Что отнято судьбой, а что подарено

Вэй Усянь много слышал о сторожевых башнях, но воочию увидел и тем более побывал внутри впервые, и с лёгким сожалением признал, что идея была хороша. Гарнизон сменялся раз в несколько сезонов и уверенно справлялся с большинством проблем, возникающих на подконтрольных землях. Жизнь здесь была размеренной, но, видимо, скучной – неожиданных гостей приветствовали с размахом, таким, что Вэй Усянь провёл в компании вина и новых знакомых полночи. С утра Лань Чжань потратил намного больше времени, чем обычно, чтобы вытащить его из постели и в итоге, отчаявшись, поднял его ещё полусонного и просто поставил на ноги. – Это жестоко, – пожаловался Вэй Усянь. – Ванцзи извиняется, – не смутился Лань Чжань и подал ему шэньи. «Надо срочно придумать какой-то новый способ воздействия, раз этот перестал работать», – подумал Вэй Усянь, одеваясь, но придумать ничего не успел. Пока он одевался и расчёсывался, Лань Чжань успел пропасть ненадолго и вернуться с миской воды для умывания. – Сюнчжан ждёт. Вэй Усянь набрал воды в горсть и плеснул себе в лицо, обдал брызгами всё вокруг и, отфыркиваясь, мотнул головой. – В чём смысл вставать так рано? Если Не Хуайсан и ответит сразу как получит письмо, его не успеет доставить даже эта птица. Славная, кстати, птица, она даже клюнула меня только один раз и то нечаянно. – Мы не можем ждать, – качнул головой Лань Чжань. – Неизвестно, есть ли у Не-цзунчжу ключ. Неизвестно, захочет ли он помочь. – Он помог, – заметил Вэй Усянь. – Я не знаю, что о нём думать теперь, но на дом он указал верно. – Не нам. Цзян-цзунчжу. – Сейчас это одно и то же. Цзян Чэн… тоже не то, что я о нём думал. – Он всё ещё может быть опасен для тебя. Для Лань Сычжуя. Вэй Усянь задумчиво прикусил губу и покачал головой. – На самом деле, я думаю, что нет. Возможно, что и не был. Он не знает про Лань Сычжуя, я уверен. – То письмо. – Как видишь, мы и в самом деле идём по следу Вэнь, – кисло улыбнулся Вэй Усянь. – И я боюсь, что наш противник как раз про Лань Сычжуя знает. Больше всего он опасался, что их неизвестный враг бросит эту правду в них. Он мало понимал сейчас Цзян Чэна, но не сомневался, что ему эта правда не понравится и совсем не мог предсказать, как он отреагирует. Лань Сичэня они нашли в библиотеке, что-то увлечённо пишущим. Вэй Усянь мельком взглянул на бумагу, но понял только то, что это запись какой-то мелодии. Лань Сичэнь при их появлении отложил бумагу просушиться в сторону, но так, чтобы никому не удалось увидеть содержание полностью, и прополоскал кисть. – Рад видеть вас. – И я рад, – зевнул в кулак Вэй Усянь. – А где Цзян Чэн? – Цзян-цунчжу ещё спал, когда я ушёл. – Который же сейчас час? – удивился Вэй Усянь. Всё то время, что они путешествовали вместе, Цзян Чэн поднимался вместе с Ланями, если не раньше. Что-то произошло вчера, а он не заметил? – Змеи. – Цзэу-цзюнь, с ним всё в порядке? – Думаю, я не должен говорить о главе Цзян за его спиной, – безмятежно ответил Лань Сичэнь. Это не было ответом на его вопрос и Вэй Усянь нахмурился. Даже Лань Чжань укоризненно посмотрел на брата. – Если бы что-то случилось, вы бы знали. Ответом не было и это тоже и Вэй Усянь открыл рот, чтобы возмутиться, но его прервало появление самого Цзян Чэна. Вэй Усянь резко развернулся и, не смущаясь, пристально осмотрел его от сапог до гуаня, но ничего странного не обнаружил. Цзян Чэн был одет всё в ту же неброскую дорожную одежду, которую за ночь успели почистить от крови и собачьей шерсти, его волосы были в полном порядке – разве что косы заплетены так плотно, что заметно тянули кожу, но так он делал и раньше, ещё до того, как их пути разошлись. Он не выглядел здоровым, на это бессмысленно было даже надеяться, но как будто лучше чем вчера, когда его, бледного до серости, уводил из-за стола Лань Сичэнь. – Что ты на меня смотришь, как будто вчера не видел? – поморщился он, чем окончательно убедил Вэй Усяня, что всё в порядке. – Рад, что ты всё-таки к нам присоединился, – отвесил шутливый поклон Вэй Усянь, обрадованный тем, что Цзян Чэн окончательно бросил попытки обращаться к нему как к незнакомцу, но тот только глаза раздражённо закатил. – Есть новости от Не-цзунчжу? – Нет, – ответил за всех Лань Сичэнь. – Ванцзи, попроси, пожалуйста, подать чай для господина Вэя и Цзян-цзунчжу. Вэй Усянь, конечно же, пошёл следом за Лань Чжанем, но оглянулся в дверях и увидел поразившую его до глубины души вещь. Лань Сичэнь показывал Цзян Чэну свои записки, которые только что скрыл даже от брата. Цзян Чэн одобрительно улыбался. – Мы не можем ждать, пока Не Хуайсан пришлёт ответ, – за завтраком говорил Вэй Усянь, взяв на себя обязанность побыть голосом Лань Чжаня. – Мы даже не знаем, разгадал ли он шифр. Нужно вернуться в тот дом и поискать там ещё хоть что-то, может быть, следы. Может быть, я смогу войти в Сопереживание. Должен там быть хоть какой-то намёк на то, куда увезли Лань Сычжуя. – Мы всё там осмотрели, – возразил Цзян Чэн. – Это будет только потеря времени. Лань Чжань и Лань Сичэнь прятались за пиалами с чаем и правилами своего ордена, таким образом оставив выяснение отношений им двоим. Со стороны Лань Чжаня это было нечестно вдвойне, потому что именно он поднял Вэй Усяня в такую рань. – Ну а что ты предлагаешь, сидеть здесь и ждать? Цзян Чэн покачал головой. – Нет, в том, что нужно действовать, ты прав. Но нет нужды делать одно и то же. Я ведь говорил, мы с Не-цзунчжу в той пещере нашли твои записи и печати и карты Вэнь? Вэй Усянь кивнул, хотя на самом деле не сразу вспомнил. Должно быть, его разум был занят чем-то другим в тот момент, а уж потом воспрявшая надежда всё-таки найти Лань Сычжуя и вовсе вытеснила все остальные мысли. Да, Цзян Чэн упоминал это – Вэй Усянь напряг память и припомнил, но тогда они думали о том, что искать концы надо в ордене Цзинь, а потом им пришлось сражаться и Вэй Усянь отложил в сторону и эту информацию вместе с орденом Цзинь . Его ум всегда бы таким: одновременно хаотичным и склонным вечно искать общее в, казалось бы, несхожих предметах, придумывать новые классификации и отбрасывать их в сторону. Иногда он отбрасывал нечаянно и что-то важное, как вот сейчас. Но теперь, когда Цзян Чэн дал новый толчок мысли, Вэй Усянь сразу понял, что он имеет ввиду. – Ты хочешь идти в Безночный? – Я хочу идти в Безночный, – подтвердил Цзян Чэн. – А ты прав, – оживился Вэй Усянь. Цзян Чэн моргнул. – Я что? – Ты что же, думаешь, я с тобой спорю ради спора? – деланно оскорбился Вэй Усянь. Судя по лицу Цзян Чэна – именно это он и думал и совершенно этого не смущался. И на крючок не попался, молчал с непроницаемым лицом, только пил свой чай. Вэй Усянь подумал, что он уже скучает по тем временам, когда Цзян Чэн был для него открытой книгой. – Мы уже не дети, Цзян Чэн. – Я уже не ребёнок, – на этот раз соизволил ответить он. – Насчёт тебя не уверен. Ты не в состоянии даже запомнить, как меня называть. Вэй Усянь мог поклясться, что услышал со стороны Лань Сичэня невесомый смешок, но стремительным взглядом в его сторону нашёл лишь обычное, благожелательно-спокойное выражение лица. – Ладно, Цзян-цзунчжу, иногда я спорю ради спора. Но не в такие моменты. Цзян Чэн легко удовлетворился его временным отступлением: он ещё немного посверлил его взглядом, но потом перенёс внимание на остальных. Вэй Усянь расслабился и даже улыбнулся. Что ж, и это было не так уж плохо. Почти как раньше. Почти… – Ханьгуан-цзюнь, вы сможете лететь? Лань Чжань кивнул, но не издал ни звука. В его руках всё ещё была пиала и придраться было вроде бы ни к чему, но на лице Цзян Чэна появилось и почти сразу же исчезло лёгкое презрение. Лань Чжаня тяжело было понимать. Цзян Чэн наверняка воспринял отсутствие ответа как оскорбление и Вэй Усянь не знал, надо ли что-то с этим делать. Может ли он вообще что-то с этим сделать и хочет ли. Они провели рядом несколько дней и он остро чувствовал, как ему на самом деле не хватает Цзян Чэна. Окончательным разрывом между ними стала бойня в Безночном городе и смерть сестры, но те три месяца, которые были после, он почти не помнил, а вернувшись в жизнь – старался об этом не думать. Да и что такое год против всей предыдущей жизни? Чувствовал ли что-то похожее Цзян Чэн, он не знал. Но Цзян Чэн провёл без него тринадцать – уже четырнадцать – лет. Теперь можно было сказать, что большая часть его жизни прошла без Вэй Усяня. – Я не настолько уж и большой, – возмущённо сказал он, привычно оттягивая внимание на себя, и в подтверждение своих слов поддёрнул пояс. Мо Сюаньюй был куда тоньше в кости, чем Вэй Усянь в прошлой жизни. Он до сих пор не привык. Цзян Чэн дёрнул уголком рта, но ничего не сказал, потянулся за пресной булочкой. Он ел мало и медленно и у Вэй Усяня снова возникло ощущение, что он путешествует с тремя Ланями. Ему немедленно захотелось как-то его расшевелить. Спровоцировать хотя бы на гнев, если уж по-другому не получается, но он понимал, что если всё-таки доведёт его при Лань Чжане, дело кончится катастрофой. В Безночном городе было тихо и пусто. Вэй Усянь не был здесь с того самого дня, да и его-то помнил не слишком хорошо. Даже последний бой с силами Вэнь Жоханя, отстоящий гораздо дальше во времени, он помнил намного лучше. Тогда резиденция ордена Цишань Вэнь была богата и многолюдна, огрызалась стрелами и талисманами изо всех щелей и переулков, звенела сталью, содрогалась от криков… была живой. Сейчас Вэй Усянь сошёл с меча на пустынную площадь, сквозь камни которой давно уже проросла трава и даже небольшие деревца. От обилия тёмной ци кружилась голова. После войны Безночный город очистили и сделали напоминанием о победе союзных войск. После той бойни сюда как будто и вовсе не ступали заклинатели. Вэй Усянь прихватил себя за отворот одежды и с силой потёр грудь. Ему здесь не нравилось. В этом месте он потерпел самое сокрушительное поражение. Потерял самого себя. Нашёл только спустя три месяца на Луаньцзан, на краткий миг перед самой смертью. Он встряхнулся, заставляя себя собраться с мыслями. Где-то здесь есть ещё одна метка, которая, возможно, подскажет им дорогу. Её нужно найти вне зависимости от того, какие воспоминания у него здесь возникают и какие демоны его здесь мучают. Он достал Чэньцин и поднёс её к губам, вспоминая о том, как звучала она здесь в тот, последний раз, и заиграл, стремясь поскорее разделаться с неприятным, но необходимым делом. Цзян Чэн, задержавшийся в полёте, сошёл на мощёную площадь тяжело, едва не споткнувшись о собственный меч, и тут же отвернулся от Вэй Усяня. Его память не могла здесь промолчать. Лань Сичэнь тоже был здесь тогда и Вэй Усянь видел, что и он опускает глаза в землю. Этой памяти шёл пятнадцатый год, но резала она как по свежему. Они все потеряли здесь многое, и дицзы фальшивила отчаянно, не могла взять нужную ноту, как не мог успокоиться и сам Вэй Усянь. Энергия обиды тогда подчинила его себе, он и теперь чувствовал её давление. Кто-то положил руку ему на запястье и заставил опустить флейту, Вэй Усянь мотнул головой и прояснившимся взглядом осмотрелся. Лань Чжань нежно придерживал его руку и смотрел с нескрываемом беспокойством. У Вэй Усяня едва не навернулись слёзы от сложной смеси чувств – нынешних и прошлых, как будто Безночный город стёр границу между той и этой жизнью. – Если ты не можешь, то не нужно, – сказал Лань Чжань. – Я могу. Могу, если ты будешь рядом. Лань Чжань легонько сжал его запястье и отпустил, но не ушёл, позволил прислониться к его плечу. Он был надёжной защитой от всей обиды мира. Вэй Усянь немного постоял так, переводя дыхание, а потом огляделся уже более осознанным взглядом. Цзян Чэн стоял в стороне и смотрел вниз. Даже не пытался сделать вид, что что-то ищет. Рядом с ним стоял Лань Сичэнь с сяо в руках. Тяжёлое тёмное ощущение достигало, похоже, и его. – Здесь она лежала, – донёсся до него тихий голос Цзян Чэна. Лань Сичэнь рядом с ним протянул руку, словно хотел прикоснуться к плечу, но не стал. Цзян Чэн этого не заметил, он всё так же смотрел в землю, как будто мог что-то там видеть. Может быть, он и видел. – Я не могу разделить с вами скорбь, – так же тихо ответил Лань Сичэнь. – Я мало знал госпожу Цзян. Но это была чудовищная потеря. Цзян Чэн кивнул, принимая его слова. – Мне иногда кажется, что это не закончилось и никогда не закончится. Вэй Усянь медленно подошёл к нему, в любое мгновение ожидая, что его оттолкнут. Смерть шицзе была не просто чудовищной потерей или ужасным несчастьем или чем-то там ещё. Она сотрясала миры – по крайней мере его мир и мир Цзян Чэна, ни один из которых так и не вернулся на место. Цзян Чэн повернул голову на звук шагов и нечаянно встретился с ним взглядом. Какое-то время они стояли так и никто не знал, что должен сказать или сделать. Вэй Усянь боялся даже вздохнуть – он уже много лет не видел такого взгляда у Цзян Чэна, может быть с тех пор, как помог ему завязать глаза и отправил на безымянную гору в Илине. Когда-то Цзян Чэн доверял ему и это доверие не могло поколебать ничто. Было больно думать, что теперь этот взгляд предназначался не ему. А потом хрустнул под ногой у деликатно отшагнувшего Лань Сичэня камушек и момент прошёл. Что-то в глазах Чзян Чэна захлопнулось, как будто резко задвинули дверь и он снова стал отчуждён и непроницаем. Вэй Усянь всё ещё не находил слов, но Цзян Чэн отвернулся от него и молча слегка подвинулся, давая ему место, и он встал рядом, почти коснувшись плечом плеча. Он тоже помнил это место. Мало что помнил, но его нашёл бы безошибочно. После дела пошли лучше. Цзян Чэн так и не сказал ему ни слова, но и былой враждебности тоже не выказывал. Они постояли немного над тем местом, где умерла сестра, и тишина между ними не была напряжённой. Вэй Усяню до зуда в руках хотелось схватить его под локоть, как раньше, или хотя бы подтолкнуть плечом, чтобы удостовериться, они оба здесь и оба живы. Шицзе простила бы его за такую шалость. Цзян Чэн раньше тоже бы простил. Вэй Усянь не стал делать ни того, ни другого, только решив, что достаточно испытывает его терпение, отошёл и снова достал флейту. Удивительное дело, но давление энергии обиды как будто ослабло. Может быть и потому, что Вэй Усянь и сам чувствовал себя немного лучше. Он ждал на самом деле, что оказавшись в Безночном городе, Цзян Чэн снова обвинит его в смерти сестры – и что ему не будет чем оправдаться, потому что и сам чувствовал в этом вину – но Цзян Чэн не стал и от себя не прогнал. Он на пробу выдохнул, извлекая из дицзы тихую требовательную мелодию – она разлетелась по площади, заполнила её собой и Вэй Усянь почти чувствовал каждый камень здесь и каждую доску, всё, что было тронуто энергией обиды, было и им тоже. В голове привычно зашумело, но он не прислушивался. Если прислушиваться, этот шум делился на нестройные тихие голоса, вливающие в уши яд. Нашёптывающие ему, что однажды он уже остался один и ещё останется один, что однажды его уже бросили те, кто обещал защищать и ещё бросят, и только голоса останутся с ним навсегда; о том, что он совершил столько всего, что никогда не может быть прощён, и только для голосов не имеют значения его преступления; о том, что тот, ради кого он отдал когда-то всё, никогда не испытает к нему благодарности и любви, и только голоса примут его любым. Вэй Усянь привык к ним ещё в прошлой жизни и почти не слушал, но сейчас, ощутив диссонанс, обратил взор внутрь себя. Где-то здесь был след совсем другого заклинателя, с совсем другой обидой. С ним энергия обиды говорила другими голосами и Вэй Усянь услышал их и пошёл на их отголоски. Метка обнаружилась у самых ворот бывшего дворца. Конечно, где же ещё. – Мне кажется, у него ко мне что-то личное, – сказал он, когда знак проявился достаточно, чтобы его могли видеть и другие. – Он назвался твоим именем, – пожал плечами подошедший Цзян Чэн. – Конечно личное. – Нет, – покачал головой Вэй Усянь. – Он выбирает такие места… в которых я потерпел самые большие потери. Луаньцзан, теперь вот здесь. – Или считает их твоими победами. – Может и так, – кивнул Вэй Усянь, но остался при своём мнении. Он был сейчас чувствителен к течению тёмной ци. Она не была к нему так благосклонна, как обычно. Может быть их противник и рассчитывал на то, что ему сложно будет найти верный путь. Не мог же он не понимать, что Старейшине Илина не понравится то, что кто-то пользуется его именем. Или мог? – Ты видишь направление? – спросил Лань Чжань. – Думаю да, – Вэй Усянь кивнул, но после паузы добавил. – Но она неохотно со мной говорит. И ему бы задуматься об этом сейчас, а не потом, но когда он слушал доводы разума? Дорога вела их вглубь горного хребта. Лететь здесь было неудобно, они поднялись на приличную высоту на мечах, но упёрлись в потолок: воздух не держал уже двойной вес и Бичэнь не мог подняться выше, сколько бы усилий ни прилагал к тому Лань Чжань. Пришлось спешиться и лезть по едва заметным тропам ногами. Вэй Усянь злился. Они снова не могли двигаться быстрее из-за него, это ужасно его огорчало, заставляло чувствовать себя никчёмным – а уж таким он себя не чувствовал никогда, даже сразу после того, как остался без ядра и мир стал серым, лишённым привычных оттенков цвета и звука и прочих ощущений, о существовании которых он даже не подозревал, пока они у него были. Его настроение было настолько заметно дурным, что Цзян Чэн в какой-то момент вытащил Санду и положил перед собой на воздух. – Вставай, – сказал он. – Дай я попробую. Я легче Ханьгуан-цзюня. На этот раз он встал сзади и сам прихватил Вэй Усяня за пояс, неласково, стараясь касаться только одежды, но крепко и надёжно. Идея была хороша – Цзян Чэн в самом деле уступал Лань Чжаню ростом и сложением, а за последние дни, придавленный горем, ещё и заметно для глаза потерял в весе – но попытка всё равно провалилась. Им удалось подняться выше чем раньше всего на пару чжаней, это выиграло им в лучшем случае кэ пути, а потом всё равно пришлось вставать на ноги. Вэй Усянь зло пнул камушек. Если бы их было только двое, он бы говорил и говорил, стараясь заглушить тревогу, жаловался бы на дорогу, на себя, на холод, стекающий с вершин, на дурацкий меч, который не хочет нести двоих. При Цзян Чэне он предпочёл сейчас молчать – потому что Цзян Чэн до сих пор, спустя столько лет и в другом теле, мог распознать его досаду и беспокойство. Он всегда хорошо улавливал, когда что-то было не так – иногда это было жизненно необходимо, чтобы исчезнуть до того, как между Цзян Фэнмянем и госпожой Юй разгорится ссора, а Вэй Усянь этому так и не научился – но редко делал верные выводы из своих ощущений. По крайней мере, когда дело казалось Вэй Усяня. – Мы его найдём, – в пространство сказал Лань Чжань. – Они не убили его даже после побега, значит он им ещё нужен. Мы его найдём. Лань Чжань провёл всё утро до пробуждения Вэй Усяня с гуцинем. Лань Сычжуй всё так же не откликался на зов, но теперь вместо отчаяния это давало надежду. Вэй Усянь видел: даже его походка стала как будто легче, когда ожидание неминуемой трагедии не пригибало больше к земле. Ему и самому должно было стать легче, но отчего-то не становилось. Безночный город поднял со дна души всю ту муть, которую он старался без нужды не трогать. Так мутнеет прозрачный ручей, когда ступаешь в него ногами, поднимая ил и песок. Ему бы выйти и остаться на берегу, дожидаясь, пока они осядут вновь, но мысли кружились на месте и как сапогами взбивали осадок со дна. Он шёл сразу следом за Лань Чжанем, угрюмо глядя в землю. Длинный подъём утомил его. Конечно, он стал сильнее за этот год, но к возможностям своего прежнего тела даже не приблизился, и сейчас, мрачно переставляя ноги, думал, что может и не приблизится уже никогда. Его немного утешало только то, что Лань Сичэню, идущему следом, тоже было явно тяжело настолько, что замыкающий короткую процессию Цзян Чэн уже дважды просил снизить темп. На Цзян Чэна Безночный город тоже произвёл гнетущее впечатление – он шёл безусильно, успевая отслеживать идущих перед собой, но был мрачен и напряжён. Вэй Усянь был уверен, что знает, о чём он думает – о сестре и о Цзинь Лине – потому что и сам думал только о них. О том, что подвёл сестру уже трижды, не сумев сохранить жизнь ни ей, ни её сыну, ни себе. Тропа вихляла, огибая скалы и ущелья. Если бы они могли встать на мечи и подняться выше, то могли бы сделать путь гораздо короче. – Дальше будет вниз, – впервые за подъём подал голос Лань Сичэнь. – Можно будет лететь. Вэй Усянь приободрился и прибавил шаг, несмотря на предупреждающий оклик Цзян Чэна. Ему было холодно здесь – ещё половину подъёма назад Лань Чжань отдал ему своё плотное и чересчур длинное и широкое для Вэй Усяня даопао , но это помогало мало. Ему хотелось встать на меч и согреться наконец в крепких объятьях – потому что иного способа согреться в этих горах он уже и не чаял. Однако до верхней точки перевала они добирались гораздо дольше, чем планировали. Вэй Усянь не мог отделаться от зудящего где-то на самой грани восприятия чувства, что что-то идёт не так. Сначала он пытался прислушиваться к ощущениям, но ничего не понял, потом пытался отмахнуться от него – но чувство не отставало – и только когда до заветного места оставалась в худшем случае пара ли, наконец осознал, что они попали в ловушку. У него за спиной обречённо выругался Цзян Чэн. – Надо успеть, – поторопил всех Лань Чжань, непостижимым образом сохранивший присутствие духа. Вэй Усянь плотнее запахнул на себе одежду. Они поднялись выше облаков и это его и подвело. Он до последнего не понимал, что это не ему холодно по слабости тела, а погода в самом деле заметно портится, и теперь, глядя на расстилающиеся под ногами грозовые тучи, испытывал много очень разных чувств, среди которых не было ни одного приятного. – Не успеем, – возразил Лань Сичэнь. – Спустимся как сможем низко. Зрелище было завораживающим. Вэй Усянь смотрел, как перетекают внизу облака, похожие на потоки энергии обиды, и не слишком хотел испытывать их на себе. – Вы сможете лететь? – спросил Цзян Чэн. Он уже достал Санду, но тоже выглядел нерешительным. В грозу летать было опасно, в бурю – тем более. А что там ждёт их внизу, до сих пор решительно непонятно. Вэй Усянь видел далёкие отблески молний, но гром до них не докатывался. Пока ещё. Лань Чжань вместо ответа встал на меч, приглашающим жестом открыл объятия для Вэй Усяня и он не заставил себя ждать, вскочил на лезвие и с облегчением прижался спиной к тёплой груди. Он и сам не заметил, насколько замёрз. Лань Чжань сразу же обхватил его за плечи и скользнул ладонью за отворот – сразу же стало тепло, как будто выглянуло солнце и Вэй Усянь с запозданием понял, что с ним щедро делятся ци. – Не надо, – запротестовал он. – Ещё лететь. – Ты замёрз, – возразил Лань Чжань так уверенно, что спорить с ним сразу расхотелось. Цзян Чэн коротко скривился и первым скользнул по склону вниз. В Юньмэне снег видели нечасто, но в редкие холодные зимы, когда замерзали склоны, Вэй Усянь вместе с Цзян Чэном и стайкой соучеников с удовольствием катались с них – особым шиком считалось устоять на ногах. Сейчас ощущения были похожи – полноценного полёта всё ещё не получалось и Бичэнь скользил невысоко над землёй, набирая скорость. Вэй Усянь успел подумать, что может быть они всё-таки проскочат, и тучи прямо под ним вроде бы не такие уж и чёрные, но едва меч пробил толщу облаков и они оказались ниже, начался настоящий кошмар. Грозы здесь и в самом деле не было. Была буря. Ветер ударил в бок, едва не сбив Вэй Усяня с меча. Он слегка наклонился вперёд и в сторону и схватился за руки Лань Чжаня, всё так же крепко его удерживающие. Говорить или даже кричать было бессмысленно, вой ветра заглушал все остальные звуки. Лань Чжань нёсся сквозь стремительно темнеющий воздух, опасно накреняясь под особенно сильными порывами и лавируя между скалами. Вэй Усянь не видел спутников – иногда рядом с ним мелькали белые одежды Лань Сичэня, Цзян Чэн же в своём неброском чёрном и вовсе слился с темнотой. Лицо нещадно сёк ветер и вскоре к нему присоединились струи дождя, а потом и мокрый снег, бьющий резко и больно. Вокруг перемешалось всё и Вэй Усянь не мог уже понять даже где верх, а где низ, мир превратился в серо-белые полосы, сквозь которые Лань Чжань упрямо гнал Бичэнь. Особенно сильный порыв ветра сбил их с курса и потащил в сторону. Вэй Усянь ощутил, что соскальзывает с меча и резко наклонился в противоположную сторону, но ветер снова ударил его в лицо и оторвал от Лань Чжаня. Последовало короткое и ужасное падение спиной вперёд – Вэй Усянь на вдох оказался в прошлом и снова падал в курганы, сброшенный с меча Вэнь Чао – но его встретила не пропитанная обидой сухая земля, а чьи-то руки. Вэй Усянь скосил глаза вниз, увидел рассыпающее искры фиолетовое кольцо и сделал единственное, что мог сделать – крепче вцепился в Цзян Чэна сам. Удержать их обоих на мече под шквальным ветром Цзян Чэн не мог, да и не пытался, а стремительно снижался, стараясь погасить скорость. Приземление всё равно вышло жёстким. Их обоих протащило по склону ещё немного, ударяя о камни и стволы деревьев. При одном таком ударе Цзян Чэн не удержал его и ещё какое-то время Вэй Усянь катился в одиночестве, пока не закончил путь в невысоких кустах. Вэй Усянь вцепился в тонкие прутья и позволил себе полежать с закрытыми глазами пока мир не перестал кружиться, а потом осторожно открыл глаза. Он упал довольно удачно – в голове немного гудело, но тело исправно слушалось. Однако видимость по-прежнему была низкой, и он кое-как, пригибаясь, поднялся. – Цзян Чэн! Голос утонул в завываниях ветра. Вэй Усянь готов был расцеловать его даже за злое «для тебя глава Цзян», но Цзян Чэн, как назло, не отзывался. – Лань Чжань! Вэй Усянь, ругаясь сквозь зубы, выбрался из кустов и уже наметённого небольшого сугроба и пошёл по собственному следу наверх. Где сейчас находится Лань Чжань он не мог себе даже представить, но с Цзян Чэном их разнесло совсем недалеко отсюда. След ещё должен оставаться. Хотя бы общее направление… Цзян Чэну повезло меньше. Вэй Усянь нашёл его среди деревьев чуть ниже того места, где оказался сам. Он был в сознании, но на его лице и на снегу рядом алела кровь. Вэй Усянь потянул его за рукав, помогая подняться на ноги, Цзян Чэн послушно поднялся. Тогда Вэй Усянь перехватил его под локоть и потащил под защиту крупного валуна. Тащить было сложно: ветер не стихал, а Цзян Чэн шёл неровно, цепляя сапогами все неровности земли. У Вэй Усяня мелькнула паническая мысль: что они будут делать, если Цзян Чэн так и не придёт в себя? – но испугаться по-настоящему он не успел. Когда они добрались до ненадёжного укрытия, шаги Цзян Чэна обрели твёрдость, а взгляд перестал блуждать. Он, вздрагивая от боли, протянул руку к гуаню и рывком стащил его с волос. И на пальцах, и на светлом гуане осталась кровь. – Ты как?! – прокричал ему на ухо Вэй Усянь. Цзян Чэн выразительно скривился. Он обшаривал взглядом окрестности, то ли в поисках спутников, то ли в поисках выхода, и вскоре уже сам потащил Вэй Усяня за собой к смутно виднеющемуся сквозь снег крутому склону. Вэй Усянь покорно потащился следом – расцеплять руки ему представлялось неправильным – и когда они приблизились к скале, тоже увидел то, что Цзян Чэн разглядел раньше: чёрный провал в стене. Пещера оказалась не сильно глубокой, но зато достаточно высокой, чтобы выпрямиться во весь рост, и с узким входом, защищающим хотя бы от пронизывающего ветра. Цзян Чэн затолкнул его первым и тут же проскользнул внутрь сам. Отряхнулся по-собачьи и с гримасой отвращения оглядел, насколько мог, себя и заодно и Вэй Усяня. – Ты цел? – коротко спросил он. – Абсолютно. Такой мелочи меня не достать. Цзян Чэн фыркнул и потёр затылок. – Хорошо. – Дай я посмотрю, – потянулся к его волосам Вэй Усянь, но Цзян Чэн отодвинулся в сторону. – Гуань погнул, – с сожалением сказал он. – Хорошо, что не мой обычный. – Тебя гуанем, что ли, приложило? – недоверчиво переспросил Вэй Усянь и расхохотался. Цзян Чэн нахмурился было, но махнул рукой. Гуань, который он носил, когда нужно было подчеркнуть статус, был с красивыми изогнутыми лепестками. Очень острыми. С таким он бы так легко не отделался. Вэй Усянь смеялся до тех пор, пока на глазах не выступили слёзы. Цзян Чэн не мешал ему. Он обошёл пещеру, проверяя, нет ли в ней другого выхода или неожиданного соседства с диким зверем или, ещё лучше, каким-нибудь яогуем, и встал у входа, поглядывая то наружу, то на Вэй Усяня. – Всё? – спросил он, когда Вэй Усянь утёр глаза мокрым рукавом. – Всё, – подтвердил Вэй Усянь. – У тебя есть талисманы? Тут темно. – Нет. – А бумага? – Вэй Усянь, ты вроде не ослеп? Вэй Усянь ещё раз оглядел Цзян Чэна – уже более осмысленно, не выискивая в первую очередь следы ран, и понял, о чём он говорит. Его одежда висела клочками, но в том было полбеды. Его пояс вместе со всеми подвешенными к нему мешочками остался где-то на склоне. Даже Санду остался где-то на склоне. Из чего следовало, что они застряли тут без всякой защиты и от холода, и от возможной опасности. Вэй Усянь сел посреди пещеры скрестив ноги и в порыве озарения потянулся к своему рукаву. Ему снова хотелось смеяться, но он уже не мог, поэтому он просто вытряхнул оттуда осколки одного кувшина с вином, одолженного в башне, и совершенно невредимый второй. – Будешь? – спросил он. Цзян Чэн открыл рот, но вместо слов издал какой-то полузадушенный звук. – Ты хочешь сказать, что единственное, что у тебя есть, это кувшин проклятого вина? Вэй Усянь широко улыбнулся и кивнул. Теперь пришёл черёд Цзян Чэна смеяться до слёз. Однако довольно скоро им обоим стало не до смеха. Ситуация не становилась лучше: снаружи всё так же летел тяжёлый мокрый снег и завывал ветер. Цзян Чэн несколько раз выходил и расчищал вход: боялся, что их завалит снегом совсем. Выходить наружу в такую погоду было чистым самоубийством, им и так очень повезло найти убежище. Цзян Чэн в очередной раз вернулся от входа, с промокшими по локоть рукавами и вздрагивающий от холода. Вэй Усянь тут же пересел так, чтобы прижаться к нему спиной: хоть немного, но теплее обоим. – Не стихает, – в пространство сказал Цзян Чэн. – Как думаешь, Лань Чжань и Лань Сичэнь нашли где переждать? – Нашли, – резко ответил Цзян Чэн. – Или мы наутро сами их найдём. Вэй Усянь вздохнул. Он не мог об этом не думать и насколько он знал Цзян Чэна, его напускная резкость означала, что и он тоже беспокоился о судьбе спутников. Искать белую одежду на фоне белого снега может оказаться той ещё задачкой, даже если они отыщут Санду и смогут взлететь. У Вэй Усяня не было даже мысли о том, что и у них самих есть шанс замёрзнуть насмерть ночью, если это не прекратится: смысл об этом думать, они всё равно ничего особенно не могут с этим сделать. Он развлекался тем, что выцарапывал на дне кувшина талисман, надеясь подогреть вино. Можно было попробовать нарисовать и на полу, но он опасался, что тепло стронет снег над пещерой и тогда им уже не откопаться. Когда глиняные бока стали ощутимо тёплыми, Вэй Усянь открыл его, глотнул, чтобы убедиться, что всё получилось и толкнул локтем Цзян Чэна. – Пей, хоть согреешься. Цзян Чэн повернулся к нему лицом и спине сразу стало холодно. Вэй Усянь состроил страдальческую гримасу и Цзян Чэн, поняв это по-своему, скинул с себя наполовину мокрую одежду и гораздо более сухой шэньи, протянул последний Вэй Усяню. – Я не это имел ввиду, – воспротивился он. – Я знаю. Но мне легче согреться. – У тебя губы синие, – сообщил Вэй Усянь, глядя, как Цзян Чэн снова плотно запахивает отвороты и подтягивает пояс, но шэньи, ещё хранящий тепло чужого тела, взял. – Только если ты выпьешь со мной. Цзян Чэн протянул руку за кувшином и слегла поболтал его в руке. – Я ведь и правда почти не пью, – вздохнул он. – Давно ли? – ощутив неожиданный укол любопытства, спросил Вэй Усянь. В юности они пили много и с удовольствием и это были одни из самых весёлых воспоминаний, овеянных ощущением чего-то запретного. Цзян Чэн старался не отставать от него ни на шаг, а утром расплачивался за это жестоким похмельем. С тех пор так много изменилось… неужели изменилось и это? – Больше тринадцати лет, – сказал Цзян Чэн, сделал мелкий глоток и протянул кувшин обратно Вэй Усяню. В лицо кинулся жар. Вэй Усянь хоть и взял кувшин, но отвернулся, надеясь, что Цзян Чэн этого не увидит. Зря он спросил. Мог бы и сам догадаться, это лежало на поверхности. – И это я тебе испортил, да? Цзян Чэн пожал плечами. – Это небольшая потеря. Вэй Усянь чувствовал за его словами что-то ещё, но никак не мог правильно спросить. У Цзян Чэна было достаточно больших потерь и в части была вина Вэй Усяня. Он не думал, что сейчас время это обсуждать. Не тогда, когда они заперты в узкой холодной пещере. Сейчас бы ходить по уставленному ловушками полю… Он вдруг вспомнил войну: когда орден Вэнь начал терпеть поражение за поражением и фронт неуклонно надвигался на Безночный город, вражеские войска, отступая, оставляли в земле талисманы-ловушки, готовые уничтожить неосторожного заклинателя. Разговаривая с Цзян Чэном, он чувствовал себя так, словно снова петляет мимо них, стараясь не попасться. Может быть он и казался спокойным сейчас, но Вэй Усянь всегда обладал способностью наступить ему на больную мозоль. И что бы там ни думал Цзян Чэн, чаще всего это получалось случайно. Вэй Усянь отхлебнул ещё вина и передал Цзян Чэну. Он избегал его больше года, с самого своего возвращения в мир. Он и подумать не мог, что их воссоединение будет… таким. Их развела одна страшная потеря и заставила снова встретиться другая. Похоже, что вся его жизнь представляла собой одну большую и несмешную шутку. – Цзян Чэн, – осторожно начал он то, что горело у него внутри с того момента, как они обнаружили следы Лань Сычжуя, и то, чём ему было бессмысленно делиться с Лань Чжанем, потому что Лань Чжань этого не понял бы. – Я всё думаю… если Лань Сычжуй жив, может и быть так, что Цзинь Лин… – Нет, – отрезал Цзян Чэн и тоже сделал большой глоток, Вэй Усянь мог бы поклясться – чтобы скрыть выражение лица. – Не заставляй меня в это поверить. Если… второй раз я этого не переживу. Вэй Усянь прикрыл глаза. Цзян Чэн сидел рядом с ним, целый и невредимый, но одновременно с тем лежал на боку в саду Башни Золотого Карпа, истекая кровью. Он, по большому счёту, и первый раз этого не пережил. – Прости, – быстро сказал он. – Я понимаю. – Не понимаешь. Он вырос у меня на руках. Это было честно, но больно. Вэй Усяню не случилось даже увидеть сына шицзе до своей смерти, не то что подержать на руках. Наверное, это и в самом деле было несравнимо. Вэй Усянь подумал, что теперь понимает, почему Цзинь Лин каждый раз огрызается, когда он поддевает его, называя себя его любимым дядей. И ещё подумал, что если всё-таки его нелепая надежда не подведёт – больше никогда так делать не будет. – Правда понимаю. Терять детей больно, даже когда они не твои. Вино ли развязало ему язык, неожиданная ли близость, но он зачем-то продолжал говорить. Может быть потому, что хотел знать, сколько осталось от того Цзян Чэна, которого он когда-то знал. Может потому, что и в самом деле никогда не умел вовремя остановиться. – Ты помнишь А-Юаня? Цзян Чэн склонил голову к плечу. Он всегда так делал, когда честно старался что-то вспомнить – когда его допрашивал на уроке Лань Цижень или когда он сидел над чертежами во время восстановления Пристани Лотоса. Вэй Усянь знал этот жест. И этот жест не врал. – Ну же, Цзян Чэн. Он тебя даже обнял, много ли тебя обнимали в жизни? – Больше, чем тебя, – огрызнулся Цзян Чэн, и в его глазах внезапно засветилось понимание. – Ребёнок на курганах? Вэй Усянь кивнул и буквально вцепился взглядом в Цзян Чэна. Будь тот менее поглощён воспоминаниями, мог что-то и заподозрить. Так он всё-таки знает или нет? Цзян Чэн покачал головой. – Я не помню детей во время штурма. Прости, но я не смогу рассказать о его судьбе. Я вообще мало что помню. Спроси у Лань Циженя. Вэй Усянь выдохнул и обмяк. Как может новость быть дурной и хорошей одновременно? Не Цзян Чэн стоит за слухами про Вэня в Облачных Глубинах, и то письмо было всего лишь письмо, а не завуалированная угроза, но кто же тогда? – Старик запретил со мной разговаривать, – хмыкнул он, переводя тему с опасной на чуточку менее опасную. Уж кем, а дураком Цзян Чэн точно не был, если он сейчас хотя бы предположит, что мальчик с курганов мог выжить и сопоставит это со слухами про Лань Сычжуя и особым отношением, которое демонстрирует к нему Лань Чжань, то может и догадаться. Цзян Чэн, к счастью, этого не понял, только хмыкнул: – Жалко, что он раньше до этого не додумался. Может быть, тебя бы не выгнали. – А что, ты по мне скучал? – Вэй Усянь! – Признай это, ты скучал! – Возможно, – признал Цзян Чэн таким тоном, словно говорил не о недолгой разлуке в детстве, а о чём-то более значимом, и Вэй Усянь понял, что снова перешёл какую-то черту и резко замолчал. Цзян Чэн презрительно хмыкнул и отвернулся, сел лицом ко входу. В пещере разом стало холоднее, как будто он, повернувшись, вымел часть тепла. Его волосы стекали по спине до самой поясницы, гладкие как шёлк, но некоторые пряди слиплись и затвердели от подсохшей крови и это ужасно бросалось в глаза даже в полутьме. Вэй Усянь посидел ещё немного, допил вино и в итоге не выдержал и подобрался к Цзян Чэну поближе. Тот отозвался не сразу – то ли медитировал, то ли просто дремал. – Позволь мне всё-таки посмотреть. Ты весь в крови. – Не нужно. – Дай я хотя бы кровь уберу. – Перестань делать вид, что тебе не всё равно. – Почему ты всегда такой? Кто тебе сказал, что мне всё равно? – Вэй Усянь, ты сказал мне оставить прошлое в прошлом, – так же не оборачиваясь и так же тихо ответил Цзян Чэн. – Я пытаюсь, что тебе опять не нравится? – Я не это сказал! – возмутился Вэй Усянь. – Ты и твой вэньский пёс, – Цзян Чэн резко выдохнул сквозь стиснутые зубы. – Не беспокойся. Мы найдём того, кто убил Цзинь Лина, и больше ты меня не увидишь. – Я не… – Помолчи, – отрезал Цзян Чэн. Если бы они не были заперты непогодой в маленькой и неуютной пещере, Вэй Усянь, может быть, и возражал бы дальше, но счёл перспективу драки здесь не очень приятной. Он возмущённо фыркнул и тоже отвернулся, но холодно было настолько, что довольно быстро он снова подобрался к Цзян Чэну и прижался спиной к его спине. Тот вздрогнул, но ничего не сказал и вскоре расслабился настолько, что и Вэй Усянь ощутил спиной его тяжесть. Сначала холод мешал ему уснуть, но постепенно Вэй Усянь согрелся и тут же на него навалился сон. Цзян Чэн сидел спокойно довольно долго, но в конце концов поднялся. Вэй Усянь с трудом разлепил глаза и, прищурившись, следил за тем, как он в очередной раз разгребает вход. Можно было встать и помочь, но не хотелось – тело казалось тяжёлым, а голова мутной. Цзян Чэн озабоченно покосился на него, потом зачем-то стащил с себя промокшую одежду, оставшись в последнем тонком шэньи поверх белья, и высунулся на улицу. Вэй Усянь хотел спросить, что он делает, но губы не слушались. Он должен был испугаться, но мысли были медленными и он просто не успел этого сделать. Вернувшийся Цзян Чэн уселся перед ним и резко развернул спиной к себе, устроив так, что голова Вэй Усяня лежала у него на плече и взял за руку. Только ощутив течение чужой ци, Вэй Усянь понял, насколько на самом деле замёрз. Он сильно мёрз в прошлом, когда лишился ядра, и немного меньше мёрз теперь, хотя зима в Облачных Глубинах и стала испытанием, но замёрзнуть до такой степени, чтобы перестать чувствовать холод, ему ещё не доводилось. Под действием ци Цзян Чэна он смог сначала снова ощутить жуткий, проникший в самые кости холод, а потом уже настоящее тепло, берущее исток у запястья, плотнее прижался спиной к нему и уже по-настоящему заснул.