Больше не буду

Ментор — единственная ниточка, связывающая трибутов со внешним миром. От него во многом зависит наше положение в рейтинге, доставка «подарков» от спонсоров на Арену, в каком-то смысле, даже наша жизнь в его руках. К сожалению, вашей покорной слуге попался не самый дружелюбный наставник. О том, что вчера вечером он казался довольно расположенным к моей персоне, пришлось забыть. По делу, то есть тому, что касается Голодных игр и выживания на Арене, советов давать Хеймитч не торопится. Меня начинает раздражать спокойствие, с которым он во время завтрака, с почти капитолийской педантичностью, совершенно не вяжущейся с его растрёпанной причёской, намазывает масло на булочку и пьёт кофе из аккуратной чашки. — Монтгомери, вот на тебя поглядишь — милая девчушка, а потом ты как зыркнешь — и уже не очень. — заявляет Хеймитч, наконец дожевав бутерброд и теперь нарочито медленно отряхивает руки, загадочно улыбаясь. Джей и Синтия озадаченно переглядываются. Я тоже пребываю в замешательстве и от этого взвожусь ещё сильнее. Не зависили бы от него мои «подарки» — убила бы столовым ножом, забыв о всех недостатках подобного оружия. После завтрака, когда Синтия и Джей уже разошлись по своим купе, а Хеймитч наконец принявший во внимание мой настрой, лишь ухмыляется и говорит: — Да пойми же, по сравнению с профи даже твои самые злобные гримассы — это оскал чихуахуа рядом с бешеной овчаркой. И тут до меня доходит. Чувствую, в этом весь Хеймитч — сначала ничерта не объясняет, нарочно тянет резину, а потом возмущается что кто-то чего-то недопонял. Я не умею читать мысли, болван. А если бы и умела, то, уверена, в твоей голове сам чёрт ноги переломает. — Ага, держу пари, ты думала, я над тобой просто так издеваюсь. Вообще-то закрадывались такие мысли. — Что ж, чтобы не возникало недопонимания скажу: ты не безнадёжная дохлячка и старше четырнадцати, что для трибута из Двенадцатого редкость. И лицом вышла. Открою секрет, капитолийцы ценят хорошенькие мордашки. Я помогу тебе выпутаться из этой кучи дерьма и если ты согласна мне в этом посодействовать, то вернёшься домой не в железном гробу. Я молчу, понимаю, что он говорит правду. Спорить бессмысленно, ведь сама не раз замечала: чем смазливее трибут — тем больше спонсоров. А признание ментором того, что у меня есть какой-никакой потенциал (я предпочитаю расценивать ту фразу именно так), даже заставило воспрянуть духом. Мои шансы на выживание выше нуля. Всё было не зря. Я даже почти прощаю Хеймитчу его вредность. — Но, — продолжает он, — по твоему лицу очень легко прочитать что ты думаешь обо всех напыщенных идиотах, которые сидят по ту сторону телеэкранов. Поэтому на параде и интервью улыбайся или хотя бы сделай такое же непроницаемое лицо как вчера на Жатве. Никаких напряжённых ноздрей. Ого, значит вчера на церемонии он всё -таки был не в трансе. Не человек, а сюрприз на ножках. И всё-таки, меня озадачило другое: — Ноздрей? — А то найду хирурга и он сделает так, что ты больше никогда не сможешь дёргать носом. Подчёркнуто-наставительный тон, которым он это сказал, заставил меня понять: конкретно эта фраза была шуткой. Хеймитч криво усмехается, я не могу сдержать ответной улыбки. — Да, вот так. А теперь шуруй, мы вот-вот приедем и тебя отдадут стилистам. Не возмущайся даже если тебя захотят побрить налысо. Меньше возражений — лучше итог. Если они захотят тебя остричь, то сделают это и без твоего согласия. Налысо? Ладно, причёска — последнее, что должно меня волновать. Уже разворачиваюсь, чтобы уйти в купе за вещами, когда Хеймитч лениво бросает мне вслед: — Можешь помахать капитолийцам из окна, лишним не будет. *** Если даже наведение марафета в Капитолии такое утомительное занятие, а местами это занятие и вовсе напоминает какие-то извращённые пытки, то что будет дальше? Я уже думаю, что мне вот-вот сдерут кожу и налепят новую, но, вспомнив слова Хеймитча, протестовать не пытаюсь. Надеюсь, стилисты придумали что-то сносное. Если мне не удастся получить нормальную оценку на просмотре навыков, то пусть хотя бы запомнят наряд. Меня решили нарядить, как выразилась Луисия, моя стилистка, в уголь. Вполне естественно, учитывая из какого я Дистрикта. Но, как мне кажется, получился отличный наряд для празднования собственных похорон, потому что одежда, конечно же, чёрная. Никакого разнообразия из года в год, но получается неплохо. Натягиваю обтягивающие брюки, высокие сапоги на небольшом устойчивом каблуке, нечто напоминающее майку на бретелях и длинные, выше локтя, перчатки. Луисия заматывает меня в поупрозрачную ткань, прихватывает её на плечах и формирует из ткани блузу с широкими рукавами и юбку, перематывает талию таким же куском ткани, чтобы получилось что-то вроде корсажа, цепляет на плечи тоненькие золотистые цепочки. Волосы сбрызгивает фиксатором и убирает назад, глаза подводит карандашом, а губы и щёки вымазывает золотистой пудрой. Мне не вживили кошачьи усы и не имплантировали хвост, поэтому еду в лифте в приподнятом настроении. На нижнем этаже, представляющем собой большую конюшню нас уже ждут Хеймитч, Синтия и Джей. Приветственно улыбаюсь им, а после окидываю беглым взглядом остальных трибутов и поникаю. Впервые я нахожусь с ними в одном пространстве и от этого становится не по себе. Некоторые — огромные и убийственно спокойные, другие больше походят на голодных собак, загнанных в угол. И каждый таит в себе нечто опасное. — Выпрямись, — ментор кладёт руки мне на плечи и расправляет скрученную от волнения спину. Я недовольно поджимаю губы, но теперь не горблюсь. — И улыбайся. Трибуты занимают места в колесницах. — А улыбаться с зубами? — нервно спрашиваю Хеймитча напоследок. — Если еда не застряла. Покажи? Я демонстрирую ему два ряда ровных зубов. Он смеётся. — Всё хорошо. Иди. Улыбайся с зубами, но не скалься, — наставляет ментор и я изображаю жуткую ухмылку. — Хотя… — делает вид, будто всерьёз раздумывает над идеей злобного оскала, — Нет, всё-таки лучше без этого. Будь милой потому что иначе уродцев-профи тебе не переплюнуть. Теперь смеюсь я и взбираюсь на колесницу, стараясь принять устойчивое положение. Джей, чтобы не упасть, хватается за мой локоть. Забавно, почти всё наше с ним взаимодействие складывается из попыток удержать равновесие. На Джее костюм, похожий на мой, но без импровизированного корсажа. Колесница трогается с места. Ловлю себя на том, что вновь хихикаю над шуткой Хеймитча. Смотрю на Джея. Он, глядя на меня, тоже смеётся. Наверное, у нас обоих сдают нервы. Потом замечаю экран, где крупным планом демонстрируется моё лицо и вновь невольно улыбаюсь. А почему бы и нет? Если я скоро умру, то хотеть ощутить больше положительных эмоций — вполне нормально. Даже если я заперта в чужом городе с людьми, которые, возможно, совсем скоро, станут моими палачами. Думаю о приятном: выгляжу хорошо, в глазах что-то ярко поблескивает. Не слёзы, а может… Надежда? Или чертинка? Кто знает? Даже я не понимаю собственного странного взгляда. *** На двенадцатый этаж тренировочного центра, на котором мы временно обитаем, приносят обед. Хеймитча нигде не видно. На вопрос Джея о его отсутствии, Синтия поясняет: — Обхаживает спонсоров. Может даже заключит парочку сделок. У вас были симпатичные костюмчики. А вот стилисты Четвёртого и Шестого подкачали… Она ещё долго распаляется о нелепости нарядов нескольких невезучих трибутов, но странно слышать такое от человека в вырвиглазном парике и странном платье. Хеймитч, явившийся только к ужину, выглядит не таким взъерошенным как обычно. Неплохо. Наверное, тоже посетил стилиста. — Костюмы для Парада вышли неплохими. Надеюсь, ваши стилисты не сдуются. Страшнее всего будет если сдуешься ты, Хеймитч. Вечно ожидающий подвоха жучок, сидящий где-то в глубине души твердит, что ты в решающий момент можешь забросить свои обязанности. Это будет удар под дых. Хотя, кто знает, может не стоит ждать подставы и ты правда поможешь мне? Не оставишь? Невысказанный вопрос остаётся болтаться на задворках рассудка, ожидая удачного момента чтобы вновь посеять сомнения в моей голове.