
5. Руины некогда «успешной» и «счастливой» жизни Тони Старка. — Тони Старк —
__________________________
[спустя шесть месяцев]
Комната буквально утопала во тьме — единственная тусклая дорожка света разливалась с распахнутого настежь окна. И в этом не слишком ярком прожекторе из лунного света находилась лишь кровать, на которой и спал Тони. Его затылок буквально впечатался в подушку, в то время как черные вихры разметались по ней. Глаза закрыты. Губы сомкнуты и неподвижны. У самых ключиц горло подрагивало в немом созвучии с поднимающейся и опускающейся грудной клеткой — дышал. Но было в этом его сне нечто странное и совершенно точно неправильное. Люди обычно не погружались в собственные сновидения настолько глубоко, словно бы не надеясь когда-либо вообще всплыть обратно на поверхность. А Тони внутри себя падал и падал, в настолько темные закоулки сознания, куда свет до этого ни разу не проникал. Пульс и дыхание были замедленны практически до минимума, как если бы мужчина не спал в том самом смысле этого слова, который предполагался, а существовал на узкой грани между жизнью и смертью — глубокий, крепкий и невероятно концентрированный сон. Он помнил, как это было.«Удушающая усталость плотным коконом окутывала тело. Зловоние слабости и бессилия для Старка было чем-то недопустимым со времён плена, особенно сейчас, когда на карту оказалось поставлено слишком многое. И он не терпел слабость, особенно свою собственную. Она затягивала, уничтожала… прямо как сейчас, когда ноги едва держали, а сознание было не в силах оставаться ясным. Даже собственная броня, казалось, прибавила в весе, становясь грузной, практически неподъёмной. — Старк, слышишь меня? На город пустят ядерную ракету? — раздался голос Фьюри из встроенного в броню динамика. Этот голос и эти слова подействовали на Старка, которого двумя мгновениями раньше сбили с ног прицельным ударом, как ушат холодной воды. Это отрезвляло, заставляло снова подняться на ноги, превозмогая усталость. Ещё не время. Эта чертова инопланетная война, которая уже стояла Тони поперёк горла, ещё не закончилась. — Когда? — только и спросил он. — У нас три минуты. Максимум. Взрыв снесет весь Манхэттен, — последовал короткий ответ.»
Рваный выдох сорвался с губ мужчины. Но сам Тони не пошевелился даже, продолжая все так же неподвижно лежать на кровати. И вроде он спал. Совершенно точно спал. Но, даже охваченный сном, разум не потерял свою способность к осмыслению. Почему именно он? Ведь Тони никогда не был героем, не стремился им становиться — иллюзий на сей счёт у него не было. Если бы составляли рейтинг героев, эдаких рыцарей в сияющих доспехах — не занял бы даже последнее место, скорее, просто бы не вошёл в него. Это участь Роджерса, легендарного Капитана, который сам ее выбрал и стремился к почетному званию героя на всех парах. Старк же не просил этого. Не хотел. Никогда не хотел. Просто не подходил для этого. Почему именно он?...«Мысли в голове носились с бешеной скоростью, обгоняя друг друга, сталкиваясь, разлетаясь вдребезги чтобы собраться вновь — своими мельтешениями грозились пробить к чертям черепную коробку. Нужно было решить, что делать. И на поиск решения отведено было не так много времени, учитывая, что до взрыва осталось всего ничего… какие-то три минуты. Взгляд метнулся вверх. К порталу. И… этого оказалось достаточно. Решение было найдено — оно буквально пронзило разум Тони. — Пусти всю мощность на ускорители, — отдал поручение Джарвису, отталкиваясь от земли и взлетая. [Уже сделано, сэр.] И Старк понёсся вверх, прямо в небо, за считанные секунды оказываясь над городом.»
Мужчина резко мотнул головой в сторону. С губ сорвался болезненный стон. Он помнил слова Роджерса, который раньше всех понял, что к чему, что именно задумал Старк: «Это полёт в один конец.» Тони знал это. Знал без дополнительных разъяснений. Не был глуп. И даже в столь стесненных боем и усталостью обстоятельствах был способен на простейшие вычисления — если влетит в портал вместе с бомбой, то вероятность возвращения очень мала. Знал это. Он, черт возьми, знал это. Все понимал. Но не остановился, не позволил себе даже секундной заминки, чтобы передумать. Почему именно он? Ведь Тони никогда не был героем, не стремился им становиться — иллюзий на сей счёт у него не было. Старк не просил этого. Не хотел. Никогда не хотел. Просто не подходил для этого. Но именно он влетел с бомбой в портал, так и не дождавшись ответа от Пеппер, с которой пытался соединить его Джарвис. Казалось, сама ночь стала вдруг темнее, а тишина глубже, концентрированней. Но даже если все так и случилось, мужчина на кровати вряд ли заметил разницу. Сейчас все то, что происходило за пределами его тела было несущественным. Он продолжал свое падение дальше, все глубже в темноту, пока его так называемая «физическая оболочка» продолжала неподвижно лежать на кровати. И даже лунному свету было не пробиться в непроглядную темень бездны его сновидений.«Старк влетел в портал, замирая в невесомости. Взгляд был направлен вперёд, в непроглядную тьму космоса. — В этом и есть одно из отличий между нами. Одна лягушка с самого рождения жила на дне колодца. Оттуда она видела маленький кусочек неба и утверждала, что небо и есть такое маленькое, с ладошку. Но так ли это на самом деле? Этот голос… знакомый голос. Он звучал не через встроенный динамик, который вместе со всеми системами вышел из строя. Он гремел раскалывающим череп громом в его голове. И он… не должен был звучать тут… сейчас… А Старк все продолжал смотреть вперёд. Видел громоздкое тело корабля, целые легионы пришельцев, инопланетных захватчиков, готовых ринуться в бой. И понимал… им не победить. Это осознание буквально пронизывало его нутро, пробуждая нечто почти незнакомое. Страх. Но не тот, поверхностный, а более глубокий, животный, когда хотелось бежать без оглядки, сбивая в кровь ноги, и все лишь для того, чтобы найти укрытие, спрятаться, забиться и сжаться, как испуганный зверек. — В этом и есть одно из отличий между нами. Старка будто затягивало в самый настоящий водоворот, тянуло к самому дну. И как ни пытался вырваться, не получалось. Проход портала с каждой новой попыткой хоть немного приблизиться к нему, лишь отдалялся, становясь чем-то недостижимым. — Одна лягушка с самого рождения жила на дне колодца. Оттуда она видела маленький кусочек неба и утверждала, что небо и есть такое маленькое, с ладошку. Лопатки обожгло болью от столкновения с землей. Но не той привычной с серым асфальтом на поверхности. Эта земля была чёрной, с неестественным синим отливом, словно мертвая. Старк перевернулся набок, неловко поднимаясь на ноги. Его взгляд видел все вокруг фрагментарно: цеплялся за разломанный щит, брошенный, разбитый молот и… знакомые лица с поблекшими и неподвижными глазами тех, с кем сражался бок о бок. Он не смог. Не смог… помешать, остановить, защитить. Ничего не смог. Старк ошибся. И эта его ошибка дорого стоила.»
Старк проснулся с собственным хриплым криком, осевшим на губах, резко распахнув глаза. Кожа взмокла, блестела от пота. Сердце грохотало во вздымающейся из-за напрочь сбитого дыхания груди. С губ сорвался усталый вздох. Ладонь скользнула по собственному лицу, то ли в попытке вытереть пот, то ли чтобы избавиться от остатков дурного сна, кошмара — одного из многих за последние шесть месяцев. Старк поднялся с кровати с намерением пойти на кухню и выпить… нет, не воды, чего покрепче, а следом кофе, много кофе, чтобы не уснуть снова в ближайшее время. Спустив босые ноги с кровати, тут же ощутил холод пола. Обычно температура регулируется, но мужчина сознательно отключил эту функцию — помогало взбодриться. И ведь в первые несколько дней после победы, которая сейчас казалась не более, чем мыльным пузырем, что готов лопнуть в любое мгновение, являя свою мерзкую пустоту, все, казалось, должно было стать прежним, вернуться на круги своя. И Тони почти поверил, что все так и будет. Но… нет. «Как прежде» не получилось. Стоило асгардцам отбыть, прошло каких-то пара дней и начались кошмары, удушающие и сбивающие с ног панические атаки. Это мешало сосредоточиться, мешало думать, мешало работать и жить. И ладно бы только это… почти в каждом кошмаре он слышал голос. Его голос. Старк щедро плеснул себе в граненый бокал виски, даже не озаботившись тем, чтобы разбавить его кубиками льда. Внутренне даже обрадовался, что обошлось без нравоучительных комментариев Джарвиса — видимо, тот окончательно сдался, осознав всю тщетность своих попыток вразумить, образумить создателя. Те короткие разговоры с Локи не должны были попасть в раздел «значимые» или «хоть-сколько-нибудь-запоминающиеся». Не должны были запоминаться или врезаться в память. С чего бы вдруг? Важен был лишь результат их разговоров. И даже отсутствие такового тоже было важно. Однако Старк соврал бы, если бы сказал, что не вспомнил обо всем на следующий день после того «прощания», больше похожего на шествие, чем не ограничилось. Прошло шесть месяцев, а он все ещё помнил те разговоры в точности, в мельчайших деталях, словно это было вчера. Не забывал. Асгардец остался в голове где-то на периферии, ловко балансируя на границе между «полностью вычеркнуться из памяти» и, наоборот, «въесться в подкорку так, что не выкорчевать», словно мираж, появляющийся перед глазами, когда на то не было ни повода, ни желания. К слову, сдался не только Джарвис. Он даже продержался не в пример дольше, чем Пеппер. Хотя вряд ли ее можно было в чем-то винить. Нет, виноват был лишь Тони и только. Прекрасно это понимал. Вот только это пресловутое «понимание» не могло ничего исправить. А ведь Поттс старалась, правда, старалась. Но то, когда она проснулась, ощущая хватку брони Старка на собственном горле — та среагировала на паническую атаку создателя, восприняв женщину, как угрозу — стало последней каплей. Пеппер больше не могла так жить. Никто не смог бы. Они расстались, оставшись друзьями, как и полагалось взрослым и разумным людям, тем, кто вместе ведёт бизнес. Виски привычно обжег горло. Хотя тяжело и шумно выдохнул Старк не из-за этого. Благо, Беннер всего этого не застал. Уехал на край мира после двух дней пребывания у Старка — все же большие города не для него. Тони сделал ещё глоток виски, запрокидывая голову и прикрывая глаза. Кажется, Роуди как раз на днях советовал обратиться к психологу. И, наверное, действительно стоило бы. Вот только Тони не переносил мозгоправов. А если бы даже это было не так, с чем ему прийти? «Мой отец ценил какого-то простачка из Бруклина больше собственного сына», «Я был не готов потерять обоих родителей так рано», «Друг отца… тот, кто вырастил меня, был опорой, сговорился с террористической группировкой о моем убийстве, а когда это не получилось, решил убить своими руками, присвоив мои разработки», «Доктор, а вас когда-нибудь держала в плену в Афганистане террористическая группировка?», «Может, вы жили долгое время с мыслью, что вы умрете? И не когда-нибудь абстрактно, а в ближайшем будущем», «Встречались ли со скандинавскими богами?», «Может давали бой пришельцам, залезали в двигатель огромной летающий махины?» или… «Вы вылетали в космос с ядерной бомбой в руках и видели, мать его, космический корабль?» — после такого его психологу самому понадобится психолог, если не психиатр. Так что, такое решение к проблеме не подходило. И… что оставалось в сухом остатке? Меньше спать. Старк и правда стал спать меньше. Нельзя сказать, что ситуация от этого хоть сколько-нибудь улучшилась. Но хотя бы кошмаров стало меньше. А ещё следовало избегать «тригерров-напоминаний». Именно по этой причине Тони так и не продолжил искать ответ к загадке тессеракта и посоха. Да, у него не было ни того, ни другого, но зато имелись данные, записи, теории и предположения — правда, все оказалось в долгом ящике. Мужчина занимался улучшением собственной брони, в чем, к слову, преуспел. Ещё… еще частенько пересматривал записи разговоров с Локи, которые сделал Джарвис, надеясь найти что-то, что упустил. Надо сказать, что эти записи, как ни странно, не были триггерами, хотя оставались напрямую связаны с событиями шестимесячной давности. Наверное, это следовало хорошенько обдумать, проанализировать. Но как раз делать это не хотелось. Тони все устраивало ровно настолько, насколько вообще могли устраивать те руины, в которые превратилась его жизнь, преподносимая обществу, как нечто невероятно «успешное» и «счастливое» — те самые эпитеты, которые меньше всего подходили для описания его существования на данном этапе. Старк медленно подошёл к панорамному окну в пол, останавливаясь почти вплотную к нему. В руках все ещё был бокал с виски. Тони помнил это состояние в природе с детства и не мог объяснить, почему все именно так. Оно начиналось только ясным утром, чуть раньше восхода солнца, до его первых лучей. Безоблачное небо уже начинало высветляться и медленно, словно нехотя, разбегалось множеством красок и оттенков. Глубокую темно-синюю бирюзу, плавно перетекая из одного цвета в другой, сменял туманный нежно-розовый, постепенно становясь ярким, насыщенным, почти алым… Разом смолкали ночные птицы, а утренние, проснувшись, еще не пели, а словно ждали чего-то. Земля лежала еще темная, незрячая, сумеречная, но уже не ночная. Она медленно просыпалась и тихо избавлялась от ночных, окутывающих ее невесомых покровов. Если дул ветер, то наступал полный штиль. Вместе с птицами все в мире замолкало и становилось оцепенелым, но уже не спящим. Все живое и неживое в единый миг замирало, словно парализованное, и этой неведомой стихии всецело подчинялся и человек. Отчего-то становилось страшно нарушить вселенскую минуту молчания… Старк не понимал, что происходило с ним в это время, да и не нужно было понимать. Очень важно было прочувствовать это состояние до спирающего горло комка неясной и какой-то высочайшей тревоги, до волны озноба, пробежавшего по телу, до слезы, словно выдутой ветром. Все это происходило не часто, лишь, когда ему случалось в предрассветный час быть уже на ногах и пережить недолгие минуты неведомого спокойствия, такого всегда необходимого. Тони запустил пятерню в волосы, зачесывая их назад, шумно выдыхая — этот жест был буквально пропитан какой-то растерянностью, даже отчаянностью, словно мужчина оказался перед проблемой, которую так просто не решить. На миг подумалось… а что бы сказал отец, окажись он вдруг рядом и увидь сына в таком состоянии?«Я тобой разочарован.»
Всего три коротких и лаконичных слова. Вот только смысла в них сокрыто было гораздо больше, чем могло показаться на первый взгляд. И да… это были бы именно эти слова. Вот только ими бы не ограничился… Тони будто бы видел его в этот момент… словно он был действительно здесь, рядом. Отец бы лишь сжал губы ещё сильнее, от чего те превратились бы в тонкую линию, в то время как в его глазах прочно застыло разочарование — именно так он всегда смотрел на Тони… словно он и впрямь был самым большим его разочарованием. В такие моменты, ощущая на себе подобный взгляд, будучи ещё совсем желтоголовым юнцом, он изо всех сил старался все исправить, выправить. Но… Правда в том, что каждый такой взгляд оставлял саднящие царапины-порезы где-то внутри, в наличии которых он вряд ли бы признался даже самому себе.«Я тобой разочарован.»
Усмешка появилась на его губах. Но она была жесткая и даже какая-то усталая. Воздух с шумом покинул легкие. Старк прикрыл глаза. Пальцы свободной от бокала руки едва заметно дрогнули раз, другой. — К черту… — на выдохе, на грани слышимости. Да. К черту это дерьмо... В конце концов, он никогда не был силён в самокопании, жалости к себе и прочих не самых приятных вещах. Да, происходящее располагало к подобному, но все же… начинать не стоило. Это, в любом случае, не решило бы ни одной проблемы, а лишь усилило бы и продлило внутреннюю агонию — того, что было, и так уже в избытке. Ведь он многое успел за эти шесть месяцев… Журнал Time выбрал Старка человеком года. Также участвовал в операции по захвату корабля, контролируемого бандитами из Десяти колец. Помог Таддеусу Россу спасти пилота, разбившегося в Конго. В Германии Старк вернул похищенные картины даже без использования костюма. А после… с чистой совестью пропал с радаров. Пресса строила теории, что Тони Старк после сражения с инопланетными захватчиками, которое вошло в историю Соединенных Штатов Америки, пострадал сильнее, чем было заявлено официально, и до сих пор прикован к постели. Даже не пытался с этим спорить или хоть как-то оправдаться перед общественностью. Ему было плевать. Так что… учитывая все это, все было не так уж и плохо, верно? С этими мыслями Старк допил оставшийся виски одним глотком. И, поставив на стойку со стуком бокал, направился в душ. Единственное, что сейчас хотелось больше всего… смыть фантомно-липкие отголоски сна, в котором он находился не так долго. Сама идея лечь в кровать и поспать теперь казалась абсурдной. С теми кошмарами, образами что постоянно возникали в голове не было ни минуты покоя. Старк зашел в душ, включил воду, повернув кран до упора. Обжигающие своим холодом струи тут же окутали его с ног до головы. По телу пробежала череда хаотичных мурашек. Он поморщился и закрыл глаза, откинув голову назад. Какая-никакая, но вода приносила облегчение. Он мог сделать воду погорячее, чтобы повалил пар, согреться и почувствовать себя немного уютнее, но не стал этого делать. Ему необходимо было взбодриться. Обжигающая своим холодом идеально подходила для подобной задачи. Вскоре вылез из полупрозрачной душевой кабины. Быстро отряхнулся, как это делают кошки. Взяв полотенце, он вытерся насухо, одновременно немного разогревая свою кожу мягкой тканью. Только после этого оделся и вышел, направляясь на кухню, чтобы сделать себе крепчайший кофе и дождаться доставщика. Дальше по импровизированному и хаотичному, до крайности изменчивому расписанию была работа в мастерской, где собирался выпить кофе и протестировать новую модель своей брони — как показала практика, может не быть достаточного времени для того, чтобы ее надеть, а значит… следовало улучшить механизмы так, чтобы они отвечали командам лучше, быстрее и точнее.***
«У меня есть для Мандарина поздравление с Рождеством. Я его, наконец, сформулировал… Я Тони Старк. И я тебя не боюсь. Я знаю, ты трус. Поэтому я решил, что ты должен умереть. Я тебе помогу. Никакой политики. Только старомодная месть. Никакого Пентагона. Только ты и я. Думаешь, я тебе по зубам? Вот мой адрес…100660 Малибу-поинт 900210. Дверь всегда открыта.», а последней точкой стало то, что Старк разбил телефон одного из репортёров о ближайшую стену — хотя… разбитый телефон был меньшей из его проблем, решавшейся одним выписанным чеком. А вот его речь… надо сказать, что говорить нечто подобное было чертовски хреновой идеей — как жаль, что обычно понимаешь, насколько все плохо только после того, как уже претворишь нечто такое в жизнь. Нет, Тони мог оправдаться беспрестанными кошмарами, недостатком сна, тем, что Хэппи оказался в больнице и так далее по списку. Вот только это никак не смягчит ситуацию, которая так и останется… «чертовски хреновой». А как ещё описать тот момент, когда, благодаря твоей же щедрой наводке, ракета влетает в твой дом? Да. «Чертовски хреново» — все же слишком мягко, далеко от сути. Старк чуть не погиб. Точнее, он и должен был погибнуть, если бы не броня, что успела его унести по последним вбитым в базу координатам. Однако даже так не удалось уйти абсолютно невредимым — осколок панорамного окна вошёл в ногу ещё во время взрыва, пуская кровь. И сейчас этот самый осколок все ещё был в мужчине, который лежал на снегу, толком не понимая, где находится, и осмыслял последствия той своей речи. В броне, к слову, не хватало энергии, а единственное, что осталось неповрежденным — динамики. Именно через них Джарвис сообщил весьма неутешительное известие. Какое? Кровь не останавливалась. А это значило, что если ничего не предпринять, то все закончится весьма плачевно. Вот только… Тони не мог даже пошевелиться. Неизвестно, как долго Старк пролежал, практически не шевелясь. Ощущение времени словно бы затерялось где-то среди этого снега. Никак не получалось подсчитать с педантичной точностью минуты, попросту не хотелось. Ничего не хотелось. Разве что… Мужчина никогда не был верующим, не посещал воскресные мессы, не молился перед едой, даже не мог припомнить, когда в последний раз был в церкви. Но сейчас готов был молиться, чтобы все… кончилось уже как-нибудь. И не важно, что бы при этом произошло. Казалось, он бы даже обрадовался, если бы вдруг земля разверзлась, утягивая эти снега вместе с чертовым Мандарином. Все же не зря говорят, что если атеист попадёт в какую-нибудь безвыходную и смертельную ситуацию, то он прочитает все молитвы, которые знает, мантры, совершит обряд жертвоприношения Сатане в надежде, что хоть что-то из этого далекого от всякой науки набора сработает. И сейчас Тони понимал, что эти слова вполне себе правдивы. Чертовски хотелось пить. Перед глазами на миг потемнело. И как он мог вообще так просчитаться?... Голова кружилась. Старк чувствовал слабость, подступающую со всех сторон сонливость. Но старался бороться с ней, держаться, прекрасно распознавая этот сигнал своего тела, а главное, о чем тот говорил, хотя мысли в голове текли вяло и неохотно.«Я уже начинаю верить, что слухи о твоей гениальности слишком преувеличены.»
И снова в голове этот чертов голос… Пульс участился. Но даже сейчас перед мысленным взором Локи не выглядел поверженным заключённым, проигравшим преступником в наморднике. Никакой потрепанности, усталости, сожаления — все та же совершенно не подобающая случаю царственная идеальность. И, конечно же, надменный взгляд — куда же без него? — Только… этого не хватало… — закашлялся Тони. — …в последние моменты жизни… у черта на рогах… вспоминаю Северного Оленя… еще бы… Санта, мать его, Клауса… вспомнил… И это было последним, что он сказал и подумал. Тело дошло до своего предела — иначе не скажешь. Старк снова падал. Снова падал в уже знакомую концентрированную тьму, и не было ни одного выступа, чтобы зацепиться, чтобы хоть как-то замедлить это падение…