Грани

                   Смертные всегда казались Локи до омерзения скучными. Особенно своим стремлением все систематизировать, упорядочить, а после дать название, как манифест собственной гениальности, что было смешно, учитывая, сколь мало они знали о мире и о себе. Одна из их бесчисленных систем: «Пирамида потребностей Маслоу». Согласно теории Маслоу, смертные удовлетворяют свои потребности, двигаясь от низших к высшим — будто без этой системы они не смогли бы решить, чего хотят больше: удовлетворить голод или вкушать удовольствие плотских утех, называя ее большой и чистой любовью, с риском отойти в мир иной от голода. Откуда все это было известно самому Локи, который смертным уж точно не являлся? Сначала братец, что их превозносил, потом захваченный астрофизик и боевой агент, да и не только они — источников всегда было предостаточно. И не сказать, что асгардец пылал жаждой подобных знаний, но если смертным причины для того, чтобы испытывать омерзение, не всегда так уж нужны, то ему было необходимо знать прежде, чем вынести свою судейскую оценку.

«— Снова ты? — спросил Старк, отвлекаясь от того, чем занимался до этого. — Что-то ты зачастил в качестве моей галлюцинации. Интересно, почему… В этот раз отвертка с резьбы не соскользнула, дыхание не сбилось. Но сердце смертного все равно зашилось часто-часто, что не ускользнуло от асгардца — от него вообще было практически невозможно что-то скрыть. — Быть может, все из-за того, что из всех прочих смертных желаешь видеть именно меня? — Локи обернулся к нему. — Интересная теория, — Тони присел на подлокотник стоящего неподалёку изъеденного молью дивана. — Думаешь, канал переключить никак нельзя? Я бы с удовольствием развлекся с красоткой Романофф… — с наигранной мечтательностью закатил глаза, на миг прикусив нижнюю губу. — Ты же видел ее? Настолько же двулична, насколько и горяча…»

Что сказать? Старк, кажется, даже не особо подбирал слова — те просто вылетали из него «по привычке». Он избрал свою любимую и проверенную временем и многими другими тактику: «защита словоблудием». Честно? Локи был даже несколько разочарован, хотя и нельзя сказать, что ожидал слишком многого, ведь Старк все же смертный, пускай и отличался от остальных, но поставить асгардца в один ряд с теми «многими» — слишком опрометчиво. С самого начала Локи планировал разговор. И речь не о тех душевных и доверительных разговорах, которые так любят устраивать смертные по поводу и без, нет, скорее уж, имелся в виду тот разговор, где слово цепляется за слово, образуя собой диковинный узор, режущий острыми гранями фактов, разбавленный туманным маревом недосказанностей. Вот только говорить со Старком сейчас не имело никакого смысла — смертный был не готов к разговору, слова просто не найдут дорогу под его толстый череп. Именно поэтому Локи изменил изначальный план и вместо бесед, решил проникнуть чуть глубже, обойти защиту из пустых речей и посмотреть на то, что Старк за ней скрывал — не глубоко, не в самую суть, а просто… чуть глубже. То, что произошло дальше, не входило в изначальный план, зато стало деталью нового, рождённого на плодородной почве импровизации и не противоречащего тому самому «изначальному». Локи захотелось просто немного поиграть, «совместить приятное с полезным» — как любят говорить смертные. Эту «игру» ещё в детстве придумал он сам, назвав «обмани себя сам», на деле же это простенькая иллюзия, где обретает голос не то, что скрыто под черепом, осознанное, структурированное и подчиненное тем бесчисленным системам, которые смертные так любили, а то, что находится глубже и не подчиняется четкому осознанию. В чем все заключалось? Погрузить в иллюзию, но при этом лишь поддержать, а контроль передать чужому подсознанию — именно чужое подсознание позволит проникнуть глубже и само позволит в итоге увидеть и почувствовать смертному то, что тот хочет, скорее всего, даже не подозревая о собственных желаниях, поэтому и… «обмани себя сам», ведь непосредственное участие Локи будет лишь в самом начале. Да, у асгардца было не так уж и много сил, но эта «игра» и не требовала больших магических затрат, лишь тонкой работы с разумом.

«— Но ты видишь именно меня, — отозвался тем временем Локи. — Это о многом говорит, не считаешь? — О том, что я окончательно свихнулся?»

Так все началось. Именно этот обмен репликами стал своего рода первым аккордом зарождающейся мелодии — как приветственное соприкосновение клинков фехтовальщиков, где один из противников проиграл ещё до начала поединка. Одно мгновение. Именно столько понадобилось времени, чтобы все изменилось — даже сам воздух будто бы стал гуще, холоднее. Локи оказался за спиной Старка — так быстро, что тот даже толком не смог уловить этого перемещения, не то, что среагировать, хотя это и неудивительно, ведь между смертным и Богом… всегда будет непреодолимая пропасть различий. Старк замер в его руках пойманной хрупкой птицей — вырвать ему его и без того сломанные крылья было бы слишком легко, но Локи не стал этого делать, ему это было не нужно. Смертный, кажется, даже дышал… неглубоко, часто, каждый раз невесомо соприкасаясь тонкой кожей шеи с лезвием, чувствуя холод металла, будто бы понимая, с какой легкостью можно было оборвать его жизнь на середине следующего вдоха, оросив все вокруг россыпью кроваво-красных рубинов. Надо думать, что именно в этот момент сомнения Старка в том, настоящий ли Локи или плод его воображения, развеялись. Асгардец немного и ненадолго приподнял свою «маску», позволяя смертному увидеть лишь краткий блик себя настоящего — своего рода дар, который тот вряд ли оценит в силу обстоятельств. Пусть и только на короткий миг, но больше не было актера, блистательного лицедея, изнеженного принца Асгарда, склонного к театральным жестам и плетению словесных паутин. Здесь и сейчас рядом со Старком, был не тот, кого он встретил когда-то на площади, перед ним был кто-то гораздо опаснее и беспощаднее… Именно тогда иллюзионная ловушка захлопнулась, не позволяя разуму Старка вырваться, оставляя ему лишь один путь — направлять иллюзию, в которой он оказался. Настоящий Локи отступил, разрывая расстояние, убирая кинжал в ножны, иллюзорный же остался стоять за спиной Старка, удерживая его — именно так пожелал смертный.       — Кажется, я уже говорил тебе это, смертный… — Локи слышал голос своего иллюзорного двойника. — В этом и есть одно из фундаментальных отличий между нами. Одна лягушка с самого рождения жила на дне колодца. Оттуда она видела маленький кусочек неба и утверждала, что небо и есть такое маленькое с ладошку. Но так ли это на самом деле? — лезвие царапнуло кожу, заставляя проступить пару рубиновых капель, но это тоже не более, чем обман — подобная иллюзия не способна нанести реальный вред. — Теперь я настоящий? Или мне действительно стоит вырвать твой позвоночник, чтобы развеять последние сомнения? Локи с удобством устроился на диване, — смотрелось это весьма гротескно, учитывая потрёпанное состояние самого дивана и царственность асгардца, но он даже не поморщился — наблюдая за представлением. Оно, конечно же, не имело столь же впечатляющий размах, как-то, что было в Нью-Йорке, но оставалось по-своему интригующим — было любопытно, сколь далеко в своих желаниях способен зайти этот смертный и что же творится у него внутри… не в разуме, нет, а много глубже. Что сказать? Старк из себя представлял запутанный клубок противоречий. Страх был — было бы удивительно, если бы его не было вовсе, ведь он есть во всем живом, даже асгардец чего-то боялся, а о смертном и говорить не стоило. Но был не только лишь страх. Радость шла рука об руку с азартом, им на пятки наступала досада, разочарование, бессилие, усталость, отчаяние и раздражение, даже злость — гремучая смесь. Что ещё? Множество вопросов. Локи не копал глубоко, но вполне мог предположить, что в голове Старка крутилось нечто вроде: «Как он выжил?», «Почему он здесь?», «Пришёл отомстить?», «Почему из всех пришёл именно к нему?», «Зачем?». «Как?», «Почему?» и «Зачем?» всегда были излюбленными вопросами у смертных, не нужно даже читать их мысли, чтобы знать это. Слишком много всего для одного хрупкого человека. Старк сглотнул слишком явственно, чтобы это пропустить.       — Ты вроде давал мне выбор, разве не так все было? — смертный отчаянно пытался сохранить за собой привычную браваду, уверенность и изрядную долю непринуждённости.       — Все так, — в согласии иллюзорного асгардца слишком четко чувствовалась усмешка. — Ты выбрал неправильно. Кто-то же должен указать на твои ошибки, смертный?       — Ты не убьёшь меня, — негромко сказал на это Старк, хоть от него какого-либо ответа не ждали. Эта непогрешимая уверенность забавляла. Но, если подумать, не так уж он был и не прав. Иллюзорный Локи не сможет его убить, даже если сам Старк желал себе смерти. А у реального ничего подобного в планах не было — этот смертный был слишком важной деталью грядущих событий, чтобы сбрасывать его в утиль хотя бы от той же скуки.       — Ты уже говорил нечто подобное, смертный, — снова заговорил иллюзорный Локи. — Кажется, я тогда спросил… Почему ты так стремишься оправдать мои поступки? Приписать несвойственную мне добродетель?       — Здорово, что у тебя такая отличная память, — Тони попытался, видимо, «незаметно» хоть немного отодвинуться от лезвия, но ничего не добился, ибо оно оказалось лишь ближе — осталось только провести, и будет тонкий, неглубокий разрез, как от бумаги. — Я тогда ответил… — вдох слишком глубокий, из-за чего лезвие стало давить чуть сильнее, оставляя о себе напоминание легкой вспышкой боли где-то в мозгу, но иллюзорный Локи даже не подумал отстранить или убрать свой кинжал, хотя точно знал, что происходит и что для простой угрозы уже явный перебор. — Добродетель? Отнюдь. Я думаю, что ты продуманный сукин сын, — договорить фразу ему, похоже, было важнее, чем уберечься от лезвия.       — Мне одно лишь неведомо… — протянул в ответ иллюзорный Локи. — Почему ты так настойчиво каждый раз упускаешь один важный нюанс? — все так же шепотом. — Ты слишком ограничен, смертный. Учись смотреть шире на этот мир.       — Ты это… о чем? — хрипло, с легко улавливаемым напряжением.       — Убийство — не всегда означает окончательную смерть, мой дорогой смертный. К примеру… Лезвие одаривает лаской тонкую кожу, оставляя неопасный, скользящий порез, через который проступает пара рубиновых капель — уже второй по счёту. Одно невесомое движение кинжала по коже, и весь апломб, вся наглость и бравада… все это будто срезано, как нечто лишнее, совершенно ненужное сейчас. Старк даже не издаёт и звука, лишь безмолвно размыкает губы. Сердце пропускает удар, чтобы забиться вновь с удвоенной силой. Судорожный вдох, словно бы в инстинктивном страхе, что тот и правда может оказаться последним. Но все это… без глупых шуток и острот, служивших защитой, без болезненного стона, без шипения, без единого звука. У смертного определенно сложилось своё по-особенному исключительное видение асгардца. Старку все представлялось так, словно его загнали в капкан, а жизнь может оборваться буквально на следующем вдохе — так виделось и со стороны. Но истина заключалась в том, что иллюзорный Локи не сделал бы ничего, что не совпало бы с желаниями смертного — Старк жаждал того, что происходило до ломоты в своих хрупких костях, хотя вряд ли подозревал об этом. Утягивая смертного в иллюзию, Локи выстроил множество предполагаемых сценариев. И нет, ему было неведомо, как все сложится. Ведь этот трюк в юности придумал именно, как игру: да, подобное позволяло узнать то, что запутавшийся в иллюзии скрывал даже от самого себя, но это все же игра, где сознательно оставлен элемент неизвестности, который, впрочем, всегда оставался до горчащего разочарования предсказуемым. В этот раз у Локи тоже были весьма предсказуемые предположения, но… Ни одно из них не подтвердилось. Старк, ни о чем не подозревая, в очередной раз ломал и переписывал его сценарии, укрепляя за собой фигуру «ферзя» и рождая интригу, за развитием которой было действительно интересно наблюдать.       — …я могу убить тебя, но вряд ли тебе стоит волноваться об этом, ведь я верну обратно до того, как душа покинет тело. И, поверь мне, это может продолжаться бесконечно и вряд ли надоест мне так скоро, что я позволю тебе ускользнуть. А иллюзорный Локи вместе со Старком своё положение изменили. Теперь смертный оказался беспомощно прижат к стене — взгляд растерянный, почти расфокусированный, а его сердце стучало так, что слышно на весь амбар. Сотканный из иллюзий Бог Обмана стоял слишком близко к человеку. Наверное, в видении Старка подобная близость была угрожающей, но настоящий Локи, наблюдающий за всем, как зритель с самым лучшим видом на сцену, мог с уверенностью сказать, что чтобы навредить смертному кинжалом, подобная близость была вовсе необязательна — лично асгардец мог это сделать, не вставая со своего места, но… кто он такой, чтобы вмешиваться в чужие фантазии и желания, верно? Локи сидел на диване и с исследовательским интересом наблюдал, как его иллюзорная копия коснулась Старка: пальцы коснулись щёк, очертили скулы по самому краю и развернули голову вбок, позволяя увидеть мутное зеркало, отражавшее их обоих — его и асгардца.       — Кто бы мог подумать, что ты можешь быть таким послушным… — по-мягкому бархатисто хохотнул иллюзорный Локи. Старк на это рвано и с шумом выдохнул. И в этом выдохе можно было расслышать тихое «заткнись», как обрывок той былой защиты, от которой так ловко и легко избавил его кинжал, по-своему «обнажая» перед асгардцем всего парой движений. Кинжал вновь коснулся кожи, повторил тот же путь, что совсем недавно прочертили пальцы иллюзорного Локи, следуя по самому краю скулы. Но на этом лезвие кинжала не остановилось, оно продолжило свой путь, скользя по скуле вниз, очерчивая линию бьющейся под кожей вены, от чего та затрепетала отчаянней, будто бы с надрывом, и дальше по сгибу между шеей и плечом. Вспороть ткань побитой жизнью чужой клетчатой рубашки оказалось не сложно — одно мгновение и ткань в районе левого плеча расходится в стороны ровно по шву.       — Что ты… — совсем тихо на ещё одном выдохе, что едва ощутимо дрогнул где-то на середине. — …черт возьми, творишь? Ответом ему снова служит смех. Хотя тот, скорее, можно было назвать «смешком» — короткий и тихий. И он лишь сильнее затягивает Старка, глубже в выстраиваемую разумом смертного иллюзию.       — Помнится, ты жаждал ответов… разве нет? — протянул иллюзорный Локи, в то время как ткань клетчатой рубашки расходилась в стороны все сильнее, пока не упала к ногам никому-ненужной тряпкой — полумрак хибары окрасился холодно голубым свечением реактора в груди Старка. — Считай это возможностью их получить. Ты же не думал, что получишь их даром? — лезвие, дразня своей остротой кожу, скользило по груди. — Смертные во все времена жаждали ответов. Ты не первый и не последний… Тони Старк…       — Что… — сглотнул. — …тебе нужно?       — Неужели всезнающий Тони Старк так плохо знает историю своих предков? За этим вопросом последовала молчаливая пауза, одна из многих. Надо сказать, настоящий Локи тоже бы промолчал, расставляя эти самые «паузы» в ведомом лишь ему порядке, будто бы создавая свою неповторимую мелодию, которая даже после того, как отзвучит, ещё долго будет скользить по нервам искусным смычком — ещё один из элементов контроля. И Старку, несмотря на все его своеволие, свободолюбие и непокорность, нравилось находиться в коконе чужой воли — кто бы мог подумать?..       — Как я уже говорил, смертные во все времена жаждали ответов и знали, что не получат их даром, — иллюзорный Локи говорил негромко. — Они приносили жертвы, платили тем, что орошали горячей кровью свои тела и стылую землю, надеясь, что Боги увидят их готовность к страданиям, жертвам, и обратят внимание на страждущих, — голос был тягучим, оплетая Старка незримыми нитями, создавая мудрёную и неповторимую в своём узоре паутину, которая затягивала, окончательно запутывала так, что не выбраться. Лезвие скользнуло по коже на груди, недалеко от реактора, прорезая ее, пусть и неглубоко — рубиновый росчерк. Старк дрогнул, его глаза распахнулись, а губы приоткрылись — кинжал будто бы извлёк из него звук, не чёткий, совершенно неопределённо виртуозно балансирующий на тонкой линии меж трёх граней: сдавленным «ох», стоном и судорожным вдохом. Однако при всем при этом смертный даже не попытался сдвинуться с места, уйти от угрозы, которая была вполне реальной. Нет, он стоял на месте — эдакий отзвук его природного и неистребимого упрямства, которое пропитало, казалось, не только разум, но и каждую клеточку его хрупкого тела. Иллюзорный Локи перевернул кинжал плашмя, позволяя выступившим каплям крови окрасить холодный металл контрастно алым цветом. А после под взглядом все ещё распахнутых глаз Старка, скользнул своим языком по самому краю лезвия, ловко избежав порезов, слизывая его кровь, подобно вкуснейшему нектару.       — Хочешь ещё? — спросил иллюзорный Локи. — Или… быть может, ты хочешь, чтобы я остановился? — его голос проворным змеем проникал внутрь, прямо под кожу смертного, как самый настоящий наркотик, заполняя собой без остатка, учащая пульс, разгоняя кровь и затуманивая разум. В голове настоящего Локи вспышка. Обугленный по самым краям клочок собственного прошлого непрошено встает перед глазами с поражающей, почти режущей четкостью.

«Удар следовал за ударом. Паузы слишком выверенные, короткие — длинной в один рванный вздох и три, будто бы заговоренные, буквы, которые срывались с его языка, как на повторе. Первый тихий и болезненный стон срывается — когда сила и выдержка расходилась глубокими трещинами, никому ненужной пылью осыпаясь к ногам. Чужая рука запутывается в волосах, сжимает их, оттягивает, заставляя невольно запрокинуть голову, выгнуть шею — эта боль в сравнении с предыдущей была своего рода передышкой, слишком незначительная, чтобы обращать на неё внимание, но с губ Локи все равно срывается тусклый болезненный стон, как эхо предыдущего. — Как думаешь… закончим на этом? — до слуха доносится вопрос. — Или считаешь свое наказание недостаточным? — чувствовалась насмешка, неприятно оседающая на обнаженном, словно оголенный и незащищенный ничем нерв, теле. Эти два вопроса всегда звучали, стоило первому стону сорваться с губ — своего рода кульминация. Они могли считаться бессмысленными, должны были считаться таковыми. На деле это было ещё одним ударом, по-своему заключительным, контрольным и… унизительным, ломающим асгардца до хруста, который слышал лишь он и больше никто. Его словно заставляли признать вслух, что он не заслужил пощады, лишь больше ударов. Приводили к пониманию и принятию того, что согласен с тем, что вёл себя недопустимо, что заслужил наказания, хочет его, нуждается в нем. И это разъедало изнутри, практически убивало. — Ещё… — почти просяще. Оглушающе громкий смех, больше похожий на скрежет, заставивший содрогнуться, был ему ответом. Оборвался он лишь с новым ударом, что без жалости рассек кожу. И он был не последним…»

Сейчас Старк до боли напоминал его самого, становясь будто искривлённым отражением. И это искривление было в том, что он не находился в плену — несмотря на то, что иллюзия убеждала его в обратном, в том, что жизнь его могла оборваться в любое следующее мгновение, какая-то особая инстинктивная уверенность в том, что он не погибнет от рук асгардца была, что и становилось главным отличием.       — Ещё… И стоило этому, будто бы заговоренному, «ещё» прозвучать, как лезвие вновь прошлось по коже. Снова скользяще. Оставило свой тонкий и выверенный след чуть выше правого соска. Мышцы Старка на груди напряглись, инстинктивно реагируя на «прикосновение», к которому явно не привыкли. Снова вспышка. Прямо как тогда на площади, перед стариком. Не к месту. Не ко времени.

«Рваный вздох сорвался с губ Локи. Первый удар. «Ты все будешь осознавать, будешь понимать.» В этот раз это был кнут, вот только состоял из той магии… чёрной, как деготь. Он рассек воздух с пронзительным свистом, оставляя четкий след на коже. Первый удар всегда слабый. Больше жалящий, чем причиняющий реальную боль. Но легче от этого не становилось. — Ещё… — проговорил Локи, смотря в стену невидящим взглядом. «Хороший мальчик. Послушный.» Второй удар. «Но не сможешь сопротивляться.» Гораздо сильнее первого. Он рассекает кожу так, словно по ней проводят остро заточенным лезвием, едва касаясь, невесомо. Выступают первые капельки крови. Они тускло блестят, как крохотные рубины. — Ещё… «Хороший мальчик. Послушный.» Третий удар. «После каждого удара ты будешь просить «ещё».» Кнут прорезает кожу. Теперь это не пара рубиновых капель. Рана тонкой чертой теперь украшает бледную с выступающими позвонками спину. Локи сжимает зубы так, что скулы буквально сводит, превращая в камень. Руки в кандалах дёргаются под аккомпанемент звона тяжелого металла. Но асгардец не издаёт ни звука, кроме… — Ещё… «Хороший мальчик. Послушный.» Четвертый удар. «Ведь ты плохо себя вёл.» И снова ни звука, кроме того, единственного «ещё…». Локи терпит. Терпит несмотря на то, что раны становятся все глубже, что с каждым новым ударом слышит треск внутри себя. Глубоко. И этот треск лишь набирал силу. — Ещё… — хриплым шепотом, на грани слышимости. «Хороший мальчик. Послушный.» Пятый удар. «А когда питомец ведёт себя плохо, он получает наказание.» Физическая боль… она есть. Ее не проигнорировать, не уменьшить. Тело слабо реагирует, инстинктивно дергает. Мышцы сокращаются под звон кандалов. Но терзает Локи не эта. Та боль, что внутри, ударяет гораздо сильнее, обжигает нутро каленным железом после каждого покорного «ещё…». Эти раны не залечить никакой магией, никакими целительными зельями, от них не избавиться. Они будут кровоточить, теряясь в знакомых петлях бесконечности. — Ещё…»

Но в этот раз воспоминания не заставили дрогнуть. Локи сохранил самообладание, все так же наблюдая за происходящим. Смог сдержать свой личный «ад» под замком, не дав ему прорваться.       — Может, мне теперь остановиться? — снова спросил иллюзорный Локи.       — Ещё… — и это было казалось единственным возможным ответом. Старк явно ожидал нового прикосновения, под которым разойдётся кожа, пуская тонкие рубиновые нити стекать вниз, жаждал его всем своим хрупким смертным существом, не только лишь телом. Но… Этого не произошло. Лезвие, вопреки прозвучавшему шёпоту «ещё», так естественно ставшему единым с дыханием, так и не коснулось кожи. Лишь замерло совсем рядом.       — Разве от Богов что-то требуют? — заговорил иллюзорный Локи. — Богов просят о милости. Что ни говори, но даже в иллюзорном Локи, которого направлял Старк, было что-то от настоящего асгардца. И дело не только в последней фразе. А смертный молчал. Его молчание не было растерянным, оно было громким. Кулаки Старка сами собой сжались до побелевших костяшек. На запястьях проступили вены. Даже вне условностей привычной для себя действительности, находясь в капкане иллюзии, Старк помнил, кто он, что не из тех, кто просит о чем бы-то ни было.

«Кто он? Стена забытья внутри, казавшаяся непробиваемой, незыблемой… Первые трещины стали появляться. Был ли Локи? Асгардец попытался собраться с силами — первая попытка принять сидячее положение. Собственные икры напряглись. Ноги двигались… медленно и неохотно. Ладони стали опорой, впечатавшись в каменный пол. Он был. И… Неудача. Правая нога подвела, неудачно соскользнув, так и не став надёжной опорой. Всегда был. Локи попытался снова. И снова… тщетно. Есть и будет. Исполнить задуманное действие, такое простое в своей основе, но сложное в воплощении, получилось с шестой попытки. Кто он? Локи. Сын Одина. Сын Лафея. Брат Тора. Наследник трона Асгарда. Последний ледяной великан. Правитель уничтоженного Йотунхейма. Бог обмана и хитрости. И пока дышит… он не склонит голову ни перед кем. Не будет служить… пока жив.»

Твёрдый стержень в глубине вне зависимости от подстраивающейся личности, множества масок и обстоятельств — суть всегда будет одной и той же. Слишком похожи. Слишком похожи, несмотря на непреодолимую пропасть различий — именно эта мысль острым лезвием прошлась по разуму настоящего Локи. И он не знал, как относиться к подобному парадоксальному и невозможному сходству — слишком незнакомым было это ощущение, что переплеталось в нем нитями интриги, непринятия, отрицания и желания проникнуть в самую суть. Один шаг. Да, один шаг — ровно столько понадобилось иллюзорному Локи, чтобы уничтожить то жалкое расстояние, что ещё оставалось каким-то зыбким барьером между ними… последний рубеж, который ненастоящий асгардец преодолел, словно не заметив вовсе. Его бедро уперлось в пах Старка — одно этого хватило, чтобы возмущения, готовые вдруг сорваться с языка смертного, так и застряли беспомощно где-то в глотке.       — Зачем ты сопротивляешься? — заговорил иллюзорный Локи. — Говоришь я не убью тебя? Но ведь и ты не хочешь отнимать мою жизнь, верно? Никогда не хотел, и теперь я понимаю, как сильно, — продолжал он, в то время как его пальцы тисками сжали подбородок, разворачивая голову Старка так, чтобы их взгляды встретились. — Ты сам прошептал «ещё». Не потому, что я так сказал, нет. Ты сам этого хочешь. И я могу дать тебе то, чего ты так жаждешь. Нужно… всего лишь… попросить…       — Ты… — даже со своего места, наблюдающий за происходящим, настоящий Локи чувствовал, как Старк отчаянно пытался вернуть ощущение реальности, сосредоточиться на этом, но привычные ему едкие слова, остроты никак не срывались с языка. — Я… я не буду… просить… — буквально выдавил из себя, не желая уступать хотя бы в этом. Слова Старка эхом отдаются в голове настоящего Локи, но уже его собственным голосом.

«Я… я не буду… просить…»

И именно после них асгардец стал ослаблять тонкую паутину иллюзий, медленно стал высвобождать смертного… В ответ Старку же был лишь изгиб тонких губ в усмешке, словно иллюзорный Локи ждал именно этого, ничего более — никакой злости или раздражения, ни грамма уязвленности, ни даже зачатков разочарованности. Лишь концентрированное удовлетворение, в котором можно задохнуться.       — Значит, в следующий раз… А потом… …иллюзия развеялась. Старк в абсолютно целой рубашке стоял у стены, а Локи сидел на диване, с самым задумчивым видом листая какой-то комикс, который успел взять за мгновение до того, как иллюзия рассыпалась прахом. Все так, словно ничего и не было. «Я… я не буду… просить…» — слова Старка все ещё звучат едва различимым эхом в голове асгардца под аккомпанемент глубокого вдоха и шумного выдоха.       — И вам это нравится? — первым нарушает сгустившуюся тишину Локи. — В этом же нет никакого смысла…       — Надо… — язык смертного слушался его явно неохотно. — …надо просто… — сглотнул, скользя ладонью по лицу. — …читать с первого тома, — его взгляд оставался неожиданно растерянным, что, в общем-то, неудивительно. — Что это, черт возьми, было?.. Локи ответил далеко не сразу. Перелистнул нарочито медленно страниц пять, прежде чем заговорить — словно специально по-театральному растягивал время перед кульминацией.       — Поиграл с тобой немного, — меланхолично отозвался Локи. — Это же ты хотел прогресса в наших непростых отношениях. Как мне кажется, мы стали даже немного ближе. Не считаешь? Смертный явно ожидал услышать, что угодно, но не это. Наверное, стоило бы приготовиться к его привычным остротам. Но… Старк тряхнул головой, словно в попытке избавиться от лишних сейчас словесных конструкций, просто вытряхнуть их из своей головы.       — Ответ.       — М?..       — Ты обещал ответ.       — Ответ… — комикс в его руках захлопнулся, а взгляд сконцентрировался на Старке. — Ты не должен мне верить. Верить мне… это будет всегда твой осознанный выбор, мой дорогой смертный.       — Ты издеваешься. Нет, ты точно издеваешься…— Старк раздраженно выдохнул, пятерней скользнув в собственные волосы, видимо, пытаясь этим незамысловатым жестом хоть как-то усмирить отголоски смятения, которое так и не оставило его до конца. — Я этого даже не спрашивал… — его разочарование было слишком явственным, горечью пропитывало даже дыхание. — И даже если так… где хоть какие-то гарантии?       — Их нет, — последовал простой ответ. — В этом вся прелесть, правда?

…спустя два дня…

Собственно, тогда их встреча и завершилась на словах: «Их нет. В этом вся прелесть, правда?». Может, смертный хотел сказать что-то ещё, спросить снова, настоять на ответе, но… у него не было такой возможности. Локи больше не сказал ничего. Более того… он растворился в воздухе — буквально растаял, словно его и не было. И на эти два дня Локи действительно ушёл, оставил Старка, не наблюдая даже издали. Почему? Что же такого случилось? Ничего. Но необходимость была. Будучи в практически добровольном заточении в Асгарде, Бог Обмана слишком давно не был здесь и не представлял, что происходило у смертных с его последнего «визита». Необходимо было заполнить пробелы и… если не узнать всего, то хотя бы уловить нить происходящего со Старком. Казалось бы, можно было просто проникнуть в его голову. Но Локи не сделал этого. И не из уважения или какой-то там гуманности, за которую так уверенно цеплялся каждый раз смертный, нет. Тогда из-за чего? Все было проще, чем можно было предположить. Асгардец просто не хотел. Не хотел погружаться ещё глубже, копаться в поисках того, что действительно нужно — телепатия ему никогда особенно не нравилась, ему не нужны были чужие мысли… хватало и собственных, хотя и обесценивать пользу телепатии в некоторых случаях не стоило. Так что, пусть выяснение всего «самолично» и требовало затрат сил не только физических, но и магических, но Локи все равно избрал именно этот путь, оставляя смертного на два дня в одиночестве, «переваривать» произошедшее. Что удалось узнать? Многое. Как и предполагалось, «Мстители» между собой не контактировали. Нет, не так. Между собой они все же контактировали, но не со Старком. Ничего удивительного в этом не было: Локи с самого начала видел лишь боевые единицы, способные взаимодействовать лишь против общего врага. Так что, было вполне ожидаемо, что никто из них даже не отреагировал на «смерть» Старка, не приехал к обломкам его дома, не связался с той смертной женщиной. Да что там говорить… они даже не попытались «прибрать» тот хаос, что устроил другой смертный, называемый ими «террористом». Хотя на деле все проще. Они просто знали, что Старк выжил и ждали подходящего момента, чтобы вмешаться и «помочь», тем самым привязав смертного к себе, делая его более подконтрольным — видимо, тоже обратили внимание на его непокорность и поняли, что слишком опасно оставлять все, как есть. Честно? Выходило топорно, почти уродливо. Локи бы справился лучше. Уже справлялся лучше. Однако на то он и «Бог Обмана», а не какой-то там смертный, одержимый жадностью и своими амбициями, но ограниченный в силах и способностях, чтобы насытить свой неутолимый голод. Впрочем, сейчас не об этом… Что происходило вокруг Старка? Очень много событий. Его бывший телохранитель — которому самому был нужен телохранитель — находился в больнице. По Америке пронеслись взрывы: ответственен был за них некий «Мандарин» — по мнению Локи, прозвище грошовое и глупое, без какой-либо либо эстетики. Собственно, Старк как раз спровоцировал этого самого «Мандарина», после чего его дом и оказался разрушен, а сам он для всех умер. Что сказать? Насыщенно. Впрочем, как уже говорилось ранее, ничего другого Бог Обмана не ожидал. На самом деле, вся эта ситуация казалась мутной, какой-то безыскусной постановкой, лишенной всякой тонкости и эстетики. И, возможно, если бы Локи приложил бы больше усилий, он бы без труда вскрыл фальшивые декорации и добрался до истоков. Но это не нужно. Асгардец хотел остаться в зрительном зале, чтобы иметь возможность увидеть все со стороны. Появился, к слову, Локи в амбаре спустя пару дней. Не было никакого приветствия или подготовки — соткался будто бы из воздуха за спиной Старка, склонившегося над газетой, который, видимо, выискивал там информацию хоть о каких-то новостях или новом взрыве.       — Я думал, ты объявишься раньше, — сказал вдруг Старк, хотя и не обернулся, даже не оторвался от газеты, но он прекрасно видел Локи в отражении небольшого зеркальца, что стояло рядом. — В этот раз без своих игрушек? Или принес что-нибудь новое? — за прошедших два дня ему, похоже, удалось взять себя в руки. Старк больше не задавал те вопросы, которые неустанной пульсацией бились в его голове.       — Лучший способ заставить публику терпеливо ожидать начала представления — это уверить ее, что спектакль начнется незамедлительно…