Грани

[два года назад по общему времени / десять лет назад в замкнутой петле времени для Локи]

      Плен. Все началось именно с плена. Безопасность или же защищённость — одна из базовых потребностей любого живого существа: будь то животное, смертный, Бог, асгардец, ледяной великан или кто-либо другой. Локи исключением не являлся, несмотря на то, что он был магом, считался Богом, что в его жилах текла кровь ледяных великанов. Спокойное состояние духа, внутреннее равновесие, уверенность в собственной защищенности от угрозы или опасности… все это было у Локи. Он многое знал и продолжал изучать. Ему было известно огромное количество запретных знаний, магия ластилась к нему подобно ласковому котёнку, а лезвия ножей в его руках способны были создать смертоносной красоты мелодию, вспарывая воздух и плоть противников. Он умел хорошо держать удар. Ловкость, рефлексы, чутьё — все отточено бесконечными тренировками. Конечно, всегда было место для опасности и риска. Но чувство защищённости, уверенность в собственных силах никогда не оставляли его. Все это действительно было. Было. Но… Его лишили оружия. Это не могло ослабить Локи, готового сражаться за самого себя, казалось бы, до последнего вздоха, выгрызать глотки врагам зубами, если придётся, ведь даже без оружия, оставался опасным противником. Вот только на оружии никто останавливаться и не собирался. Его раздели, не оставив даже исподнего, словно в попытке сделать ещё более уязвимым, униженным. «Животные не заслуживают одежды» — вот, что он слышал. И не единожды. Первые четыре дня не было ни воды, ни еды — это истощало. Спать дольше не позволяли, изматывая. Но даже это… лишь верхушка айсберга, в который Локи врезался со всей силы, из-за одной ошибки, из-за собственной самоуверенности. Удары следовали за ударами: руки, ноги, оружие — в ход шло все. После ему, конечно, залечивали раны, чтобы не сдох раньше времени, но потом все начиналось заново. Каждые четыре дня ему давали скудный паек в миске, похожей на собачью. Это была отвратительная на вкус похлёбка — не знал, из чего ее готовили, но предполагал, что та была сделана из не свежей еды, которая годилась разве что в категорию «отходы» или вовсе из крыс, так как их тут было предостаточно. А потом снова, сводящий болезненными спазмами желудок, голод, иссушающая глотку, жажда. Сначала внутри тлела надежда, что его найдут, отыщут, за ним придут. Кому вообще был нужен отпрыск ледяных великанов? Кормили сказками о том, что сможет унаследовать трон лишь для того, чтобы был послушным, был под контролем — на деле же, всегда оставался не более, чем «военным трофеем». По нему, наверное, даже скорбели, воспринимая падение с моста и возможную смерть, как облегчение. Никто не станет его искать. Никто не придёт. И даже всевидящий Хеймдалль не обратит свой взор на него. Локи остался один. И в какой-то момент уже сам не хотел, чтобы его отыскали, чтобы увидели таким…голым, раздробленным, набрасывающимся на разящую вонью похлёбку с жадностью оголодавшего зверя. Больше не было никакой защиты. Разлетелась вдребезги на множество осколков, которые было уже не собрать воедино, не склеить, как было.

***

      Грохот от соприкосновения металлической дубинки с прутьями камеры, где его держали, заставил, провалившегося в спасительное короткое забытие, Локи вздрогнуть.       — Время принимать своё лекарство, жалкое подобие на ледяного великана, — прозвучал знакомый скрипучий голос. Локи не успел среагировать. Хваленная реакция, отточенные рефлексы все чаще подводили его. И сложно было сказать, была ли виной всему предельная усталость, из-за которой порою не получалось встать на ноги, оставляя лишь возможность передвигаться на четвереньках, или главную роль во всей вакханалии сыграло то самое «лекарство». Вот и сейчас чужеродная гнилостная магия подняла под руки, легко ставя на колени, ещё до того, как асгардец успел хотя бы дернуться в сторону, чтобы хоть как-то этого избежать, оттянуть момент. В первые дни получалось, но… не сейчас. Игла легко вошла в кожу, попадая точно в вену на шее, заставляя Локи сделать судорожный вздох, запрокидывая голову. «Лекарство» проникло внутрь, растекаясь блаженным и горьковато-сладким ядом по организму до самых кончиков пальцев, глухо ударяясь о сердце. А после, когда ноги переставали держать, а сознание становилось мутным, словно бы пьяным, его подвешивали к потолку за руки на цепь так, чтобы ноги не доставали до пола. Кандалы тяжелыми и широкими неснимаемыми браслетами обвили запястья, блокируя собственную магию, впиваясь в кожу до боли, до крови, но здесь это мало кого волновало. Чужие пальцы с силой сжали подбородок, заставляя поднять опущенную голову.       — Ну, давай же, великан. Открой глаза, — голос над ухом рождал внутри волну ярости, которая из-за слабости и даже немощности собственного тела не могла прорваться наружу. — Ты же знаешь, что, если не будешь послушным, будет хуже. Тут его не называли по имени. Словно его не было вовсе, словно… хотели отнять его вместе со всем остальным. Но было ли оно вообще? Это имя дали ему не те, кто подарил жизнь.

«Если не будешь послушным, будет хуже.»

Это они тоже повторяли. Повторяли каждый раз. И как бы ни боролся Локи, эти слова медленно, постепенно проникали внутрь, под кожу, прямо, как то лекарство. Вот только они въедались не в плоть, а в разум, просачивались в мысли так, что не вытравить, не выкорчевать. Даже сейчас Локи пытался сопротивляться. Но проклятая слабость, соединенная с чужой магией, ядом проникая в тело, не позволяла бороться, искушающе шепча, что нужно послушаться, что он устал… боже, как же он устал! Локи подчинился. С трудом, но раскрыл глаза, хотя веки казались неподъёмными.       — Хороший мальчик. Послушный, — холодная ладонь небрежно похлопала по щеке. — А теперь смотри прямо. На мою руку. Локи сделал, что ему сказали. Зацепился взглядом за длинные, серые и по-старчески сморщенные пальцы, что почти музыкально перебирали воздух, ласкали его. Казалось, ещё мгновение… и они извлекут звук. Локи знал, что это, сталкивался с этим с первого дня своего пребывания здесь — сразу после укола в шею и до первого удара. Чужие чары. Они заставляли верить и делать практически все, что им говорят. Он мог этому противостоять. Мог. Его собственная магия была сильнее, но сейчас она заперта отчаянно клокоча внутри. Ещё… ещё нужны воля, чистый разум, концентрация. Но на это и был расчёт, когда иголка входила в тело. Его лишили опорных точек. Не мог сопротивляться.       — Ты все будешь осознавать, будешь понимать. Главное в этих чарах не только податливый разум и повторяющееся гипнотическое движение пальцами, но и голос. Ровный и спокойный. Он двигался на Локи монолитной и неостановимой стеной, сметая те ошмётки барьеров и защиты, что оставались внутри.       — Но не сможешь сопротивляться. Маг, принадлежащий «Черному Ордену» продолжал говорить. Локи хотелось заткнуть уши. Лишь бы не слушать. Не слышать. Но руки были скованы намертво. А взгляд, как ни пытался отвести, был прикован неведомой и, казалось бы, непреодолимой силой к перебирающим воздух пальцам.       — После каждого удара ты будешь просить «ещё». Этот тихий и спокойный голос, шепчущий на ухо его приговор, проникал глубоко, прямо в подкорку.       — Ведь ты плохо себя вёл. А когда питомец ведёт себя плохо, он получает наказание. Рваный вздох сорвался с губ Локи. Первый удар.

«Ты все будешь осознавать, будешь понимать.»

В этот раз это был кнут, вот только состоял из той магии… чёрной, как деготь. Он рассек воздух с пронзительным свистом, оставляя четкий след на коже. Первый удар всегда слабый. Больше жалящий, чем причиняющий реальную боль. Но легче от этого не становилось.       — Ещё… — проговорил Локи, смотря в стену невидящим взглядом.

«Хороший мальчик. Послушный.»

Второй удар.

«Но не сможешь сопротивляться.»

Гораздо сильнее первого. Он рассекает кожу так, словно по ней проводят остро заточенным лезвием, едва касаясь, невесомо. Выступают первые капельки крови. Они тускло блестят, как крохотные рубины.       — Ещё…

«Хороший мальчик. Послушный.»

Третий удар.

«После каждого удара ты будешь просить «ещё».»

Кнут прорезает кожу. Теперь это не пара рубиновых капель. Рана тонкой чертой теперь украшает бледную с выступающими позвонками спину. Локи сжимает зубы так, что скулы буквально сводит, превращая в камень. Руки в кандалах дёргаются под аккомпанемент звона тяжелого металла. Но асгардец не издаёт ни звука, кроме…       — Ещё…

«Хороший мальчик. Послушный.»

Четвертый удар.

«Ведь ты плохо себя вёл.»

И снова ни звука, кроме того, единственного «ещё…». Локи терпит. Терпит несмотря на то, что раны становятся все глубже, что с каждым новых ударом слышит треск внутри себя. Глубоко. И этот треск лишь набирал силу.       — Ещё… — хриплым шепотом, на грани слышимости.

«Хороший мальчик. Послушный.»

Пятый удар.

«А когда питомец ведёт себя плохо, он получает наказание.»

Физическая боль… она есть. Ее не проигнорировать, не уменьшить. Тело слабо реагирует, инстинктивно дергает. Мышцы сокращаются под звон кандалов. Но терзает Локи не эта. Та боль, что внутри, ударяет гораздо сильнее, обжигает нутро каленным железом после каждого покорного «ещё…». Эти раны не залечить никакой магией, никакими целительными зельями, от них не избавиться. Они будут кровоточить, теряясь в знакомых петлях бесконечности.       — Ещё…

«Хороший мальчик. Послушный.»

Удар следовал за ударом. Паузы слишком выверенные, короткие — длинной в один рванный вздох и три, будто бы заговоренные буквы, которые срывались с его языка, как на повторе. Первый тихий и болезненный стон звучит лишь после седьмого удара. Именно тогда Локи не выдерживает, а с прокушенной нижней губы скупо сочится кровь. Чужая рука запутывается в волосах, сжимает их, оттягивает, заставляя невольно запрокинуть голову, выгнуть шею.       — Как думаешь… закончим на этом? — до слуха доносится вопрос. — Или считаешь свое наказание недостаточным? — чувствовалась насмешка, неприятно оседающая на обнаженном, словно оголенный и незащищенный нерв, теле. Эти два вопроса всегда звучали, стоило первому стону сорваться с губ — своего рода кульминация. Они могли считаться бессмысленными, должны были считаться таковыми. На деле это было ещё одним ударом, по-своему заключительным, контрольным и… унизительным, ломающим асгардца до хруста, который слышал лишь он и больше никто. Его словно заставляли признать вслух, что он не заслужил пощады, лишь больше ударов. Приводили к пониманию и принятию того, что согласен с тем, что вёл себя недопустимо, что заслужил наказания, хочет его, нуждается в нем. И это разъедало изнутри, практически убивало.       — Ещё… — почти просяще. Оглушающе громкий смех, больше похожий на скрежет, заставивший содрогнуться, был ему ответом. Оборвался он лишь с новым ударом, что без жалости рассек кожу. И он был не последним…

***

      Мерное капанье воды. Совсем тихое, но сейчас оно казалось чем-то оглушающе громким. В камере кроме Локи уже никого не было. Собственный голос сорван от криков. Руки больше не скованы, но разодранные в кровь запястья беспрестанно саднили, становясь напоминаем, что все это не кошмар, не бред воспалённого сознания, а самая, что ни на есть, реальность. Сам же асгардец лежал на холодном полу, прижав колени к животу. Он дрожал. Зубы мелко стучали. И каждая рана на коже, казалось, пылала, буквально горела, разъедающим плоть, огнём. Локи будто бы лежал на ковре из плотоядных шипов, что вгрызались в него, пытаясь отхватить от него кусок побольше, и яд их отравленных, кривых и изъеденных гнилью зубов просачивался все глубже, достигая сердца. Действие чар спало, позволяя столкнуться с жестокой действительностью. И воспоминания вонзились в него с силой, что была способна раздробить в мелкое крошево все кости… до единой. От этого не отмахнуться, не забыть. Оставалось лишь лежать со всем тем, что осталось. Вот только… у него не осталось ничего. Лишь слова отца, которые звучали в голове, как насмешка, ещё одна изощрённая пытка, коим здесь не было числа.

«Локи стоял спиной к отцу. Он мог обернуться. Но не хотел. Не хотел видеть глаза того, кто лгал ему каждое мгновение его проклятой жизни, зовя своим сыном, наследником, искусно и низко утаивая правду. Смешно. И после всего этого… именно его, Локи, называли Богом Обмана и Хитрости?… — Кто я? Такой простой вопрос легко слетел с его языка. Он звучал негромко — почти шепот, в котором таилась надежда на то, что ему позволят хоть раз услышать правду… ту самую правду, которую уже знал без всяких вопросов. — Ты мой сын. Ложь. И снова ложь. Но сказанная так уверенно. В это можно было поверить — неудивительно, что его водили за нос столь долго.»

Где-то раздался жалобный писк — очередная крыса, загнанная в угол, которая больше не выберется отсюда. И как он мог так подставиться? Глупая ошибка и от того… непростительная.

«Локи, наконец, обернулся, устремив свой взгляд на отца. Вот только теперь его кожа не была привычно бледной. Нет. Синяя. С древними узорами, похожими на диковинную роспись. — А кто я ещё? Этот вопрос прозвучал громче, требовательнее, давяще. Это был даже не вопрос в том смысле, в котором принято принимать подобное. Скорее, вызов. Он вспорол звенящий от сгустившегося напряжения воздух, словно кинжал, которые Локи так любил. А сопровождение шло эхо неозвученных резких слов: «Ну, давай же! Скажи это! Хоть раз… хоть раз скажи правду!». Синева постепенно сходила с кожи. Локи сделал шаг. Потом ещё один. И ещё. — В тот день в Йотунхейме ты забрал не только ларец, не так ли? — спросил он, смотря прямо на отца, хотя знал ответ. Ему было важно это услышать. Услышать то, что уже было известно, несмотря на искусную паутину лжи и притворства, которой его оплетали с самого детства. Один молчал недолго, словно в попытке тщетно оттянуть момент, когда истина прозвучит, пропитывая своей подлинной уродливой сущностью все вокруг. — Да, — все же ответил он. — Когда битва закончилась, я вошёл в храм и нашёл там ребёнка. Маленького, как для отпрыска великанов… покинутого, страдающего, брошенного умирать… — продолжил. — Это был сын Лафея. — Сын Лафея? — Да. Наконец, правда. Она давалась Одину нелегко, будто с трудом выдавливаясь наружу. Чтобы смягчить собственные слова, правитель Асгарда тут же себя оправдывал, обставляя все так, словно его поступок был продиктован добротой и состраданием. Может, и так. Но Локи знал, что было не только это. Никогда не идеализировал отца, как тот же Тор. И в итоге… не ошибся. — Зачем? — только и спросил сын Лафея. — Ты был по колено в йотунской крови… Зачем ты меня забрал? И ведь ответ на этот вопрос ему тоже был известен. — Ты был невинным ребёнком… Ложь. Снова ложь. Руки Локи сжимаются в кулаки с такой силой, что костяшки пальцев белеют, а на ладонях остаются следы-полумесяцы.»

Локи поднял взгляд к потолку. Темно. Нет выхода. Капли воды. Едкий запах медности крови, влажность, почти лишающая дыхания, сплеталась с гнилью в толстый, невидимый жгут, стягивающий глотку. Локи казалось, что он сходит с ума. Страх, лихо смешанный с яростью и осознанием собственного бессилия, подбирался все ближе и в конце застрял сухим комом в горле, не проглотить.

«— Нет… Ты забрал меня с какой-то целью, — говорит он с непоколебимой уверенностью. — С какой? Тишина. Она была густой, тяжелой, концентрированной, вязкой. Неприятно оседала на коже, словно бы окружая плотным и непроницаемым коконом. А ещё… еще тишина трещала — кажется, именно этот звук издавала ткань, если ее натянуть слишком сильно. И этот «треск» с каждым мгновением лишь набирал силу. — Отвечай! — это Локи буквально прокричал в лицо Одину, который в его глазах уже потерял все свои царственность, недостижимость, становясь обычным стариком, запутавшимся в своих интригах. И этот крик был переполнен бессилием, злостью и отчаянием — сочился ими. Своими острыми, кривыми краями впивался в Одина в порыве пустить кровь, стереть это отеческое выражение с его царственного лица. — Я подумал, что мы сможем обьединить наши царства, — наконец, заговорил вновь он. — Создать союз. Установить вечный мир. С твоей помощью… — Что?… — задушено, на выдохе. Локи знал. Без лишних слов и разъяснений… знал. Однако прозвучавшие слова все равно нанесли сокрушительный удар, выбивая воздух из легких, заставляя глаза против воли увлажниться. Его использовали. Всю жизнь растили, как сына, как наследника. Но истина в том, что ему никогда было не стать ни тем, ни другим, несмотря на все попытки заслужить «отцовское» одобрение, признание. Локи навсегда останется лишь вещью, средством для достижения цели. Не больше. — Но эти планы не сбылись. — Значит я… похищенный трофей… запертый здесь… до тех пор… пока я тебе не… не пригожусь? — слова давались неожиданно с трудом. — Ты извращаешь мои слова… — Ты мог с самого начала сказать, кто я такой! Почему не сказал?! — Ты мой сын, — прозвучал ответ. — Я хотел всего-лишь уберечь тебя от правды. — Потому… потому что я одно из чудовищ, которым родители пугают своих детей?! — Перестань… — Теперь все встало на свои места! — кричал Локи, не в силах сдержать ту бурю, что разрывала его в клочья изнутри. — Поэтому ты все годы благоволил Тору! Потому что сколько бы ни говорил, как ты меня любишь, ты бы никогда не допустил ледяного великана на трон Асгарда!»

Падение с Радужного моста виделось самым настоящим спасением. Он знал, что выживет — это главное. Чувство скорого освобождения от столь лживых семейных уз… даже дышать было легче. Он не знал, что его ждали. Схватили почти сразу, не дав сделать и вдоха. Глупо подставился. Слишком глупо. Где он? Локи лежал на холодном каменном полу и практически не шевелился, лишь чуть вздымающаяся грудь говорила о том, что ещё дышит, ещё жив. Хотя уместнее было бы ко всему добавить слово «пока». Пока ещё дышит. Пока ещё жив. Да, так точнее. Ближе к сути. Сколько он уже тут? Асгардец не знал, сколько он уже здесь. Ощущение времени затерялось где-то среди этих камней, от которых так часто эхом отражались его стоны, крики, надсадное дыхание и скрежет ногтей по полу. Никак не получалось подсчитать с педантичной точностью ни годы, ни месяцы, ни недели, ни дни, ни часы, ни тем более минуты, попросту не хотелось. Ничего не хотелось. Локи и сам не понял, в какой именно момент в его голове появилась зыбкая мысль о том… а был ли вообще «Локи»? Но эта мысль все крепла. Собственное имя казалось чужим, почти незнакомым, неузнаваемым, а уверенность в том, что оно когда-то ему принадлежало таяла… подобно залежавшемуся снегу по весне. Все словно бы ускользало сквозь пальцы — никакой возможности удержать, ни малейшей. Зачем он здесь? Для чего? Чужая магия напитанная зловонием гнили уже нашла своё место в его израненном, покрытом шрамами, теле. Ее шелест искушающе шептал, что может… стоит сдаться? Ему всего-лишь надо подчиниться. Дать согласие стать одним из детей Таноса. Зачем он все ещё сопротивляется? Почему? Ведь так было бы проще. Легче. Боль, изнуряющая плоть, терзающая разум… она бы прекратилась. Так… почему не склонить голову? Почему не назвать Таноса своим отцом… своим хозяином? Кто он? Отец… У него уже были отцы. Двое. И оба использовали его в своих целях. Хотел убить обоих. Отомстить. До сих пор в памяти сохранился обрывок, осколок воспоминания, в котором его магия одним ударом оборвала жизнь его отца по плоти и крови. Ни жалости. Ни сожалений. Почему?… Так и должно было случиться. Слабый всегда падает на колени перед более сильным — этот урок усвоил ещё в детстве. Нити мыслей продолжали виться в истощенном разуме, соединяясь воедино, образуя неведомой сложности узор, невообразимо крепкий в своих плетения. И лишь за Локи был выбор… ухватиться за него или поддаться шёпоту, позволить себе упасть в чёрную непроглядную бездну. Слаб ли он? Нет. И этот ответ в его разуме был стойким и несокрушимым монолитом. Сейчас Локи не мог даже толком пошевелиться — не было сил. Никаких причин для того, чтобы звучало столь непоколебимое «нет». Но Локи был уверен, что не слаб, никогда не был слабым… даже больше того, ненавидел слабость, презирал ее как в себе, так и в других. Кто он?

«Ты искусный лжец, брат. Всегда им был.»

Голос кажется почти чужим, незнакомым. Но Локи узнает его. Не может не узнать даже тогда, когда собственное имя почти стёрлось из памяти. Кто он? Стена забытья внутри, казавшаяся непробиваемой, незыблемой… Первые трещины стали появляться. Был ли Локи? Асгардец попытался собраться с силами — первая попытка принять сидячее положение. Собственные икры напряглись. Ноги двигались… медленно и неохотно. Ладони стали опорой, впечатавшись в каменный пол. Он был. И… Неудача. Правая нога подвела, неудачно соскользнув, так и не став надёжной опорой. Всегда был. Локи попытался снова. И снова… тщетно. Есть и будет. Исполнить задуманное действие, такое простое в своей основе, но сложное в воплощении, получилось с шестой попытки. Кто он?

Локи. Сын Одина. Сын Лафея. Брат Тора. Наследник трона Асгарда. Последний ледяной великан. Правитель уничтоженного Йотунхейма. Бог обмана и хитрости. И пока дышит… он не склонит голову ни перед кем. Не будет служить… пока жив.

***

      Локи получил свободу — временную, ограниченную, эфемерную. Но этого было достаточно. Было достаточно выйти из камеры — именно этого добивался. Именно по этой причине склонил голову. Нет, не проигрыш, не добровольная сдача. Временное отступление, тактический ход. И ему пришлось сжать зубы и служить. От этого концентрированная ярость вставала комом в горле, который не проглотить. Но выбора не было. Необходимо было подарить ощущение власти над собой, чтобы выжить, чтобы заслужить доверие, чтобы узнать чужие планы. Все просто. Но мало кто знал, как тяжело Локи это давалось из раза в раз лишь с видимостью естественности и поразительной легкости. Внутри асгардец каждый такой раз задыхался в собственном бессилии, убеждая себя, что так или иначе все закончится, он заберёт то, что ему причитается, украдёт, убьёт, но сделает так, что каждый поклон, каждая унизительная реплика вернётся титану, когда он окажется в том же положении уже у его ног и… не-е-ет, он не будет милосердным, точно не будет. План сложился легко, стоило лишь узнать, что именно задумал Танос. Всего-то и нужно переиграть его на его же поле. Сделать так, чтобы камни, которые тот так жаждал получить, оказались вне досягаемости, под защитой того единственного, кого Титан опасался… Одина. И в свете этого, оставался лишь один выход. Заполучив скипетр с камнем разума, Локи должен был повести войска в Мидград и… проиграть, позволить себя схватить. Но так, чтобы поверили все: бравые защитники Земли, Чёрный орден, Танос. Только проиграв, сможет выжить и одержать победу. Никак иначе.

«— Читаури теряют терпение… Локи против воли напрягся. Слишком знаком был голос, что звучал за мгновение до того, как на его теле появлялась новая рана, слишком свежи воспоминания… С ним говорил Эбеновый Зоб. Нет, асгардец не вздрогнул, не сдвинулся с места, не отступил. Но все его тело будто закаменело, инстинктивно готовясь защититься или уклониться. Линия плеч натянулась подобного тетиве лука — стоит тронуть, зазвенит. Неприятно. Этот голос будто стал лишним напоминанием того, что Локи виделся им животным, диким зверем, которому могли свернуть шею за одну единственную ошибку. Хотелось ухватить чужое горло, сжать его пальцами, пока не прозвучит хруст, отнимая дыхание у этого мага, как он того и заслуживал за содеянное… Но… — Пусть будут наготове, — и в голове Локи звучала покорность, готовность следовать указаниям. — Я поведу их в славную битву. — Битва? — насмешливое в ответ. — С ничтожной сворой земных сил? Видимо, Зоб откровенно плохо играл в шахматы или и вовсе не знал о существовании этой игры. Ведь иначе ему было бы известно, что даже слабая пешка могла изменить ход целого сражения в корне. А Локи уже расставил нужные «фигуры» на расчерченном клетками столе против своих недругов. Осталось лишь не совершить ошибку… — Славная, но недолгая… И Локи даже не соврал. Он не планировал затягивать уже спланированный пораженческий исход, рассчитав все точно. — Если твои силы окажутся столь непобедимы, как ты говоришь, — продолжил асгардец. — Ты смеешь сомневаться?! Сомневаться в том, кто вручил тебе скипетр, кто дал тебе древнее знание и цель, когда ты был разгромлен и изгнан?! Этот голос ему был тоже хорошо знаком. Ронан Обвинитель — еще один последователь безумного титана. — Я был царем! — вырывается у Локи прежде, чем получается замолчать или обдумать услышанное. — Твои амбиции жалки. И происходят из детских обид, — вновь заговорил Зоб. — Мы смотрим дальше Земли! На великие миры, куда тессеракт откроет путь… — У вас нет пока тессеракта… Эти слова его «хозяевам» явно не понравились. — Я не угрожаю, — все же смягчил прозвучавший факт Локи. — Но пока я не отворю дверь, не стану повелителем вашей армии, ты его не получишь. И ему это было нужно. Только став во главе чужой армии сможет на что-то повлиять и разыграть все так, как выстроилось в его длинном и продуманном плане. — Запомни… если проиграешь, асгардец, а тессеракт окажется потерян для нас, не найдется такого царства, такой ничтожной и жалкой планеты, пещеры, в которой ты сможешь укрыться, — голос Зоба, кажется, пробирался под кожу, обжигая нутро одним своим мерзким звучанием. — Думаешь, ты познал боль? В руках у нас… ты будешь мечтать… о той сладкой боли…»

Выйти на связь с Чёрным Орденом, используя для подобного скипетр с камнем разума, было учтённой необходимостью, а не порождением личных желаний. Все же Локи создавал правдоподобную видимость верного служения, а для этого нужно было отчитываться перед «хозяевами», раз за разом наступая себе на горло. Вызывало облегчение лишь то, что терпеть оставалось не так уж и долго. Как уже говорилось ранее, не собирался затягивать — развязка была уже близка, маня свободой от «рабского ошейника». Надо сказать, ничего нового он так и не услышал. И так знал, что его способны отыскать по слепку магии, где бы он ни прятался, а представлять, что его ждало в таком случае и вовсе не хотелось — это все ему было известно еще тогда, когда сидел в темнице Чёрного Ордена. Однако в этом случае работало одно избитое старое правило. А что? Не зря же говорят, что красота в простоте. Что за правило? «Если хочешь спрятаться, спрячься у всех на виду» — это и собирался сделать. Именно поэтому с маниакальной и педантичной тщательностью продумывал собственное поражение с последующим захватом. Ведь в их необъятной вселенной все же оставалось одно безопасное место, откуда его будет уже не достать — Асгард. Так что, цель была ясна, а план проработан и достаточно гибок на случай разного рода погрешностей, когда придётся импровизировать. Начало? Если бы и правда стремился захватить Мидград, появился бы тихо и без шума. Но в его случае появление должно было быть ярким, громким и вонзающимся в память — так он покажет смертным их противника, а ещё сконцентрирует внимание на себе… ведь если смотреть в одну точку, то можно пропустить то, что находится рядом, а это позволит скрыть некоторые действия, которые могли бы «смазать» его так называемое представление. И пробуждение куба извне при помощи магии, попадание прямо на базу Щ.И.Т.а, о котором так много слышал от Тора — лучший вариант появления из возможных. Дальше? Начать следовало с угроз, причём, не только словесных. Идеально было бы тяжело ранить нескольких смертных, некоторых завербовать. Подобное отлично продемонстрирует превосходящую силу, серьёзность намерений, а ещё выведет из себя, спровоцирует, иными словами, ещё сильнее притупит внимательность. И Локи все исполнил в лучшем виде, забирая куб, а для вербовки вполне подошёл некий «Бартон». Вербовка агента в этом случае не случайна, скорее, прагматичный выбор. Ведь он агент, причём, с… высоким уровнем доступа к информации — подобное было способно закрыть некоторые пробелы собственной неосведомленности, тем самым доводя уже готовый план практически до идеала. После следовало скрыться и затаиться где-нибудь. Это даст защитникам Мидграда необходимую передышку, время, чтобы обдумать произошедшее, перегруппироваться. Но уйти на дно нужно было не только для этого. Для чего ещё? Неизвестность. Да, это мощное оружие, если правильно его использовать. Ведь они уже увидели врага, узнали его силу, а тессеракт и вовсе оказался украден. В таких обстоятельствах если не знать, что именно задумал противник, никакого спокойствия ждать не приходилось. Они набросятся, стоит им только получить хотя бы малейшую зацепку — это и нужно… чтобы, когда Локи будет готов начать следующий акт, они слетелись к нему, не обдумывая стратегию, не задумываясь о том, что их противник дал себя схватить слишком легко. Собственно, пока смертные переводили дух, Локи не сидел без дела, не отдыхал — не было времени на подобного рода роскошь. Для начала и вовсе нашёл укрытие, чтобы иметь возможность нужное ему время находиться в тени. Временный штаб, конечно, не радовал удобствами, но обстоятельства и не располагали к капризам — обходился тем, что есть. И, только обустроившись, почти сразу вызвал Бартона на «разговор». У него было много вопросов. Ведь его план сработает идеально лишь в том случае, если все ключевые фигуры будут двигаться в нужном направлении и действовать так, как было необходимо самому Локи. И Бартон говорил много, охотно, что нисколько не странно, ведь его воля оказалась полностью подавлена камнем бесконечности. Никакой лишней сентиментальности или мелодраматичности, все четко и строго по существу. И после часового разговора у Локи было все. Это будет простая игра. На доске чёрные и белые фигуры — ничего нового. Сам Клинт Бартон — «белая пешка». Он определенно опасен, ведь эту фигуру недооценивать нельзя. Однако лучник был, есть и будет исполнителем — сущность не изменить. Пока тот играл за чёрных. Но Локи обязательно его вернёт туда, где Бартон и должен быть… к белым, когда наступит определенное время, не раньше и не позже. Наташа Романофф. Женщина. В Асгарде зачастую их не принимали всерьёз. Ошибка. И Локи не собирался ее допускать, размещая женщину на позиции «белого коня». Учитывая, что он узнал о ней, эта фигура практически идеально ей подходила. Перешагивать через других ради достижения цели… в ее природе. Брюс Бэннер? Сильная и прямолинейная фигура — «белая ладья». Как, собственно, и Тор. Его ещё нет на шахматной доске, но он появится, когда Локи вернётся на сцену, настолько громко и ярко, что Хеймдалль не сможет проигнорировать, не доложить. Не стоит забывать о человеке из прошлого, Стивене Роджерсе. Твёрдый в своих убеждениях и принципах, способный двигаться лишь по одной траектории своего цвета — «белый слон». И множество других не менее значимых фигур в этой партии. Предсказуемые, легко просчитываемые… они без труда исполнят роли, если все условности будут соблюдены точно так и в такой последовательности, как задумал Локи. Лишь одна фигура не давала подобной уверенности, одним своим существованием ставя под сомнение все. Тони Старк. Местная знаменитость, если верить словам Бартона, а не верить им причин не было. «Человек-из-железа», который был известен потворством собственным желаниям, доверием собственному чутью, недюжинной храбростью, крепкой волей, непризнанием авторитетов и какой-либо власти над собой, внимательностью к деталям, острым и пытливым умом. «Белый король»? Нет. Определенно нет. Ведь король ограничен лишь одним ходом. Способен убить только при приближении практически вплотную — эта характеристика больше подходила Фьюри, ограниченному законами, приказами других людей, что… повыше. Нет. Старк был сильнейшей фигурой в этом наборе. Умён, непредсказуем и, наверняка, будет действовать, как посчитает нужным. Такого так просто не толкнуть в нужном направлении без должной осторожности и аккуратности. «Ферзь», не иначе. И честно? Локи даже самому захотелось увидеть его, убедиться в верности собственных выводов, сделанных после сухого, бездушного рассказа Бартона. Но не сейчас. Ещё не время. Вот только… какой при этом всем фигурой являлся сам асгардец? Казалось бы, с чего ему быть кем-то, ведь он тот, кто расставлял эти самые фигуры, кто ведёт эту игру? Однако на этой импровизированной доске все же имелась его «клетка». «Чёрный король». Ограниченная обстоятельствами, собственным планом, его фигура стоит на своём месте для одного единственного хода… лишь затем, чтобы красиво и достоверно пасть в конце. И лишь поговорив с Бартоном, Локи выходит на связь со своими «хозяевами», потому что так надо, потому что они не должны сомневаться в его лояльности, верности. Хотя, надо сказать, разговор вышел малоинформативным. Ему всего лишь напомнили его место, заставляя с силой сжать скипетр, лишь бы не сорваться раньше времени — обычно лучше контролировал себя, но не в этот раз, не с ними.       — Тессеракт столько мне открыл! — голос Селвига отрезвил, рывком вернул в реальность Локи, позволившего себе слишком надолго погрузиться в размышления. — Это больше, чем знания! Это суть! Селвиг — ещё одна важная деталь его плана, ещё одна «пешка», которой суждено построить портал и по приказу оставить лазейку, возможность, чтобы потом его могли закрыть. И ведь мог взять на его место любого другого— в Мидграде кандидатур хватало. Но выбрал именно его. Не потому, что тот был чем-то лучше других. Почему же тогда? Просто Селвиг был важен Тору. Когда брат узнает, что именно его забрал Локи, то его, и без того лишенный гениальности, разум потеряет значительную долю ясности, что только на руку. Ещё одна провокация. Одна из многих, которым не было числа.       — Я знаю, — ответил с почти равнодушной, даже усталой улыбкой асгардец. Он смотрел в глаза напротив, которые утеряли свой истинный цвет, став небесно-голубыми, как у других, что оказались под влиянием силы камня. Локи не нравился этот цвет. Нет, он не мог отрицать полезность доверенного ему скипетра в том, что он задумал и пока успешно воплощал. Но сила камня пугала его, рождая внутри глубинный страх перед тем, что было сильнее его. А ещё… ещё отсутствие мысли в глазах, крошево руин чужой воли… это уже вызывало отвращение. Ведь не так давно Локи был таким же, почти забыл собственное имя, кто он… Асгардец тряхнул, отгоняя ненужные сейчас и совершенно неуместные мысли. Надо приступать к следующему шагу.       — А вам… что он открыл, Бартон? — Локи обратился к лучнику.       — Следующую цель, — прозвучал короткий ответ, от которого разило удушающей покорностью.       — Скажите… что вам нужно?       — Мне нужен хаос, — Бартон достал из кейса свой лук. — И глазное яблоко. Что ж… Это совпадало с планами Локи. А значит, вынужденное затишье подошло к концу…

***

Германия. Штутгарт. 28 по Кёнингштрассе. Эта точка была выбрана не случайно. Именно здесь находился человек, чьё глазное яблоко было так нужно Бартону. Заполучить его можно было гораздо проще. Локи легко мог принять необходимую внешность и сам открыть ту дверь, мог и вовсе переместиться туда, используя силу тессеракта. Но хаос был необходим и ему самому. Именно поэтому асгардец появился в той точке, словно его не разыскивали. Быстрая смена событий после затишья заставит защитников Мидграда действовать, а не думать. Да, думать им определенно нужно поменьше. Зачем, если есть превосходящий разум, который все сделает так, как и должно быть? Звон бокалов, смех и тихие разговоры под аккомпанемент негромкой музыки — смертные его не ждали, не подозревали о том, что должно было произойти. Местная охрана? Вывести их из строя удалось довольно легко — даже не напрягался. Локи старался уменьшить количество смертей, обходясь травмами и серьёзными ранами. Но жертв все равно было не избежать, если хотел, чтобы все выглядело достоверно. Нужного мужчину асгардец буквально хватает за грудки — тот слишком хрупкий, слишком легкий, как и все смертные. Вырезает нужное на глазах у всех, публично, даже не вздрагивает от криков ужаса за спиной, делает то, что должен… все остальное не важно, ведь это лишь ещё одна необходимая сцена представления. Но этого… все ещё мало. Недостаточно. Кто-то сказал бы, что, учитывая все, Локи следовало бы уйти, ведь скоро прибудут те, кто ему противостоит. И преследуй он другие цели, так бы и поступил. Вот только… он должен был их дождаться, должен был привлечь внимание взора Хеймдалля, должен был позволить себя схватить. Локи выходит на площадь в воинственном блеске доспехов. Люди бегут, хотят спастись — предсказуемо. Но не могут — появление иллюзорных клонов, почти неотличимых от оригинала, отрезает все пути.       — На колени предо мной! — повелительный окрик асгардца оказывается громче криков страха и паники. Он заставляет смертных остановиться, замереть, оглянувшись. Однако их стремление к свободе не позволяет исполнить приказ. И Локи их понимает. После всего… действительно понимает — на колени опускаться не просто. И даже презрение к слабости смертных не притупляет это понимание. А ещё… это глупо. Невероятно глупо ставить горстку смертных на колени. Ему не нужен Мидград и его содержимое. Но иначе никак.       — Я сказал… на колени! — повторяет Локи. И они подчиняются. Иллюзии пошли рябью, но держались — магии было не так уж и много, можно сказать, ее практически не было… так и не восстановилась после плена.       — Но разве так… не проще? — продолжил говорить Локи. — Разве это не естественно для вас? Эта речь была сочинена заранее. Каждое слово выверено, взвешено, интонация тщательно подобрана. Вот только говорить ее оказалось тяжело, словно огромный валун опустили ему на плечи, придавливая тем самым к земле.       — Это ваша глубинная суть. Вы жаждете рабства… В голове вспышка. Оборванный клочок прошлого воспоминанием встает перед глазами с поражающей, почти режущей четкостью.

«Чужие пальцы с силой сжали подбородок, заставляя поднять опущенную голову. — Ну, давай же, великан. Открой глаза, — голос над ухом рождал внутри волну ярости, которая из-за слабости и даже немощности собственного тела не могла прорваться наружу. — Ты же знаешь, что, если не будешь послушным, будет хуже. Тут его не называли по имени. Словно его не было вовсе, словно… хотели отнять его вместе со всем остальным. Но было ли оно вообще? Это имя дали ему не те, кто подарил жизнь.»

Локи сделал паузу. Иначе бы все не ограничилось рябью его иллюзорных копий. Голос обязательно бы дрогнул. Слишком свежи были раны… не только внутренние, но и внешние, открываясь, вновь позволяя крови проступать, а все из-за расхода магии, что вместо собственного восстановления и лечения уходила на иные нужды.       — Соблазнительный луч свободы заставляет вас не радоваться жизни, а мечтать о завоевании власти, о самопознании. Вы были созданы, чтобы служить… Снова вспышка. Не к месту. Не ко времени.

«Локи подчинился. С трудом, но раскрыл глаза, хотя веки казались неподъёмными. — Хороший мальчик. Послушный, — холодная ладонь небрежно похлопала по щеке. — А теперь смотри прямо. На мою руку. Локи сделал, что ему сказали. Зацепился взглядом за длинные, серые и по-старчески сморщенные пальцы, что почти музыкально перебирали воздух, ласкали его. Казалось, ещё мгновение… и они извлекут звук. — Ты все будешь осознавать, будешь понимать. Голос. Ровный и спокойный. Он двигался на Локи монолитной и неостановимой стеной, сметая те ошмётки барьеров и защиты, что оставались внутри. — Но не сможешь сопротивляться. Маг, принадлежащий «Черному Ордену» продолжал говорить. Локи хотелось заткнуть уши. Лишь бы не слушать. Не слышать. Но руки были скованы намертво. А взгляд, как ни пытался отвести, был прикован неведомой и, казалось бы, непреодолимой силой к перебирающим воздух пальцам. — После каждого удара ты будешь просить «ещё». Это тихий и спокойный голос, шепчущий на ухо его приговор, проникал глубоко, прямо в подкорку. — Ведь ты плохо себя вёл. А когда питомец ведёт себя плохо, он получает наказание. Рваный вздох сорвался с губ Локи. Первый удар.»

Удар был лишь в памяти. Но прямо сейчас казался почти реальным. Асгардец словно бы наяву ощутил, как кнут вновь рассекает тело. И с трудом удержался от того, чтобы не дрогнуть. Лишь сильнее сжал собственный скипетр. В горле снова встал уже знакомый ком, но Локи с усилием сглатывает — кадык содрагается под кожей. Нужно было закончить. Ему нужно было довести все до конца, чего бы это ни стоило, если хотел достичь поставленной цели. А он достигнет. Достигнет. И ошибки… недопустимы.       — …и до конца дней стоять на коленях. На губах Локи оскал. Такой, какой и должен был быть у завоевателя, победа которого предрешена. Смешно. Если бы действительно хотел всего этого, поступил бы иначе, нашёл бы другие слова. Но нет… Слова оказались отлично подобраны, чтобы затронуть нужные струны в человеческих душах, что так жаждали свободы. Ведь только так можно было заставить их воспротивиться услышанному, подняться с колен. И… Долго ждать не пришлось. Один поднялся. Он был стар и немощен, но стоял на ногах удивительно твёрдо, противясь чужой подавляющей воле. И Локи знал, как это непросто… подняться с колен, гораздо труднее, чем опуститься.

«Асгардец попытался собраться с силами — первая попытка принять сидячее положение. Собственные икры напряглись. Ноги двигались… медленно и неохотно. Ладони стали опорой, впечатавшись в каменный пол. И… Неудача. Правая нога подвела, неудачно соскользнув, так и не став надёжной опорой. Локи попытался снова. И снова… тщетно. Исполнить задуманное действие, такое простое в своей основе, но сложное в воплощение, получилось с шестой попытки.»

Он смотрел прямо на Локи. Без страха. Твёрдо. Это даже вызывало восхищение.       — Не перед такими, как ты, — проговорил старик. Асгардец рассмеялся. Слишком искусственно, по-театральному. Так, будто его знатно повеселило сказанное. Но… нет. Что бы ни испытывал, но точно не «веселье».       — Таких… не существует, — отзывается Локи.       — А я знаю много подобных. Ему не хотелось обрывать жизнь этого старика. В глазах асгардца лишь он один из всей этой толпы, что продолжала стоять на коленях, заслуживал жизни. И Локи медлил, отчаянно оттягивал момент, поднимая скипетр, чувствуя приближение тех самых защитников, которые вмешаются вовремя, чтобы жизнь старика оказалась спасена. Наконец… Поток энергии срывается со скипетра, устремляясь прямо в смертного, якобы с целью преподать урок. Но… Врезается в щит со звездой по центру. «Белый слон» успел. Выпущенная энергия почти сразу отскакивает, но Локи успевает уклониться. Старик был жив. Все рассчитано верно. Не ошибся. Едва заметный облегчённый выдох. Впрочем, расслабляться было ещё слишком рано. Представление не окончено, занавес не опущен.       — Знаешь, когда-то я уже бывал в Германии и видел человека, стоявшего выше всех… мы так и не поладили.       — Солдат, — Локи оскалился. — Человек из прошлого… Его появление предсказуемо. «Белый слон», ведомый своими принципами и чувством справедливости должен появиться первым. Он оправдал ожидания, прекрасно исполняя предназначенную ему роль, даже не догадываясь об этом.       — Скоро ты станешь прошлым. Звучит, как угроза. О-о-о… это определенно она и была. Но у Локи страха не было и в помине. Есть лишь высшая цель, за которую можно заплатить любую цену. А потом подоспел и джетт. Вовремя.

[Локи, бросай оружие и сдавайся.]

Женский голос. «Белый конь» тоже здесь, укладываясь точно в срок. Она должна была прибыть второй, что и сделала. Это не странно и не удивляло. Ведь у Локи в заложниках был близкий ей человек. Предсказуемо. Их и правда было легко просчитать, подогнать все действия так, что неожиданностей для самого асгардца почти не оставалось. Поток энергии вновь срывается со скипетра, заставляя самолёт вильнуть в сторону, чтобы прицел больше не упирался в Локи. Лишние помехи ни к чему. Рядом был Роджерс, в стиле которого было «навязать ближний бой». И разве можно отказать ему в такой малости? Первый удар. Кулак прилетает в лицо. Но это слишком слабо. Тор бил больнее… даже в детстве. Поэтому асгардец легко выдерживает этот удар, даже не пытаясь защититься или уклониться. Локи пускает в ход скипетр, но не потоки энергии, а сам жезл. Наносит простые удары. Один, второй… третий отбрасывает в сторону, разрывая дистанцию. Асгардец мог сильнее. Мог сломать позвоночник или раздавить одной лишь магией — слишком много опыта за плечами, слишком много боев и войн. Но сейчас это ему было не нужно. А ещё… он был слаб. Да, именно слаб. Магии едва хватало на поддержание иллюзий. А, открывшиеся из-за магического истощения ещё не зажившие после десятилетнего плена, раны не позволяли сражаться в полную силу, принося в разы больше боли, чем удары смертного. Но Роджерс не замечал «игру-в-поддавки» и предсказуемо не сдался после первого же раза, когда оказался отброшен в сторону. И снова обмен несколькими ударами. Кулак, прошедшийся по спине, заставил сжать с силой зубы, удерживая болезненный стон внутри, не давая ему прорваться — кулак «Белого слона» попал прямо в одну из ран. Но Локи быстро взял себя в руки, одним точным ударом ноги делая подсечку, сбивая его тем самым с ног. Этого хватило, чтобы Роджерс оказался на коленях.       — На колени, — прозвучало сдавленно, даже зло. И Локи действительно злился. Больше на себя и на тело, что пыталось его подвести — раны горели так, словно к коже прислонили каленное железо… казалось, ещё немного и можно будет почувствовать запах паленой плоти.       — Не сегодня! Роджерс снова на ногах. И даже успел нанести пару ударов. Появление последней фигуры в этом акте… тоже рассчитанное и весьма своевременное. Старк не подвёл, хотя асгардец уже практически не надеялся на его появление, которое по плану должно было стать отличным завершением данного столкновения. Поэтому Локи даже не пытается уклониться, ловя выстрел чистой энергии прямо в грудь и… падая, как подкошенный. Унизительно? Что ж… Возможно. Но не так, не настолько, как сидеть обнаженным в камере и есть с пола, подобно животному. Но… Надо сказать, и правда устал. В его состоянии было не просто поддерживать множественные иллюзии собственного облика, иллюзорных клонов, чтобы нельзя было подстрелить из джетта, и вести бой с Роджерсом, стараясь его не убить и по глупости не умереть самому.       — Твой ход, Северный олень, — механический голос… Локи поднял свой взгляд, смотря на блестящий шлем. Ни глаз, ни лица. Просто броня. Впрочем, быть может это и к лучшему, что не видел лица именно этого смертного. И так слишком много чужих глаз успел повстречать за столь короткий срок. А он ведь и правда устал. Даже слишком. …и буквально весь арсенал этого железного костюма был приготовлен к бою и наведён на одну единственную цель. Локи не боялся. Но… время пришло. Он смиренно поднял руки, сдаваясь на милость «победителей».       — Хороший ход.

***

      Так уж все устроено… Победа невозможна без поражения. И с каждым поражением Локи становился все ближе к победе, как бы абсурдно это ни звучало. Все смутно чувствуют эту истину. Ведь одерживает верх не тот, кто не терпит поражений. Одерживает верх тот, кто умудряется сами свои поражения обратить в победу. Проигрыш асгардца был тщательно спланирован, предрешён им же самим. Возможно, именно поэтому удар по гордости не был столь силён, чтобы оставить очередную незаживающую рану. А может, все от того, что от собственной гордости и без того остались лишь руины. Локи не знал. И не собирался проникать вглубь себя, до самого нутра, чтобы это выяснить. Его доставили на воздушную базу в наручниках, как заключённого, как пойманного преступника. Но в этот раз «кандалы» ощущались иначе. Не только потому, что сейчас надеть их — его выбор. Почему ещё? Они были тоньше, легче, созданные специально для смертных… не для него. Они не блокировали его магию, не раздирали в кровь кожу, не стирали личность. Даже удивляло, ведь Тор знал о том, что его брат был чародеем, колдуном. Впрочем, тут, наверное, большую роль сыграли его предубеждения. Магия в Асгарде — исключительно женское «занятие». И Тор никогда не принимал талантов брата в этом направлении, считая чем-то постыдным — все равно, что признать во всеуслышание, что Локи не мужчина. Раздутые до невообразимых размеров гордость и честь громовержца не могли позволить себе раскрыть нечто столь «унизительное», по его мнению. Возможно, даже нашёл себе оправдание, что сделал это ради брата, чтобы защитить его, не позволить оскорбить и все в таком духе. Смешно. Тот же Чёрный орден не волновали такие мелочи. Да и сам Локи не считал свою магию чем-то, что способно унизить, наоборот, он гордился тем, насколько эти силы благоволят ему, не позволяя стать простым воином, что только и умеет, что махать мечом, ну, или молотом. И если так подумать, асгардец даже был благодарен брату, за его предубеждения. Ведь без ограничений, он был свободен. И если бы захотел, мог легко снять оковы. Просто пока в этом не было необходимости. Пока Локи должен быть здесь. Поэтому спокойно шёл под конвоем по чужой базе. Вот только о том, что он «заключённый», напоминали разве что лишь наручники, да тот самый конвой и… все. Спина асгардца была прямой, никакой склонённой вниз головы — больше не позволит себе ее склонить. Никогда больше. Со стороны и вовсе могло показаться, что все это место принадлежало ему. Локи шёл по длинному коридору, ненавязчиво осматриваясь, но без цели, без умысла — благодаря Бартону, и так знал, как тут все устроено до мельчайшей детали. Зачем? Можно было бы подумать, что для будущего побега отсюда. Однако, чтобы сбежать, план этого «корабля» знать совершенно ни к чему. Просто асгардцу нужно было, чтобы все защитники в итоге оказались на твёрдой земле, где и состоится решающее сражение. Именно по этой причине Бартону было приказано вывести из строя два из четырёх двигателей. Один из двух поврежденных у них ещё получится починить, что не позволит им упасть, однако и бой вести не смогут. Ко всему прочему, это происшествие пробудит их «зелёного-монстра-Халка», плюс, на борт взойдёт Бартон. Из этого всего выходит то, что «горе-защитникам» хватит проблем и скипетр останется без охраны. Печально, конечно, расставаться с Бартоном — из него вышел превосходный исполнитель, отличная «пешка». Но он был именно что «белой пешкой» — пришло время вернуться к своим, а в том, что «защитникам» удастся его вернуть, Локи не сомневался. Впрочем, до отключения двигателей ещё достаточно времени. Все получится. Асгардец просчитал все до мелочи. И даже «белый ферзь» не сможет хоть как-то нарушить тщательно выверенный ход событий. Они как раз проходили мимо одного из многих помещений, когда взгляд зацепился за тех, против кого «сражался» — хотя слово «сражался» не слишком подходит, не передаёт сути. «Защитники» не видели Локи, занимались своими делами. И сейчас… когда флер удушающей усталости немного схлынул, он не смог удержаться — виной всему его любопытство, которое подчас становилось просто неудержимым. Асгардец безошибочно нашёл «белого ферзя», и отсутствие брони никак в этом не помешало — Бартон предоставил досье с фотографиями на каждого, подкрепляя ими свой рассказ, да и виделись уже… в том джетте. Старк не смотрел в сторону коридора, что к лучшему. Он склонился над одним из экранов, рассматривая что-то там с въедливой тщательностью, внимательно. Локи по большому счёту было плевать, что так сильно привлекло внимание мужчины. Смотрел на него самого, цепко изучая его… в профиль. И его интересовали не черты лица, не разлет бровей, не форма носа, не аккуратная линия бороды с легкой проступающей сквозь кожу щетиной за ее пределами — все это невольно оказалось отмечено ещё тогда в джетте, когда асгардца ещё только везли на этот массивный корабль, когда Старк впервые поднял забрало своего шлема, открывая лицо. Локи почему-то тогда избегал смотреть ему в глаза, будто бы внутренне опасаясь, хотя подобному не было причин. Это всего-лишь смертный: не наделён ни даром предвидения, ни талантом чтения мыслей… ничего такого. Однако все равно, несмотря на это, в том джетте пересечения взглядов так и не случилось, как, собственно, и здесь. Сейчас же асгардец позволил себе безнаказанно смотреть лишь по той причине, что Старк не смотрел в ответ, нивелируя тем самым те опасения. И… честно? Локи против воли цепляла эта увлеченность мужчины. Он не был похож ни на кого из тех, с кем сражался бок о бок, плечом к плечу, и ни на кого из тех, кого знавал Бог Обмана за всю свою довольно-таки долгую жизнь. Взгляд «белого ферзя» был наполнен мыслью, знанием, лишь подтверждая, что асгардец не ошибся в выводах на его счёт, считая его главной угрозой всему, что планировал. В какой-то момент «объект его внимания» напрягся. Старк как-то подтянулся весь, а после тряхнул плечами, словно бы в попытке что-то сбросить с себя, стряхнуть — его передернуло. А после, практически через мгновение, словно бы почувствовав, что на него смотрели, совершенно неожиданно поднял свой взгляд, словно ища что-то, пока его взгляд не остановился в одной точке — на Локи. Смотрел прямо на него. Причем, внимательно, цепко, прищурившись, словно бы мужчина решал какую-то важную для себя и крайне сложную загадку, иначе не скажешь. Вот только внимание асгардца уже переключилось, останавливаясь на той фигуре, что была необходима в воплощении планов. Брюс Бэннер. Надо сказать, он посмотрел в ответ практически сразу. И Локи даже через стеклянную стену ощутил хлынувшую от него волну, состоящую из опасений, даже страха, и взволнованности — она налетела на асгардца, разбиваясь тучей брызг от столкновения с его непоколебимым спокойствием. Локи было плевать на Бэннера. Никакого личного беспокойства и уж, тем более, опасений эта «белая ладья» не вызывала, однако это не отменяло ее важности, даже необходимости в грядущих событиях. Асгардец оскалился. Хищно, угрожающе. Слишком нарочито и явно выделяя Бэннера среди прочих. И тот это почувствовал, как и зелёный монстр внутри него. На лбу смертного тут же залегла глубокой и почти прямой линией морщина, как олицетворение его задумчивости и замешательства. Однако… Пора было идти дальше. Ведь Локи ждало место его заточения. Хотя он уже знал, что эта «клетка» предназначалась не ему. Больше всего забавляло то, что эти смертные всерьёз верили, что из того «аквариума» ему не сбежать. Преступно трагическая наивность.

***

      — На случай, если не ясно… — по-военному четко говорил «белый король». — Попытаетесь сбежать или хотя бы оцарапать это стекло… — под «клеткой», в которой заперли Локи, открылся люк. — Девять тысяч метров вниз в стальной ловушке. Уяснили, как работает? — а потом, ведомый задетой гордостью, припоминая ту самую фразу, которую асгардец сказал, когда только появился Мидграде, Фьюри указал на «заключённого». — Муравей, — а потом на пульт управления. — Сапог. И судя по тому, как все прозвучало, Фьюри и правда верил в то, что эта клетка способна удержать Локи. Из этого можно было сделать вывод, что либо Тор не вдавался в подробности, когда рассказывал о брате, либо его невнимательно слушали. Уже сейчас Бог Обмана придумал с десяток способов выйти отсюда, даже особо не напрягаясь. Но больше всего позабавило напоминание про «муравья и сапог». Видимо, этот смертный был из особо обидчивых, раз слова асгардца его настолько задели. Что тут можно сказать? «Чем ближе к неприятной правде, тем сильнее ранит» — это правило отлично показало себя. Мидград слишком слаб и беспомощен, чтобы отразить нападение Таноса и его армии. Да что там… Читаури и вправду отлично бы справились с задачей, если бы во главе поставили кого-то другого из Чёрного ордена. И иллюзий на этот счёт у Локи не было, в отличии от тех же смертных, что предпочитали пребывать в мире своих грёз до последнего. Опрометчиво.       — Клетка впечатляет, — сказал, отступая от стекла, Бог Обмана, разводя руки в стороны и усмехаясь. — Но думаю, ее строили не для меня. Не думал. Знал.       — Верно. Для того, кто гораздо сильнее вас, — и эти слова даже звучат гордо. Напрасные надежды. Халк сильнее лишь физически. Однако физическая сила сама по себе, без контроля, без разума… ничего не стоила. Бэннер не различал даже своих и чужих, если верить словам Бартона. Так что, гордиться им не имело никакого смысла. Их оружие… подобно обоюдоострому клинку, с которым они не в силах совладать. И если они рассчитывают, что в случае чего именно Халк защитит их от асгардца, то это слишком грубый просчёт. Хотя… возникали сомнения, что смертные вообще умели считать… хотя бы до пяти.       — О, я слышал… — Локи посмотрел прямо в камеру, зная, что «защитники» за ним наблюдают через свои экраны и мониторы. — Безумный зверь… силится доказать, что он все ещё человек, — проговорил с по-театральному наигранной жалостью. — В каком же вы отчаянии, что призвали столь убогие создания на свою защиту? Локи владел магией, прекрасно управлялся с холодным оружием, а острота его разума порою разила точнее и смертоноснее любого клинка. Однако опасен он был не только из-за этого. Асгардец слишком хорошо владел собственным языком, плетя искусные паутины слов, что с первых мгновений затягивали ничего не подозревающую жертву, которая сама, словно мотылёк, летела, привлеченная мелькнувшим вдалеке огоньком, не замечая, как тонкие нити затягивались все туже… так, что не выбраться, не сбежать… не спастись. В этот раз его слова не были пустыми. Они выверенные и… били точно в цель: задевали раздутое сомнение, вонзались острозаточенными крюками в слабые места, застревая, что уже не вытащить, не избавиться от ростков мыслей, семена которых уже были посеяны, а ещё… эти слова вновь выделяли Бэннера — подсказка, подобно кости, что небрежно бросили оголодавшим псам. У всех были свои сомнения, страхи, лишние мысли, опасения, желания, надежды… Локи играл на них, будто музыкант, перебирая тонкими длинными пальцами струны, извлекая нужный ему звук.       — В каком я отчаянии? — спросил Фьюри. — Ты грозишь миру войной, крадёшь неподвластную тебе силу… Следующие слова «белого короля» заставили на краткий миг задержать дыхание, замереть всем телом. А в его глазах буквально отобразился вопрос: «Да неужели?». Неподвластную? Это даже смешно. Локи с детства тянуло к тессеракту. И, пожалуй, в Асгарде он был одним из немногих знающих о нем столь много. Но даже это не главное. Камни бесконечности тянулись к нему, он чувствовал их… именно поэтому оказался столь ценен для Чёрного ордена, именно поэтому скипетр подчинялся ему до сих пор, воздействуя на «защитников» в нужном ключе, даже не находясь в руках Локи. А этот смертный смеет говорить о неподвластной силе, когда сам и половины о ней не ведает?       — …говоришь о мире и убиваешь ради забавы, — мужчина с повязкой на глазу подошёл почти вплотную к клетке. Асгардец смотрел прямо на Фьюри. Его глаза, казалось, источали бесконечный холод его истинной сущности. Забава? Не было ничего забавного в исполнении чужого приказа, ничего забавного в том, чтобы быть чьим-то слугой, ничего забавного в том, что приходится давить слабых смертных для достижения поставленной цели. А ведь Локи старался уменьшить количество возможных жертв, но разве этот недалекий ум способен был понять истинный смысл происходящего? Нет, определенно нет.       — Ты вверг меня в глубокое отчаяние. А этому радоваться не стоит, — звучало самой настоящей угрозой. Вот только породить страх эта угроза была не способна. По крайней мере, не в Локи. И ему было, что ответить на это.       — У-у-у… Тебя жжёт изнутри. Ты почти подошёл к цели… к обладанию тессерактом, к силе… неизмеримой силе. А ради чего? — усмехнулся, прекрасно зная о помыслах Фьюри. — Поделиться ее огоньком с человечеством, — усмешка вмиг исчезла с его лица, а тон стал холодным, будто бы они неожиданно оказались в Йотунхейме. — И вдруг тебе напомнили, что такое сила на самом деле, — прозвучало резко, даже режуще. Впрочем, у некоторых череп столь толст, что никакие слова, никакие попытки достучаться не принесут результата. Именно поэтому Фьюри не был задет, так до конца и не поняв, к чему Локи сказал все это и для чего. Но прозвучавшие слова предназначались не только «белому королю»…       — Дай мне знать, если эта сила захочет журнальчик или ещё чего… Асгардец, наконец, остался один. И это даже вызывало своего рода облегчение, ведь ему было, о чем подумать, не отвлекаясь на разговоры и на жалких смертных, которые даже и не пытались заслужить хоть каплю уважения Бога Обмана — опрометчиво, ведь именно от него зависели их хрупкие жизни. Локи прошёл к скамье, приземляясь на неё, наконец, давая себе передышку — но только телу, не разуму. Водоворот из мыслей уже затягивал в свою чёрную глубину, унося подальше от осточертевшей до колик действительности.

«Едва заслышав грозу, Локи знал, что последует за ней. А это значит, у него получилось привлечь внимание своей «семьи» — Тор явился, наконец. Уже через мгновение рука брата сжимала горло, а в ушах свистел ветер. Впрочем, полёт долго не продлился. Хотя приземление вышло жёстким… прямо на спину, где были ещё не зажившие раны. Локи хрипло рассмеялся, лишь бы не позволить себе издать болезненный стон, не показать, насколько сейчас слаб и уязвим. — Где тессеракт? И это все, что Тор хотел знать? Это единственный вопрос, что у него был? Локи насмехался над братом, старательно игнорируя саднящую в глубине боль. Не этот вопрос он надеялся услышать, хотя вряд ли признался бы в этом даже самому себе. — И я по тебе скучал, — даже усмехнулся, но вставать не спешил, так и продолжив лежать на спине — сил было не так уж и много. — Думаешь, я в игры играть пришёл?! — Сказал бы «спасибо»… — спина, испещрённая шрамами, горела огнём. — Без радужного моста Всеотец потратил бы много энергии, чтобы переправить тебя сюда… — с трудом, но встать получилось. — …на твою любимую Землю. Руки брата стискивают ворот плаща. Крупная ладонь, гораздо крупнее его собственной, оказывается на шее, прижимаясь к коже. Жест должен был подарить родное тепло, но на деле лишь ранит, ядовитым лезвием проникая под кожу, вспарывая. Рваный выдох на грани слышимости. Тор не замечает бледности щёк Локи, не слышит его сбитого, надсадного дыхания, не видит напряжённость и скованность истощенного тела, пронзённого, сведенного болезненной судорогой. Он никогда ничего не видел, не замечал, не слышал. Не стоило и надеяться на обратное. А ведь Локи ждал… там… лежа на холодном полу, ждал… Зря. Не стоило. Не нужно было. Не имело смысла. — Я думал, ты умер… — наконец, Тор сказал то, с чего и должен был начать. Но Тессеракт… оказался важнее. Почти забавно. Почти иронично. — Ты скорбел? И в этом вопросе чувствовался вызов, перевитый отчаянием, отголосками страха и эхом тех самых глупых надежд, за которые так держался в той камере. Да, брат нужен был для воплощения плана. Однако его появление Локи ждал не только с этой целью. Он хотел задать вопросы, ответы на которые уже были известны. Но ему хотелось удостовериться в своей правоте, даже если после услышанного привычная боль затопит не только тело, но и то, что было гораздо глубже. — Все скорбели, — отвечает брат. Это был первый удар. А больше было и не нужно. Локи дрогнул от этих слов. Воздух со свистящим едва слышным звуком на резком выдохе покинул легкие. Они скорбели. Они поверили, что Локи погиб, хотя тот и раньше проворачивал трюк с собственной смертью, который не всегда отличался достоверностью. Поверили, не допустив и мгновения сомнений, надежды, что тот мог быть жив, мог надеяться на них, мог ждать их. Они скорбели. Скорбели, пока Локи обнаженным лежал на каменном полу своей камеры, подобно животному, пока кнут врезался в его тело, пуская кровь, пока умирал настолько часто, что стал сомневаться, что вообще еще жив. Даже собственное имя почти стерлось из памяти. Они скорбели. Не искали. Скорбели. Ведь так… было проще. — Наш отец… — Твой… отец, — оборвал его на полуслове Локи. И… вырвался из хватки брата, отходя от него. Расстояние сейчас было необходимо… гораздо больше, чем воздух, который сейчас больше походил на битое стекло, забивающие легкие с каждым новых вздохом. Мелкие осколки… казалось, он состоял из них. — Он сказал тебе, кто мои родители, верно? — Мы выросли вместе! Вместе играли! Вместе шли в бой! Ты забыл все это? — речи Тора всегда отличались особой наивностью, вышколенной раздражающей до зубного скрежета идеальностью… слишком громко. — Я помню себя тенью… отброшенной лучами твоего величия, — все же отозвался Локи. — Я помню, как ты швырнул меня на дно бездны… того, кто был достоин короны! Как ни пытался сдержать боль, рвущуюся, казалось бы, из самого нутра, но ее отзвуки все равно пропитывали его слова. Не из-за трона, который никогда бы ему не принадлежал, ведь Локи не сын Одина по крови, а из-за того, что и так знал, но теперь услышал, убедился самолично. — И ты решил погубить дорогой мне мир в отместку за своё унижение? Тор был слеп. Слеп, глух и глуп, не понимая, что если все было действительно так, то, придя на Землю, он бы увидел пустошь, выжженную твердь и ничего больше. Но брат… не замечал, не видел, не слышал, не понимал — Нет! Ты не посмеешь! — продолжал тем временем. — Земля находится под моей защитой! И эти слова оказались встречены смехом. Защитник? Тор даже не подозревал о существовании Черного ордена и… тем более, не знал об их планах нападения на свою любимую Землю, не знал, где последние годы провел его собственный брат. Впрочем, наверное, эти смертные и заслужили подобного защитника, которому нельзя позволять защищать ничего и никого — все равно не справится. — Да, и у тебя это немыслимо хорошо получается! — с ядовитой усмешкой проговорил Локи. — Люди стадами забивают друг друга, пока ты бросаешься звенящими пустотой речами о защите! Но Тор… снова не услышал. Он слышал лишь себя. А его руки схватили «брата» за плечи, сжимая. — Забудь о тессеракте! Забудь об отравляющей разум мечте! — прокричал ему в лицо громовержец, видимо, в попытке достучаться. — Вернись домой! Был слух… что Локи не испытывал эмоций, чувств. Порой так и было. Даже он сам пытался себя в этом убедить. И получалось. Верил в это настолько, что этот слух почти стал правдой. Но… Именно что почти. Чувства от этого не канули в небытие. И вот сейчас прозвучавшее «вернись домой!» скрутило все внутри него неразрывным жёстким узлом, наполняя его, перехватывая спасительный воздух, забивая глотку. Кулаки непроизвольно сжались. Ногти впились в кожу ладоней. Честно? Хотелось закричать! Злость буквально сжигала его изнутри и не хватило бы всего этого чертового дождя, что лил с небес, чтобы затушить его. Локи горел. Внутри. Он сжал зубы до скрипа, но не позволил ни единому всполоху прорваться наружу. — У меня… нет… дома…»

Локи понял, что позволил себе погрузиться в размышления и воспоминания на непозволительно долгий срок, слишком поздно. За плотным стеклом иллюминаторов уже стемнело, а еще…       — Ну, и как ты тут? Не скучаешь, Северный Олень? — именно эти слова вернули его в реальность. — Наша ситуация довольно нетипичная. Сложно сказать, кто у кого в гостях. Так что, я без гостинцев. Уж извини, — Старк развел руки в стороны. Локи не ждал его. Он не должен был приходить. Не должен. Если верить его расчетам, то к нему должны были прислать Романофф. И разговор был с ней спланирован, расписан от первого и до последнего слова в его голове. Но первым… пришёл Старк. Неожиданно. Однако даже и тени удивления или интереса не промелькнуло на его лице — все же держать в руках себя асгардец умел. Просто лениво поднял взгляд на смертного, что замер у стекла. Говорить что-либо и вовсе не спешил.       — А еще я прекрасно помню, как ты спокойно говорил по-английски, — продолжил Старк. — Так что, играть в весьма занимательную игру «моя-твоя-не-понимать» несколько поздновато. Не считаешь? А Локи размышлял. Огонёк камеры наверху не горел, а значит, та была отключена. За стеклом иллюминатора ночь — такое время для «визита» выбирают не случайно. Сложить «два и два» было не сложно. «Белый король» не знал о передвижениях Старка, тот пришёл сюда не в открытую, тайно. И тут возникает вопрос… зачем? Что ему нужно?       — Прошу простить мне мою неучтивость, — заговорил все же Локи. — Просто не ожидал, что первым ко мне придёт «человек-из-железа», — на его губах играла полуулыбка, которая словно зеркальным отблеском была и во взгляде. Асгардец говорил с осторожностью. Ведь этот разговор не был продуман, не был хоть сколько-нибудь просчитан. И его собеседником был единственный из «горе-защитников», кто вызывал опасения, единственный… кто, по мнению Локи, заслуживал уважения, хотя вслух говорить об этом, конечно же, не собирался. Слишком много чести.       — Строго говоря, не из железа. Моя броня из титана и золота, — поправил его Старк. Уголок губ асгардца дёрнулся, но тот никак не прокомментировал эту поправку.       — Ты сам сюда пришел, смертный… Поднявшись со скамьи, Локи нарочито вальяжно, по-царски, подошел к Старку, отделенного от него стеклом, останавливаясь напротив человека. Заложив руки за спину, он нацепил дежурную улыбку, изучающим и любопытным взглядом смотря на Железного Человека.       — И что же ты так жаждешь спросить у Бога? Старк ответил не сразу. И асгардец его не торопил — ему действительно было интересно, что же творилось в голове этого смертного.       — А какие вопросы разрешены? — спросил Старк. — Ну, там про голодающих детей Африки или что-то в этом духе… — продолжил он. — Или у нас намечается нечто вроде ускоренной исповеди с возможностью отпустить грехи? — ещё одно предположение. — Ты хоть сориентируй немного. А то, боюсь, мне в божественных делах без навигатора не разобраться. Как уже говорилось ранее, Локи отлично управлялся со словом — для него оно было подобно оружию. Не считал себя никогда знатоком душ смертных, но слушая Старка… без труда угадывал подлинное предназначение слов, что срывались с его языка. Защита. Он именно защищался, хотя пока ещё не прозвучало никаких четко обозначенных угроз. И это… было интересно. Он тоже чувствовал опасность? Не ту искусственно взращённую асгардцем в других, а ту… что ощущал сам Локи, оказываясь рядом с этим смертным. И если насчёт себя понимал, что все связано со страхом, что тщательно выстроенный план рухнет, то… что порождало схожее чувство у Старка?       — Ладно, начали не очень, — признал Старк. — Я просто нервничаю немного. До этого с Богами как-то не пересекался. Мой первый раз. Так что, будь нежен, — подмигнул, усмехнувшись. — Но знаешь… — неожиданная пауза. — …я несколько разочарован даже.       — Чем же? Голос Локи оставался спокойным, размеренным, может, даже немного скучающим. И если удивление от слова «разочарован» и промелькнуло, то лишь на мгновение, выражаясь в чуть шире распахнувшихся глазах, насыщенного, почти ядовитого, изумрудного цвета.       — Пунктов в списке довольно много. И я даже не знаю, с какого начать, — пространно проговорил Старк. — Бог и проиграл лабораторному эксперименту? Как-то это не круто… Значит, он… видел? Единственным, кто поставил под сомнение происходящее, оказался не брат, а смертный, с которым столкнулся впервые? Локи хотелось рассмеяться. Запрокинуть голову и рассмеяться. Громко и открыто. Но… все же сдержался. Смех сейчас был бы не к месту и не ко времени — совершенно неуместен.       — Таков был план? — и вроде прозвучало как ответ, но имело запутывающую, сбивающую с толку вопросительную форму. Локи слова о проигрыше нисколько не задели. Слишком очевидно Старк попытался спровоцировать, заставить ошибиться — с другими бы подобное сработало, но Бога Обмана практически невозможно было провести, обвести вокруг пальца.       — Не лучший план, — подвёл итог мужчина. — Ведь в сухом остатке ты в плену, а мы в дамках. Это кое о чём говорит, знаешь ли. Их разделяли пропасть и стекло. Однако подавляющий волю холод чувствовался без преград. Он пробирался под кожу — нет, никакой дрожи, но комфорта не было и в помине. Локи держался достойно, даже так, словно и не он находится в заключении, а его оппонент. Взгляд, жест, слово — в этом Локи оказался весьма скуп, не растрачиваясь бесцельно. Вот и сейчас на слова Старка не сказал ничего. Это заставило мужчину, что стоял напротив, невольно закусить изнутри щёку из-за переполняющего его неудовлетворения, что так явно горело в взгляде. Забавно.       — И почему простой агент? — спросил Тони. — Нет, я серьёзно. Почему ты выбрал рядового агента, а не нашего «одноглазого предводителя»? — видимо, как на его взгляд, такой выбор был бы лучше и логичнее.       — В этом и есть одно из отличий между нами. Одна лягушка с самого рождения жила на дне колодца. Оттуда она видела маленький кусочек неба и утверждала, что небо и есть такое маленькое, с ладошку. Но так ли это на самом деле? — усмешка Локи стала шире. — Ограниченные умы замечают ограниченность только в других, но не в самом себе. Эти слова смертного задели. Локи видел это. Брови Старка свелись к переносице, а на лбу залегла морщина. Незаметные изменения для самого «человека-из-железа», но взгляд Локи стал ещё более внимательным, цепляясь за них, как хищник, который своими острозаточенными когтями пронзает добычу — слишком поздно, чтобы сбежать или отыграть назад, уже пойман.       — Понимаю… мы еще знакомы не близко… — все же взял себя в руки смертный. — Но если дела пойдут на лад, и мы с тобой исправим это трагическое упущение, то ты узнаешь, что я из тех, кто, увидев ограничения, съедает их и запивает чашкой горячих дымящихся правил. Звучало, как бравада чистой воды. Но, судя по всему, мужчина верил в то, что говорил. Если верить Бартону, тот и правда редко следовал правилам, а если не считал нужным, то и ограничения для него не были помехой. Лишним доказательством служило уже то, что Старк сейчас не исполнял поручение Фьюри, разыскивая куб, а находился здесь. Однако несмотря на уверенность в сказанном, голос смертного неуловимо изменился. Он все ещё звучал расслабленно и небрежно, вот только во всем этом звучала какая-то нарочитость. А ещё… ещё чувствовалось внутреннее напряжение. Из-за которого уверенность Старка превращалась в неуверенность, словно тот пытался своими словами убедить не только асгардца, но и самого себя. Ему явно не хватало устойчивости. Локи чувствовал все это, невзирая на то, как отчаянно мужчина пытался от него скрыть эту самую неустойчивость, что не удивительно. Бог Обмана отлично ощущал все, что так или иначе было связано с обманом, ложью, лукавством и прочим. И все же… Локи не выдержал, буквально не смог сдержаться. По камере разнесся его смех. Приглушённый барьером из стекла, он звучал все равно достаточно громко. Асгардец смеялся… смеялся, нагло, слишком ярко, запрокинув голову. Впрочем, смех оборвался так же неожиданно, как и начался, сменяясь густой, концентрированной и вязкой тишиной. Бог резко и без предупреждения подался вперёд, хлопнув распахнутой ладонью по толстому стеклу, практически мгновенно делая его своей опорой. Громкий и гулкий звук вместе с резким сокращением расстояния заставили Старка невольно на шаг отшатнуться, отступить. Но Локи на этом не остановился, приблизился еще, практически касаясь лбом холодного стекла, замирая в таком положении. Ему это неожиданно понравилось… то, как Тони отшатнулся. Это не было игрой, постановкой. Чужая честность приятно горячила кровь, рождая внутри странный и совершенно неуместный азарт, которого не удавалось испытать уже давно. Локи не хватало этой честности — в словах, в поступках, в дыхании. Ее всегда было мало, недостаточно. Ему хотелось больше.       — Ты, смертный, забавен… — на выдохе с усмешкой говорит он негромко. — Нарушил правила, явился сюда. Свершить месть? Отомстить тому, кто злостно посягнул на свободу и жизнь таких хрупких, как ты сам, людей? Не-е-е-т… ты здесь не за этим, — усмешка стала шире. — Пришёл задать вопросы, которые терзают твой пытливый ум, и получить ответы. Ответы… лишь они имеют значение, верно? Что я задумал? Почему так легко сдался? — продолжал он. — Это так роднит тебя с теми, среди которых ты так хочешь выделиться, стать особенным, исключением. На деле, ты такой же, — говорил Локи давяще, медленно, как будто получал удовольствие от каждого произнесённого слова, смакуя. — Ваш аппетит… он возрос до такой степени, что может расщеплять саму реальность с помощью своего вожделения. А эго… о-о-о… ваше эго достигло царапающих небосвод скал. Смазывая даже убогие мечты желтыми, как золото, фантазиями, вы забыли про Богов и стали обожествлять самих себя. И ты пришёл сюда, уверенный в том, что я должен ответить на вопросы, забыв при этом разницу, пропастью лежащую меж нами. Я ничего тебе не должен, смертный. Локи видел попытку Старка сделать вид, что прозвучавшие слова ничего не значат, что нисколько не задели. Но она была тщетной, истлела еще в зародыше. Нельзя было не заметить, как дрогнули скулы, как натянулась линия плеч, а самого мужчину будто бы сковало напряжением — казалось, тронешь его… зазвенит. Даже тряхнул головой, прежде чем вновь поднять взгляд на асгардца. Хотелось больше. Еще.       — Слишком громкие слова для того, кто сейчас в клетке, — парировал Старк. Наверное, он и впрямь чувствовал себя в безопасности, отделенный барьером из стекла. Захотелось снести эту уверенность, умножить сомнения. Пожалуй, Локи и сам не мог объяснить себе, почему поступил так, а не иначе. Ведь подобное никак не вписывалось в план. Даже больше того… могло разрушить его, ставило все под угрозу. Не похоже на него. Он бы назвал это порывом. Странным и бессмысленным желанием, что родилось в неконтролируемой вспышке. Не объяснить и не оправдать. Ему просто… было мало, недостаточно. Ему просто… хотелось больше. Мгновением назад Локи был в камере, а потом… оказался за спиной у смертного, вплотную. Это не сложно. Выбраться из клетки вообще не было чем-то сложным, хоть магии, как и сил, в целом, было немного. Рука асгардца опустилась на плечо Старка. Тот попытался было вырваться, разорвать неожиданно сократившееся расстояние, что уничтожило иллюзию безопасности на корню. Не смог. Локи не позволил — хватка на его плече усилилась, став будто бы стальной… казалось, еще чуть-чуть и раздастся хруст костей. Все-таки смертные слишком хрупкие, слишком беззащитные. А ещё… ему нравилось это живое тепло, волнами исходящее от тела, что оказалось слишком близко. Сам Бог всегда источал холод. Наверное, от того его так тянуло к теплу. Вероятно, Старк уже пожалел, что вообще пришёл сюда, что его броня слишком далеко. Вот только… Локи не чувствовал одного… что обязано было появиться. Горьковато-сладкий страх не горчил кончик языка асгардца. Смертный его не боялся. Страха не было. Локи подался вперёд, уничтожая расстояние между ними вовсе.       — А кто сказал, что я в клетке, смертный? — шёпот, подкреплённый дыханием, буквально обжег ухо. — Как ты верно заметил, я все-таки Бог. Было бы странно, если бы меня можно было запереть в простой стеклянной банке. Как считаешь?       — Ну, знаешь… ты так натурально играл пленника… Не удивительно, что я повелся, — мужчина звучал напряжённо, несмотря на несерьёзность сказанного. Старк парировал мгновенно, будто бы и не находился в смятении вовсе. Но это не так. Локи четко ощущал растерянность, смятение, волнение. Просто, видимо, «словесная защита» у того была буквально выдрессирована, зачастую работая на инстинктах. Локи коротко хохотнул. А после… уже через мгновение хватка на плече не просто ослабла, она исчезла. Сам Локи снова был там, где ему и полагалось быть. А Старк смотрел на него, сведя брови к переносице, позволяя морщине снова появиться на лбу.       — И что это было?       — А что-то было? — вернул ему вопрос Локи. — Я в клетке, а ты на свободе. Кажется, именно эту мысль ты хотел до меня донести. Разве нет?

***

      После разговора, что никак не вписывался в его план, Локи так и не сомкнул глаз до самого утра и дальше. Его окутывало марево из мыслей, которые так просто было не развеять. Всего этого не должно было случиться. Все должно было быть не так. То, что произошло, неправильно. Неудача? Что ж… Может, другие назовут это так. Но нет. Ошибка. Его ошибка и больше ничья. Просто позволил себе отвлечься, что впервые за долгое время получилось слишком легко… пугающе легко. Так не должно быть. Неправильно. Ошибка. Не должен был смотреть ему в глаза. Не должен был подходить близко. Не должен был видеть в нем что-то, что было просто фигурой на доске. Еще одна ошибка. Это не входило в план. Его глаза… Локи не понимал свою реакцию на них. Но даже сейчас, когда просто прокручивал произошедшее в голове, картинка не тускнела, а все внимание будто бы концентрировалось на глазах мужчины, на нем самом. И от осознания этого, асгардец начинал впадать в совершенно иррациональную панику, словно его с немыслимой скоростью затягивало в чудовищной силы водоворот. А ещё… ещё была злость. Да, именно она. Злость на самого себя, подобно оголодавшему зверю, подняла голову, хищно прищуриваясь. Старк виделся живым олицетворением хаоса для привыкшего к порядку и контролю Локи. И это не хорошо. Опасно. Неправильно. Ведь когда происходящее было под контролем, ему даже дышалось легче. Все становилось сразу просто, понятно и хорошо — так, как нужно. И вот сейчас… сейчас возникала потребность в контроле, в желании все упорядочить, пока волнение и тревожность скребли внутри, желая вонзить свои заострённые когти в плоть, пуская кровь, вспарывая. Локи с силой сжал зубы, из-за чего губы сомкнулись в тонкую линию. Это был просто разговор. Он никак не спутал карты. Не нарушил ход событий. Надо взять себя в руки. Он должен. Глубокий вдох. Шумный и резкий выдох. Локи буквально с силой, с чудовищным нажимом вытолкнул воздух из своих легких. И… «Помощь» пришла с неожиданной стороны. Спланированное появление «белого коня» помогло собраться, отбросить лишнее, ненужное, неправильное. Романофф появилась почти бесшумно, как ей, собственно, и полагалось. Но ей все равно не получилось застать Бога врасплох. Даже в далеком от собранности состоянии Локи готов был продолжать свою игру. У него изначально не существовало иного выбора.       — Не многие могут подкрасться ко мне… — именно это сказал «пленник», когда всё же обернулся.       — Но ведь ты меня ждал, — всё тот же уверенный тон. Разговор достиг своей цели. Конечно, Локи прекрасно чувствовал ее игру, притворство. И сделал вид, что попался, поверил ее неумелой игре, выдав подсказку: «Ты привела монстра…», будто бы награду за попытку обвести его вокруг пальца. Все же она старалась. Да и… просто пришло время. Прогремел взрыв — сигнал. Занавес постепенно опускался, знаменуя антракт перед… последним выступлением, после которого он опустится уже навсегда, а шахматные фигуры вернутся обратно в коробку. Весь корабль надрывно содрогнулся — Бартон явился точно в срок, не подвел, хотя от него и не стоило ожидать чего-то иного. Наступило время следующего акта…

***

      Скипетр легко входит в тело, ломает кости, что несущественным препятствием встают на пути — жестоко, почти равнодушно, без жалости, без пощады. Кровь стремительно пропитывает рубашку, пиджак. Губы Локи кривятся. На лбу залегает глубокая морщина. На соскользнувшее со скипетра на пол тело даже не смотрит. Он не хотел этого. Убийство агента Коулсона не входило в план. Асгардцу не было его жаль, как и многих других, что так или иначе погибли столь глупо и бессмысленно — не любил отсутствие смысла, не терпел расхождения с собственным планом даже в незначительных деталях. Впрочем, о его желаниях никто не спрашивал. Смертный вполне мог остаться жив, если бы не был столь глуп. А Локи не хотел рисковать, проверяя, какой вред способно было нанести ему то оружие. Сохранить же жизнь Коулсона в таких обстоятельствах — смазать впечатление происходящего. Больше ошибок он не был намерен совершать. Локи покинул корабль — это сделать было не так уж и сложно, что, впрочем, и ожидалось. Особенное удовольствие доставило то, что он сбросил в той ничтожной клетке брата прямо вниз, на землю. Знал, что тот не погибнет, но боль определенно почувствует. Этого было мало, недостаточно.

«— Ты скорбел? И в этом вопросе чувствовался вызов, перевитый отчаянием, отголосками страха и эхом тех самых глупых надежд, за которые так держался в той камере. — Все скорбели, — отвечает брат. Это был первый удар. А больше было и не нужно. Локи дрогнул от этих слов. Воздух со свистящим едва слышным звуком на резком выдохе покинул легкие. Они скорбели. Они поверили, что Локи погиб, хотя тот и раньше проворачивал трюк с собственной смертью, который не всегда отличался достоверностью. Поверили, не допустив и мгновения сомнений, надежды, что тот мог быть жив, мог надеяться на них, мог ждать их. Они скорбели. Скорбели, пока Локи обнаженным лежал на каменном полу своей камеры, подобно животному, пока кнут врезался в его тело, пуская кровь, пока умирал настолько часто, что стал сомневаться, что вообще еще жив. Даже собственное имя почти стерлось из памяти. Они скорбели. Не искали. Скорбели. Ведь так… было проще.»

Кипевшая внутри злость, искушая, змеей нашептывала, что боли должно было быть больше, что брат должен испить ту же чашу сполна. И, возможно, он бы позволил себе сдаться этому шёпоту, поддаться, отомстить, показать Тору все то, через что ему пришлось пройти. Но… нет. Его нынешние цели были важнее ран, нанесённых так называемой «семьей», и отмщением за это. Так что, оставалось довольствоваться лишь совершенной «шалостью». Однако злость была не единственным, что мешало мыслить здраво. Из головы, и без того под завязку заполненной слишком многим, не выходили воспоминания о разговоре со Старком. Этого разговора не должно было быть, но он все же… произошёл. Ошибка, просчёт… иначе не назвать. Нельзя было позволить себе отвлечься, сбавить бдительность. Но Локи не смог удержаться, удержать себя от того, чтобы подразнить этого смертного. Тошно. Было именно тошно. Ведь это лишь его ошибка, ничья больше. План был выверен, возможные погрешности учтены, но, видимо, не все можно просчитать. Хотя… дело вовсе не в расчётах. Просто Локи отвлёкся. Отвлёкся, когда не следовало. Дал слабину. «Белый ферзь» замечал несостыковки. Но волновало не это. Нельзя сказать, что Локи не предвидел подобного. К тому же, даже догадываясь о чем-то, Старк не сможет добраться до истинного положения вещей, не сможет остановить или хоть как-либо помешать. Он один в своих догадках и предположениях, его просто не станут слушать… в таких случаях побеждает всегда большинство, стадо, которое играло именно по правилам асгардца. Тогда… что же его волновало?

«Хотелось больше. Еще. — Слишком громкие слова для того, кто сейчас в клетке, — парировал Старк. Наверное, он и впрямь чувствовал себя в безопасности, отделенный барьером из стекла. Захотелось снести эту уверенность, умножить сомнения. Пожалуй, Локи и сам не мог объяснить себе, почему поступил так, а не иначе. Ведь подобное никак не вписывалось в план. Даже больше того… могло разрушить его, ставило все под угрозу. Не похоже на него. Он бы назвал это порывом. Странным и бессмысленным желанием, что родилось в неконтролируемой вспышке. Не объяснить и не оправдать. Ему просто… было мало, недостаточно. Ему просто… хотелось больше. Мгновением назад Локи был в камере, а потом… оказался за спиной у смертного, вплотную. Это не сложно. Выбраться из клетки вообще не было чем-то сложным, хоть магии, как и сил, в целом, было немного. Рука асгардца опустилась на плечо Старка. Тот попытался было вырваться, разорвать неожиданно сократившееся расстояние, что уничтожило иллюзию безопасности на корню. Не смог. Локи не позволил — хватка на его плече усилилась, став будто бы стальной… казалось, еще чуть-чуть и раздастся хруст костей. Все-таки смертные слишком хрупкие, слишком беззащитные. Локи подался вперёд, уничтожая расстояние между ними вовсе. — А кто сказал, что я в клетке, смертный? — шёпот, подкреплённый дыханием, буквально обжег ухо. — Как ты верно заметил, я все-таки Бог. Было бы странно, если бы меня можно было запереть в простой стеклянной банке. Как считаешь? — Ну, знаешь… ты так натурально играл пленника… Не удивительно, что я повелся, — мужчина звучал напряжённо, несмотря на несерьёзность сказанного.»

Просто Локи позволил себе подойти к Старку слишком близко. Именно тогда чуть горьковатый на вдохе мужской одеколон нанёс удар по обонятельным рецепторам асгардца. Запах сигар, точнее, запах табака, крепкий, горчащий, дымный. Метал, что-то техническое… смешивалось с едва уловимым запахом чуть солоноватого пота. А ещё… ещё был сандал — аромат тёплого дерева, с оттенком мускуса, бархатистый, сухой, сладкий, виртуозно смешанный с чем-то терпким, алкогольным. Кажется, тогда успел даже по какой-то неясной, невнятной причине задержать дыхание, словно бы опасаясь лишний раз сделать вдох и пропустить в себя все то, что успел ощутить. Вот только… этот аромат все равно смог проскользнуть внутрь, вгрызться в плоть, пропитать нутро так, что не избавиться, не вытравить, не перебить. Он преследовал его до сих пор, будто гончая, не отставая, не сбиваясь со следа, таясь словно в самой его тени. У Локи всегда была превосходная память, ещё гордился своей внимательностью к деталям, но сейчас… проклинал все это, всеми доступными силами пытаясь отогнать от себя наваждение, порождённое собственным разумом, чем реальностью. А его сегодняшняя реальность должна была быть пропитана лишь грядущим поражением и ничем больше. Невольно вспомнился короткий разговор с тем агентом, с Коулсоном — жизнь утекала сквозь пальцы подобно воде, но он нашел в себе силы заговорить и Локи вознаградил его…

«Асгардец уже повернулся с явным намерением уйти… — Ты проиграешь… — слабый, уже затухающий голос прозвучал в здешней тишине особенно громко. …как вдруг остановился, медленно оборачиваясь к лежащему на полу агенту. — Неужели? — Так уж ты устроен… — просто отвечает Коулсон. На губах Локи появляется усмешка. Его это забавляет. Нет, правда. Ведь эти слова призваны задеть его, словно последняя попытка уже проигравшего хоть как-то отыграться, задеть, раз уж одержать победу не вышло — так это выглядело. Вот только его слова не достигли цели — именно к поражению асгардец и стремился, она и станет его победой. — Ваши герои рассеяны, — заговорил Локи. — Летающая неприступная крепость падает с небес, — с каждым словом подходил ближе к агенту. — И ты уверен, что я проиграю? — Да. У тебя… нет… ни единого… шанса… победить…. Усмешка Локи становится после этих слов только шире. Он приседает рядом с агентом. Склоняется к нему — тот забавно дергается, думая, что сможет себя защитить, если асгардец что-то еще задумал. Смешно. — Все так. Все так и было задумано с самого начала, — говорит ему Локи на грани слышимости. — Я не оставил себе ни единого шанса… на победу. В глазах смертного появляется осознание. Он понимает. Но у него уже нет возможности поведать об этом кому-то еще — блеснувший в руке асгардца нож обрывает его жизнь в одно мгновение, прекращая мучения.»

Смерть агента лишняя. Она не входила в план. Но… по-другому было нельзя. И сейчас… Его путь лежал к той башне, что принадлежала Старку — Локи уже оставил подсказку, где его искать, и только от «защитников» зависело, как быстро они обнаружат эту самую подсказку, так называемый «след из хлебных крошек», и придут по следу. Почему именно эта башня? По нескольким причинам сразу. Например, у неё достаточно энергии, чтобы запустить куб и открыть портал. Во-вторых, она находилась на оптимальной высоте. И третья причина… «заметность», а значит, долго искать его не будут. И как только окажется на месте, кульминационная сцена будет уже близка…

***

      Первым прибыл предсказуемо «белый ферзь». И Локи был уверен, что именно он первым и догадался, где искать асгардца. Их бесконечные системы слежения после атаки Бартона ещё были не в строю. А без них смертные слепы… все, кроме одного. Старк приземлился на специальную платформу, избавляясь от своей потрепанной брони по частям, пока сам направлялся внутрь. Локи тоже развернулся, заходя с другой стороны. Оба не спускали друг с друга внимательных и настороженных взглядов. Локи не мог не заметить всего того напряжения, которое буквально волнами исходило от тела смертного. Он напоминал собою нечто вроде сжатой пружины, однако при этом не спешил защищаться — наоборот, избавился от брони, обнажив себя, став уязвимым. Впрочем, асгардец мало чем от него отличался. Ведь пусть Старк уступал ему во многом из-за хрупкости тела, но это ещё не давало никаких гарантий. Он был умён, внимателен и склонен к импровизации. Не стоило сбрасывать его со счетов и недооценивать до последнего.       — Видно, ты пришел воззвать к моей гуманности, — вместо приветствия начал Локи, забирая себе право эдакого «первого хода». — Вы, смертные, всегда отличались особой сентиментальностью. Ты же не думал, что наша беседа в ночи, вдали от чужих глаз, что-то изменит? Старк едва заметно поморщился.       — Я вообще-то думал угрожать, — парировал Тони, спускаясь по лестнице к бару.       — Тогда тебе нужно было костюм надеть, — усмешка появилась на губах асгардца. — Твой вид не внушает трепет.       — Да. Он пообносился, а у тебя тут сияет… жезл судьбы. Взгляд Локи опустился на скипетр. Мощь камней и правда поражала. Познав ее, и правда отказаться было бы сложно любому. Становилось ясно, почему «Безумный титан» так ими одержим. Вот только Локи нисколько не трогало это могущество. Ему не нравились камни бесконечности, бросал в дрожь их шёпот, что слышал в своей голове, отталкивала их сила, что способна была одним махом перечеркнуть все, сломать, уничтожить, вызывал омерзение вкус их энергии, что гадким осадком оседал на языке. Так что, один из немногих, кто чувствовал камни, слышал их, не хотел иметь с ними ничего общего. С радостью и облегчением и вовсе бы избавился от скипетра, но он… нужен, именно его и тессеракт необходимо было защитить крепкими стенами Асгарда, чтобы они не оказались в руках Таноса.       — Выпьешь? Неожиданный вопрос Старка напомнил Локи, где он сейчас, а главное… с кем. Нельзя терять бдительность. Нельзя допускать ошибок. Локи насмешливо оскалился на его предложение, придерживаясь тщательно выстроенной и расписанной роли захватчика.       — Хочешь потянуть время, смертный?       — Нет-нет. Напугать, — тут же, бравируя, отозвался Старк. — Точно не хочешь? — махнул рукой в сторону алкоголя. — Уверен? — асгардец проигнорировал предложение, разворачиваясь к панорамному окну. — А я выпью. Локи слышал, как мужчина подхватил бутылку, откупорил ее. А после раздался едва слышный плеск напитка, что жидким янтарём заполнял бокал.       — Читаури уже близко. И этого ничто не изменит, — заговорил асгардец, стоя спиной к Старку.       — А ты более разговорчив, чем в прошлый раз… Так влияет отсутствие стеклянных стен? Насколько я помню, они тебе не слишком мешали. Лишние напоминание о совершенной ошибке вызвало налёт раздражения, а ещё… своего рода любопытство и непонимание. Старк не рассказал никому о том, что «пленник» выходил из камеры, хотя должен был. Ладно Тор со своими закостенелыми предубеждениями и неуместной сентиментальностью. У смертного не было причин скрывать произошедшее. Однако охрану не усилили, кандалы не сменили. Он ничего не рассказал. Почему?.. Но спрашивать об этом не стал. Не то время. Не то место. И на планируемый исход это уже никак не повлияет.       — Ты много думал об этом, смертный… — асгардец так и не обернулся, а на его губах появилась усмешка. — Настолько впечатлил тебя?       — Не представляешь, насколько, — смертный хмыкнул. — Глаз не мог сомкнуть. После этих слов опять установилось молчание. Старк не пытался его как-то нарушить. А ещё… от внимания Локи не укрылось то, что на запястьях смертного появились тонкие браслеты. Видимо, он все же что-то готовил. И это к лучшему. «Белого ферзя» нельзя было убивать ни при каких обстоятельствах. Да и… асгардец не хотел. Слишком большая потеря для Мидграда — в слух этого не скажет, но ведь так оно и было. Здесь слишком мало людей, кто вызвал у Локи уважение. Всего двое, если быть точнее: тот старик с площади и Старк.       — Ты говорил, что намерен угрожать мне, — всё же обернулся. — Но я так и не услышал ни одной угрозы. Чего я, по-твоему, должен бояться, смертный?       — Мстителей, — легко ответил Тони, но увидев немой вопрос во взгляде напротив, решил пояснить. — Так мы себя называем. У нас отряд. Что-то типа супергероев Земли.       — Да. Я видел. Честно? Они не впечатляли. Особенно в сравнении с тем, с чем им пришлось бы столкнуться, если бы не вмешательство Локи. Просто не справились бы даже с теми полчищами читаури.       — Не сразу у нас сложилось… спасибо тебе, — признал очевидное Старк. — Но… Если прикинуть силы… — протянул в какой-то степени задумчиво. — Твой брат, полубог…

«Все скорбели…»

Упоминание брата ещё отзывалось болью внутри — и это вероятно отобразилось на его лице. Ведь вся трагическая нелепость в том, что Локи так и не перестал считать своим братом. Все так же любил — вслух этого не признаёт, но это дурацкое чувство не вытравили ни плен, ни боль, ни разность их крови, ни недостатки громовержца, ни крушение собственных надежд. Любил. Вот только… простить не мог. И вряд ли сможет.       — …супер-солдат, живая легенда достойная называться легендой… — продолжал тем временем Старк. — …человек, чья борьба с собственной яростью дух захватывает… парочка первоклассных убийц… — продолжал мужчина. — И ты… — указательный палец указал на Бога. — …приятель, умудрился взбесить их всех до единого.       — Такой был план. И ведь не солгал. Все это и правда было частью его плана — одной из многих. К слову, никакого трепета, страха или недовольства Локи не испытал. Наоборот, прозвучавшие слова его позабавили. Пожалуй, можно было с уверенностью заявить, что это самая нелепая угроза в его адрес.       — Не лучший план, — сказал Старк, а после глотнул немного виски, выходя из-за барной стойки вместе с бокалом.       — За мной армия, — спокойно проговорил в ответ Локи.       — А у нас Халк, — снова парировал смертный, бесстрашно сокращая расстояние между ними. Эта ставка на бесконтрольного монстра даже раздражала — он смог бы стать настоящей угрозой лишь в том случае, когда обретет разум, что будет силу направлять. Но вряд ли нечто подобное произойдет. По крайней мере, не в ближайшем будущем.       — Пойми, наконец. Не будет трона. И нет ни одного шанса, чтобы ты одержал верх над нами. Придёт твоя армия, пострадают люди, но ты не получишь ничего. Не сможем защитить Землю, так отомстим за нее. Будь уверен. Перемена оказалась незначительной, но она чувствовалась. Шуточки Старка исчезли. Мужчина словно бы переключился в один миг, став серьёзным. Попытка реальной угрозы, хотя он явно все еще продолжал сомневаться насчет мотивов Локи, угроза нападения «читаури», несмотря ни на что, оставалась вполне реальной и опасной.       — Где твои найдут время на меня… — теперь асгардец стал медленно сокращать расстояние между ними, пока не замер на расстоянии одного шага. — …если им придется бороться с тобой? И Локи впервые за все время почувствовал страх, исходящий от смертного. Его пульс сбился с ровного ритма, учащаясь, о чем свидетельствовала вена на шее, что заполошно билась под кожей, как пойманная в клетку птица. И это было ему слишком знакомо — умел загонять своих противников в угол, наблюдать за их страхом, слышать их мольбу… бывали моменты, когда даже упивался этим. Признаться честно, чужой страх уже давно наскучил, став чем-то предсказуемым, почти обычным, пресным. Вот только страх Старка… страх, который парализует, учащает дыхание, заставляет сердце биться быстрее, а кровь стремительнее растекаться по венам… стал чем-то неожиданно новым. Восхитительно. И Локи позволил себе продлить этот момент, растянуть его, чтобы насладиться, перекатывая сладкий, но не слишком, вкус страха на языке. Даже с трудом удержался от того, чтобы облизнуться, вороватым движением скользнуть по собственным губам в некоем предвкушении, подобно хищнику за мгновение до того, как клыки вонзятся в чужую плоть. На самом деле, если отринуть собственные чувства и ощущения, что буквально пронизывали Локи, этот страх был ему понятен и слишком знаком. Ведь Старк знал, как работает скипетр, знал, что… стоит тому его коснуться, как он лишится собственной воли, желаний, мыслей, став безучастным наблюдателем со стороны, будучи не в силах ни на что повлиять, ничего сделать. Подобное в силах пронять, напугать даже храбрейшего. Асгардец слишком хорошо это знал. Но… Это была пустая угроза с самого начала. Локи знал, что ничего не произойдёт. Он не собирался порабощать волю этого смертного — не так, не таким жалким и ничтожным способом. И тут уже дело было не в уважении… не только в нем. Для осуществления плана нужен был Старк вместе со своей несокрушимой волей и ясным разумом… никак иначе быть не могло. Скипетр с тихим звоном столкнулся с реактором. Смертный невольно содрогнулся всем телом, судорожно делая вдох так, словно тот должен был стать последним. Однако… Ничего предсказуемо не произошло. Из Старка вырвался выдох, наполненный облегчением. Локи без труда разыграл озадаченность. Даже коснулся реактора ещё раз, чувствуя при этом себя довольно-таки глупо. И ведь смертный даже не подозревал, что если бы асгардец был настроен на результат, то мог бы коснуться и его лба и тогда… воля оказалась бы сломлена. Но это ему не нужно. Он не хотел этого.       — Раньше он не подводил…       — С мужиками такое случается. Не часто. Один разок из пяти. Пора было заканчивать. Портал уже скоро будет открыт. И к тому времени Старка не должно было быть здесь. Мгновение. Длинные тонкие пальцы Локи без предупреждения, без хоть какого-либо предисловия с силой сжали горло смертного, лишая того живительного и такого необходимого кислорода, легко поднимая его над полом, словно он и не весил ничего. И снова Локи оказался будто бы в коконе уже знакомого аромата — он въедался в ткань одежд, в волосы, пропитывал в воздух, чтобы при первом же вдохе обжечь легкие.       — Джарвис, уже можно. Выпускай, — прохрипел Старк из-за того, что его горло было сжато. Асгардец с шумом выдохнул. У него все-таки тоже был план. Это хорошо. Осталось только дождаться, рассчитать все так, чтобы он не умер — это точно не вписывалось в план и испортило бы, перечеркнуло все. Хватка не усиливалась. Локи продолжал удерживать его в таком положении, сжимая глотку, позволяя кислороду поступать лишь в мизерных количествах — чтобы не сломать, не повредить слишком сильно. Он ждал.       — Вы все падете предо мной… Двери в стене за его спиной отъехали в сторону, открывая вид на броню, но Локи даже не обернулся. Просто с силой отшвырнул от себя. Время пришло.

***

      Портал был открыт. Читаури заполняли город, испещряя небо, рассекая его на своих летательных аппаратах. Снизу слышались крики, звуки взрывов. Асгардец вышел на платформу, на ходу облачаясь в доспехи. Это был заключительный акт. Но долго в одиночестве ему быть не позволили…       — Локи! Узнать голос было не сложно. Брат все же явился — а ведь внутри тлели надежды на то, что ему понадобится больше времени, чтобы добраться из той глуши, куда тот оказался выброшен. Локи обернулся, стоя на возвышении, смотря на брата сверху вниз.       — Останови тессеракт или я разнесу его! Глупый старший брат. До сих пор верил, что каждая его просьба-приказ должна быть разрешена, что любую проблему можно решить грубой силой. Ничего иного от него и не следовало ожидать.       — Не сможешь, — ответил Локи. — Его нельзя остановить. Дальше только… война.       — Так бейся! И его не пришлось просить дважды.

«Юный Локи в очередной раз лишился своего оружия, оказавшись на коленях под смех собственного брата, что за всем наблюдал. Сталь была ещё слишком тяжела для детских рук, тело предавало, не справляясь с нагрузкой. Мальчишке только и оставалось, что сидеть на холодном каменном полу, игнорируя жжение в стёсанных коленях и взглядом озлобленного на весь свет волчонка смотреть на наставника, до боли закусив нижнюю губу. — Если противник и его стиль боя тебе не знакомы, не спеши наносить первый удар. Дай ему сделать первый шаг. Наблюдай. Изучай. И только потом атакуй, — назидательно говорил наставник, только в конце своей речи позволив усмешку. — Иначе тебе надерут твой тощий зад ещё до того, как хоть один твой удар достигнет цели.»

Но в этот раз именно Локи нанёс первый удар, спрыгнув с платформы — ему не нужно было наблюдать и изучать, знал брата, как самого себя. Но Тор предсказуемо уклонился, практически тут же атакуя в ответ, но удар оказался принят на скипетр. Ещё один удар последовал практически сразу — молот лишь со свистом рассек воздух совсем рядом, но так и не коснулся кожи. Локи ловко ушёл из-под удара, уклонился — рефлексы никогда не подводили его, как, собственно, и гибкость тела.

«Резкая подсечка по ногам. И вот юный Локи оказался уложен на лопатки собственным братом. Довольно частое явление, если подумать. Локи всегда уступал Тору в физической силе, превосходя его в ловкости и гибкости, но они спасали не всегда. С боевым посохом «Бо» в руках, брат мог быть поистине опасен, даже смертоносен. И на тренировках неизменно одерживал верх — гордиться Локи тут решительно нечем. Нужно было собраться, взять себя в руки. Тор подошёл ближе, протягивая руку. — А я говорил, что тебе нужно оставить своё колдовское, — принялся за своё брат. — Не дело это для воина плести чары, туманить разум. Оставь это женщинам, что не в силах держать меч и искусно владеть им. Слышала бы его Сиф сейчас, обязательно бы надрала ему его породистый зад. Локи ухватился за протянутую руку, одним литым движением поднимаясь на ноги. А уже через пару мгновений принял защитную стойку, отдавая тем самым право первого удара брату. — Не важно, — уже привычный ответ, прозвучавший немного жестко, устало, даже раздраженно. — Нападай уже!»

Они стали старше, но мало что изменилось. Нет, конечно, Локи мог победить, пустив в ход магию, но ему не нужна была победа. Обязан был наступить себе на горло, проиграть. Впрочем, даже без этого… магии в собственных резервах не так уж и много, усталость и вовсе разъедала его изнутри, как боль, вызванная многочисленным ранами… все равно бы не продержался долго. Ничего удивительного, что вскоре ворот его плаща вновь оказался в крепкой хватке брата.       — Посмотри! Посмотри вокруг! — кричал он ему в лицо. — Думаешь это безумие твой путь к трону?! Взрывы, крики, даже вопли… все это не трогало Локи. Уже не трогало. После всего он и правда устал. Держался на ногах лишь из-за упрямства, из-за желания довести все до конца.       — Слишком поздно. Это уже не остановить… Локи врал. Играл. Это у него всегда получалось немыслимо хорошо — брат всегда покупался, ведомый своей наивностью.       — Нет… мы сможем! Вместе! И ведь Тор и правда верил в то, что говорил. Верил, что имел права после всего произносить это слово… «вместе».

«А ведь Локи ждал… там… лежа на холодном полу, ждал… Зря. Не стоило. Не нужно было. Не имело смысла. — Я думал, ты умер… — наконец, Тор сказал то, с чего и должен был начать. Но Тессеракт… оказался важнее. Почти забавно. Почти иронично. — Ты скорбел? И в этом вопросе чувствовался вызов, перевитый отчаянием, отголосками страха и эхом тех самых глупых надежд, за которые так держался в той камере. Да, брат нужен был для воплощения плана. Однако его появление Локи ждал не только с этой целью. Он хотел задать вопросы, ответы на которые уже были известны. Но ему хотелось удостовериться в своей правоте, даже если после услышанного привычная боль затопит не только тело, но и то, что было гораздо глубже. — Все скорбели, — отвечает брат.»

Локи без жалости, без сожаления вонзает нож в тело Тора, загоняет лезвие прямо под рёбрами — он не умрет, нет, но боль будет чувствовать ещё долго.       — Помоги лучше своим любимым смертным, — буквально выплевывает асгардец. — Ты же мнишь себя их «защитником»? Вот и защищай, пока ещё есть что… И скрылся в стенах башни.

***

      А битва все продолжалась. Даже казалось, что она никогда и не кончится. Читаури все прибывали, а «Мстители» давали отпор, защищая то, что должны, что им дорого. Но скоро все кончится — Локи чувствовал это. И поэтому даже не удивился появлению Халка. Не стал сопротивляться, когда его схватили за ногу и его телом пробили пол. В этот момент боль пронзила его настолько сильно и сокрушительно, что даже в глазах потемнело. Локи уже не вставал. Не мог. Не было сил. Не было желания. Просто остался лежать, смотря вверх, в небо, которое оказалось удивительно безоблачным для событий, что охватили все вокруг. Он видел Старка, летящего прямо в портал. И даже сам не заметил, как собственные руки сжались в кулаки, а кадык под кожей судорожно дёрнулся. «Глупец!» — крик прозвучал лишь в мыслях, так и не прорвавшись наружу, не вспорол воздух. Он переживал? Да, определенно. Все так. Но так не должно было быть… Какое ему дело до этого смертного? Ему должно было быть плевать. Но… почему-то не было. Не хотелось, чтобы тот умер, так глупо… с такой поразительной легкостью, почти непринужденностью поставив свою жизнь на кон. Асгардец не хотел его смерти. Локи не дышал. Или только так казалось? Смог вдохнуть, почти сразу выдыхая, лишь тогда, когда увидел, как Халк подхватил Старка — хоть какая-то польза от этого монстра. «Белый ферзь» был жив — это хорошо, это правильно. Портал был закрыт. Смертные победили. Локи проиграл. Все так, как и должно быть. И асгардец даже смог сесть, пусть и с трудом, когда оказался в кольце победителей, которые даже и не подозревали, кому обязаны своей победой, своими жизнями. Но Локи не нужна была благодарность, не нужна была слава героя — он не герой. Ему ничего не нужно. Просто хотел, чтобы все уже закончилось.       — Раз вам уже все равно, дайте промочить горло… — прозвучало устало и насмешливо.

Шах и мат.

«Черный король» падает, провозглашая свое поражение.