The chaos is you. Paradise

Act 1. Kay

Бог — шутка юмориста, который взвалил бремя ответственности на эфемерное непостоянство. Рожден из бесконечного темного пространства, чтобы быть поглощенным им же по истечении времени, называемой жизнь. Мы родились уже мертвыми. Появившись из ниоткуда, должны следовать навязанным принципам и подчиняться обезличенному богу по имени общество. Сами придумываем себе божество, чтобы ограничивать себя и съедать заживо. Никакое чудо, личные успехи, огромные связи, высокие чувства, имя не сохранится. Рассыпется в бесконечной темноте и по итогу сузится в точку, из которой всё пришло. Теория большого взрыва — сказка для мечтателей. Теология — грезы безнадежных. Скептицизм — лекарство от помешательства. Жизнь только шаг к смерти. Единственное, что мы знаем, когда выходим на этот свет, что покинем его. Ради этого стоит жить. Кей, с первой встречи я восхищался твоим ненавистным желанием подчинить себе время только за то, что оно жестоко с тобой обошлось. Привязанность ослепляет, горечь в сердце лживая. Если что-то причиняет боль, это нужно вырезать. Даже если это мозг. Даже если это конечности. Даже если это сердце. Ты стал для меня отдушиной, человеком, который увидел мир с противоположной стороны. Психической, ненормальной, отвергнутой, но истинной. Отсутствие смысла и есть смысл. В бесконечном потоке ненависти на всё живое в тебе теплилась жажда жизни, которую не мог прочувствовать ни один обезвоженный странник в центре огненной пустыни. Мы с тобой противоположности, и в этом была причина. Оба считаем, что мир неправильный. Идем по разным путям, чтобы изничтожить его до основания. Ты горел, я покрывался пеплом на остывшей земле. Ты бушевал энергией, а я впитывал её жадно. Кей, в этом одиноком мире с восемью миллиардами людей я рад, что мы встретились в одно время. С первой встречи я мечтал уничтожить тебя. Это что-то сокровенное, спрятанное ото всех, но эта цель руководила мною все годы. — А-а? Колледж? Кей, ты вырос за года, превратившиеся в секунды. Крепкий и мускулистый, ты пошел по моему совету в школьную футбольную команду и превзошел сверстников. Тщеславие в комплекте с огромным самолюбием — я взращивал это в тебе для того, чтобы ты не был как все. Не стал, как все. Сейчас ты начал всё портить. — Что в этом удивительного? Я не хочу остаться неучем, как ты. Равнодушный взмах плечами и разведение рук говорило о подростковом бунтарстве. Ожидаемая реакция на противоположное мнение. Кей, я не твой родитель. Сатана в этом мире перевоплощается в добродетелях. Присматривайтесь к тем, что желает счастья. Они искренне вас ненавидят. И ты ищешь в моих глазах разрешение. Ты доверяешь мне, и только мне. Кей, ты доверился человеку, имени которого не знаешь. Беспечен, но слишком безупречен в торжестве жизни. Ты не легкомысленный, как большинство людей, которые считают, что смерть их не касается. Я живу впервые, но умирал тысячи раз. Кей, очередной урок — не доверяй даже себе. Потому что я обманул тебя, когда сказал, что выиграл Камаро у скупого наглеца, который не умеет играть в покер. Необходимо было извлечь из твоего мозга желание стать обычным. Свобода в безысходности. Вера тому, кому нельзя доверять. Привязанность для лучшей жизни. Уважение на беспочвенной основе. Пока ты совершаешь ошибки и падаешь, я буду держать твою спину. — Ведь ты не любишь проигрывать, Кей. ***

Act 2. amber flake

Можно назвать это шуткой, но впервые я почувствовал себя обычным человеком. Кей, ты ощущал то же самое? Тогда это самое ужасное чувство. — Мне надо отлить, — я не пил алкоголь, но высохшее горло и полный мочевой пузырь заставили меня подняться с места. Кей сделал то, что должен был, и я безмерно этому рад. Поэтому позволил себе секундную промашку. Душный клуб окрасился в алый с горьким привкусом энергии. Я позволил себе вольность. — Не замочи никого, кто косо на тебя посмотрит, — я хлопнул Кея по плечу. Он нахмурился и по обыкновению прыснул, когда был в приподнятом настроении. Он имеет право вдоволь насладиться этим вечером, потому что выиграл его. — Это будут уже их проблемы. Я увидел у барной стойки знакомую девушку со светлыми волосами, что косо глядела в наш адрес. Знакомства в этом районе Лос-Анджелеса мне ни к чему — оставлю это на желание Кея. Если он одобрит эту кандидатуру, я буду не против. Я брел мимо одинаковых фигур и не смотрел по сторонам. Ты сама нашла меня. Проплыла призраком мимо людей, незамеченная, нетронутая и эфемерная. Короткие черные волосы горели алым, лицо горело алым, кожа горела. Целая вышла из океана крови, чтобы приблизиться ко мне мимолетно. Хлопковая рубашка безразмерно падала с плеч, шелковый галстук обтягивал горло, текла тушь с коротких ресниц. Проблески чешуйчатого янтаря впивались в меня. Не отводили, впечатывались. Из всего красного глаза горели проблесковыми маяками. Ты смотрела на меня впервые в жизни. И словно умирала уже тысячи раз. Я хотел, чтобы ты исчезла и растворилась в потоке людского бессознательного, но всякий раз находила меня и молча смотрела. Кей, и тебе такое нравится? Скажи мне. Но ты непонимающе глядел на меня в уличном переулке. Замер, приоткрыв рот, когда я пускал сверкающие пули в мужчин, которые косо на меня посмотрели. Уши закладывало от громких хлопков, мозг заполнялся растекающимся склизким звуком крови вперемешку с мозгами на грязном асфальте. Всё из-за тебя, из-за твоего пристального взгляда и глубокого янтаря, ярче диско-шаров и Солнца. В возникшей тишине остывшего переулка я хотел убить лишь тебя, Токаге. Но не мог. ***

Act 3. black mamba

— Я не люблю выскочек, которые портят мой бизнес. Шигараки, это звучало дешево. Это теперь мой район, моя ночь, мой Лейквуд. И если для того, чтобы заполучить лакомый кусок города, потребовалось смешать мозги с грязью нескольких верзил, слишком плохой у тебя бизнес, Шигараки. — Предлагаешь сотрудничество? Он присел напротив меня, вооружившись двумя телохранителями в черных костюмах. Угрожать мне не было смысла, я сильно запятнал руки, чтобы получить то, что имею. Взрослые люди договариваются по-взрослому. — Сколько процентов хочешь? — Моя выгода измеряется не в процентах. Шигараки похмурел. Его выражение лица стало недовольным, но придется потерпеть. Пока он находится в моем районе. — Сотрудничество в обмен на Лейквуд. — Чем он тебе сдался? — Много денег. Много связей. Много тайн. Чем ниже уровень жизни в районе, тем он выгоднее. — А что получу взамен? Шигараки, ты сдался, хоть и считал, что победил. Я никогда не считал тебя лидером. — Я должен подумать. Послушаю, что скажет Кей. — Мне не нравится этот пацан. Шигараки, твоя ошибка сказать что-то в сторону Кея. Теперь ты не получишь ничего. С другой стороны, Шигараки, мне нравилось с тобой сотрудничать. Думая, что знаешь всё наперед, делал ровно то, что придумал я. Поэтому ты можешь пожить, пока полезен. Кей, этот мир начал принадлежать лишь нам. Прошу, не меняйся. ***

Act 4. apology girl

— Я ненавижу этот город. Ты попалась мне снова, Токаге. Но в этот раз я нашел тебя. Я намеренно считаю нашу встречу случайной в глубокой темноте Лейквуда, под натиском блеска фонарей под тяжелыми каплями дождя. Где ты, в тонкой майке и широких брюках, танцевала босыми ногами в глубокой луже и беззвучно дергала губами. Не самое удачное место для веселья, но для тебя это не имело значения. В пространстве тягучего воздуха и мерцающих отблесков воды ты сверкала как проклятье, фонарный столб освещал еле заметный нимб золотого ситца света. Ты протягивала мне руки, мокрые, ледяные, прозрачные, с фиолетовыми гематомами и синими прожилками вен. Незнакомец в отдушине грязной улицы, смотрела на меня снизу вверх через полуприкрытые веки, не моргая. Я видел тебя второй раз в жизни, но знал про тебя всё. Ты была девушкой, кричащей во всё горло песни Maroon 5 и Lady Gaga в баре и спустя 10 минут рыдающая под Дэвида Боуи. Ты танцевала под проливным дождём, разбрызгивая лужи тканевыми конверсами, и молча отсиживалась в углу во время дня рождения друга. Ты кричала глазами и смотрела тонкими губами. Кусала ногти в черном потрескавшемся лаке, носила рубашки прямого кроя, оверсайз брюки и мужской галстук. Ты была тем человеком, которого я ненавидел всей душой. Я не спрашивал, что ты делаешь в Лейквуде одна посреди ночи. Что привело на улицу танцевать под дождем ради получения пневмонии. Почему не боялась и не спрашивала имени. Ты была возвышена в своём безобразном непостоянстве. Считаете это красивым? Поздравляю, вы сумасшедший. В сумасшествии своя правда. Искренняя. — Этот мир такой некрасивый. По мне, так другие лучше. — Какие? — Те, в которые я ухожу во снах. Но раз за разом просыпаюсь в этом. Ты сидела на моем кресле, скрестив ноги, и вертела двумя пальцами сигарету, которую не зажжешь. Ты не любила курить, и не любила смотреть, как я курю, но я это делал. Сняла промокшую рубашку, но галстук остался висеть на шее, спускаясь между небольшой выемкой аккуратной груди с темно-коричневыми набухшими сосками. Тушь растеклась по щекам и высохла, превратившись в два черных кратера. Под веками слабо проглядывались синие тени, а губы были обкусанными и обветренными. — И с какого ты мира? — Не с этого. — И в какой хочешь попасть? — В другой. Ты дышала мне в лицо, царапала короткими ногтями плечи, когда я всаживал тебе глубже. Ты не стонала, не кричала, лишь учащенно дышала в лицо, и не прекращая смотрела. — Я считаю, в этом мире можно измерить всё, — голос твой звучал размеренно, прямо в правое ухо, стреляя бессвязными фразами, чтобы я поверил. Твоя кожа продолжала быть холодной несмотря на энергичные движения тазом на мне. — Эмоции, чувства, ощущения, мысли. Даже боль мы можем использовать как бесконтактную валюту. Бормотала и бормотала свои мысли в моё ухо, губы, щеки, шею. — Наша вселенная просто сгусток темной неконтролируемой материи, — ты прикусила язык, когда я перевернул тебя на спину и впечатал в кровать. Из края рта потекла струйка крови и я впился в неё, высушивая губы и кусая твой язык, лишь бы не говорила. Янтарь твоих глаз светился маяком и просвечивал насквозь, потому что знала, что я тебя слушаю. — Она подчиняется совсем иным правилам, нежели тем, что люди напридумывали себе для приемлемого, безмятежного и счастливого существования. Водила по моим рукам, останавливаясь на очередной попавшейся под пальцами татуировке. Куда бы ты ни дотронулась, я перекрою твое прикосновение черной краской. Чтобы забыть, что ты меня когда-либо касалась. — Мы продолжаем жить в обычной черной массе, не имеющей ни целей, ни законов, — тебе нравились мои светлые волосы, поэтому я их перекрасил. Лишь бы ненавидеть то, что тебе во мне нравилось. — Разве мы не можем придумать правила для себя сами? Мы, мелкие крупицы бесконечной массы, пытаемся её обуздать, вместо того чтобы следовать пути, что нам предначертан. Токаге, самая умалишенная, беспорядочная, назойливая, сомнительная, прозрачная, слабая, холодная, бездушная. Ты не убиваешь людей, но уничтожаешь мысли. Ты собрала все мои постоянства. А я не люблю смотреться в зеркало. ***

Act 5. go to hell, for heaven’s sake

Кей, только ты мне можешь помочь. — Ты, черт возьми, словно вышел из страниц Паланика. Твоя безмятежная легкость меня поражала. В простоте забытого людьми и богами пляжа ты был искренним и не боялся показать себя настоящего. Кеми сохла по тебе, но твоё равнодушие открывало глаза для всех, кроме неё. Она была слишком умной, чтобы замечать очевидное. А ты был не против её компании, потому что со мной всегда чувствовал себя одиноко. Я присел рядом с тобой на песок и всматривался в тебя, пытаясь понять, сделал ли всё правильно. Острые светлые волосы шелестели под свежим бризом, хотелось дотронуться до них, чтобы понять, действительно ли они колючие, какими кажутся. Ты наблюдал, как плескается Кеми в воде, и запускал руку в остывший песок. Из-за тебя, Токаге, я на миг ощутил чувствительность и забыл про главное правило. Кей, ты выглядел отстраненным, мрачным, эгоистичным и сильным. Совершенно таким, каким должен был стать спустя годы общения со мной. Несокрушимая стена, которая уничтожит мир и создаст свой собственный, на осколках прежнего. Но в тебе всё ещё осталась слабость. Душевное равновесие пошатывалось от желания жить эту жизнь и чувствовать всеми чувствами чарующую свободу. Кей, если бы ты спросил меня, возможно, наша жизнь пошла по другому пути, где мы бы уже не встретились. Ты смотрел на меня, и я слышал, как в твоём мозгу носится эта мысль, но не спешит вырваться наружу. Если бы ты сказал, что ненавидишь. Что всей душой желаешь изничтожить меня и закопать в песок. Но ты не сказал. Потому что считал обратное. Считал меня другом, когда не стоило. Мы с тобой совершенные противоположности, которые не должны пересекаться, но встречающиеся раз за разом на протяжении долгих лет. Возможно, твоё молчание всё испортило. Я отвел взгляд первым и прикусил до крови нижнюю губу. Понимая, что нет другого пути. — Кей, пообещай мне, что не изменишься. Если ты продолжаешь считать меня другом, я должен сделать всё, чтобы отучить тебя от этих мыслей. Охладей, заморозь сердце и заточи внутри, не подпуская никого. Начни убивать людей, которые подходят слишком близко. Не колеблясь, нажимай на курок. Если ты отвергнешь себя, мир встанет на твою сторону. Для этого я отвезу тебя в дом твоего прошлого. Вырежу боль, которая гложет тебя на протяжении тягуче долгого времени. Сожгу всю боль и скорбь в очищающем огне, чтобы ты наконец посмотрел на меня по-настоящему. Искренне ненавидяще. ***

Act 6. for you

— Хочешь, чтобы я перестал давать Бакуго задания? — удивился Шигараки. — Зачем мне тогда он нужен? — Поверь, я делаю гораздо больше заданий, чем положено, — я убеждал Шигараки, что использование Бакуго в своих целях было ошибочно. — И считаю, что могу справиться с его частью. — Лучше научи его держать пушку и целиться в людей. Будет полезнее всех ночных гонок вместе взятых. — Ты знаешь, что он этого не сделает. — Так научи его. Заставь. — В этом нет необходимости. — Почему? Боишься за его психологическое состояние? Совершенно логичный вопрос. Моей ответственностью стало вовлечение Кея во всю заварушку по имени мафия, которая прикрывалась логистической организацией. Но я считал, что Кей ещё не готов к убийствам. Если он когда-либо будет готов это сделать. — Вовлек в мафию, сжег его дом дотла, а теперь убеждает меня в его чувствительной натуре. Может, Шигараки это кажется донельзя странным. Для меня же это очевидный порядок вещей. Личность взращивается мелкими шагами, ступая по препятствиям, которые поначалу кажутся непреодолимыми. Кей ещё не готов для убийств. Для этого я должен стать тем монстром, которого он захочет убить. А от всех остальных целей мафии избавлюсь я. — Щепетильное отношение к Бакуго выдает в тебе заботливого старшего брата. — Можешь называть это как угодно. Твоё право. — Но задание я ему в любом случае отправлю. Чертовы тараканы украли у моих поставщиков кило дури, он должен его забрать. Я вышел от Шигараки и наблюдал, как ты спокойно болтаешь с Бубайгаварой. Ты ждал меня несколько часов, и я чувствую твоё бешенство. Когда я сел на пассажирское место Камаро, ты завел со мной обычную беседу о своём недовольстве и голоде. Карминовые глаза бегали по моему лицу и не умели углядеть в нём настоящую эмоцию, но тебе было это ни к чему. Кей, почему ты так спокоен? Я спалил твой дом дотла. Почему ты простил это? Дома недостаточно. Я должен найти нить твоей слабости, залезть пальцами внутрь, царапать внутренности ногтями в поисках твоего безразличия. Ты продолжаешь быть добрым по отношению к людям, от которых давно должен был избавиться. Я найду золотую цепь в твоей душе, Кей. Я разорву её и повешу на шею. — Уничтожь дьявола на земле, стань героем. Верь моим словам. Доверяй мне, уважай меня. Лишь до тех пор, пока эмоции не вырвутся наружу и не съедят тебя заживо. — Потому что если ты этого не сделаешь, то никогда не обретешь покой. И тогда я уничтожу тебя. ***

Act 7. dance

— Тараканы его изрядно потрепали, — Кейго прокашлялся в трубку и равнодушно поздоровался с коллегой. — Полуживой забрел к себе домой, но товар смог забрать. Зверь, а не пацан. — А сейчас он как? — я задал ему вопрос, а сам топтал носком ботинка бычок от сигареты, впечатывая в тротуар. — Живой, и на этом достаточно, — ответил Кейго. — Я не просился быть его психологом или нянькой. Оставлю эту работу на тебя. Я размозжил остатки сигареты до основания и оценивал, как темный пепел врос в трещинки тротуара. — Не думаешь, что проведать его станет верным решением? Я представил, как Кей плетется по коридору, придерживая рукой открытую рану. Шипит и тяжело дышит, но делает шаг за шагом. — Кеми с этим справится. — А ты? Ты единственный, кто печется о Бакуго как о родном брате. Я поднял голову и пригляделся в яркое солнце, что расщепляло высохшие глаза. И не моргал до тех пор, пока глаза не ослепли. Закрыл их до боли и заставил организм выделить жидкость. Я стоял посреди городской дороги, на парковке забегаловки, прислонившись к байку. Кафе «У Пенни» вовсю работало на благо местных жителей. Токаге непринужденно болтала с девчонкой с розовыми волосами и старательно не замечала моего присутствия. — Я последний, кого Кей захочет видеть. Кейго хрипло засмеялся-откашлялся. На заднем фоне бренчал автомат по подаче кофе, рука полицейского вставляла монетки в монетоприемник и нажимала на кнопку двойного американо. — Тогда молча наблюдай за тем, как он упорхнет бабочкой и разрушит все твои планы. Кейго сделал глоток. Я впивался глазами в Токаге, которая обнимала рыдающую розоволосую за плечи. — Потому что Бакуго вылечил Хакамата, новый служитель церкви, который напрягал тебя с самого начала. Токаге проводила девушку из заведения и вглядывалась в ее спину. Та пробежала мимо меня, едва задев краем шелкового шарфа. А ты стояла на пороге, наблюдала за моей реакцией непонимающе. Хотя сама позвала. Кей, прости за то, что отдал в руки этого монстра. Больше такого не повторится. Ты стояла и не двигалась, смотря на меня. Держала в руках книгу с меню, в пробегающей весенней прохладе черное платье с короткими рукавами не скрывало мурашек на коже. Ветер щекотал нос и потускневший фартук, невидимыми пальцами развязывая узел на спине. Челка лезла на глаза, которую я завел за ледяное ухо. — Мой друг в беде. Я прошу тебя помочь. Странная ситуация, в которую меня втянули не по своей воле. Помогать Токаге, к тому же подчиняться её неразумным идеям с примесью торжественной справедливости не считал нужным. Меня заботила не ты, которая замерзала под колючим ветром и просила о помощи. Считавшая, что подчинила меня своей воле. Внутри меня проявлялась картина алеющего заката, где я вонзаю кухонный нож в сердце Хакаматы, пока он треморными руками держится за библию и проклинает меня молитвами. Лишь потому, что смотрел на Кея, посмел заговорить с ним, дотронуться до его разорванной раны и залатать. Второе правило жизни — в любви нет толку. Любовь к людям бесполезна, любовь к богу бессмысленна, любовь к себе лживая. Единственное, что меня в тебе раздражает, Токаге, с каким упорством ты желаешь счастливой жизни для близких тебе людей. С каким рвением самообладание теряется в попытках защитить другого и унизить себя до основания. Я наблюдал за тобой и за тем, до чего могут дойти мечты защищать. — Мидория Изуку пропал несколько дней назад в одном из районов Лос-Анджелеса. Он глубоко несчастен. Я сделал, что ты хотела, Токаге. Нашел хрупкого парнишку в наркопритоне, забитого, испуганного и дрожащего, и привел к тебе. Чтобы доказать, что твоя истина неправильная. Подойди как можно ближе, назови другом и смотри, как мнимая близость разрушает тебя и тянет в бездну. Именно поэтому ты умерла, Токаге. А могла бы жить вечно, рядом со мной. ***

Act 8. is it god?

Кей, пойми, что я делаю это для твоего блага. И нет, это совершенно не то, что считает Токаге. С её истиной у меня нет ничего общего. — Лживым ртом божье слово не рассказать. Этот человек отвратителен с ног до головы. Желтые волосы слегка дернулись от моих слов, но не дрогнула рука, зажигающая свечи на металлическом постаменте. В его глазах не было ничего святого. — Каждый имеет право на свою правду. Спокойное выражение его лица ставило мне ультиматум. Он видел меня впервые, но я уже знал про него всё. Пролегающие морщины вокруг рта и глаз были результатом долговременного запоя, и сверкающий крест на груди не даст ему долгожданного упокоя от тяжелого греха. Всё в нём выдавало откровенную ложь, как и желание отпустить грехи из затвердевшей груди. Я вижу тебя насквозь, Хакамата. Искупление грехов и есть греховное деяние. Ты играешь на душе Кея, подчинил его своим мыслям и заставил его довериться. Ты думаешь, я поверю в твою чушь? Дьявол в рясе священника проповедовал постулаты жизни, пряча окровавленные руки в длинных рукавах. — Ты веришь в свои молитвы? Они спасают жизни? Секундное движение и взмах руки, и я бы раскрыл горло Хакаматы и залил алтарь кровью, совершая жертвоприношение, искупление. Меня злило его выражение лица, довольное, спокойное и великодушное. Приводило в неистовое бешенство доверие Кея к нему, ведь я сделал всё, чтобы ты не делал опрометчивых поступков и перестал доверять людям. Кей, всё, что я делаю, ради твоего блага. — Спасают люди самих себя. Я проводник к их сокровенным чувствам. — Бессмысленные звуки. Я не убил тебя, Хакамата, в первый раз по одной простой причине. Наблюдать, сколько жизней ты спасешь своим лживым языком, остерегаться твоего влияния на Кея, надеясь на его бездушную брезгливость. Стараясь понять, что такого есть в тебе, чего Кей не нашел во мне. Я понял это с самого начала, но не верил до последнего. Кей, ты бестолково доверился человеку, который желал вернуть с того света своего умершего сына. Ты увидел крупицу заботливого родителя и поддался слишком легко. Я сделаю всё ради твоего блага, Кей. Хакамата не идет тебе на пользу. ***

Act 9. begin the end

Я не считаю себя заблуждающимся человеком. Тем более наивным и глупым, поддающимся внутренним чувствам беспамятно, робко и восторженно. Токаге никому не доверяла, не любила и врала в лицо каждому. Показывала себя заботливой, великодушной и праведной, и люди слепо верили ей. Совершенный антипод Хакаматы, она верила в своё лживое естество и считала это нормальным. Главное — казаться для других чистой. В тебе не было души, самые яркие глаза вонзались леденящей пустотой и цеплялись за ниточки искренности, пожирая их целиком. В таком обличии ты была поистине великолепной. И до самого конца твоё желание защищать было пустым, излишним и чужим для твоей души, но ты всеми силами старалась поверить в обратное. Ты безумна в своей простоте и ужасна в своей вере. — Ты умеешь ухаживать за наркозависимыми? — ты металась по комнате из стороны в сторону, зачитываясь сотнями советов из форумов и сайтов по откачке наркоманов, и твои руки дрожали от нетерпения использовать знания на деле. Нервно кусала ноготь мизинца и убирала отросшие волосы с лица. Беспокойное лицо выдавало радость в уголках губ и искорках янтарного цвета, потому что я достал для тебя игрушку для своих странных испытаний под названием забота. Я знал, чем всё закончится. Ты была ужасна. Пока твой телефон разрывался от голосовых и звонков друзей, а парень-наркоман лежал под капельницей в твоей кровати на потной простыне, ты отдавалась мне на столе и говорила о том, что поступаешь правильно. Ты врешь самой себе — твоя душа настолько пуста, что хочет вобрать в себя эмоции близких как можно больше, потому что своих уже давно не существует. Для этого создала игру, втянула ни в чем неповинных людей и прыгала на их костях. Но ты была жива как никогда. Ты бормотала, что нашла наконец себе хорошего парня — чуткого, умного и веселого. Говорила, как ненавидишь себя до беспамятства каждый раз, когда видишься с ним и ведешь себя непринужденно. По телу текли капельки пота и ты сжимала губы, жмурила глаза, держалась за край стола до побеления костяшек. Ты старалась испытать хоть что-то. — Он правда добрый и доверяет мне. Однако мне кажется, что он бабник. Мне было всё равно, с кем ты встречаешься и кого стараешься полюбить. Я надеялся, что твоё бездушие относится и ко мне, иначе я больше никогда не притронусь к тебе, не заговорю с тобой и не посмотрю на тебя. Я хотел, чтобы наше равнодушие было обоюдным. И пока мы занимались сексом, пока твой парень пытался дозвониться до тебя, я ощущал, что так и должно быть. Нет в этой истории счастливого конца. Нет в жизни истинного счастья. Не существует верных товарищей и бесконечной любви. Только два безнадежно отвергнутых человека, которые превращают жизнь в пыль. Именно в этот день, Токаге. В мрачный будничный вечер весны, под зашторенными окнами и скрипучим столом, я действительно почувствовал, что могу тебя убить. Теперь у меня появились силы. ***

Act 10. frozen bones

— Я больше не могу! — визжала в трубку Кеми, беспокойный голос дрожал от плача. — Это всё неправильно, я устала терпеть! — Очень жаль, — её истерики мало меня волновали. Я мчался по шоссе к началу гонки и слышал всхлипы Кеми в трубке. — Передам слова маме, она обрадуется твоей слабости. Жалобные писки вмиг улетучились. Кеми молчала и даже не дышала в трубку. Угрожающе спокойные слова подействовали на неё отрезвляющим образом. Пока у человека есть слабость, нельзя этим не воспользоваться. — Кей не заслуживает этого, — голос Кеми стал тише. Практически чувствовал, как подрагивала её нижняя губа. — Я не могу ему врать. — Пойми, Кеми, жизнь тяжелая штука, — мой голос потонул в визге мотора мотоцикла. Я знал, что Кеми впитывает каждое слово. — И твоя мама в особенности это знает. Болезнь забирает самых лучших и молодых. Ты разве хочешь, чтобы её забрали так рано? С правдивой точки зрения, Кеми не обладала такой огромной информацией, которая могла бы быть мне полезна. Её участие в качестве гоночного судьи и амбассадора района Лейквуд было выгодным, к тому же она была тем, кто смогла подойти к Кею достаточно близко. Каждый шаг, каждое действие Кея было мне известно. Внезапно пробужденная совесть и открытые чувства Кеми не были нужны ни мне, ни Кею. — Сегодняшний маршрут пролегает по Артиже, но ты об этом знал, не так ли? — Кеми вооружилась приемом обвинения, если жалобы и откровенные просьбы не увенчались успехом. — Ты хотел, чтобы Кей проехал по ней. Недостаточно издевательств? — Кеми, о чём ты, не понимаю. — Ты прекрасно обо всем понимаешь! — когда Кеми волновалась, она тянула окончания на британский манер. — Хочешь, чтобы он проехал мимо сожженного дома, чтобы поиздеваться! — Кеми, если ты так беспокоишься, скажи Кею об этом прямо, назови меня бесчувственным монстром, — я сбавил скорость и остановился у крайней стороны посреди трассы Артижа. И усмехнулся в трубку, глядя вперед, на темные обугленные руины дома в полумили от него. — Хотя, подожди. Ты не сможешь сказать ему остановить гонку. Ведь деньги для тебя дороже. Кеми замолчала. Я выключил звонок и убрал телефон в карман. Слова подействовали на девушку отрезвляюще. Я не сомневался, что она промолчит, глядя ему в глаза, и кивнет в подтверждении начала гонки. Надавить на уязвимое место и держать в узде, пока человек выполняет то, что тебе хочется — донельзя удобный прием, придуманный столетиями назад. Я показываю на примере Кеми, как делать не стоит. Я верю в тебя, Кей. Ты не прогнешься под чувства, не взглянешь на своё сожженное детство и отчаяние не вгрызется в душу. Ты сильнее любого человека, сильнее целого человечества. Я помог тебе обуздать эмоции и управлять ими в своих целях. Но в душу залезть так и не смог. В замедленном режиме я смотрел на твою Камаро, пролетающую мимо меня со скрипом вывернутых колес. На миг я увидел твое лицо, болезненно белое, потускневшие красные глаза, неотрывно глядящие на уголь вместо стен дома, оттянутые руки от руля, тянущиеся к радиоприемнику. Переднее правое колесо закусило бордюр. Когда Камаро в считанные мгновения перевернулась, я ощутил впервые, как падает, рвется сердце. Могу сказать откровенно, Кей: последнее, что я хотел в этот момент, чтобы ты умер. Произнеси эти слова вслух, ты бы поморщился. Я перепрыгнул ограждение и молнией летел в твою сторону. Подоспевшая Кеми выскочила из машины и подбежала к Камаро, зареванными глазами наблюдая, как я вызволяю тебя из руин машины. Я перестал её слушать — она орала громче лопастей вертолета, била меня руками по груди и лицу, повторяла снова и снова прошлые проклятия и опасения. Представляешь, насколько ей было не всё равно на тебя? Я не признаюсь никогда, что и мне тоже. Ты приоткрыл глаза, в них затекла кровь из открытой раны головы. Посмотрел в мои глаза, и я сразу понял, что не ту голубизну хотел увидеть перед собой. Не меня. Я обнял тебя за плечи, и ты дрожал, но не от холода. Хакамата оказал слишком большое влияние на тебя. Пришла пора покончить с этим. ***

Act 11. cold dawn

А я говорил тебе, Токаге. Рано или поздно твоя игра в добродушие закончится. Твой наркоман сбежал от тебя при первой возможности, но вместо того, чтобы рыдать в плечо своему парню, ты звонишь мне. Молчишь, тяжело дышишь, пытаясь показать таким образом, что именно я смогу ей помочь найти пропажу. Если ты ещё не поняла, Токаге — мне всё равно на тебя и твоих взбалмошных друзей. Вбей уже это в свою наивную голову и перекрой волнение отрезком бесконечной беспечности. Пойми, что от тебя все рано или поздно сбегут. — В наших рядах должен быть кто-то, кто умеет пораскинуть мозгами, — я бросил Кею украденную тетрадь и натягиваю на себя полуулыбку, чтобы ты не заметил промелькнувшей эмоции на моем лице. Хотя ты и не смотрел. Ты и не пытался заметить. Не хотел замечать. Лишь хмуро окинул взглядом Бубайгавару и открыл конспект на нужной странице. — Так или иначе, знания важнее, чем обычная грубая сила, — Кей, ты поступил в университет? Внезапно промелькнувшая мысль заставила меня вздрогнуть. Я не подал виду, как делал постоянно. — Только не занудствуй, Даби. Нафиг вообще эта учеба… — слова потонули в общем гуле. Я смотрел на тебя, Кей, понимая, что добился своего. Ты отдалился от меня на бесконечно огромное расстояние и охладел ко всему. Но тем не менее в твоём безудержном упрямстве проявлялась живительная сила, энергия, которая приблизила тебя к цели. Я рад за тебя, Кей, по-настоящему, и колющее одиночество стальными лезвиями прожигало горло. Это не сентиментальность, нет. И точно не болезненная привязанность. И тогда появилась ты. Пришла в самый неудобный момент, таращась на банду мафии, которые заискивали и улюлюкали тебе вслед, и держала в руке помятые доллары. Ты не должна была появляться здесь вовсе, потому что для этой части моей жизни ты не существуешь. Но ты пришла, упрямо уверовавшая в свои силы. С искренним откровением в огромных янтарных глазах. — Ну что? С чем пришла? — я оскалился, протягивая слова спокойным голосом. Ты убрала лезущие в глаза волосы и оглядела поочередно всех. Специально остановилась на нём, разглядывая, интересуясь. Вела со мной мысленный разговор и уничтожала. Ты не знала и не могла знать о нём, но одного взгляда было достаточно, чтобы вонзить в меня осиновые колья и сжечь на святом костре. Я хотел вырвать твои глаза и закопать в землю. Но даже в земле, под метрами грязи и гнили, ты не отрываясь смотрела бы на меня и сжигала ледяным ветром, острым дождем и огненным снегом. Я повалил тебя на землю и надавил ботинком тебе на грудь, но ты по-прежнему смотрела на меня откровенным взглядом, продырявливая и разрывая на части. Из краешка твоего рта потекла струйка крови. Но я не такой как ты, Токаге. Я намного хуже. Продолжай беспокоиться о друзьях, врать им в лицо и показывать чувства, которые не испытываешь. Ты сгнила в бесконечных попытках забрать все эмоции мира, чтобы найти хотя бы каплю своего. Но ты мертва с самого начала, как бы ни пыталась отвергнуть правду. Тебе суждено умереть и не успеть взлететь. Тянулась ко мне, впитывала мои эмоции, мою жизнь, впитывала словно ненасытная пиявка, и тебе это нравилось. Я убью тебя, Токаге. Это будет самый лучший подарок для тебя. ***

Act 12. 143

Сумасшествием можно назвать чувство, когда близкие люди резко кажутся тебе чужими. Сумасшествием можно описать желание жить во внутреннем мире, который придумал сам. Сумасшествие — когда чешутся мысли внутри черепной коробки. Сумасшествие — это ежедневно ходить на работу, а по выходным мотаться за покупками и сидеть перед телевизором, забываясь. Сумасшествие — это жить ради блага других. Сумасшествие — это отдать жизнь за другого. Сумасшествие и я — разные вещи. Но мы идем с ним одним шагом. Как бы ни сложилась моя дальнейшая жизнь, я не хочу, чтобы моя цель сделать из тебя совершенного человека покатилась ко дну. Кей, ты всё ещё должен убить меня. Сейчас или никогда. Я знаю твое уязвимое место. Знал давно, на что нужно надавить, чтобы ты вышел из себя по-настоящему. Я думал об этом, когда сидел в квартире Хакаматы, разговаривая с ним по душам. Он наливал мне в стакан виски и не чуял опасность, которая дышала ему в затылок. Вертел в руке проклятое распятие и считал, что ты с ним в действительности смогут сбежать от этого ужаса и зажить нормально. Забыть смерти, забыть кровь и боль большого города, забыть меня. Сбегать очень плохо. В особенности от меня. И я представлял, как ты на меня посмотришь. В мертвенно-тихой, бледной церкви с высокими потолками и безнадежной верой. Кровавые глаза сменили тон, расширились, обезумели и удивились нашей с тобой встрече. В черной рясе, вскинутыми руками, висящим на шее распятием и прозрачно-лазурными глазами я стал похож на него? На секунду смог превратиться в Хакамату, в которого ты верил несмотря на короткое время знакомства? Не хотел сбежать со мной? С человеком, которого знал многие годы? Чем я хуже него? Я позволил тебе убежать из церкви и увидеть твою оплошность вживую. Не доверяй никому, Кей. Держи эмоции в себе. Обрати ненависть в силу. Вырежи прошлое. Все уроки ты пропустил мимо ушей. Я разочарован и рассержен. Ты не убил меня. И теперь я сделаю всё, чтобы убить тебя. Ведь у нас с тобой всё бы получилось, Кей. Мы бы сожгли этот мир до основания и воздвигли свой, без правил и серой морали. Спустя долгие годы ты остался тем же подростком, который не принял смерть родителей и желал обуздать свою жизнь, впитать каждой клеткой организма и насытиться ею до предела. Прости, Кей. Я отдам тебе твою жизнь, чтобы забрать в самый неудобный момент. Чтобы ты почувствовал, что ощущал я, когда ты ушел. ***

Act 13. for me

Если что-то причиняет тебе боль, это нужно вырезать. Это моё жизненное кредо, которое я не предам даже под дулом пистолета. Ты всё знала в совершенстве, Токаге, и явственно этим пользовалась. Я вырежу тебя, сотру в своей памяти и забуду, что когда-то знал тебя. Ты причиняла бесконечное количество боли и рождала в мертвой оболочке молодую душу, которую мечтала поглотить целиком. Ты ведь так хотела что-то для меня значить. Я проявил благодушие, когда отдал опечаленной девушке по имени Асуи отраву для тебя. Отчаяние в сердце заставляет совершать ужасные поступки, и ты это знаешь. Понимала, что умрешь, рано или поздно. Жалким зрелищем стало наблюдать за тем, как ты медленно и в последний раз закрывала янтарные глаза, которые я больше не увижу. Как выдыхаешь теплый воздух из тонких потрескавшихся губ. Я наблюдал за угасанием твоей жизни, и на душе становилось спокойнее, легче. Она исчезла из тела, и стало в действительности тихо. Дотронувшись до темных волос, почувствовал их мягкость и сжал между пальцев. Прижался лбом к твоему лбу, но ты уже этого не почувствуешь и не заглянешь глубоко, настолько, насколько могла только ты. Я победил, Сец. Я выиграл и остался один.