Поворот, мать его

Насколько сильно может ранить тишина?

Минато крайне редко пользуется своим дипломатическим статусом, чтобы избежать кармической (кхм, законной и заслуженной) справедливости, но сегодня у него спонтанный квест такой грандиозности, что терпения попросту нет. Как и парковки. Ну простите, пожалуйста. – Пять минут, я клянусь, – вскидывает руку в сторону недовольного охранника, который не властен применить к нему силу. Машина остаётся припаркованной там, где нельзя. Она никому не мешает – Намикадзе не совсем же козёл парковать её у людей на пути, но, технически, да, немножко козёл, потому что нигде на этой дороге в принципе нельзя этого делать. Если у тебя не синий цвет номеров, разумеется. Итачи замечает приближение первым и смотрит на мужчину с искренним удивлением, хотя сам же несколькими часами ранее написал ему, где и во сколько они будут с Узумаки обедать. Кушина выглядит особенно мягкой и беззащитной рядом с омегой, отработавшая половину рабочего дня, успевшая порядком устать, не включившая ещё в себе обратно тот опасный огонь, которым она в нерабочее время горит. На ней тёмно-синяя больничная форма, особенно подчёркивающая яркость забранных в пучок красных волос. Она подмечает вопросительный взгляд Учихи, оборачивается. Растерянная. Хоть прямо здесь разворачивайся и уезжай восвояси. Честно, не хочется трогать, но Намикадзе потрогает. – Всё нормально? – уточняет Итачи, пока альфа убивает последнее расстояние. – Всё чудесно, – обещает, дёргая штанины чуть наверх, чтобы приседать было удобнее. – Минато, – Узумаки натурально отдёргивается, когда он оказывается прямо перед ними чуть ли не на коленях. Женщине это не нравится от слова совсем, она уже подозревает неладное, напряжена так, будто в любую секунду готова сбежать. – Кушина, – передразнивает. – Чего ты трясёшься? Я же ещё ничего не сказал. – Вот это твоё настроение меня очень коробит, – обвела его лицо пальцем по контуру. – Мне нужно появиться в Лондоне на несколько дней, – не стал возле темы топтаться. Еле держит её в себе с утра, на самом деле, но разговор этот обязан был произойти лично и в присутствии Итачи – только так шансы на положительный результат будут высокими. – Как раз до того, как учёба начнётся. – Мои поздравления, – кивает она, неосознанно подавшись назад ещё каплю, – в следующий раз сообщение скинь. Итачи тем временем стреляет каким-то в край многозначительным взглядом. Быстро сечёт ситуацию, пытается глазками своими колдовать, потому что в этот раз ему не дали шанса заранее сказать альфе «нельзя». Поэтому взгляд на коже горит, а феромоны потихоньку подкрадываются, такие волнующе колючие, готовые отстаивать территорию. В этот раз, впрочем, волшебство не сработает. Решение принято, действие начато. – Я хочу взять Наруто с собой. Узумаки каким-то образом побледнела, посерела и позеленела в один и тот же момент. Страх, недоверие, неприязнь, отрицание – много сильных эмоций бурлило во взгляде. Почти те же самые омега через запах транслировал, создавал практически 5D эффект, подключая феромоны к человеку, который с ними никак не ассоциировался. – Нет, – ответ прозвучал тихо, но на самом деле казалось, будто там вот-вот закричат. – Я предполагал, – приподнял ладони примирительно, подчёркнуто игнорируя пока что Учиху, – что тебе не понравится. Подожди, ещё не перебивай, – мягко оборвал зарождающееся возмущение. – Разумеется, я не увезу его без твоего разрешения, Кушина, успокойся. Там действительно чуть слышно выдохнули, но вряд ли успокоились хоть каплю. Смотрели в ответ немигающим взглядом, будто от этого зависела чья-то жизнь. Слава богу, сковородок поблизости нет, иначе Намикадзе бы уже принимали с сотрясением в эту самую больницу в эту самую секунду. – Я хочу познакомить Наруто с моими родителями, – объясняет спокойно, – ты вполне можешь понять этот порыв. Она не ответила. Саму мысль ещё лишь начала переваривать. Ей придётся сделать это оперативно, потому что окно для принятия решения весьма маленькое, и мужчине придётся выставить ещё более тесные рамки, чтобы успеть с документами. Разумеется, если ответ отрицательный, то успевать ни с чем и не надо, но Минато искренне верит в успех. Всегда в принципе верит. Этой верой и достигаются цели. Пользуясь установившейся паузой, мужчина уделил внимание и котёнку. Заглянул в горящие чёрные глаза, восхитился скоростью, с которой он утратил всю свою мягкость. Дружелюбие стёрлось как по щелчку, уступив место прелестной воинственности. Коли уж ругались на него феромонами, ответил альфа тоже не словами. Посчитал это уместным. Окей, эгоистично захотел немного поставить на место. Чтобы малыш помнил, что вседозволенность – это не данность, а привилегия. Всё по-честному: рычишь на кого-то – будь готов, что там в ответ зарычат. Запах Намикадзе отпустил всего на секунду, вбросил настроение в воздух, мгновенно поймав его обратно на короткий поводок. Не давление, а напоминание. Отрезвляющая вспышка. Вдох, на котором Итачи почувствовал изменения в воздухе, было нетрудно поймать. Он сначала, будто подавившись, выдохнул всё до последнего, а потом рефлекторно втянул глубоко. Ключицы особенно заметно оттянули фарфоровую кожу, выглядывающую из-под пары расстёгнутых пуговиц тёмной рубашки. Парень сжал пальцы, чуть подался назад, уронив взгляд в безопасность. Минато уголком губ улыбнулся. Так-то лучше. Не кусал – только зубы в ответ показал профилактики ради, убрал их мгновенно, не собираясь ездить мальчику по мозгам. А там отступили, чтобы оценить свои шансы, стратегию пересмотреть. И вовремя – предложения, с которыми Намикадзе сегодня приехал, ему точно по душе не придутся, но он должен будет как-нибудь извернуться и уложить их в своей голове. – Я подумал, – вернул внимание на Кушину, – тебе будет спокойнее, если ты полетишь вместе с нами. Ироничный смешок. В зелёных глазах действительно насмешка. Будто он предложил что-то совершенно неосуществимое, вроде полёта на Марс. – Поехали, – улыбнулся альфа очаровательно, – познакомишься с моими родителями, успокоишь свою паранойю, своими глазами проследишь за ребёнком, спать будешь спокойно. – У тебя всё в порядке? – вздёрнула брови. – Нет, – громче и твёрже, чем прежде. – Это невозможно. – «Невозможно», – повторил на выдохе, на самом деле не удивляясь такому ответу. Кушина дальше Токио нигде, кажется, не была. Мир виделся ей огромным, невозможным, страшным и неизведанным. А Минато, да, совершенно избалован, бывал много где и мира этого вообще не боится. У него всё проще некуда. – Что, если Итачи полетит с нами? – второй стратегический вопрос. – А? – омега настолько опешил, что взглянул на мужчину каплю испуганно. Вот от него такой реакции не ожидали, но что поделать: Минато застал их врасплох. – Моральная поддержка, – открытой ладонью указал на него, перехватывая взгляд Узумаки, – погуляете по Лондону, займётесь шопингом, посмотрите, где живёт королева, выпьете по своему любимому извращенскому коктейлю в каком-нибудь пабе, потом поедем на свежий воздух – мои родители живут за городом, у них куча собак. Наруто познакомится со своими бабушкой и дедушкой, – тянул всё более мечтательным тоном. Кушина не очень внимательно слушала, но он не для неё и рассказывал. – Я вижу, ты пытаешься найти в моём плане минусы, – ласково взглянул на омегу, – получается? Парень смотрит продолжительно, очень задумчиво. Тишину нарушает не сразу. – Когда? – наконец-то, вопросы по делу. Рациональный малыш пошёл в дело. – Через два дня, – самая сомнительная часть плана пошла, – с четверга до воскресенья. Одна дневная смена, – указал на Кушину, – это передвинуть возможно. У Наруто последние дни каникул как раз, тебя Тобирама мне отдаст без проблем. – Я не вещь, чтобы меня отдавать, – огрызнулся-таки. – Разумеется, нет, – улыбнулся мужчина, – «если я попрошу отпустить – он отпустит». Так красивее звучит? «С работы», – добавил, чтобы точно не проебаться. – Я к тому, что создать свободное время для подобной поездки сейчас не так сложно. Ещё вопросы есть? – Визы. – Ты пошутил сейчас, да? – Билеты, – дёрнул плечом. – У меня столько милей от командировок намотано, я до конца жизни могу бесплатно летать и всяких няшек с собой возить за компанию, – преувеличил заявление каплю, но о финансовую часть вопроса запинаться точно не планировал. – Всё? – уточнил, подметив, что парень замолк. – Если ты мне откажешь, – повернулся к молчаливой Узумаки, – а ты, вероятно, сначала так и поступишь, то это будет не потому, что «невозможно», а потому, что «не хочу». – Не хочу, – кивнула из своей прострации. – Это как обходить собираешься? – Никак не собираюсь, – улыбнулся, наконец поднимаясь. – Ответ мне нужен до вечера, – адресовал Итачи ещё один ласковый взгляд. В ответ получил всё такой же задумчивый. Малыш уже запустил свои формулы, играет со всякими переменными, анализирует. Честно говоря, Намикадзе вообще не видел вариантов уговорить Узумаки на что-то такое, не прибегая к магии феи, потому что лишь для неё эта упрямая женщина слепо соглашалась на всякие авантюры. Поэтому, делегировав уговоры человеку, который имел хоть какой-то шанс на успех, альфа со спокойной душой уехал обратно работать. Даже забыл, если честно, о командировке на какое-то время. Вспомнил обратно под конец рабочего дня. В посольство никто не явился. На пробежку тоже никто не пришёл. Время клонилось к одиннадцати, Намикадзе успел заказать себе ужин, сбегать в душ и пробежаться по парочке электронных писем от Хатаке, и примерно здесь начал думать, что его крайне громко игнорируют, но давить не спешил. Подозревал, что создал ураган, который даже Учиха за пять минут не разрулит. Звонок застал его в половину двенадцатого ночи, и не просто какой-то, а в дверь. Минато поднял себя практически из кровати. У него не было сомнений по поводу личности ночного гостя. Охранник пропустит так просто лишь несколько человек, и лишь у одного была причина приезжать прямо сейчас. Потому что сказали ответить до вечера. Настроение заранее стало безобразно хорошим. Ведь это же «да». На пороге, как и предполагалось, стоял Итачи. Колючий и всё ещё капельку злой. Хлопнул альфе по груди тремя паспортами а-ля «получай, козёл, что хотел». Намикадзе накрыл его руку своей, усмехнулся, когда парень отдёрнулся от прикосновения. Будто водой в мордочку пшикнули. – Злишься? – улыбнулся мужчина мягко. Злится. По феромонам отчётливо слышно. Раздражение, противоречивая борьба, капля бессилия и тонна усталости. Вымотанности, если точнее. Уговаривать Кушину на что-то, что она категорически делать не хочет, не может быть чем-то простым. – Теперь тебе интересно, что я думаю? – мм, сколько аккуратно выверенной пассивной агрессии. Сразу чувствуется, в каком обществе рос. Вроде, не грубо, даже чутка равнодушно, но претензия громкая. – Мне всегда интересно, что ты думаешь, – заверил, отпрянув на шаг, чтобы пропустить парня в дом, но тот не сдвинулся с места. – Зайди, – попросил его прямо, – я не хочу отпускать тебя в таком настроении. – Я твоего мнения, вроде бы, не спрашивал, – огрызнулся. Вау, определённо очень злится. – Она не должна пожалеть об этом, – ткнул пальцем в паспорта, которые мужчина до сих пор к груди прижимал. – Итачи, – не смог удержаться от тихой усмешки, – я надеюсь, ты понимаешь, что на Узумаки мне по большому счёту плевать. В действительности мне нужен только Наруто. Но я, вроде бы, не веду себя как свинья, спрашиваю разрешения, предлагаю ей с нами поехать, жду, пока для неё это всё станет более комфортным. – Хочешь за это медаль? – дёрнул бровью. – Хочу, чтобы ты поправил своё поведение, – шагнул навстречу медленно. Омега не отпрянул, но значительно съёжился. – Солидарность лучших подружек – я это всё понимаю, но сформулируй-ка мне причину наезда. – Ты перегибаешь, – голос стал значительно тише. – Мне так не кажется, – качнул головой. – Тебе, думаю, тоже. Я же не твой бывший. Предвзятость, стало быть, тоже не твоя. Усмешка порезала своей остротой. – Ошибаешься. Намикадзе позволил себе снисходительную улыбку, пока изучал взглядом любимое лицо. С одной стороны, предсказуемым этого парня не назовёшь, но с другой стороны он такой очевидный. И в своей симпатии, и в своих тщетных попытках с этим бороться. Противоречивый до последней реснички. Хочет границы с дистанцией, но сам же из-за них бесится. – Окей, я ошибаюсь, – прильнул к проёму плечом. – Расскажешь, в каком месте я перегнул? Брюнет покачал головой, отпрянув на шаг, потом ещё на одну ступень вниз. Из последних сил держится за терпение. – Меня не волнует, как ты это сделаешь, – нарочито спокойно, – но Кушине должно быть хорошо. Спокойно, удобно и радостно. – Раньше ты после своих невозможных просьб хотя бы «пожалуйста» мне говорил, – усмехнулся, не скрывая, насколько ему эта наглость понравилась. – Вот это своё настроение, – сощурился парень, – оставь в Токио и включи обратно «дохуя галантного». Сюда бы шуточку про «оставить наезды и включить обратно котёнка», но Минато был уверен, что после этой фразы вновь получит по лицу. – Ещё приказы будут? – уточнил вместо этого. – Или на этом всё? Вопрос без ответа остался: Учиха просто развернулся, выдохнул устало и двинулся обратно к воротам.

***

– Нх, – альфа содрогается под потоком ледяной воды. Она одновременно будто обжигает и пронзает сотнями игл, забирая чувствительность. Совершенно сбивает дыхание. Хотя парень и до неё еле дышал. Сегодня вторник. И этим утром Саске впервые почувствовал, что он снова в себе. Это чудесное спокойствие длилось ровно… Ну, это зависит от того, сколько сейчас времени. Суббота затёрлась, забылась, как страшный сон, отпустила. В воскресенье альфа проснулся дома у брата, выспавшийся, ненормально уставший и нечеловечески голодный. Итачи к этому моменту уже умотал в соседнюю префектуру с Кушиной и Мадарой, оставив после себя лишь записку с сердечками и тарелку плотного завтрака в холодильнике. Учиха поел, выпил кофе, слегка расстроился отсутствию Данго, но по итогу отлично провёл этот день в абсолютном одиночестве: много спал, много ел, смотрел фильмы, не следя за сюжетом, поглядывал на время и наблюдал за перемещениями брата на карте, то и дело получая от него фотографии. Вернулись омеги вечером довольными, уставшими, выпившими и неприлично легко одетыми, на что Саске не постеснялся побурчать пару минут, пока ему клялись, что никто к ним таким красивым и пьяным не приставал. Данго разлёгся под столом, едва прикончив свой ужин, и альфа до ночи сидел на кухне, наблюдая за порханием двух омег у плиты и с улыбкой слушая рассказы об их чокнутых похождениях в Тибе. Был плотно накормлен и спокойно заснул на диване. В понедельник, наконец-то, почувствовал себя человеком. Сходил в душ, вернулся домой и обнаружил там удивительную вещь: родители собирались на свидание. Друг с другом. В будний день. Просто так. Отец был одет просто и даже удобно. Саске заварил им обоим по чашке кофе, и они неловко помолчали друг с другом на кухне под звон доставаемых Киоко из посудомойки тарелок. Микото спустилась к ним в лёгком платье и с непривычным румянцем на щеках. Будто впервые шла на свидание. Фугаку, оказывается, так и не сказал ей, куда они едут. Но посоветовал сыну не ждать их приезда. Будто он когда-то так делал вообще. Оставшись наедине с Киоко, они обменялись вопросительными взглядами и попытались обсудить, что произошло и в какой из параллельных вселенных они оказались, но пришли к выводу, что никто из них понятия не имеет, что послужило катализатором этих странных событий. Подумывали посоветоваться с Итачи, но не захотели отвлекать от работы. Потом Саске очень долго бродил по просторам интернета, вычитывая информацию о сексе между альфами. Пробегал глазами по редким научным статьям и разным чатам, морщась и понимая, что, нет, эта ниша не для таких, как он. Не для слабонервных, точнее. Там незнакомые люди всех возрастов делились пикантными фактами своих сексуальных опытов, в красках описывали разные кинки, не стеснялись ничего и никого. Учиха закрывал страницу за страницей, не понимая, какого чёрта он на них забыл и зачем этим всем занимается. Ему казалось, будто он собирает информацию для кого-то другого, будто к чьей-то иной жизни это имело прямое отношение. И, не найдя по итогу совершенно ничего полезного, даже не расстроился. Ему, признаться, с большой буквы похуй на это. Потом ему написал Узумаки. «Иду на тренировку, у меня опять спарринг с Ли. Приходи, тебе понравится». Учиха пришёл. Не понравилось. Наруто победил. И против Ли, и против какого-то беты, и против новенького молодого альфы с обманчиво невинным лицом. Они все заставили его попотеть, но по итогу он всё равно одержал над ними победу. Выглядел выжатым, обнулённым и довольным. Ничего интересного. Саске вновь последовал за ним в раздевалки, чисто из научного интереса наблюдал за тем, как он переодевается, следил за каждой капелькой пота, что катилась по спине, и после душа за каждой капелькой воды, что капала на шею с его светлых волос. Смотрел на сильные руки, обтянутые рукавами лёгкой футболки, на внушительный обхват рёбер, даже на задницу глянуть не поленился ну просто на всякий. Но, нет, ему её не хотелось. Ничего не было в Узумаки такого, что вызвало бы в голове хоть одну грязную мысль. Просто Наруто. Обычный. Такой же, как и всегда. С ним рядом комфортно, пусть он и смотрит на тебя с чувствами, чьих названий ты даже не знаешь. Это не маленький омега, от которого у тебя сердце щемит, не сладкая прелесть, которую ты не прочь без одежды увидеть. Альфа, с которым ты дружишь множество лет и на которого, хоть убей, не в силах посмотреть как-то иначе. Учиха всё ждал какого-то знака, какого-то чувства, но не ловил ничего. И Узумаки ничего такого больше не делал: не дотрагивался, не сокращал расстояние, не пытался поцеловать, ни словом, ни действием не намекал вообще ни на что. Будто тот дикий секс тебе просто приснился. В понедельник – вчера – брюнет окончательно решил, что он точно не один из тех альф, которым нравятся альфы. Это подтверждали форумы, в которых он совершенно не видел себя, и это подтверждали его ощущения, которые были совершенно привычными. Пресными и монотонными. Простите. Ну просто нет. А потом наступило сегодня. Сегодня он стоит под ледяным душем и допускает мысль, что, может быть, всё-таки, да. Наруто пришёл к нему какое-то время назад. Даже не предупредил, да ему и не надо. Саске был отвлечён вернувшимися только под утро родителями, которые прошмыгнули наверх с такими лицами, с каким он сам не так давно брёл в комнату брата, надеясь, что никто не слышал, как его имели несколькими минутами ранее. И он сделал очень естественную вещь: поделился этим с лучшим другом. Тот выслушал, как и всегда, поулыбался на это, сказал, что «это же здорово, что им друг с другом хорошо» и ещё чего-то на романтическом. Учиха послушал его и согласился. Да, это здорово. Мама светится, вся едва не порхает. Отец выглядит довольным, что весьма странно меняет его вечно пресное лицо. Всё хорошо. Альфа взял стрелы, чтобы помочь себе упорядочить мысли, навести там порядок и насладиться этим по полной. Узумаки уронил себя на траву. И, вашу мать, Учиха почувствовал своё сердце в горле. Лёгкими. Кожей. На кончиках пальцев. Видел голубые глаза будто перед собой, хотя их не было даже в периферии. И слишком остро понял, пожалуй, что всякие сомнительные чувства в нём возникают не в моменты, когда он сам наблюдает за кем-то, а в моменты, когда кто-то наблюдает за ним. Наруто смотрит. Только на него. Дышит вместе с ним, хотя он сам минуту назад вот вообще дышать перестал. Следит за каждым мелким движением, как следил всегда, ожидает выстрела. А Учиха пошевелиться не может. Он обнажён, будто бы. Как брат в тот вечер, когда ему сказали «постреляй-ка для нас». Омега стрелял безупречно, а вот его младший брат в тот момент не стеснялся душить других альф своим взглядом. Видел их голод, их неприемлемое наслаждение абсолютно обычным занятием, в котором абсолютно нет ничего извращённого, но которое таким отчего-то всё-таки стало. Интересно, Наруто смотрит на него сейчас так же? Наслаждается этим шоу для одного человека? Чувствует, что это всё лишь для него? Вспоминает, в каких местах трогал брюнета? Собирается ли дотронуться снова? Никакое сосредоточение альфе точно не светит, смысла даже целиться нет. Промахнёшься – покажешь, насколько тебя выбило из колеи. Не промахнёшься… Нет, он, однозначно, промахнётся. Поэтому медленно лук опускает. Не сделал ни единого выстрела. Поворачивается, чувствуя, будто у него шерсть дыбом встаёт. Только он не большой страшный зверь, а нелепый котёнок с огроменными глазами, изогнувший комично спину и пытающийся выглядеть устрашающе, хотя у самого колени трясутся. Наруто отводит взгляд. Прямо чертовски очевидно это делает, не пытаясь подобрать правильных слов. Учиха в душе не ебёт, как у них раньше так органично всё получалось. Саске стрелял и попадал, Наруто стрелял и промахивался, Саске ругал его за хуёвую форму, они в шутку дрались. Каждое действие легко и беспечно. А сейчас взглядом пересечься лишний раз тяжело. Хоть режь атмосферу ножом и перебирай слой за слоем. Киоко, заметив нелепый ступор, выносит им ледяной лимонад и под предлогом своего перерыва просит научить её из лука стрелять, потому что она вечно смотрит, но ни разу не пробовала, и ей интересно. Саске, признаться, не по себе учить её этому. Новичкам в принципе всем не мешало бы начинать в перчатках и с защитой на груди, а девушек с омегами некоторые тренера перманентно просят надевать экипировку, потому что кюдо – не занятие для тех, кто боится получить парочку шрамов и изранить свои прелестные руки. А у Киоко они именно прелестные. Маленькие, тонкие, женственные, безумно красивые. – Я не буду учить тебя без защиты, – качает брюнет головой. – Да просто дай подержать, – цокает она, подходя, – что ты стоишь, как идиот? – шепчет одному ему. – Что ты мне сделать прикажешь? – искренне не понимает, смотрит вниз на неё, хочет возмутиться, но ему настолько некомфортно в собственной коже, что эта эмоция просто не генерируется в нём. Срочно нужен спасательный круг. – Что-нибудь, что угодно. Ты же умеешь разговаривать. Вы тут так в прошлый раз целовались, что мне стало жарко, – сквозь зубы практически бубнила, оглаживая руками вручённый ей лук, – и теперь, болваны, молчите так, что мне неловко становится. Я в шаге от грандиозного пинка под зад, если ты понимаешь, о чём я. – Я не понимаю, о чём ты. – Наруто, – зовёт, крутанувшись на пятках. – Вы встречаетесь или как? Узумаки брови вскидывает, а Учиха прикрывает глаза. Он понимал, что пинок будет кому-то из них, но не ожидал, что настолько ниже пояса. – Нет, – отвечает блондин с запозданием. – Это потому, что ты затупил и не спрашиваешь. – Киоко, ты что-то путаешь, – пытается съехать с темы. Удивительно проницателен для дебила, которым обычно бывает. – Я ничего не путаю, милый, – улыбается совершенно невинно. Саске не видит, конечно, но представляет до мельчайшей детали, – любой, у кого есть глаза, заметит вот это вот всё, – обвела, рукой что-то между ними, вложив в жест удивительное количество эмоций. – Зашипперитесь уже, на вас больно смотреть. – Так, шиппер, – Саске, не выдержав, обнимает за плечи, – отдай мне оружие и иди домой, пока на солнышке не перегрелась. Себе лимонад замути, докопайся до водителя – он скучает сидит. – Он совсем не скучает, а уехал с твоим отцом докапываться до твоего дяди, – поправляет девушка, послушно передавая лук ему в руки обратно, – я бы не стала на весь дом такое кричать, если бы он был поблизости, – щёлкнула альфу по носу с улыбкой. – Выберите, кто из вас наименьший идиот, и пусть он перестанет резину тянуть, – напутствует, уходя обратно в дом. Учиха смотрит ей вслед и взвешивает, хватит ли в нём коварства на что-то ответное, но правда в том, что коварства в нём в принципе, кажется, нет, и вообще-то он не находит у себя в душе даже капельки какой-нибудь злости. – Так, она знает, – подмечает Наруто, хотя, вроде бы, знать ещё нечего, потому что никому ничего не понятно. – Я не рассказывал, у неё просто глаза есть, – хмыкнул брюнет, наконец, опуская свой взгляд на блондина. – Твой отец тоже знает. – Ему я рассказал, – кивает медленно. – А ты откуда знаешь, что он знает? – У меня глаза есть. Смешок. Атмосфера разгладилась на секунду в оставленном Киоко шлейфе бесстыжей самоуверенности, но мгновенно сгустилась обратно, зазвенев густой тишиной. – Киоко права, – признаёт Учиха на выдохе, бредя к шкафу с инвентарём, чтобы убрать в него лук. – Это неловко. Только спроси, почему, – бросил ему острый взгляд, оборвав идиотский вопрос, – я всё-таки выстрелю и попаду куда-нибудь, куда попадать не планировал. – Ты в меня в жизни не выстрелишь, – улыбнулся уголками губ, – если не уверен, что попадёшь именно туда, куда целишься, – что ж, в этом он прав. – От мамы получишь. – Пф, – рассмеялся чуть слышно, – твоя мама от меня без ума. Получишь от неё только ты. Альфа покивал коротко на эту фразу, взвесил что-то у себя в голове, а потом признался: – Я безумно хочу тебя поцеловать. В груди случился крайне болезненный спазм. Саске разом почувствовал и духоту, и адскую температуру воздуха, потому что срочно захотелось присесть. – Окей, – слетело с его губ легко. Целуй. Сделай уже что-нибудь. Ожидание убивает. – «Окей», – цокает отчего-то. Довольным не выглядит, хотя должен. – Саске, чего хочешь ты? Дышать. Стоять. Ясно мыслить. Стрелять спокойно и метко. Крепко спать по ночам. Чувствовать себя в своей тарелке и на своём месте. – Хочу в душ. Так он и оказался под ледяными струями воды, дрожащий, задыхающийся и совершенно растерянный. Ничего в его теле не работало нормально. Всё, будто, вибрировало, кружилось и съёживалось. И ничего, чёрт возьми, не помогало. Сам воздух давил и отторгал, не давая постигнуть комфорт. Может, ему самому что-то требуется сделать? Перешагнуть какую-то линию, что-то сказать, что-то спросить, какое-то действие совершить? Только он не понимает, в каком месте проблема, не имеет ни единого слова по делу, понятия не имеет, на какой вопрос хочет услышать ответ, и банально не сможет предпринять ни единого действия. У него сердце спотыкается, когда Узумаки его взгляд перехватывает. Становится таким невесомым, будто его вовсе нет. Значит, что-то не так. И опять, сука, по кругу. Было бы проще, если бы придурок его просто повалил на кровать, пусть даже сделал бы больно, сказал бы какую-то меткую фразу, от которой невыносимо неловко, вновь вызвал бы то жуткое чувство ничтожности. Но Наруто ничего не делал. И не трещал о ерунде. Завис где-то между, заперев Учиху в перманентном пургатории. Будто специально. Постояв под ледяным душем, пока губы синеть не начали, Саске выполз из него, в одном полотенце в комнату притащился и практически разочаровался, что в ней никого. Практически. Просто чему-то уже следовало случиться, но как-нибудь без его помощи. Стало быть, с помощью Узумаки. И где, блять, он, когда нужен? А он в зале листает каналы, закинув руку на спинку дивана. Ему одинаково сильно хочется врезать и попросить о пощаде. Саске не делает ни того, ни другого. Просто садится в полуметре: так, чтобы пальцы чужой руки до него не дотрагивались. Но они всё-таки в нескольких сантиметрах от шеи, кожей можно почувствовать, чего коснутся, если посмеют сдвинуться с места. Может, на пол пересесть? – Фигня какая-то по телевизору, – хмыкает, сдаваясь. Замирает на канале с каким-то дешёвым сериалом. В этой серии, похоже, главный герой будет сорок минут в замедленной съёмке и с повторами в разных ракурсах бежать на помощь главной героине. Она уже ему позвонила, находясь в абсолютном пиздеце, но почему-то при телефоне. А он уже выронил из рук пакеты, вот-вот побежит. В этой серии, конечно, добежать не успеет: оставит тебя типа гадать, что же дальше, хотя ты и так это знаешь. – Когда-нибудь уже снимут что-нибудь непредсказуемое? – Ты, типа, будешь смотреть? – поворачивается, не поверив. – Я в любом случае не… – перехватывает взгляд, обрывая фразу на середине. – Что? – еле слышно. – Что? – не понимает брюнет. – Ты так смотришь, будто у меня на лбу что-то написано. Хн, забавная метафора. Саске как раз начинает казаться, что он разучился читать это всё, что на лбу должно быть написано. Раньше-то точно умел. – Это ты смотришь, – парирует, отчаянно сжимая ворот чужой футболки, – сделай уже это и перестань, – дёргает на себя. Узумаки перемещает в пространстве так быстро, будто он на пружинке сидел. За секунду сокращает расстояние до нуля, а брюнета по инерции опрокидывает на диван. Внушительный вес придавливает сверху, привычно мешает делать глубокие вдохи. Наруто опирается локтем где-то рядом, пальцы этой же руки вплетает в чёрные влажные пряди. Другой ладонью ведёт по талии. Вверх, пробираясь под края футболки, обжигая холодную кожу своей ненормально горячей. Целует так, будто вот-вот умрёт и выплёскивает сейчас свои последние яркие чувства. Саске жарко. Он вот только что под душем зубами стучал, но эффект продержался не долго. У него снова электричество на коже и снова пожар в каждой клеточке. Он еле держит свои феромоны. Удивительно, но с другой стороны их держат тоже, скрывают своё настроение. Ублюдок, точно же издевается. Чужой язык во рту так глубоко, двигается так требовательно, что ему отвечать не успевают. Дрожь вновь пронизывает тело, стягивает живот в мучительный узел. Боже, хочется почувствовать там губы Узумаки. По напряжённому прессу, дорожкой вниз, прямо у резинки свободных шорт. Их даже снимать не обязательно – рукой можно пробраться под ткань с любой стороны. Прикоснуться губами к чувствительному месту на внутренней стороне бедра, обхватить пальцами член до боли, как он умеет. Вспышку возбуждения подавить очень трудно, практически невыносимо. Феромоны грызут изнутри, пытаются просочиться наружу, но в этом помещении просто нельзя, в этом доме за такое могут лишить головы. Или ещё чего-нибудь ценного. Поэтому Саске отталкивает. Сильно, быстро, почти возвращает блондина в вертикаль. Будто в подтверждение тому, что шестое чувство не на пустом месте забило тревогу, на улице гудит гаражная дверь. Входная вскоре тоже распахивается, впуская в дом совершенно иной ураган, а Учиха к этому моменту уже сидит в полуметре от лучшего друга, как сидел две минуты назад, никаким местом до него не дотрагивается, ничем интересным не пахнет, но убеждён, что на него нужно лишь раз взглянуть, чтобы понять, что между ними тут только что было. Дышит совершенно сбито, чувствует, что Наруто на него пристально смотрит и читает все его постыдные мысли. Голос отца слышится из прихожей, недостаточно громкий, чтобы разобрать, о чём идёт речь. – Отстань от меня, – огрызается Мадара, которого, напротив, слышно практически на весь дом. Он то ли так сбрасывает обувь с ног, то ли захлопывает какой-то шкаф, но что-то в коридоре гремит. – Я узнаю с твоей помощью или без, – предупреждает терпеливо Фугаку, проходя мимо открытой двери. – Я сказал тебе это оставить, – омега натурально шипит, и у Саске сердце удар пропускает уже совершенно не так, как делало до этого. Не с жаром, а с холодом. – Подожди, – Наруто вовремя ловит за руку, усаживая альфу обратно, и Учиха только в этот момент понимает, что действительно собирался подняться. Его тело само действует, даже подумать заранее не даёт. Брюнет поворачивается. Узумаки качает ему головой. Одними глазами просит не вмешиваться, крепко держит запястье. А Саске вмешиваться и не собирался. Он вообще понятия не имеет, что собирался делать, но не сидеть здесь уж точно. – Оставить? – отец голос повышает. – Ты, блять, издеваешься? – Фугаку! – сверху доносится недовольный тон мамы. – Не смей в это влезать, – дядя пытается говорить тише, но поздно, потому что Микото уже спускается. – Если бы ты вовремя дал мне влезть, ничего бы, блять, в принципе не было, – натурально рычит. – Но тебе же надо страдать в одиночестве. Мадара смеётся, и примерно в этот момент силы Наруто перестаёт хватать, чтобы удержать Саске на диване. Потому что он уверен, что в действительности слышит вовсе не смех. Альфа добирается до коридора, но замирает в проёме, потому что мимо него как раз проносится мама. – Ты, идиот, вынес совсем не тот урок, который должен был, – протягивает Мадара надломлено. – Забери его, – добавляет мягче, когда Микото проходит на кухню, – пока я ему нос не сломал. Отпусти меня, Фугаку, – так быстро переключается обратно на рык, что страшно становится. – Этот ублюдок не должен ходить по земле, – голос альфы никогда ещё не пропитывался такой глубокой ненавистью. Разве что тем вечером, когда Итачи с обрывками подобных эмоций на себе садился обратно в машину Минато. – Просто назови имя, – просит практически ласково, отчего звучит воистину жутко, – и больше не услышишь о нём никогда. – Фугаку, – выдыхает мама бессильно. – Тихо, – не даёт влезть в разговор. – Хн, а он действительно вырастил тебя по своему образу и подобию, – омега оставляет комментарий, за которым кухню поглощает такая тишина, что последующие слова слышно даже с учётом того, что их практически шепчут. – Хочешь ворошить чужие жизни и чужие проблемы – что ж, я никогда тебе указом не был, отото, – в этом ласковом слове было столько боли, душой можно было натурально порезаться. – Но помощи от меня ты не дождёшься, как и слов благодарности. Вперёд, будь идиотом. У тебя же нет семьи, ни на ком другом твои действия не отразятся, – подытожил обидным сарказмом и вскоре спокойно вышел в коридор – где-то между ядовитыми фразами его действительно отпустили. У Саске чуть ноги не подогнулись от того, как неестественно блестели мужские глаза. Он сам и с места не посмел сдвинуться, поэтому дядя к нему сам подошёл, мягко втолкнул обратно в комнату. Прикрыв дверь, к ней же прильнул лопатками, выдохнул коротко, носом шмыгнул тихонько. – О чём это всё было? – спросил за Саске Наруто, вовремя определив, что брюнет не мог дотянуться до собственных слов. – Ни о чём, что стоило бы вспоминать, – омега улыбнулся натянуто, – некоторые идиоты верят, что имеют право распоряжаться чужими жизнями. Но это не так, – вскинул вверх указательный палец, – запомните оба. Что смотрим? – оттолкнулся от двери, промелькнув мимо Саске каким-то образом, не исключено, что вообще прошёл насквозь. – Полнейшее дерьмо, если честно. – Моё любимое, – хмыкнул омега, падая посередине дивана, – Саске, здесь тебя не хватает, – протянул к парню руку, и тот вернулся к дивану, сел на него мягко, позволил уложить себя головой на худые колени. Саске без шуток обожал своего дядю: то, каким открытым он был, как умел говорить прямо в лоб и совершенно плевал на любой этикет. Обожал его тактильность, его внимание, его божественную готовку, эффект счастья, который он приносил за собой шлейфом в их дом. Но всё же парень неумолимо ловил странные параллели между Мадарой и старшим братом. Что-то тоскливое, невысказанное, невыплаканное, спрятанное от мира так глубоко, что сами, порой, забывают, куда положили. Они оба умели дарить окружающим счастье, но будто не могли его сами постигнуть. И Саске испытывал глубочайшую печаль временами, глядя на них, хоть и не мог сам себе объяснить, почему. – Всё будет отлично, – шептал ему дядя, перебирая пальцами влажные волосы. – Даже лучше, чем отлично. Медленный поворот головы. Омега улыбается, но с тем неестественным блеском в глазах, за который всех повинных хочется собственноручно убить. Что этот человек ему обещает? Что будет хорошо? Он ведь даже не знает, что именно сейчас плохо, не может это исправить, ничего, сука, сделать не может. Навсегда в этом доме будет ребёнком, которого в проблемы не посвятят. И не то чтобы Мадару нужно было защищать, он сам кому хочешь горло перегрызёт, но сегодня, прямо сейчас вокруг него отчётливо витает бессилие. Человеческое такое, омежье. У альфы от этого холодеет в груди. – Веришь мне? – еле слышно. Ребёнок очень хочет поверить. Альфа точит клыки под чью-то фигуральную шею, готовый без вопросов стереть в порошок любого, на кого этот мужчина пальцем покажет. – Нет. – Упрямый болван, – цокает сквозь насмешку. – Поймёшь когда-нибудь. Мир становится лучше. Он ведь достанется вам. Больше он ничего не сказал. Посидел минут тридцать, бездумно следя за мельтешением героев на экране, а потом медленно встал, переложив голову альфы на диван, ласково поцеловал в лоб обоих и вышел из комнаты. У Саске ком в горле стоял, но он так и не понял, откуда он взялся. Наруто непривычно молчал. Главный герой так и не добежал до своей героини.

***

– What the fuck is this? – Хатаке швыряет на стол паспорта, зайдя в кабинет чуть не с ноги. Одна из работающих с ними девушек, неудачно заглянувшая уточнить пару деталей, почти отскакивает от стола, оказываясь в аккурат за спиной у Минато. Они тут у Какаши на цыпочках ходят, боятся этого альфу до ужаса, хотя самый-самый пиздец он творит даже не у них на глазах. – Sit your ass down, – щёлкает на имеющийся в кабинете диван. – Quiet, – обрывает комментарий. Хатаке опасно щурится, но приказ выполняет. Он удивительно исполнителен, несмотря на свой строптивый характер. – All of this is totally fine, – ловит девушку взглядом, и та шагает чуть ближе к столу, – I don’t see what’s the problem. – Here, – указывает на строчку с гражданством. – The system doesn’t allow for the right answer. The country he was born in no longer exists. It doesn’t coincide with his nationality. – Doesn’t matter. The application is submitted in a printed form anyway, you can attach a sidenote. – The system will not accept… – I will accept, – настаивает мягко. – Just bring it to me when you’re done. – Yes, sir, – кивает, собирая разложенные перед мужчиной листы и оперативно покидая кабинет, чья атмосфера накаляется с каждой секундой. – «Sir», – дублирует на выдохе. Как же он не любит, когда к нему так обращаются. Рука тянется к трём паспортам. Кто их передал Хатаке, чёрт его знает, да и не суть – главное, что сделано быстро. Минато проверяет все три, не видит ни единой проблемы. – What? – адресует Какаши вопросительный взгляд. – «What?» – переспрашивает, поднимаясь. – You either have a son and haven’t told me about it or the universe created two identical humans by pure accident. Намикадзе так картинно оцепенел от осознания, что ответ утратил необходимость. – Oh, – протягивает, когда до тормознувшей головы окончательно доходит. Он не сказал. Хотел. Помнит, как вносил разговор в ментальный список планов на день. Но тем днём разговор почему-то не состоялся – жизнь происходит, что с ней поделать? – а потом про него совершенно забыли. Наруто отодвинул с горизонта все приоритеты. А потом медленно перетянул на себя столько внимания, что личное время сократилось не слабо. А потом… Чёрт, а когда они вообще по нормальному с Хатаке разговаривали? За последние два месяца, или сколько там времени прошло, не случилось ни одного похода в бар, ни одного видеозвонка, ни одного «перекура» в посольстве, во время которого бы вели разговоры о личном. Это не странно, у них такое циклично случается, когда иные потребности перевешивают всё на весах. Между ними объясняться не нужно: можно просто попросить что-то сделать, потому что самому нужно куда-то бежать, и не объяснять, почему и куда. Минимум вопросов, делятся лишь тем, чем хотят поделиться. – «Oh»? – протягивает зловеще, и Намикадзе впервые за долгое время становится действительно не по себе. – «Oh»? – выделяет интонацией сильнее, упираясь ладонями в поверхность стола. – How long have you known? – Couple of months, – признаётся. – I’ve completely forgotten. – This is not something you forget, you stupid shit, – клонит голову недобро. – Believe it or not, I don’t think of you every minute of every day, – возвращает себе твёрдую землю под ноги. – You see me every day. Wouldn’t kill you to share this fact, – парирует уже чуть спокойнее. Стук в дверь. Опять кому-то что-то нужно. – After work, – вскидывает палец, отстраняясь от стола. Не спрашивает, есть ли у Намикадзе время. Даже если бы не было, Минато нашёл бы откуда-нибудь.

***

Вдох, выдох. Наруто снова вдохи считает. Весь сегодняшний день – точно. Всю оставшуюся жизнь – возможно. Он старается, так, чёрт побери, старается вести себя прилично, но банально не находит баланса. Не смеет тянуть к Саске руки, но и обратно во что-то дружеское больше не может. Анализирует каждое слово, аккуратно выверяет каждый свой взгляд. Не давит, окей? Не трогает. Отец сказал, что что-нибудь сдвинется, и он ему верит. Проблема в том, что этого сдвига ждёт менее суток и уже, блять, задыхается просто. Как же мучительно не знать. Временами начинает казаться, что, если бы его просто жестоко отшили, было бы капельку проще, потому что всё было бы ясно. А так сиди, блять, с ним на диване, смотри идиотский сериал и фантазируй на тему значения случившегося поцелуя. Он дёрнул на себя потому что хочет, чтобы ты его целовал, или он просто пытался накопившуюся неловкость куда-нибудь скинуть? А оттолкнул потому что дальше целовать не хотел или из-за чего-то менее очевидного? Шаг вперёд, шаг назад – ебучая пытка. Наруто от этого так сильно устал, что попытался даже сбежать. Итачи за Мадарой заехал, они с Саске только-только попрощались с омегами в коридоре, закрыли за ними дверь. Он сам себе там и признал, что проигрывает эту невозможную битву, поэтому поднял взгляд на Учиху, проигнорировал случившийся в груди мучительный спазм. – Саске, я… – начал было свой жалкий обоснуй, но брюнет его по взгляду понял и свалить даже шанса не дал. – Останься, – не просьба, а, сука, приказ. Такая по-родному наглая, такая по-новому острая. Наруто глаза на секунду прикрыл. – Мне тяжело, – признался совершенно поломано. В нём сил всего горстка осталась, он на ногах-то еле стоит. Хочешь меня на коленях – окей, пожелаешь взять моё сердце – бери, любая прихоть, любимый, перестань только мучить. Но там только начали, видимо. – Мне плевать, – отрезает безжалостно. – «Плевать», – повторяет Наруто, достигая такого низа, с которого терять уже, кажется, нечего. – Я буду трогать, – произносит коротко в воздух, поднимая на Саске глаза. – Окей, – безразлично. – Целовать, – добавляет. Брюнет сглатывает заметно, чуть подаётся назад. – Окей, – голос всё тише. – Возьму тебя, – добивает. Учиха спиной к стене прислоняется, коротко вздрагивает, даже не подозревая, что медленно пятился. Дышит вязко – сердце бьётся быстрее. – Окей, – пришлось читать по губам. – Ты, блять, издеваешься? – хлопает ладонью у придурка над головой, убив в один шаг расстояние. Ему реально хочется сделать больно. Не просто «взять», а прямо здесь, сука, на пол повалить и до смерти перепугать, чтоб не смел соглашаться на что-то, чего ему делать не хочется. – Прекрати со своими «окей», – рычит раздражённо. – Мне невыносимо быть рядом и никак не касаться тебя. – Я этого от тебя и не требую, – звучит отстранённо. – Да, – усмехается вымученно, – ты ничего не требуешь. Терпишь. Это хуже, пожалуй. – Переживёшь как-нибудь. Капризный. Совершенно безжалостный. Узумаки ближе шагает, вплотную практически, короткий выдох ловит губами. Касаться не собирался, но кто он такой, чтобы подобное себе обещать? Здесь совершенно безвольный человек сегодня, вся его судьба на ладони у непроходимого валенка. Губы касаются друг друга мягко, осторожно и робко. Чуткий момент, бесконечные секунды, во время которых блондин умоляет Саске сделать хоть что-нибудь: пусть оттолкнёт, пусть отвернётся, пусть к стене чуть сильнее прильнёт, пусть покажет хоть как-нибудь, что ему неприятно. Но альфа не делает этого. Стоит ровно, отвечает плавно. Наруто не находит сил остановиться, ближе шагает, прижимает к стене тяжело. Наклон головы, чтобы поцеловать глубоко. Ему позволяют. Господи, боже. Мысли так быстро плывут, выползти из них невозможно. Учихой невозможно обладать, но так до безумия хочется. Ирония в том, что овладеть-то им можно как раз, но нельзя. Под сердцем так больно, до скрежета зубного невыносимо. Это слегка отрезвляет. Узумаки выдыхает поломано, роняет голову на чужое плечо. Ему ведь нужно совершенно чуть-чуть, но в то же время он просит чересчур много. Как такое возможно вообще? – Если бы я мог на тебя руку поднять, я бы это сделал сейчас, – шепчет, жмурясь. Не представляет, каким образом себя в руки возьмёт, чтобы остаться с ним на ночь. – Помочь? – раздаётся негромко над ухом. – Ты не сможешь, – отстраняется. Даже если Саске первым ударит, даже если будет кричать и запустит в него пару кухонных ножей, Наруто не ударит в ответ. Хн, а Учиха не сможет сделать ничего из вышеперечисленного. Они физически не навредят друг другу. А жаль, это было бы проще. – Идём, включим что-нибудь идиотское, – протягивает мрачно, двинувшись к лестнице. – Можем посмотреть, если придурок добежал до своей девочки, – хмыкает сзади, а Наруто смеётся, потому что единственный придурок, который всё бежит, да никак не добежит, это, блять, он сам и есть. Они перемещаются в комнату, находят идиотский сериал в интернете. Сколько-то времени даже проходит, Наруто старается ровно дышать и постигать расслабление, но всё равно задыхается. Учиха издевается над ним, однозначно. В комнате темно, они лежат на полу совсем рядом. На нём неудобно, но на кровати так жарко, что совсем невозможно. На ноутбуке всё ещё что-то играет, вентилятор шумит, еле справляясь с охлаждением техники, а за окном льёт дождь тяжело. Эти три звука наполняют пространство, замещая собой нужду говорить. Хн, потому что Узумаки больше не может беспечно болтать о ерунде. А ещё не знает, куда деть свои руки. Не трогать Саске – тот ещё квест. Находиться в компании любви своей жизни и держать с этой любовью целомудренную дистанцию – в принципе пытка. Это гораздо хуже, чем было прежде, потому что тогда Саске хотя бы не знал и вёл себя обыденно. А теперь он прячет глаза, дыхание с опаской задерживает, тяжело молчит, реагируя лишь своими «окей». Лишь подчёркивает, насколько накалена атмосфера. Но разобраться с этим, почему-то, возможным не представляется. Наруто безумно хочется большего, Учиха нуждается в меньшем. Ни одна из этих вещей не взаимна. По итогу они оба сидят в неприятном компромиссе, пытаясь делать вид, что жить с этим можно. Саске принимает прикосновения, будто смирился, терпит их, чтобы сохранить человека. Платит ужасную цену за компанию лучшего друга. «Ты нужен мне, и, если тебе необходимо брать моё тело, чтобы быть рядом, то, ладно, бери» – так это, чёрт возьми, ощущается. Узумаки безумно мерзко от этого, но чувство это он с себя уже не сотрёт. Вдох, выдох. Давай же, Наруто, отдышись от своих страданий уже. С этим альфой рядом никогда не было просто. Он изначально был трудночитаемым, капризным и каплю взрывоопасным, но ты же как-то научился обходить подводные мины. Так, сделай это опять. Соверши невозможное. Ты создал между вами комфорт, ты же его и разрушил потом. Лишь тебе его восстанавливать. Блондин потягивается, расправляет затёкшие плечи, шеей больно хрустит, на бок переворачивается. Саске лежит к нему спиной, вздрагивает, когда Наруто льнёт лбом к его лопатке. – У меня всё болит, – жалуется Узумаки хотя бы на пол, хотя хочется на весь этот дом целиком. – У меня тоже, – выдыхает Учиха. – Это лето... – Самое омерзительное? – заканчивает за него фразу. – Ты это каждый год говоришь. – Каждый год удивляет, – протягивает, будто последний вдох испускает. – Завтра у меня соревнования, – вбрасывает в воздух мысль. – Я помню. Хочешь, чтобы я пришёл? Прежде ни разу не спрашивал. Просто приходил. – Всегда, – сердцу так больно, удивительно, что он вообще ещё жив. Как же точно физическое умеет зеркалить душевное. – Окей. – Саске, ты заебал со своими «окей», – приподнялся на локте, а потом и вовсе сел. Невозможно на этом полу, невозможно рядом с ним. – Забудь «окей», забудь «дебил». Коммуницируй другими словами. – Я же говорил «мысли читай», – на спину перевернулся, чтобы перехватить чужой взгляд. – Вот и читай. Дебил, – протянул, опасно сощурившись. – Я пытаюсь. Тебе тоже бы не мешало. Борзел бы поменьше, – начинает уже закипать потихоньку. – И облегчить задачу тебе? – дёрнул бровью. – Вот уж нет. Не то чтобы эти слова особо задели. Напротив, даже что-то всколыхнули. Но наказать захотелось. Наруто остановиться не успел. Наклонился, укусил сквозь футболку. Где-то у рёбер. Очнулся, одумался, запретил себе делать что-либо ещё, но мыслительный процесс порушился значительно, когда слух тронул поломанный вдох, когда альфа под ним дёрнулся, выгнулся каплю навстречу. Для человека, который всегда примерно из одной и той же серии, Саске выдаёт не самые последовательные сигналы в последнее время. Влюблённое сознание цепляется за это, как за надежду, всякий грёбаный раз. Пальцы сдвигают вверх край футболки, открывают кусочек кожи. Наруто мягко припадает губами к бледному животу, чувствует, как в его волосы вплетаются пальцы. Внутренности буквально сводит от этого жеста, потому что он не пассивный. Ответный. Ещё один укус, ещё один томный выдох. – Я хочу... – шепчет, порхая губами по коже. Фразу так и не заканчивает. Ей нет окончания, потому что Наруто хочет всё. До последнего касания, последнего атома и последней секунды. – Окей, – шепчет брюнет с запозданием, окатывает этим словом, как ведром ледяной воды. Это ледяное ползёт по позвоночнику, от него мурашки по телу, от него всё опасно немеет. Всё, кроме сердца – оно, бедное, вынужденно чувствовать. – Ты, – усмехается, хотя на самом деле хочется плакать, – действительно издеваешься. Поднимает голову, ловит совершенно затуманенный взгляд, соединяет в голове неприятные точки. – Скажи, – садится, возвращая ткань футболки на место, – ты когда-нибудь проявлял инициативу? Делал первый шаг? – спрашивает, уже зная ответ. – Нет. – Просто говорил «окей»? – слова горчат на языке. – Ничего не говорил, – поправляет. – Брал и уходил, – кивает сам себе. – К чему ты, Наруто? – Ни к чему, – выдыхает, – я действительно дебил. Ты прямым текстом мне говорил, что не видишь смысла во всяких чувствах. Все твои отношения ограничивались сексом. – И? – тот факт, что он не понимает, лишь сильнее всё это подчёркивает. – И я имел оптимизм верить, что ко мне ты что-нибудь всё же почувствуешь, – произнести эту правду вслух было труднее, чем изначально казалось, – но, возможно, те отношения, что у тебя были прежде – это именно то, что тебе нужно. – Возможно, – согласился безразлично. – Это всё? – горький смешок. – У тебя нет вообще никаких мыслей по этому поводу? – Я не думаю о таком, – напоминает то, что ты и так должен знать. – Верно, – прошептал. Выдержал тяжёлую паузу. Храбрости набирался, но она так и не набралась. – Саске, я не останусь сегодня, – в глазах защипало. – Прости. Брюнет цокнул, выдохнул раздражённо, приподнялся было на локти, но Наруто уложил обратно на спину. В нём и так всё протестует сейчас, если там ещё сверху добавят, то он рассыплется попросту. Если тебе не место здесь, но и нигде больше тоже не место, то как вообще быть? На молекулы разве что разобраться и пусть вселенная впитает обратно. – Мне больно, – признался чуть слышно, – гораздо больнее, чем я ожидал. Мне нужно пространство, чтобы вздохнуть и сделать что-то с чувствами к тебе, иначе я просто не смогу... Оборвал экстренно фразу, побоявшись закончить её. Произнеся её вслух, забрать уже не получится. Пусть лучше останется звенящей тишиной – тоже тяжёлой, но неоформленной. Да. Одного Наруто лишь не учёл – лучший друг понимает его не словами. – Не сможешь общаться со мной, – заканчивает Учиха страшную мысль, озвучивает её во вселенную, делает её реальнее, чем она бы была внутри лишь одной головы. Печальная улыбка. Ну зачем ты так со мной? Бестактный валенок, неужели не понимаешь? Не понимает. – Я буду ждать тебя завтра, – сил, вдруг, стало так мало, что на ноги еле получилось подняться. – Я приду, – обещает. Лежит. Больше не пытается остановить. Услышал. Хн, не оспорит, не схватит за руку, не переубедит. Просто будет смотреть как уходишь. Наруто понимает, что дорог ему, но сердцем всё же чувствует иначе. И неожиданно для себя понимает, почему Дейдара ушёл от него именно тогда, когда ушёл. Потому что сердце не обязательно собственноручно разбивать, чтобы оно стало разбитым. И Саске не разбивал, на нём ответственности вообще не лежит. Он ничего не обещал, это ты себе что-то придумал. «Я не могу ответить на твои чувства взаимностью, но их наличие меня не коробит» – стоило ещё на той фразе понять, что битва проиграна. Оставить всё нетронутым и примерно знакомым, не усложнять. Но Наруто не умеет бездействовать. Ему не сидится на месте ни в прямом смысле, ни в фигуральном. Что ж, этот урок преподнесён жизнью так, что будет навеки усвоен.

***

Сегодняшний день полнился таким количеством разносортного хлама, что голова к концу рабочего дня совсем не работала. Не дела, не проблемы, не встречи, не документация, а, сука, хлам. Такое бывает периодически. Всё циклично сходит с ума в один какой-нибудь день, и тебе после него хочется то ли плакать, то ли смеяться, то ли материться во весь голос – чёрт знает. Единственное, чего Минато хочет сейчас – это до дома добраться, сходить в душ, пока заказанная еда до него добирается, а потом в мягкость кровати и отключиться. – Of all the days… – протягивает альфа устало, когда в дверном проёме вырастает Хатаке. – Think of it as your punishment, – предлагает ублюдок. Этому мазохисту хоть бы что, он может пахать сутками и морально неплохо держаться, а Намикадзе становится геометрически злым, нетерпеливым и раздражительным. Хн, может, секрет в том, что Какаши злой, нетерпеливый и раздражительный перманентно в любой в принципе день, а Минато позволяет себе эти вещи только когда он на грани? Может, ему стоит пересмотреть, с каким лицом он живёт свою жизнь? – Fine, but you’re paying. It’s not every day that I become a father, – цокает, поднимаясь из-за стола и мучительно потягиваясь. Ему бы пробежаться сейчас. С Итачи. Посмотреть, как он мило шипит. Хах, вот вам и причина, по которой они с Хатаке не находят время о личном поговорить: это время теперь омеге принадлежит. – I’ll pay, just don’t smile like that. It’s unnerving. – I’ll smile however I like, I’m in love, – хмыкает на придурка. – God, what happened to you? – выдыхает Хатаке, исчезая в коридоре. Они топчутся неловко на пороге, скрываясь от дождя, пока едет такси. Небо с обеда затянуто серыми тучами и радует то ливнем, то реденьким дождиком, то зависнувшей в воздухе влажностью и обещанием покапать сверху ещё. Бар Какаши выбирает далёкий, его самый любимый. Он не в центре, и в будние дни там посетителей мало, можно в относительной тишине обсудить всё, что хочется. Пока едут, Минато набирает Итачи сообщение. You: «Сегодня я с тобой не побегаю» Ответ почти мгновенно приходит. Fairy godmother: «Я и не собирался к тебе выходить» Усмешка. Как же не собирался. You: «Всё ещё на меня злишься? В четверг буду зайкой, клянусь. Сегодня собираюсь баловать тебя пьяными признаниями в любви где-нибудь ближе к полуночи. Не хочешь быть разбуженным – сразу в беззвучный поставь» Итачи предпринимает попытку что-то напечатать в ответ, но потом всякий раз удаляет. Троеточие то появляется, то исчезает, но Намикадзе, в целом, ответ и не нужен. Он прекрасно представляет, какое там настроение. Также понимает, что действительно ему позвонит. Он без сил как бы и так, сверху убьёт ещё неизвестно сколько бокалов скотча, через пару часов превратится в любвеобильное создание, которому хочется ласки. Это закономерная вещь, он с удовольствием позволяет себе таким быть, а в этот раз, когда есть, на кого направить все эти чувства, тем более не будет их сдерживать. Поведёт себя как идиот – да и пусть. Ему как-то не стыдно. В дороге альфы молчат. Остывают морально от рабочего дня, слушают дождь, ставят мысли на паузу. В баре ещё более пусто, чем обычно: всего несколько людей, и напитки очень быстро приносят на пару с двумя порциями жареных в остром соусе крылышек, чтобы совсем на голодный желудок алкоголь не хлестать. Минут пятнадцать мужчины утоляют свой голод и запивают его крепким скотчем, и лишь потом, выдохнув удовлетворённо, прильнув к спинкам диванов и заказав себе по новому бокалу, включаются в разговор. – A couple of months ago my ex from uni contacted me, – начал Минато. – We had a great time back in the day, so I was quite happy to see her. She told me I have a fifteen-year-old son pretty much as soon as she opened the door. Забавно это теперь вспоминать. Теперь он ни без Наруто, ни без его сумасшедшей матери свою жизнь и представить не может. Они оба безумно родные. Не говоря уже об Итачи и даже его младшем брате. Они все в той или иной степени ответственны за то счастье, что мужчина сегодня испытывает, и, боже, он благодарен жизни за каждого из этих людей. – Please tell me you did a paternity test, – беспристрастно говорит альфа. – No, – качнул головой. – Hasn’t even occurred to me. Kushina wouldn’t lie about such a thing, besides, you’ve seen his picture. How long did it take you to connect the dots? A second? – About a second, yeah, – согласился Хатаке. – Got more pictures? Минато достаёт телефон. Вообще, щёлкать фото он не любитель, но за последние месяцы порывов это сделать было столько, он сам себе поразился. И теперь галерея была не пустой. В ней были и скинутые Кушиной фотографии, и те, что сделал сам альфа. Хатаке посмотрел все до единой. – Wow, – протянул, задержавшись на их совместном снимке в Ичираку, в который даже попала перегнувшаяся через прилавок лучезарная Аяме. – How is he to you? – He is amazing, – улыбнулся Минато, – honestly, I can’t quite describe him with words. He’s just… – сделал паузу, пытаясь уместить хоть капельку своих чувств в буквы, но как вообще можно, если любовь в тебе не умещается, наружу просвечивает, порхать заставляет, а тебе нужно это запихнуть во сколько-нибудь предложений? Глупости, так не бывает. – A whole person. He’s so stubborn and so damn bright, I have no idea what on Earth could I possibly give him. He’s loving and warm, and always so genuine. Much wiser than any of us were at his age, wouldn’t do half the dumb shit we were up to, but at the same time has his own dumb shit that we wouldn’t even dream of coming across. I’m completely in love with that boy. Can’t even picture my life without him anymore. Хатаке слушал это всё с улыбкой в глазах, что чертовски ему не присуще. А потом удивил ещё раз, разрешив: – Keep going. И Минато продолжил. Рассказал, как безумно нервничал перед знакомством, какое необъяснимое дежавю испытывал, глядя на него словно в зеркало, как на минутку захотел придушить Узумаки за ебучее молчание, как медленно смирился с этой женщиной и по-своему даже её полюбил. Поделился событиями и эмоциями, одновременно рассказав очень мало, но так много, что несколько часов успели пробежать мимо них. Какаши не перебивал, слушал внимательно, хотя он вообще не тот человек, что захочет в деталях послушать о чьём-то родительском опыте. Он полная противоположность общительному Намикадзе, тень к его свету, минус к его плюсу, инь к его ян. Хатаке с людьми сходится из необходимости. Сходится, а не сближается. У них даже с Минато получилось не сразу язык общий найти, чего с блондином, честно, прежде вообще не случалось. Когда молодой, свеженький из университета Какаши Хатаке пришёл к ним в посольство, Минато сам ещё там только начинал, под чутким руководством отца вникал во все тонкости. Верил как не в себя, был полон энтузиазма и никогда не терял контроль над эмоциями… Ну, до вот этого распиздяя. Уёбок Хатаке, которому от жизни ничего, кажется, было не надо, не только обязанности всерьёз не воспринимал – он вообще никого в грош не ставил. Творил что хотел, нарывался везде, где получится, по морде получал, сам в морду давал, вечно опаздывал, клал хуй на официальный дресс-код и банально действовал на нервы. Но заменить его было некем. Работа в посольстве, в основном, дело наследственное. Туда не пошлёшь резюме, не постучишь в дверь и не спросишь, есть ли вакансия. Это место будто само выбирает тебя из семей дипломатов, из доверенных личностей с двойным гражданством, двойным языком, двойной культурой и невъебенными навыками импровизировать под любой пиздец. Иными словами, текучесть кадров – не про нас, что дали, с тем и работаешь. Пожизненное. Поэтому, впрочем, Хатаке в руки Минато и дался. Со временем, через вытаскивание его из больниц и с задних сидений полицейских машин, сквозь претензии, муштру, попытки дисциплинировать и сбитые друг о друга костяшки, спустя месяцы и даже годы попыток работать внутри взаимной неприязни друг к другу они в какой-то момент осознали, что, блять, всю жизнь же так будут бодаться. И перестали. Напились как-то раз вместо того, чтобы друг друга душить, и как-то сразу пошло по прямой. Теперь даже смешно вспоминать. С годами оба успокоились значительно, отдышались, перестали идеализировать вещи, взрастили в себе взаимное уважение и кривую, но всё-таки дружбу. – How are you battling insomnia these days? – интересуется Минато, которому обновляют напиток, хотя перед глазами уже всё каплю плывёт. Он не замечает, как быстро пьянеет в этой компании, отпускает что-то в себе, что обычно держит под жёстким контролем. – Fucking, mostly, – ведёт плечом равнодушно, – boxing if that doesn’t work. Walking aimlessly, scaring late pedestrians with my jolly attitude, you know how it is, – смеётся уже. – I know a great therapist, – вспоминает в тему. – Not a chance, – качает головой. – What you need ‘im for? – не понимает. – Not my therapist, genius, – поправляет, – and why not? You need therapy at least, some sort of prescription – definitely, a stray jacket – depending on the day. Альфа мягко смеётся, хотя ничего смешного тут нет. – I’ll ask you nicely to fuck off again, but if you don’t… – головой качает. – Then what? – спрашивает, пытаясь вложить в голос какой-то вызов, но промилле в крови отрываются, не дают до строгих эмоций добраться, вынуждают плавать во всяком добром и всепрощающем. Хн, может, Хатаке поэтому его спаивает? – Well, – выдыхает, – then, I’ll have to do something you won’t like, won’t I? – God, you’re such a chicken, – закатывает глаза. – Fine by me, – передёргивает плечами. – Existing instead of living? – уточняет на случай, если он настолько слепой, что не видит. – Yup, – подмигивает бесяче. – Suit yourself, – не имеет сегодня ни сил, ни желания нотации в пустую стену читать. Взрослый же, сам ответственен за себя. К слову, об ответственности. – We should get going, – смотрит на часы. Почти полночь. На работу уже через несколько часов. – Quitting doesn’t sound bad, to be honest, – хмыкает придурок, одним глотком допивая всё, что было в стакане. – Speak for yourself. I’m not a citizen. I quit – I go back to the UK, – поднимается, в параллель проверяя, что ничего не забыл. – And I, – усмехается, – need a visa to see my mother. – How is she, by the way? – Very sad that I haven’t found myself a bride, haven’t had a bunch of children, haven’t been a million other lovely things. You know how they are, – пожимает плечом, пока они расплачиваются. – I can assure you, whatever you deduced that they are is entirely wrong, – смеётся, коротко кланяясь персоналу. – Спасибо. – Приходите ещё, – отвечает милая официантка. – Perhaps, – достаёт сигареты, стоит выйти наружу. – Walk a bit? – Yeah, – кивает Намикадзе, понимая, что свежий воздух не помешал бы сейчас, но такого в Токио, к сожалению, нет. Фиг знает, трезвеют они или только температуру тела повышают, бредя по этой горячей, мерзкой влажности, но шаг за шагом, метр за метром что-то в мыслях прочищается, упорядочивается. Минато в периферии держит друга, видит клубы дыма, что он выдыхает время от времени, и думает не самые лестные мысли: он таким быть не хочет. Не хочет сторониться людей и закрываться от них, всей душой желает делить с любимыми каждый важный момент: плохой и хороший. Поэтому и набирает заветный номер. Не думает даже над этим особо, просто в какой-то момент достаёт телефон и чувствует, что именно сейчас именно этому человеку позвонить – самое правильное на свете решение. Подносит телефон к уху, готовится слушать гудки. Сам же предупредил поставить в беззвучный режим. – Да? – Итачи отвечает через пару гудков. Улыбка трогает губы. Он всё-таки ждал. – Я думал, не ответишь, – признаётся, отпрянув от сигаретного дыма чуть дальше. – Готов слушать признания? – Минато, – цокает недовольно. – Всё нормально? – Всё потрясающе, – запрокидывает голову к небу, испытывая, без шуток, чистое, пьяное счастье. – Было бы лучше в тысячу раз, если бы увидел тебя. Заедешь за нами? – спрашивает, чтобы разворошить бурчащего котёнка, но снова в ответ получает то, к чему был не готов. – Где вы? Намикадзе тормозит, прямо ступнями прирастает к асфальту. Серьёзно? И правда приедет? Хатаке проходит ещё пару шагов, тоже потом замирает, бросает через плечо вопросительный взгляд. – Гуляем и типа трезвеем, – протягивает Намикадзе, слыша сердце в своей голове. Оно отбивает победные ритмы. – Я поделюсь геолокацией. – Ладно, – тихонько и ещё капельку сонно. Итачи сбрасывает, а Минато, как завороженный, залезает в опцию «поделиться локацией» и смело вместо одного часа и одних суток выбирает «всегда».

***

Итачи потягивается, поднимаясь с дивана. Он так на нём и уснул. Когда-то часа полтора назад сказал Мадаре, что немного задержится, а сам пялился в телефон, пока сон его не скосил. Волновался немного, ждал чего-то, возможно. Сам себе признавать не хотел, но кто же под покровом ночи узнает, чем он занимается? Только прилёгший рядышком Данго, но он не свидетель, а соучастник. Тоже ждёт. Уложив морду на лапы, то и дело поглядывает по сторонам, выныривая из своего сна. Как всегда, за любую авантюру. – Поехали? – спрашивает у малыша, и тот сразу же спрыгивает с дивана, потягивается, хвостом помахивает – готов. – Куда вы так поздно? – из спальни доносится. – Прости, – заглядывает в приоткрытую дверь. – Не хотел тебя будить. Я за Минато. Скоро вернусь. – Окей, – зевает дядя. – Если трусам захочется сегодня слететь, не держись за них слишком сильно. – Никакие трусы ни с кого не слетят, – цокает. – Не обижайся, зай, но тебе бы не помешало. – Торжественно клянусь, что больше никаких альф между моих ног, – бурчит ему назло. – Да можно и не альф, не они одни умеют как следует трахаться, – усмехается. – Если решишь остаться у него, напиши мне, серьёзно. – Напишу, – обещает. Из дома выходит как был – в растянутой чёрной футболке, что принадлежала Саске когда-то, и мягких домашних штанах. Осознаёт ли он, что имеет тот самый домашний вид, от которого без ума Намикадзе? Мм, возможно. Но он решил, что раз уж едет посреди ночи забирать из баров всякую пьянь, то переодеваться ради этой пьяни во что-нибудь более «наружное» точно не будет. На улице пусто и омерзительно душно. Дождь, похоже, скоро начнётся – зависшая в воздухе влага буквально вибрирует. Слишком много, слишком тяжело, не удержать уже, нужно на землю пролить. Данго устраивается на коленях у парня, пока тот машину заводит. Геолокация Минато медленно перемещается вдоль какой-то улицы. Учиха трогается с места. Доезжает до нужного района всего за пятнадцать минут, ибо трафика на дорогах практически нет. Перепроверяет координаты, сбрасывает скорость. Хонда тихонько крадётся, задевает светом фар две фигуры, а омега отчего-то очень волнуется. Понятия не имеет, чего ему ожидать, прокручивает в голове комментарий дяди о слетевших трусах, и чувствует себя так нелепо, будто мысли его на лбу написаны для всех, кто почитать пожелает. Намикадзе на него только глянет и всё сразу поймёт: что ждал звонка на диване в обнимку с собакой, что сердечный удар пропустил, когда телефон завибрировал, что даже не подумал над просьбой приехать, а сразу же потянулся к ключам от машины. Что побаивается встречаться с пьяным Минато, с которого, вероятно, временно какие-то оковы слетели, но одновременно хочет этим каплю воспользоваться. Как тогда, заявившись пьяным к нему. Свои руки отмыл, мол, был не в себе. Как же. Просто оправдание нашёл желаниям последовать. А сейчас за заботу спрятался, ведь, если он не заберёт, то кто проследит, что все алконавты добрались до своих кроватей? Никто, совершенно никто. Ему такое на совесть вешать не хочется. И причина лишь в этом. Взгляд жадно скользит по бредущему впереди блондину. Тёмные брюки и белая рубашка, пиджак болтается в руке – он сегодня совершенно не по погоде. Минато высокий, у него широкие плечи, безумно красивые руки и, чёрт, такая задница, что любой буквально оближется. Брюнету стыдно эти мысли думать, но остановить их он просто не в силах. Альфы поворачиваются синхронно, полностью попав в свет фар. – Чёрт, – выдыхает, столкнувшись с Минато взглядом. Данго подскакивает то ли от того, что автомобиль замедляется, то ли от нервов омеги. Навострил уши, как спутниковые тарелки, и сканирует пространство, пытаясь выглянуть поверх руля, – тише, тише, – прижимает его сверху рукой, фиксируя и типа успокаивая, но там лишь сильнее барахтаются. Намикадзе сходу одаривает такой очаровательной улыбкой, что парня дрожь пробирает. Он тормозит чуть позднее положенного, проезжает дальше, чем планировал, вынуждает мужчин пройти ещё несколько метров. Минато падает в соседнее кресло, не раздумывая, Данго мгновенно выскальзывает из-под руки и оказывается у него на коленях. – Привет, малыш, – смеётся тепло, обхватывая ладонями рёбра, помогая встать вертикально, – и ты приехал меня забирать? – светится аж. А Итачи сглатывает, чёрт побери. Потому что, да, приехал забрать. Себе, блять. – Молчи, умоляю, – качает головой, едва к нему поворачиваются. Избегает чужого взгляда, а на него так сейчас смотрят, что по ногам слабость ползёт. – Как я могу молчать, когда ты такой... – Я сказал: тихо, – шикнул, оборачиваясь. Хатаке так на улице и остался, докуривая сигарету, а потом наклонился к опустившемуся перед ним окну. – Добрый вечер, – острая улыбка, а взгляд прохладно изучающий, как у Тобирамы. Равнодушный такой, но в то же время неприятно внимательный. Будто видит чуть больше, чем ты согласен показывать, – я прогуляюсь пешком, не буду вам... – Sit down, put on your seat belt, – перебил идиотскую мысль его родной речью, чтобы ну точно дошло. Альфа медленно бровью повёл, оглядывая брюнета с усмешкой в глазах. – Yes, little sir, – протянул, открывая перед собой дверь, – я живу не так близко, – предупредил нейтрально. – Тем более, – хмыкнул, пока Минато выставлял адрес в навигатор. – Хатаке Какаши, – представился альфа. – Учиха Итачи. – Не сын Фугаку? – мгновенно провёл параллель. – Смотри-ка, до некоторых быстро доходит, – не удержался от комментария, сверяясь с навигатором и отъезжая от тротуара. – Повторю: мои мысли другим были заняты, – напомнил Минато, играя с собакой. – Встречаетесь или просто спите? – уточняет сзади Хатаке. Итачи стреляет острым взглядом в зеркало заднего вида и подмечает, что там вновь достают сигарету. Хонда приходит к остановке так быстро, что всех по инерции дёргает вперёд. Минато успевает прижать к себе Данго рукой. – Нет, – отвечает, обернувшись, – нет и дай это сюда, – раскрывает ладонь. Пачку сигарет отдают без войны. – А по вам не скажешь, – хмыкает. – На свадьбу пригласить не забудьте. – Вот уж без кого я точно на ней обойдусь, – хохотнул Намикадзе. Выпили они, конечно, достаточно, речь у обоих медовая, капельку сонная. Каждая первая пришедшая на ум мысль озвучивается и сразу же забывается. Впрочем, как только Итачи перестал реагировать, оба альфы мгновенно заткнулись. Они в таком настроении уже, когда тишина получается вкуснее, чем разговоры. Задумчивая, глубокая, ленивая тишина, шлифующая весь предшествующий ей вечер и цементирующая его. В такой атмосфере и добрались до многоэтажного здания, чей адрес был введён в навигатор. – Блять, – выдыхает Какаши, завидев бродящую возле подъезда фигуру. Между ними ещё добрых пятьдесят метров, они на другой стороне улицы, поэтому ночной гость ещё не придал медленно ползущей по асфальту хонде значения. Пальцы Минато, вдруг, трогают колено брюнета, и он рефлекторно скидывает скорость ещё сильнее. – Is that Iruka? – спрашивает Намикадзе, вглядываясь в силуэт, но тот как назло укрывается тенью, замерев меж фонарей. – Yeah, – позади раздаётся. – Stubborn fool. – Dating or just sleeping? – уточняет Итачи его же вопросом, получая за это саркастичный смешок. – I’m just sleeping, he has other plans, – пытается пренебрежительно цокнуть, но какая-то более глубокая эмоция всё-таки в голос прокрадывается, из-за неё последующая фраза выходит уязвимо тихой: – Keep going, I’ll sleep somewhere else. Минато медленно поворачивается, прямо на Итачи смотрит, а омега взгляда от мужчины на другой стороне дороги не отводит. Он не понимает, предчувствие ли это, или сидящий рядом альфа телепатически ему что-то нашёптывает, но он уверен, чёрт возьми, что Хатаке нужно ночевать именно здесь. Именно сегодня, именно мимо этого человека им не стоит проезжать. – Or you can act like an adult and face him, – предлагает альтернативу получше. – No. – It wasn’t a question, – оборачивается. Вкладывает во взгляд всю строгость старшего брата, какая в нём только есть. Намикадзе подчёркнуто не вмешивается. Не поправляет. Его пальцы так и лежат расслабленными на худом колене. – When I say that omegas are too much, this is exactly what I mean, – выдохнул так устало, что на секунду даже стало капельку жалко. – Thank god he is a beta, – усмехнулся Минато, кивая на мужчину. – He is one of a kind, – поправляет Хатаке мрачно, но смотрит в упор на Учиху. – If I promise to be a good boy, will you drive past him? – No, – качает головой. – Talk to him. Don’t be a pig. – Being a pig is actually wonderfully simple. You should try it sometimes instead of trying to make me better. – Thanks for the advice, – улыбается мягко. – Out of the car. – As you wish, – сдаётся. – When he hits me, just know that this one is on you. Oh, and, – хлопнул Намикадзе по плечу, – I’ll be late for work. Минато выдыхает, и по одному этому выдоху понятно, что Хатаке в принципе никогда вовремя не приходит. Что удивительно, сейчас весьма послушно из машины выбирается, шагает уверенно в сторону Ируки. Тот заметил альфу мгновенно, оцепенел, словно вся решимость из него испарилась. А потом… – Воу, – выдыхает Итачи. У него сердце споткнулось на моменте, когда бета от души ударил Хатаке по лицу. – Они не навредят друг другу? – уточняет, с опаской наблюдая за тем, как Ирука разворачивается на пятках и уходит прочь, а Какаши, поморгав в пространство секунду, нехотя за ним следует. – Да нет, – чуть отнимает пальцы от колена омеги, чтобы обратно сразу же уронить, мол, всё это фигня, – Хатаке, может, пару раз ещё в морду получит, но у него как раз кинк на такое. Не переживай, ему на пользу пойдёт. – Что с ним? Автомобиль трогается, альфа устраивается в кресле удобнее, поворачивается, чтобы точно всегда парня держать в своём поле зрения. Феромоны по-детски игривые, безумно нежные. Учиха дышит через раз, прекрасно понимая, как быстро этот запах усыпляет бдительность. – У него проблемы с доверием, – отвечает в аккурат когда омега решает, что вопрос останется проигнорированным. – Любого человека, который вызывает в нём какие-то чувства, чертовски боится. Саске напоминает мне чем-то. – Саске совсем не такой, – качает головой отрицательно. – Не совсем такой, – соглашается, – но настроение очень похожее. – О чём ты? – нахмурился. – Он самый ласковый, самый мягкий ребёнок, каких этот мир только видел. – С тобой, – кивает, – между вами двумя и Кушиной вообще удивительный вайб. Будто смешали три летальные субстанции и какими-то хуями получился сладкий зефир. А раздели обратно – уже не притронешься, – усмехается. Учиха особенно чётко сейчас ощущает его ладонь у себя на колене. Она так органично легла на него, так ненавязчиво на нём осталась, беспалевности этого человека в пору лишь восхититься. – А не надо тянуть руки к тому, что не твоё, – протягивает двусмысленно. – Откуда мне знать, что моё, а что – нет, если не попробую потянуть к этому руки? – изогнул бровь. А брюнет смеётся тихонько, признаёт поражение, потому что не знает, что ответить на это. Сам же позволяет себя трогать. По секрету фантазирует на эту тему, когда никто не видит. Естественно, когда пытается огрызнуться, это выходит не совсем искренним и совершенно не эффективным. – Прекрати держать феромоны, – вдруг, приказывает на полном серьёзе, а у парня сердце спотыкается. – Зачем? – сглатывает. – Нет смысла скрывать то, что я и так знаю. – Ни черта ты не знаешь, – тихонько бурчит. – Чего я действительно в упор не пойму – так это почему ты боишься меня, – хмыкает мужчина задумчиво, параллельно поглаживая большими пальцами и ногу омеги, и голову пса. – Я тебя не боюсь, – утверждает, на краю сознания понимая, что врёт. – На свидание со мной пойдёшь? – с ходу. – Вот ещё, – за дорогой религиозно следит, хотя на ней и нет никого, – ты не в моём вкусе. – Не ври мне, малыш, – не поверил ни разу. – Назовёшь меня так ещё раз, высажу прямо здесь, – предупредил, еле отделываясь от болезненного дежавю. – И оставь эту тему. Ты – не тот, кто мне нужен. – А кто тебе нужен? – задаёт вполне резонный вопрос, совершенно игнорируя препятствия, которые омега на его пути оставляет. – Узумаки Кушина, – даже думать не стал, – мы чудесно друг другу подходим и у нас с ней большая любовь. – Я верю, – кивает Минато. – Стало быть, у тебя есть всё, что тебе нужно. – Стало быть, – соглашается. – Собираетесь мутить в Англии? – напоминает с усмешкой. – Когда дети в Кэмбридж пойдут, – покивал. – Отличный план. – Самый лучший. – Саске будет счастлив. – Однозначно, – разговор начинает каплю бесить. – Сможешь жить в гараже, как хотел. – Умолкни, пожалуйста. Мягкий смех ласкает слух, а брюнет из последних сил держится за терпение, за феромоны и за какие-то блядские принципы. – По какому поводу пьянка? – решает скинуть с разговора градус, а заодно разбить вязкую тишину, в которой слышатся удары сердца. – Рассказывал ему про Наруто. – Он не знал? – удивился так сильно, что даже от дороги на секунду отвлёкся. – Нет, – протягивает задумчиво, – мы с ним в принципе личным не особо делимся, да нечем было и делиться, а, когда я о Наруто узнал... Меня чутка переклинило. У нас бывает такое. – Он твой лучший друг? – интересуется, ибо до сих пор ещё точно не понял. – Я не знаю, – усмехается, прикрывая глаза, – он мой самый перманентный друг. С остальными не выходит на постоянной основе общаться. – Почему нет? – Я никогда не учился в одном университете дольше года, прыгал на все возможные программы по обмену и так далее. Отпускал людей в одном месте, находил новых в другом. Сложно найти себе лучшего друга, если тебя швыряет по миру, – сладкий зевок. Машина, кажется, убаюкала. – Хн, я учился в одной школе, потом почти всё время в одном университете за минусом MIT, – прикинул задумчиво, – не нашёл себе друзей ни там, ни там. – Да и похуй, тебе, разве, не хватает кого-то? – Нет, – улыбнулся. – У меня есть всё, что мне нужно. – А мне, – смеётся негромко, – всегда не хватало семьи. И смотри-ка, как по волшебству. Омега тоже мягко смеётся. Ему так хорошо и комфортно сейчас, так правильно, что всё, что за пределами автомобиля, кажется ненастоящим. И отпускает всё-таки феромоны, наполняет пространство теплом, любовью и лаской – комбинацией, которая чётко ассоциируется у парня с домом. Данго помахивает на это хвостом, а Намикадзе, вроде, уснул. Остановившись на светофоре, брюнет пользуется моментом, чтобы повернуться и как следует лицо разглядеть, а там абсолютный покой. Безопасный такой, совершенно пассивный. Прекрасный. До Тиёда добираются без приключений, Итачи хлопает альфу по бедру, проезжая мимо британского посольства. Тот коротко вздыхает, промаргивается, балансируя между явью и сном, где трудно понять, кто ты такой и в какой эре очутился. – Провожать надо или ты сам дойдёшь? – уточняет, с усмешкой ловя дежавю с их первой встречи. У мужчины это пролетает над головой. Он улыбается, собаку чмокает в лоб, отсаживает на заднее сиденье. Покидает автомобиль в абсолютном молчании, а потом обходит зачем-то его, открывает водительскую дверь… Итачи смотрит вверх на него, не понимает. – Выйди из машины, – от низкого приказа внутренности судорогой прошивает, двигаться нормально мешает. Итачи отстёгивается, осторожно ступает на асфальт, боясь, что ноги его не удержат. Минато скользит по талии рукой, притягивает к себе, прикрыв автомобильную дверь. Учиха понимает, что надо бы отстраниться, но тело просто не слушает. Позволяет альфе наклониться. Поцелуй глубокий с первой же его секунды, до безумия плавный. Он с горьковатым привкусом виски и послевкусием твоего трепета. До дрожи, до пятен перед глазами, потому что дышать не выходит. Нужно очнуться. Парень выдыхает поломано, обнимает мужчину за шею, пропускает светлые пряди меж пальцев. Намикадзе шагает чуть ближе, укладывает руку хонде на крышу, прислоняет омегу к машине. Остановиться, срочно остановиться… Омега стонет тихонько, когда нижнюю губу мягко кусают. У него мыслей связных нет больше, он полностью стал ощущениями. Ему так хорошо, но так горько. Он вновь возвращается к тем же самым механизмам, которые работают кратковременно, отвлекают от всего на свете, но неумолимо оставляют за собой чувство одиночества, пустоты и бессмысленности. Сущности, впрочем, плевать. Она любит подчиняться, скулит и течёт от этого мужчины. Хочет отдаться ему и посмотреть, каким страшным он станет, когда похоть окончательно застелет этот рассудительный разум. Хочет по кирпичикам его разобрать, разглядеть целиком, проникнуть со все уголки и увидеть. Бери же, Минато, я не сломаюсь. Тебе понравится. Всем, кто брал меня, очень нравилось это делать. Тронувшие висок губы как-то не в тему сюда, приходится проморгаться. Словно ледяной водой окатили, вынудили в реальность вернуться. А в ней что-то не по сценарию, не по механизму, не по граблям. – Thanks for the ride, – шепчет над ухом. – Night, kitten. А? Отстранившись, альфа подцепляет острый подбородок, приподнимает его, мягко ведёт пальцем по нижней губе. А Учиха смотрит на него завороженно и не может понять, что происходит. Сердце крыльями бабочки трепыхается в грудной клетке, такое хрупкое и ранимое, что хочется спрятать поглубже, чтобы никто не нашёл. Но оно уже вылетело, не поймаешь обратно. – God, you're so beautiful, – шепчет, бродя по лицу пьяным взглядом, потом жмурится от чего-то. – Oh, I'm about to have such a shitty morning, – вновь ловит взгляд тёмных глаз, наклоняется оставить на губах ещё один невесомый поцелуй, в них же шепчет: – See you tomorrow. Drive safe. Пока Намикадзе шагал к кованой калитке и здоровался с охранником, трогая пальцами собственный лоб, потом вплетая их в волосы, Итачи переполнялся наистраннейшими чувствами. Вроде бы, благодарен. С другой стороны, капельку разочарован. Но в самом приятном смысле этого слова.