Венец из волчьих ягод

      Прежде чем проведать Василя в лазарете, я предприняла с десяток попыток не делать этого. Я страшилась увидеть брата, снова услышать его мольбы вернуться. Видят боги, я была в нескольких шагах от того, чтобы поддаться на уговоры, и даже приближающаяся ночь не уговорит меня остаться в Эголле. Я усмехнулась, а мои шаги отбивали мерную дробь о мраморный пол замка. Конечно, все это преувеличения, а моя миссия была важнее прочего, но и братьев я любила всем своим сердцем. И на этот раз намеревалась проститься с ними как следует.       Клюква семенила рядом, иногда косясь на меня хитрым глазом. Мы уже успели обсудить планы на этот вечер, и волчица милостиво согласилась прогуляться до завтрашнего полудня по Альпутте. Подруга не упустила шанса подначить меня по этому поводу, но даже несмотря на эту ее вредную черту, я любила ее всем сердцем и была благодарна за поддержку. Думать о том, что завтра Гурьян обязательно все поймет, не хотелось. Нужно немедля выпроводить братьев из Эголлы, потому что отчитываться еще и перед ними — врагу не пожелаешь.       Я добровольно шагнула в самое пекло, и в этом была только моя вина, а значит нести ответственность за последствия мне одной.       — Княжна Сильванна, — уже знакомая мне лекарка глубоко поклонилась, скользнув по мне безразличным взглядом. — С вашим братом все хорошо. От раны не останется из следа, — пообещала она, многозначительно хмыкнув. — Тренировочные залы не для мужчин, — напомнила глимма, покачав головой. — Кто знает, чем могло обернуться неосторожное обращение с нашим оружием.       Хитрый братец не рассказал, что это дело рук Варассы. Из гордости или из желания не доставлять мне проблем? Мне хотелось верить в последнее. Кивнув лекарке в знак благодарности, я перешагнула порог лазарета. Внутри пахло травяными маслами и спиртом. Почти так же пахло в покоях принца Варассы. Я на мгновение застыла, ластясь в разнообразии ароматов. Целительская магия окутала меня с ног до головы, искрясь зелеными всполохами.       — Сильва.       Я дернула плечом, обратив взгляд на сидящего ко мне спиной Василя. Он поправлял рукав окровавленной рубахи и, видимо, уже собирался уходить. Я медленно выдохнула и сделала шаг вперед. Клюква осталась у порога, не желая мешать, но я ощущала ее незримую поддержку.       — Василь, — я выдохнула, остановившись у его плеча. Брат не поднял взгляда, стыдясь.       — Я хотел защитить тебя, — неожиданно просипел он, и весь мой запал разом исчез. Я медленно выдохнула, оглянувшись на Клюкву. Та только махнула хвостом. — Финист был уверен, что отец продал тебя.       — Я уехала по собственной воле, — я поджала губы и осторожно села рядом. Василь вздрогнул. — Есть дороги, которые ведут прочь из дома. И моя дорога такова. Я бы хотела извиниться за то, что не сказала вам, но не стану.       — Я бы понял тебя, Сильва, — в сердцах воскликнул брат, схватив меня за руку. Его бесцеремонная манера всегда раздражала меня, но сейчас я только покачала головой.       — Поэтому ты решил помериться силами с моим женихом? Из понимания? Это было глупо и безрассудно. Лум гоблину не соперник.       — Сомневалась во мне? — Василь кривовато усмехнулся. Я фыркнула. — Он так хотел тебя защитить, — брат неожиданно перешел на шепот, скривившись в ревнивой гримасе. — С таким отчаянием и страстью. Ты касалась его. Сейчас, — Василь окинул меня ленивым взглядом и спрятал лицо в ладонях. — Прости, что я так поздно это понял.       — Понял что? — я насупилась, приготовившись опровергать очевидные вещи.       — Что ты взяла его в оборот, — брат хмыкнул, а взбешенно покраснела.       — Почему всякому надобно обсуждать мои решения и действия, — рыкнула я, отстранившись от него. — Я уже наслушалась претензий от Гурьяна. Избавь меня от своих. Мне двадцать пять лет, Василь. Я в состоянии сама выбирать, что и с кем мне делать.       — Я так и сказал, — брат озадаченно вскинул брови.       — Нет, не так, — я медленно выдохнула, приказав себе собраться. — Тебе вообще стоило молчать. Оставь свое мнение при себе.       — Я не хотел тебя обидеть, — Василь привалился к моему плечу, и я застыла.       — Я знаю, — вспомнив, что пришла сюда не за ссорой, я вздохнула, позволив брату себя обнять. Впервые за три года. — Я здесь ради Асена. Всегда так было и будет. То, что происходит между мной и Варассой, ничего не значит.       — Ты жестока, сестра, — Василь рассмеялся, довольный тем, что я подпустила его к себе очень близко.       — Пусть так. Но я буду справедлива в своей жестокости.       Взамен на мое удовольствие Варасса получит то, чего так страстно желает. Я дарую ему свободу. Ивовый венец на челе раба — Эголла не простит мне этого, но только так я смогу искупить свою вину перед принцем, которого собиралась использовать. Я была почти уверена, что смогу возместить свое бессердечие великодушием монархини. Варасса станет королем, независимым во всех смыслах этого слова. Я даже попробую дать ему разрешение на наложниц, ибо всякий достоин любви. Пара ночей не должны означать пожизненную верность мне.       — Я не скажу об этом Асену, когда он очухается, — заговорщицки пообещал брат, а я удивленно округлила рот, окинув его внимательным взглядом. — Слово младшего княжича.       — У тебя нет выбора, — я пришла в себя и зловеще улыбнулась. — Спасибо, что веришь в меня. Но тебе все равно нужно уехать. Ты обещал, — предостерегла его я, видя, что брат собирался возразить. — Здесь вам делать нечего. Напомни Финисту, что он наследник, и катитесь восвояси.       — Даже не пригласишь на помолвку? — Василь болезненно улыбнулся. Я покачала головой.       — Нет. Завтра утром я приду попрощаться. Официальное приглашение Красногорскому Княжеству на свадьбу отправлю в конце осени.       — Ты злишься на нас, Сильва?       — Очень, — я серьезно кивнула, но мои глаза хитро блестели. — Обещаю, как только я со всем разберусь, приеду домой.       — Неужто на охоту с нами сходишь?       — Схожу. Если поклянешься меня не донимать.       — Прости нас, — Василь свел брови к переносице. — Финист не пытается тебя контролировать. Он любит тебя, слышишь? Он говорил с барином Урогом, чтоб не смел хоронить Асена без твоего слова, а всех, кто шептался о твоем побеге в Эголлу, колотил прямо на площади.       Я молча кивнула. Финист всегда был таким, яростным, отчаянным. За меня и братьев он бы и медведя голыми руками порвал. В точности, как и я сама. Хоть в чем-то мы с ним были похожи.       Не попрощавшись, я покинула лазарет, чувствуя спиной пронизывающий взгляд Василя. Завтра я отправлю их в морозное утро до начала декабря. И когда они прибудут снова, их встретит королева Эголлы.

***

      Как полагается хорошим слугам, они не задали ни единого вопроса, когда Варасса приказал принести лучшие масла и одежды. В иных случаях перед предстоящей близостью мужчину ожидал целый ритуал, но в распоряжении Вара был только он сам и несколько часов времени. Слуг пришлось выпроводить, чтобы не травить лишние слухи. Масла можно списать на лекарский интерес, а новые одежды — на богатейскую прихоть.       Принц расправил темно-коричневое расшитое золотом платье с глубоким вырезом на бедрах и груди. Шумно сглотнул, оглядев следующее, которое было еще откровеннее. Видимо, дворцовые слуги хорошо знали подобные приказы. Поразительная невозмутимость. Варасса кривовато усмехнулся, чувствуя, как щеки обдало жаром. Княжна заверила, что ей нет дела до его внешнего вида, так отчего принц сейчас так взвинчен? От него требуется выполнить простейшую функцию, для которой только рожден мужчина.       Варасса закрыл лицо рукой, шумно выдохнув. Солнце уже садилось, окропляя последними лучами вечернюю землю. Легионерши готовились к выступлению на мыс Никса, принц слышал звуки тренировочных боев, когда возвращался с ужина. Он никогда не участвовал в общих построениях. Маут Гулам обходился индивидуальными учениями, изредка являясь на показные сражения по личным приказам матери. Варасса не убивал, но нет гарантии, что не убьют его, поэтому приходилось на износ работать во благо собственного выживания.       Его тело было сильным, мощным, выносливым. Шрамов было немного, но королева Каланта лично следила за тем, чтобы каждое увечье, полученное Маут Гуламом на войне, осталось с ним навсегда. Варасса не знал, как на это отреагирует княжна. Быть может, испытает отвращение и прогонит его прочь. Юноша содрогнулся, натягивая на чистое тело самое пригодное по его мнению платье, из темно-зеленого шелка, расшитое серебряной нитью. Варасса не был рожден для нежности, для женьего удовольствия. Бесконечные войны и сражения превратили его в один сплошной незаживающий рубец, как снаружи, так и внутри. Каланта позволяла залечивать лекарям только его лицо, чтобы принц не терял «товарного вида».       Варасса остановился перед зеркалом, принявшись расчесывать длинные вьющиеся волосы. На смоляных прядях блестели капли воды, словно драгоценный жемчуг. Мыс Никса находится на территории Золотого моря, самого теплого на Миагере. Там полным-полно жемчуга и ракушек. И сейчас они все залиты кровью. Руки принца дрогнули, и деревянный гребень запутался в волосах.       Укрыться бы от мыслей таких, убежать, даже если княжна побрезгует им после того, как увидит шрамы, лучше заботиться об этом, а не о приближающемся отбытии в самое пекло. Варасса так сильно устал от войны.       «После свадьбы перестанешь быть Маут Гуламом. Никаких больше битв. Я позабочусь об этом»,— так сказала Сильванна, и Вар ей верил, так слепо, будто она была богиней. Даже с одним только обещанием на губах, он был готов пойти за нею хоть на край света.       Принц коснулся своих губ. Стараниями лекарок его лицо выглядело так, будто королева Каланта минувшим утром и не думала наказывать сына. Княжна не должна была видеть его таким, но Варасса даже не представлял, какая сила потянула его навстречу к ней. К женщине, которая предложила ему близость без обязательств, которая одним только таким словом обесчестила его, унизила так сильно, что после этой ночи принц рисковал оказаться на виселице. Ни один мужчина Эголлы не имел права распоряжаться своей девственностью до свадьбы, и каждый об этом знает. Кроме, разумеется, чужеземцев. О таких вещах не пишут в книгах и не рассказывают паломники. Даже патриархальный Амирак оставил в далеком прошлом традиции «чистых невест», и только Эголла продолжала трястись над своими обычаями.       Варасса мог бы все объяснить, мог бы отказаться, но выбрал свой путь из жгучего страха потерять расположение княжны. Важнее невинности для мужчин Эголлы было только женское слово. Если Сильванна возжелала это тело, она его получит, и не будет для нее препятствий, уж Варасса об этом позаботится.       Принц убрал гребень и собрал волосы в аккуратный пучок на затылке так, чтобы была видна рабская метка. Княжна должна знать. Его руки тряслись от ужаса, но в глазах горел упрямый огонь. Варасса оглянулся на приготовленные для этого вечера веревку, кинжал и настойку из зимовницы.       Солнце село за горизонт, и мир окутала ночь. Пора.

***

      Получив приказ отвести Клюкву в сад и не беспокоить меня до завтрашнего полудня, Гурьян едва ли ядом не плюнул. Он прекрасно знал, зачем мне все это, видел меня насквозь. Но молчал. После приема у леди Аши мы так и не поговорили, и воевода явно затаил обиду. Придет час, и он потребует с меня и за угрозы, и за предательство Асена. Придет час, Гурьян выступит против меня, и я пойму его.       Без Клюквы покои опустели. Я вздохнула, покосившись на свое отражение в зеркале. Перед тем, как пришел Гурьян, Клео успела обратиться и заставила меня привести в порядок волосы, потому что выряжаться в самые красивые сарафаны я отказалась. Не тот повод. Оборотница сплела косу, украсив красными лентами и, если бы я не воспротивилась, заколола бы волосы каменным гребнем. Подарок принца, как и ивовую ветвь, я спрятала на дно сундука. Варасса видел, как я носила гребень, но почему-то сейчас я решила любыми способами доказать свое безразличие. Только в глубине души осознавала, что уже ничего не поможет мне оправдаться ни перед Асеном, ни перед самой собой.       «Это не предательство, Виви. Подумай, разве ж не поняла бы ты Асена, коли он на твоем месте был?»       Поняла бы, но только потому что сама теперь знаю, каково это. Поняла бы, потому что знаю, Асен бы никогда так не поступил, ждал бы, верил до последнего, а сегодняшней ночью я докажу, что перестала надеяться, пустила все на самотек, забыла. Поэтому Гурьян бесится, не из-за моей неверности, а из-за отчаяния. Даже Василь продолжал верить, а ведь он больше всех недолюбливал Асена.       Так люблю я его в самом деле, али у Волчьей Княжны, правда, нет сердца?..       Видит Светлоокий, я сойду с ума раньше, чем Варасса явится на мой порог. Я жестко усмехнулась своему отражению и откинула жаркую косу за спину. В любом случае бежать некуда, я сделала все, чтобы этот вечер случился. И отступать не в моих правилах.       Сама же клялась, что не притронешься к принцу, покуда не встанет вопрос о наследнике! Сама же зареклась, а сейчас мечтаешь об одном только поцелуе!       Я шумно выдохнула, схватившись за раму зеркала. Правда, все правда, вот только я сама себе больше не указ. Как подумаю о губах жарких да мягких, о коже горячей, а волосах густых… Пропала, просто пропала. И жених, что остался дома, больше не держит. Мои глаза заблестели от слез, и я гневно рыкнула, ногтями впившись в ладони. Когда Асен очнется, я в любом случае к нему не вернусь. Я стану королевой, а он останется в Красногорье, и в этом не было никакой тайны.       Чужое присутствие я уловила с чуткостью охотничьего пса. Резко обернувшись, я немигающе уставилась на дверь. Теплая лекарская магия лилась сквозь замочную скважину, рвалась ко мне, и сердце мое сжалось. Варасса не знает, что я на веки отдана другому без всякой брачной клятвы. И я надеялась, что еще долго будет оставаться в неведении.       — Войдите, — я сделала все, чтобы мой голос не дрожал. Слезы высохли, и только сердце продолжало отбивать громкую дробь.       Дверь скрипнула, и я затаила дыхание, не ожидая увидеть того, что видела сейчас. В Красногорье много толковали о причудах эголльских мужчин носить платья и бабьи цацки, много язвили и осуждали, но я сама никогда не видела подобного. Король Мэриал носил традиционную одежду Лунариса, а король Рунн так и вовсе обе наши встречи был в брюках и просторной рубахе. Как и принц Варасса до этих самых пор.       — Доброго вечера, княжна, — юноша склонился в поклоне, и я успела заметить, как заалели его щеки.       — Ваше Высочество, — сиплым голосом поприветствовала я, бессильная, чтобы отнять взгляд.       Мужские платья в Эголле разительно отличались от женских сарафанов Красногорья. Сшитые специально на гоблинскую фигуру, они не уродовали ее, а напротив, подчеркивали. Пусть сгинет в самых страшных муках клеветник, посмевший осудить подобные обычаи. Я шумно сглотнула, скользнув взглядом по вырезам на бедрах, сквозь которые была видна гладкая смуглая кожа. Гладкая. Я даже дернулась от этого осознания. Боги.       — Что это? — я моргнула, заметив в его руках веревку и кинжал. Не самый удачный набор вещей для первой ночи.       — Это вам, — Варасса осмелился поднять на меня взгляд и вложил принесенную чепуху мне в руки. Я опешила.       — Зачем? Собрался шинковать фрукты к вину? — я поздно поняла, что шутка получилась неудачной. Принц нахмурился еще сильнее. Плечи его подрагивали. Право слово, будто я измываться над ним собралась!       — По традициям Эголлы во время первой близости женщина связывает мужчину, а после ранит его, — он кивнул на кинжал, а у меня кровь застыла в жилах. — Это дань боли, которую женщины испытывали многие века назад, когда мужчины не знали управы.       — Дикость, — прошипела я, бросив и веревку, и кинжал на пол. Варасса вздрогнул и попятился. — Эта встреча не больше, чем просто встреча. Оставим кровавые ритуалы до свадьбы, — чуть мягче произнесла я, сделав к нему осторожный шаг. — Считай, что сегодня все будет по традициям Красногорья.       — Как же? — принц понизил голос до шепота, словно боялся привлечь к себе хоть какое-то внимание. Моя душа только что не разрывалась от этого.       — По велению сердца, — я пожала плечами, выдавив из себя улыбку.       Наставница Азегиль никогда не говорила со мной о брачных традициях Эголлы, потому что сама не знала всех подробностей. Вокруг этой темы ходило множество легенд, додуманных, передуманных, совершенно нелепых. Говорили, будто мужское целомудрие здесь продавали как товар. Я протяжно вздохнула, снова оглядев Варассу с ног до головы. Напряжение, что искрилось между нами, было практически видимым.       Перешагнув через веревку и кинжал, я оказалась практически вплотную к принцу. Закинула голову, чтобы взглянуть в его глаза. Мои ладони взмокли, а в голове роились тысячи мыслей. Такого просто не могло быть, я готова была поклясться на крови.       — Ты до сих пор можешь отказаться, — тихо напомнила я, осторожно взяв его за руку. Варасса шумно выдохнул.       — Все в порядке, княжна, — его пальцы подрагивали.       — Хорошо, — я сжала его ладонь, почувствовав грубые мозоли, натертые рукоятью меча.       Быть может, мне только кажется. Быть может, это воспитание Эголлы, диктующее мужчинам быть покорными и робкими. Но я смотрела в темные глаза и видела там отражение страха, природу которого понять не могла. Разве ж такая я грозная, чтобы шарахаться от меня? Разве ж могла я причинить боль? Я нахмурилась, размышляя над тем, что успела наговорить, чтобы внушать первозданный ужас. Варасса терпеливо ждал следующих моих действий и, кажется, даже не дышал.       — Послушай, — я нахмурилась, положив ладони на его грудь. Принц не шелохнулся, только чуть приоткрыл губы, пытаясь выровнять дыхание. — Я позвала тебя сегодня не для того, чтобы выяснять, чего ты боишься. Это обоюдное удовольствие. И если ты собираешься стоять столбом, можешь идти. Это был не приказ, а всего лишь предложение, — так вот оно что, вот как звучит моя жестокость. Мне тут же захотелось забрать свои слова назад.       — Прошу простить меня, княжна, — по-прежнему тихо отозвался Варасса, слегка тряхнув головой. Взгляд его прояснился.       — Прощаю, — вздохнула я, дернув его на себя. Принц поддался, склонившись ко мне. — Все хорошо, — с долей нежности прошептала я, коснувшись его щеки. Варасса зажмурился, вверяя мне себя.       Что же с вами, принц?       Я огладила его лицо, вслушиваясь в сбитое дыхание. Скользнула пальцами к шее, плечам. Неглубокий вырез на его платье позволял видеть мягко очерченные ключицы и крепкие мышцы груди. Огонь во мне воспылал практически мгновенно. Я прикрыла глаза и ткнулась носом в его шею, втянув носом запах теплой чистой кожи. Варасса пах луговыми травами, дождем и какими-то сладкими фруктами. Последний аромат был следствием масел, которыми кто-то щедро облился перед визитом сюда. Я улыбнулась, прислушавшись к биению его сильного сердца.       — Видишь, не такая я и страшная, — я позволила себе смешок и открыла глаза. — Что это? — я охнула, заметив почти зажившие синяки на его шее.       — Не так важно, — прохрипел он, дернув подбородком. Я нахмурилась, коснувшись посиневших пятен губами. Королева Каланта слишком далеко зашла в своих наказаниях.       Варасса вздрогнул всем телом, тихо застонав. Мне до безумия нравилось, как он реагировал на любое мое касание, но эта черная магия, какая вдруг вспыхнула искрами, мешала сосредоточиться на удовольствии. Я завела руку за его шею, и принц протестующе мотнул головой, но я успела коснуться шероховатой поверхности темной метки. Рабское клеймо.       — Тише-тише, — я снова притянула его к себе, коснувшись горячих губ в поцелуе. — Я все знаю. Еще в первые дни догадалась… лумы ведь чувствуют магию, ты помнишь? — сбивчиво зашептала я, снова и снова касаясь его губ.       — Что вы будете делать? — Варасса с усилием отстранился, поймав мой взгляд.       — В данную секунду? — я дернула уголком рта, не позволяя ему отстраниться. — Я не знаю, что в Эголле принято думать по этому поводу, но будь ты хоть сто раз рабом и столько же раз Маут Гуламом, я не откажусь ни от своей цели, ни от этой ночи.       Он жарко выдохнул, а я снова прильнула к его телу. Я справедливо рассудила, что на этом все проблемы закончились. Пусть знает, что мне нет дела до его статуса и безумия королевы Каланты. Я просто хотела окунуться в его тепло и остаться в нем до самого утра. Да и с чего бы такая реакция? Неужели женщины, с какими он был до меня, не ведали о метке? Глупости.       Я подняла глаза, встретившись с его взглядом, и Варасса склонился надо мной, беззвучно шевеля губами. Пара вьющихся прядок выбилась из прически, и теперь ниспадали на его лоб. Непростительная красота. И вся она для меня одной. Подобная мысль подстегнула желание, и я сложила руки на его бедра, мягко потянув на себя. Принц вздрогнул, последовав за моими движениями.       — Ты хотел что-то рассказать. О метке? — глухо спросила я, прижавшись губами к вырезу на его груди.       — Нет, — Варасса застонал сквозь сжатые зубы, и от этого звука подкашивались колени.       — Нет? — я провела языком по ямочке между его ключицами, задрожав всем телом. Боги. — О чем же тогда? — сипло спросила я, резко развернув его к расправленной кровати спиной. Варасса, не ожидав от меня такой прыти, осел на мягкие перины и теперь смотрел на меня снизу вверх.       Я усмехнулась, властно раздвинув его ноги. Подол платья выразительно задирался, а мысль, что я делаю это с мужчиной, которого желала до изнеможения, сводила с ума. Я стояла над самым опасным воином Эголлы, смотрела в его глаза и видела там ответное желание. Могла касаться его тела, могла целовать полные губы, могла слышать его стоны.       Обхватив его лицо обеими руками, я заглянула в темные глаза, пытаясь считать все эмоции до единой. Но заметив там никуда не девшийся страх, напряглась.       — Что ты хотел мне рассказать, Варасса? — имя, слетевшее с моих губ, заставило принца вздрогнуть. Он накрыл мою ладонь своей, безвозвратно потерявшийся в своих ощущениях.       — Меня никогда раньше не касалась женщина.       Признание застыло между нами, и комната погрузилась в звенящую тишину. Мое сердце отбивало глухую дробь, отказываясь верить прозвучавшим словам. Это все чушь, откровенная и бесстыдная. Я недоверчиво прищурилась, но Варасса вдруг сжался, словно готовился принять удар. И в этот момент я все поняла.       До того, как в свои права вступила Эпоха Звезд, в Эголле правили короли, и при них существовали зверские законы, диктовавшие девушкам сохранять целомудрие до свадьбы. С приходом Дома Камня и Ивы все изменилось, об унизительных правилах было забыто… так я думала до сих пор. На самом деле вместо отрубленной драконьей головы выросло еще две.       — Что вас удивляет, княжна? — Варасса нашел в себе силы на улыбку. Мне было не до смеха.       — То, что вы принц, и на вас распространяются общие правила, — ровно ответила я, не убирая рук с его лица.       — И что? — Варасса оскорбленно вскинул бровь. — Для меня законы Эголлы так же священны, как для любого другого мужчины.       — Прошу прощения… Я не хотела вас обидеть. Просто это удивляет. Я лишилась девственности в восемнадцать, — необдуманно призналась я, и на мгновение в голове всплыл светлый образ Асена.       Варасса молча кивнул, никак не отреагировав на мои слова. Я же окунулась в новый пожар, на этот раз вызванный осознанием того, что мужчина передо мной не знал до этого близости. Я буду первой у него. И на место обжигающего желания пришло острое чувство ответственности за чужие чувства.       Я медленно выдохнула, поймав взгляд темных глаз, и ободряюще улыбнулась. Стыд за сказанные ранее жестокие слова обдал кипятком, но я заставила себя собраться. Варасса не отводил взгляда, смотрел с какой-то неземной преданностью, и у меня не было права на ошибку.       Я нагнулась к его лицу, оставив теплый поцелуй на лбу, провела носом по щеке, вслушиваясь в чуть сбитое дыхание. Прильнула грудью к его груди, плотнее прижалась бедрами, чувствуя его возбуждение. За двадцать восемь лет — ни разу? Значит ли это, что я первый раз дарую ему сладкое удовольствие?       В старой Эголле глиммам, лишившимся девственности до свадьбы, вырезали детородные органы и сшивали обезображенную вульву.       — Тебе нельзя, верно? — догадка прошибла до костей. — До свадьбы? Это карается наказанием, я права?       — Да, — Варасса чуть отвернулся, и плечи его мелко подрагивали. — По новым законам — до помолвки.       — Почему ты не рассказал? — тихо спросила я, осторожно повернув его голову к себе. — Я не заставляла тебя. Почему не остановил сейчас?       — Слово женщины — выше любого закона, — заученно произнес принц, а я болезненно улыбнулась, прижавшись к его губам.       — Глупый. Мое слово такое же, как твое. Я не хочу, чтобы тебе было больно, — я поморщилась, подумав о том, что Каланта, наверняка, пожелала бы лично наказать сына. — Прости меня.       Варасса уставился на меня во все глаза, и я едва удержала улыбку. Боги. Неловкий, растерянный, такого бы только целовать днями напролет. Я мотнула головой, подавшись еще ближе. Принц застонал, попытавшись отстраниться. Я не позволила. В таком виде я ему из покоев все равно выйти не дам.       — До помолвки пара дней, — жарко прошептала я в его губы. Варасса обмяк, глядя на меня из-под полуопущенных ресниц. — Но я не нарушу законы, если сделаю так, — с этими словами я толкнула его в грудь, повалив на подушки, а сама взобралась сверху. Принц раскинул руки в разные стороны, готовый выполнить любое мое желание. И ради того, чтобы он смотрел на меня так всегда, я и сама готова была на все.       Мои руки скользнули к завязкам на боках. Скользкие шнурки были затянуты кое-как в две руки, и я с легкостью распустила небрежную вязь. Варассу подо мной подбросило. Я метнулась к его лицу, пылко поцеловав.       — Одно твое слово, я перестану, — заверила я, внимательно посмотрев в его глаза.       — Я весь ваш, — прошептал принц, призывно раскрыв губы. Я снова пропечаталась к ним в поцелуе, взявшись за шнурок на другом боку. Это платье словно было создано для того, чтобы его снять.       Подумав об этом, я едва ли не затянула веревочки еще туже. Варасса предпринял попытку помочь, но довольно быстро сдался, предпочтя просто лежать подо мною, шумно дыша. Я хмыкнула, проведя пальцами по полоске оголенной кожи на боку. Юноша дернулся, хрипло вздохнув. Его губы дрожали.       Воеводы часто рассказывали о Маут Гуламе. О том, что сражается он как зверь и выглядит, как ожившая скала. И никто в целом мире не узнает, о том, как звучат его стоны. Никто кроме меня.       Последнее, что удерживало платье на теле Варассы, были пуговицы на плечах. Расстегни их, и наряд распадется на два отреза ткани, расшитых серебром. Представив эту картину, я шумно выдохнула, склонив лицо к вырезу на крепкой груди. Сквозь плотный шелк были видны очертания напрягшихся сосков. Повинуясь спонтанной мысли, я обхватила один губами, ощутив жар кожи даже через ткань.       — Княжна, — принц сипло выдохнул, прикрыв лицо ладонью. Я подняла на него глаза, выпустив изо рта сосок.       — Сильва, — шепнула я, склонившись над его губами. — Можешь звать меня Сильвой.       — Сильва, — повторил он хриплым шепотом. Я сглотнула, потянувшись к пуговицам, скрепляющим рукава.       В моей душе пылали пожары, вздымаясь до самых небес. От возбуждения искрило перед глазами, но я не оглядывалась назад. Первая пуговица была расстегнута. Варасса не спускал с меня взгляда, и я видела в его глазах такой же огонь. Двое безумцев, бросивших вызов многовековым законам ради своего удовольствия.       Только когда я разобралась со вторым рукавом, сообразила, что сама была при полном параде. Слегка отстранившись, я села принцу на живот и вцепилась руками в пояс длинной туники. Варасса отвел глаза, залившись стыдливым румянцем. И женщину обнаженной он не видел? Я заулыбалась, скинув с плеч ситцевую рубаху и оставшись в полупрозрачной сорочке.       — Что же, ваши законы и женщины запрещают касаться? — я выгнулась, качнув полными грудями. Бесстыдная плутовка.       — Только когда они сами об этом попросят, — сдавленно произнес принц, не поднимая взгляда.       — Тогда я прошу.       Варасса вскинулся, посмотрев в мои глаза. Я улыбнулась, взяв его руку и прижав к своей щеке. Мне так сильно хотелось нежности. Принц осторожно провел пальцами по моему лицу, так и не опустив взгляда ниже. Прелесть, какой скромник. Во мне взыграл азарт, и я склонилась над ним, прижавшись грудью к его груди.       Мои губы коснулись его подбородка, потом скользнули к шее. Я прикусила теплую кожу, а Варасса переместил ладонь на мою спину, прижав меня к себе теснее. Глухо застонал. Я лизнула дернувшийся кадык, обласкав руками его напряженные плечи. Только дернуть, и ткань спадет с его тела, обнажив полностью. Но не сегодня. Я тихо выдохнула, поцеловав его ключицу. Принц гладил мою спину, беззвучно шевеля губами. Красивый, такой до одури красивый, что хоть сгорай дотла. Видят боги, если бы не клятые правила, я бы сделала с Варассой все, что только возжелала бы. Как и собиралась. Но сейчас могла только мечтать о дне помолвки, как о самом прекрасном из торжеств.       — Сильва, — принц дернул бедрами, и я поняла, что тянуть больше некуда.       — Я помогу тебе, хорошо? И до помолвки больше тебя не коснусь, — пообещала я, обхватив его лицо руками. В его глазах — безоговорочное доверие.       — Спасибо, — едва разлепив губы, проговорил Варасса. Лицо его горело ярче праздничного костра.       Я жарко выдохнула и оглянулась. Давно вставший член оттягивал ткань платья, насквозь пропитанную влагой. Невольно облизнув вмиг пересохшие губы, я пересела к ногам принца, стараясь не смотреть на оголенные крепкие ноги. Зубами бы вцепиться в эти бедра и кусать, облизывать до потери сознания.       Тряхнув головой, я опустилась к его паху. Если мои догадки верны, то и обнажаться перед женщиной до помолвки мужчина права не имел. Мы ходили по очень тонкому льду. Я взглянула на Варассу и считала с его лица желание провалиться сквозь землю от смущения. Я в свою первую ночь переживала куда меньше. По сердцу будто полоснули ножом. В свою первую ночь я была с тем, кого любила больше жизни, а не с тем, кого знала пару дней.       У Варассы не будет шанса узнать, что такое близость по любви. Никогда. Только если я не найду способ обойти зверские законы Эголлы.       Я коснулась каменного члена свозь шелк; принца подбросило, и воздух сотряс стон. Мое сердце щемило от боли, пока я водила ладонью по мокрой ткани, ощущая мелкую дрожь. Мне было так жаль, так жаль.       Собственное возбуждение словно рукой сняло, я была сосредоточенна только на чужом удовольствии, пытаясь подобрать правильный ритм. С Асеном такого вытворять никогда не приходилось. Боги, покарайте меня за эти мысли.       Член едва помещался в кольце моих пальцев. Гоблинская кровь здесь явно разгулялась. Я усмехнулась про себя, усилив трение. Варасса двигал бедрами навстречу моей руке, методично постанывая. Его руки напряженно вцепились в простыни, а волосы разметались по подушкам. Я невольно залюбовалась. Без платья было бы еще краше.       Сжав руку, я задвигала ею быстрее. Принц заскулил, приблизившись к финали вплотную. Я жадно смотрела в его лицо, ловя каждую эмоцию. Темные брови, сведенные к переносице, распахнутые губы, дрожащие на ресницах слезы… Боги милосердные.       — Сильва! — он вскинул бедра, и член дрогнул в моей руке. Семя окропило темную ткань, а воздух заполнился пылающей, как огонь, магией.       Я довольно улыбнулась, убрав с лица взмокшие пряди. Выгнулась сытой кошкой и отерлась носом о его обнаженные бока. Варасса подобрался, но тут же расслабился, глядя на меня с опьянением. Он подрагивал, явно не контролируя свое тело. Подумать только, первый раз. Я качнула головой и растянулась рядом с ним, потянувшись к его губам.       — А хотели — без поцелуев, — тяжело дыша, поддел меня Варасса.       — У тебя остались силы дерзить? — я вскинула брови и быстрым движением сжала обмякший член. Принц застонал сквозь сжатые зубы, а я хмыкнула.       Я поцеловала его, жадно, неудержимо, словно пыталась урвать свое, кусая и облизывая податливые губы. Варасса тянулся ко мне, уступая, подчиняясь. Может, он и не узнает от меня, что такое любовь, но удовольствие я ему доставлю сполна.       — В ночь помолвки я сделаю это ртом, — распаленно пообещала я, опустив взгляд на его пах.       — Богини, — он со вздохом отстранился, накрыв лицо ладонью. Я рассмеялась, принявшись целовать его пальцы.       Остатки сгоревшей ночи теплились за окном. И одно только небо ведало, чем обернется сегодняшнее безумие.