Крылья Империума

      Как-то раз один «пушкарь» во время долгого и изматывающего нервы перелёта на мелком и явно не рассчитанном на присутствие у себя на борту полнокровного артполка каботажника сказал, что им слишком часто приходится спасать задницы его ДРГшников. Громов тогда хотел возразить, но задумавшись, понял, что на один «спокойный» рейд его группы по тылам противника, когда всё шло по плану, приходилось минимум три раза, когда им приходилось уходить по узким техническим коридорам, лесам, а то и вовсе открытой пустыне или равнине от преследования, отстреливаясь из всего, что могло стрелять и параллельно уворачиваясь от падающих с неба почти сорокакилограммовых болванок, которыми щедрые артиллеристы прикрывали их отход.       Что же, Виктор был вынужден признать: он, как истинный сын Вострои, своему служебному кредо не изменил даже в новом теле и новом мире. Сейчас, например, он буквально катился вниз по сыпучим камням, уворачиваясь от разлапистых веток и пытаясь не переломать себе ноги. Комиссар бежал, держа измотанное ранением и ударной физической нагрузкой туловище в вертикальном — или правильнее будет сказать в горизонтальном? — положении исключительно благодаря морально-волевым и воле Императора, не иначе. Правда, иногда перед глазами всё равно темнело, ноги путались, и в такие моменты востроянец не терял сознание только из-за явно матерных выкриков бегущих за ним грифонов…       Когда Миднайт огрела своим «веслом» грифона по темечку, стычка, по сути, была окончена. И оглядевшись, Громов различил несущиеся к ним со стороны горящего бурелома силуэты как минимум десятка грифонов. Очень, надо полагать, злых и недружелюбно настроенных к тем, кто только что помножил на ноль шестерых их товарищей. Хотя нет, не шестерых: добежав наконец до командира наймитов, он услышал от мёртвой, казалось бы туши, тихий стон. После того, как повинуясь его приказу, Миднайт ткнулась грифону в шею носом, и поднявшись, доложила о наличии сердцебиения, Виктор заприметил рядом тот самый злополучный мешок со взрывчаткой…       В общем, Майту, как наиболее физически сложенному бойцу пришлось добрые три сотни метров переть на себе мешок, который отнюдь не слабые грифоны тащили в четыре лапы и четыре же крыла, рискуя при этом получить в рисунок на заднице, изображающий, к слову, натуральный топаз, болт или пулю. А затем ещё вместе с вызвавшейся помочь Лоа тащить эту дуру на середину горного озера, где мешок благополучно и затонул. Правда, весь этот хитровыделанный маневр начисто лишил их полученной форы, и когда отряд в очередной раз скрылся в обширной лесополке, бомбы им на головы не рухнули только по тому, что хрипящая где-то посередине колонны Сапфир вот уже полкилометра тащила на себе связанного на скорую руку грифона. Точнее, его бессознательную тушку. Вот только подобная защита помогала лишь против оружия площадного, а потому Громову пришлось претворять в жизнь ещё один свой план. Безумный, самоубийственный и рискованный.       «А когда было по-другому? — засыпая в ствол трофейного пистолета порох, думал он. — Не переборщить бы с навеской… Даже интересно, можно ли оторвать себе «бесплотные» пальцы?»       За порохом на ствол лёг сделанный из чего-то похожего на плотную ткань пыж, который востроянец одним из вышеуказанных пальцев воткнул во внутрь. Следом пошла пуля, довершая своеобразный «бутерброд», который Громов затолкал поглубже всё тем пальцем, потому как специальной «палки» — название которой напрочь вылетело из головы — в том, что нарыл Пиф не оказалось. Порох на полку сыпанул уже в спешке, тупо смахнув лишнее — преследователи уже показались за деревьями. Трое грифонов бежали по земле, крепко вцепившись группе в хвост и криками наводя на нее остальных своих товарищей, оставшихся в воздухе и изготовивших к бою арбалеты с ружьями.       Дождавшись, пока идущий чуть впереди облаченный в кожаную броню и вооруженный висящей на поясе саблей наёмник выскочит из-за дерева, набирая в грудь воздуха для очередного целеуказания, Виктор выскочил из-за дерева и спустил разом оба курка. Предосторожность оказалась не лишней; заметив его, наймит дёрнулся влево и одна из пуль ушла в находящееся за ним дерево. Зато вторая врезалась врагу в правый наплечник, буквально разворачивая грифона на месте и швыряя того в корни лесного исполина. Полный боли вопль слился со свистом рассекаемого воздуха, и в дерево, за которым укрылся Громов со стуком вонзились два арбалетных болта. Сунув горячие стволы пистолетов в лямки неудобного для лошадиной анатомии баула, востроянец подхватил с травы одну из найденных Маунтином метательных бомб и щёлкнул заранее заготовленным огнивом.       Вот только когда освещаемый горящим фитилем ребристый шар гранаты улетел в направлении противника, Виктор едва не лишился головы — привыкший к сражениям с врагами, почти у каждого из которых было дальнобойное оружие, он не учёл того, что отстрелявшись, один из наймитов полезет в рукопашную. А он полез — просвистевшая в воздухе сабля прошла над самой головой вовремя пригнувшегося востроянца и под аккомпанемент рванувшего в относительной близости «подарка» намертво вгрызлась в древесный ствол. Грифон взмахнул когтями, намереваясь снять с фестралки лицо, но комиссар оказался быстрее, прокатившись по земле вскочил и… бросился в заросли ближайшего кустарника…       Огниво он до сих пор держал в зубах, и металлический привкус всё больше распространялся по языку, вызывая желание сплюнуть. Но делать этого было нельзя — основным его оружием остались последние две гранаты, если не считать хитросделанную «командирскую». Фитиль у нее был срезан под самый корень и к нему же был прикручен «чиркаш», который при вырывании корпуса из крепления давал искру на этот самый обрубок. По крайней мере, так эту конструкцию понял Громов. И годилась она либо как средство, чтобы не попасть к врагу живым, либо…       Сыпуха резко сошла на нет, ознаменовав конец очередного открытого участка. Наёмники не были кретинами, и понеся потери — как минимум подранок после взрыва гранаты вопить резко перестал, да и второй грифон, по логике должный оказывать товарищу первую помощь тоже от криков воздержался. И либо он был настолько крутым, чтобы играючи терпеть фугасное воздействие и прилёт осколков, либо родился в сверхтяжёлом танке, либо подразделение Громова только что пополнило свой боевой счёт. В любом случае, пустившиеся в погоню наймиты вели себя уже не как аристократы на сафари: не лезли на рожон, били из арбалетов и пистолей по каждому подозрительному кусту, и не лезли в воздух, где, в теснине древесных стволов и веток стали бы лёгкой мишенью. Впрочем, тот факт, что они спустились с небес на землю, во всех возможных смыслах этого выражения, играл востроянцу на руку — склон закончился крутым поворотом, уходящим к новому взгорку, где в узком пространстве напирающего леса была одна единственная «тропинка», если таковым словом можно величать небольшую каменную речку.       Взбежав на взгорок, комиссар скинул со спины баул лично убиенного наймита и открыл клапан. На скудный, пробивающейся через разлапистые ветки местных исполинов лунный свет показался моток тонкой нити, а следом появилась и пузатая граната «последнего шанса». Их место внутри заняли пистолеты, перезаряжать которые сейчас времени всё равно не было, а из под лямок баула они так и норовили вывалиться при каждом неаккуратном движении.       «Вот, кстати, и они — движения…» — неудачно дернувшись, Громов заскулил своим новым кобыльим голоском от резанувшей правый бок боли.       Кажется, из-под бинтов даже начало течь, но Виктор не обратил на это внимания — выданный ему курсантом медслужбы препарат с мерзотнейшим вкусом с функциями кровоостанавливающего справлялся на «отлично», и вскоре кровотечение должно было прекратиться. Наверное…       «Местным бы ещё научиться эту дрянь по вене пускать, — стараясь отвлечься от разрывающей тело боли думал он, перекусывая нить. — Кровь Императора, почему же так больно?! Только что же несся, как наскипидаренный грокс!»       На краткий миг рассудок даже захлестнула волна паники, но Громов волевым усилием засунул эмоции подальше и поглубже — второй раз он так быстро не сдохнет!       Привязав к тонкому деревцу, растущему прямо на краю взгорка держатель гранаты, он попытался обвязать непосредственно бочкообразный корпус, но хрен там плескался — впервые за его «новую жизнь» тушка вдруг стала ощущаться чужеродной, отторгая сознание и саботируя команды!       — Как же ты, кляча, не вовремя! — просипел он, кое-как справившись с бестелесными пальцами, и натягивая нить у расположенного чуть наискось вытянутого вверх камня. — Теперь я тут хозяин, и я приказываю тебе терпеть!       Откусив лишнее, он как мог обвязал конец нити о камень, свернул остаток и потянулся к баулу, извлекая из бокового кармашка пузырёк с местным аналогом стимулятора, опрокинул в себя вязкую субстанцию и вновь потянулся к мешку, на этот раз достав на свет «зелье» собственного изготовления — тот самый остаток «дымовушки». В связи с вновь открывшимися перспективами, на эту засаду приходилось поставить всё. Если самопальная растяжка сможет подранить хотя бы одного наймита, велик шанс, что дальше те поймают паранойю и замедлятся ещё сильнее. Тогда у востроянца будет время отползти подальше в заросли и затихариться на время, пока не подействует новая доза стимулятора. Если же они эту растяжку заметят и обойдут… Что же, остаётся только надеяться, что он сможет вынудить наёмников убить себя, потому что попадать к ним живым после всего того, что он им причинил — идея явно так себе.       Разлив горючку, он защелкал огнивом, слыша приближающиеся шаги со стороны, откуда только что пришёл сам. Наконец, получилось выбить из куска кремня достаточную искру, и смесь вспыхнула, едва не обдав вовремя отстранившегося Виктора клубами белого дыма. Со стороны наемников послышался выкрик, шаги стихли, а затем по ушам ударил грохот выстрелов, и востроянца окатило каменной крошкой — по взгорку ударили картечью. И только улеглась пыль, грянул новый выстрел, следом ещё один, на этот раз из пистолета. Очень было похоже, что Громова решили задавить огнём.       «А под прикрытием стрелков ко мне ползком подбирается ещё один наймит, — подумал Виктор, набрасывая на спину баул. — В одной лапе у него граната, а в другой огниво. Подползёт поближе, подождёт пока фитиль догорит до конца и швырнёт сюда. Взрыв разметает клубы дыма, и он прыгнет наверх, помогая себе крыльми с шашкой наголо. И в этот момент догорит обрубок растяжки, отправив бравого птицельва либо сразу в долину вечной охоты, либо в её предбанник…»       Переставляя ватные ноги комиссар уводил взбунтовавшееся тело всё глубже в заросли.       «Лучше, конечно, в предбанник, — мир перед глазами поплыл и он невольно остановился, оперевшись здоровым боком о ствол дерева. — С тремя сотнями будут возиться. Будут пытаться остановить кровь, влить в сведенный судорогой клюв болеутоляющее. С ним оставят как минимум одного из боевиков. А может, они вовсе плюнут на эти догонялки, и поволокут подранка в лагерь, к медику…»       Мысли путались. Больше всего на свете Громову хотелось сейчас, чтобы в зоне досягаемости оказался хотя бы один инъектор с «кровью феникса». Что ни говори, а делать вещи марсиане умеют — эта бурда поднимает на ноги даже получивших очередь из пулемёта. И действует почти мгновенно, в отличие от местных подделок.       «Местных… — ноги подкосились, и он сполз на землю под тяжестью почти пустого баула. — Громов, ты ведь сейчас можешь подохнуть ради кучки ксеносов… Какого хрена ты творишь?.. Куда делась твоя недавняя рациональность и «Император выбрал меня не для этого», а?»       Он вдруг отчётливо ощутил, что мысли, которые текут сейчас в голове… не его. Они словно навязаны извне, чужеродны…       «А вот хуй тебе на всю твою смазливую морду, можно даже конский! — он попытался подняться, но боль оглушила, придавила в земле тысячитонной плитой. — Я — человек! Я — имперский комиссар! И меня не сломать каким-то там нейрохимическим реакциям. Боль можно перетерпеть…»       — Если ты реально за мной следишь… Ну дай ты хотя бы какой-нибудь знак, а? — слова вызывали непонимание. — Ну не зря же я сейчас тут, а не у твоего Трона?..       Сзади грянул взрыв. Многоголосый вой посеченных острыми, разогнанными до умопомрачительных скоростей, камнями наёмников ударил по ушам, заставив шерсть на загривке встать дыбом, а губы растянуться в плотоядным оскале, обнажая клыки.       «Так тебе, кляча! — чувствуя, что теряет сознание, подумал востроянец. — Император защищает…»

***

      Кара была заносчивой, самовлюблённой и до невозможности дотошной, когда дело касалось тренировочных стрельб клячей. Хотя правильно ли было называть её так с учётом того, что была она грифиной вопрос отдельный. Так или иначе, инструктор из нее был отличный — тот факт, что и Миднайт и Спирит Хант, обучаясь именно у неё, показали в их текущем отряде лучшие навыки говорило об этом лучше всего.       «Интересно, могла ли она подумать, что стрелять её курсанты будут и в грифонов тоже? — аккуратно установив трофейный арбалет рядом с собой на разлапистой ветке, фестралка взялась за своё штатное оружие. — Хотя вопрос идиотский. Конечно же она об этом знала. И что тогда толкало её обучать убийц своих будущих сородичей?»       Неприятно было признавать, но после лёгкого, эргономичного и очень удобного несмотря даже на изначальную настройку под птицельвов, трофейного арбалета, «родной» действительно показался «веслом», как его метко охарактеризовала после беглого осмотра сержант Тандер.       Вновь вернувшись мыслями к их новому командиру, Миднайт до боли закусила губу — ей было до умопомрачения стыдно. Потому что всё то время, пока она взаимодействовала с госпожой сержантом, мысленно её иначе как недолюбленной клячей не называла. Как, в принципе, и все остальные бойцы третьего отделения. И вроде как причины были — вела себя Тандер Найт ничуть не лучше инструктора по стрельбе, нередко задрачивая личный состав до полного аута постоянными марш-бросками, проверками и перепроверками физической подготовки и снаряжения… Вот только когда всё покатилось Дискорду под хвост, именно остатки третьего отделения «заёбы-Тандер» сумели уцелеть в устроенной пернатыми мясорубке. А затем эта «недотраханная кляча» рискнула собой, сбив разинувшую рот и растерявшуюся Миднайт на землю, когда ей под ноги рухнула метательная бомба. Именно она провела их через склон, на котором без госпожи сержанта остатки их крыла и накрыли бы наёмники. Наконец, именно Тандер Найт осталась прикрывать отход группы, успев перед этим проинструктировать вновь принявшую командование Миднайт…       С сухим щелчком грифонский болт занял своё место на ложе штатного арбалета. Проверив кончиком крыла натяжение, фестралка удовлетворённо кивнула и уложила «весло» рядом с трофейным метателем. Скачках в тридцати от её позиции то же самое делал Спирит Хант — неразговорчивый, серый, во всех смыслах, и абсолютно ничем не примечательный жеребец, за исключением, пожалуй, излишне длинных и мохнатых ушей, из-за которых над ним частенько подшучивали сотоварищи. Фестрал, впрочем, никогда не обижался. Именно он вместе с Маунтином таскал раненных к Хелси, которая и сама уже истекала кровью, несмотря на все препараты и бинты, но при этом продолжала до последнего оказывать помощь стражам. И сумела даже накрыть собой рухнувшую прямо в стихийно образованный лазарет бомбу, абсолютно, правда бессмысленно — пернатые уроды просто расстреляли её подопечных с высоты.       Заскрипев зубами, Миднайт положила перед собой «Лупару», вспоминая экспресс-инструктаж, проведенный госпожой сержантом.       «Не надо было останавливать Лоа, когда она хотела кастрировать этого урода… — подумала она, проверяя пороховую полку. — Кровотечение мы бы как-нибудь остановили!»       Оружие было готово к стрельбе. По словам Тандер Найт, заряжен был только один ствол, начинки которого при удаче должно было хватить, чтобы поранить сразу двоих, а то и троих преследователей. Именно ранить, да. Как бы не хотелось Миднайт поквитаться с ушлепками, госпожа сержант строго-настрого приказала стараться именно «трёхсотить» — и откуда она вообще взяла это слово? — грифонов. И головой фестралка понимала, что так в их ситуации будет поступать гораздо выгоднее, но совладать с эмоциями было тяжело…       И тем не менее, последнюю волю своего командира она собиралась исполнить в точности. Хотя бы из уважения…       «Ещё и время ожидания обозначила, — забрасывая изготовленные к бою арбалеты за спину, подумала кобылка. — Как будто мы все здесь идиоты и не понимаем, что возвращаться она не планирует. Кастл не вернулся, а ведь он в своём отвлекающем маневре использовал остатки первого отделения!»       Она обвела взглядом место засады, выбранное ещё госпожой сержантом, и в очередной раз восхитилась её умением анализировать информацию; оба фестрала расположились в лоне двух заросших до почти полной непроходимости холмов, заняв два отдельно стоящих дерева, окруженных множеством увитых узловатыми корнями и разлапистыми ветками рухнувших не так давно деревьев, к которым примыкала поросль стелящегося по земле кустарника.       «Выберите себе минимум четыре запасные позиции с таким учётом, чтобы путь к ним нельзя было отрезать стремительным наскоком, — зазвучали в голове на удивление спокойные и уверенные слова инструктировавшей их Тандер. — Позицию меняйте после каждого выстрела, при этом делайте это так, чтобы каждая новая была всё дальше от линии соприкосновения. Запомните: остановитесь на месте — умрёте. Если не зальют свинцом и не закидают гранатами — нагрянут лично в несколько рыл и заколят железом…»       Оставалось только дивиться такой осведомлённости своего командира и стараться с точностью исполнять полученные инструкции.       «А ведь она всё это предусмотрела, только взглянув на карту!»       Миднайт ни за что бы себе в этом не призналась, но столь бурная мыслительная деятельность была вызвана подступающим с каждой секундой всё ближе и ближе липким, холодным страхом, что сковывал горло и мешал, кажется, даже дышать. В прошлом бою всё было по-другому. Там всё случилось неожиданно: сначала нагрянул патруль, затем припёрся этот хрен с мешком взрывчатки. Когда к подлеску, где она находилась пошёл один из грифонов испугаться она просто не успела; сначала нужно было думать о том, куда бы спрятаться, затем, как бы половчее приголубить наёмника по голове… Когда же приклад её арбалета просто и без затей проломил пренебрегающему шлемом пернатому череп бояться было уже как-то странно.       Сейчас всё было по-другому. Она была в засаде и самого начала понимала чем оно может — и чего уж тут — скорее всего и закончится… Радовало одно: основной группе, судя по тому, что они с Хантом ждут уже минут десять, удалось увеличить дистанцию. Если у засады получится пусть даже не уничтожить, но хотя бы задержать наёмников, ребята получат шанс на спасение.       «Глядишь, дней через десять Топаз таки затащит в койку Грейв, — мысль пришла внезапно, вынырнула из глубин разума словно рассерженный морской дракон. — Им будет весело, а я в это время буду лежать где-нибудь в овраге и кормить червей. Сволочи…»       Мысль обожгла. Дискорд побери, как она вообще может думать так о своих товарищах?       — С-соберись, Миднайт! — голос прозвучал жалко. — Ты — командир! И твой долг…       Глаза заволокло дымкой, а по щекам потекла горячая влага.       Ей вдруг нестерпимо захотелось жить.       Бросить всё, затаиться, или забиться в чащу пока не поздно, переждать. А потом спокойно выйти к своим и…       — Какой-то вшивый наёмник был готов взорвать себя бомбой! — прошипела она, тряхнув головой. — А ты хочешь сбежать, трусливо поджав хвост?! Та, кто клялась защищать анклав и его жителей?! Та, которой доверили руководство отрядом?! И на кой тогда ляг Тандер лишилась сначала крыла, а теперь и жизни, спасая и твой, в том числе, поганый трусливый круп?!       Ярость помогла. Она утопила в багровой мути страх, позволяя вдохнуть свободнее. И она же лишила фестралку хладнокровия. А потому когда в воздухе у самой верхушки облюбованного ей дерева скользнул хищный крылатый силуэт, она не раздумывая вскинула «Лупару» и утопила спуск.       Грохот выстрела оглушил, вспышка сгораемого пороха резанула по глазам. В мешанине цветных пятен застыл, словно на фотоплёнке, образ изуродованного картечью грифона, его искаженного в мгновенной предсмертной агонии лица…       Отдача монструозного обреза швырнула неподготовленного стрелка в сторону, и Миднайт, не удержавшись, сорвалась с дерева, обдирая о ветки шкуру на кожаном доспехе. И тем не менее, убойная отдача трофейного оружия спасла ей жизнь: не успел развеяться смог от сгоревшего пороха, как крону дерева буквально изрезали множественные попадания — идущие следом за разведчиком грифоны открыли по демаскированной позиции ураганный огонь.       Кобылка же, сумев извернуться в воздухе, рухнула в спружинивший кустарник и не удержав равновесия, покатилась вниз, прочь от всех намеченных ещё перед боем позиций. Со стороны грифонов вдруг раздался полный боли вопль, перемешанный с короткой экспрессивной тирадой, и часть наёмников перенесла огонь на то самое дерево, что выступало в роли позиции Спирита — то ли подраненый им наймит оказался на диво глазастым, то ли дерево показалось ему наиболее подозрительным…       Но Миднайт всего этого не видела. Мир перед её глазами бешено вращался, усыпанное звёздами небо менялось местами с заросшей травой землёй, пока эта «карусель» не закончилась тем, что её мордочка ткнулась во что-то горячее, склизкое и липкое. Дернувшись, она отстранилась и желудок тут же скрутило спазмом — прямо перед ней на дне неглубокой ложбины лежало скрючившееся тело убитого ею грифона, в чью разорванную в клочья картечью грудь она только что ткнулась головой…       Сложившись пополам и едва не окатив труп желчью, вырвавшейся таки из пустого желудка, она инстинктивно засучила копытами, пытаясь отстраниться от мертвеца, чьи выкаченные из орбит окровавленные белки взирали на неё с явным укором. И внезапно это получилось: круп вдруг не ощутил под собой опоры, и фестралка, рухнув на спину, заскользила вниз по траве, въехав головой в какой-то широколиственный кустарник.       И снова ей неимоверно повезло. Стоило только ей скатиться вниз, как рядом с трупом рухнула, шипя пожираемым запалом, метательная бомба. Взрыв заставил её дёрнуться, рывком принимая сидячее положение, а в следующий миг фестралку окатило смесью из земли и ещё теплых потрохов. Лишь раздавшийся сверху вопль вывел с ног до головы облитую кровью кобылу из оцепенения; вскочив на ноги, она развернулась и стремглав бросилась прямо через кустарник к ведущему наверх склону.       В голове было пусто. Рассудок, не выдержавший рухнувших на него потрясений дал сбой, превратив фестралку из существа разумного в испуганную, обезумевшую от ужаса лошадь, что хотела сейчас лишь одного — как можно скорее убраться подальше.       Начисто забыв про крылья, залегших где-то за спиной стрелках и даже оставшимся где-то в стороне Ханте, она карабкалась вверх по склону, цепляясь передними хуфами за траву и отталкиваясь задними от земли.       А потом сзади ударили выстрелы…

***

      Придя в себя, Виктор ещё лежал какое-то время не шевелясь, придавленный к земле неумолимой силой тяжести и полупустым баулом. В голове прояснилось, мышцы под действием боевой химии перестали напоминать набитые ватой мешки, но подниматься он не спешил, старательно вслушиваясь в звуки окружающего его леса. Звуки, непривычные уроженцу индустриального мира, даже несмотря на весь его жизненный опыт. Они накатывали со всех сторон, невольно вызывая в памяти наиболее яркие моменты, связанные с местами, изобилующими таким же количеством растительности. Одним из них был далёкий и не такой уж важный для Империума агромир, едва укладывающийся в нормы выплачиваемой десятины. И когда на этот мирок нагрянули «садомазо-ушастые», как обзывал друкхари отрядный взрывник — тот ещё, стоит сказать, балагур — имперская военная машина даже не зачесалась бы, если бы не одно важное «но» — обнаруженная в недрах планеты высокотехнологичная некронская гробница. Стоит ли говорить, что первыми на атакованный мир нагрянули не гвардейцы Астра Милитарум, а легионы киберсолдат ближайшего к планетке мира-кузни? Впрочем, без гвардии тоже не обошлось, и в числе прочих, на планете расквартировался и сто девяносто восьмой артиллерийский. Больше полугода Громов со своей эрзацкомандой ползал по лесам, нередко вступая в схватки с ушастыми. И в один не очень прекрасный момент удача группу покинула. Тогда, заняв позицию на одиноко стоящем холмике, бравые, пусть и несколько побитые гвардейцы вместе со своим командиром готовились героически погибнуть в неравной схватке с ушастыми «педерастами». И Громов лично раздал каждому из своих ребят по гранате, чтобы те, не приведи Император, не попали в лапы к отбитым ксеноуродам, но в тот раз Повелитель Человечества, а учитывая обстоятельства, может быть и Бог-машина над несчастными мясными мешками смилостивились, и к позициям группы вышла манипула скитариев. Киборги в необычных для себя пятнистых маскировочных накидках играючи возвели ушастых в нулевую степень — последнего недобитыша распотрошил один из скитариев, предварительно сделав что-то с мозгом ксено-эльфа, и Виктор не сильно желал знать, что именно.       И сейчас, лёжа среди деревьев неизвестного мира, востроянец отчётливо проживал тот иррациональных страх и отвращение, которое испытывал в тот момент к своим «спасителям», каждый из которых мог вырвать ему гортань быстрее, чем неулучшенный человек смог бы это осознать.       Он испытывал свои ощущения, принадлежащие Виктору Громову, а не ксенолошади, чьё тело он занял. И несказанно этому радовался. Этому, а также тому, что за полторы минуты ожидания не услышал ни единого постороннего звука, что означало, что погоня, получив по морде, здраво рассудила, что вернуться ни с чем, окромя ранений, лучше, чем не вернуться вовсе.       Последняя мысль словно щёлкнула внутри черепной коробки каким-то тумблером, вырывая комиссара из несвойственного ему приступа меланхолии. Выбравшись из лямок баула, он наскоро осмотрел себя, перезарядил оба трофейных пистолета, и, снова экипировавшись, двинулся вверх по начавшемуся подъему, держась в тени густых древесных крон. По венам с каждым ударом сердца протекала концентрированная энергия, земля под копытами пружинила, создавая ощущение того, что востроянец рискует взмыть в воздух и без использования каких-либо крыльев. И тем не менее, он осознавал, что ощущение всемогущества навеянного влитой в организм химией обманчиво и временно. Стоит только волшебному эликсиру перестать действовать, и он тут же рухнет без чувств. И лучше бы ему к этому моменту нагнать ушедшую вперёд группу своих новых подопечных.       Правда, начавший ныть правый висок отчётливо давал понять, что так просто дело не закончится.       Взобравшись на вершину относительно невысокой гряды, Громов, не покидая деревьев, осмотрелся. Нашел взглядом выбранный им же в качестве места встречи скальный отрог, прикинул расстояние, и двинулся в путь.       Ни карты, ни компаса при нём не было. Зато был опыт достаточно плотного общения с одним капитаном из СПО того самого многострадального агромира. Капитан оказался на редкость вменяемым и профессиональным офицером, плюс к тому, отлично себя чувствовал в непролазных дебрях родного мира. Он же и поделился со своим «коллегой» некоторыми из премудростей ориентирования на местности. И потому Громов шёл, всеми силами напоминая зомби — от одного дерева к другому, потом к третьему, четвертому…       На пятом десятке он вышел к монументального вида валуну, торчащему из облюбовавшего склон леса подобно перископу древней подводной лодки, виденной в толстенной энциклопедии. Обойдя камень, востроянец несколько раз сверился с выступами на щербатой поверхности, после чего продолжил путь.       Ещё стоя на вершине гряды, он наметил свой будущий маршрут с таким расчетом, чтобы выйти точно к выбранной им же позиции, на которой Миднайт и Спирит Хант должны будут организовать засаду преследующим группу наёмникам. Естественно, он отдавал себе отчёт о том, что неопытные фестралы будут серьезно рисковать, но поделать с этим ничего не мог даже при всём иррациональном желании. В конце концов, для имперского комиссара он и так сделал для этих ксеносов невообразимо больше, чем должен был, уведя за собой большую часть преследователей.       «А очередной манипуле киборгов здесь взяться неоткуда, — думал он, прожигая взглядом очередное приближающиеся дерево. — Хотя оно и к лучшему — в теперешней тушке они будут во стократ опаснее для меня и моих новых подчинённых, нежели наёмники из числа аборигенов…»       Дойти до места засады без эксцессов не вышло; достигнув очередного дерева, Громов повёл ушами, услышав подозрительно выбивающийся из общего фона звуки. А затем он рухнул, словно подкошенный — метрах в пятнадцати от него над кронами деревьев скользнул в воздухе гибкий силуэт, а полминутой позже между деревьями появились фигуры грифонов.       «Эк я удачно зашёл!» — облизнув в миг пересохшие губы, подумал востроянец.       Поразительно, но эта внезапная встреча окончательно привела Громова в чувства, выведя из полуавтаматонного состояния. Аккуратно переместив своё тело за толстый древесный ствол, он выглянул из-за укрытия и внимательно огляделся в отряд.       «У двоих ружья, и судя по монструозным куркам на корпусе, явно кремнёвые, — наметанный взгляд, скользил по фигурам наймитов, подмечая детали. — Ещё двое с арбалетами, «ятаганом» и саблей в ножнах. У замыкающего на поясе граната. Чем вооружён летун, хрен поймёшь, но то, что их всего пятеро — факт. Вот интересно, на кой хрен они продолжают преследование? Неужто так пекутся за своего командира? А где в таком случае подкрепление? Взвод мышепоней накрыли с запасом и вряд ли они сделали это силами всего полтора десятка бойцов… или это личная инициатива части наёмников?»       Если последнее предположение Виктора окажется верным, то и ему, и его подопечным очень повезёт — останется избавиться только от этой настырной компании, миновать перевал, и они будут в относительной безопасности.       На всякий случай прождав ещё с три минуты возможного арьергарда, Громов поднялся на ноги и двинулся следом за охотниками, которые стремительно превращались в добычу, что сама того не понимая, шла прямо к наковальне. Комиссару же вскорости предстояло стать молотом, если конечно мышелошади не струсят и не оставят своих позиций…

***

      «Не оставили!» — понял Громов, когда откуда-то спереди раздался выстрел из трофейной «Лупары».       Приникнув к земле, востроянец рысью метнулся вперёд, прямо на звук грянувших в ответ ружей и одного пистолета. Услышав раздавшийся спереди перемешанный матом на незнакомом языке вопль, он довольно оскалил клыки — кто-то из стрелков только что затрёхсотил одного из противников, а это значит, что полностью боеспособных грифонов осталось всего четыре.       В контакт с противником он вступил под аккомпанемент разорвавшего установившуюся было тишину взрыва. Расположившись за поваленным деревом, Громов увидел метрах в десяти от себя троих наймитов. Двое увлечённо перезаряжали свои ружья, а третий, привалившись к дереву спиной, чертыхаясь, перетягивал жгутом раненую лапу, готовясь, похоже, извлекать из неё болт.       «Где четвертый?» — настороженно подумал Виктор, осматривая позиции пернатых, и удивлённо вскинул брови, услышав очередной быстро оборвавшийся вскрик со стороны позиций, которые должны были занимать фестралы.       Разбираться, что там произошло времени не было. Аккуратно стянув с себя баул, востроянец вытянул оттуда обе оставшиеся метательные бомбы. Однако плану просто и без затей угостить подонков парочкой гранат и проконтролировать то, что от них после этого останется воплотиться было не суждено…       «Трахнутая ты дура!..» — это, пожалуй, было самым цензурным выражением из тех, что пронеслись в голове Громова в тот миг, когда он заметил метнувшуюся вверх по склону Миднайт.       И заметил не только он: один из стрелков, перезарядивший своё ружье куда быстрее товарища, уверенно закрыл пороховую полку, поднялся на колено и вскинул к плечу оружие. Весь его вид говорил о том, что по такой цели он не промахнется.       Выпустив из хуфов гранаты, Виктор подхватил с земли пистолеты и, взведя курки, выстрелил дуплетом, опасаясь промазать по не такой уж и близкой цели. Как по закону подлости, в цель угодили обе пули, выбив из груди врага два кровавых фонтанчика и швырнув тело несостоявшегося стрелка вперёд.       Самого Громова в следующий миг спас лишь вбитый в подкорку ещё в Схоле рефлекс менять позицию почти после каждого выстрела — каким-то совершенно неуловимым движением перевязывавший себя трехсотый выхватил из-за пояса длинный пистоль с толстым стволом, и прогнившее дерево, за которым до этого находился Виктор брызнуло во все стороны осколками коры и пробившей его картечи.       — Отсоси у меня четыре раза, косой мудила! — не заморачиваясь, проорал комиссар на востроянском и швырнул один из пистолетов в сторону, в которую до того отползал, старательно шурша кустами.       А сам, подхватив прикатившуюся к нему метательную бомбу и удерживаемое всё это время зубами огниво, пополз в противоположную сторону, на этот раз молча и стараясь даже не дышать. Ползать, будучи лошадью, особенно делать это боком и с занятыми «руками» — удовольствие явно ниже среднего. И тем не менее, Громов покрыл добрые пять метров секунды за три, буквально ввинтившись в бруствер из разлапистых, выглядывающих наружу корней многовекового исполина.       Уже там кое-как извернулся, срезав кончиком левого крыла фитиль почти под самый корень — стоило признать, у Миднайт работать со «встроенным» ножом получилось явно лучше — и обтерев огниво от слюны, использовав вместо тряпки всё то же крыло, приподнял над «бруствером» голову, прижимая уши. Кусты в том месте, где он оказался бы, если продолжил движение в прежнем направлении зашевелились, и на лунный свет показался ствол кремнёвого ружья.       «Купилась, птичка! — осклабившись, подумал Виктор, ныряя обратно, и поднося к укороченному запалу огниво. — Интересно только, один ли ты…»       Щёлкнув, крутанулось в пазах кремнёвое колёсико и… искры не появились. Зато звук оказался достаточно громким, чтобы противник его услышал. И церемониться грифон не стал; раздался грохот, и востроянца окатило горячими древесными щепками — тяжёлая пуля снесла большую часть импровизированного «бруствера», уйдя выше.       С третьей попытки запал таки затлел и Громов не глядя выполнил упражнение «бросок гранаты из положения лёжа», успев заметить ломящегося к нему наёмника, в лапах которого отчётливо виднелся обнаженный «ятаган». Увидев летящее в него нечто, птицелев пригнулся, пропуская над головой неожиданный подарок… и слишком поздно осознал, что именно только что улетело ему за спину.       Рванувшая прямо в воздухе граната местного разлива сыпанула во все стороны осколками чугунного корпуса, добавив начавшему падать на землю грифону ударной волной. Изрезанное многочисленными осколками тело, пролетев по инерции ещё с полметра, рухнуло прямо на «бруствер», спасая этим жизнь притаившейся там фестралке.       Последний оставшийся боеспособным грифон на уловку кобылы не повёлся, решив сделать крюк при «отзеркаливании» действий своего подчинённого. И его осторожность была вознаграждена: заранее услышав подозрительный щелчок, а затем и место прилёта пули своего товарища, он выпрыгнул из-за дерева уже спуская курок и относительно точно зная позицию своего противника.       Вот только увидел он спину не фестралки, а рухнувшего на нее наёмника. Пожалуй, заряд картечи, выпущенный со столь близкой дистанции все равно достал бы и кобылу, но на этот раз отточенные рефлексы сработали против грифона — в последний момент дёрнув стволом, он всадил заряд картечи в землю рядом с позицией врага, и лишь секундой позже, разглядев спину подчинённого, понял — тот уже мёртв.       Кто-то другой на месте птицельва возможно и растерялся бы, но только не Крейм, прозванный ещё во времена службы в имперском легионе Мясником. Выпустив из когтей ставшее бесполезным оружие, он рванул с плеча ножны, на лету извлекая из них своё излюбленное оружие — заточенную до состояния бритвы легионерскую саблю.       Вырвавшаяся, аки чертик из табакерки фестралка, вскочила на задние ноги, выставив перед собой лезвие принадлежавшего почившему наймиту оружия, и грифон позволил себе снисходительно усмехнуться — ещё никто не смог победить в ближнем бою знаменитого Мясника, и не этому копытному мясу для ебли нарушать давно устоявшееся правило.       Впрочем, эта же ухмылка стала последним, что грифон позволил себе перед боем; ловко отбив лезвием сабли брошенное в него огниво, он без всяких понтов прыгнул вперёд занося орудие для размашистого удра и… Перекинув его в другую лапу, ткнул саблей перед собой. Вот только недолошадь этого словно ждала, коснувшись прямо под отвлекающий удар и махнув явно не привычной ей заточенной железкой. Если бы не развитые рефлексы, Крейм по прозвищу Мясник уже лишился бы одной из своих лап.       Отскочив назад, он по-новому взглянул на противницу, что забавно помахивая в воздухе крыльями, одно из которых было срезано едва ли не на половину, начала двигаться по кругу, заходя наёмнику во фланг. Двинувшись той в противоход, грифон встретился с кобылой взглядом, и то, что он увидел в хищных алых зрачках ему не понравилось — обычно пони всячески старались избегать подобных стычек один на один. Их анатомия была плохо приспособлена под подобные выкрутасы с заточенным железом, и обычно те предпочитали или биться в строю, или налетать в пикировании, в случае с крылатыми. Этот же экземпляр не сомневался и нисколько его не боялся…       Если бы Громов мог читать мысли, он непременно согласился бы со своим противником — шагать на двух ногах по лесу, удерживая равновесие крыльями и держать при этом непривычное оружие со смещенным к наконечнику центром тяжести было тяжело. Зато оружие его противника он знал в совершенстве, потому как лично использовал подобное ему на протяжении большей части сознательной жизни. И отнюдь не только на парадах и банкетах с целью распушить перья перед красивыми девушками…       Поэтому когда грифон бросился в новую атаку, метя на этот раз Виктору в живот прямым колющим ударом, тот, вместо того, чтобы ожидаемо отклоняться в стороны, отпрыгнул назад, помогая себе крыльями и обрушил на клинок врага повёрнутое плашмя оружие. Воспользовавшись открывшейся возможностью, наёмник играючи выдернул из-под неуклюжего с виду захвата саблю, и ударил по диагонали, намереваясь рассечь нахальную пегаску от плеча до пояса. Нырнув под удар — со стороны действие должно было выглядеть сущим суицидом — Громов намеренно потерял равновесие и полоснул клинком врага по голени, уходя в перекат. Перебинтованный бок тут же взорвался болью, но она столь же быстро отступила, смытая прочь приливом адреналина. И очень вовремя, потому как настало время грифона удивлять своего оппонента: вместо того, чтобы отойти и оценить полученные повреждения, он продолжил атаку, нанося размашистый рубящий удар. Не успевшему толком подняться Виктору осталось одно единственное, что он мог сделать — поставить верхний блок.       Сабля наёмника врезалась в расположенное плашмя оружие, а его львиная лапа ударила прямо по бинтам, заставив свет перед глазами померкгуть, а бесплотные пальцы истаять, отпуская оружие.       Любой другой на месте востроянца в следующую секунду, вероятнее всего, погиб, получив в грудь остриём заточенной сабли, но только не выпускник Схолы Прогениум; в очередной раз помянув добрым словом инструктора по рукопашному бою, что никогда не упускал возможности утрамбовать поверженного прогена в песок арены, Громов, не видя ничего из-за вставшей перед глазами багровой мути, откатился в бок, тут же вскакивая на ноги и поднимая с земли опустошенный грифоном в самом начале схватки пистоль. Наёмник прыгнул вперёд, стремясь наколоть оглушенного врага на лезвие сабли, но оное лезвие лишь бессильно скользнуло по выставленному вперёд пистолю, а затем Виктор ухватился свободным хуфом за так и не извлечённый из плоти врага арбалетный болт, и рванул изо всех сил так, словно вознамерился оторвать врагу лапу. Грифон взвыл от боли, попытался отмахнуться саблей, разворачиваясь к фестралке, но Громов уже упал на спину, совершая коронный лошадиный удар, лягнул противника в пах. Разом забыв о схватке, тот выпустил из когтей оружие и рухнул на колени, сложившись пополам.       Подхваченная востроянцем сабля размашистым рубящим ударом вскрыла врагу шею своим заточенным, словно бритва, лезвием. Схватка, не продлившаяся и минуты, была окончена.       «Один-ноль в мою пользу, урод! — сталкивая с себя агонизирующее тело, хмыкнул востроянец. — Правда, судя по боли в боку, счёт рискует сравняться…»       Взглянув на быстро пропитывающиеся кровью бинты, он выругался, но всё же поднялся на ноги. Подхватил саблю и без лишних сантиментов ткнул остриём в уже затихающее тело своего недавнего оппонента. Схожая участь постигла и накрытого взрывом стрелка. Приватизировав ножны, закинув саблю на спину и выйдя к позиции наёмников, Громов приметил взглядом скинутые явно в спешке вещмешки. Внутри всколыхнулась было жаба, но тут же стыдливо примолкла, когда взгляд комиссара зацепился за двоих фестралов. Миднайт сидела вжимаясь в побитое пулями дерево, а Хант бестолково суетился рядом, явно не зная, как помочь соратнице.       «Идиоты…»       Впрочем, судя по широко распахнутым глазам фестралки, смотрящим в целое никуда, а также абсолютно неподвижной позе, временно исполняющая обязанности командира группы явно была в неадеквате. Мозгов же Спирита вполне хватило на то, чтобы свою напарницу прикрыть, что уже было хорошо.       Похоже, большие уши действительно давали жеребцу преимущество — он дёрнулся, хватаясь за висящий на спине арбалет в тот момент, когда Виктор только начал взбираться на взгорок, преодолев открытое пространство.       — Не верьте тому, кто пугает ужасами скрывающимися в ночи!       — Ведь она дарует безопасность и прохладу, — смерил бойца взглядом Громов. — Если бы у меня было желание вас кончить, вы бы уже были мертвы, и никакие отзвуки вашу шкуру бы не спасли, солдат.       — Виноват, госпожа сержант! — Хант, если и удивился появлению начальницы, то сумел свои эмоции скрыть.       «Его вообще не заинтересовало, кто там ударил наёмникам в спину?» — удивился про себя Виктор.       — Помогите мне оттащить свою напарницу под прикрытие деревьев, рядовой.       — Есть!       Фестралка, к счастью, не сопротивлялась, дойдя в своём шоковом состоянии до стадии «статуи», и Громов, вновь привалив ту к дереву, помахал перед уставившимися в одну точку зрачками крылом. Никакой реакции не последовало.       «Наглухо… — комиссар извлёк из-под раненого крыла только что обнаруженную в одном из баулов флягу. — Не спирт, но тоже сойдёт».       — Рядовой, проконтролируйте трупы, соберите все пороховое и метательное оружие, боеприпасы и пороха к ним. Если при мертвяке найдутся документы — их тоже берите. Время на выполнение — десять минут.       Дождавшись пока переставший бестолково мяться позади него жеребец уйдет заниматься делом, Виктор, откручивая крышку, позвал:       — Рядовая Миднайт!       И снова никакой реакции. Признаться, востроянцу нечасто доводилось видеть подобное. Большую часть времени он работал со своими бойцами, каждый из которых был достаточно устойчивым человеком, а когда ему приходилось работать с другими гвардейцами из состава полка, те редко доходили до такого состояния. Обычно шок ограничивался инстинктивной попыткой к бегству, которая в большинстве случаев пресекалась выстрелом из табельного оружия в воздух. На крайний случай, Виктор достаточно натренировался для того, чтобы точным тычком рукояткой болт-пистолета в челюсть лишать человека сознания, не обрекая того на последующее употребление пищи через трубочку. Впрочем, комиссар знал, как вести себя и в подобных случаях.       Неспешно отхлебнув из фляги простой немного теплой воды, он плюнул ею фестралке в лицо. Инстинктивно зажмурившись, она дернулась и широко распахнула глаза, тут же получив по морде кожистым крылом. Затем ещё раз…       — Х-хватит! — после третьего удара фестралка наконец предприняла попытку закрыться собственными крыльями. — Что…       — Пей! — приказал ей Громов, протягивая флягу.       — З-зачем?..       — Пей! — с нажимом повторил востроянец.       Протянув слегка подрагиваюшую конечность, Миднайт приняла флягу, приложившись к горлышку губами. Первые несколько глотков сделала скорее трава под фестралкой, затем она все же смогла унять дрожь и одновременно с этим в рыжих глазах начали проступать ростки осознанности.       — Г-госпожа сержант? — отлипнув от фляги, пробормотала она минуты через три, глядя на Громова так, словно он предстал перед ней в своём истинном обличии. — А как… А вы же…       — Чудом успела спасти ваши крупы, рядовая Миднайт! — прошипел Громов, заставив кобылку сильнее вжаться спиной в древесный ствол:       — Я… В-виновата, госпожа сержант… Я…       Каким-то чудом, Виктор подавил в себе рефлекторное желание двинуть метнувшейся к нему фестралке копытом в лоб. Впрочем, когда та вцепилась в него, сжав в объятиях, он об этом даже пожалел — одно из крыл кобылы вжалось в его раненый бок, заставив зашипеть от боли.       — Вы чуть не угробили и себя и вверенного вам подчинённого! — отстранившись от виновато пискнувшей кобылы, рявкнул Виктор. — Конечно же вы виноваты и будете за это наказаны сразу по возвращении в расположение!       — Т-так точно, госпожа сержант! — щеки подчинённой вновь начали стремительно краснеть, а в глазах появился страх — до фестралки начинало доходить, как она только что подставила и себя, и Ханта, и начальницу, и остальную группу. — Я приму любое ваше решение…       — Это будет потом, — перебил подчинённую Виктор, чувствуя как накатывает на измождённый организм усталость, а бок начинает ныть всё сильнее. — Сейчас вы все ещё являетесь временно исполняющей обязанности командира отделения, так что слушайте меня внимательно!       Скосившая было взгляд на его бок кобыла послушно уставилась Громову в глаза.       — Последняя имеющаяся у меня доза стимулятора перестаёт действовать, и скоро я в лучшем случае свалюсь без сил. — Громов говорил уверенно и чётко, цепко вглядываясь в глаза собеседницы. — У меня есть предположение, что больше нас преследовать не будут, но я всё равно приказываю вам, Миднайт, как можно скорее и незаметнее… вывести отряд… к аванпосту.       Громов усилием воли подавил желание поморщится от боли, услышав за спиной шаги и голос Ханта:       — Госпожа сержант, выше распоряжение выполнено!       — Отлично. — Мир перед глазами поплыл, и Виктор, не отрывая взгляда от времиспа, уточнил: — Вам всё ясно?       — Так точно, госпожа сержант! — поднимаясь на ноги, отчеканила фестралка, и попыталась сказать что-то ещё, но комиссар вновь её перебил:       — Выполняйте! — востроянец позволил себе расслабленно прикрыть глаза.       Он очень устал за эту ненормальную и очень длинную ночь…

***

      Командующему Ночной Стражей коммандеру Найт Риду:       Сегодня, третьего числа седьмого месяца девятьсот девяносто девятого года После Изгнания к месту дислокации второго крыла вышла группа из семи фестралов в стандартной экипировке Ночной Стражи. При отряде была раненая офицер без брони и знаков различия, а также пленный грифон, принадлежащий к одному из вольных наёмных отрядов. Проведенный мной лично осмотр личных вещей, документов и снаряжения вышедших к нам бойцов подтвердил их принадлежность к отдельному специальному штурмовому отряду, пропавшему сутки назад. Из слов временно исполняющей обязанности командира отделения рядовой Миднайт, штурмовой отряд был полностью уничтожен в ходе боестолкновения с отрядом грифонских наёмников. Из офицеров, прикомандированных к отряду выжить удалось только сержанту Тандер Найт, получившей в ходе сражения тяжёлые ранения и капралу Кристал Грейв, получившей лёгкую контузию. Из личного состава отряда выжить удалось только семерым бойцам из третьего отделения (список приведён в приложении). Также из устного доклада временно исполняющей обязанности командира отделения сделаны выводы о цели недавнего нападения на наши приграничные отряды. Из слов рядовой Миднайт, наёмники предприняли попытку подрыва скальных пород с целью вызвать обвал для полного уничтожения Главного Торгового тракта. Силами третьего отделения под командованием пришедшей в себя сержанта Тандер Найт, попытка подрыва была успешно сорвана, был захвачен в плен один из командиров вольного наёмного отряда. При отходе группы, личным составом третьего отделения было уничтожено до двух десятков боевиков.       В связи с исключительной важностью информации, которую можно получить из взятого «языка», а также тяжёлых ранений, полученных госпожой сержантом, мной было принято решение немедленно снарядить и отправить в Совет усиленный конвой.       Также в связи с обострением ситуации на вверенном мне участке, запрашиваю усиление гарнизона, а также разрешение на использование в случае необходимости боевых артефактов из особого резерва.

Комендант аванпоста «Западный» капитан Ночной Стражи Мунлайт.