелегальные гонки устраивает. Неужто ей нужен секс с молодой горячей кровью? Тодороки, тебя положили на алтарь, словно гнедого жеребца? — Завались, Монома, — перебил его Шинсо и посмотрел на задумчивого Мидорию. — Скажи только одно: ты действительно считаешь, что ей стоит доверять? Мидория метнул взгляд на Хитоши, потом на сумку, задерживаясь на ней, прислонил ладони о стол и произнес: — Я совершенно ей не доверяю. Но знаю, что ей нужно. То, что ей нужно, касается только её и меня. И поэтому я прошу вас: не доверяйте никому в Лейквуде. Только мне. «Код 125 и 126 по Норт-Бранд. Запрашиваю поддержку. Преследую автомобиль к югу от Грендейла. Серый каддилак движется на юг по Норт-Бранд. Повторяю, нужно подкрепление. Предположительно, подозреваемые» — Кеми, трасса Норт-Бранд, — произнес Изуку в рацию, одновременно переключая канал на телевизоре. — Идут на юг. Серый кадиллак. Рация затрещала, скрипнула, и с той стороны послышался звонкий и раздражающий перепонки голос девушки. — Это не Кей, он на таких бездарных тачках не ездит. — Какая, черт возьми, разница? — рыкнул Мидория. — Полиция сообщила, что это могут быть подозреваемые. Есть высокая вероятность, что это Катсуки и Даби. — Окей, окей, мальчик, отправлю своих ребят за ними, — хохотнула Кеми в рацию. — Сколько полиции? — Неизвестно, но просят подкрепление. — Поддержка с воздуха есть? — Пока ещё нет. На каналы эта новость ещё не распространилась. — Поверю на слово, золотой мальчик. Эй, Джеймс, неси сюда… — голос Кеми пропал через скрежет рации. Шото встрепенулся, наблюдая, как Мидория схватил свой желтый рюкзак, взял телефон, радиостанцию, накинул куртку и пошел в сторону выхода. Тодороки схватил его за руку. — Ты ещё куда собрался? Мидория медленно поднял на него непонимающий взгляд. — Поеду в сторону Риверсайд-драйв, — сказал зеленоволосый так, словно это меняет дело. Но Тодороки всё равно ни черта не понял, что это значит, о чём, не теряя времени, сообщил вслух. — Потому что Кеми и её компания едут по Норт-Бранд на юг, — начал объяснять Мидория и раздражался сильнее, поскольку, как он думал, терял время. — Она делит шоссе на два направления — в сторону Арройо и Голливуда. Во втором районе большое скопление полицейских участков, и пока Кеми следит за перемещением, я направлюсь в противоположную сторону, если меня не будут задерживать. — Я еду с тобой. — Нет, Шото, — твердый голос Мидории пригвоздил его к месту. Парень взял с тумбочки ключи от черной камаро, машины, которую показала им с Шинсо Кеми в недрах гаража. Как она сама сообщила: «Подарок для Кея и проклятье для Мидории». На которой зеленоволосый собрался ехать в одиночку. Шото краем здравого смысла понимал причину, почему Изуку хочет ехать один, но расшибется ещё раз, если позволит ему делать что-то в одиночку. — Я поеду один. — Через мой труп. — Шото, не вынуждай меня… «Код 129, преследую подозреваемых. Послышалась стрельба, открыт огонь. Запрашиваю поддержку с воздуха» Рация зашипела, прерывая код полиции недовольством Кеми. — Чертова поддержка с воздуха! Мидория, а я знала, что она будет. Значит, это они. Мидория, на секунду замерший, сжал губы и кивнул Шото, соглашаясь на его помощь. — Только поведу я, — настойчиво провозгласил Изуку, когда они спешно спускались по лестнице. — У тебя есть права на вождение? — Не было и в помине. Интуиция меня не подведет. — Мне придется поверить в бога и начинать молиться. — Не переживай, — впервые за долгое время на лице Изуку промелькнула искренняя улыбка. Шото выдохнул усталость через раскрытые ноздри. — Это машина Катсуки. Она не даст нам разбиться. — Эй, малыш Мидория, выключай рацию, когда не нужно! — взвизгнул голос Кеми, а за ней гул моторов. — Эту тачку я чинила уйму времени и потратила столько же денег. Это долг, который мне заплатит Кей, когда мы их поймаем. Шинсо, давай, не дрейфь и залезай в машину, я не укушу. Мидория выключил рацию, сунул в рюкзак и открыл дверь на улицу. На обочине поджидал черный автомобиль, который даже у Шото выбил воздух из легких. Что чувствовал при этом Изуку, он не мог осознать. Скорее всего, что-то граничащее между ледяным отчаянием и мерцающей надеждой. — Что с Кеми делает Шинсо? — спросил Шото, присаживаясь на пассажирское сиденье. Мидория обошел машину сзади, открыл водительскую дверь и сел в кресло, на мгновение замирая. Невесомо обхватил руками руль и провел глазами по панели. Шото чувствовал, как сердце зеленоволосого в этот момент било в висках. — Контролирует ситуацию, — утробный голос Мидории показался на миг незнакомым. Шото не нравился витающий запах сигарет, а для Изуку это значило нечто большее. — Хит сам изъявил желание быть поближе к Кеми, чтобы передавать информацию и то, о чем она может молчать. Он совершенно ей не доверяет. Изуку вставил ключ зажигания и повернул его. Машина в первый раз будто специально не завелась, на вторую попытку издала громкий рык мотора, чем-то напоминающий его владельца. Шото стало не по себе от такого явного сравнения. — И всё же, — Изуку нажал на сцепление, включил передачу и тронулся. Для человека, который не имеет водительских прав, парень двигался очень уверенно по дороге и постепенно набирал скорость. — Я очень рад, что вы помогаете мне. Что помогаешь мне ты, Шото. Тодороки смотрел вперед, на мелькающие огни ночной улицы, и внутри завелось неприятное, душащее чувство. — У нас ещё много неразрешенных вопросов друг к другу.