The chaos is you. Paradise

— И это место вы называете безумной гонкой? Кеми обернулась на язвительный голос, насторожившись. К полукругу вокруг перекрестка на Пенстон-стрит подъехал красный мустанг с черной линией посередине капота. Глянцевый корпус привлекал зрителей словно сорок. Литые диски, заднеприводный, триста лошадей и двигатель на два с третью литра — такая машина имелась у сынков богатых папаш, и нахохленный парень с темными волосами точно был из них. — Гнилое место, — выплюнул парень в толстовке Либерти-хай, красной майке и черных джинсах. Обратив на Кеми внимание, он наклонил голову в сторону, оценивающе огибая её черными глазами. — Зато телочки здесь ничего так. — Новенький? — улыбнувшись, подошла к нему Кеми, прислонившись бедрами к капоту. Двигатель под капотом ещё не остыл, девушка чувствовала его тепло голыми бедрами, которые еле прикрывала короткая клетчатая юбка. — Решил попытать удачу? — Стало скучно, — медленно протянул парень, представившись как Йо Шиндо. Он рассматривал ногти на своих руках, и полуголая и развратного вида блондинка его уже не интересовала. — Сказали, здесь можно получить качественный адреналин. И сразиться с чемпионом. — Они верно подметили, — подмигнула Кеми, почуяв внушительные ставки. — Ну и где этот заявленный чемпион? — спросил Шиндо, окидывая взглядом людей вокруг. Кеми усмехнулась, скрещивая руки на груди. — Немного занят, скоро будет. — Кей! — кричал ему в ухо Даби, но Катсуки не мог услышать его под потоком адреналина, бушующего в венах. Он выбивал весь дух из пацана, который выкрикнул в его сторону оскорбление. Придерживая его за край футболки, блондин избивал его по лицу, ломая нос и выбивая зубы. — Кей, хорош уже! — выкрикнул Даби, хватая Катсуки за куртку. Блондин резко поднялся и нацелился на Даби, но тот успел отклониться. Вывихнув его руку, заставил немного прийти в себя. — Успокаиваешься? — Отвали от меня! — вырвался из его хватки Катсуки, разминая вывихнутую руку. Он ненавистно посмотрел на Даби: — Какого хрена ты пришел? — Тебя ищут, — спокойно ответили ему. — Подождут, у меня здесь незаконченное дело, — выплюнул Катсуки, заостряя внимание на избитом парне, который уже был без сознания. — Я сказал, нам нужно идти, — тверже произнес Даби, преграждая ему путь. Сморщенное угрюмое лицо Катсуки сильнее скривилось. Он вытер не свою кровь с рук о штаны. — Что за важное дело, твою мать? — выругался Катсуки, которому не дали закончить дело до конца. Его нервы и так были на пределе. — С тобой хотят посоревноваться, — сказал Даби. Он взлохматил светлые волосы и привел в ещё более небрежный вид. — Какой-то богатенький выскочка на мустанге. — Тц, безвкусица, — прыснул Катсуки, выплевывая слюну на тротуар. Достал из кармана пачку сигарет и поделился одной с Даби. Затягиваясь, он продолжил: — Что-то ещё? По такому пустяку ты бы меня не тревожил. — Встретимся с одним влиятельным человеком, — на губах Даби появилась слабая улыбка. Он забросил руку на плечи Катсуки, выдыхая дым ему в лицо. — Ещё один богатенький человек, но влиятельный. — И че ему надо? — спросил Катсуки и потушил сигарету носком ботинка. Даби не ответил определенно, специально упуская важные моменты, чтобы Бакуго хорошо перебесился и был готов к встрече. — Можно так сказать, наши услуги. При приближении к столпотворению музыка в ушах звучала громче, а запахи сильнее. Катсуки заприметил Кеми, мило беседовавшую с темным парнем на красном мустанге, про который ему и говорил Даби. — Пойду набью ему морду, — сказал Катсуки, подразумевая своими словами приветствие. Даби лишь усмехнулся и втянулся в шумный поток. — А вот и он! — увидела Кеми Бакуго за спиной у новенького. Темноволосый парень повернулся и, нахмурившись, осматривал фигуру Катсуки в гоночной красной форме с долей напряжения. Видимо, заметил на руках блондина остатки крови. — И это ваш чемпион? — скривил в презрении лицо темноволосый, Бакуго ответил ему тем же. — Какие-то проблемы? — блондин приблизился к нему, не отрывая зрительного контакта. Под напором карминовых глаз Шиндо на секунду сдался, что Бакуго только на руку. — Хочешь посоревноваться со мной на своей говнотачке? Нерв в виске у Шиндо дернулся. — Ну если ты называешь эту малышку говнотачкой, то хороших машин в вашей помойке ещё не было, — оскалился Шиндо, поворачиваясь к Кеми. — Хочу испытать мою малышку в гонке. Ваша свалка станет отличным местом для её первого испытания. Не дождавшись язвительного ответа от блондина, Шиндо сел в мустанг и, взревев выхлопом, подъехал к стартовой черте. Скрестив руки, Кеми внимательно смотрела мустангу вслед. — Не нравится мне этот парень, — заключила она, почувствовав жесткую хватку на своей заднице. Она подняла голову на блондина. — Надери ему зад. Катсуки фыркнул, не сомневаясь в том, что мустанг этого Шиндо полетит на бордюр. — Прямо как тебя утром? — Кей! — девушка хлопнула его по плечу, но руку он не убрал. Кеми резко стала задумчивой, наблюдая за толпой зрителей. — Тебе не кажется, что Даби что-то задумал? — Сказал, что после гонки познакомит с важной шишкой. Кеми обернулась и скрестила руки вокруг его шеи. — Тогда желаю удачи, — её голос потонул в общем гуле ночного рейва в красных оттенках и запахом выхлопов. Сжав в руках светлые колючки, вцепилась в его губы с привкусом железа. Каждая ночь в Лейквуде приводила его нутро в нетерпение грядущих событий. Он любил грязный воздух от машин, тяжелый запах людей, их крики и одобрительные возгласы. Нравилось побеждать, в первую очередь. Покровительство в лице Даби приносило хорошую прибыль — и поначалу казавшийся мерзким район приобрел яркие краски. Гонка, затянувшаяся на пол часа, снова привела Катсуки к финишу первым. И первое желание для блондина было выбить с лица напыщенного Шиндо всё желание приезжать сюда снова. На финише его ждала Кеми с победным флагом, Даби и неизвестный человек рядом. Когда блондин вышел из машины, Даби сразу представил его: — Знакомься, это Шигараки. Теперь мы будем работать на него. С этого дня его жизнь пошла под откос. *** — Мне это не нравится. Кеми надула розовые губки. Сквозь белую майку виднелись набухшие соски. Она с усилием закручивала шестерни на новых матовых дисках своей японской тачки, руки потели, а волосы растрепались. В гараже кружилась электронная музыка и аромат цветочных духов. — А мне что с того? — меланхолично ответил на её недовольство Катсуки, наклонившись к капоту и сосредоточившись на стучащих звуках из мотора. — С того, что ты ставишь крест на своей жизни, Кей! — воскликнула Кеми, и в голосе просквозила толика волнения. Она отложила ключ, вытерла руки о широкие штаны с многочисленными карманами, из которых торчали отвертки, провода, духи, пачка сигарет и заколка для волос. Кеми подошла к Катсуки и пыталась заглянуть ему в глаза. — Шигараки это не шутка! Большие деньги сопровождаются большими потерями. А я не хочу… — Не хочешь что? — взбесился Катсуки, потому что она не дает ему различить стуки в моторе. Впиваясь кармином, он видел, как под напором её уверенность стушевалась. — Кеми, с каких пор ты начала выделываться? Завались. — Наши гонки потеряют интерес, не будет денег! Кей, если ты умрешь… — Я. Не. Умру. — отчеканил он ей в лицо. Серые с примесью коричневого перебегали по его глазам. Катсуки выбешивало её состояние. — И гонки не прекратятся. Я всё сказал — отвали, ты мне мешаешь. Кеми протянула руку к его макушке, но вернула её себе, прижимая между сисек. — Это всё из-за Даби? Тогда Катсуки обратил на неё внимание. В рабочей одежде она была ещё меньше и не выглядела потаскухой посреди оживленной дороги. Пролегающие морщинки на лбу не скрывали её возраст. Катсуки нравилась возникшая тишина, которую она так нагло прервала своим никому не всратым мнением. — Даби лишь человек. Не будь зависим от человека настолько сильно, что будешь готов отдать жизнь. Не ради него. Промелькнувшая мысль в голове заставила Катсуки неприятно усмехнуться. — Я никогда не буду зависим от человека. Это удел слабых. Кеми сжала руку в районе сердца, улыбаясь своей странной улыбкой, которую Катсуки не мог прочесть и не пытался, но это выражение всегда ему не нравилось. — Даби — не тот, кем кажется. Не дай себя обмануть и позволить управлять собой. Кеми была самой эгоистичной натурой во всём Лейквуде и делала только то, что считала нужным для себя. — Ты утонешь! Умрешь! Разве об этом ты мечтал, Кей?! Нужным для себя Кеми считала лезть в его жизнь. — Из двоих утонет один. Не будь в числе проигравших. Катсуки хлопнул капотом. — Придется менять мотор. *** — Ты, черт возьми, словно вышел из страниц Паланика. Кеми расхохоталась, в пьяном угаре не понимая смысла произнесенных слов. Она поддерживала себя за плечо Катсуки и растягивала лицо в тупой гримасе пьяного человека. Раскидистая трель смеха пробежала по пустой улице, где они были одни в алкогольном откровении. — Что ты хотел этим сказать? — задал вопрос Даби, полуулыбаясь. Тонкий кожаный тренч нараспашку мотался по ветру, пальцы в татуировках мотали горлышко бутылки круговыми движениями. Даби был спокоен как обычный молодой человек. Поэтому Катсуки запомнил этот день. — В тебе совмещается уверенность остолопа и жестокость животного. Почитай книжку, полезно для мозгов. Накаленный дневной воздух растворил свободную тишину с морским бризом. Солнце в отчаянных попытках не заходило за горизонт под натиском настойчивых облаков в розовой накидке и желало испепелить всё человечество. Лучше дня для конца света не придумаешь. Пальмы танцевали с лучшим другом, ветром, под монотонный однобитный такт. И океан был спокойный, в последнее время он не припоминал сильных приливов. Словно перед хаосом, который хотело сотворить солнце, океан принял и свою участь тоже. Смирился. Катсуки запустил руку в остывающий песок и медленно поднял. Крошечные песчинки падали с ладони, а самые настойчивые заползали внутрь рукава куртки, слабо щекоча и доставляя дискомфорт. Повторил своё движение, и так дальше, пока не почувствовал вес собравшегося песка на сгибе локтя. Перемешиваясь с потом, песок начинал твердеть. Катсуки протянул руку под углом вниз, скидывая ощущение заполненности рукава. — А ещё Даби стал слишком задумчив, — хихикала Кеми, но подметила верную вещь. Цветочный аромат духов слился с горьким привкусом темного пива из её рта. Она щекотала волосы Катсуки длинными ногтями и прижималась грудью к его плечу как назойливая медуза в океане. Она смотрела вперед и одновременно никуда. — Это тоже вышло из какой-то книги? Даби присел рядом с ними на песок и выпрямил ноги. Они длинные, крепкие и выносливые. В черных широких джинсах с металлическими вставками и массивным серебряным ремнем они выглядели внушительнее. Край черной футболки приоткрыл татуированную кожу, и такое чувство, что Даби при своей спесивости сделал тату себе на члене. Катсуки представил, что он набил надпись — «моя девственность умрет вместе со мной». И пьяно усмехнулся. Кеми хохотнула в ответ. В таком состоянии ей всё равно, над чем и в какой момент смеяться. В такие дни, как этот, у Катсуки не возникало желание перебить всем лица. — Мы барахтаемся в море по имени Лейквуд вот уже больше полугода, — начал Даби. Монотонный голос окутывал невидимым плащом. Размеренность. Даби со светлыми волосами и лазурными глазами с нескончаемым количеством царапин на лице. С татуировкой на брови в виде стрелы, на щеке в виде пламени, идущем от уха, иероглифами на веках и черной шеей. Даби говорил ему однажды: одна тату — одна смерть. Катсуки не считал ни того, ни другого. — Мы успели заработать по пятьсот штук. Букмекеры желают исполосовать наши тела каждый день, а мы снова обводим их вокруг пальцев. Кеми заскучала над их разговором. Поднялась на ноги, выронила полупустую бутылку, оставляя на песке темный мокрый след, и неуклюже сняла туфли. Стянула вельветовый пиджак, шелковую майку, расстегнула черный ремешок и приспустила юбку, оставив нижнее белье в розовом тоне. Вся верхняя одежда полетела Катсуки в лицо. Под недовольный крик блондина Кеми подлетела к воде и упала в неё спиной, заливаясь смехом как беспечный ребенок. Под алкоголем Кеми в действительности сбрасывала десяток лет своего возраста. — Скажи мне, Кей: твоя мечта о колледже ещё в силе? Лицо Катсуки потемнело. — Пошла она к черту, — блондин разозлился в пустом бессилии. Его рука зарылась в песок и взмыла вверх, окутывая неприятными кристаллами песчинок, что лезли в глаза, уши, волосы, нос. Кеми хохотала и разбрызгивала воду как Катсуки песок. — Меня не взяли ни в один из колледжей. Потому что прознали, чем я занимаюсь. — И что ты будешь делать дальше? С деньгами, которые заработал для колледжа? — Напьюсь и уеду в другой штат, надеюсь насовсем, — Катсуки вперился в Даби. Потому что не верил, что они могли разговаривать как нормальные люди. Если их взаимоотношения можно назвать таковыми. — Тебе какое дело? Даби посмотрел на него, впервые искренне. Как смотрят знающие друг друга сто лет друзья. Как пожилой дедушка, наблюдающий за взрослением своих внуков. Как учитель, гордый за успехи подопечных. Как единственный человек в этом проклятом мире, который подаст тебе руку, чтобы не упасть в пропасть. Катсуки чувствовал, что Даби недоговаривал, хотел, чтобы спросили о молчаливых мыслях, что летали невидимыми нитями вокруг их замерших тел. Катсуки не хотел задавать вопросы, расспрашивать, выводить на эмоции и откровения, потому что это вызывало в душе только мерзкое ощущение. Катсуки забыл сказать, что думал лишь о себе. Если бы он тогда задал вопрос, может, всё бы было по-другому. Совершенно всё. Один вопрос. Два слова, что повелевают миром и разумом всех людей. Возможно, именно этот момент всё испортил. Даби отвел взгляд. Теплый оттенок лазури сменился длинным горизонтом спокойного океана с растянутой чертой заката. — Кей, пообещай мне, что не изменишься. *** — Куда мы едем? — спросил вялым голосом Катсуки, который изрядно выпил на сегодняшней вечеринке. Прислонившись к боковому стеклу, он затуманенным взглядом рассматривал темные однотипные улицы и чесал плечо, где с недавнего времени у него появилась татуировка. В его голосе пробежала нотка размеренного недовольства. — И какого хрена я на пассажирском? Это моя тачка, черт возьми. Даби молча протянул ему сигарету, не отвлекаясь от проезжей части. Его кожа на руках заполонялась многочисленными татуировками. В эту ночь они ехали практически одни, и не по трассе, а жилым улицам. Бакуго лениво усмехнулся и принял протянутую сигарету — Даби знает, что ему было нужно. — Кеми настороженно высказывалась насчет тебя, — сказал Даби и убавил и так слабо звучащую музыку. Блондин открыл окно, выпуская дым на улицу, и поморщился. — Пошла она к черту, — выбросил он, не собираясь вспоминать эту заносчивую девчонку и её чрезмерную заботу по нему. — Мамашей моей заделалась, пусть за своими свисающими сиськами следит. Какого хрена она лезет в мою жизнь? — Потому что ей не всё равно. — Представь, а мне всё равно. — Вы ведь трахаетесь, я прав? — Лишь. Утоление. Интереса. Она не в моём вкусе. Бакуго выбросил сигарету слишком рьяно для пьяного человека. Прохладный ветер бил в лицо, и он начинал трезветь. Подняв стекло, увидел через него задумчивый взгляд Даби и слабую полуулыбку, как будто чем-то доволен. У Катсуки не было желания знать, что у этого парня в голове. — Куда мы едем, черт возьми? Говори, или я выхожу из тачки, — бесился Бакуго. Даби усмехнулся — его глаза не улыбались. — И оставишь свою драгоценную тачку мне? Ты этого никогда не сделаешь. К тому же… Даби сбавил скорость и включил поворотник. Машина неспеша остановилась у бордюра. Заглушили двигатель и выключили фары. — Мы уже приехали. — Закончил фразу Даби, освобождаясь из ремня безопасности. — И где мы? — Бакуго прищурился, пытаясь понять примерное местоположение, но в такой темноте и под алкоголем что-либо проглядеть было трудно. Даби открыл дверь и повернулся к нему. В кромешной темноте его глаза светились как ледяной люминесцент. — Твоё первое испытание. Катсуки вышел из машины и, держась за дверь, обводил прищурено местность. При виде до боли знакомого дома алкоголь из его крови выветрился за секунду. — Мы… — Да, мы у тебя дома. Даби прошел по мощеной дорожке, которая поросла травой. Темный дом, словно в фильме ужасов, отвергал и манил его к себе. Цветы, которые были так дороги сердцу его матери, высохли и припали к земле. Даби ждал вполоборота, когда блондин придет в себя и подойдет ближе, но он продолжал стоять на месте как застывшая статуя от взгляда громадной медузы-горгоны. — Кей, я хочу сказать, что очень горжусь тобой, — Даби подошел к нему и положил руку на плечо, заглядывая в глаза, практически принуждая. — Мы преодолели с тобой такой долгий тернистый путь. Вместе. Сколько упорного труда нам стоило, чтобы взобраться на вершину и стать теми, кто мы есть сейчас. Даби смотрел на него тепло, по-доброму, вкладывая откровенность в свои слова. Глаза не улыбались. — Ты стал тем, кого уважают, боятся и ненавидят. Из-за успеха, которого ты достиг, — продолжал Даби. Катсуки представлял, как его мать в эту кромешную темноту ночи поливает цветы, а из гаража доносится мелодичная музыка отца. — Я помню тебя отчаявшимся подростком, у которого выбили почву из-под ног. Ты изменился и стал сильнее. Он представил, как его молодая версия смотрит в окно и мечтает стать участником ночных гонок, ощущать ветер и жить адреналином. Катсуки до боли сжал зубы, лишь бы не покраснели глаза. Лишь бы Даби этого не увидел. Даби видел всё. — С твоей силой и уверенностью получишь всё, о чём мечтал. Но ты должен понять, Кей. Закрепить себе в голове. Даби достал из кармана коробок спичек. Только сейчас Катсуки ощутил этот запах. Бензин. — Если что-то причиняет тебе боль, не дает идти вперед и тянет тебя на дно… Даби отошел от него и не отводил взгляд. Сердце Катсуки замерло и не отмирало. — Это нужно вырезать. Даби бросил к крыльцу зажженную спичку. Дом принял свою участь и тотчас вспыхнул, как это бывает во время фейерверков. Момент, вспышка, и тысячи огоньков на небе взрываются яркими цветами, разнося людям радость. Катсуки хотел кричать, и точно не от счастья. Он ринулся вперед как молния, что возникает на небе вместе с тяжелыми тучами. Отключил себе мозг, лишь бы не думать, не представлять в голове как его мать горит в этом пламени, её хлопковое платье полыхает, а в нос ударяет запах жженых волос. Он несется в сторону гаража, не понимая до конца, зачем он это делает и хочет ли быть погребенным заживо в своём прошлом. Пламя ещё не добралось до гаража, но приближалось семимильными шагами. Выбив дверь с нечеловеческой силой, Катсуки сканировал помещение, пытаясь найти. Что найти? Что ему здесь нужно? Сердце клокотало в горле, а руки тряслись. Он схватил несколько вещей, лежащих поблизости. Лишь спустя несколько дней, когда он окончательно пришел в себя, увидел, что взял из горящего здания магнитофон с одной единственной кассетой Silver и старую видеокассету «Достучаться до небес». Дом кричал. Взывал к себе, истошно вопя, молил о себе и проклинал его. Катсуки игнорировал слезы, текущие по щекам, и мечтал, чтобы это был бензин, что огонь учует и прыгнет, схватит, достанет. Он прижимал вещи к себе так крепко, словно это был его отец. Даби стоял к нему спиной и наблюдал за разгорающимся пламенем, вскинув руки. Его дом горел так ярко, как никакой огонь в мире. Он сжег всё дотла. Показал, что прошлое умеет гореть. Остался лишь пепел. Катсуки смотрел на яркое пламя сквозь густой дым. На него обернулись леденящие глаза. С разочарованием. Его прошлое не сгорит, сколько бы оно ни пылало. *** Он ненавидел дождь. Пэнстон-стрит, так же, как и остальные улицы Лейквуда, в светлое время суток была серой, невзрачной и грязной, а по ночам открывала самые яркие краски. Вся в мусоре, с неприятным запахом мочи, краткими бранными фразами на фасадах домов, трехмерными буквами из красной и белой краски, обличающие ошибки правительства, и разбитыми стеклами, ночью она была расцветающим цветком. Словно молодая девушка с белоснежной кожей, что берет в рот у жирного вонючего мужика за пол сотни. Катсуки предлагали комфортный и уютный коттедж с двумя этажами, бежевым заборчиком и гаражом в Карсоне. Или квартирку на Ломите с прекрасным видом на Пасифик парк для размеренной жизни с тремя комнатами, резным балконом и двумя ванными комнатами. Для его выбора был представлен дорогой, но небольшой домик прямо на Манхеттен Бич с невообразимым видом на океан, не заостряя внимание на частые случаи прилива и бушующей воды с отсутствием страховки. Ему это было ни к чему. У него был дом на шестнадцатой улице Лоундейла рядом с шоссе, за которым он наблюдал по ночам через окно на втором этаже и представлял, как будет мчаться на ней так быстро, до закладывания ушей. Но тот дом пропал, как и музыка, которая раздавалась из магнитофона, как ухоженные цветы матери, как и люди, которые жили там. Их всех воспоминаний о доме он помнил только песни Silver и густой дым от горящих стен с треском стекол, что врывались в уши молебными криками. С голубыми глазами, которые были слишком ледяными. Он выбрал квартиру на четвертом этаже в доме на Пэнстон-стрит с голыми стенами, скрипучей половицей и одним окном в гостиной. В ванной затхлый воздух не уходил никакими средствами, от влажности появлялась плесень. Диван оставил на себе темные пятна прежних жителей, на потертом дермантине, словно шрамы, пробегали трещинки. Старый грязный коврик в коридоре и раковина на кухне с несколькими шкафчиками — Катсуки заплатил за квартиру семьдесят штук и посчитал, что это слишком много. Он ненавидел дождь. День кренился к закату. Катсуки прогуливался по Пэнстон-стрит, пряча голову капюшоном толстовки. Постоянные дождевые капли вместе с усиливающимся ветром раздражали и пытались потушить сигарету. Словно взывали к нему. Он ускорил шаг. — Какой ты модный, дядя! Дай поглядеть в сумку. Катсуки бросил взгляд на группу алкашей, которые пристали к мужчине. Он мотал головой с одного на другого, примирительно поднимая ладони. С помощью разговоров с такими отбросами не получится договориться, а этот мужчина, видимо, был новеньким, чтобы такие основы знать. — Прошу вас быть сдержаннее, — этот голос был мягким, обволакивающим и спокойным. Катсуки на миг остановился, его интерес привлек конфликт и мужчина, который выглядел лишним в этом мире. Слишком лишним. Из его рук вырвали сумку под хохот гиен, выбрасывая наружу монеты, бумаги, ключи и все, что было ценным. Всё повалилось на липкий асфальт, капли добивали. — Где деньги, показывай! — Дядя, давай не борзей, по твоей морде видно, что они у тебя есть! И тогда мужчина посмотрел на Катсуки. Его голубые глаза не выдавали страх и боязнь за свою жизнь. Они были настолько глубокими и спокойными, словно необъятный океан в штиль. Совсем как у него. Нет, они не имели ничего общего. Дождь погасил его сигарету. Катсуки бросил её и тяжелым шагом направился в сторону алкашей, которые уже начали водить перед мужчиной кривыми ножами, вытащенными из карманов штанов. Ему не требовалась грубая сила, чтобы оттащить группу идиотов и показать им хорошие манеры. Он приспустил край толстовки, и алкаши, с ужасом вперившись в татуировку змеи, разлетелись каплями дождя по ветру. Он не понимал, почему поступил так. Почему заступился за неизвестного мужчину и проявил благоразумие, которое давно потерял. Эти голубые глаза смотрели, и у него возникло в груди доселе спрятанное чувство, такое знакомое и до тошноты близкое, что он не мог остаться в стороне. Катсуки снова вспомнил отцовский гараж и вопрос, который он задал, не осознавая, что это последняя фраза, которую выскажет родителям. Грубую, раздражительную и вредную фразу бешеного подростка. — Спасибо вам за помощь. Мужчина со светлыми волосами не наклонился, чтобы подобрать выброшенные вещи из сумки. Его льняная светлая рубашка с высоким горлом прилипла к телу, на джинсах намокали разводы грязи от шоссе. Позади стояла старенькая шевроле с включенным двигателем. Катсуки до сих пор не мог понять, что этот человек здесь делает. Он ненавидел дождь, но пусть он смоет всё. Катсуки скривил лицо и брезгливо обвел взглядом мужчину, взбешенный своим неразумным поступком. — Вали отсюда, старик. Здесь таким, как ты, не место. Катсуки послал ему грубый жест и, сильнее натянув на себя капюшон, собирался уходить. — А таким, как вы? Катсуки остановился с выбитым воздухом из легких. Он повернул голову через плечо — мужчина держал в правой руке распятие с красным ободком на серебряной цепочке. — Что здесь делаете вы? На него тоже смотрели с интересом. Не боялись, не испытывали ужас или отвращение, а смотрели так, словно видели не в первый раз. Этот взгляд… слишком теплым он был для незнакомца, слишком притягивающим и изумленным, словно… — Простите, что задаю такие вопросы, — с Катсуки сбросили наваждение как многотонный груз. Он вздохнул полной грудью, забывая, где находится. Всё до ужаса странное: гнилая улица, искрящая неприятными цветами, маячившее распятие, которое покачивалось размеренным маятником, высокий мужчина со светлыми волосами и теплым взглядом, капли холодного дождя. И голос, спокойный, взрослый: — Просто для такого места вы слишком добры.