Хроника безумств

Айше не боится смерти и не скрывает этого. В конце концов, за тысячу лет это уже успело стать обыденностью; может, даже раньше, просто до тех времён ее память уже не дотягивается. Неровные сколы в камнях стен штурмуемого Иерусалима, царапающие небо неуместные шипы собора святого Людовика над камнями древней Бирсы, безвольное тело на фонаре в апрельских турецких сумерках... она видела смерть во всех ипостасях и образах, а привычное уже не пугает. Смерть многолика и непредсказуема, ну да и сама Айше такая же. Попробуй поймай ее, когда на кончиках пальцев пляшут бесконечные образы Метаморфоз. Попробуй убей создание, что каким-то чудом уклоняется от удара в последний момент — и не узнать никогда, что на самом деле клинок пронзил сердце, что клыки сомкнулись на горле, что магия ее испепелила, стёрла в порошок, смела с лица земли... что все это было, только золотистые путы Хроноса вытянули из последней глубины в прошлое и позволили переписать свершившееся. Она, как положено верному вассалу, теми же чарами защищала своего сюзерена. А ещё раз за разом ему говорила, что страшного здесь ничего нет, пусть умирать и неприятно до одури. Лорд Азарин, чьим величайшим страхом является собственная кончина, конечно же, никогда не соглашался. Она над ним за это словно бы насмехается: каждым откатом времени, каждой зарастающей раной, каждой вспышкой огненных перьев феникса — кто ж знал, что высочайшие тайны Метаморфоз могут таить в себе секрет бессмертия из искусства Пламени? Айше свойственно потешаться над всем, но сейчас ей совсем не до смеха. Айше сейчас в пустом черном доме, и у ее ног сворачивается лужа не менее черной крови. Бульк. Темная капля срывается со штыря и пускает по луже рябь. Нанизанная на штырь Одетт таращится на Айше остекленевшими совиными глазами, из-за уха издевательски торчит испачканное белое перо. — Не-не-не-не-не, — Айше мелко трясет головой, будто надеясь, что картинка сейчас прояснится. — Я ж заклятие накладывала. Оно бы защитило. Это химера, просто химера. Меня не проведешь. Не проведешь... Она, бормоча это себе под нос, как мантру, поспешно сплетает новые чары. Искорки Хроноса пляшут меж пальцев, пока наконец Айше, стиснув их в горсти, не рычит: — Я хочу знать, что здесь произошло! Магия ей послушна. Послушна полностью, до последней мелочи, без всякой жалости. Айше видит себя, уснувшую в черном доме, видит то, как сама встаёт, устраивается за столом в главной комнате, таращась в никуда стеклянными глазами. За дверью слышится совиное уханье, затем лёгкие шаги. Одетт заходит внутрь и улыбается: — О, проснулась. Я как раз закончила облёт те... Она подходит ко столу слишком близко, и Айше из прошлого молниеносно выхватывает клинок, молча бросается вперёд, наносит удар, и ещё удар, и ещё. И ещё Айше из прошлого методично разрезает еле заметные нити, плетущие вязь по коже Одетт. Магия Хроноса не может спасти от смерти в образе ее хозяйки. — Не-не-не-не-не... — шепчет Айше, ошеломленно приваливаясь к стене. Ее двойник из прошлого вырывает кусок арматуры из полуразваленного потолка. — Это кошмар. Это какой-то кошмар. В кармане заливается противной трелью телефон, и она механически подносит его к уху, кое-как выдавливает слова. Азарин на другом конце провода в ярости. — Ты должна была её уберечь, — шипит он. — Я добился твоего обучения искусству Весны для того, чтобы ты оберегала своих товарищей. И так ты им отплатила?! — Только не надо играть в пламенного защитника чужих жизней, милорд. — Она нажимает отбой и мертвым взглядом смотрит на тело. Со штыря в лужу срывается очередная капля. Айше не боится смерти, но вот дел рук своих, кончающихся ею, боится очень даже. От них остаётся слишком много обрубленных в пустоту концов. Лучше бы не смотрела в прошлое. Лучше бы не вспоминала. Лучше бы... это что-то смогло б изменить? Только забвение — смерть ничуть не меньшая. Айше, тысячу лет выживавшая и забывавшая, чтобы потом вспоминать и умирать, сделала в этой гонке очередной бессмысленный круг. И ей, вечно насмешливой, безразличной, неистребимой и губительной, в этот раз совсем-совсем не до смеха.