Отдел Особо Запущенных Случаев

— А вы точно из полиции? — с подозрением спросил мужчина, сказавший называть себя «просто Мик». - Что-то уж вы больно… Он сделал какой-то выразительный жест — и руками, и лицом — который мог означать, буквально, что угодно. Эрик украдкой закатил глаза. — Да, сэр, — терпеливо ответил ему Четыре, — мы ведь уже показывали вам удостоверения. — В наше время удостоверение подделать — раз плюнуть, Форд. У меня у самого таких три. — Будем считать, что я этого не слышал, — тактично отозвался Четыре. — И произносится «Фор» — как цифра четыре. — Как цифра, значит… Глаза Мика сузились, и Эрик почувствовал, что его доверие к ним упало еще на несколько единиц. — У вас что-то пропало, на вас напали, ограбили? — поспешил вставить Четыре во избежании дальнейших дискуссий. — Последнее. — Мик мрачно показал большим пальцем себе за спину. — Видите белый пластиковый стул вон там, у стены? Четыре проследил за его жестом. — Э… Нет, сэр, не вижу, если честно. — Вот и я не вижу. А он там последние двадцать лет стоял. Я те зуб даю, каждый день на нём сидел. — У вас пропал стул, — скупо констатировал Четыре. — Так точно. И я не хочу ни на кого переводить стрелки, но сдаётся мне, что это Герта из соседнего хозяйства. Та ещё стерва, скажу я тебе. Её куры мне всю рассаду пожрали в том году. Я вам, кстати, несколько жалоб на неё отправлял, а проку — нуль. Совсем там у себя работать не хотите, а? — Да, сэр, — Итон зацепил ручку о табель и устало потёр переносицу. — Мы обязательно разберёмся с пропажей в ближайшее время. Это была, конечно, наглая ложь с его стороны. Никто тут не собирался бросаться на поиски пропавшего стула в «ближайшее время» — им вообще уже было давно пора возвращаться обратно в Бесстрашие: сегодня был их черёд контролировать доставку продовольствия и остальных товаров во фракцию. С их стажировкой это никак связано не было, но в Бесстрашии было принято сваливать самую тоскливую и неблагодарную работу на неофитов, так что их эта участь тоже не миновала. Работа была действительно тягомотной и грозила растянуться на полдня. Из-за проклятого праздничного сезона количество доставляемого товара было больше, чем обычно, раза в полтора — только завидев перегруженные вагоны, у Эрика зародилось недоброе предчувствие, что это может продлиться до вечера. Он даже подумал, что альтернатива остаться в Дружелюбии была не такой уж плохой. Можно бы было поскандалить с соседями или ещё как-нибудь развлечься. Здесь же развлечений было немного. Итон ходил между контейнеров, изображая из себя ответственного подчиненного. Эрик маялся от скуки. Он поверхностным взглядом пробежался по коробкам. Не глядя, проставил галки в своём табеле. Конечно, он не собирался это все проверять, упаси бог — это бы стало очередной потерей времени. Он посмотрел на часы. Время перевалило за два. К счастью, поток вещей и еды, кажется, подходил к концу. Он смиренно постоял на месте ещё с десять минут, потом не выдержал и проскользнул к постройке сортировочного пункта, находящейся чуть в отдалении. Она была вся увешана лесами, так как находилась на реконструкции уже чёрт знает сколько времени — Эрик подозревал что она останется в таком состоянии ещё очень надолго. Обогнув постройку с торца, он поднялся на крышу, чтобы немного сменить для себя обстановку. Подошёл к каркасу из металлических трубок — с этой позиции были почти видны небоскрёбы Центра за крышами панельных домов. Возможно, он даже сможет увидеть башню Аквы, если заберётся повыше. Эрик ухватился за одну из металлических трубок и подтянулся, забираясь повыше. — Не ходи там. Там на соплях всё держится. Эрик обернулся на появившегося на крыше Четыре и снисходительно наклонил голову. Его всегда умиляла его фобия высоты. Хреново, наверное, иметь такую в городе, застроенному высотками, где каждый день приходится сигать с поездов. — Здесь отличный вид на Центр, — ехидно сказал Эрик, забираясь ещё на уровень выше наперекор его словам. — Сам посмотри. Итон закатил глаза. — Ты свалишься оттуда рано или поздно, — устало повторил он. — Ты проверил двенадцатую партию из Дружелюбия? Я не стану этого делать, она на тебе, мы же договаривались. Конечно, Эрик не проверял. — Проверил, конечно. Всё в порядке. Что там может быть не в порядке? — Он уже взобрался на самый верх лесов и теперь балансировал на краю под скептическим взглядом Четыре. Он даже на расстоянии чувствовал как этим его нервирует, и это распаляло его ещё больше. — Расслабься, мистер Гринч, где твой…? Внезапно раздался какой-то металлический скрежет под его правой ногой — Эрик даже не успел испугаться. Последним, что он увидел, было побледневшее лицо Итона, который метнулся к нему с другого конца крыши. Постарался схватить и удержать, но не успел. Эрик ощутил короткое мгновение полёта, резкую боль в боку от столкновения с контейнером и следом — твёрдый шершавый асфальт под собой, выбивший из него весь дух. Он распахнул глаза почти сразу же — так ему показалось — и дневной свет резанул по ним своей беспощадной яркостью. В ушах звенело, и он с ужасом понял, что не может дышать. Видимый участок улицы перед его глазами раскачивался, словно он рухнул на детские качели. Эрик судорожно через силу схватил ртом воздух и тут же об этом пожалел — левый бок вспыхнул огнём, как будто ему туда напихали стекла. Он подавился этой болью и дёрнулся вверх, попытавшись подняться — тело яро воспротивилось этому простому жесту. Он перевёл взгляд на свою руку, которую даже не чувствовал. К нему подлетел Итон, повисая над ним, загораживая зимнее солнце. Он явно был в ужасе и боялся его трогать. — Я сейчас приведу кого-нибудь, попытайся не шевелиться… — услышал Эрик. Слова доходили до него плохо, будто Четыре находился сейчас на другом конце улицы. — Никуда не уходи! Эрик даже не успел возмутиться той глупости, которую он сморозил, потому что вязкая темнота накатила не него и утянула его собой. Следующая вспышка света ударила по нему из потолочной лампы. Эрик смог удержать глаза открытыми лишь с третьего раза. Потом он заставил себя медленно сесть на койке. Это было ужасно. У него болело всё тело и кружилась голова. Он опустил глаза и увидел, что его левая рука уже заточена в ортез. Ему захотелось закрыть глаза, отключиться и снова уйти в забытье. Он поднял взгляд и увидел Четыре, напряжённо наблюдающего за ним из другого угла палаты. Эрик с огромным усилием сфокусировал на нём свой взгляд. Если он сейчас скажет ему что-нибудь вроде «я же тебе говорил», Эрик его убьёт. Итон это прекрасно знал, поэтому молчал. Но всё отлично читалось по его лицу, что было в стократ хуже, и Эрик разозлился. Во-первых, на Итона, за то что он, как обычно, оказался прав, говоря какие-то очевидные вещи, но по большей части, конечно, на себя и на своё идиотское поведение. Зачем он вообще полез на эту крышу? — он сам не мог этого объяснить. Это было глупо и необдуманно. В его поле зрения вплыла медсестра. Она сухо поджала губы, словно была недовольна тем, что он так быстро очнулся. — Как вы себя чувствуете? — спросила она высоким тоном, будто предъявляла ему претензию. — Отлично, — отозвался Эрик. Картинка перед глазами плыла и слабо покачивалась. — Просто замечательно. — Это хорошо. У вас трещина лучевой кости. Я вколола вам Остеореген для скорейшей регенерации, но ортез всё равно придётся оставить, хотя бы на неделю. Ещё вам стоит остаться и провериться на сотрясение… — Нет, — отрезал Эрик, выталкивая себя с койки. — Я на работе. Нам срочно нужно в Дружелюбие. У фермера пропал стул. Это дело не терпит отлагательств. Молчавший всё это время Четыре вздохнул. — Он не бредит, — сказал он в ответ на скептический взгляд медсестры в его сторону. — Мы действительно этим занимаемся. — Дело ваше, — сказала медсестра, снова разворачиваясь к Эрику. — Только подпишите здесь, что это на вашей ответственности. Эрик, не глядя, расписался в какой-то форме, даже не вчитываясь — перед глазами всё равно всё расплывалось. Не прощаясь, последовал к выходу из палаты, зацепив на ходу свою куртку с койки. На секунду остановился, задумавшись, что ему с ней делать. Потом решил просто взять в свободную руку. — Я взял тебе кофе, — сказал ему Четыре, когда они направлялись в сторону офиса. Эрик скривился — и от этого сочувственного жеста и от кофе. Ему не хотелось ни есть ни пить. У него болела голова. Его мутило. Хотелось куда-нибудь, где темно и тихо. Свернуться калачиком и выть, чтобы никто не услышал. — Как рука? — Отлично. — Отлично от чего? От хорошего? Эрик поджал губы и не ответил. Чего он вообще к нему пристал? — Тебе нужно к Флетчеру. Взять отгул на неделю. — Я в порядке, — огрызнулся Эрик. — И я способен дожить до конца рабочего дня, не рассыплюсь. Так или иначе, старик Флетчер попался им в коридоре на пути в офис. Он стоял на шатком стуле и приколачивал к стене упавшую гирлянду. — Ого, что у вас случилось? — спросил он, едва ли отвлекаясь на их появление. — Вы что, с бандой афракционеров подрались? Говорят, они просто лютуют в это время года. — Нет, мы, — Четыре неловко скосил взгляд в сторону Эрика, — мы упали с крыши. — Хреново, — сочувственно сказал Флетчер, — ещё и прямо перед праздниками. — Какие планы? — спросил захвативший их разговор Колин, тащивший куда-то целый поднос с венгерскими слойками. — Собираетесь в Яму на Рождество? — Да! — тут же воспрял духом Тобиас. — У Лайлы день рождения прямо в Сочельник, она позвала отпраздновать в небольшой компании. Мы идём в Пробел, он недавно открылся. Это недалеко от студии Тори Ву. — Да, я слышал про него, конечно. — Колин посмотрел на Эрика. — А ты с кем справляешь? — Я ни с кем не справляю, — устало откликнулся Эрик. — Вы вообще в курсе, что Рождество это гипотетический день рождения мессии, религии которого больше не существует? Мне кажется это какой-то бред справлять его в нашем современном атеистическом обществе. — Ты что, будешь один на Рождество? — спросил Итон, как будто среди всего, что Эрик только что сказал, он уловил только это. — Да, и что? — Да нет, ничего. — Зик устраивает вписку у себя двадцать пятого, он всех туда приглашает. Ты тоже приходи, — Колин снова повернулся к Четыре. — Я слышал в Пробеле стол не отхватить, везёт тебе. Обязательно расскажи потом какая там коктейльная карта… Эрик закатил глаза и подумал что его уже порядком тошнит от этой Рождественской мишуры. Потом он понял, что это даже не простая фигура речи. Он сделал резкий шаг назад, почти запнувшись о коробку с инструментами позади себя, и метнулся в сторону уборной. Он с утра ничего не ел, и его горло опалила желчь. Прополоскав рот, он постарался унять головокружение. Честное слово, ему надо уже собраться. Ему что, пять лет? За свои поступки надо уметь отвечать. Итон встретил его на выходе с лицом сердобольной мамаши. — У тебя сотрясение, — скорбно объявил он. — О чём ты? — спросил Эрик. — Это меня от тебя тошнит. Под конец года просто уже трудно себя сдерживать. Четыре задохнулся от возмущения. — Сотрясение это не шутки! Тебе надо вернуться в госпиталь! Флетчер отпустил их обоих по домам. Сказал, что пользы от них здесь сейчас всё равно никакой нет, и что до конца праздников можно не возвращаться. Четыре всё-таки затолкал его обратно в госпиталь, и даже сидел и сторожил рядом всё время, пока они торчали в очереди, чтобы Эрик снова оттуда не сбежал. — Что ты здесь торчишь? — шипел на него Эрик. — Я не сбегу, проваливай уже к себе домой. — Извини, но я тебе не доверяю, — отозвался Итон, рассеянно листая валявшуюся на столике брошюру про комплексные витамины. — И Флетчер сказал, чтобы я обязательно проследил, чтобы ты сходил к врачу, а то он с меня шкуру спустит. — Ничего он тебе не говорил, — огрызнулся Эрик, — всё ты врёшь. — Видишь, ты мне тоже не доверяешь. Полная гармония. Четыре отбросил от себя брошюру и посмотрел на Эрика. — Знаешь, я тоже сломал себе руку однажды. — О, истории из детства, — протянул Эрик. — Мы всё-таки добрались до этого этапа. Наконец-то, я думал, что не доживу. — Это случилось, когда мне было десять, — продолжал Четыре, напрочь пропустив его саркастичный тон мимо ушей. — Я тогда решил, что если раскачаюсь на качелях достаточно сильно, смогу сделать сальто назад. Только вот я не умел делать сальто. — О боже. — Именно. И когда пришло время прыгать, было слишком поздно останавливаться, потому что я раскачался слишком сильно. Так что я прыгнул. Эрик провёл рукой по лицу. — Понятно. Очень увлекательно. — Подожди, это ещё не конец истории. Я сделал это сальто. Эрик посмотрел на него. — В смысле «сделал»? — Ну, типа… Я никогда раньше не умел, но в тот день, видимо, звёзды сошлись, и я совершил идеальный прыжок, перевернулся в воздухе и приземлился прямо на ноги. — …и сломал руку? — Нет, я приземлился вообще без проблем. Эрик нахмурился. — Тогда почему ты сказал, что… — Потому что я приземлился на проезжую часть. И меня тут же сбила машина. Эрик уставился на него. — Чего? — Да. Водитель выскочил из машины, начал меня трясти. Сбежались все соседи. Спрашивали, как я себя чувствую… и я понял, что вообще-то чувствую себя нормально. Даже царапин не было. — Ты сделал сальто с качелей, тебя сбила машина, и ты не пострадал? — Ага. Ни синяка, ничего. Эрик продолжал недоверчиво пялиться на него. — Ну да, ясно, — протянул он, пытаясь понять, куда это всё идёт. — И как ты сломал руку? — Я упал с крыльца, когда возвращался домой, — ответил Итон. — Причём даже не сильно упал. Просто оступился на верхней ступени… Там высота была сантиметров пятьдесят от силы. Эрик несколько секунд молчал, потом выдохнул, закрыл лицо рукой и покачал головой. — Господи… — …так вдобавок ко всему я ещё и завалился прямо в клумбу. Мама потом два дня на меня злилась, — Четыре подпёр голову рукой, задумчиво глядя в стену. — Это были её любимые фиалки… Эрик закатил глаза. — Дебил. Подошла его очередь. Всё та же медсестра посветила ему в глаза фонариком, просканировала нейротреком, выписала обезболивающее и отпустила домой, завещав постельный режим и никаких экранов в ближайшие пару дней. Четыре всё это время дышал ему в затылок и, лишь убедившись, что все формальности учтены, соизволил отпустить его одного домой. Оказавшись в стенах своей комнаты, Эрик упал на кровать, не сдержав облегчённого стона. Он думал, что тут же уснёт в этой оглушающей тишине, но оказалось, что это не так просто сделать с пульсирующей болью рукой и раскалывавшейся головой. Он поднялся с кровати, заглотил обезболивающего, машинально запив его водой из-под крана. Открыл окно, потому что ему показалось, что в комнате слишком душно, но почти сразу же закрыл. Холодный воздух вызвал только неприятный озноб во всём теле, а шум с улицы раздражал. Он снова лёг на спину, глядя в потолок. Боль немного притупилась, и ему удалось ненадолго задремать. Сон был дурным, как при лихорадке. Набегал волнами — Эрик то он проваливался в забытье, то снова резко просыпался с ощущением боли во всём теле. Ближе к вечеру к нему снова заявился Итон — Эрик почти удивился этому. Он никогда не искал его компании вне рабочего времени, Эрик вообще не думал, что Четыре знает, где он живёт. Причина его прихода выяснилась быстро. Она заключалась в недовольно ворчавшей переноске, которую тот притащил с собой. — Он в последнее время практически живёт в нашем офисе, — сказал Четыре, в наглую тесня Эрика с порога плечом и проходя внутрь. — Меня спросили, может ли кто-нибудь из нас забрать его себе на праздники. Меня он недолюбливает, поэтому я решил принести его тебе на пару дней. Ты ведь не против? Вафелька был явно не в восторге от этих перемещений. Эрик прекрасно его понимал. — Не похоже, чтобы у меня был выбор, — сухо отозвался он. Итон как-то сразу сконфузился на это замечание, и неуютно потёр одной рукой шею, потерянно оглядывая комнату Эрика. — Я договорился в столовой, — сообщил он ему, — тебе будут приносить еду сюда несколько дней, пока тебе не полегчает. — Как мило. Эрик вернулся к кровати и снова на неё упал, заслоняя здоровой рукой глаза от потолочного света. Может хоть так Итон догадается и свалит сам. Строить из себя радушного хозяина Эрик сейчас точно не собирался. — Так у тебя не было планов на Рождество? Естественно, он не догадался. Эрик вздохнул и убрал с глаз руку. — Нет, у меня не было никаких планов, — смиренно произнёс он, глядя в потолок. — Так что в каком-то смысле я переиграл судьбу. И… эм, как ни парадоксально… всё идёт по плану, — господи, что он несёт? — Так что, всё зашибись. Четыре присел на край дивана и ещё раз неуютно огляделся. — Слушай, — сказал он, — врачи сказали, что с тобой должен кто-то находиться хотя бы эти сутки… — Они пошутили, — сказал Эрик. — Это был врачебный юмор, он странный. Так что не бери в голову и проваливай. — Я могу остаться ненадолго, — быстро сказал Четыре, — вдруг тебе станет хуже. — С чего бы мне стало хуже? У меня есть еда, вода и приятная компания. — Эрик махнул рукой в сторону Вафельки, с подозрением обнюхивающего новую для себя обстановку. — Ты можешь идти. — Хорошо, — Четыре поднялся и сделал шаг в сторону выхода. — Я тогда зайду завтра, ладно? Если что, позвони мне или напиши… Он взялся за ручку двери, бросая ещё один взгляд на Эрика, и вздохнул. — Слушай, я знаю, что ты этого не сделаешь, — сказал он. — Но… если тебе станет плохо, хотя бы подумай об этом. — Только о тебе и буду думать, — заверил его Эрик. — Вали.