Поворот, мать его

Naruto
Слэш
В процессе
NC-17
Поворот, мать его
автор
гамма
Описание
Минато внезапно узнаёт о том, что у него есть пятнадцатилетний сын. У Итачи в жизни всё достаточно ровно, но в отношениях перманентный «всё сложно». А Наруто влюблён в своего лучшего друга, но они оба альфы. Это не история о любви с первого взгляда, это история о взаимоотношениях, которые эволюционируют со временем, пока никто не замечает. И о жизни, которой плевать, что ты там напридумывал себе в планы на будущее.
Примечания
Я решила, что в этом году перестану загоняться и начну позволять себе делать то, что хочу. А хочу я выкладывать фанфик, хоть он ещё и не дописан. Не знаю, когда будет следующая глава, знаю только, что точно когда-нибудь будет 😶 Пожелайте удачи моему внутреннему перфекционисту, ибо он кричит и ругается. Устраивайтесь поудобнее, мы здесь надолго
Посвящение
Мира в мире ещё не хватает, давайте ему посвятим 🤍
Содержание Вперед

Глава 18. Великолепное быдло

Быть главным героем своей жизни – искусство.

– На этом всё или есть что-то ещё? – уточняет Тобирама, поставив свою печать на последней положенной перед ним бумаге. – Всё, – хмыкает Хаширама, забирая документы обратно. Тащиться в центр Токио в субботу с утра, чтобы позавтракать с братом, когда вы живёте в двух домах друг от друга – предел тупости, кажется. Но оба альфы – дотошные трудоголики со стажем, оба коротают свои выходные в каких-нибудь из своих офисов и друг с другом встречаются, в основном, под предлогом чего-то официально-рабочего. Скажем, для подписания документов на земли, которые старшему Сенджу принципиально зачем-то всегда делить с младшим братом. Такими темпами помимо основной своей занятости любимым автомобильным бизнесом Тобирама имеет пассивный доход с множеством ноликов со всяких парковок и торговых центров, который целиком и полностью случился с настойчивой инициативы его старшего брата. Есть теория, что так у них появляется больше причин видеться на нудных бизнес-встречах. Впрочем, не важно. Тобираме плевать – он даже не смотрит, под чем там подписывается. Что бы брат ни мутил, если хочет мутить это вдвоём, то окей, пусть так будет. – Дома встретиться была не судьба? – дела-то было на три минуты. – Мито с головой в организации чего-то благотворительного и очень дорогого, – качнул брюнет головой, приступая к принесённому завтраку, – в прихожей на полу с тобой бы встречались – именно столько домашнего пространства мне сейчас принадлежит. Альфа усмехается, делая короткий глоток горячего эспрессо. Он пожалел бы этого несчастного подкаблучника, но тот же по собственному выбору такой. Желанные, стало быть, страдания. – Не слышу, как ты в ответ на это приглашаешь меня к себе. – Вот ещё, от тебя потом не избавиться, – отвечает Тобирама равнодушно. – А в детстве был таким лапочкой, – цокает. – На работу снова спешишь? – осведомляется, как и всегда. Ему очень нравится быть в курсе жизни младшего Сенджу. – Воспитательные работы, – поправляет. – Это не обязанности HR? Тобирама вздыхает. Как так получается, что они одну и ту же тему извечно жуют? Какую бы метафору подобрать для него сегодня? – Если сваливать всё на HR, рано или поздно души совсем не останется. – Какая романтика, – усмехнулся брюнет. – А в твоём подходе душа, конечно же, есть. Тобирама кивает. Оглаживает большим пальцем край небольшой белой чашки. – Если у тебя есть стая собак, – взмахивает в воздух кистью руки, пробегая взглядом по соседним небоскрёбам, – ты можешь отдать их тренеру и сберечь себе время и нервы, – пауза на подбор правильных слов. – На выходе получишь выученных животных, которые, возможно, будут слушать тебя, но никогда не станут с тобой одним целым, – перевёл взгляд на брата. – Или, – улыбнулся уголком губ, – можешь сам с ними работать в жару и в холод, на льду, под дождём и по колено в грязи. Тогда, – протянул любовно, – они выучат куда больше, чем просто команды. Они будут уважать и доверять. Превыше всего, они будут верны. – Отличная теория, – согласился Хаширама, – но ты же их только для воспитательных работ посещаешь, – перманентный изъян. Но откуда, простите, взять время быть где-то на постоянной основе, если филиалов несколько, и они все в совершенно разных локациях в мире? А обделять вниманием никого не хочется. По итогу всем по крошечке достанется. – А собаки, как и все живые твари, лучше всего усваивают уроки на проёбах. На моментах, когда знают, что заслужили по морде, но вместо того, чтобы бить, ты даёшь второй шанс и смотришь, справляются ли, – в этом спорить нет смысла, потому что это факт. – Ты представить себе не можешь, как мои малыши стараются мне угодить. А хорошо выдрессированные практически мысли читают, за ними я даже надзор не веду, ради профилактики, может, презентации изредка слушаю. На этих презентациях совершенно всё видно. Кто пораньше пришёл, кто вовремя, кто сразу же на еду налегает, кто алкоголем закидывается, кто вообще ни к чему не притрагивается, кто черпает уверенность у сидящих рядом коллег, кто – внутри себя, кто прямо генеральному директору смотрит в глаза, а кто – куда угодно, но не на него. Все оттенки офисной жизни являют себя на этих добровольно-принудительных неформально-рабочих вечерах. Сразу выцепишь, кто тянет работу за счёт собственной харизмы и помощи других, кто выучен по старинке и придерживается проверенных идей и решений, а кто – птица свободного полёта, вывозящая исключительно за счёт креатива. Все детали как под стеклом, можно смотреть и на них по отдельности, и на весь механизм в целом. – Звучит, как SM-клуб, – подметил брат, не проникнувшись речью. У него свои методы, куда менее персонализированные и энергозатратные, но прибыль приносят – с этим не поспоришь. – Ты имеешь в виду DS-клуб, – поправил его со смешком. – Мм? – разумеется, он не понял. Неужели, можно дожить до его лет и не быть в курсе хотя бы терминологии? Обыкновенная семантика, все же слышали. – Ну, ты же о доминировании и подчинении? – всё не может избавиться от нежной улыбки. Не контролирует её, когда этот весь из себя статный, реализованный мужчина путается в словах и концептах. – Я совершенно точно не хочу… – он собирался сказать «обсуждать это с тобой», но договорить не сумел. Зацепившись взглядом за кого-то на входе, так и не смог оторвать. Было ли Тобираме любопытно, по какому поводу перезагрузка? Конечно. Но сначала хотелось всецело насладиться картинкой, старший Сенджу не часто бывает таким. Будто из него весь воздух одним ударом вышибли, параллельно притормозив мозговую активность. – Кого мы ждём? – спрашивает, уже не сомневаясь в том, почему брат настоял именно на этом ресторане именно в этот день и час. Многозадачность – один из его самых бесячих грехов. – Учиху, – ответил негромко, взглядом уплывая всё выше – человек, видимо, подходит всё ближе. Как интересно. – Один из моих? – уточнил по привычке, перебирая в голове работающих на него Учих. Фамилия эта в Японии слышится со всех сторон, не уследишь, о ком речь. – Когда я буду твоим, у тебя слипнется что-нибудь, – съязвил голос сзади, добавляя таких кусачих феромонов в воздух, с трудом верилось, что они принадлежат омеге. – Сенджу, – поприветствовал Хашираму, пока его брат оборачивался, – а ты? – вопросительно вздёрнул брови. Тобирама на секунду дара речи лишился. С ним так нагло уже давно – если вообще – не разговаривали. Омега к тому же. Незнакомый к тому же. Учиха к тому же. Что за сбой в системе? Эти гены, разве, способны явить на свет быдло? Великолепное быдло. Стройный. Острый. До ужаса похожий одновременно и на Фугаку, и на Итачи, что, кстати, не из лёгких задачка. В полупрозрачной чёрной рубашке и узких тёмных брюках. Альфа медленно прошёлся по нему взглядом, продолжительно задержавшись на сосках, которые будто специально привлекали к себе всё внимание. – Сенджу, – ответил с небольшим опозданием, беззастенчиво облизывая мужчину взглядом. Конфетка для любителей эстетики, даже если манеры сапожные. – Твой брат, – перевёл омега взгляд на Хашираму, изогнув запястье и весьма бестактно ткнув указательным пальцем в мужчину, – малыш Тобирама? Альфа чуть сдвинул брови, не въехав, с хуя ли он малыш. – Кто же знал, что из тебя такой красавчик получится, – тронул пальцами подбородок мужчины, оборзев окончательно. Сенджу ни мышцей не двинулся, но феромоны чуть ощетинились. Омега, впрочем, лишь улыбнулся на это. – Сядь, – отрезал Хаширама, – Учиха Мадара, – представил его младшему брату. А, это имя он знает. Читал где-то в файлах Итачи. Но, отталкиваясь от того, какой тот омега безобидный и мягкий, от этого тоже ожидал чего-то похожего. – Одна из твоих бывших подружек? – предположил, не сводя взгляда с опускающегося ровно между ними Учихи. Тот рассмеялся, уложив локоть на спинку своего стула и закинув одну ногу на другую. В параллель очаровательно помахал официанту, который мгновенно комично за что-то запнулся, еле успев удержать равновесие. – Одна из? – продублировал с усмешкой. – Прелесть, если бы я был его подружкой, у него других не было бы. Скажи, – склонил голову в сторону Хаширамы, – нафига было лично встречаться? Ты отлично знаешь, что мне по вкусу, отправил бы по электронке варианты, или – ещё лучше – выбрал бы сам и отправил мне счёт. Винную карту, солнышко, не меню, – улыбнулся подбежавшему оперативно официанту. Молоденький альфа ему в глаза еле смотрел. – Ты же предыдущую жилплощадь нормально несколько раз подбирал, с этой тоже не проебёшься. Тобирама наблюдал за ним, изогнув свою бровь. Ему совершенно не нравилась наглость этого омеги. Настолько не нравилась, что хотелось через колено перегнуть и от души ладонью отшлёпать. Чтобы манеры ему вспомнились и никогда больше не забывались. Младший Сенджу предпочитал кротких, послушных, смущённых ангелов. Сладких булочек, которые своему мужчине подчиняются полностью и ластятся к нему как надо. А этому дьяволу, откровенно говоря, рот хотелось промыть. Хн, не мылом. – Планирую использовать тебя в своих целях, – признал Хаширама, наблюдая, как мужчина, вычислив себе вино за рекордные полсекунды, заказывает бокал. – Мне очень нужно, чтобы твой брат пошёл мне навстречу. Свалил в туман, если точнее, от одной сделки. Он знает, какой. – Я тут при чём? – не понял Мадара, получая в элегантно поднятую в воздух руку бокал едва не быстрее, чем тот был заказан. Брюнет подносит его к губам, делает медленный глоток, прикрывает глаза на мгновенье. – Душнила Фу меня не слушает. – А кого послушает? – Никого, – хохотнул, – он существует, чтобы быть занозой всем людям, с которыми входит в непосредственный контакт, ты разве не знаешь? Должен знать, – проворковал, – это семейное. – Знаю, – выдохнул. – Его сын на тебя работает, нет? – глянул на младшего брата. К чему, интересно, лирическое отступление? – Полезешь к моим, Фугаку будет наименьшей из твоих проблем, – предупредил Тобирама, глянув на альфу прохладно. Он своих подопечных хоть сам и не слабо своим покер фейсом пугает, но лезть к ним никому не позволит. Его же булочки, которые выполняют его желания идеально, от и до. Сенджу бывал очень требовательным как в работе, так и в постели, но поощрял за усердие и верность сполна. Поэтому, да, это миньоны, но он убьёт за них, если надо. – У-у, – протянул Мадара, покачивая бокал в воздухе, – какой страшный малыш. Тебе, значит, Хонда досталась? Мужчина не ответил, но взглядом намертво вгрызся. Опять этот блядский «малыш» и абсолютно неприемлемая фамильярность. – Узнаю, что Итачи под твоим крылом не нравится, исчезнешь с лица земли, даже весь такой сладкий, ты понял? – на полном серьёзе сказал, даже острую усмешку с лица убрал ради этого. Забавно, от самого Фугаку таких угроз не поступало. Но он и узнал-то о занятости своего чада самым последним. От Тобирамы. А Сенджу сначала вообще показалось, что у них в файлах ошибка. Ознакомлялся в электронных архивах с личностями интернов, которых планировалось нанять на постоянку, и естественным образом завис, вычитав «Учиха Итачи», а прямо за ним и имена родителей. В HR звонил, перепроверил всё ещё раз, потом решил спросить у Фугаку прямо. Тот, как оказалось, ни сном, ни духом об этом, но подтвердил, что ребёнок у него действительно инженер с красным дипломом. И какой ребёнок, блять, вы бы видели. Сам, значит, без связей пробился в программу, прогорбатился там за копейки с однокурсником месяцев шесть. Потом, кровью, бессонными ночами и неблагодарным трудом заслужил себе место в штате сотрудников. Мог бы папочке позвонить, и он бы его из рук в руки кому-нибудь на хорошую должность передал, но малыш так не хотел. Самостоятельный, инициативный, креативный до нечеловеческих масштабов, дело своё любит, в офисных склоках не участвует, к начальству не подлизывается, с напарником своим работает, как часы, да ещё вишенкой сверху так очаровательно умеет прятать глаза, что залюбуешься. А, и ублюдку Ооноки с его тойотой несколько раз «нет» говорил. Заверните, что называется, бантиком повяжите и поставьте эту прелесть мне на стол, чтобы я своими глазами видел, что никакой другой автомобильный магнат его не получит. Не для вас сокровище. На фоне всех этих чувств просьба Фугаку о том, чтобы не ограничивать потенциал мальчика, показалась смешной, оскорбительной даже. Из них двоих только Тобирама масштабы этого потенциала и понимал, прямо Учихе сказал, что вписываться за чадо не нужно, оно и без папика пробьётся везде, где надо. Впрочем, папика это не останавливает от попыток найти ему позицию получше. Но «лучше» Итачи не нужно, ему «нравится работать у вас». Теперь вот решил вписаться Мадара, да с какой угрозой. Этой семейке пора бы усвоить, где не стоит качать свои права. – Ты свой рот, вижу, не закрываешь вообще, – подметил альфа прохладно. – Научить? – А ты вытянешь? – вздёрнул бровь. – Закройте рот оба, – вздохнул Хаширама. – Я подобрал тебе три квартиры: небольшие, мебелированные, в центре – как ты любишь, – потянулся к своей чашке кофе, – скину на почту сегодня, выберешь одну, я притворюсь, что не знал, какую, и не начал уже оформлять на тебя документы. – Ну какой хороший мальчик, – поднялся, эстетично запрокинул голову, парой глотков допивая остатки вина. Альфы внимательно следили за движениями острого кадыка и сами, кажется, вместе с ним сглатывали, – в следующий раз не тащи в центр ради этого, – поставил бокал на стол, очаровательно сморщил нос, лучезарно улыбаясь своему покрывшемуся румянцем официанту. Вышел из-за стола, уронил руку в волосы Тобираме, разворошив их, и альфа вспомнил. Давно, когда он сам ещё в начальную школу ходил, у Хаширамы был друг, который зависал у них постоянно. Негативных или приятных, да вообще хоть каких-то, воспоминаний о нём в памяти не нашлось, но прикосновение к волосам показалось чертовски знакомым. Он прямо удержаться не мог – вечно ерошил белоснежные волосы мальчика, пробегая мимо него. А приходить он перестал... почему? – По какой причине вы перестали общаться? – уточнил, повернувшись, чтобы лицезреть воистину кошачью походку и тонкую линию спины, просвечивающую через неприлично прозрачную чёрную рубашку. – Когда он начал переход в омегу, я был уже альфой, – протянул брат так, будто насильно из себя слова вытягивал, – моя компания стала ему неприятной. Я пытался, – выдохнул, не уточняя, что именно, – потом встретил Мито. Эту историю здесь прежде не слышали. Стало быть, женщина не была его первым выбором? В это очень трудно поверить. Хаширама встретил Мито достаточно рано – в выпускном классе школы. И Тобираме всё казалось, что брат вот-вот наиграется в отношения и двинется дальше. Он же был нарасхват: омеги, женщины, беты, все втроём одновременно или в любом количестве, в любых комбинациях – он мог позволить себе практически всё, разнообразие ограничивалось только фантазией. К сожалению, фантазии у этого мужика нет совсем, он плоский, как пустой лист бумаги. «Влюбился», женился и трахается перманентно в миссионерской позиции. Хороший мальчик и есть. Утверждает, что счастлив. Младший Сенджу предпочитает креативнее к таким вопросам подходить. Не отказывает себе в десерте – не на диете же. – Ты серьёзно считал, что он тебе с Фугаку поможет? – не понял прикола этой ленивой, абсолютно жалкой попытки получить от этого омеги какую-то пользу. Да и на того альфу нет смысла давить, он ужасно упрям – это весь Токио знает. – Он поможет, – заверил с улыбкой. – Фугаку завтра, вероятно, сам мне позвонит. Злой, но сговорчивый. – Мм, – кивнул медленно. Ему, вообще-то, до лампочки, кто кому уступит больше кусочков земли, за которую они грызутся в этом году. Учиха, к счастью, умеет сферы деятельности разделять, и соперничество с одним братом никак не мешает ему гладко работать с другим. – Иди, – кивает Хаширама на выход, – я вижу, что тебе хочется. Тобирама щурится, смотрит на брата внимательно. Всё-таки, тот читает его очень умело. – Вряд ли мне хочется так же сильно, как тебе, – парировал, даря шанс безболезненно дать задний ход. Меньше всего Тобирама любит лишнюю драму, а вот это экспрессивное создание и на нейтралке количеством эмоций дышать не даёт. Добавлять ещё сверху... Никакой омега такой боли не стоит. – Возможно, я действительно хочу отодрать эту блядь как следует, – признался, пропустив в комментарий даже слишком много личного, – но я люблю свою жизнь и оставить её могу только из-за более сильной любви. К Мадаре у меня таких светлых чувств нет. – Да что ты? – Уж поверь как-нибудь, – хмыкнул альфа, – чтобы тянуть Учиху хоть каплю, нужно быть таким же отшибленным. – Хах, – не сдержал тихого смеха, – этому аргументу я верю, – подался вперёд, чтобы одним глотком допить свой эспрессо. – Ты у меня простенький как линейная функция. – А на человеческом? – вздёрнул бровь. Он всегда был больше по социальным наукам, тогда как Тобирама фанател исключительно от точных. – Загугли, раз так хочется знать, – поднимается с места. Хаширама поморщился. Не хочется ему знать. Он вообще, походу, хотел позавтракать в одиночестве и, выполнив полезное, решил перейти, собственно, к приятному. – Последнее слово? – уточнил исключительно из любви к старшему брату. – Скажешь мне сейчас сесть обратно, я сяду и не вспомню об этой занозе, – пообещал искренне. – Позволишь мне за ним уйти, твоё мнение вес потеряет и назад ты уже ничего не возьмёшь. – Влюбляться в него – всё равно, что самому себе могилу копать, – решил дать напутственный совет. Тобирама фыркнул от одной только мысли. Влюбляться, ага. В нём эта эмоция – или что это? Состояние? – атрофировалась ещё в пубертат. – Поверить не могу, что мы делим пятьдесят процентов ДНК, – признался, педантично задвигая стул за собой. – Делим, – кивнул, поджав пресно губы, – я проверял. – Поверю только после пары независимых мнений. – Скажи, когда в трубочку поплевать, я, так и быть, график расчищу. – Хм-кей, – махнул рукой на развороте и двинулся к выходу походкой человека, который знает, что его ждут. Мм, а ждали-то прямо у входа. – Какой проницательный малыш, – протягивает прислонившийся к стене брюнет, стоит альфе ступить за пределы ресторана, – даже ждать не заставил. Тобирама подходит медленно, смотрит сверху-вниз на эту соблазнительную язву, вновь проматывает в голове абсолютно не применимое к себе слово «малыш». Заводится от перспектив. Не каждый, всё-таки, морально Сенджу потянет. А тут... С одной стороны, прилежно ждал прямо под дверью и ноги уже считай что раздвинул – своё место, стало быть, всё-таки знает. С другой же, продолжает бесстрашно дерзить – значит, стержень есть, об альфу не сломается. – Будь откровенен, – сжимает пальцами шею, не слабо впечатывая хрупкое тело в поверхность стены, – ты столько не в тему болтаешь, чтобы мне захотелось применить твой рот как-нибудь не по назначению? Улыбка медленно тронула губы омеги. Ему вообще ни разу не страшно. Точнее... чем страшнее ты выглядишь, тем больше у него текут слюни. – По-другому до альф, разве, доходит? – Словами доходит, – вплотную шагнул, скользнув ладонью по талии, потом рёбрам. Большим пальцем надавил на сосок, сорвав с чужих губ мягкий выдох. – Ещё один душнила, которому надо словами, – цокает, а потом коротко дёргается. Сосок Тобирама весьма болезненно сжал, но там не проронили и звука. – Мм, да, – дёргает уголками губ, а пальцами всё сильнее сжимает, второй рукой крепко держит, согнуться не даёт ни на градус, – тебе нравятся проницательные, а мне коммуникативные. Хочешь хорошую порку – на нервы действовать ни к чему. Просто попроси. – Хочешь в альфу поиграть? – усмехается. Боль терпит красиво. – С чего начнём? Тебе прямо здесь отсосать? – А ты хочешь здесь? – ему, в общем-то, не важно. – Хочу в машине, – губу закусил. Брови надломились, и вот тогда мужчина отпустил, – нх, – проскулил омега тихонько. – Поехали, – позвал мягко, отпрянув. Они двинулись к парковке. Сенджу держал руку где-то между омежьей шеей и плечом, ведя его чуть перед собой, в параллель звоня ассистенту. – Тобирама-сан, вас уже ждут, – протараторил ассистент, не дав вставить и слова. Ну какие молодцы, даже раньше времени. – Перенеси на завтра, – замирает в ожидании лифта. Бездумно массирует основание шеи своего развлечения на сегодня, и Учиха подаётся назад, упирается в грудь мужчины затылком. – У вас завтра ранний вылет, – напоминают ему беспристрастно. Сука. Это завтра? С этим Учихой из головы напрочь вылетело. У него же недельный визит в США – во все пять своих заводов, включая авиастроительные, а это отдельный цирк, ибо у самого-то Сенджу всё-таки к автомобилям лежит, и авиастроительным командам приходится танцевать особые танцы, чтобы он их понял нормально. А потом у нас что? Канада с Мексикой? Мировое турне по миньонам какое-то начинается. Нужно было с Азии начинать, но больше пятидесяти процентов прибыли в Северной Америке, ей всегда достаётся чуть больше внимания, потому что она пашет на огромный потребительский рынок. – Посмотри, когда я буду в Японии, – зашёл в лифт следом за омегой, понадеявшись, что связь не подведёт. – Через две недели, – ответил мгновенно. – Куда-нибудь туда их запиши, – эта команда должна благодарить небеса за Учиху Мадару, который вместо отчётов и муштры создал для них выходной. Хн, или нет. – Предупреди, что все ошибки должны быть исправлены и проработаны. Через две недели я не закрою глаза на то, на что закрыл бы сегодня, – это ложь, он закроет. В любой работе, любых расчётах, даже любом механизме существует погрешность. Её можно снизить, откалибровав всё получше, но нулём она не станет никогда, и нуля ни от кого нельзя требовать. Должна быть определённая гибкость, Тобирама её и себе, и другим позволяет. – Что-нибудь ещё, Тобирама-сан? – Это всё. Хороших выходных, – отключается. Они как раз почти на парковку спустились. На просторном сидении хонды даже слишком много места для тонкого Учихи. Тобирама медленно выруливает к выезду, поглядывая на брюнета и думая, с какой бы сладкой мысли начать. – Разденься, – приказал, выезжая на дорогу. Мадара тупых вопросов задавать не стал – сразу приступил к выполнению. Сначала рубашку пуговица за пуговицей, потом звон ремня. Приподнялся немного, изогнулся красиво, чтобы стянуть с себя брюки. Элементы одежды летели на заднее сидение, салон наполнялся тяжёлой похотью обоих. Феромоны грызли с обеих сторон, и, господи, это именно то, что нужно. Мужская ладонь по ноге мягко ведёт, скользит внутрь, оглаживает нежную кожу бедра, потом ягодицы. Ноги раскрываются послушно перед ним. Два пальца легко входят внутрь, чувствуя обильное количество смазки. Брюнет голову запрокинул, обнял тонкими пальчиками сильную руку Сенджу. Его ноги немного подрагивали – он хотел глубже, но сам нормально двинуться навстречу не мог. – Такой мокрый, – протянул хрипло, впервые за долгое время чувствуя, что контроль удерживать трудно. – Не стыдно тебе? Мы десять минут назад познакомились. – Тобирама, ты меня нии-саном называл, – усмехнулся шумно. – Не помню такого, – отнял от него руку, услышав сразу же обиженный выдох. – Приступай, нии-сан, – протянул, хлопнув себя по колену. Мадара отстегнул ремень безопасности. Автомобиль возмутился мгновенно, замигал с панели о том, что пассажир не пристёгнут, мягким, но раздражающим писком начал отсчёт. – Вставь его обратно, иначе машина дальше не поедет. – Ебучая безопасность, – цокнул брюнет, пристёгивая ремень, будучи за его пределами, – собрал автомобиль, в котором ничем интересным заниматься не хочется. – Больше половины этой крошки собрано по проектам Итачи с Сасори, – хмыкнул удовлетворённо. Его покладистые, продуктивные жемчужинки. – Хватит болтовни, займи рот чем-нибудь полезным. Обнажённый омега охотно перегнулся через небольшую разделяющую кресла панель. Облокотился на мужское бедро, ткнулся ему носом в висок, поймав зубами хрящик уха. – Руль крепко держи, – шепчет, – я кусаюсь. – На светофорах, – предупредил, вязко сглотнув. Он этого мужика сегодня, кажется, съест. – Хм, – улыбнулся, принявшись медленно расстёгивать рубашку на альфе. Начал брюнет очень мягко. Дразнил, губами касался шеи, плеча, перебирал кубики пресса, мучительно медленно расстёгивал ремень, кончиками пальцев лишь касался твёрдого члена. Его хотелось за волосы крепко взять и самому уже наклонить, но альфа держался. А потом наглые зубы ласково куснули за ухо, чуть сильнее куснули за шею и натурально укусили где-то над тазобедренной. Альфа настолько не ожидал, что его реально пометят, что действительно еле руль удержал. – Сука, – выдохнул, вильнув автомобилем вправо, чуть не полностью выехав на встречку. В свою полосу быстро вернулся, но несколько участников дорожного движения ему успели очень гневно посигналить. Кто-то, кажется, показал средний палец. Могло привидеться. Сенджу ещё ни разу не метили. Никому наглости не хватало, да и омеги, как правило, делают это только в очень серьёзных отношениях. И то меньше половины. Прекрасному полу в большинстве своём страшно в крови мараться – нужен определённый уровень садизма, чтобы прокусывать человеческую кожу. Ебать, это совершенно не так, как он себе представлял. Не то тяжёлое, вязкое чувство, которое случается с омегами, когда их альфа кусает. В обратную сторону это работает куда элегантнее. Будто дымка от какого-то зелья, значительно гасящая уровень агрессии, замещающая её каким-то незнакомым трепетным чувством. Ревностью. Мучительным желанием потакать человеку. Чужие феромоны после этого вдвойне вяжут руки, тянут, как наркотик, к себе. – Тоби-чан, – промурлыкал омега насмешливо, вновь поднявшись к лицу, – просил же словами, и сам их все мимо ушей пропустил. Альфа хотел ему сразу ответить, но решил дождаться красного сигнала светофора, чтобы уж как следует. Затормозил медленно, повернулся к Учихе, периферией видя, как пешеходы бегут по пешеходному переходу. – Тебе было сказано «на светофорах», – протянул медленно и очень спокойно – голосом, который в его лице выглядит куда страшнее животного рыка. Пальцы вплелись в длинные тёмные пряди, перебрали их нежно, а потом резко стянули в кулак на затылке, срывая с прекрасных губ жалобный выдох. Поцеловал эти губы жёстко, кусая до боли, но ещё не до крови, а потом всё-таки наклонил. Мадара послушно принял член в рот, позволил протолкнуть себе его в самое горло, лишь коротко содрогнувшись на мгновенье от этого. Сенджу выдохнул, покрылся мурашками, едва глаза не прикрыл. Вынужденно тронулся с места под зелёный сигнал светофора. Задав рукой нужную скорость и глубину, он отпустил тёмные волосы, с удовольствием подмечая, что омега продолжил и дальше так, как ему показали. Ладонь провела по обнажённой спине, прямо вдоль прослеживаемого позвоночника, пальцы мягко сжали ягодицу. – Будет больно, за зубами следи, – предупредил, ещё мягко поглаживая, с усмешкой вспоминая комментарий брата про SM-клуб, который, давайте быть честными, Тобирама вполне мог бы открыть и так качественно воспитывал бы там себе сладких омежек, что они бы от восторга пищали. С его разрешения, разумеется. Найти бы ещё время на всякие хобби. – Мх, – Мадара дёрнулся на оглушительно громкий шлепок. Альфа сил не жалел – хотел видеть красные, истерзанные ягодицы, слёзы на глазах и послушание. Горло омеги рефлекторно сжалось на члене, пальцы сжали руль чуть сильнее. Это так остро, просто охуенно. Каждый аспект того, что сейчас происходит, удовлетворяет Сенджу во всех смыслах слова. – Вот так, не останавливайся, – похвалил, когда минет возобновился. Огладил ягодицу ласково вновь, и вновь с размаху ударил открытой ладонью. Он делал это в своё удовольствие, так, как диктовало ему настроение. Не считал, сколько раз, силу не сдерживал. До глухих, гортанных стонов на своём члене, до дрожи этого маленького, наглого омеги. – Остановись, – приказал несколькими минутами позже, почувствовав, что кончит вот-вот. Мадара, впрочем, не только не остановился, но и ускорился. Урок послушания остался неусвоенным. Тобирама не успел что-либо сделать – оргазм накрыл его как раз на повороте на узкую улочку. Благо, движения на ней было минимум, иначе резко затормозивший автомобиль сто процентов бы с кем-то столкнулся. Но альфе удалось безболезненно оправиться от охуенного оргазма, проморгаться от временной слепоты и дезориентированности, увидеть, что он на въезде в район, в котором живёт, поблагодарить вселенную за пустынность местных дорог. А потом посмотреть в глаза бесстыжей занозе. Та усмехалась, виноватой себя совершенно не чувствовала, сидела рядышком, текущая, обнажённая, невероятно красивая, ждущая следующего урока дисциплины. Хаширама идиот такое упускать. Отдавать так легко другому мужчине. Может, и правда больше не любит? В это сложно поверить. Учиха Мадара, похоже, заходит в сердце с ноги и обустраивается там как ему нравится. – Осторожно, – протянул беззлобно, возвращая глаза на дорогу и трогаясь с места. Семьсот метров проехать осталось. – Я омег, которые подвергают мою жизнь опасности в первые же полчаса знакомства, так легко на волю не отпускаю, – просто чтобы понимал, с кем он связывается. – Мм, – не боится совсем, – и сколько их у тебя в подвале скопилось? – С тобой будет один. – Какой быстрый, – не смог не поддеть. – Трахнул бы хоть сначала. Вдруг, ты мне нафиг не сдался? Тобирама усмехнулся. Подвал по этой стерве действительно плачет. Ещё один поворот, и железные ворота отъезжают с нажатия кнопки. Хонда крадётся по ровному асфальту. Замирает под крышей, рассчитанной на три парковочных места. Медленно достав ключи из зажигания, мужчина с предвкушением поворачивается к сладкому, в котором он себе не откажет. – Иди сюда, – взглядом указывает себе на колени. Омега аккуратно перелезает со своего сидения, устраивается сверху, держась за руль, и Сенджу, наконец, входит в его текущую задницу. Голова красиво запрокидывается, длинные волосы ползут по спине. Тобирама наматывает эти волосы себе на руку, тянет голову набок, открывая белоснежную шею. – Нет, – выдыхает омега жалобно, – не надо, Тобирама. Вот малыш и растерял свою дерзость. Умолять, похоже, готов. Урок, стало быть, хороший получится. – Ты когда меня кусал, – шепчет ласково, царапая кожу плеча своими зубами, – думал, я не укушу в ответ? – Это разные вещи. Ах, – альфа потянул его назад, прижимая к своей груди. Волосы не отпустил. Вообще отпускать не планировал. – Ничуть, – не согласился. – Если твои феромоны будут перманентно трахать мой мозг, то мои будут трахать тебя в твоих снах. Будешь помнить, в чьём подвале тебе самое место. Кусает. Глубоко, упоительно. Рот наполняется кровью, руки покрываются мурашками. Мадара стонет так жалобно, содрогается весь, хочет больно перехватить белоснежные волосы, но не может дрожащими пальцами. Ломается под хлынувшим в его тело влиянием. Так-то лучше. Пальцы медленно отпускают чёрные пряди, ведут ласково по голове. Учиха всё ещё заметно подрагивает, дышит сбито. Сомкнув руки на талии, Тобирама помогает ему чуть приподняться, потом вновь тянет вниз. Мадара сорвано выдыхает, хватается за гладкий руль. Всё ещё в себя не пришёл, но очень старается сделать приятно. Набирает ритм, покачивает им автомобиль. А мужчина расслабляется, опускает спинку кресла назад, водит по голой спине, любуется изгибом талии и покрасневшими от шлепков ягодицами. Салон просторный, но в нём всё равно тесно, не очень удобно. Омега устаёт через пару минут, начинает с ритма сбиваться, поэтому Сенджу, открыв дверь, выволакивает тонкое обнажённое тело на улицу. Цепляет один из вечно висящих на заднем сидении пиджаков, одним движением накидывает его на разгорячённый капот своей крошки. Омега гремит лопатками сверху, выгибается, раскрывает перед мужчиной ноги. Стонет протяжно, когда его дёргают за бёдра и насаживают на член до упора. Тобирама берёт его жёстко. У него за их маленькую поездку подчистую иссякло терпение, и омега теперь задыхается, кончая на капоте чёрной машины, тревожа загородный вычурный покой своими сладкими стонами. От этого Учиха оправляется не так быстро, как от минета. Лежит недвижно ещё какое-то время с собственной спермой на животе и чужой, стекающей по аппетитному бедру, смотрит перед собой, ловит дыхание. Сенджу наблюдает за этой красотой какое-то время, потом пальцами за подбородок к себе поворачивает, ловит затуманенный взгляд. – Сам до дома дойдёшь или тебя на руках отнести? – Я дойду, – кивает, хватаясь за протянутую руку и поднимаясь в сидячее положение. – Вино нормальное есть? – Разумеется. Они доходят до вина. Для него у Тобирамы есть отдельная комната с климат контролем, в ней всегда каплю прохладно, но они согреваются друг другом без проблем. Учиха тянет вино, бродит по комнатам, пританцовывая, исследует просторный дом, а Сенджу следует за ним, любуется издалека этой стихией. Добравшись, наконец-то, до спальни, они несколько часов кряду наслаждаются друг другом, приковывают друг друга к кровати наручниками, кусаются, рычат и кончают. Мадара обалденно инициативный, но в то же время абсолютно покорный. В любые позы себя ставить даёт, доверяет с кляпом и обездвиживанием. Вроде бы, нижний от макушки до пят, но с характером верхнего. Охуенный мужчина, которого вне всяких сомнений захочется снова. Часам к двум омега уходит в душ, заявив, что его время подходит к концу, что печально, но крайне удобно. Заснуть сегодня стоит пораньше, чтобы завтра злым в самолёт не садиться. Выйдя из душа вторым, альфа приятно удивляется, спустившись на кухню к ждущей его на столе чашечке кофе. Сам он одеться успел, а вот брюнет так без одежды и ходит. Тобирама разглядывает его в своё удовольствие, пресыщается чувством обладания этим редчайшим покемоном, которым делиться уже не хочет ни с кем. Младший Сенджу по секрету жуткий собственник. Считает этого мужчину своим, так же как считает его племянника своим, и Акасуну, и всех работающих на него людей. Всё, что на его территории, всё, что ему подчиняется, всё, что ему так понравилось шлёпать и брать во все места. Абсолютно всё принадлежит ему, и пусть кто посмеет иначе сказать. – У тебя в холодильнике пусто, – цокает омега разочарованно, прильнув к столешнице своим роскошным бедром. Взгляд буквально зацикливается. Челюсть сводит. – Я не готовлю, – обосновывает комментарий. – Иди-ка сюда, – хлопает по высокому мраморному столу, собранному именно таким и именно в это место с мыслью, что на нём будет кто-то готовить, но, увы и ах, здесь таких людей не живёт. – Есть меня собираешься? – усмехается, подходя ближе. – Собираюсь. – За час справишься? – уточняет, придя прямо в руки. Тобирама обхватывает тонкую талию, приподнимает, сажает перед собой. Хотел с бедра же начать, но тут всё такое аппетитное. Невозможный выбор. – Ты куда так торопишься? – уточняет, укладывая его на стол. Брюнет ёжится от холодного мрамора, наблюдает за альфой внимательно. А тот медленно поднимает стройную ногу, укладывает себе на плечо, целует лодыжку. Рукой скользит вниз по бедру, по животу и груди, мягко шею сжимая, подбородок фиксируя, надавливая на губы пальцем и наблюдая, как они раскрываются. – Доёбываться до моего брата, – бровью ведёт уже не остро. Не дерзит мужчине так явно, как прежде, – прогибать его под твоего в параллель, – со смешком добавляет. – Зачем? – искренне не может понять, снимает ногу с плеча, чтобы открыть себе доступ к ягодице. – Вы, вроде бы, не друзья. Вообще ими когда-нибудь действительно были? – наклоняется. – Были, – стонет громко, выгибается, когда на нём оставляют ещё одну глубокую метку. – Почему перестали общаться? – решает удовлетворить любопытство. Нависает над ним, расставив руки по обе стороны, хотя он никуда и не бежит. – Давай только без сказок о сложном переходе. – Он тебе это наплёл? – смеётся, но как-то не весело. – Придурок, – прикрывает глаза. – Соврал? – осведомляется просто чтобы факты выровнять. – Нет, – качает головой. Его нога выскальзывает из-под альфы, чтобы пяткой в стол упереться и прильнуть к мужским рёбрам для удобства. Вторая так и остаётся свешенной со стола. – Переход у меня действительно был сложным. На меня до него возлагали очень много надежд, я же был главным наследником. Но получился омегой, – на удивление, он сказал об этом совершенно не едко. Даже как-то любовно. – Единственный прок, который отец видел в таком ребёнке – это выдать его замуж за богатенького альфу. – За моего брата? – предположение как-то очень органично построилось. – А ты молодец, внимательно слушаешь, – ленно щёлкнул альфу по носу, и Тобирама не стал его за это наказывать. – Мне тогда сказали быть благодарным, что это не старик извращенец, а мой близкий друг. Типа, судьба была ко мне благосклонна. А я, – ладонью провёл по мужской щеке, – ебал эту судьбу, Тобирама. И ваш блядский патриархат. Меня тошнит от этого общества, от всей аристократической породы. – Мм, – протянул, наблюдая, как его рука медленно укладывается обратно на стол, и видит, что человек перед ним на самом-то деле ощущает себя безвольной куклой в руках остальных. Поэтому и кусается. Кто бы не кусался? – От меня тоже тошнит? Я именно такой породы. – О, в этом не сомневайся, – заверяет омега. – Ты, конечно, охуенно горячий, малыш, но твой подвал так и останется пустым. – Посмотрим, – хмыкает альфа, абсолютно не боясь этой категоричности. – Ты не вышел за моего брата из принципа? – Да, – признался легко. – Любил его? – Да. – Спал с ним? – Никогда. – Хороший мальчик, – хлопает по бедру мягко, – перевернись на живот и подними свою сладкую задницу. Он хмурится чуть, не понимает сначала. – В темпе, или снова отшлёпаю. – Когда именно тебе пришло в голову, что мне не нравится, когда меня шлёпают? – уточнил брюнет, послушно переворачиваясь на живот и выгибаясь в пояснице. – О, я знаю, что нравится, – ударил ладонью для профилактики прямо по свежему укусу, сорвав с губ звонкий стон, – но ещё больше тебе нравится слушать всякие угрозы в свой адрес и типа ломаться под ними. – Хн, а ты всё-таки проницательный, – признаётся неуловимым шёпотом, а Сенджу усмехается, потому что Мадара всё-таки коммуникативный. – Ах, нн… Омегу всего сводит буквально, когда язык Тобирамы касается ануса. Одно сладкое наблюдение об этом омеге: он первоклассно терпит боль, но совершенно не умеет терпеть удовольствие. Теряет все свои маски под ним, становится уязвимым и безобидным. Стонет жалобно, цепляясь за край стола, извивается, дёргается, умоляет, плачет. Чашка улетает со стола, разлетается где-то вдребезги, разливая кофе на пол и на стоящие поблизости столешницы, но кто бы это заметил. Через несколько минут, наслушавшись вдоволь скулежа и молитв, Тобирама сдёргивает брюнета со стола и мягко входит в него. В этот раз берёт медленнее, продолжительнее, мучительнее. Понимает, что после этого придётся отвезти его к Фугаку, но эгоистично не хочет ещё отпускать. – Точно не хочешь в подвал? – уточняет, когда они оба на полу пытаются отдышаться друг от друга. – Да ты, – смеётся порывисто, – мелкий сучонок, – лениво хлопает альфу по плечу, но тот лишь усмехается. – На вот, кусай, – вытягивает перед ним, вдруг, свою тонкую руку. Тобирама перехватывает запястье, бросает омеге вопросительный взгляд. – Прелесть. Ну чего ты застрял? – протягивает едва не по-матерински. – Кусай, говорю. Тобираме совершенно не нравится этот тон, но он всё же кусает. – Собираешься так брату на нервы действовать? – догадывается, с удовольствием слизывая кровь со своих губ. – Вообще-то, – повернулся Мадара, – я собирался трахнуть его водителя у него на рабочем столе. – Пфф… – серьёзно, он не помнит, когда в последний раз так сильно смеялся. – Но с твоими метками он в жизни ко мне теперь не притронется. Ну что ты смеёшься, козёл? – сам против воли начинает смеяться. – Я с удовольствием трахну тебя на его рабочем столе, – протянул с ещё не угасшей улыбкой. – Ты, – вновь ткнул в него грубо пальцем, – отвезёшь меня к нему и сразу же свалишь. Пара меток на видном месте его и так выбесит, а тебя, солнышко, я видеть больше в своей жизни не хочу. – На видном месте? Сенджу наклоняется к нему, отчего мужчина вжимается сильнее в столешницу, у которой сидит. Съёживается весь, льнёт к ней как может, вздрагивает, почувствовав на своей шее руку. Тобирама вдыхает вспышку страха и неуверенности, улыбается сам себе с этой реакции, а потом кусает в заключительный раз. До дрожи, до попыток его оттолкнуть и очень жалкого, еле слышного стона. Укусил не в заднюю часть шеи, не рядом с плечом. Туда, где кожа ужасающе тонкая, а прямо под ней совсем рядом артерия. Страшное место для обеих сторон, ибо человека так можно за минуты убить, промахнувшись. Но Тобирама не промахивается. – Ты же знал меня ребёнком, – тянет низко, касаясь своими губами чужих, размазывая по ним потрясающе ароматную кровь. – Должен немного представлять уровень моей избалованности. – Что за глупости? – шепчет несмело, начиная осознавать собственный промах. – Ты был ангелом. Светленьким, послушным и кротким. Мне на секунду даже почудилось, что меня дети не бесят. – И теперь, – вновь пальцем губы огладил, но в этот раз они для него не раскрылись, – тебе почудится, что тебя от меня не тошнит. Я всегда добиваюсь желаемого, – обещает, предупреждает, даёт шанс не брыкаться. Но там с первого раза же не поймут. – Ты, несносный ребёнок, мне не угрожай, – смотрит прямо, говорит ровно, даже пахнет нейтрально, но неуверенностью откуда-то всё же сквозит, – ты себе представить не можешь, проблемой какой магнитуды я могу стать, если меня разозлить. – Я собирался сказать то же самое, – усмехается, наслаждаясь перепалкой не меньше, чем всем, что ей предшествовало. – Номер телефона мне сюда, – выцепил из кармана мобильный, – и только посмей хоть раз не ответить – шлёпать буду уже не рукой. Омега со вздохом телефон в руки взял, номер вписал. – Позвони, с незнакомых я не беру, – буркнул мужчина. Альфа позвонил. Если бы он знал, что номер ему дали не верный, поаплодировал бы актёрской игре, ибо Учиха так правдоподобно замер, ожидая услышать мелодию своего телефона, так по пространству взглядом побродил, что Тобирама даже не почувствовал в этом фальши. – Он в машине, – сам же напомнил ему. Мадара ушёл принять короткий душ, оставив Сенджу убирать с пола осколки и вытирать пролитый кофе. Спустился омега опять обнажённым, и это опять удивило, пока не дошло, что одежда тоже осталась на заднем сидении хонды. – Подожди, – попросил омега, одевшись и устроившись на пассажирском. Приготовившийся заводить автомобиль Тобирама, замер, повернулся, наблюдая, как телефон к уху подносят. – Малыш, – голос стал таким ласковым, что без визуальной составляющей в жизни бы не поверилось, что это Учиха Мадара, – ты у Кушины уже? Саске с тобой? А домой когда собирается? – хн, так вот оно что. Доёбывание Фугаку должно происходить вдали от детей. Почему, интересно. – Пусть не торопится, окей? И позвонит мне, когда выедет. Да, я буду там. Мм, привет передай, – улыбнулся. – Ага. Люблю. – Надо же, – протянул Тобирама, восхищаясь его двойственностью. – Ох, заткнись, – почти хлестанул его по щеке, но альфа успел запястье поймать и сжать как следует. – Поехали, – стрельнул омега взглядом, безрезультатно пытаясь высвободиться. – Они не дома. – А где они? – уточнил, уже зная, чего ему хочется. – Тебя это касается? – не понял Мадара. – Отпусти. – Как факт прими, что не отпущу, – расслабил пальцы, не тонко намекнув, о каком «отпустить» идёт речь. – Адрес детей в навигатор введи, – приказал, заводя любимый автомобиль. – Зачем? – Хочу посмотреть на них без Фугаку, – это правда. – И дать Итачи один интересный проект, – тоже правда, хотя секунду назад не было ей. Проект у него действительно есть, но он немного вне компетенции его маленьких пчёлок. Гоночный автомобиль, в который работающая над ним прежде – ныне уволенная – команда попыталась впихнуть слишком много инноваций, при этом сделав сам болид слишком капризным, чтобы выставлять его хоть куда-то. Чувствительное управление, сопротивление воздуха в дисбалансе, но хуже всего, разумеется, то, что он как надо при ударе не складывается. Грубо говоря, после аварии машина будет не всмятку, но водитель умрёт. Короче говоря, хуёвый продукт, который до мира допущен не будет. Сенджу собирался передать его ребятам в штатах, посмотреть, что они с проектом сделают, но почему бы не дать шанс своей японской булочке покорпеть над этим сначала? Возможно, прелесть вновь его удивит. Прелесть, да. Трудно было не представлять Итачи на сиденье прямо рядышком с его бесстыжим дядей. Ещё труднее было не вписывать его фантазией в их общие сцены с кляпами и наручниками. Это тот ещё фетиш, но, возможно, Тобирама хочет начать коллекцию. Подсказывало что-то ему, какое-то шестое чувство, что мелкий омежка из их семьи тоже ловит кайф от хорошей порки и умеет брать глубоко в рот. Омеги, растущие у манерных, душных папаш – самые раскрепощённые в постели создания. Принимая во все места, пытаются фигурально вставить родителям.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.