Грани

             Надо сказать, в этот раз смертные подошли к «удержанию Бога Обмана» более обстоятельно. Прочное двойное стекло, тяжелые, толстые прутья клетки и, конечно же, кандалы, которые в этот раз практически полностью отграничивали его магию — изменения на лицо, как говорится. Хотя стоит заметить, что в последнем не было нужды, этой самой магии в нем практически не осталось — не успела восстановиться, ее едва хватало для поддержания нужного облика, но не более. И, к слову, несмотря на все эти ограничения, Локи чувствовал себя вполне комфортно. Для него это время в заточении стало той самой необходимой передышкой. Конечно, надолго в одиночестве его не оставляли по началу — жаль. Приходили агенты Щ.И.Т.а со своими жалкими попытками что-то узнать, выведать. Был и брат. Не мог не прийти. Предсказуемо завёл свои речи о том, что до последнего верил в Локи, пытался оправдать в глазах других, прощал. «Локи ждал его. Не потому, что скучал или так жаждал его увидеть, нет. Наоборот, век бы с ним ещё не встречался и не слышал голос, наполненный нарочитой и раздутой праведностью, от которой сводило зубы, а во рту тлела невыносимая горечь. Но он ждал его. Брат не мог не прийти. И это было незыблемой в своей монументальности константой. Впрочем, предсказуемость появления Тора не принесла желанного безразличия и спокойствия. Хоть со стороны это было незаметно, но Локи все еще было тяжело смотреть в глаза брату. Обжигающая злость, горечь обиды, боль от незаживших ран, а еще… еще давящая, саднящая пустота были слишком ощутимы, чтобы игнорировать, забыть обо всем. Хотелось отвести взгляд — смотреть, куда угодно, но не на лицо, что было так близко и одновременно невообразимо далеко. Но Локи не отвел взгляд. Он продолжал упрямо смотреть прямо в глаза брата, наступая на горло собственной слабости. И ни на мгновение не промелькнуло все то, что было внутри, не вырвалось наружу — асгардец искусно сохранял царственную расслабленность, несмотря на клетку и кандалы.       — Сам Тор явился… — протянул Локи хрипло, насмешливо. — Вкушаешь плоды победы, как и полагается бравому герою и защитнику своих любимых смертных… Ты выкроил время, чтобы навестить брата. Я должен восхититься твоей жертвенностью? — оскалился. — Вот только… чего ради… ты здесь?       — Я пришел посмотреть в глаза тому, кто отнял без счета невинных жизней, — отозвался Тор так, словно был не наследником, а самым настоящим властителем всех девяти миров. Честно? Подобное забавляло. Напыщенные речи из уст брата изрядно веселили с самого детства — это не изменилось с течением времени. А что? В конце концов, Тор всегда был не в ладах со своим языком. Размахивать молотом — вот его удел. А все попытки сказать что-то величественное… они всегда будут провальными вне зависимости от его стараний — просто не создан для чего-то подобного. Хотелось рассмеяться: громко, холодно, режуще, каждым звуком собственного смеха вспарывая героическую плоть собственного брата. А после… после всадить еще один нож прямо под ребра, провернуть, чтобы болью исказилось его породистое лицо. Нет, Локи не желал его смерти, не хотел мести. Единственное, чего жаждал — открыть его глаза… вот только сколь бы широко не открывались его веки, взор все равно останется трагически слепым. Тор никогда не поймет, через что пришлось пройти, на что согласиться, чтобы сохранить этот чертов маленький мирок и выжить самому. Истина… истина никогда ему не откроется.       — В глаза брата, вновь сделавшего неправильный выбор, предавшего свой народ, своего отца, меня… Все внутри в нем буквально завопило: «Брата?! Свой народ?! Отца?!». Этот вопль, похожий на пронзительный рык раненного зверя, хищника, преисполненного злобой и отчаянием, почти прорвался наружу. Но в последний момент удалось сдержать его в себе. Воздух внутри камеры стал холоднее, но не более того. Локи с нескрываемой насмешкой посмотрел на Тора, а после устало отвернул голову в сторону.       — И что увидел? — глухо, безразлично, даже скучающе. Локи не хотел слышать ответ. Не боялся того, что могло прозвучать… нет. Просто не хотел. Брат умудрялся утомлять одним лишь своим присутствием. Его пустые слова лишь усиливали это неприятное и вязкое чувство, что, казалось, облепляло все тело, подобно несмываемому мерзкому илу.       — Разве ты не понимаешь, что натворил? — в голосе Тора звучало искреннее негодование, смятение. Зубы Локи, скрытые за тонкими губами, на короткий миг сомкнулись, почти сжались. Но… ни один мускул на его лице так и не дрогнул. Однако даже если бы было иначе, его брат всегда был трагически глух и слеп к чему-то подобному — жаль, что, ко всему прочему, не потерял своего длинного и лишенного всякого изящества языка.       — Не раскаиваешься? — продолжал он. — Я верил в тебя! Верил до последнего! Готов был простить! А ты… Героическое всепрощение Тора… — он в этом действительно хорош. Простить всегда легче, чем понять. Оплакивать проще, чем помочь. Вот только… Бог Обмана никогда нуждался ни в оправданиях, ни в прощении. А все потому…       — Каждое принятое мною решение — мое собственное и ничьё больше, — отозвался Локи. — И я в состоянии за них ответить. К тому же, разве имела вера брата в Локи хоть какое-то значение? Тор рос с ним, знал его и… несмотря на все это, поверил тому, что было представлено попыткой захвата Мидграда, и ни на мгновение не усомнился — это перечеркивало все, что могло слететь с его языка, обесценивая, лишая хоть какого-то смысла.       — Тогда ты понесешь заслуженную кару, брат мой. Ничего другого Локи и не ожидал услышать. В конце концов, он никогда рвался в герои и не ждал благодарности за то, что спас этот ничтожный Мидград. У него всегда были иные цели, далекие от чьего-либо понимания.» И вот после визита брата наступило столь желанное одиночество, необходимое затишье. К сожалению, ни о каком сне и речи быть не могло. Лишь легкая дрёма — все, что себе позволил, хоть истощённое тело и требовало иного. Ещё ничего не было кончено. Его план находился в завершающей стадии, пока так и не воплотившись до конца. Если все пройдёт так, как задумал Локи, то уже вскоре он окажется в Асгарде вместе с двумя камнями бесконечности. Суд и заточение его нисколько не пугали. Главное, что сам Бог Обмана, скипетр и тессеракт так или иначе окажутся под защитой Одина, с кем Танос никогда не пойдёт на прямой конфликт. А это… это даст время, такое необходимое для продумывания следующего шага. Локи не сомневался, что, попади он в руки титана, его ожидала участь, которая будет хуже смерти. А мысли текли все медленнее, затягивая в черноту бездны. Слух цеплялся за густую тишину камеры, наполненную теми звуками, на которые обычно не обращаешь внимание: треск электричества в лампах, собственное дыхание, даже мерное движение воздуха — Локи слышал все. Тишина оказалась обманчивой. Было слишком громко. Практически невыносимо. Прямо как тогда… «Мерное капанье воды. Снова холод, сковавший обнаженное тело. Нет точек опоры, ни единой. Локи подвешен в воздухе. Скован черными путами чужой магии, не позволяющей сделать даже полноценный вдох. Вокруг него парили длинные иглы, готовые в любой миг пронзить его тело. Чужие пальцы с силой сжали подбородок, заставляя поднять опущенную голову.       — Ты снова пытался сбежать… И снова этот голос… Ровный и спокойный. Он двигался на Локи монолитной и неостановимой стеной, сметая те ошмётки барьеров и защиты, что оставались внутри.       — Ты скоро поймешь, что бежать… некуда. Зацепился взглядом за длинные, серые и по-старчески сморщенные пальцы, что почти музыкально перебирали воздух, ласкали его. Казалось, ещё мгновение… и они извлекут звук.       — Ты скоро поймешь, что тебя… никто не ждет. Локи пытался бороться, пытался сказать хоть что-то, но горло перехватило неразрывным тугим жгутом чужой разъедающей ядом силы и из него не вылетело ни слова. Губы размыкались, но голосовые связки лишь беспомощно и конвульсивно подрагивали — слышался только какой-то странный свистящий звук.       — Оставь борьбу. Сдайся… Тусклый блеск игл по-своему завораживал, подрагивая под звучанием слов, которые проникали под кожу вместе с магией, напитывали изнутри, ощущая самым настоящим живым существом, что своими гнилостным острыми клыками впивался в саму суть Локи, безжалостно и беспощадно выгрызая кусок за куском. Иглы были все ближе. Еще немного и тело пронзит боль. Не короткая вспышка. Она усилится многократно. Металл пройдет глубже, не остановится. Еще немного…» Локи очнулся на собственном судорожном вдохе, осевшим на губах, резко распахнув глаза. Сердце грохотало о ребра. Взгляд заметался по камере, цепляясь за плотное стекло, решетку, кандалы. Словно желая убедиться, удостовериться… Не было мерного капанья воды. Не было черных пут магии. Не было игл. Всего-лишь сон. Воспоминание, что болезненными корнями проросло внутри. Вот только… Понимание этого не принесло ни облегчения, ни расслабления. Плоть все еще была скована внутренним напряжением, напоминая тетиву лука. Казалось, тронь его — зазвенит. Дразняще царапающим осколком в нем заворочалось предчувствие чего-то неизвестного, но значимого, важного, заставляя невольно подобраться, сморгнуть остатки липкого кошмара и полностью вернуться в действительность. Кто-то приближался. Тяжелая дверь сдвинулась в сторону, пропуская смертного. Асгардец не ждал его. Он не должен был приходить. Не должен. Но… при этом его не покидала и давящая предопределенность. Локи знал, что тот придет. Знал. Старк переступил порог. Дверь за ним сразу закрылась.       — Я знал, что ты придешь, смертный, — из-за двойного стекла его голос звучал совсем глухо, но расслышать все же можно было. Человек в легко читаемом раздражении цокнул языком.       — Ждал меня? — стоило расценивать, как ответный выпад. — А я тут… водички принес, — качнул в руке бутылкой. — Ты вроде пить хотел, нет? — продолжал Старк. — Как тебе такой жест, Северный олень? Зачем он здесь? Локи слышал его, но одновременно с этим не слушал. Смотрел. Да, все так. Его внимание сконцентрировалось на самом смертном, а не на том, что слетало с его языка. Для подобного не было какой-то особой причины. Просто взгляд вдруг будто споткнулся обо что-то. Словно… словно на безупречно ровном полотне скучной и просчитанной до мельчайших деталей безликости появилась неожиданная шероховатость. Локи не придал бы значения. Можно сказать, заранее мог записать в раздел «не слишком важное». Вот только взгляд, вопреки его воли, вновь скользнул. Более цепко, внимательно. В безотчётной попытке найти ту самую «шероховатость». И… Честно? В какой-то момент даже почти уверился, что ему и вовсе показалось, просто почудилось, навеялось. Игра воспалённого разума, не более. Но… нет. Не показалось. В этом смертном и правда было «что-то не так». Что же? На лице не было печати триумфа победителя, не было радости или облегчения. Зато под глазами темными отметинами залегла усталость, а во взгляде читалось любопытство. Нет, не так. Слово «любопытство» совершенно не подходило к тому, что увидел Локи. Слово «голод» было точнее, ближе к сути.       — Мы вернулись к тому, с чего начали? — спросил Старк. — Прости, просто думал, что этап с молчанкой уже давно пройден. Да и я в этот раз не с пустыми руками, а с даром. Разве это не гарантирует хоть какой-то прогресс в наших непростых отношениях? Или у вас в Асгарде свои особые ритуалы, которые включают в себя пляски с бубном и все такое прочее? Вот бубен с собой не прихватил, каюсь. Как знал, что что-то забыл! Еще одна «шероховатость». Его поражение ознаменовалось облеченным в слова желанием промочить горло. Локи действительно хотел пить. Возможно, чуть меньше, чем покоя. Но даже произнося их тогда, он заранее знал, что ему не дадут ни капли. Хотелось бы сказать, что столь низкая мелочность свойственна лишь людям, но… это не так. Тор тоже слышал эти слова «брата», но предпочел их проигнорировать — наверняка из своей любви к нему. Итог? Пришел Старк с намерением дать ему воды. Конечно, не просто так. Вот только это не отменяло той самой «шероховатости», «неправильности» этого отдельно взятого смертного.       — Осторожнее… — нарушил свое затянувшееся молчание Локи. — Я уже начинаю верить, что слухи о твоей гениальности слишком преувеличены, — проговорил он, виртуозно совместив в своем тоне несовместимые «скуку» и нотки едва уловимой угрозы. Хотя… Если так подумать, то отсутствие положенной для победителя радости могло быть легко объяснимо. В конце концов, Локи сам выделил этого смертного, обозначив его фигурой «ферзя», самой сильной и непредсказуемой. Но сам ли? Старк выделился без чьей-либо помощи. Умен, проницателен и видит гораздо дальше многих, глубже дозволенного. Конечно, он заметил несостыковки происходящего. Не мог не заметить. Это было видно в его визитах, в том, как он вел беседу, даже в его взгляде. Конечно, Локи был в праве подобное игнорировать, а то и вовсе отрицать. Вот только «жить в плену иллюзий и самообмана» не для него. Но даже так… Несмотря на видение несостыковок, очевидное желание узнать истину — все это не должно было полностью истребить триумф и радость, без которых не обходились в том числе и разыгранные по нотам победы. Тут же… не было и отголосков. Разве нельзя просто принять и смириться? У Тора подобное получилось легко и непринужденно — произошедшее просто стало очередной зарубкой в летописи его побед.       — Ты пришел с… даром… — губы изогнулись в кривой усмешке. — …который в данных условиях выглядит больше, как издевка, — взгляд красноречиво скользнул по решетке и стеклу, которые явно служили надежной помехой для любой «передачи». — Или ты именно за этим и явился, смертный? — тонкая бровь вопросительно изогнулась. — Потешить свое эго, как и полагается победителю… Зачем ему это? «Потешить свое эго, как и полагается победителю…» — прозвучавшие слова больше подошли бы тому же Бартону, но никак не Старку. Локи осознавал это в полной мере. Но не стал менять фразу, считая ее идеально подходящей для их разговора здесь и сейчас.       — Ну, для начала… «Тони» или «Старк», а то мне начинается казаться, что ты специально напоминаешь мне о моей же смертности. Немного невежливо, не находишь? Асгардец не спешил с ответом. На мгновение даже показалось, что тот либо не услышал вопроса, либо обращение «смертный» ему приходилось по душе больше. Однако…       — Старк, — сделал свой выбор он.       — Видишь, это было не так уж и сложно, — Тони позволил себе усмехнуться, явно довольный, что хоть немного, но удалось сдвинуться с мертвой точки. — Я прямо чувствую, что мы становимся ближе… Знаешь, а я так и не смог забыть твое эффектное перемещение мне за спину. Честное слово, пытался, но… тщетно, — продолжил спустя короткую паузу. — И так уж исторически сложилось, что не в моих принципах оставаться в долгу даже в мелочах. Мужчина подошел ближе к клетке. Локи не пошевелился, лишь последовал за ним своим взглядом, не упуская из своего внимания ни единого движения — могло показаться, что даже каждый следующий взмах ресниц смертного не оставался незамеченным… почему «могло показаться»? Асгардец и правда смотрел, наблюдал. Но не из-за опаски или настороженности — страха не было, да и стоило признать, что конкретно этого пленника после всего сложно было чем-то напугать. Тогда… что? Интерес. Локи был действительно заинтригован тем, что задумал смертный, хотя вряд ли отдавал себе в этом отчёт — никогда не признал, что желание пролить свет на «шероховатость» сейчас было столь же сильным, как и жажда. Впрочем, интерес не был так уж сильно заметен со стороны, нет. Во взгляде Локи таилось предупреждение, что одна ошибка вполне могла стоить жизни — именно это и бросалось в глаза более всего. И даже оковы, сдерживающие магию, и клетка не могли подарить смертному ощущение безопасности. И Локи видел, что Старк боялся. Тот и хотел бы это скрыть, но едва уловимый флёр страха все равно пробивался сквозь поры. От асгардца не укрылось то, как участилось дыхание смертного… почти синхронно с ударами сердца о рёбра, как едва уловимо подрагивали кончики его пальцев. Мужчина тем временем подошёл к кнопочному табло. Его пальцы ловко запорхали над мудрёной панелью. И…       — Сим-сим… откройся! — прозвучало даже почти торжественно. Стоило этим словам прозвучать, как часть прутьев стала втягиваться в проёмы. Стекло отъехало в сторону ровно настолько, чтобы впустить одного человека. И словно бы этого было мало… Старк переступил порог, решительно ступая на территорию пленника.       — Ну, и как тебе моя магия, Северный олень? Снова. Снова это сделал. Снова с виртуозной и непостижимой легкостью умудрился смешать карты. Снова сделал то, чего ожидали меньше всего, порождая этим лишь один единственный вопрос: «зачем?...». Впрочем, Локи не позволил собственному смятению и интересу разрастись, выйти за границы дозволенного, погасив искры в зародыше. В его глазах остался лишь немой вопрос: «Ну, и что ты намерен делать дальше, смертный?».       — Я должен быть впечатлён? — асгардец выгнул бровь, что вместе с прозвучавшим вопросом поумерило самодовольство смертного.       — Вообще-то… да, должен, — проговорил Старк. — Мы над этим ещё поработаем. Будь уверен. Его мозолистые пальцы ловко расправились с крышкой бутылки, которую тот принёс с собой. Зачем ему это? Нет, конечно, Локи понимал, что смертный пришёл за ответами — слишком очевидно, слишком просто и предсказуемо. Чужие помыслы никогда не являлись особой тайной для асгардца, читающего сокрытое без особого труда, если на то возникало желание или необходимость. И проще все объяснить жаждой Старка заполучить те самые ответы, но это… было бы слишком… просто. Придя с бутылкой желанной воды, он не ставил условий, не бахвалялся «победой» и не сыпал лопающимися от праведности речами — вот, что было той «шероховатостью». Мужчина подошёл ближе.       — Снимать с тебя оковы не стану. Не рассчитывай, — сказал он. — Но если и правда хочешь пить, то выбор у тебя не такой уж и большой. Либо отказаться от моего щедрого предложения, либо… пить с моих невежественных рук смертного, — усмехнулся. — Смею заверить, что это не настолько ужасно, как звучит. И что-то в этих словах было такое, что задело, сковырнуло Локи, заставляя его ледяную броню равнодушия пойти едва заметными трещинами под аккомпанемент внутреннего рыка и так израненной и изломанной гордости — столь сильно вдруг оказалось желание сомкнуть собственные пальцы на хрупкой шее смертного, позволяя ему лишь беспомощно открывать и закрывать рот в тщетной попытке сделать вдох. И кажется его длинные пальцы даже почти дрогнули с целью воплотить возникшую в разуме картину в жизнь, но… уже через мгновение Локи прикрыл глаза, выдыхая. А когда распахнул их, то в них было лишь льдистое смирённое спокойствие. Старк словно бы почувствовал перемену, интуитивно понял, что подошёл к границе, ступать за которую прямо сейчас точно не стоило. Он больше ничего не говорил, не хохмил. Просто сократил расстояние ещё больше, невольно останавливаясь между раздвинутых ног асгардца. Поднёс медленно горлышко бутылки к приоткрытым губам пленника. Локи не торопился. Медлил. Хотя сам не мог точно назвать причину подобного: словно бы ждал подвоха или и вовсе давал смертному время передумать. Впрочем, заминка оборвалась так же внезапно, как и возникла — губы одним резким, почти хищным, и литым движением обхватили край горлышка. Локи не закрывал глаз. Продолжал смотреть снизу вверх упрямо, настойчиво и настороженно, словно бы по-своему испытывая смертного, что смотрел в ответ, не отводя взгляд. Один глоток. Второй. Третий… Асгардец продолжал смотреть. Видел, как кадык под кожей мужчины судорожно дёрнулся, рождённая этим неопознанная и едва уловимая волна удовлетворения прошила легкой вибрацией тело. И… Губы Локи разомкнулись, выпуская из своего плена горлышко бутылки.       — Спасибо, — хрипло, негромко, практически выдавлено. Именно эта короткая благодарность заставила Старка растерянно моргнуть, словно бы заставляя рывком проснуться, и отступить на шаг. Мужчина как-то рвано и с шумом выдохнул, почти тотчас же жадно прикладываясь к горлышку. Глоток следовал за глотком, но Локи не мешал, не останавливал, продолжал наблюдать, как и раньше. И только когда через несколько долгих секунд, которые вполне походили своей протяжённостью на маленькую замкнутую в знакомых петлях бесконечность, смертный оторвался от бутылки…       — Неважно выглядишь, — проговорил неожиданно Локи то, что заметил ещё тогда, когда Старк только зашёл сюда.       — Почему бутылка холодная? — спросил он, напрочь игнорируя прозвучавшую реплику. Ответом ему была усмешка. Она тонкой грациозной змеей губ расползлась по светлому лицу. Нет, Локи и правда это позабавило. Он знал, что Старк пришёл сюда не за этим — у него определенно было ворох других более важных и нужных вопросов. Но спросил именно это… подобно ребёнку, что впервые увидел молот, и вопрос о том, почему он такой «важный» вытеснил все остальные из-за яркости впечатления.       — Разве ты пришёл сюда ради этого вопроса? Старк даже замер на месте, видимо, переживая момент осознания, что спросил глупость. Ему потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки — Локи его не торопил. Мужчина откашлялся в сжатый кулак, прочищая горло.       — Дай мне поблажку, приятель. В конце концов, я пожертвовал отдыхом и сном, чтобы прийти сюда с бутылкой воды. Это чего-то да стоит, верно? Локи хохотнул, запрокинув голову, невольно обнажая тонкую длинную шею. Но этот смешок был коротким, немного хрипловатым и заполнил собою всю камеру.       — Снова попытка воззвать к моей гуманности? — не смотрел на Старка, предпочитая отдавать свое внимание потолку, уголки же губ были приподняты в призраке того короткого смешка. — Неужели думал, что в этот раз сработает? — опустил голову, снова посмотрев на собеседника. — Поразительная наивность.       — Попытка — не пытка, — парировал почти мгновенно. — Ты ведь не хотел меня убивать? Удивление мелькнуло в глазах Локи. Оно пронеслось короткой тусклой вспышкой настолько быстро, что его легко можно было принять за галлюцинацию или игру света. Это… неожиданно. Не было никаких переходов, словесных паутин и своего рода «подготовок». Задал вопрос резко, в лоб, словно это был почти выпад остро заточенного клинка, направленного точно в цель и без единой мысли о возможности промаха.       — Позволь узнать, что именно ты имеешь в виду, — его голос оставался спокойным и размеренным, словно то удивление и правда было лишь надуманным миражом, не более.       — Полет в окно, — коротко ответил Старк, поигрывая в руках бутылкой, в которой еще осталась вода и сейчас по-истеричному задорно там плескалась, ударяясь о прозрачные пластиковые стенки. Все-таки понял... заметил...       — Ах, это…       — Да-да, я про тот случай, — стал медленно прохаживаться по камере. — Ощущения, кстати, были незабываемые, — продолжил. — Просто я это к чему… — сделал небольшую паузу. — Ты мог меня сбросить сразу. Знаю, что мог. Но не сделал это. Выждал. Выждал ровно столько, чтобы моя броня меня точно поймала. Я, конечно, не жалуюсь, ты не подумай. Но… Почему?       — Любопытная теория… — протянул Локи. — Но мне более интересно другое… — склонил голову набок. — Почему ты так стремишься оправдать мои поступки? Приписать несвойственную мне добродетель? И правда интересно. Но не это. Ведь Старк не оправдывал, совсем нет. Он умудрялся видеть истину, несмотря на вуаль виртуозной и правдоподобной игры Бога Обмана… как? — вот, что, действительно, было интересно.       — Добродетель? Отнюдь. Я думаю, что ты продуманный сукин сын, — а вот это уже честно. — Так… Почему?       — Тебе просто повезло, — ответил Локи. — Но в следующий раз я медлить не стану. Будь уверен.       — И почему я не верю?       — Ты и не должен, — снова усмешка. — Я Бог Обмана. Забыл? — усмешка обратилась в самый настоящий оскал. — За истиной прячется ложь… За ложью правда. Это туман. Во всем этом слишком просто увязнуть. Почему же ты… смертный, так настойчиво рвешься рискнуть? Локи с насмешливым прищуром наблюдал за Старком… взгляд внимательный и цепкий, но смертный упрямо остался на месте, скользнув большими пальцами в карманы, уперев их в ткань так, что рубец той впился в кожу — его тело сковало внутренним напряжением.       — Риск мое второе имя, — отозвался Старк. — И, кажется, мы уже договорились не использовать слово «смертный»… Возможно, он сказал бы что-то еще. Локи видел, что тот хотел. Слова почти сорвались с его языка, но… нет. Старк весь будто бы подобрался, на пару мгновений выпадая из их разговора. А потом… потом на его лицо легла тень разочарования, такого вязкого и тянущего, что асгардец даже почувствовал неприятную горечь на корне языка. Да… Именно так закончилась их встреча. Хотя вряд ли подобное стоило назвать «концом». Все просто оборвалось, запутываясь в тугой паутине свитой из недосказанностей. Но…. Может, так и должно быть? В конце концов…

За истиной прячется ложь… За ложью правда. Это туман. Во всем этом слишком просто увязнуть.