Последняя воля павших небес

***

Путь, пройденный за последние месяцы в Тейвате, стал для меня источником множества открытий и внутреннего перерождения. Всё время, проведённое в одиночестве в подпространстве, называемом Ковчегом, некогда казалось чем-то, что навсегда останется в душе тяжёлым, невыносимым грузом, который невозможно сбросить. Для сознания, привыкшего к устоявшемуся порядку вещей, адекватно принять то, что происходило там, – значит почти признать себя безумцем. Ковчеги, Ордена, Касланы, Наместники Богов, тёмные материи, манипуляции с человеческими душами – и всё это на фоне умирающего мира, накрытого великой зимой, подобной мифическому потопу, уничтожающему цивилизацию. Как в здравом уме можно всё это воспринять? Когда-то чудом чудесным казалось просто исцеление людей касанием руки, а теперь оно не более чем трюк – редкий, но доступный, фокус, теряющий всякую магию. Пребывание в Ковчеге казалось мне сном, от которого невозможно пробудиться, чем-то нереальным, чем-то, что должно было исчезнуть, как только я открою глаза. Сон, который я будто видел, лёжа подо льдами и снегом. Вначале там даже была надежда на будущее, о которой говорил аж целый Наместник Бога, но затем всё превратилось в ад – как будто я умирал медленно, замерзая и теряя последние жизненные силы. Мой истощённый разум, отчаянно пытавшийся найти выход, нашёл своё подтверждение в момент, когда мне наконец удалось вырваться из Ковчега, который удерживал меня в неведомой ловушке, неизвестно как долго. Неудивительно, что, выбравшись, я словно избавился от воспоминаний обо всех этих событиях. Вокруг были такие же заснеженные пейзажи, как в тот последний день моей прежней жизни, когда я, ещё почти обычный человек, видел мир сквозь завесу ледяного бури. Это мгновенно всколыхнуло эмоции, обрушив на меня, пожалуй, самую сильную истерику, какую может испытать человек. И тогда я невольно заставил себя забыть, запереть безумие глубоко внутри, делая вид, что действительно пролежал под снегом невообразимые тысячелетия. Но даже по меркам Тейвата и его волшебства это звучало невероятно – особенно тот факт, что вещи, обнаруженные со мной, например, те же книги, выглядели так, будто пролежали в снегу лишь пару дней, словно нетронутые временем. Этот факт я, как и все вокруг, списал на что-то необъяснимое, не углубляясь в причины. Однако всё изменилось, когда я смог создать точную копию сабли Максыма из своей духовной энергии. Это заставило задуматься: а не имеют ли и другие предметы подобную природу? И как раз этот момент стал одним из выпавших кирпичиков, из которых я когда-то выстроил стену между собой и этими воспоминаниями – стену, которая медленно рушилась и рано или поздно должна была окончательно рухнуть. И вот я думаю: а что, если бы этой стены, которая отделяет меня от прошлого, вовсе не было? Вспоминая слова Чжун Ли, меня ведь в недалёком прошлом перевезли из Снежной в королевство, которое давно уничтожено и чьё название я уже забыл, но им сейчас является Драконий Хребет. А что, если бы я не решил забыть всё, что было? Что, если бы я пошёл в город, к людям, вместо того, чтобы запереться в себе и создать этот барьер? Тогда ведь уже существовала Снежная, а Тейват продолжал своё существование, хоть и в несколько изменённом виде. Как бы всё сложилось? Смог бы я нормально взаимодействовать с людьми? Это не столько о языке — с этим я справился бы, — а вот с психикой… Трудно даже представить, как бы я себя чувствовал, если бы не создал этот защитный механизм. Тут можно только гадать. Но одно я знаю точно: благодаря тому, как сложилась судьба, я прошёл тот путь, который мне был необходим. Воспоминания о нём теперь перекрывают всё остальное, вытесняя старое, превращая его в что-то далёкое, почти забытое. Это как будто старый сон, из которого я проснулся. Всё то, что было в Ковчеге, уже не воспринимается как часть моей жизни. И, честно говоря, я рад, что так всё случилось. Потому что, если бы я продолжал ту жизнь, которая была раньше, она была бы слишком чуждой мне. — Саша, о чём задумался? — тихий голос Макото вырвал меня из раздумий, возвращая в реальность. Мгновенно её присутствие наполнило пространство вокруг, и я ощутил, как возвращаюсь в этот момент, в этот мир. Вечер в ресторане на верхней улице был наполнен атмосферой изысканности и спокойного уюта. Просторное помещение, освещённое мягким светом ламп, благоухало запахами изысканных блюд. Деревянные панели, стены в оттенках мятной зелени и аккуратно расставленные цветы создавали ощущение элегантной сдержанности. Музыка, исполняемая живыми музыкантами, заполняла зал, смешиваясь с негромкими разговорами и смехом. В центре танцпола неспешно кружились несколько пар, отдаваясь мелодии и друг другу. Я перевёл взгляд на другой конец столика, где сидела Макото. Я пригласил её сегодня в ресторан, сдержав обещание, данное не так давно, и весь день, с нетерпением ожидая этого момента, чувствуя сильное желание выполнить своё слово. Она выглядела неподвижной, словно статуя, окружённая мягким сиянием. Её длинные фиолетовые волосы спадали плавными локонами на плечи, отражая тёплый свет висящей над нами лампы. В этом освещении они казались ещё глубже по цвету, с тонким блеском, который почти гипнотизировал. Макото была одета в элегантное чёрное платье, его атласная ткань переливалась под светом, подчёркивая изящество её фигуры. На её шее сверкало ожерелье, инкрустированное драгоценными камнями, которые, как мне показалось, гармонировали с оттенком её глаз. Её лицо оставалось спокойным, но во взгляде появилась тонкая смесь обеспокоенности и доброты, которая пробивалась сквозь её привычную невозмутимость. Казалось, она чувствовала моё напряжение, мой внутренний разлад, хотя я не произнёс ни слова. Её мягкие, чуть подрагивающие глаза будто пытались понять, что творится в моей душе, и в этом взгляде не было ни осуждения, ни давления. Лишь тихая поддержка и готовность выслушать. Я опустил глаза на стол, где среди аккуратно расставленных приборов, хрустальных фужеров и фарфоровых тарелок лежала газета с сегодняшними новостями. Она была разложена в стороне, но именно к ней мои мысли возвращались снова и снова. На первой странице крупным шрифтом были напечатаны два заголовка: суд над графом, чьё имя вот уже многие годы ассоциировалось с властью и почти архонтским авторитетом, и сбой боевых мек, потрясший этой ночью столицу и несколько других городов Фонтейна. Каждая деталь статей казалась мне знакомой, словно я уже знал их содержание до того, как открыл газету. События словно пронизывали моё сознание, не отпуская, вызывая тяжёлые мысли. В тексте подчёркивалось, что боевые машины Палаты Жардинаж вышли из строя практически одновременно, будто по сигналу. Однако большая их часть просто перестала функционировать из-за внутренних повреждений, но другие, напротив, вышли из-под контроля и начали атаковать всех, кто оказывался поблизости. Газета детально описывала, как жандармы и простые горожане, проявив мужество, смогли быстро среагировать, предотвратив катастрофу. Однако жертвы всё же были: около десятка пострадавших, двое из которых – механики – погибли при попытке остановить взбесившиеся машины. Было невозможно игнорировать связь этих событий с арестом графа. Согласно информации в газете, сбой произошёл почти в то же время, когда ему были предъявлены обвинения в преступлениях. Я же понимал, что это была цепочка событий, которую я невольно запустил. И я был уверен: пойди наши переговоры с Сандроне иначе, могло всё быть в разы хуже. Все боевые машины остались бы в исправности, но тогда они могли бы стать оружием, которым Театр Грехов воспользовался бы для настоящей бойни. Взгляд снова вернулся к Макото. В её взгляде была мягкость, но эта мягкость таила в себе больше, чем просто спокойствие. — О всех тех событиях, что привели нас к этому моменту, — тихо хмыкнул я, улыбнувшись и пригубив немного вина, чувствуя, как его вкус медленно наполняет меня теплотой. — Думаю, уже достаточно было сказано о прошлом. Пора оставить его позади и двигаться вперёд, с сердцем, открытым новому и неизведанному. Свет изысканных ламп мягко падал на её лицо, подчеркивая едва заметную искорку любопытства в её глазах. Макото слегка наклонила голову, её взгляд остался на мне, но её слова, мягкие и невозмутимые, прозвучали с лёгким оттенком удивления. — Вот как? — её голос был низким, с тем успокаивающим тембром, который я знал, но в этот раз он был немного тише, словно она ждала, что я продолжу. — Звучит интересно. Я кивнул, улыбаясь ей, почувствовав, как в груди распрямляются крылья, словно после долгого пути. Всё остальное исчезло, оставив только нас двоих в этом уютном, полузатмённом пространстве ресторана, где вокруг играла музыка, а свет лепил на стенах неясные тени, добавляя загадочности. — Именно так, — сказал я, мой голос стал более уверенным, чем когда-либо. — Я наконец-то понял, кто я есть и чего хочу от этой жизни. Я увидел, как в её глазах мелькнуло любопытство, когда она наклонилась чуть ближе. — И что же ты хочешь? Если не секрет, конечно. Словно в ответ на её вопрос, я встал из-за стола, почувствовав, как лёгкое напряжение покидает меня. Я сделал шаг к ней, и пространство вокруг нас вдруг сузилось, оставив нас вдвоём в центре этого неведомого мира, наполненного только нашими движениями. — В прошлом я составил целый список того, что хотел бы сделать, когда вырвусь из этой ловушки, — произнёс я, протягивая руку, но в этом жесте было что-то освобождающее. — И прямо сейчас, в этот момент, я хочу пригласить тебя на танец, Макото. Её лицо на мгновение окаменело, и я заметил, как её глаза чуть сузились от удивления. Она, казалось, сама не ожидала такого поворота, но всё же, чуть замешкавшись, её рука скользнула в мою, и я почувствовал, как её ладонь оказалась мягкой, но твёрдой, как камень. — Только учти, что я не слишком сильна… в таких танцах, — произнесла она с лёгким смущением, её голос стал мягче, чем обычно, но в нём всё равно оставалась эта неизменная уверенность. Мы начали двигаться к центру зала, её шаги были грациозными, но в её уверенности ощущалась скрытая игривость. Я усмехнулся, шагнув рядом с ней, стараясь не выдать свою нервозность. — Ничего страшного, — ответил я с лёгким смехом, стараясь сохранять спокойствие. — Я сам о танцах только в книжках читал, но уверен, у нас всё получится. — Безусловно, — её ответ был тихим, но в нём звучала та же уверенность, что и в её взгляде. Мы достигли середины зала. Мягкий свет свечей окружал нас, отражаясь в начищенных до блеска каменных плитах пола, а музыка, нежно и плавно разливавшаяся по комнате, казалась почти ощутимой – тёплой, живой. Мой взгляд на мгновение задержался на других парах: их движения были лёгкими, естественными, будто это всего лишь дыхание. Я сделал глубокий вдох и, собрав в кулак свою неловкость, шагнул ближе к Макото. Медленно, словно боясь спугнуть что-то хрупкое, я положил руки на её талию и спину. Под пальцами ощущалась теплая, гладкая кожа, прикрытая лишь тонкой тканью платья. Там, где ткань заканчивалась, начиналась обнажённая линия её спины, каждая линия которой казалась живой, хранящей какое-то сокровенное тепло. Я почувствовал, как мои ладони слегка дрожат, но тут же крепче обхватил её – не чтобы удержать, а чтобы не дать себе отступить. Она медленно подняла руки и положила их на мои плечи. Это движение, простое и обыденное на первый взгляд, вызвало волну странного ощущения, будто все звуки вокруг приглушились. Её прикосновение было одновременно лёгким и решительным, тёплым, но сдержанным, как будто она сама до конца не понимала, насколько это для нас обоих важно. Мои пальцы, непроизвольно сжавшиеся на её талии, ощутили, как её дыхание стало чуть чаще. Я украдкой взглянул на неё. В её лице была сдержанность, но лёгкий румянец, разлившийся по щекам, и смущённая улыбка выдавали гораздо больше. Кончики её ушей, чуть красноватые, выглядывали из-под волос, как маленькое подтверждение того, что я не один чувствую эту близость так остро. Мы закружились. Медленно, словно в первый раз, будто только учились слушать музыку. И всё же наши движения были естественными, как будто мы всегда танцевали вместе. Я сделал шаг, затем другой, и вскоре мы стали одним целым, двигаясь в такт мелодии. Внутри меня всё буквально пылало. Радость была такая сильная, что казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Но вместе с этой радостью было и нечто новое – ощущение покоя. Я больше не чувствовал себя потерянным, не был одиноким. Макото рядом, её руки на моих плечах, её тепло – всё это сейчас казалось единственным, что действительно имело значение. Я посмотрел на неё, и в этот момент она подняла глаза. Её взгляд был тихим, почти задумчивым, но я заметил, как она изучает меня, будто подмечая детали. — Ты больше не носишь крест? — вдруг спросила она, её голос мягко нарушил тишину между нами. Вопрос застал меня врасплох, но я тут же вернулся к реальности. — Да. Больше никаких цепей на моей шее, ни настоящих, ни надуманных, — ответил я, стараясь говорить спокойно, но голос сам по себе стал чуть глубже. Она не отвела глаз, молча ожидая продолжения, и я понял, что хочу сказать всё, что чувствую. — После всего, что произошло, — продолжил я, ощущая, как слова сами выходят наружу. — Я просто не могу воспринимать ни религию, ни богов из своего прошлого. Я видел, как её извращали, как её использовали ради власти, ради манипуляции людьми. Бог... если он есть, ему явно было всё равно. На всех. На меня в том числе. Макото нахмурилась, её взгляд стал чуть серьёзнее, но она ничего не говорила. — Я не хочу верить в того, кто оставил меня, когда не только я нуждался в помощи, но и весь мир. Если уж выбирать, то я выберу свою богиню, — сказал я, чувствуя, как улыбка невольно появляется на моём лице. — Ту, чьё сияние затмит любое другое. Эти слова, услышанные когда-то от Эи во сне, изменили её. Макото не произнесла ни звука, но её глаза заблестели, будто внутри вспыхнула звезда. Богиня отвела взгляд, явно пытаясь скрыть нахлынувшие эмоции, но я заметил, как её губы дрогнули в попытке улыбнуться. Она сделала шаг ближе, почти обняв меня, и положила голову мне на плечо. Её дыхание теперь было ощутимо ближе, а её руки крепче сжали мои плечи. Мы продолжали танцевать, но теперь это было не ради музыки. Каждый шаг, каждый поворот – это было наше молчаливое признание друг другу. Музыка могла закончиться, но этот момент останется со мной навсегда.

***

Примерно в это же время

Оперный театр «Эпиклез» сегодня утопал в мягком, тёплом свете, подчёркивающем его роскошный интерьер, – каждый уголок зала излучал торжественность, как и подобает столь значительному событию. Высокие стены, обшитые тёмным, почти бордовым деревом, создавали атмосферу аристократичности и сдержанного величия. На сцене тянулись тяжёлые бархатные занавеси глубокого красного цвета, обрамляя место, где вскоре начнётся судебное разбирательство между Гидро Архонтом Фонтейна, Фуриной де Фонтейн, и Луи де Бонье – одним из старейших жителей Кур-де-Фонтейна и бывшим советником прошлого Архонта. Каждое кресло, обитое мягким бархатом и сияющее красноватым оттенком, казалось, хранило эхо прежних великих событий. Сегодня же зал был полон до отказа, даже самые дорогие места в первых рядах и на балконах были заняты. Кое-кто, не имея билетов, устроился прямо на ступенях или притаился у входа, а кто-то сумел пробраться на верхние балконы, где стоял, прижимаясь к стенам. Театр не видел такого ажиотажа уже много лет, но это и неудивительно – судебное заседание с участием двух самых высокопоставленных лиц привлекло внимание всего города, от бедных граждан до представителей аристократии. В центре зала, прямо напротив сцены, разместились кресла для высокопоставленных гостей. Эти места, украшенные резьбой по дереву, позолотой и гербами Кур-де-Фонтейна, выделялись среди остальных. Перила балконов, украшенные изящной позолоченной бахромой, добавляли театру шарма, который гармонично сочетался с общей атмосферой старинного величия и богатства. На одном из боковых балконов сидела таинственная девушка в чёрном, выделяющаяся своим отстранённым видом и светлыми волосами. В её облике угадывался холод Снежной: строгий наряд с высоким воротником, бледное, почти прозрачное лицо и ледяной взгляд, направленный на сцену. Она держала в руках маленький изящный бинокль, наблюдая за происходящим с загадочной улыбкой, которая исчезла, едва перед ней возникла фигура, знакомая лишь ей. Перед девушкой, чуть облокотившись на перила, стояла Дендро Архонт – Великая Властительница с пронзительным взглядом, который словно прожигал её насквозь. Её руки были сложены на груди, и она смотрела на девушку с видом, в котором смешались укор и интерес. — Эй! Меня вообще-то сейчас будут судить. Не мешай мне, Архонт, — тихо сказала девушка, наклоняясь в сторону, словно перед ней и вправду стоял живой человек, заслоняющий обзор. Со стороны простого зрителя ничего не изменилось, однако сама девушка видела больше, чем остальные. Дендро Архонт, не шевелясь, лишь с лёгкой усмешкой на губах, пронзительно смотрела на неё. — Мы не договорили, — спокойно, но с упрёком проговорила Архонт. — Разве? Я, вроде бы, уже всё сказала, — ответила девушка, не отрываясь от сцены. — А если тебе так не терпится продолжить, поделись своими мыслями с мелюзиной, что стоит за дверью. Она явно не против поболтать с кем-нибудь, в отличие от меня… — Наивно было полагать, что после всех твоих слов и спешного ухода мы не станем добиваться большего, — сказала Руккхадевата, её голос звучал жёстко, без тени снисхождения. Взгляд Архонта был холодным и колким, словно она высекала из своих слов безжалостные удары. Девушка встретила этот взгляд с лёгкой усмешкой, явно не собираясь смягчаться. Она говорила ровно, с нотками насмешки в голосе, прекрасно понимая, что её ответ не понравится. — Да мне как-то всё равно. Я уже назвала условия для того, чтобы вы получили то самое «большее», — отозвалась она. — Принципиально нет ничего сложного в том, чтобы взять ноги в руки и добраться до Натлана. Сколько уйдёт времени на то, чтобы добраться до этой страны и найти местного Архонта, которая только и мечтает избавиться от «марионеток бездны»? Неделя, две? — девушка говорила с нарочитой лёгкостью, как будто предстоящее путешествие было чем-то обыденным, но в её глазах светился тонкий блеск скрытой угрозы. — Ладно, учтём, что сначала вам захочется проверить одно из найденных убежищ Ордена в Ли Юэ. Это где-то ещё неделя пути. Ну, округляем до ровного значения, и выходит месяц на всё про всё. В ваших же интересах сделать всё быстро и слаженно, чтобы я начала откровенничать. Хотя, — она скрестила руки и добавила уже с явным вызовом, — Вы сами должны понимать, что знание будущего не даёт никаких гарантий, что получится его изменить. Я это успела проверить лично уже пару раз. Руккхадевата сжала губы, её холодный взгляд только усилился. Она молчала несколько мгновений, словно обдумывая слова, прежде чем задать следующий вопрос. — Тогда откуда столько ненависти к нам? — спросила она сухо, глядя на девушку, как на чужака, не заслуживающего доверия. Та приподняла бровь, откинувшись в кресле с лёгкой улыбкой. — Ненависть? — её голос прозвучал удивлённо, как будто сама мысль показалась ей нелепой. — Я могу сказать точно, что тёплых чувств к вам я не испытываю, и ваши милые невинные мордашки меня не обманывают, — её голос стал резче, и в нём прозвучала нотка презрения. — Но ненависти я к вам точно не испытываю. В прошлом я была достаточно близка к госпоже Эгерии и даже прониклась к её персоне определённой симпатией. Думаю, это уже о многом говорит. А чувства ненависти у меня есть разве что к мастеру, да и драконьим властителям, которые так любили уничтожать всё то, чего Театр достигал в самые сложные времена. Руккхадевата смотрела на неё, не моргая. Её холодный взгляд был полон скрытой угрозы. — А что касается моего отношения к вам, — продолжала девушка, делая акцент на каждом слове, — Это во мне говорит накопившаяся усталость, злоба и страх. Понимай это как хочешь, Руккхадевата, — она произнесла имя Архонта медленно, как будто пробуя его на вкус, насмешливо, но со скрытой долей уважения. — Но рассчитывать на то, что я решу сейчас рассказывать все свои секреты, испугавшись твоего грозного вида и длинных ушей, точно не стоит. Я и так со своей стороны сделала много по отношению к господину Каслана. Дальше я ожидаю шаги с его стороны, а на вас мне в целом плевать. Если вопрос мастерской благополучно решится, вопрос цикличности меня уже волновать не будет так сильно, хоть я и не собираюсь сразу же покидать мир живых. Руккхадевата слушала её, никак не показывая своих эмоций. Лишь слегка сжала губы, но голос оставался таким же холодным, как и прежде. — А что, если врата не откроются? Ни в азиатском, ни в европейском подразделении? Что тогда? — спросила она, обронив слова с намеренным безразличием, словно ей было всё равно, получит ли она ответ. — Я не вижу объективных причин, чтобы они не открылись, — ответила девушка равнодушно, словно обсуждая что-то несущественное. — Но если такое всё же произойдёт, будем уже исходить из положения по факту и перетряхивать абсолютно всё, что я знаю. Всё же мы говорим о последних руинах прошлой эпохи, о которой я знаю многое, но далеко не всё. Всякое может произойти. Я и помыслить не могла, что один из «подопытных кроликов» мастера не только выживет спустя тысячелетия, но и Ковчег себе заберёт. Вот уж сюрприз. Руккхадевата прищурилась, её взгляд становился всё более ледяным, но девушка словно не замечала этого, продолжая с вызовом смотреть на неё. — Учитывая крайнюю важность вопроса, ты так просто и легко отдаляешься от Александра? — спросила Руккхадевата, её голос был хладнокровным и даже немного насмешливым, как будто она испытывала девушку на прочность. Та улыбнулась, но улыбка вышла немного усталой. — Мне довольно сложно навскидку найти такого противника, который сумел бы двух древних Архонтов, хоть и слегка мёртвых, одолеть, — ответила она. — На ум приходят около пяти-шести существ, но вероятность пересечения с ними минимальна или вовсе невозможна в текущих условиях. Кроме того, я не говорила, что не буду совсем приглядывать. Её взгляд стал мрачнее, словно она вспомнила что-то неприятное. — После моего «бунта» активность обезумевших дур только возрастёт, и мне придётся их держать на расстоянии, чтобы они ничего не удумали. Это на самом деле будет не так просто, несмотря на все мои секреты и положение в Снежной, как Предвестницы. Хоть я вам могу казаться чем-то вроде главного злодея в отчаянии, который всё знает и может, но не стоит забывать, что помимо меня есть ещё дуры, вокруг которых собирались служащие Театра. Сборища ещё те, хоть не такие масштабные и собранные, как наша, но факт есть факт. Но это уже моя проблема, — отмахнулась девушка. — Скажем так, это вклад в мои отношения с господином Каслана, которые я надеюсь положительно повлияют на его решения и действия относительно моей просьбы. Он человек непростой, и хаос вокруг него я буду давить по мере своих возможностей. Руккхадевата поджала губы, её взгляд был непроницаемым. — В каком смысле «непростой»? — спросила она, обдавая девушку холодным взглядом. — Психологически Каслана сильно потрёпан. Видно, что он находится на грани, хоть сам того не понимает, но явно чувствует, желая уйти куда-то в горы и смотреть на закаты. Я сама такая, но тело у меня искусственное, а у него не пойми что внутри находится. Думаю, вы сами всё видите. Мастер явно не рассчитывал на то, что этот Каслана будет жить после его планов, а потому ломал и резал свою очередную игрушку, преодолевая порог исцеляющей способности, какой сам не владел… Как я уже говорила, в попытках подчинить или сломать Ковчег мастер мог запросто пересадить что-то от прошлых владельцев в это тело, дабы обмануть систему. Поэтому я не верила до последнего, что это именно Каслана, пока у меня не появились доказательства. И сейчас рада, что именно Каслана сумел каким-то образом вернуть своё, ведь с мастером договориться было нельзя, ведь мы были фактически рабами, а с рабами никто не договаривается. Руккхадевата продолжала молчать, её взгляд был холодным, будто она оценивала каждое слово, ища в них слабость или ложь. — Ты сделала довольно большой акцент на азиатском подразделении, где находится Ковчег, но при этом не выразила видимого интереса, хотя он явно был, — сказала она, прищурившись, в её голосе чувствовалось едва скрываемое подозрение. — Пытаешься выведать информацию? — девушка усмехнулась, её взгляд стал более жёстким, но в нём сквозила нотка уважения. — В целом, если ты передашь своему «мастеру» эту информацию, я буду не против – есть вполне реальная вероятность, что госпожа Тереза может быть ещё относительно жива, учитывая все детали, которые я знаю. Вчера я вскользь упоминала об этом, но на самом деле такая вероятность может быть вполне реальной, — отметила она. — И если это так, лучшего источника информации и союзника нам просто не найти. Но всё упирается в Александра. Мне бы хотелось проверить эту смелую гипотезу, ведь с двумя Касланами шанс уничтожить мастерскую куда выше, и я рассчитываю на вас, хоть надежд не строю. Я больше ставлю на то, что Ковчег можно будет как-то использовать для уничтожения мастерской. У Архонтов силёнок не хватило, а вот клин клином выбить можно попробовать, если вдруг врата мастерской не откроются перед «мастером». Свет в зале начал угасать, предвещая скорое начало суда. Весь театр погрузился в тёмные сумерки, будто готовясь к последнему, судьбоносному акту. — Я передам Саше эту информацию, — произнесла Руккхадевата сдержанно, её голос прозвучал как обещание, но холодный блеск в глазах выдавал её настороженность. — Но также я хотела бы услышать историю о «горящем Ирминсуле». Я не могу просто проигнорировать это. Девушка нахмурилась, её взгляд стал отстранённым и мрачным, как будто воспоминания о той далёкой катастрофе снова всплыли в памяти. — А ты попробуй это сделать, — ответила она, не скрывая раздражения. — Не так уж и сложно. Те события происходили в прошлых циклах, но сейчас этого события не произойдёт. Я приложу усилия, чтобы поджигатели не достигли своей цели. Твоя же задача – пылинки с Каслана сдувать и следить, чтобы он ненароком с ума не сошёл и не сделал какую-нибудь глупость. Поверь мне, они в этом деле настоящие мастера. Мне же он нужен в целости и сохранности, как и вам, думаю. Ваши жизни целиком зависят от него. Руккхадевата кивнула, её выражение лица было непроницаемым, но во взгляде мелькнуло что-то вроде уважения. Она оставалась холодной и сдержанной, но, кажется, поняла, что на этот раз вопрос можно закрыть. — Хорошо, я «забуду» об Ирминсуле, — ответила она бесстрастно, словно соглашаясь на временное перемирие. — Позволь тогда спросить тебя насчёт Оратриса…