Последняя воля павших небес

***

Решение суда, конечно, было главным моментом всей этой истории, но далеко не финальным. После оглашения вердикта нас с Дори отвели в знакомую комнату ожидания, где уже заставили заполнять гору бумажек, прежде чем отпустить на все четыре стороны. Но на этот раз отношение к нам было уже другим – жандармы явно сбавили тон, больше не было той грубости и плохо скрываемого пренебрежения. Они выглядели скорее озадаченными и немного потерянными. Вердикт Оратриса поставил под сомнение решение Нёвиллета, а такое случалось невероятно редко, разве что раз в десятилетие, если не реже. По крайней мере, в книгах я видел лишь несколько таких эпизодов. Честно говоря, я тоже был немного в замешательстве. Решение судьи казалось вполне справедливым – я убил невиновного человека, и остальное было лишь деталями. Я был готов понести наказание за это, признать свой просчёт. Но Оратрис решил иначе. Почему? Ответа никто не знал. Может, Оратрис увидел что-то, что ускользнуло от Нёвиллета, или на его решение как-то повлияли богини, от которых до сих пор не было никакого сигнала. Хотя скорее всего, Оратрис просто вынес вердикт на основе своих собственных механизмов, и в этом не было никакого вмешательства извне. Но это лишь догадки. Нас с Дори в общей сложности продержали в комнате где-то ещё минут двадцать. За это время произошло несколько любопытных вещей. Во-первых, наше слушание оказалось не единственным – примерно через десять минут после завершения начался новый процесс, и я за закрытой дверью услышал женский голос, который раньше слышал в темнице. Было ясно, что театр Эпиклез не простаивал без дела, не имея классических представлений на сцене. Второй момент был связан с формальностями судебной системы этой страны. По местным протоколам, тем, кто выигрывал дело в суде, будучи обвинённом в чём-то со стороны государственной структуры, дарили бутылку белого вина каждому и красиво оформленные бумаги с гербом, где было ещё раз прописано решение суда. Дори, как и обещала, забрала все документы себе – собиралась дома поставить их в рамку на память о «лихой молодости». Я тоже решил взять свои бумаги, хотя особого энтузиазма это не вызывало. Напряжение к этому моменту спало, и судебные бумаги уже не вызывали никаких сильных эмоций. Желания сжигать их в костре, как раньше думалось, не было, но и в рамку их ставить точно не хотелось. Всё-таки, несмотря на оправдательный вердикт, груз вины за смерть дуэлянта остался со мной. И гордиться точно было нечем, как бы Дори ни шутила по поводу нашего «триумфа». Вино меня совсем не вдохновило – стоило взять бутылку в руки, как воспоминания о событиях в Сумеру нахлынули волной. Весь тот хаос, сопровождаемый горькими последствиями, словно ожил перед глазами. Поэтому я без колебаний передал её Дори, которую я невольно втянул во всю эту историю. Та была только рада пополнить свою «коллекцию компенсаций честным людям», с усмешкой подмигнув мне. Аферистка, как и всегда, видела в этом нечто большее, даже в таких мелочах, и свою выгоду не упускала нигде. Что касается вещей, которые у меня забрали при задержании, то их мне так и не вернули. Их даже не брали в суд. Вместо этого выдали ещё одну бумагу с кучей печатей и подписями. Согласно ней, мне нужно явиться в главное управление жандармерии, то есть в Палату Жардинаж, в столице и там забрать свои скромные пожитки. Жандармы и суд явно не рассчитывали, что «убийцу» судебного дуэлянта отпустят – особенно после того, как я фактически признался в своей вине, а господин Нёвиллет вынес решение не в сторону оправдания. По этой причине вещи готовили отправить на длительное хранение куда-то в свои тайники. Впрочем, теперь этот вопрос оказался не таким уж и важным – по крайней мере, я не в подводной тюрьме и свободен. И всё же, это не отменяло той мысли, что в других обстоятельствах, с учётом множества законов Фонтейна и моего теперешнего положения, могли бы и отобрать всё, объявив это какой-нибудь компенсацией за причинённый вред или другим изящным юридическим словом. — Ну что, обратно в город? — спросила Дори, пока мы шли по узкому коридору в сторону фойе, где располагался выход из театра. — Неужели какие-то дела в городе остались? — Пф, само собой, — хмыкнула аферистка. — И хотя нашу лавочку с исцелением очевидно придётся прикрыть в Фонтейне, у меня всё равно полно дел в городе, и я рада, что они не отменились. Некоторых людей не так-то просто вытянуть в свет с их-то товарами. — Очередной честный и чистый бизнес? — ухмыльнулся я. — Конечно, мы ведь честные и невинные люди. В конце концов, даже бумаги есть, — в её голосе сквозила обычная ирония. Я уже собирался что-то ответить, когда вдруг услышал тихую, но проникновенную музыку, разлившуюся в воздухе. «Ту-ту-ту…» Она сразу заставила меня замолчать. Лёгкие, плавные ноты пианино пробирались сквозь стены театра, постепенно заполняя собой всё пространство. Откуда-то со стороны фойе. Звук был настолько чистым и тягучим, что мне показалось, будто он проникает прямо в голову, пробуждая давно забытую, щемящую боль где-то в глубине сознания. «Ту-ту-ту…» — Да… Любят тут бумажки, — протянул я задумчиво, почти машинально, стараясь удержать внимание на разговоре, но музыка увлекала меня, будто зов. — Ну так что? Пойдём вместе или хочешь оспорить решение, хех? — продолжала Дори, явно не заметив моего состояния. — Раз суд решил, что невиновен, значит невиновен, — ответил я как можно легче, но голова начинала тяжело пульсировать от странного напряжения. — Но я немного задержусь. Хочу подождать свою знакомую, которая помогла нам и сейчас продолжает смотреть суд. «Ту-ту-ту…» — А… Ну, может, тогда ей бутылку вина передашь? Так сказать, в качестве благодарности? — Жрицам нельзя алкоголь, — слабо улыбнулся я, пытаясь сбросить нарастающее давление в голове. — Обойдётся. — Тогда передавай ей мою искреннюю благодарность. Если бы не она, мало ли что могло произойти по итогу, — кивнула Дори. — Конечно, — ответил я, но мысли уже начали ускользать от разговора, увлекаясь в сторону фойе. Мы вышли в просторное фойе театра, залитое мягким светом ламп и витражей. В центре зала, на небольшой площадке между широкими лестницами, ведущими на второй этаж к балконам, стояло белоснежное пианино, чьи лакированные поверхности отливали под светом искусственных огней. За ним сидел музыкант в чёрной строгой одежде – его лицо скрывалось за инструментом, но пальцы плавно скользили по клавишам, создавая тот самый мелодичный поток, который так странно всколыхнул меня. Вокруг него собралась небольшая толпа – человек десять, не больше, – они стояли в молчании, с каким-то благоговением наблюдая за игрой. Я так же остановился, не в силах продолжать путь. Сердце вдруг ускорило ритм, а в голове с новой силой вспыхнула лёгкая боль. Она не была острой или невыносимой, скорее, напоминала что-то отдалённо знакомое, как будто где-то в прошлом я уже слышал эту музыку… или чувствовал это состояние. Я не сразу понял, как оказался на диване у стены. Воспоминания о том, как я медленно осел на мягкие подушки, размылись, оставив лишь туманное ощущение. Музыка продолжала течь по воздуху, проникая внутрь, как вода, медленно заполняющая сосуд. Рядом Дори уже не было, а пианино продолжало звучать, его мелодия всё так же тревожила и сбивала с мысли. Голова начала кружиться, и в глазах мелькали маленькие точки, будто искры на грани исчезновения. Слёзы будто подступили, но не от грусти – глаза жгло, и от этого хотелось крепче сжать веки, будто это могло помочь избавиться от нарастающего напряжения. Я глубоко вдохнул, пытаясь сосредоточиться, списывая всё это на отходняк после суда. Накопившееся за долгие часы напряжение, где каждый шаг и каждый жест могли стать роковыми, теперь не отпускало. Казалось, что вот-вот снова произойдёт нечто судьбоносное. Но музыка неожиданно прекратилась. Я не сразу это заметил – ещё какое-то время она словно звучала в моей голове, как эхо. Люди, что стояли у пианино, уже начали расходиться, но я всё ещё был погружён в мысли и не двигался. И тут передо мной появилась пара дорогих туфель. Я опустил взгляд, невольно остановив его на аккуратно отполированных кожаных носках, блеснувших под мягким светом ламп фойе. Взгляд медленно поднялся вверх по строгим брюкам, тёмному костюму, и… моё сердце замерло на мгновение. Бернард. Его лицо – усталое, измождённое, с аккуратной щетиной и длинными, чёрными как ночь, волосами – было мне слишком знакомо. Аристократ из Фонтейна, с которым я встретился ещё на острове Рито в Инадзуме. Никогда бы не подумал, что встречу его здесь, в этом зале. Но вот он, стоит передо мной, а мелодия, что всё ещё резонирует в моей голове, была его творением. — Бернард? Я вскочил, намереваясь поприветствовать старого знакомого, протянув руку. — Рад видеть тебя в добром здравии. Однако вместо тёплого приветствия я увидел лишь холодную маску на его лице. Взгляд Бернарда был не просто равнодушным – он был отстранённым, с оттенком брезгливости. — Любезности от Каслана мне ни к чему, — произнёс он ледяным тоном, не спеша пожать мою руку. Вместо этого он аккуратно вытащил из нагрудного кармана конверт и передал его мне. Я опешил. Рука зависла в воздухе, пока я смотрел на него с удивлением. Но он даже не моргнул. Я опустил руку, забирая конверт. — Это приглашение от графа Луи де Бонье, — продолжил он, удивляя меня ещё больше. — Граф желает попросить прощения за то, что собранные им материалы едва не нарушили судебный процесс, и хотел бы обсудить некоторые... важные детали этого дела. Всё, что он говорил, проходило мимо меня, когда мои глаза остановились на конверте. Моё сердце снова дрогнуло. Нет, оно почти замерло. «Господин Каслана, Позвольте мне принести Вам глубочайшие извинения за обстоятельства, при которых материалы, собранные мною на основании личных соображений, чуть было не привели к досадному смятению в суде. Неоправданная поспешность и недостаток тщательности привели меня к сей оплошности, что, увы, была непозволительна и ныне мною искренне осуждаема. Покорнейше приглашаю Вас почтить меня своим присутствием в моём доме, дабы обсудить предметные детали сего дела и приоткрыть завесу истины вокруг гибели дуэлянта. Вероятно, Вы уже начинаете постигать, что данный случай – лишь малая частица более сложной интриги, в коей я не желал бы Вас видеть против Вашей воли. Прошу Вас не толковать мои слова как угрозу или хитрость. Вопрос здесь гораздо серьёзнее, нежели простое стремление к правде. Судебный процесс касается не только истины, но и Вашего прошлого, достопочтенный господин Каслана. Признаюсь, я осведомлён о Вашем истинном имени и происхождении, что Вы столь долго скрывали под маской странствующего целителя, что ищет покой, но ныне час настал, когда прошлое встречается с настоящим. Жду Вас в моём доме ныне вечером. Если же Вы не сможете явиться, последствия будут куда более значительными, чем недавние события в суде. Не от воли моей проистекают сии слова, но от необходимости. С совершенным почтением и надеждой на благоразумие Ваше, Граф Луи де Бонье». Письмо было написано не на привычном тейватском языке. Оно было на русском. А ещё больше меня потрясло, что обращение было не к Александру, не к какому-то иному вымышленному имени или прозвищу, которое я мог использовать. Обращение было к «господину Каслана». Секунды тянулись как часы. Я не использовал эту фамилию в таком варианте. Никогда. В моей голове тут же всплыли все бумаги, которые мелькали передо мной на суде. Все документы, которые я видел, указывали именно на «Каслана» и никак иначе. Это мелькало постоянно, но я не придавал этому значения, списывая на очередную формальность или упущение. Теперь же, держа в руках это письмо, меня охватила холодная волна осознания. Это не было случайностью. Все эти упоминания моей фамилии в таком виде – это был осознанный ход. — Полагаю, — сказал я, поднимая взгляд на Бернарда. — Ты не такой уж и простой аристократ, как я думал. Бернард слегка улыбнулся, холодная усмешка, словно приклеенная на его лицо, не оставляла сомнений в его превосходстве. — Простых аристократов в Фонтейне не осталось, — ответил он со сдержанной улыбкой. Слова Бернарда оседали на мне как холодные капли дождя. Раздражение медленно поднималось изнутри. Казалось, что он просто играл по своему сценарию, будто моя жизнь была ещё одной пьесой в чьём-то репертуаре. — Граф ждёт тебя сегодня вечером. — продолжил он, словно не замечал моего состояния. — Если ты не придёшь, последуют определённые последствия. Тебя предупредили… Он развернулся, собираясь уйти. Сердце заколотилось в груди. Я схватил его за локоть, сжимая сильнее, чем требовалось. — А я тебя не отпускал, — проговорил я уверенно и чётко, напряжение кипело внутри. Он обернулся, бросив на меня холодный взгляд, полный отвращения и снисхождения. — Распускать руки здесь глупо, — произнёс он, тихо, но уверенно. — Вокруг жандармы, верховный судья, люди. И «архонт», как ты знаешь, — он криво усмехнулся, упоминая Фурину. — Успокой свою истинную натуру и приходи вечером. На ужин. Там ты получишь свои ответы. Он попытался освободиться, но я сжал руку крепче, почувствовав, как моё сознание постепенно затапливает столь знакомая холодная ярость. — Мы поговорим здесь и сейчас, — процедил я, сосредоточившись на нём, и в этот момент энергия потекла от меня к нему. Белые крошечные цветы начали распускаться прямо из-под моей ладони, точечно обвивая предплечье Бернарда, как тихие свидетели нашего обмена. Он даже не успел удивиться – лишь на мгновение его взгляд дрогнул, но затем всё вернулось к прежнему, холодному равнодушию. Занятия с Руккхой не прошли даром, это я понял сразу. Поток духовной энергии был точным и намеренным, и я знал, что риск высок и могло не сработать или превратить его в лужу воды, но другого пути не было. И, к счастью, всё сработало как надо. — Идём, дружище, — с нажимом сказал я, нарочито громко, чтобы жандармы, стоявшие у входа, могли слышать. Слегка ослабив хватку, я отпустил его руку, но не позволил ему уйти, похлопав по плечу и оставив ладонь на месте. — Поболтаем на свежем воздухе, расскажешь мне про свои похождения после нашей разлуки. Спокойно, без лишних нервов. Я чувствовал, как его мышцы напряглись под моей ладонью, но, несмотря на это, он заставил себя улыбнуться, хотя его улыбка была сухой и натянутой, как струна, готовая в любой момент лопнуть. — Кхм, как скажешь, Александр, — ответил он с фальшивой вежливостью, делая первый шаг в сторону выхода. — Хотя не думаю, что мне есть что тебе рассказать. Внутри меня всё бурлило. Волна негодования, подкреплённая недавним шоком от неожиданного приглашения и того, как он без зазрения совести пытался манипулировать мной, накрыла меня с головой. Но я сдерживал себя, тщательно контролируя дыхание, будто был на тренировке перед сложным поединком. — Бернард, не стоит скромничать, — добавил я, сделав шаг вперёд, подталкивая его вперёд лёгким движением руки. — Ты всегда был интересным собеседником, особенно когда хотел чего-то добиться. Как поиски жены? Нашёл кого? Он стиснул зубы, и я почувствовал, как его тело невольно напряглось. Мы шагали бок о бок, и каждый его шаг казался натянутым, будто внутри него было что-то, что не давало ему двигаться свободно. Его взгляд периодически скользил к жандармам, стоящим у дверей, но ни один из них не отреагировал, видимо, приняв наш обмен за обычную беседу. Когда мы подошли к массивным дверям, ведущим наружу, я ещё крепче сжал его плечо. На мгновение мне показалось, что внутри меня вспыхнуло что-то ещё – может, гнев или чувство власти, которое пробуждается, когда контролируешь чужие действия. Но это было секундное ощущение, потому что я знал: всё ещё впереди. Под взглядами охраны, что дежурила у дверей, мы вышли из здания театра. Прохладный воздух сразу окатил нас, и этот резкий контраст с затхлой атмосферой зала был почти физическим ударом. Я чувствовал, как напряжение внутри Бернарда нарастало с каждым шагом, но он сохранял спокойствие на поверхности. — «Макото... Руккха...» — мысленно обратился я, сосредоточив всю свою силу воли, пытаясь отправить сигнал, едва сдерживая нарастающее напряжение. — «Оторвитесь от изучения Оратриса и срочно приходите. Мне нужна ваша помощь. Немедленно!..»

***

Мы сидели на скамейке неподалёку от площади с фонтаном перед театром. Казалось, что двое обычных людей ведут беседу, но это было обманчивое впечатление. Бернард сидел сбоку, его взгляд был устремлён вперёд, но на самом деле это была лишь оболочка. Внутри него сейчас находилась Руккхадевата. Она полностью контролировала его тело, пытаясь извлечь память и волю, которые раньше принадлежали этому человеку. Сначала я был в напряжении, наблюдая за происходящим. Одержимость – не то зрелище, что привык видеть каждый день, но в данном случае другого выхода не было. Глаза Бернарда слегка светились зеленоватым оттенком, что было явным признаком влияния Руккхи. Это свечение становилось сильнее, когда она углублялась в поиски информации. Рядом стояла Макото, изучая письмо, которое мы получили от графа Луи Бонье. В её глазах читалась беспокойная сосредоточенность, её пальцы чуть сжались на пергаменте. Я мог чувствовать, что она тоже была настороже, хотя не вмешивалась в процесс, который вела Руккха. Руккха вздохнула, её взгляд стал серьёзным и немного растерянным. — Я не понимаю... — голос богини мудрости раздался из уст Бернарда, слегка искажённый. Он не был его. Это была она, говорящая через его тело. — В тот момент, как я вселилась в него, что-то произошло. Его сознание исчезло, как будто кто-то перерезал все связи. Это не просто потеря контроля – его воля и душа буквально испарились, как мыльный пузырь. Я напрягся, осознавая, что это не просто неудачная попытка проникновения в разум. — Ты хочешь сказать... — мой голос звучал глухо, как будто не хотел принимать правду. — Что перед нами сейчас просто тело? Пустая оболочка? Кукла? Руккха кивнула, её зелёный взгляд через глаза Бернарда был пронизывающим. — Да, — ответила она. — Если я выйду из его тела, оно упадёт как бездушная кукла. Он уже не тот человек, с которым ты разговаривал раньше. Возможно, это вообще никогда не был тот Бернард, которого ты знал. Подделка. Эти слова ударили по мне как холодный ветер. Тот, с кем я недавно разговаривал, кто пытался выглядеть таким напряжённым и скрытным, мог быть всего лишь марионеткой, которая играла свою роль. Я с трудом удержал себя от того, чтобы не вскочить и не встряхнуть это безжизненное тело, требуя ответов. Макото, закончив изучать письмо, наконец отвлеклась от своих мыслей и протянула мне его обратно. Её глаза сузились, а губы сжались в тонкую линию. — Этот граф... Он не просто играет на языке. Стиль письма, манеры, которые он использует... это явно что-то большее, чем просто знание прошлого. Я думаю, он либо действительно связан с прошлой эпохой, либо… сам из тех времён. Слова Макото звучали угрожающе, как далёкий гром, который вот-вот принесёт бурю. Я не мог удержаться от взгляда на письмо, которое держал в руках. Бумага была тонкой, слегка пожелтевшей от времени. Этот граф знал слишком много, и теперь он решил перейти в открытую игру, показывая нам, что не боится действовать. — Его намерения явно недобродетельные, — продолжила Макото, слегка качнув головой. — Он долгое время скрывался, действовал из тени, но теперь, не получив того, что хотел, решил перейти к открытому наступлению. Он хочет показать, что контролирует ситуацию, несмотря на неудачи. Я крепко сжал пергамент в руках, чувствуя, как злость нарастает. Как бы там ни было, проблему нужно было решать. Убегать и прятаться? Нет, это не выход. Игнорировать? Тем более. Но и сломя голову бросаться на абордаж было бы безумием. — Как бы там ни было, эту проблему нужно решать, — произнёс я, выдыхая и пряча письмо в карман. — Убегать и игнорировать его действия я не намерен, но и идти вслепую в ловушку тоже не буду. Нужно найти правильный подход. Макото молча кивнула, её взгляд оставался холодным и сосредоточенным. Я снова посмотрел на Бернарда. Его глаза всё так же светились зелёным, отражая чужую волю Руккхи. Архонт через тело Бернарда кивнула, будто соглашаясь. Я медленно выдохнул. Мысли, словно спутанные нити, разбегались в разные стороны, но я знал, что нужно собраться. Постепенно, как разминая зажатые мышцы, я начал упорядочивать происходящее. Убийство, заключение, суд, Оратрис, старый знакомый и приглашение графа… И всё это за два дня. Пожил, называется, спокойной обычной жизнью простого человека. — Что с Оратрисом? — спросил я, осознанно переводя разговор на другую тему, чтобы переключиться. — Что удалось узнать? Макото, стоявшая рядом, задумчиво нахмурилась. Она посмотрела на меня, словно прикидывая, с чего начать. — В Оратрисе действительно заключена душа Архонта или её осколок, — тихо начала она. Её голос был ровным и размеренным, как будто она просто делилась обычной информацией. — И энергия там скоплена невероятная, почти как у Священной Сакуры. Макото бросила короткий взгляд на Руккхадевату, которая, сидя в теле аристократа, сохраняла невозмутимость, как и прежде. Она, казалось, была полностью погружена в свои размышления и изучение тела Бернарда. Макото вновь заговорила, но не спеша, тщательно подбирая слова: — Но сколько бы мы ни пытались, достучаться до души у нас не получилось, — голос звучал спокойно, без намёка на панику или тревогу, лишь лёгкий оттенок разочарования скользнул в тоне. — Не потому, что мы не знаем, как это сделать. Мы неожиданно столкнулись с сопротивлением. — Сопротивлением? — переспросил я, чувствуя, как внутри начало нарастать новое чувство – не только интерес, но и уверенность в том, что всё это ведёт нас к чему-то большему. Все события в нашей жизни происходят не просто так, и Оратрис тоже мог бы стать важной часть этой истории. — Нам дали понять, что дальше идти не стоит, — продолжила она, чуть понизив голос, но сохраняя спокойствие. — Это было как... предупреждение. Я не знаю, кто или что за этим стоит, но это было слишком ясно. Возможно, Фурина хранит некий козырь для критической ситуации или что-то скрывает. Это обычное дело для Архонта – хранить свои секреты. Но больше мы не смогли узнать, по крайней мере сейчас. Руккхадевата, оставаясь невозмутимой, добавила: — Мы могли бы попробовать ещё раз установить контакт с душой, но точно не сейчас. Нужно подождать, пока театр опустеет. Тем временем люди уже покидали театр Эпиклез, и обстановка вокруг стала меняться. С окончанием последнего заседания напряжение в воздухе немного ослабло, вокруг стало оживлённей и как будто бы светлей. — Нужно найти Яэ, пока она не исчезла, — сказал я, вставая. Движения мои были уверенными и точными. — Она не из тех, кто долго остаётся на виду, и нужно ввести её в курс дела. Её помощь может быть очень кстати. — А что насчёт Бернарда? — спросила Руккха, продолжая управлять чужим телом. Я ненадолго задумался, переведя взгляд на неё. Мысли теперь текли чётко, некий план вырисовывался без помех. — Пока не отпускай контроль, — твёрдо сказал я. — Мы не можем просто оставить его здесь, иначе опять в суд уволокут. Посмотрим, где тело аристократа может нам пригодиться сегодня. Макото внимательно посмотрела на меня, её взгляд был сосредоточенным, но не давил. Она ждала, давая мне пространство для мысли, прежде чем тихо спросить: — Как ты себя чувствуешь? Я на мгновение задумался, оценивая своё состояние. Внутри не было страха или паники – лишь лёгкое недоумение и растущее чувство решимости. — Вроде бы нормально, — начал я, пожимая плечами. — Просто каждый раз, когда кажется, что можно просто пожить спокойно, что всё наконец в порядке, появляется что-то новое. Будто это бесконечный цикл, который не даёт выдохнуть и пожить обычной скучной жизнью простого человека. Но, — голос стал твёрже, и я посмотрел на неё с уверенностью. — Я не собираюсь отступать. Ни сейчас, ни потом. Пока те, кто всё это устраивает, живы и свободны, спокойная жизнь останется мифом. И я этого так не оставлю. Граф не сумел добиться своего раньше, не добьётся и теперь, когда показал себя открыто. Не для того я преодолевал весь этот путь и становился сильней, чтобы бежать от проблем. Макото задержала на мне взгляд, её лицо оставалось серьёзным, но в нём появилось что-то новое, словно моё решение подтвердило её собственные мысли. Она медленно кивнула, её голос был спокойным, но в нём слышалась железная твёрдость: — Ты прав. Покой – это не то, что приходит само собой. Его нужно завоёвывать, шаг за шагом. И мы будем рядом. Мы поддержим тебя в этом пути, каким бы долгим он ни был, — её взгляд чуть смягчился, но решимость оставалась неподдельной. — Ты всегда можешь полагаться на нас. Руккхадевата, стоявшая рядом, тихо кивнула, её голос прозвучал мягко, но не менее уверенно: — Мы здесь не просто для того, чтобы дать тебе покой. Мы здесь, чтобы помочь тебе обрести его своим путём. Жизнь в спокойствии возможна, но только после того, как всё будет приведено в порядок. Ты прав – сейчас не время отступать или сомневаться. Враг показал себя, и нужно этим пользоваться. Судя по его действиям до этого, у него совсем иное представление о тебе, как и о действиях, которые ты можешь предпринять. Я внимательно посмотрел на обеих. Их слова были серьёзными, лишёнными какой-либо сентиментальности, и именно это мне было нужно. Они не собирались убаюкивать меня иллюзиями, но их поддержка была ощутима, реальна, как щит за спиной, который не позволит мне упасть. — Спасибо, — коротко кивнул я, улыбнувшись и чувствуя, как последнее напряжение спадает, уступая место спокойной решимости. — Пойдёмте. Нам нужно ещё лисицу поймать, пока та в норку не убежала…