Поворот, мать его

Чувства происходят внутри человека. Тем не менее, первым их замечает кто угодно, но только не он.

Саске действительно нуждался в Узумаки вчера, не хотел оставаться наедине со своими мыслями о Мадаре и возможных причинах его слёз. Его буквально трясло изнутри от омерзительного бессилия и банального детского страха за родного человека, жизнь которого маленькому альфе не под силу никак починить. Но потом Наруто ушёл, и о Мадаре здесь каплю забыли. Новая нерешаемая головоломка. Всю ночь пережёвывал слова лучшего друга. Фраза о чувствах всколыхнула неприятный диссонанс, разрешить который самому не под силу. «Я имел оптимизм верить, что ко мне ты что-нибудь всё же почувствуешь». Альфа не чувствует. Честно. Даже самого себя на этот счёт не обманывает. Но с другой стороны… Как он, блять, может не чувствовать? Это же его лучший друг. Он Узумаки безгранично доверяет, чувствует себя рядом с ним правильно, нуждается в его компании просто потому что, жить, кажется, без него не в состоянии. Но романтики в этом нет, а Наруто хочет именно её. Её же? Или Саске опять чего-то не понял? Он, признаться, нихуя не понимает в последнее время. Единственное, в чём не сомневается – пространство блондинчик от него не получит. По голове – сколько угодно. Дистанцию – ммм, нет. Пробовали уже, это не помогает. «Окей» Наруто, видите ли, не по душе. Саске у него то говорит неправильно, то слишком много молчит, то бездействует, то как-то не так действует, слишком холодный, слишком послушный – всё, сука, не то, а что «то», никто так и не скажет. Узумаки прежде принимал Учиху таким, какой он есть, не бесился ни на периоды особенной молчаливости, ни на ёмкие «окей», ни на колючки, ни на слабость во времена, когда ноги его не держали. А теперь ему вечно нужно «что-нибудь, угадай, что» и, пожалуйста, не из зоны комфорта. Ну, не охуел? Саске от него, разве, что-нибудь требует? Согласен на такого Наруто, какой ему достался: придурошного, с шилом во всех неправильных местах, не замолкающего, не признающего поражений, светлого, невыносимого, неугомонного, господи, даже влюблённого. Какого угодно, был бы идиот рядом. Всё же было так просто: Наруто был катализатором, задавал направление самостоятельно, а Саске следовал молча или через «окей». Органично, проблем никаких. Но некоторым проблемы нужны. А ещё, хн, Узумаки улетает в Лондон. Завтра, сука, и даже не предупредил. Саске от Итачи вчера вечером узнал и даже нашёл плюс в том, что Наруто свалил, иначе он бы этого гада покалечил. Пространство тебе нужно? Вот уж, блять, нет. Проблемы между нами никогда не решались пространством. И не начнут. На соревнования брюнет шёл в очень турбулентном настроении: то вверх, то вниз, то вокруг собственной оси. Но всё это замерло, сдулось и осело на самое дно, стоило увидеть лучшего друга. Наруто тоже, казалось, не спал. Выглядел жутко уставшим, заранее раздражённым и заметно поломанным. А взгляд такой пронзительный, что Саске резко перестал понимать, что он здесь вообще делает. Его буквально выдернуло из реальности, в которой была хоть какая-то логика, и поместило в мир, где снова ничего не понятно. Они поприветствовали друг друга с безопасной дистанции. – Удачи, – желает Узумаки стоящий сбоку омега. – Спасибо, – улыбается. Фальшиво. Саске не желает удачи. Удача ему не нужна. Первые раунды всегда быстро заканчиваются. Ребят ставят друг против друга в случайном порядке. Узумаки ни разу ещё не встречался на данном этапе с кем-то хоть близко равным по силе. Этот раз не был исключением. Но Саске впервые поднялся с места, наблюдая за третьим спаррингом. Узумаки ударил так сильно, что оппонент на пару секунд отключился. Это было совершенно не в тему, и по лицу Наруто было видно, что он сам не ожидал. Проблем не возникло, ему засчитали победу. Пара сидевших перед Саске омег вели себя тихо, но их феромоны от восторга буквально пищали. Сила действительно выглядит привлекательно? Даже если контроля в ней нет? Даже если она управляет тобой, когда должно быть наоборот? – Идиот, – выдохнул альфа, когда голубые глаза взгляд перехватили. Блондин губы поджал. Знает. Саске коротко покачал головой. Когда Узумаки двинулся к одной из скамеек, Учиха, подумав с минуту, подошёл к перилам, разделяющим первый уровень трибун от, собственно, зала. Облокотился на них медленно, побродил взглядом по светлому затылку. – Голову из задницы достань. – Мм? – Узумаки обернулся. Рука замерла в воздухе с едва начатой бутылкой воды. Не ожидал.  – В облаках витать перестань, говорю. Неприятное дежавю заскреблось где-то в памяти. Он уже говорил ему что-то такое, и Наруто ответил, что был отнюдь не в облаках. Брюнет теперь знает, где, осознаёт, что ломал его этими фразами. – О всякой хуйне потом успеешь подумать, вернись на землю или покалечишь других и покалечишь себя. Узумаки молчит. А сюда ничего и не скажешь. – Если это произойдёт ещё раз, – указал на ринг, с которого оппонента пришлось под руки выносить, – убери себя из этого соревнования. – Я понимаю, озвучивать не обязательно, – осведомляет блондин, да таким тоном, от которого любой, кто в своём уме, мгновенно отпрянет. Саске, к сожалению, не один из таких. – Мне уйти? – уточняет, хотя уходить совершенно не хочет. Страшно оставлять без присмотра в таком настроении. Бессильная усмешка.  – Тебе не обязательно где-то физически быть, чтобы наводить беспорядок, – протягивает чуть тише всего остального. – Моей вины в этом нет, – дёргает бровью. – Просто чтобы ты знал: мои деньги на Ли. – Я догадался, – хмыкает, слишком уж ощутимо пробегая взглядом по другу. – Хочешь увидеть меня на полу? – Всегда. – Не дождёшься, – наконец, находит в себе здоровую, спортивную мысль. Давай же, разгоняйся, поднимай в себе чувство азарта. – Поспорим? – предлагает быстрее, чем успевает подумать. – Нет, – отворачивается обратно. – Неправильный ответ, – информирует Учиха, – проиграешь Ли – будешь должен желание.  Это так на него не похоже, настолько не в его стиле, но именно поэтому поможет подобрать с глубин настроение. Перебеситься Наруто успеет ещё. А сейчас действительно нужно голову из задницы вытащить. Либо самому, либо с помощью друга. – Ты же понимаешь, что у тебя шансы один к сотне примерно? – уточняет, так на альфу и не взглянув. Не в силах обмануть напускной обыденностью в своём мрачном тоне. – Я с ним, может, не встречусь вообще. – Встретишься, я в него верю. – Назло тебе проиграю кому-нибудь другому. – Пизди дальше, – усмехается, – я почти поверил. – Ты, Саске, слишком борзеешь, – глянул на него вполоборота, но должной угрозы в движение не положил. Сдаётся. – Я тебе, вообще-то, больно сделать хочу. – Страшно-страшно, – протянул, не впечатлившись угрозой. На чужом лице заиграли желваки, но он предпочёл проигнорировать провокацию. А Саске, чёрт, сам удивился, как быстро поднялось настроение. От того, что рядом с этим дебилом, от перспективы увидеть его на лопатках, от задолбанного выражения на его лице и щекотливого азарта от идиотского спора. Альфа поначалу и не заметил, но какие-то кусочки пазла начали вставать на места. Вслепую, опираясь лишь на ощущения, чинили картинку. Спор себя оправдал. Наруто собрался, заметно головой начал работать, побеждал чисто, всё держал под контролем. На Саске больше вообще не смотрел, а вот брюнет, напротив, не сводил с него взгляда. Коршуном наблюдал за каждым захватом, считал десятые доли секунд с момента, когда оппонент хлопал по полу, до момента, когда Узумаки его отпускал, следил за дыханием так же религиозно, как во время выстрелов следит за своим. И время летело. Узумаки встретился с Ли. И Ли проиграл. Впрочем, сегодня у него шансов выиграть и не было. Этот альфа собран всегда, он потрясающе эффективно оставляет личное за пределами ринга. Наруто так не умеет. Бьёт от сердца, вкладывает эмоции в каждое телодвижение. Сегодняшние эмоции были очень целенаправленными, потому что «сражались» не с оппонентом, а с лучшим другом. К концу первого дня соревнований Наруто лидировал в турнирной таблице. Но первое место он не займёт – не намеревается в завтрашних турнирах участвовать. Радость за него не получилось испытать, но, возможно, что-то из гордого там всё-таки было. Брюнет наблюдал за тем, как Ли жмёт альфе руку, как тренер хлопает его по плечу, ленно ведя разговор с одним из тренеров другого центра. Пожелавший Наруто удачи омега тоже замечается среди поздравляющих. Говорит что-то долго, неумолимо краснея ушами. Не обязательно слышать, чтобы понимать, о чём речь. В какой-то момент глаза Узумаки беспрепятственно находят Учиху. Немой разговор, длинною в две бесконечных секунды. Саске кивает. Отпускает. Чувствует ли он какую-то ревность, наблюдая, как его лучший друг уходит к раздевалкам в компании омеги? Удивительно, но ни капли. Не рад за него, но и не зол на него. Намеревается поговорить и всё расставить обратно по полочкам, но лишь после того, как разберётся в себе. Не самостоятельно – нет, в этот раз обратится к экспертам. Шагая к выходу, взмахивает рукой в сторону Ли и параллельно находит нужное имя в контактах. Мадара отвечает оперативно, первой же фразой на мягкий смех пробивает. – Ебать, как ты вовремя, я умираю от скуки. – Где ты? – вдыхает влажный воздух и запрокидывает голову. – Дома. Приезжай посмотреть, я планирую оставить эту квартиру тебе. – Останься в Токио лучше, – просит от чистого сердца, – мне не нужна квартира. – Пф, даже если останусь, буду жить у Итачи, – смеётся омега, – а тебе будет, куда валить от моего чудесного братца, когда школу закончишь. – Скинь адрес, – бродит взглядом по серому небу. – Сейчас, это в пешей доступности от квартиры Итачи. – Идеально, я как раз хотел украсть до вечера Данго. – Ну, свой шанс ты прощёлкал, он уже у меня, – рассмеялся мужчина. – Хм, – улыбнулся. – Его дождевик тоже у тебя? – Само собой. Хочешь под дождём погулять? – Пока Итачи не вернётся с работы, – отвлекается от созерцания небес, чтобы двинуться в сторону станции. – Можем перекусить где-нибудь. – Или, – протянул своим самым соблазнительным тоном, – можем забежать в магазин, и я приготовлю вашу любимую говядину в апельсиновом соусе. – Только не слишком вкусно, окей? – усмехнулся. – Мне нужно уйти от вас как-нибудь, я хочу к Узумаки успеть. – Ничего не обещаю.

***

Итачи влетел в ресторан, словно вихрь, испугав миниатюрного официанта и рассмешив мгновенно заметившего его альфу. Заведение маленькое, отделанное светлым деревом на манер деревенских домов. Внутри прохладно и очень уютно. Единственный минус – отсутствие парковочных мест. – Прошу прощения, – выдохнул, заняв противоположное от мужчины место, – пришлось припарковаться в двух кварталах отсюда. – Не переживай, – всё ещё каплю смеётся, – я сам недавно пришёл. Встречаться с Асумой за пределами его кабинета – наистраннейшая вещь. Он, вроде бы, тот же, одет так же, но что-то фундаментально иначе. Поведение, настроение, вайб… Как столкнуться с директором школы в продуктовом магазине и резко осознать, что он обычный человек, сделанный из тех же материалов, что и ты, и живущий человеческую жизнь. Непривычно. Странно. С трудом верится. – Добрый день, – кланяется омега в тёмном фартуке, укладывая перед Итачи меню. – Вы готовы сделать заказ? – обращается к альфе. – Эспрессо и кацудон, пожалуйста, – улыбается уголком губ. – Карамельный латте со льдом, – попросил омега, даже не взглянув на меню. Официант откланялся и удалился. Альфа окинул парня взглядом, весьма красноречиво подметив, что он не взял себе ничего из еды, но комментировать, к счастью, не стал. – Итак, – мягко в насущные темы шагнул, – о чём ты хочешь поговорить? Итачи опешил слегка. Он не привык быть за рулём. Обычно, ему задавали вопросы, и он отвечал на них по мере возможностей. Но тему разговора самому выбирать ещё не доводилось. Он ведь и не представлял, с какой стороны подходить к рою проблем в своей голове. – Я не знаю, – спрятал взгляд на столе. – Хм, – протянул Сарутоби. – Ты понимаешь, надеюсь, что вот это, – провёл воображаемую линию между ними, – за сеанс не считается. Я не могу полноценно работать с тобой в общественном месте. Мы могли бы пропустить этот четверг и встретиться в следующий, но ты настоял на разговоре, стало быть, тебя что-то волнует. – Наверное, – чуть слышно. – Окей, – откинулся на спинку удобного стула, – давай начнём с причины, по которой ты не сможешь прийти на завтрашний приём. Можешь ей поделиться? – Я улетаю в Лондон на несколько дней. – Работа? – Минато. – Не тот альфа, случайно, по поводу которого ты мне недавно звонил? – очень метко провёл параллель. – Он самый, – признал, чувствуя отчего-то вину. – Расскажи мне о нём. – Это отец Наруто, – решил с начала начать, пока официант расставлял перед ними напитки, – мы познакомились какое-то время назад. – Отец Наруто? – повторил мужчина задумчиво. – Я думал, Кушина воспитывала его в одиночку. – Так и есть… Было, – поправил зачем-то себя. – Наруто вбил себе в голову, что хочет встретиться со своим отцом, и Кушина это устроила. Минато не знал о том, что у него есть ребёнок, но теперь весьма вовлечён в его жизнь. – И в твою, – дополнил Асума. – И в мою, – вновь уронил собственный взгляд. – Его тремя словами… – Даже не спрашивайте, – качает головой, обнимая пальцами холодный стакан. – Всех слов не хватит его описать. Ни в японском, ни в английском, – выдохнул себе под нос. – Что ты к нему чувствуешь? – спросил прямо в лоб, глотая немного эспрессо. – Хах, – прикрыл глаза, проводя пальцами по своему лбу. – Нравится и не нравится. – Нравится, потому что в твоём вкусе, не нравится, потому что «Яхико 2.0.»? – Да и нет, – дёрнул плечом. Он не представлял, как описать Минато или испытываемые к нему чувства. Там было столько всего: от собственных эмоций до принадлежащего Кушине багажа и счастья и надежд Наруто. Можно вообще смотреть на человека непредвзято, когда его взаимоотношения так тесно переплетаются не только с тобой, но и с другими людьми, которых ты бесконечно любишь? Твои впечатления – они же по определению больше не только твои. – Пояснишь? – Нет, – сам не понимает. – Иными словами, ты опять делаешь выбор в пользу его компании и опять хочешь, чтобы я тебя от чего-то остановил, не зная абсолютно никаких деталей? – уточняет спокойно. – О, это было бы супер, – рассмеялся Итачи, – но, возможно, мне просто хочется услышать, что я поступаю правильно. – Ты поступаешь правильно. – Очень смешно, – цокнул, спровоцировав у альфы усмешку. – Так, тебе хочется не только услышать, но и чтобы я имел это в виду, – изгибает насмешливо бровь, – тогда, придётся рассказать мне хоть что-нибудь. – Что-нибудь, – дублирует задумчиво, гоняя трубочкой по стакану кубики льда. – Это не первый раз, когда Минато изъявляет желание взять с собой в Лондон Наруто. В прошлый он поговорил со мной до того, как поднимать тему с Кушиной, и я остановил его от этой идеи. В этот раз заранее советоваться он не стал. Подловил нас в обеденный перерыв, предложил поехать вчетвером, чтобы Кушина не волновалась за то, что Наруто к ней не вернётся. Асума картинно нахмурился, подчеркнув, сколько фактов в рассказе пропущено. – Минато британец, – заполнил пробел, – с дипломатическим иммунитетом. Технически, ему ничего не будет, если он просто заберёт сына себе, в Японии его ни к какой ответственности за это привлечь не получится, в Соединённом Королевстве – тем более. – Он действительно бы так поступил? – Нет, – мягкая улыбка трогает губы, сдержать её не получается, – он так не поступит. Но материнское сердце это всё равно не успокаивает. – Я понимаю, – кивает Асума. – Но она, я так понимаю, полететь согласилась. Кивок. – Смело с её стороны. Как долго ты её уговаривал? Усмешка. Этот альфа читает его слишком легко. – До самой ночи практически, – нехотя вспоминает непростой разговор, где пытался уравновесить её эмоции своим рационализмом, хотя вообще-то, на секундочку, был на её стороне. – Я был уверен, что получу по лицу. – А зачем вообще уговаривал? – задал один из тех самых вопросов, которые с виду о чём-то одном, а на деле не о том совершенно. – Если рассуждать логически, желание познакомить ребёнка со своими родителями оправдано и совершенно ожидаемо. Не вижу в этом вреда. Отец, как и мать, имеет полное право на этот порыв. – А если честно? – Если честно, – переключился мгновенно на правду, в которой даже самому себе очень сложно признаться, – не известно, где его лимиты, но известно, что они есть у всех. Он не даст качать права до бесконечности, уже не даёт. У провокации слишком высокая цена, и я не хочу, чтобы Кушина её когда-либо платила. – Ты пытаешься сохранить мир между ними, я понимаю, – хмыкает Сарутоби, – но ты сам же сказал только что: Минато так не поступит. – Я могу ошибаться, – протянул, понимая, что больше всего, пожалуй, боится в нём разочароваться. Боится обнаружить, что доверять ему было ошибкой. Он же за руку в больнице держал, прятал у себя под крылом, когда Итачи в этом наиболее нуждался, держал, когда здесь сами на ногах не стояли, никогда не пользовался моральным бессилием и, боже, просто был потрясающим отцом и даже потрясающим бывшим. Брюнет не был уверен, что его сердце выдержит правду, если она, вдруг, перестанет совпадать с ожиданиями. – Господи, пожалуйста, скажите, что я в него не влюблён, – роняет лицо в собственные ладони, сгорая от какой-то невыносимой эмоции. Она лёгкие сдавливает, щёки красит румянцем и делает собственное тело каким-то совершенно неудобным. – Итачи, если бы я знал, что ты чувствуешь, задавать вопросы бы мне вообще не пришлось, – мягко напомнил. – Влюблён или нет – это известно только тебе. И нет ничего страшного ни в том, ни в другом. – О, вы не правы, – рассмеялся бессильно, – когда я влюбляюсь, – вскидывает голову, пытаясь транслировать свои мысли ещё и глазами, – я становлюсь совершенно слепым, совершенно зависимым. Я по секрету жуткий романтик, который верит во всякие сказки и счастливый конец. Только вот эта вера до сих пор мне лишь боль приносила, я пытаюсь от неё отучиться. – Реакция на какое-то чувство не излечивается игнорированием этого чувства, Итачи, – очень по-родительски улыбается. – Я знаю, она излечивается терапией, – кивает охотно, – только терапия может длиться годами. Меня вам, при всём уважении, целой жизни, может, починить не хватит. Я просто пытаюсь не наступить на знакомые грабли, пока вы ещё не успели промыть мне как надо мозги. К концу последней фразы Сарутоби откровенно смеялся. Ласково так, очень приятно. – Боже, я правда не знаю, если ты совершенно открытый или совершенно закрытый. Может быть, то и другое, – признаётся с улыбкой. – Маленькая загадка психологии. – Открытый, – подсказывает, – у меня всё на лбу вечно написано. – Вовсе нет, – не соглашается, – ты, чуть что, обрастаешь иголками, не даёшь посмотреть на своих настоящих тараканов. Но, вроде бы, в курсе того, сколько их у тебя, и искренне хочешь от всех избавиться. – И что мне делать, если это так? – не понимает. – Довериться мне и медленному прогрессу, который я тебе обещаю. – Я доверяю, – заявляет уверенно. – Отлично, в таком случае домашнее задание со звёздочкой. На протяжение всей поездки, каждую секунду её, но особенно когда ты с Минато, ты должен чувствовать, что ты у руля. Контроль над тобой, – открытой рукой указал на брюнета, – он у тебя. Каждое действие, что ты совершаешь, ты сам выбираешь и не сдаёшь ни сантиметра своей территории никому. Я понятно объясняю? – уточнил. – Объясняете понятно, – кивнул, – только… Каким образом у меня всё это должно получиться? – У тебя это всё и так получается, просто пока что не с ним, – улыбнулся, не жалея омегу от слова совсем со своими невыполнимыми заданиями. – С ним и не получится, – брюнет был в этом, почему-то, уверен, – он… – Не важно, какой он, – перебивает альфа. – Твёрдость поверхности, на которой ты стоишь, диктует не Минато. – А кто? И не говорите, что я, потому что это чушь совершенная, – покачал головой. – У всего, что тебя касается, – начал вкрадчиво фразу, – есть лишь один знаменатель, – для наглядность даже указательный палец в воздух поднял. – Всё, что ты любишь, всё, что ты ненавидишь, каждый твой прекрасный поступок, каждый момент, о котором жалеешь, все ошибки, все взлёты, все тараканы, весь прогресс и регресс – это всё целиком и полностью ты. Ты проблема, ты же её решение. Где-то там внутри тебя есть потенциал написать самому себе любую инструкцию. Это сложно, – согласился, – ты, возможно, не представляешь, с чего начинать, но этот маленький творческий кризис – нормальное явление перед любым новым проектом. Выполнить этот тебе точно под силу. Я не стал бы просить от тебя чего-то, что сверх твоих возможностей. Омега выдыхает бессильно. Отлично. Давай-ка закинем тебя в воду, и ты сам не будешь уверен, что выплывешь, но я тебе обещаю, что ты это сделаешь. Как? Ну, как-нибудь. Поразмыслишь над этим, погрузившись под воду полностью. А, и меня рядом не будет, чтобы ухватить тебя за руку. Останешься один на один с Марианской впадиной, в которую тебя и без того засасывает неумолимо. Но как-нибудь уж выплыви. В тебе есть силы на это.

***

Остаток дня у Саске выдался великолепный. Он добрался до квартиры своего дяди, промок слегка по дороге, был встречен пружинистым псом, танцующим свой танец счастья, и тёплыми объятиями Мадары. Квартиру мельком посмотрел. В ней была мебель, но пустоте она всё же проигрывала. Пустота в холодильнике, на полках, в шкафу. Здесь, будто, не жили и дня, ни одного следа чьего-то пребывания в пространстве не осталось. На вопрос о том, зачем он покупал эту жилплощадь, омега ответил просто: нравится иметь свою территорию. Иметь опцию сбежать туда, где никто не достанет. Спрятаться от брата, исчезнуть из квартиры племянника, если тому понадобится уединение, скрыться ненадолго от шумного мира. Саске, в целом, его понимал. Задерживаться смысла не было, поэтому они надели дождевик на собаку и вышли под дождь. Тот капал лениво, будто одолжение городу делал, одежда липла к телу потихоньку, обувь начинала хлюпать неприятно, а Данго тратил последние силы на бег, после чего его понесли на руках. Гуляли они очень долго. Смаковали душную серость, брели через парки и улицы, один раз останавливались, чтобы перекусить мороженым из супермаркета. К многоэтажке, в которой проживал Итачи, свернули как-то обоюдно и почти незаметно. Удивились, оказавшись перед ней. В магазин зашли за продуктами, потом шлёпали по лестнице вверх. Мадара первым в душ убежал, пока Саске с собакой топтался в прихожей. Потом они поменялись местами: альфа с трёхлапым мыться ушёл, пока омега закидывал вещи и обувь в сушилку. Потом втроём на кухне собрались, принялись за готовку. Слов было сказано мало, но душа напитывалась теплотой и любовью под скатывающиеся капли с волос. Когда входная дверь хлопнула, абсолютное счастье было достигнуто. Итачи вернулся уставшим, выжатым даже, очень задумчивым. Нырнул в объятия младшего брата, выдохнув с таким облегчением, что на губы улыбка легла. Мадара, прильнув бедром к высокой столешнице и поглядывая на сковородку, спросил, как прошёл день. Итачи лишь промычал что-то нечленораздельное Саске в плечо, сжав пальцами ткань футболки, а парень начинал в полной мере осознавать, как невыносимо сложно будет из этой квартиры уйти этим вечером. Ужинали молча. Мясо вышло божественным, как и всегда, и вытеснило из приоритетов вербалику. Только и клади его на язык, глаза блаженно прикрывай да запивай то и дело терпким вином – вот это жизнь! Данго, увы, ничего из этого не перепало, но взамен его вдоволь накормили вкусняшками, и где-то там альфа понял, что разговор пора начинать, иначе он не успеет. Передвинул всех в гостиную, устроился удобно на прохладном паркете и признался: – Мне нужен совет. Команда экспертов организовалась быстро – Мадара в кресле устроился, Итачи рядышком на диване, Данго забрался альфе на колени для моральной поддержки. Подходящие к мыслям слова Саске вряд ли найдёт, но с этими людьми, к счастью, и не обязательно. – Наруто недавно признался, что я ему нравлюсь, – начал с этого факта, потому что катализатором был именно он. Омеги как по команде вскинули брови, поморгав на парня пустыми глазами, медленно глотнули вина из собственных бокалов. Их примеру решено было последовать. В любом случае, дополнительная капелька храбрости пригодится сегодня. – Нравишься нравишься? – уточнил Мадара, хотя из контекста, вроде бы, понятно, о каком «нравишься» речь. – Да. – Когда? – осведомился брат, хотя не похоже, чтобы данный кусочек информации был для него особо важным. – Когда мы навещали тебя у Минато, – не хотел ни сам вспоминать о том дне, ни брату напоминать о нём, но на прямой вопрос не смог не ответить. – После больницы, – глянул он на Мадару, помогая разобраться во временных рамках. – Совсем недавно, – задумчиво тянет Итачи. – Вы поэтому такими тихими стали? – Наверное, – дёрнул плечом. – Что ты ответил ему? – Не так уж важно теперь, – вино мягко прокатилось по горлу, – мы переспали. У Итачи, кажется, мыслительный процесс оборвался совсем. Он смотрел прямо на младшего брата, не моргал, к слову, практически. Пытался запуститься обратно. Альфа потянулся к нему, уложил ладонь на худое колено, и пальцы омеги мгновенно с его пальцами переплелись. – А середина там где-то была? – усмехнулся Мадара. – Была, но о ней говорить смысла нет, – ответил, всё на брата поглядывая. – В середине, солнце, вся суть, – поправил мужчина, – и как тебе с другой стороны? Без обид, но ты точно не сверху. – Это обидно? – не понял.  Дядя на секунду тоже слегка тормознул. – Я надеюсь, ты знаешь, какое ты сокровище, – выдохнул, поднося к губам свой бокал. – В пятницу, – пробормотал Итачи, явно заканчивая вслух одну из собственных мыслей. – М-хм. – Ты поэтому в субботу умирал. От интоксикации, – взгляд обрёл ясность – его хозяин вернулся в реальность. – Мне следовало раньше понять. – Раз умирал на плече Узумаки, я так понимаю, у вас всё чудесно, – предположил Мадара нейтрально. – Не совсем, – альфа качнул головой. – Мы не можем больше нормально общаться. Я не знаю, как это исправить. – Трахаться дальше, это всегда градус скидывает, – хмыкнул старший омега.  – Одзи-сан, – цокнул Итачи, метнув в него взглядом. – Да прекрати со своим «одзи-саном», – возмутился мужчина. – Саске, чего тебе хочется? – повернулся брат к альфе. – От ваших отношений? – Простоты, – пришёл к выводу очень легко. – Чтобы без этих неловких моментов, когда он не знает, о чём говорить, а я и подавно не представляю, как тишину разбивать. Меня заебало ходить по этой блядской скорлупе и ожидать, когда и в каком месте появится новая трещина. – Хочешь, чтобы общение было простым, первым его таким сделай, – вбросил Мадара совет. – Неловкость, обычно, нуждается в двух сторонах. Перестань такой быть, да и всё. – А как, если я глаза на него поднять не могу? – спросил так по-детски открыто, всю душу готов был на стол вывалить перед ними, лишь бы показали, где там проблема, и подсказали лечение. – Тебе, – нахмурился брат, – тоже неловко? – Мне безумно неловко, – выдохнул, голову чуть запрокинул. – Я стрелять не могу, я, блять, думать не могу. А этот придурок мне вообще не помогает, тоже молчит и вокруг тем танцует. Ну, точнее, – поправился, – вчера он ушёл, сказал, что ему нужно пространство, что он так больше не может.  – Так, дай пространство, в чём проблема? – уточняет Мадара, а Итачи так смотрит на альфу, словно видит в нём что-то, о чём он и сам не подозревает ещё. От этого не по себе. – Перебьётся без пространства. И так оборзел совершенно. Итачи, почему ты так смотришь? – Ты влюблён, – ответил он просто. – Я? – так картинно вскинул брови, что сам будто со стороны увидел своё удивлённое лицо.  Мадара звонко рассмеялся, запрокинув голову, и Данго, приняв это за приглашение, покинул альфу, со второй попытки запрыгнув в руки к омеге.  – Прелесть, – выдохнул сквозь смех, – невинный ребёнок, после этого даже мне неловко советовать тебе больше трахаться. А ну тихо, – вскинул палец на Итачи, – никаких «одзи-сан». – Я в тебя чем-нибудь кину сейчас, – предупредил хмуро. – Ну признай, им обоим станет легче, если они просто... – фразу не договорил – слишком сильно смеялся, ловя полетевшую в него декоративную подушку. – Не станет, – парировал, переводя взгляд на младшего брата. – Это больно, должно быть. – Будто тебя наизнанку вывернули и потрогали везде, где потрогать нельзя, – не придумал получше метафоры. – Но ты бы с удовольствием повторил, – закончил за него Мадара. Альфе только и осталось рассмеяться. – Серьёзно? – прошептал брат, которому, похоже, труднее всего было с этим примириться. – Это слишком, – согласился. – Откатом от феромонов людей вообще, по-моему, можно пытать. К этому, интересно, привыкают? – перевёл взгляд на дядю. – На меня, малыш, не смотри, я знаю всяких извращенцев, но таких до тебя не встречал, – вскинул в воздух ладони, мол, сидит с совершенно пустыми руками. – Откуда ты знаешь, что я влюблён? – глянул на брата, возвращаясь к теме, ради которой сюда, собственно, и пришёл. – Я не знаю, – покачал головой, – но, если ты нервничаешь рядом с кем-то, но не хочешь быть нигде больше, но с ним, это, разве, не влюблённость? – тоже к дяде повернулся. – У меня не спрашивай, я в душе не ебу, – рассмеялся Мадара, – влюбляющаяся романтичная натура тут у нас только ты. Саске медленно уводит взгляд в сторону, размышляя над услышанным, но смысла в этом не много – слова точь-в-точь про него. Он ведь задыхается, не понимает, как вести себя, боится, вздрагивает на неожиданные телодвижения, и тем не менее готов был вчера на крайние меры, лишь бы не отпускать. Пока не разглядел в его глазах боль. Пока не осознал, какой ценой Наруто рядом с ним находился. Узумаки ему, получается, нравится? Что ж, он на такой результат и рассчитывал. – Мне нужно идти, – поднимается. – Саске, – брат следом подскакивает. – Думаешь, делаю глупость? – уточняет легко. Это не отговорит его, разумеется, но ответ знать любопытно. Чем больше у тебя информации, тем яснее ситуация выглядит. – Нет, – улыбается мягко, – просто... Подумай хорошо над тем, что собираешься сделать, и всем, что это за собой повлечёт. – Зачем? – Ты можешь сделать ему очень больно, – голос стал тише. – Я уже делаю, – поправил. – Окей, – на выдохе, – так, ты собираешься... – поджал губы, вопросительно дёрнув бровями. – Ну, да, – перевёл взгляд на дядю, получил от него палец вверх. – Кушина знает? – уточнил брат. – Она на смене сегодня. – Я не это спросил. – Если Наруто сказал ей, то знает. Не сказал – не знает. Во сколько вы завтра уезжаете? – глянул на время. – Вылет в час, – протягивает отстранённо, – в аэропорт поедем в половину двенадцатого. – Спасибо, – наклонился поцеловать брата в висок, – до завтра. Омега буркнул что-то по типу «ага». Впервые на памяти Саске этот человек не знал, что сказать. Но у альфы не было времени помогать ему устаканить эту трудную мысль. Он собирался сделать что-то, чего никогда прежде не делал, пока промилле с редко снисходящим энтузиазмом его не покинули. Ни ради кого бы и не стал, кроме него. Учиха не совсем понимал, что значит быть в кого-то влюблённым. Честно говоря, не совсем этому даже верил. Но только что при помощи двух чертовски разных омег осознал, что отстраняться не хочет. Хочет Наруто обратно в свою жизнь в том же объёме, в котором он в ней раньше был. Но хочет правильно, просто, привычно, а не то, что сейчас. От этого, к счастью, лекарство одно, стало быть, думать не над чем. Всё опять потрясающе прямо. – Беги хватай своё счастье, пока его кто-нибудь другой не схватил, – кивнул Мадара на дверь. Альфа взмахнул рукой со скептичной усмешкой. Никто его счастье не схватит, оно ни к кому другому и не пойдёт. Одежда успела полностью высохнуть, а вот обувь обняла ноги неприятной, влажной прохладой. Впрочем, это было не важно – ленивый дождь останавливаться в ближайшее время не собирался, и Учиха снова не слабо промок, пока до метро добирался. Час-пик, к счастью, прошёл, и столпотворения в вагонах не было. До нужной станции альфа быстро доехал, от неё до нужного дома ещё быстрее добежал. Запыхавшийся, во влажной одежде, которую прямо на пороге, блять, хочется снять, неприлично эмоциональный для себя самого – в дверь Узумаки стучать только так. Пару минут кажется, будто дом пуст совершенно. В голове на секунду пробегает тупая мысль, что, возможно, Наруто так и остался с тем омегой. Взял его в раздевалках, потом решил растянуть удовольствие ещё на какую-нибудь локацию, может, домой ещё не вернулся. Может, вообще не собирается. Абсолютно идиотская мысль, которая не может быть правдой. Палец нажимает на дверной звонок один раз, второй. Ещё через пару минут на лестнице загорается свет. Дверь Наруто всё же открыл, но назад не отпрянул. Подчёркнуто твёрдо уложил на косяк свою руку, не собираясь пропускать друга дальше. Сопротивляться ещё будет, идиот. Выглядит он, конечно, помято. Взгляд не потухший, но очевидно усталый. На альфе его идиотские синие шорты с лягушками и полузастёгнутая тёмная олимпийка на голое тело. – Ты мне желание проиграл только что, – мрачно напоминает, – иди домой, – попытка захлопнуть дверь. Саске ловит её рукой, раскрывает обратно. Узумаки не сопротивляется этому, но выглядит таким вымотанным, что практически жалко становиться. – У тебя хорошая фантазия, чего-нибудь ещё пожелай, – советует брюнет, пропуская себя в чужой дом. Стягивает с себя влажную обувь как можно скорее. – Ещё капельку поборзей, я тебе серьёзно сделаю больно, – предупреждает Наруто на полном серьёзе. – Не сомневаюсь, что сделаешь, – хмыкает безразлично. Он один тут вообще-то понимает, сколько всего с ним сделают, и как это больно. – Можешь начать прямо сейчас, если тебе полегчает. – Саске, умоляю, давай не сегодня, – прикрывает глаза. – Отдышаться мне дай, я на ногах еле держусь. Хн, отдышаться. Сколько это, интересно? Сутки? Пока из Лондона не вернётся? Ублюдок улетает через восемнадцать часов, а ставить Саске в известность, кажется, вообще не планирует. Нет уж, блять, будет слушать прямо сейчас. Никаких передышек. – Не держишься на ногах, можешь встать на колени, – советует, поймав сразу же непростой взгляд. – Что ты мне сказал только что? – переспрашивает, впервые проводя так чётко черту, которую не даст переступить даже Саске. – Остынь, идиот, – укладывает ладонь между чужих ключиц как раз вовремя, чтобы остановить сделанный в его сторону шаг. Чувствует под своей рукой разогнавшееся сердце, чувствует, как оскалились там феромоны и как напряглись у него самого. – Я пришёл поговорить. – Либо сам выйди, – ужасающе медленно руку поднял, указывая на входную дверь, – либо через минуту будешь выползать. Окей, Саске в жизни ещё не было так страшно. Ему, кажется, не было страшно за свою сохранность когда-либо в принципе, и это инородное чувство окатило ледяным только что. Альфа нехотя отпрянул немного, но за ним только следом шагнули, вздёрнув брови, мол, давай уже в темпе. – Три, – протянул совершенно не своим голосом. Когда доберётся до нуля, тут самостоятельно, кажется, рухнут на пол, без всяких ударов. – Если тебе не понравится то, что я пришёл сказать, – шепчет быстро, обгоняя леденящий кровь обратный отсчёт, – я уйду. – Два... – Пять минут, – еле глаза на него поднимает, – дай мне пять минут, – блондин опасно щурится. – Никаких «дебилов» и «окей», – обещает. – Это всё мне было нужно вчера, – голос утих, но угроза никуда не исчезла, – и это всё может подождать, скажем, неделю. – Это не может ждать ни секунды, – качает головой, не собираясь уходить ни за что. – Доверься мне. Это же я, – дублирует его фразу, и её, как и в прошлый раз, совершенно не готовы услышать. – Вау, – усмехается, отшатываясь от чужой руки, что до сих пор на груди на всякий лежала, – так низко ты ещё не бил никогда. – Ещё не вечер, – выдыхает осторожно. – Вечер, – поправляет жёстко, – у тебя пять минут, – скрещивает на груди свои руки, – вперёд. – Наверху. – Хн, нет, – качает он головой, – прямо здесь, прямо так и обувь обратно надень. Я собираюсь выставить тебя за дверь уже через, – взгляд мажет по висящим в зале часам, – четыре минуты и сорок секунд. – Я скажу всё, что мне нужно сказать, наверху: с тобой или без тебя, – смело к лестнице шагает, понимая, что, возможно, вот-вот придётся бежать. Также понимая, что, возможно, ему сегодня сломают нос прямо в процессе признаний. Узумаки ни черта не облегчает и без того трудную задачу, но Саске, вроде бы, заслужил это всё. – Если я буду делать захват, на пол ложись без борьбы, – наставляет, медленно двигаясь следом, – не хочу повредить твои руки. – Правая нога, если что, не опорная, – прикидывает в уме, с какими повреждениями сможет стрелять. – Заживать будет долго, – парирует пресно, – челюсть так-то тоже, но ты же у меня всё равно не болтливый. – Сегодня болтливый, – протягивает, толкая дверь в его комнату, – если дашь договорить, потом можешь делать что хочешь, – разворачивается. У Наруто взгляд безумно тяжёлый, но он, кажется, готов идти на контакт. Дверь, впрочем, открытой оставил. Не хочет, видимо, заморачиваться, пока будет друга наружу выталкивать. Как обычно, атмосферу вообще не сечёт. – Сядь, – взглядом стул задевает. Узумаки нехотя подходит к нему, садится, отъезжая от брюнета чуть дальше. – Руки пять минут при себе подержишь? – Четыре минуты, – поправляет, – и, да, подержу. – По-честному, – предупреждает, – четыре минуты никаких телодвижений. Наруто показательно поднимает ладони в мирном жесте, после чего укладывает их на подлокотники. – Но потом ты уйдёшь. – Уползу, вероятно, – усмехается нервно. – Да. Если захочешь. – По рукам, – соглашается, – говори, что ты там пришёл сказать. – Глаза закрой, – чтобы хоть какую-то почву под ногами иметь, а то он так смотрит, что мысли в предложения вставать не хотят. Узумаки не сопротивляется, сразу же выполняет просьбу. Он действительно на грани – это отчётливо чувствуется. Когда хочется одиночества, чтобы переварить внутренний ураган. Саске это чувство знакомо. Но, признаваясь себе честно сейчас, ему действительно доставляет некое удовольствие испытывать эти нервы на прочность. Видеть, что он еле держится, и чувствовать силу собственных слов, которым ураган нехотя, но подчиняется. – Феромоны держи, иначе ничего не получится, – просит, сглатывая, расстояние медленно сокращает. – Я и так их держу, – заверяет, – перестану через три с половиной. Ты бы начинал уже свои эти слова, твоё время заканчивается. – Времени у меня предостаточно, – протягивает, наблюдая за чуть хмурым лицом. Этот человек так дорог, его ни в коем случае нельзя потерять. В Саске, однозначно, всё фундаментально поедет, если Узумаки от него отдалится. Он перестанет быть собой, он будет готов на такие меры, каких сам от себя не ожидает сейчас, чтобы вернуть этого альфу. В свою жизнь. Себе. Их двое, технически, но вычти один, и получится ноль. – Если ты вынудишь меня сделать что-то такое ещё хоть раз, обещаю, я стану такой проблемой, какие тебе и не снились, – предупреждает, касаясь его подбородка. Наруто отдёргивается резко, по инерции отъезжает назад вместе с креслом. Глаза распахнул, смотрит совершенно ошпарено. И обратный отсчёт официально только что прекратился. Время больше не ограничено. – Закрой или я тебе их завяжу, – обрисовывает доступные опции. – Нет, – твёрдо. – Хотел говорить – говори, но не трогай. – Я импровизирую, вообще-то, – признаётся, – мне нужно мысль донести, а как – хуй его знает, я же у тебя не болтливый, – наклоняется, укладывая руки на подлокотники прямо поверх чужих запястий, – поверь, Узумаки, ты хочешь закрыть глаза и заткнуться. Наруто сглатывает. Смотрит вверх на него так, как ещё никогда не смотрел. Боится. Не знает, как себя защитить. Вынужден слепо верить, что ему не навредят. Добро пожаловать в мой мир, нахуй. Нам обоим необходима капелька веры друг в друга, капелька слепого порыва шагнуть в неизвестность. И ни один из нас понятия не имеет, что в этой бездне, но почему-то всё равно зовёт в неё прыгнуть. – Закрой, – шепчет мягко, планируя как-нибудь красиво собрать в нём сегодня всё, что сам же успел в прошлый раз поломать. Блондин нехотя, но закрывает глаза. Нервничает. Воздух втягивает уже не носом, а через приоткрытые губы. Именно до них Саске дотрагивается первым делом. Подушечками пальцев невесомо касается, чувствует, как сильно сбилось дыхание. – Я говорил недавно, – рассуждает задумчиво, честно не представляя, как забредёт сейчас в нужную тему, – чтобы ты приберёг свои извинения до момента, когда действительно проебёшься, и ты проебался, Наруто, – пальцы ведут вниз по шее, по ямочке меж ключиц, молнию на олимпийке медленно расстёгивают, а Узумаки дыхание задерживает, шелохнуться боится. – Я так долго пытался понять, что тебя не устраивает, – усмехается нервно, оседая на пол, за края расстёгнутой кофты его ближе притягивает. Стул подкатывается к брюнету послушно, и альфа оказывается ровно между ног своего лучшего друга. Тот вздрагивает. Учиха тоже. Он делает сегодня столько вещей, которых прежде никогда бы не сделал, что периодически теряется в собственных действиях. – Ты сказал мне вчера, что я терплю то, что ты делаешь, – ворошит свои воспоминания, поднимает к поверхности ключевые фразы, – но единственное, что я терплю, это блядскую неловкость. Меня бесит, – сжал пальцами его колени так сильно, что блондин от боли чуть слышно выдохнул, – это напряжение, и я пытаюсь его как-то сгладить, да, через «окей», но ты, блять, тоже не лучше. Хочешь меня, я разрешаю, а ты недоволен. Потому что… что? Ты не увидел во мне должного энтузиазма? Во мне, Наруто, таких настроений в принципе никогда не бывало. И за тот факт, что ты имеешь наглость требовать от меня чего-то, чего я в жизни не делал, ты извинишься сегодня. Я всегда веду себя с тобой искренне, и твои возмущения не приняты, ты меня понял? Ты спрашивал, чего я хочу. Я ответил ещё тогда, что хочу, блять, покоя. Дышать хочу, Наруто, а не ломать голову над хуйнёй, которую ты себе ежесекундно придумываешь. Просто перестань. Ты идиот без мозгов, я тебе, блять, соболезную, но сделай мне одолжение: перестань загоняться по поводу того, что я думаю, и включи обратно свою телепатию. Ты умеешь, я знаю, у тебя всегда получалось. Какого хуя ты решил прекратить, я в душе не ебу, но я безумно от этого устал. – Саске, – прерывает речитатив аккуратно, но не двигается – молодец. – Ты опять начинаешь, – хн, а голос-то как миленький потеплел. – Короткой дорогой к заключению, пожалуйста, приди. – У меня нет заключения, – признаёт альфа пресно, подаваясь вперёд. Ладони ложатся на бёдра, взгляд бродит по напряжённым мышцам, по мило подрагивающим пальцам и трепещущим ресницам. – Хотя, – усмехается, – может быть, есть. Ты идиот. Будь собой и мне тоже позволь. – Можно мне уже двигаться? – уточняет он хрипло. – Нет, – хмыкает Саске. Ему нужно ещё одну мысль закрепить. – Феромоны свои подбери. Мне нужен ноль. – Я так не умею, – качает он головой. – Какой альфа не умеет в ноль? – брови вскидывает. – Никакой не умеет, – напоминает с нажимом, – вот этот – тем более. – Отлично, – цокает, подаваясь вперёд, чтобы укусить его болезненно за нижнюю губу. Узумаки стонет чуть слышно, до скрипа сжимает пальцами подлокотники, пытаясь держать обещание. – Ты когда-то там жаловался, что я не делаю первый шаг. Мне они ни к чему, меня кто-нибудь последовательно хочет, избавляя от необходимости по этому поводу париться. И я сделаю один для тебя, но только потому, что по-другому до тебя никогда не дойдёт. Припадает губами к загорелой шее, параллельно пробираясь пальцами в идиотские синие шорты. Всё ждёт, когда станет неинтересно, когда это всё станет достаточно геморным, чтобы остановиться и передать руль Наруто, но, к искреннему удивлению, издеваться над ним очень даже интересно. – У меня нет опыта в оральном сексе, так что готовься быть разочарованным, – советует, наклоняясь. Не топчется вокруг, не парится за предварительные ласки. Всё просто и по прямой линии: отодвинул пальцами мешающую ткань, обхватил основание свободной рукой и взял в рот сразу же столько, сколько сумел. Не всё, но, кхм, это, блять, не очень удобно, и проверять, как это ощущается глубоко в горле, Учиха не собирался. Наруто простонал нечто, похожее на мат, а потом очаровательно выдохнул и задержал дыхание вовсе. Брюнет, впрочем, тоже очень аккуратно дышал, потому что чужие феромоны ожидаемо слетели с цепи и вгрызлись в единственного человека, что присутствовал в комнате помимо их хозяина. Узумаки всем телом дрожал. Каждый джоуль энергии пытался найти себе выход, пронимая тремором мышцы. Хриплые, мучительные стоны то и дело слышались сверху. А брюнет входил во вкус, наслаждаясь тем, как сильно Наруто ломает. Возможно, отрывался на его нервах в ответ за каждый виток эмоциональных американских горок, по которым его протащили. Да и ещё сто процентов протащат. Сломался блондин очень быстро: запустил пальцы в тёмные пряди, стянул их крепко, сам начал ритм задавать. Низкие стоны срывались с его губ бесконтрольно, запах примерно так же оттенки менял: с сильного на слабый, жадного на ласковый, раздражённого на яркое счастье, а потом всё это обратно в случайном порядке. Водоворот ощущений, которые словами в жизни не опишешь, но вдохни ты лишь раз, сразу поймёшь, как основательно и глубоко у него к тебе. Учиха не мог бы сказать, что испытывает нечто похожее. Его эмоциональный резерв такой крошечный, что половина одной серьёзной эмоции – всё, на что он, похоже, способен за раз. Такой спектр ему и не снился. Но, доказывая что-то Узумаки, он осознавал некоторые вещи и для себя. Во-первых, ему совершенно точно не претит это всё. Ни один триггер не слетел с предохранителя, сущность никаким местом не воспротивилась, не повернулась колючками, не обнажила клыки. Возможно, он нервничал каплю, из-за отсутствия опыта вот в этом всём, но совершенно не от того, что опыт происходил с альфой. Во-вторых, у него очень жёстко стоит. От чужих стонов, от будоражащей уязвимости и собственной храбрости, от перспективы вновь быть уложенным на лопатки и вывернутым совершенно наизнанку. Вот этими же руками, которые болезненно волосы держат. Ему хорошо с Узумаки. Даже на коленях, даже когда он так смотрит, будто через секунду шею свернёт, даже когда он не светится. Говорить, молчать, ругаться, смеяться, мыть посуду у Кушины на кухне или дрочить друг другу на капоте блядской тойоты – рядом с этим человеком правильно всё. И, сука, от этого легче дышать, потому что желание исполняется: всё опять потрясающе просто. Опять близко, опять гармонично. И сломать придурку нос хочется капельку меньше. Подавляющий запах Наруто собирается густой лавой в лёгких, обжигает тебя изнутри и, будто бы, даже по коже. Рычит до мурашек по рукам, в шею дышит, прямо по позвоночнику слюной из страшной пасти капает, перемешиваясь с твоим жалким страхом, парализует конечности. В голову, впрочем, ударяет неожиданно. Будто, последние стадии симптоматики добираются до тебя в тот момент, когда спасаться становится поздно. Учиха чувствует ледяное онемение на коже головы, вату в собственных конечностях и поехавший мир, отдёргивается резко назад, пытаясь отдалиться от источника, но делать это смысла уже нет. Нечто жёсткое больно проходится по всей левой стороне тела, и мир на секунду тонет в звенящей тьме. А, может, и не на секунду. … – Саске, – раздаётся с неестественным эхом, то ли настоящее, то ли приснившееся. Повторилось ли это слово, или раздвоилось, пока отъехавшая голова пыталась уцепиться за смысл? Он никогда не узнает. Ладонь болезненно хлопает по щеке, пронзая уши омерзительным звоном. – Твою… – выдыхает, пытаясь поймать чужую руку, но собственные ещё плохо слушаются. В лёгких такой невыносимый пожар, что альфа невольно прокашливается. Узумаки матерится, закидывает безвольную руку себе на плечо, обнимает брюнета поперёк груди, тянет наверх. Саске пытается помогать, но вряд ли успешно. Какая-то мелочь летит со стола, чтобы уместить на нём полусознательное тело. Окно открывается совсем рядом, предлагая душный, влажный воздух за место того демона, что заполонил собой комнату. Альфа втягивает этот воздух шумно и безостановочно, и ощущения начинают к нему возвращаться. Хн, по второму разу не так уж и страшно. Когда знаешь, что тебя ждёт, и делаешь осознанный выбор. Когда приходишь, будучи полностью уверенным в том, что действительно на полу будешь ползать, падать на него как-то даже нормально. – Сука, ты меня так напугал, – выдыхает блондин, вписываясь лбом в колено закинутой на стол ноги, которую он держит в вертикали своими руками, ибо Учиха сам ещё этого сделать не может. Саске насилу ногу отдёргивает, за ворот ловит, чтобы к себе притянуть. – Ты в своём уме? – успевает возмутиться. – Не останавливайся, – тихо, пока губы ловил. Онемение волнами проходит. Медленно, ибо источник только что к нему всем телом прижался, одно дыхание с ним поделил. Но, господи, так отчаянно целует, что в промокших от дождя джинсах опять омерзительно тесно. – Мм, Саске, – в губы шепчет, весь такой растревоженный внезапной потерей сознания. – Так будет всегда, – обещает, потому что это при всём желании под сомнение не удаётся поставить. Ему всегда будет в какой-то степени плохо во время и после. Если смириться с этим фактом сразу, проблема себя исчерпает. Узумаки ладонью в стол упирается, приподнимается чуть. Смотрит, сжав плотно губы. Недоволен. Опять не так, как ему хотелось. Ребёнок, блять, тебе не угодить. – И ты меня капризным называл? – напомнил Учиха пресно. Перед глазами только перестало двоиться и плыть, можно в полной мере рассмотреть чужое волнение. – Прости, в омегу трансформироваться не смогу, даже если будешь очень страшно смотреть. – Да плевать мне, кто ты, – хмыкает, натурально испепеляя взглядом, и сердце позорно спотыкается обо что-то, – я не ожидал, что тебя будет крыть до потери сознания. – Твои феромоны гораздо сильнее, дебил, – цокнул, – чего ты, блять, ждал? – Ничего не ждал, откуда мне знать, чьи феромоны сильнее? – спросил, вроде бы, искренне. Саске не удержался и рассмеялся. Тихонько так, потому что, да, откуда ему было знать? Это Учиха всегда знал, понимал потенциал чужого разгона, потому что тот временами дыхание перехватывал. Но Наруто влияние брюнета всегда было капельку по боку. Это логично. Трудно понять, насколько ты сильнее, не перестав эту силу сдерживать. Понять, насколько ты слабее, совершенно не трудно. – Если ты не собираешься выставлять меня на улицу, – переключился на тему, которая не заведёт блондина в тупик, – то помоги переодеться, в мокрой одежде отвратительно, – поморщился. – Хочешь, чтобы я тебя раздел? – уточнил так, будто это дичайшая мысль, будто ему не делали неумелый минет несколькими минутами ранее. – Ну, или можешь бесполезно хлопать глазами, – выдыхает, чуть прогибаясь в пояснице, чтобы стянуть с себя футболку, что получилось сделать не с первого раза, ибо руки ещё легонько покалывало, а ткань отчаянно цеплялась за кожу. Наруто, впрочем, не долго без дела стоял – расстегнул джинсы, медленно стянул их с бёдер, потом так же медленно с ног. Учиха свободно выдохнул, оставшись без одежды на неудобном столе, потому что даже душный ветер влажной кожей ощущался прохладно. Ладонь Узумаки горячо легла на ключицы, скользнула по бледной груди. Саске поднял было взгляд, но Наруто так завороженно разглядывал разложенное перед ним голое тело, что совершенно не заметил этого. Его пальцы замерли возле сосков, сжали их мягко, помедлив. Брюнет мягко выдохнул, прикрыв глаза, потом надломленно простонал, когда сжали сильнее. И ещё сильнее, до тех пор, пока альфу не выгнуло. – Тебе это действительно нравится? – прошептал, ловя губами дыхание. В уголок губ чмокнул ласково на контрасте с тем, как жёстко в этот же самый момент выкручивал соски. – Нравится – слишком сильное слово, – стонет Учиха, безжалостно стягивая светлые волосы, – перестань задавать тупые вопросы, – выдохнул, когда его отпустили. – Я хочу слышать словами. Хватит составлять несобираемые пазлы, скажи, что с тобой сделать. Нх, – зажмурился на секунду, когда брюнет сжал пальцы сильнее на его волосах. – Возьми меня, Наруто, только молча, – прорычал, заебавшись с этим блядским ломанием. Ладно бы позволил «окей» сказать, так нет, нахуй, его уговаривать надо. – Молчать, когда ты так мило краснеешь? – уточнил, перехватывая запястья так, что от давления на сухожилия руки расслабились механически и всё отпустили. – Вот уж нет. – Оо.. – протягивает подчёркнуто чётко, – ..кей. – Сука, – выдыхает со смешком. Целует вязко, оглаживая обнажённую кожу, ведёт по ягодице, сжимает её жадно. Саске чувствует бёдра лучшего друга меж своих ног, и у него от этого противоречиво стоит. Укус в шею разрезает воздух тихим стоном. Наруто укусами себе путь вниз прокладывает, прямо осыпает ими грудь альфы, а тот вздрагивает боязливо на каждый из них, жмурится, слыша собственное сердце в ушах. Если Узумаки перегнёт и до крови прокусит, он же сдохнет, да? Узумаки, впрочем, делает всё очень выверенно. Аккуратен в своей грубости. Наказывает, но не перегибает. Укус за укусом всё ниже и ниже. Дыхание Учихи дрожит от ожидания. Голова кружится, но уже не от запаха, а от сенсорики. Это их второй раз, технически, но в действительности, пожалуй, всё-таки первый. В прошлый некоторые были слишком в шоке, чтобы понять отклик своего организма. А в этот вязнут в пошлых картинках, что обещает им ближайшее будущее. Узумаки выпрямляется, даже не притронувшись к изнывающему члену. Саске выдыхает сквозь зубы, терпит это невыносимое «между», которое по факту-то всего пару секунд будет длиться, но ощущается непростительно долгим. Хлопает ящик стола, брюнету на грудь летит упаковка презерватива, что им позже понадобится. – Надеюсь, не ебучий кондиционер? – адресует меткий взгляд вверх. – Нет, – усмехается, – а что, он тебе не понравился? – На себе как-нибудь попробуй, расскажешь потом, – крупно вздрагивает, почувствовав прикосновение пальцев. Они мягко распределяют смазку вокруг, потом один сразу же толкается внутрь. – Смотри мне в глаза, – приказывает, сжав шею свободной рукой до лёгкой тяжести в голове. Учиха послушно глаза поднимает, режется немного об этот контакт. Чувствует, как проталкивается второй палец, натягивает болезненно стенки. Альфа в дыхании ломается, глаза прикрывает. Отвернуться ему не дадут, но смотреть он не может. Это безумно неловко. – Не больно? – мягкое уточнение. – Нет, – еле слышно. Это не боль, это из совершенно иной серии невыносимого. Какой-то древний рефлекс, бьющий тревогу, рычащий о том, что нужно любым способом избежать этого прикосновения, а ещё лучше просто убить хозяина этих пальцев. Борьба, которая лишь подчёркивает, что тебя вот-вот отымеют. Это ведь именно так? С омегой можно заниматься любовью, брать медленно и упоительно, будто танцуешь. Альфу же можно только нагнуть и отыметь. Иначе это никак не ощущается. Иначе просто не бывает. Учиха давится воздухом снова. Так знакомо, невыносимо приятно. Узумаки нащупал простату. И он не стимулирует её в прямом смысле слова. Держит невыносимую грань: танцует по чувствительному месту, отнимая у пальцев ног чувствительность, заставляя дёргаться и выгибаться, кусать губы и терпеть, чтобы не стонать в голос, а потом растягивает стенки до неприятного жжения, упрямо перебарывает сопротивление мышц, вновь навевая мыслишки о чём-то насильном. Добавляет ещё один палец. Растягивает быстро, не жалеет ни капли. А Учиха под ним рассыпается. Ему невыносимо. Сука, ему хочется громко и грязно. Блондин наклоняется, обхватывает член губами, наконец. Шею сдавливает сильно, палец ещё один внутрь добавляет. Саске успевает издать всего один жалобный стон и бурно кончает. Шею отпускают, но перед глазами жутко темнеет. Кожа до мурашек чувствительная, альфу мелко потряхивает от ещё не отпустившего оргазма, и он перестаёт чувствовать дискомфорт от пальцев, он в целом на мгновенье вываливается из реальности. Это охуенно, без шуток. Кажется ненастоящим. Сравнивается поневоле со всеми остальными оргазмами, что у тебя в жизни были, и навевает мысли о том, что до этого момента сексом ты ни разу не занимался. Не по-настоящему. Где-то рядом шуршит упаковка презерватива. Брюнет, очнувшись, скользнул пальцами по своей груди, проверяя, что, нет, презерватива там больше действительно не лежит. Пальцев внутри него тоже нет, как и нет ощущения времени. Он секунду лежал на этом столе, оправляясь, или всё-таки час? Провалился в беспамятство или просто моргнул? Узумаки смотрит на него сверху так пристально, будто решает, с какой стороны начинать. А Учихе даже не стыдно лежать перед ним обнажённым. Он обнулился, скинул эмоциональное напряжение, отпустил свои проблемы – он сдался. Чёрт возьми, это так хорошо. Не надо париться или что-то решать, формула приняла упрощённый вариант. – Мх, – блондин вошёл в него одним плавным толчком, дёрнув всё ещё непривычным ощущением заполненности и чем-то обжигающе-ноющим. Нужна секунда, чтобы привыкнуть. – Чёрт, – охает Наруто, склоняясь над ним, льнёт своим лбом к чужому, жмурится, будто плохой сон отгоняя. Саске знает, какой, он его феромонами со всех сторон окружает. То жадное и ненасытное, которое всё живое может на колени от страха поставить. – Я не знаю, если смогу остановиться, – шепчет быстро, сжимая бледные бёдра до тупой боли. – Да похуй, – разрешает безразлично, очень осторожно, впрочем, дыша. Мощный толчок забирает дыхание, тянет тупой болью и чем-то извращённо-приятным, прямо на тонкой грани неприятного и охуенного. Влажная кожа спины имеет слишком хорошее сцепление с гладким деревом, поэтому альфа не двигается особо ни когда в него жёстко входят, ни когда тянут за бёдра к себе. Такая непонятная поза, которой точно не хватает подвижности. Позвоночник чувствует твёрдость поверхности каждым своим позвонком, ноги тяжело держать на весу, их сводит немного. А стонать не успеваешь и подавно – каждое движение выбивает воздух вместе с рассудком. – Наруто, – успевает вставить между попытками нормально вздохнуть. – Что? – выдыхает сбито, будто его поймали в середине марафона. – Дай я перевернусь, – пяткой в плечо упирается, потому что руками оттолкнуть просто не сможет. Узумаки вынужденно шагает назад, словно в трансе наблюдает, как Учиха с болезненным стоном садится, опуская затёкшие ноги. Ведёт головой до приятного хруста в шее, поднимается со стола, разворачивается. Он, признаться, не рассчитал, насколько эта поза будет неловкой и неестественной, даже слегка потерялся в действиях, но Наруто быстро нашёлся: потянул за бёдра к себе, уложив руку на шею, чтобы наклонить над столом. Альфа подался вперёд, глотая свежий воздух из окна, в это же окно громко простонал на глубокий толчок. Так намного удобнее, потому что Саске тоже может двигаться блондину навстречу. Скорость возрастает, наполняя пространство громкими шлепками, сбитым дыханием, чьими-то стонами, рыками, хрипами. Учиха множество раз брал Дейдару сзади. Смыкал руки на талии и просто выёбывал из омеги весь его ядовитый гонор. Тот всегда был особенно кротким после такого секса, и Саске, кажется, понимал, почему, но вообще он только что реально понял, почему. Это так... грязно. Когда тебя просто ебут. Быстро, резко, без передышек, сжав пальцы на коже до боли, оттягивая твои волосы, вынуждая запрокинуть голову. До закатившихся глаз и горящих ягодиц. Самосохранение тоже отъехало, уже не сопротивляется резким движениям, не сможет остановить от получения травмы, если что-нибудь пойдёт не так. Да и плевать. К моменту, когда Наруто добирается до оргазма, Саске кажется, что из него жизнь практически вытрахали, и он с облегчением воспринимает чужое оцепенение, с удовольствием слышит над ухом поломанный стон. У него уже перед глазами плывёт, он вот-вот потеряет сознание уже от усталости. – Так охуенно, – шепчет ему альфа в плечо, кожу зубами царапает. – Хочу укусить. – Не смей, – выдыхает. Тыльной стороной шеи мгновенно чувствует чужие зубы. Они лишь легко прихватили, никакой боли не причинили, а брюнет вжался в стол что есть силы. – Не бойся, – шепчет, вдыхая разлетевшееся по воздуху бессилие, продолжительно целует в шейный позвонок. Учиха расслабляется немного, почувствовав, что из него мягко выходят, но потом вновь струной натягивается. – Нх, нет, – стонет, когда чужие пальцы сжимают гиперчувствительный член с одной стороны и входят внутрь с другой. – Наруто… – попытка оттолкнуться от стола и подняться не увенчалась успехом, его буквально согнуло пополам, когда движения пальцев лучшего друга синхронизировались. Одни жёстко сжимали, ритмично набирая скорость, другие гладко проходили внутрь, ощупывая стенки. Ощущения такие острые, что пальцы на ногах подгибаются. Учиху трясёт, он так жалко скулит, что в звуках этих себя совершенно не узнаёт, медленно оседать начинает, потому что ноги его просто не держат. А Наруто вновь в шею кусает: кожу не прокусывает, но болью пронзает. Жестоко и собственнически. – Нн.. – оргазм больной, практически сухой, невыносимый. Колени больно ударяются о пол, да и он сам полностью на него рухнул бы, если бы сзади в кольцо рук не поймали. Здесь свежего воздуха снова нет, здесь ты один на один с чужим демоном, бессильный и выпотрошенный. Дыхание спазмами, какими-то глотками происходит, не может выровняться, а с ресниц какого-то хуя слёзы срываются. Прямо беззвучно бегут по щекам, беспрепятственно капая с подбородка на грудь. Наруто смахивает их с кожи, едва уложив брюнета на пол. А тот смотрит вверх на него и боится того, что с ним могут сделать дальше. Какое-то время назад он наивно подумал, что о своей слабости знаешь заранее, но теперь понимал, что это не на сто процентов точно. Сейчас, опускаясь на дно пропасти чужих феромонов, он лишь начинает осознавать, насколько действительно перед этим альфой бессилен. – Расскажи, что ты чувствуешь, – протянул негромко, перебирая пальцами чёрные волосы. А что он чувствует? Ну, помимо очевидного страха, который там и так из воздуха ловят. – Свою душу… … которую ты из меня только что выдернул. – Я именно её и хотел, – улыбнулся, наклоняясь. – Извращенец, – успел прошептать ему в губы перед тем, как его ласково поцеловали.

***

На часах половина первого ночи, кухня освещена лишь лампочкой вытяжки. Они с Саске сидят за столом практически голышом и тянут ледяную минералку, будто выползли из пустынных дюн. И это так привычно, так мягко, так по-родному, что становится не по себе. Так же не может быть дальше, да? Какой-нибудь пиздец обязательно вылезет откуда-нибудь, просто ещё не ясно, откуда. Учиха восстанавливался очень долго, даже заснул на полу минут на сорок, не разрешив перемещать себя на кровать. Узумаки все двери с окнами на втором этаже распахнул, создавая сквозняк для него, переволновался в край, потому что где-то переборщил, как обычно. Был ослеплён своей злостью сначала, потом любовью и похотью, и вновь успел себе впустую пообещать, что не притронется к Учихе ни за что, если не будет держать себя на сто процентов в руках. Но потом Саске проснулся, поднялся, стащил одни из боксёров Наруто и ровной походкой дошёл до холодильника. – Кхм, мы завтра улетаем, – разбил тишину насущной новостью, о которой так и не сказал ещё лучшему другу. Не хотел говорить. Специально тянул, потому что открываться опять не хотелось. – В Лондон, – кивает Учиха. – Я знаю, но какого-то хуя не от тебя, – швырнул в него пластиковой крышкой от минералки, попав ей чётко в лоб. – Вот за это извиняйся, – потребовал прямо. – Прости, – улыбается, млея от того, что родственное и домашнее между ними не поломалось от животного секса. – Правда, я вёл себя, как идиот. – Молодец, что понимаешь, – хмыкнул, сделав глоток. – Благодари судьбу, что я на твои соревнования никакого оружия не взял и не сделал из тебя живую мишень. Судьбу и Кушину, которую я слишком сильно люблю, чтобы забирать дебильную жизнь её дебильного сына, – изогнул остро бровь. А Наруто пытался оправиться от всей ситуации. От собственного ахуя, окей? Потому что ему только что мир нахуй перевернули, отдались так, что в пору себя ущипнуть, ибо в реальности так не бывает. Настолько сладко, что, если он в психушке лежит, а это плод его воображения, то, господи, не лечите, ради всего святого. А это видение, этот личный дьявол, которого не обуздать, этот нереальный, слишком прекрасный, чтобы быть настоящим, человек, блять, просто разговаривает об обычном. Рычит показательно и угрожает лениво без намерения угрозу, собственно, выполнять. Это реальность? Честно? – Ты поэтому пришёл сегодня? – пытается звучать обыденно, хотя сам от бабочек сидит задыхается. – Потому что я улетаю? – Отчасти, – согласился, запрокидывая голову, чтобы отбросить назад отросшие волосы. Узумаки звучно сглатывает, не веря до конца, что этот альфа – его. – Мне бы смелости не хватило сделать это потом, – признаёт спокойно. – Тебе на что-то нужна смелость? – не поверил. – Ты же всё делаешь с таким лицом, будто в рот ебал всё и вся. – Я и ебал, – хмыкает, – но не тебя. – Особенно меня, – смеётся, – даже несколько раз. – Фигурально, дурила, – запускает в него ещё каким-то мелким предметом, а Наруто и не пытается увернуться. Ему так тепло, что щемит в груди. – Заколебало это напряжение. Поклянись мне, что не будешь проблемы из пальца высасывать, – склонил голову, добавив строгости во взгляд. – Я так хоть когда-нибудь делал? – не понял. – Это шутка такая? – дёрнул бровью. – Сам же со мной перестал разговаривать, сам же страдал из-за этого, пытался убиться руками Рок Ли, чуть мальчишку на соревнованиях в больницу не отправил. Подчеркни, в каком месте ты повёл себя, как человек разумный? – Мне было плохо, я справлялся как мог, – оправдался, считая, что вообще-то вполне мог сделать что-нибудь ну в край идиотское, но ограничился лайтовым, и посему молодец. – От чего тебе было плохо, тупица? Я же не игнорировал тебя, не посылал ни на какие хуи, не просил держаться от меня подальше, – это всё правда, но ощущалось в моменте совершенно не так. – Ты был холодным. – Что, конечно, сильно отличается от того, какой я в остальное время, – сарказмом порезал. – Я хочу всё, Саске, – подался вперёд, на что там невпечатлённо вздёрнули брови. – Тебя, твоё внимание, твои мысли, мечты, твои слёзы и душу, – список, на самом деле, можно было продолжить, но Узумаки решил, что его и на этом правильно поняли, – даже каждый из твоих абсурдных заскоков. – Ебать, – цокает. – Ты в курсе же, что ребёнку угодить проще, чем тебе? – Проще, – не стал спорить. – Ты в полной жопе.  – Спасибо за новость, – глотком минералку допил. – Пойдём спать, иначе завтра не встанешь. – Хн, а ты выглядишь гораздо лучше, чем после прошлого раза, – подметил, следуя за ним наверх. – Дышал в окно. – Обнять себя дашь? – Жарко, Наруто. Какое «обнять»? – поморщился, двинувшись в ванную. – Такое «обнять», – пояснил, стиснув его поперёк крепких рёбер и зарывшись носом в волосы на затылке. Учиха выдохнул, доставая из стакана свою зубную щётку. Обнять себя разрешил и здесь, и в кровати потом, хоть и побурчал на то, что ему неудобно.