anywhere else.

      – Посмотрим, что тут у нас.       Толстые силиконовые жгуты фиксируют тело к платформе по рукам, ногам, торсу и голове. При желании Кассини бы порвала их за долю секунды, не такое уж это и значительное для нее препятствие, но каждый в этой комнате осознавал, что это никогда не произойдет. Мерзкий холодный свет бил прямо в лицо, и теперь, когда его не скрывало толстое стекло маски, вся лаборатория видела ее спокойствие и безразличие. Если начать рычать и пыхтеть, можно будет услышать смешки с дальних углов, а потом и прямой упрек со стороны доктора. Его обветренное и покрытое сеточкой морщин лицо нависло над ней, задержалось, взгляд оценивающий, весьма заинтересованный. В височные доли подключают два толстых тяжелых кабеля. Они издают синхронный щелчок, а голова наполняется чужими мыслями. Ими делится с ней большая Машина, издающая гудящий шум, и только после подключения становится ясно, что это и не шум вовсе, а ее речь. Она говорит с какой-то несвойственной заботой, проверяет каждую строчку кода, делает запрос и анализирует отклик. Все это происходит так быстро, что Кассини не успевает даже поздороваться, это не больше, чем глупая традиция. Ее строчка print «hell0 Machine» утонет в бесполезном потоке данных, смоет волной функций и массивов.       – Темная ночь… только пули летят по степи…       Кассини зажмурилась. Комната начала кружиться, грудь и спина покрылись холодной испариной. В вену на сгибе руки вводят катетер, а следом подключают трубку с темно-бордовой жидкостью. Это самый приятный момент из всей операции, им стоит наслаждаться. Мужчина начинает медленно снимать слои металла с корпуса. Холод обдает стянутую ожогами кожу, живот втягивается вовнутрь от каждого вдоха. Зрачок начинает сужаться до точки. Ослепленная миодезепсией, Кассини сдавленно застонет, когда в стык плоти и металла вонзается холодный плоский штык. От небольшого давления он разделяет две сущности, в ноге появляется небывалая легкость.       – Только ветер гудит в проводах, тускло звёзды мерцают…       Она все еще способна понимать язык, на котором поет ученый. Грубый и рычащий, он напоминал колыбельную песню, пока руки в перчатках отрезали провод за проводом. Каждое отсечение передает такой болевой импульс, что аж дыхание перехватывает. Кассини жмурится. Комната кружится, это результат введения нейропозина. Из-за него все металлические конечности и органы ощущаются особенно остро, как инородный объект в организме. Сердце, облицованное силиконом и пластиком, часто-часто сокращается из-за поглощающего тельце мандража и страха.       Скорее бы это закончилось. Скорее бы оно уже прекратилось! Во рту копится солоноватый привкус железа, но то не кровь. Зубы трутся друг о друга, металл о кальций, и ей грубо толкают в рот резиновый эспандер. Таких на операцию понадобится много — сила смыкания челюсти настолько велика, что при желании может перекусить кусок древесины. Болит! Мучительно ноюще, как если по оголенным нервам водили колючей проволокой, как смычком по струнам. А еще это длится, и длится, и длится, и не перестанет еще долго. Пахнет спиртом. Места стыка обрабатывают, сейчас начнут соединят. Кассини напряглась, но ей на лоб внезапно ложится теплая мозолистая ладонь.       – Смерть не страшна, с ней встречались не раз мы в степи…       Прерывистый скулеж режет тишину. Девушка выгибается, когда холодный металл касается нежной кожи. Она видит образы, другие, чужие. Видит пламя, которым она охвачена, видит плавящиеся лопасти вертолета над головой. Удивительно, но в тот момент боли не было. На смену ужасу пришло смирение и безразличие. Фатализм свойственен тем, кто хоть раз прикоснулся к грани жизни и смерти. У этих ребят всегда был негласный договор между собой — ты даешь, я забираю. Они обмениваются поэтами, учеными, творцами, а она, видимо, была настолько скверным подарком, что сама смерть ее отвергла. Улыбнулась из вежливости и отложила в дальний ящик. Засмеяться бы, да момент неподходящий.       Вот бы отключиться. Потерять сознание и связь с реальностью, как полупустую пачку жвачки на дне глубокой сумки. Как потерять ключи, которые ты минуту назад держал в руках. Горящий вертолет меняется на глубокий бассейн с маслянистой вязкой жидкостью цвета нефти, вот только это не жидкость вовсе, а руки, или змеи, или кабели проводов, все они цепляются за нее, опоясывают шею, залезают в уши и ноздри. Это проделки нейроинтерфейса — при слиянии и компиляции данных он принуждает работать разные части мозга, иногда несколько сразу, и вот он выдает эти странные образы. Маковое поле, напоминающее море крови, ветер гнет тонкие стебли, и кажется, что эта волна идет на тебя с удушливой сонливостью. Ви знает, что делать: попытаться хотя бы на долю секунды вырваться в реальность, увидеть что-то или услышать; представить, как этот образ становится тросом и держаться за него. Вот только дерни два раза, дерни три, и никто все равно не вытащит. Карабкаться придется самой.       Что-то не так. Обычно забвение не так утомляет. Не так иссушает. Словно между шестерней положили кусок стекла, и теперь его осколки хрустят между зубчиков. Ученые снова придумали новшество, а ей рассказывать вовсе не обязательно, она не более чем продукт многократной переработки — стоило им найти оптимальный способ поддержания ее жизнедеятельности, как надобность в осторожности отпала. У них уже есть формула успеха, последовательность действий, после которой кусок мяса с высокой долей вероятности выживет, можно размахнуться. Только успевай адаптироваться. Не переставай быть полезной. Если не успеешь – это уже твои проблемы, и решать их только тебе. Зато больше не нужно беспокоиться обо всем остальном. Государство выдаст и койку, и работу, и крест. Покажет куда идти, скажет, что делать. Оно делает это из заботы, а еще потому что это ее гребанная работа. Если ты думаешь, что твоя задача, как военного, убивать, и с помощью пролитой крови менять мировой порядок, ты ошибаешься. Ты рычаг. Весомый аргумент в споре. Само оружие в руках врага — это возможность, а возможности люди боятся куда сильнее, чем самого действия.       Мастерство и страдания идут рука об руку. Твои пальцы будут кровоточить. Твои ноги будут болеть так сильно, что даже сидеть и спать будет невыносимо. Ты не сможешь называть себя «хорошим солдатом», пока командиру приходится объяснять план как идиоту, или, упаси б-же, повторять приказ дважды. Ты всегда хотел быть полезным, но разве только так можно принести пользу своей стране? Ви порой ловила себя на мысли, что из нее мог бы выйти неплохой врач. Жаль, что денег на колледж не хватило. О, или рок-звезда! Но у нее не было гитары. Может, хотя бы неплохая мать? Возможно, если бы она не поставила собственноручную подпись в контракте, едва ей стукнуло девятнадцать. Забавно.       Реклама контракта написана простым и понятным языком – на таком же языке написаны почти все событийные новости, от местного ограбления до забавного момента на дебатах в другой стране. Эти новости написаны максимально просто и понятно, чтобы даже самые юные читатели новостных каналов поняли, кто злодей, а кто американец. Контракт написан на другом языке. На нем пишут новости не для обывателей — финансовые вопросы, ипотечные споры, все, в чем ты, по-хорошему, должен разбираться, но не сможешь, ведь половина текста наполнена непонятными словами. Система неустойчива и шатка. Любое событие способно качнуть эту конструкцию. Те, чьи кошельки и счета рвутся от обилия нулей, даже не заметят этого, а те, кто едва сводит концы с концами в полной мере ощутят этот толчок. И читая контракт, ты не получишь сносок с пояснениями, это не "Война и мир", где в конце книги будут переводы всех французских фраз. Это документ, который разделит твою жизнь на до и после.       – Валери. – От мыслей отвлек вкрадчивый голос ученого. Он лучезарно улыбнулся, взял ее за подбородок и заставил опустить голову. – Смотри, какие у тебя ножки. Мы установили в них амортизирующую систему. С учетом своего веса, ты можешь выпрыгнуть из окна пятого этажа и приземлиться на свои лапки, как кошка, и ничего не случится! Смотри. Смотри, Валери.       Резиновые фиксаторы больше не держат. Океан нефти стал мельчать и сдуваться, как детский батут в конце праздника. Невидимые руки больше не пытаются поймать и утащить на дно. Валери ощутила, как воздух начинает медленно наполнять ее легкие, раскрывать, как паруса, и также легко выходить. Взгляд сам собой опустился ниже, где уже двигались не по собственной воле механические сервоприводы — две ноги, сделанные полностью из металла. Незащищенную кожу на груди и животе снова укрывал металл. Так ей уже привычнее. Приятнее. Осознание, что не всякая пуля теперь доберется до плоти, вызывает чувство защищенности. Это результат долгой и кропотливой работы мозгоправов, или как их называли солдаты — кровельщики, за ремонт «протекающей и едущей крыши». Внушение настолько сильное и убедительное, что без какой-либо функции жить уже нельзя. Ноги работают. По крайней мере, они шевелятся. Три гибкие части стопы сжимаются и разжимаются.       – Встань. Пройдись. Мужчина с сильным русским акцентом отошел от платформы. Он не спешил помогать своему творению, полностью доверил ей это непростое дело, а сам устало сел на крутящийся стул, с заинтересованным, почти охотничьим интересом, наблюдал за этим. Валери свесила ноги с койки. Холод кафельного пола остался неведом, на стопах просто не было датчиков. Центр тяжести перешел на руки, упертые в платформу, а затем стал постепенно распределяться на ноги. Почти сразу возникла дрожь — неопытная система металась от связок к связкам, не зная, куда деть столько веса. Это не длилось долго — когда нейроинтерфейс окончательно взял контроль над новыми деталями, он умело имплементировал процесс ходьбы. Вот так, в свои годы, Валери снова училась ходить. Этот процесс занял около двух минут, хотя у остальных занимал до года. – Очень хорошо. Сделай шаг.       Валери поймала в толпе ученых лицо Меньшеня — азиат был единственным, в чьих глазах можно было прочесть сочувствие. Первый шаг заставил стиснуть зубы и припасть на колено. После второго ее опасно накренило вбок, и все же падения удалось избежать. Третий, самый длинный, был тверже остальных, но все еще слабым, благодаря усилию воли девушка смогла выпрямить спину и расправить плечи. Кабели в висках тяжелели с каждой секундой, и, кажется, кто-то из толпы прочел ее усталость и отключил.       «Прощай, Большая Машина.» – подумала Валери напоследок.       «Тебе не стоит им доверять. Они обращаются с тобой плохо.»       Странная чужеродная мысль ушла так быстро, что девушка даже не успела осознать, ее ли это мысль, или принадлежащая кому-то другому. В попытке скрыть заметное замешательство, она сделала еще несколько шагов, пока не оказалась рядом со столом, где лежали ее вещи. Ученые начали обсуждать что-то за ее спиной, хвалить друг друга, а Ви хотела как можно скорее отсюда сбежать. Она даже не уделила внимания новой маске, молча нацепила ее на лицо и, пошатываясь, вышла в коридор.       Он длинный. С каждым шагом кажется, что последняя дверь все дальше. Кожи нет, она не может потеть, но девушку бросает то в жар, то в холод. Ей кажется, что ноги снова подкашиваются, хотя системы продолжают убеждать, что все в порядке. Пульс слышен в ушах, как раскатистые удары в барабаны. Безумная навязчивая идея — прыгнуть в окно. Или свернуть в другую сторону и выйти из крыла. Сделать так, чтобы о тебе забыли, молиться, чтобы у докторов просто не нашлось на тебя времени. Нет, верните ее на поле боя, выдайте хоть саперную лопатку, или черенок от нее, и бросьте там, забудьте о существовании, будто и не было. Когда растущее чувство паники начало выходить глухим мычанием вместе с выдохом, она ощутила, что ее мягко берут под локоть.       – Давай-ка помогу. – доктор Меньшен улыбнулся, хотя делал это крайне редко. – Сегодня на психологическом тесте я тоже буду присутствовать. Так что все в порядке. Все хорошо. Мы быстренько все прогоним, и ты пойдешь отдыхать. Я, кстати, скачал тебе фильмы про пиратов, как ты и просила. – за его легким ненавязчивым бубнежом дорога кончилась за секунды. Валери снова вывели в помещение, на этот раз не такое большое, не такое обставленное и заваленное техникой. – Кстати, если пойдешь быстро, может еще успеешь пообщаться с гостями. Они еще не ушли.       – Правда?       Она неосознанно выдала некое облегчение в голосе.       – Ага. Я предложил Фостеру рассказать о более ранних проектах, так что они там надолго застряли.       – Запер их с Фостером… жестокий ты… – вымученная улыбка прорезалась на губах. – Ладно, все равно не отвяжешься.       – Не-а.       Их уже ждал просторный белый стол с компьютером, провода с датчиками на конце и крайне уставшая блондинка в квадратных очках. Ее этот процесс увлекал ровно столько же, сколько процесс роста травы. Однако, сегодня проводов было куда больше. Их крепили по всей голове, даже на подбородок, и самый болезненный штекер вошел в разъем, где должно быть ухо, но у нее их не было, ни левого, ни правого. Комната пуста. Лишь стол, трое человек и две камеры для группы людей за стеной.       – Сегодня вам был вживлен искусственный интеллект. – монотонно сказала блондинка. – Его зовут Айзек, и теперь он будет помогать вам во многих вещах. С его полным функционалом вы ознакомитесь из журнала, а сейчас мы проверим успешность интеграции с вашей психикой и нейроинтерфейсом.       – Чего? Какой интеллект? Когда вы успели? – Валери испуганно приподняла брови. Она не слышала чужих голосов и не заметила изменений в работе нейроинтерфейса. Шутят что ли?       – В качестве нового теста вы будете отвечать на вопросы. Задание первое. Я буду зачитывать вопрос. – блондинка, кажется, не слышала ничего. Ее интересует только результат. Итог этого опыта. – Вы обязаны дать ответ. Любой, какой вам посчитается правильным. Приготовьтесь. – Ви сжала руки в кулаки до мерзкого скрипа, но промолчала. Правила игры снова изменились. Как победить, или хотя бы не проиграть, когда не знаешь, как себя вести и что делать? Одно ясно: сейчас нужно отвечать на вопросы.       – Меня раздражают ошибки других людей. Приказ.       – Что?.. – Валери повернула голову на Меньшеня, будто пыталась найти ответ в отражении его глаз. Но пусто. Он лишь с сочувствием смотрел на нее в ответ.       – Я испытываю сострадание к тем, кому причинила боль. Приказ.       – Испытываю, конечно…       – Меня пугают громкие звуки и вспышки. Приказ.       – Нет…       – Мне хочется навредить человеку, который хочет навредить мне. Приказ.       И тут что-то в голове стало тянуть ее. Не физически, но эта манящая сила оказалась сильнее языка.       – Приказ…       – Что вам снится в последнее время? Приказ.       – Приказ…       – Что вы испытываете, держа на руках младенца? Приказ.       – Приказ.       – При виде умирающего товарища, что вы сделаете? Приказ.       – Приказ.       И ощущение неправильности и растерянности исчезло. Это как… смотреть на пламя и бояться его. Как ощущать запах добычи и идти по следу. Это доверие к чему-то базовому и первобытному, будто мозг получил долгожданную передышку, и вместо него теперь работают другие силы. Это и есть искусственный интеллект? Это он заставляет ее давать правильные ответы?       – Хорошо. Тест второй. – блондинка достала планшет. Тонкий аллюминиевый корпус блестел в свете холодных ламп. – Сколько получится, если я извлеку квадратный корень из разности семиста десяти и трех?       – Двадцать шесть целых, пять тысяч восемьсот девяносто пять десятитысячных… – ответ пришел к ней мгновенно, не требуя времени на раздумья. Будто она всю жизнь жила с этим числом. Однажды выучила в книжке, запомнила ради одного момента.       – Хорошо. Вы свободны.       Это звучало так сладко, так нужно! Будто бешеную собаку спустили с цепи. Валери даже не обернулась на Меньшеня, а тот, судя по всему, какое-то время пытался ее нагнать. Нет, прочь! Подальше от белых халатов, запаха стерильности, кабелей и резиновых жгутов! В топку их оценивающие взгляды, долой высокомерное бормотание! А дышать снова будто бы нечем. Чему радоваться? Тому, что в ее голове засел паразит? Валери сокрушенно опустила плечи. Руки, дрожа, поднялись к голове и впились в стыки деталей. Где-то там, в микросхемах и проводах, живет какой-то интеллект. Приказывает ей, что делать? А будет ли? Зачем он там? Никто его туда не звал! О, как мучительно! Она будто ощущает это движение где-то там, между складок извилин. Нет, это в ней говорит усталость. И голод. И чужой голос?       – Ви. – внезапно кто-то взял ее за запястья и заставил поднять руки. Когда глаза открылись, зеленый маркер в виде рамки взял силуэт Накса, выделяя среди остального. Дружественная цель нависла над ней, но не угрожающе, а скорее наоборот, будто укрывая от целого мира. – Я знаю. Мне тоже поставили. Я здесь.       – Как они посмели… это уже переходит все рамки…       – Говори потише. – Накс плавно опустил ее руки. – Пойдем. Обсудим в комнате.       – А Призрак и Соуп? Они еще тут? – с надеждой спросила она.       – Только что улетели. – он пожал плечами, даже несколько раздраженно. – Ты что думаешь? Фостер от них так легко отцепится? Не в этой жизни. Пошли.