Что отнято судьбой, а что подарено

Проснулся Цзинь Лин от стука в дверь, всё ещё ощущая себя разбитым, но с более-менее ясной головой и первое, о чём подумал – о том, что проспал. Он моментально скатился с кровати и принялся натягивать домашний шэньи, спросонья промахиваясь по рукавам. – Сейчас! Фея оставалась спокойна, не лаяла и даже не насторожилась. Значит за дверью кто-то свой, кого можно встречать просто, но всё-таки не в исподнем, это уже слишком. Он наскоро завязал волосы узлом, решил что этого хватит, сорвал с двери талисман и открыл. В коридоре оказался удивительно терпеливо ожидающий дядя с подносом с чаем в руках. – Я думал, что проспал, – выдохнул Цзинь Лин. – Ты почти, – кивнул Цзян Чэн. – У тебя есть время привести себя в порядок, но немного. Как себя чувствуешь, глава Цзинь? – Это всегда так ужасно? – Не знаю, – признался Цзян Чэн. – У меня не было торжественной церемонии. Была война, гуань мне надел Не Минцзюэ перед тем как отдать юньмэнский фронт. Фея, иди сюда, девочка. Цзинь Лин в это время пытался закрепить на волосах сложный гуань, но ровно никак не получалось. Он ругался сквозь зубы, но помощи не просил, а Цзян Чэн не предлагал, но когда новоявленный глава справился всё-таки с причёской, уже разлил по чашкам чай и сидел, почёсывая собаку между ушами. – Вчера всё прошло очень хорошо, – нейтрально заметил он, но Цзинь Лин всё равно ощутил прилив гордости. – Готов к сегодня? – Готов. В коридорах Цзян Чэн отделился от него и пошёл со своими людьми. Цзинь Лин понимал, зачем – нехорошо было им явиться на Совет вдвоём, но ему всё равно стало не по себе. Он бывал уже на Советах и не раз, его брал с собой ещё Цзинь Гуанъяо, да и на последних двух он тоже безмолвно присутствовал, но одно дело – просто там быть, и совсем другое – выступать главным представителем своего ордена. Цзинь Лин выпрямился сильнее перед тем, как шагнуть в залу: он теперь глава. Ему не нужен дядя для того, чтобы сделать то, что должен. Его встретили поклонами, он вернул их, и медленно, следя за осанкой, прошёл к своему месту. Дяди ещё не было – он появился только через кэ, пропустив вперёд себя делегации от Оуян и Не. От непривычной и слегка пугающей мягкости, которую он подарил Цзинь Лину утром, не осталось и следа. Цзян Чэн был в привычном плотно запахнутом одеянии с узкими рукавами, с привычной строгой причёской и привычно напряжённый. Он окинул быстрым взглядом зал и проследовал на своё место. И Цзинь Лину так было отчего-то даже спокойнее: кусочек мира, который, несмотря ни на что, оставался на своём месте. Удар пришёл откуда Цзинь Лин не ждал. Увидев ещё от дверей белые одежды Лань, он с улыбкой поднял голову, рассчитывая найти взглядом Лань Сычжуя и застыл. Ханьгуан-цзунь оказался потрясающе – и потрясающе неуместно – последователен в своём желании представить Вэй Усяня как кого-то находящегося под защитой ордена Гусу Лань. Настолько, что взял его в качестве сопровождающего на Совет, и даже для Цзинь Лина это выглядело дерзко. Он стиснул зубы и беспомощно оглянулся на дядю. Тот закаменел лицом, но коротко отрицательно качнул головой. Первый Совет, проводимый Цзинь Лином, не должен был окончиться скандалом… хотя бы не большим, чем открытое появление Старейшины Илина. По залу пронеслись шепотки. Ханьгуан-цзюнь будто бы и не заметил, прошёл к своему столу с равнодушно-спокойным лицом. В эти мгновения Цзинь Лин в полной мере прочувствовал, что имел в виду дядя, когда предупреждал о том, что от Вэй Усяня обязательно будут неприятности. И ведь он тогда отмахнулся, и они даже поругались, потому что на самом-то деле Вэй Усянь Цзинь Лину, вопреки всему, нравился… и даже сейчас, наверное, нравился, только вот что делать – было совершенно непонятно. Цзинь Лин уверенно встал и на правах хозяина призвал к тишине. И просто… начал собрание. Решил ничего не решать. Его голос, усиленный ци, легко разносился над залом. Оба его дяди не использовали ци, легко перекрывая залу собственным голосом, и Цзинь Лин сомневался, стоит ли и ему пользоваться этим маленьким трюком, но его голос всё ещё не установился и он ему попросту не доверял. Будет гораздо более унизительно, если сорвётся в процессе. – …Объявляю открытым Совет Орденов. Я счастлив, что мне выпала честь объявить нового Верховного Заклинателя. Досточтимые господа произнесли много слов на Совете четверть года назад, и ещё больше слов было сказано за прошедшие сезоны, но Совет Орденов пришёл к согласию, – он поднял чашу с вином двумя руками и повернулся к Не Хуайсану. – Не-цзунчжу, Совет просит вас принять на себя эту ношу. Не Хуайсан изящно поднялся. Пока сидел, он нервно перебирал пальцами нефритовую подвеску на поясе, но стоило ему выпрямиться, как руки успокоились, одна легла за спину, подчёркивая неожиданную безупречную осанку, вторая свободно вытянулась вдоль тела. На его лице было странное выражение, как будто он до сих пор не был уверен в том, что именно на него возложат эту немалую честь, и разумеется, немалую ответственность. Он рассеяно пробежался взглядом по зале – Цзинь Лин знал, что далеко не все ордены рады видеть на этом посту слабого и ведомого Не Хуайсана. Цзинь Лин мало его знал и тем самым не успел составить собственного мнения о его личности. Он слышал достаточно пересудов про слабейшего из Не, который кое-как держится на бывшей славе своего ордена – и мог поверить в это, глядя на его мягкое ухоженное лицо и на саблю, которая выглядела при нём как ещё одно украшение, а не привычное к бою оружие. Но он слышал и что сказал Цзян Чэн, а Цзян Чэн никогда не болтал попусту. Цзинь Лин твёрдо решил как следует присмотреться к Не Хуайсану: ему, в конце концов, а не кому-то другому теперь выстраивать отношения с другими орденами от лица Ланьлин Цзинь. Выстраивать отношения с Верховным Заклинателем. А для этого нужно точно понимать, с кем имеешь дело. Цзинь Лин тоже осмотрелся и неожиданно перехватил тяжёлый взгляд Ханьгуан-цзюня. Он мало был с ним знаком, но такого взгляда у него ещё не видел – разве только в сторону дяди, но тут Цзян Чэн и сам не уступал. Что сделал Ханьгуан-цзюню ещё и Не Хуайсан, Цзинь Лин не знал, но вспомнил, что Лань до последнего сопротивлялись его кандидатуре. Вэй Усянь из-за его плеча смотрел задумчиво, но тоже безрадостно, и перебирал пальцами так, словно в них была Чэньцин. – Благодарю Совет за оказанную мне честь, - Не Хуайсан сказал вроде бы негромко, застенчиво даже, но и ему не потребовалось усилие ци, чтобы быть услышанным. Привычный веер оставался висеть сложенным и он впервые на памяти Цзинь Лина совсем не прятал лица. – Я приложу все свои скромные силы к тому, чтобы сохранить мир в Цзянху. После того, что все мы пережили за последние десятилетия мы заслуживаем мира… Цзинь Лин знал о чём будет говорить дядя буквально сразу после него. И знал, что Не Хуайсан тоже это знает и поразился насколько легко он говорит о мире сейчас, когда известно, что происходит на самом деле. – …и я понимаю чашу за наш союз. Не Хуайсан закончил неожиданно для него решительно, сделал длинный глоток вина и, поклонившись, сел обратно. Следующий Совет будет проходить в Цинхэ – а скорее всего, большинство их будет проходить в Цинхэ, как всегда принимала Совет Башня Золотого Карпа, когда Верховным Заклинателем был Цзинь Гуанъяо. Наверное, при деде тоже было так, Цзинь Лин не помнил. Он был рад, что ему не придётся теперь с этим возиться, ему не нравилось вести Совет. Хотелось взять Фею и рвануть на охоту. – Я прошу слова, – сказал Цзян Чэн, перебивая негромкие разговоры. Он нечасто высказывался первым – с большинством проблем на своих землях он справлялся самостоятельно и необходимость просить поддержки появлялась редко, а чужие дела его никогда не интересовали – и все замолкли. Взгляды сошлись на Цзян Чэне – Цзинь Лин чувствовал бы себя очень неуютно, если бы на него так смотрели, а дядя – ничего, поднялся неторопливо, огладил складки одежды. – Примите мои поздравления, сянду, – поднял он свою чашу, повернувшись к Не Хуайсану, и Цзинь Лин приготовился к очередной речи – но Цзян Чэн сразу же поднёс чашу к губам и решил переходить к делу. – Ваши слова о мире мёд для моих ушей. Но долг требует от меня рассказать почтенному собранию о том, что существует угроза для устоявшегося порядка. Теперь в зале царила тишина. К Цзян Чэну относились очень по-разному. Кто-то боялся, кто-то уважал, кто-то презирал, и мало кто любил, но все знали, что случайных слов он себе не позволяет. Цзинь Лин посмотрел в сторону делегации от Лань и увидел, как неожиданно напрягся, вытянувшись как струна, Вэй Усянь. Цзян Чэн смотрел перед собой и ни на кого конкретно. Он выдержал паузу, ожидая пока под гнётом этой тишины замолкнут даже отголоски разговоров и как ни в чём ни бывало продолжил: – Некоторое время назад в Юньмэн Цзян поступила информация о том, что в Цишане видели отряды людей под штандартами ордена Вэнь. Мои люди, – он плавно кивнул Лэй Бину, – проверили эту информацию. Она оказалась правдива. Мне стало известно о отрядах в Ланьлине, и при поддержке Цзинь-цзунчжу мы уничтожили один, и здесь, в Башне Золотого Карпа, содержатся пленные. С разрешения Цзинь-цзунчжу я могу предоставить вам копию протоколов допросов, – пачка исписанных листов легла на стол и в зале немедленно поднялся шум. Цзян Чэн поднял руку, давая понять, что не закончил. – Из слов одного из пленных мы сделали вывод, что в Цинхэ, вероятно, действуют те же люди. Я обратился к Не-цзунчжу и он любезно предоставил мне возможность для расследования и лично сопровождал в нём. Мы обнаружили недавно покинутое укрепление. К моему сожалению, спросить было не с кого, но множество свидетельств, включая некоторые имена и приказы, хранятся сейчас в Нечистой Юдоли. Не Хуайсан поднялся тоже и, дождавшись паузы в речи, вставил: – Я взял с собой копии того, что мы успели расшифровать. Цзян Чэн кивнул. – Исходя из того, что мы смогли выяснить, я могу с уверенностью утверждать, что существует значительная группировка людей, в которую входят и некоторые из оставшихся в живых члены Цишань Вэнь. Цзинь Лин задержал дыхание, опасаясь, что дядя всё-таки озвучит известные имена. Ему не хотелось, чтобы прозвучало имя ордена Цинь, из-под покровительства которого и исчез Вэнь Гунь. Не на его первом Совете обвинять союзников! – Их цель это реставрация ордена Вэнь. Они довольно успешно набирают под своё знамя людей и все следы ведут в заброшенный Цишань. Мне неизвестны на данный момент численность и имя лидера, но я продолжаю расследование и призываю присоединиться к нему. Нам не нужна вторая война за всего два десятилетия. Зал буквально взорвался. Главы орденов, позабыв про всякую честь, перекрикивали друг друга, спорили друг с другом и с Цзян Чэном. Цзинь Лин глубоко вздохнул и громко, как можно более чётко сказал: – Я требую тишины! Это сработало лучше, чем крик. Разговоры не прекратились совсем, но стали тише. – Я подтверждаю всё, что сказал глава Цзян. Я слышал в зале прозвучали сомнения в результатах допроса и должен сообщить, что каждый допрос проходил в присутствии старейшин ордена Цзинь и оригинал скреплён их печатями. Глава ордена Яо, чрезмерно громко высказавшийся о том, что методы допроса главы Цзян слишком хорошо известны и ненадёжны, оскорблённо взвился, но всё же взял себя в руки и промолчал. Цзинь Лин знал: он тоже сражался в времена «Выстрела в Солнце». Какую бы неприязнь он ни питал к Цзян Чэну, он точно знал, Вэнь это угроза для всех, тем более страшная, что истинные её масштабы были всё ещё скрыты. – Вы позволите мне добавить? – внезапно спросил Не Хуайсан. – В документах, которые попали мне в руки, есть указания на использование тёмного пути. Я призываю к осторожности. Все снова заговорили одновременно, но теперь в центре обсуждения оказался не только остававшийся на ногах Цзян Чэн, но и делегация Лань. Ханьгуан-цзюнь незаметно передвинулся, прикрывая плечом растерянного Вэй Усяня. – Насколько я помню, – сказал он, – Орден Вэнь следовал Пути меча. – Наши войска тоже, – сказал кто-то из Оуян. – Почти все. Цзян Чэн снова поднял руку и позволил Цзыдяню выпустить сноп искр – это работало всегда и сработало сейчас тоже. – У меня пока что нет информации об использовании тёмного пути, – спокойно сказал он. – Но знать об этом стоит. – На самом деле, глава Цзян, – неожиданно поднялся глава Цинь. – В последние месяцы и правда много донесений о тёмном пути. Я даже предполагал просить у вас помощи в борьбе. В поддержку раздались голоса с разных столов. Цзинь Лин заметил, что дядя несколько упустил контроль над разговором и впервые за утро посмотрел на Вэй Усяня. Тот сидел за спиной Ханьгуан-цзюня, и ухватившись за его предплечье, что-то быстро говорил на ухо, но взгляд Цзян Чэна на себе почувствовал и осёкся. У него было странное выражение лица. Как будто они с Цзян Чэном обменялись какой-то информацией, не говоря друг другу ни слова. Цзян Чэн моргнул и тут же принял свой обычный холодный облик и даже зло рассмеялся. – Вот так вы теперь говорите. Я столько лет предупреждал вас, но слышал только насмешки. В Юньмэне я эту заразу задушил. А вы… попытайтесь справиться сами. Если кто-то не чувствует в себе достаточных сил, тот может подать прошение в Юньмэн Цзян. Я рассмотрю. Если Цзинь Лин думал, что до этого было громко, то он ошибался. Громко стало теперь. Ханьгуан-цзюнь стремительно, но изящно поднялся и теперь они с Цзян Чэном сверлили друг друга неприязненными взглядами так явно, что Цзинь Лин подумал, что между ними скоро искра появится и без всякого участия Цзыдяня. – Тишины! – снова потребовал он. – Слово взял Ханьгуан-цзюнь! – Благодарю, – без следа благодарности в голосе сказал Ханьгуан-цзюнь. – Я вынужден поддержать главу ордена Цинь. В Гусу Лань так же поступает значительное количество свидетельств о преступлениях последователей тёмного пути. В зале воцарилась потрясающая тишина, никто даже не дышал. Так же как раньше все смотрели на Цзян Чэна, теперь всеобщее внимание сосредоточилось на Ханьгуан-цзюне – смотрел даже Цзян Чэн с редким для него выражением недоумения на лице. Цзинь Лин смотрел вместе со всеми. Он был ещё мал, когда дядя устраивал настоящие охоты на тёмных заклинателей, но был наслышан, и когда подрос, очень хотел поучаствовать хоть в одной – но Цзян Чэн не брал, да и к тому времени желание практиковать тёмный путь в границах Юньмэна отбило даже у самых отчаянных. И он конечно же знал, как яро осуждал за это дядю Ханьгуан-цзюнь. Что должно было произойти, чтобы они так поменялись ролями? – Вэй Усянь, – тот поднялся, услышав своё имя и Цзинь Лин с лёгким уколом сожаления за неподобающие мысли понял, что и тот здесь не просто так, – занимался расследованием вместе со мной. – Позвольте, Ханьгуан-цзюнь, – из-за своего стола поднялся глава Бань. – Как вы знаете, мои земли лежат недалеко от Илина, и в ваших словах и словах главы Цинь правда, мы страдаем от этой напасти. Но люди говорят, что тёмных заклинателей собирает под своё начало Старейшина Илина. Цзинь Лин подумал, что во-первых этот человек очень смелый, сказать такое прямо в лицо Ханьгуан-цзюню, а во-вторых – что он сейчас оглохнет. Буквально каждый находящийся в зале счёл своим долгом вспомнить, что он тоже об этом точно-точно слышал. Даже глава Оуян, вассального ордена Юньмэн Цзян, который благодаря этому последнего тёмного заклинателя видел лет десять назад. Ханьгуан-цзюнь не изменялся в лице, но опустил руку на пояс, опасно близко к рукояти Бичэня. Вэй Усянь вздохнул и сместился ему за спину. Чэньцин в его руках всё ещё не было, но Цзинь Лин был уверен, если возникнет необходимость – появится. – Орден Гусу Лань ручается за непричастность Вэй Усяня. – Орден Лань или Ханьгуан-цзюнь? – Как вы смеете? – поднялся кто-то из глав вассальных Лань орденов, Цзинь Лин к своему стыду не смог вспомнить, которого. Раздался громкий щелчок и в воздухе ощутимо запахло грозой. Вздрогнул даже Цзинь Лин. Цзян Чэн позволил Цзыдяню свернуться кольцом у его ног. – Слово у Ханьгуан-цзюня, – напомнил он. – Хоть и столь неожиданное. – Санду Шэншоу, – поднялся глава ордена Яо. – Мы в долгу перед вами, ведь вы столько лет стояли на страже, защищая нас от последствий действий вашего шисюна. Неужели сейчас вы принимаете его сторону? Лицо Цзян Чэна исказилось от гнева так, что Цзинь Лин на мгновение подумал, что он точно сейчас ударит, уже по-настоящему. Но дядя сдержался, несколько раз глубоко вдохнул и обманчиво спокойно ответил. – Мой шисюн умер четырнадцать лет назад, и Юньмэн Цзян заплатил за его действия каждому, кто потребовал возмещения ущерба. Теперь ответственность несёт Гусу Лань, как любезно напомнил Ханьгуан-цзюнь. Цзинь Лин смотрел на дядю во все глаза – таких подробностей он не знал, и судя по тому, как Вэй Усянь осторожно потянул Ханьгуан-цзюня за рукав и округлил глаза – и он тоже не знал. – Что до слухов, – продолжил Цзян Чэн уже более спокойно. – Я предлагаю опираться не на слухи, а на доказательства. Которых нет. Продолжайте, Ханьгуан-цзюнь. – Мы узнали, что некто прикрывается именем Старейшины Илина и в самом деле собирает под свою руку тех, кто готов ему верить. Ханьгуан-цзюнь лучше держал лицо, но бросал слова резче, чем обычно. Впечатление от его речи было как от летящих прямо в лицо мелких ледяных осколков, и Цзинь Лин убедился, что он тоже в ярости. Цзян Чэн сел обратно и тут же склонился к Лэй Бину. Они принялись тихо, но ожесточённо что-то обсуждать, не глядя в сторону Лань. Цзинь Лин видел, что дядя всё ещё зол – он сильнее обычного хмурился, тонкие ноздри раздувались, словно Цзян Чэну физически сложно было удерживать злость в себе. Когда в конце концов спор иссяк, он вздохнул с большим облегчением и подал знак ударить в гонг, оповещая о конце собрания. Зала медленно пустела – Цзян Чэн всё ещё был занят разговором с первым учеником, наверняка рассчитывая, что Гусу Лань успеет уйти и не случится нечаянной встречи где-то в коридорах. Цзинь Лин подошёл ближе – ему хотелось подсесть рядом или хотя бы опереться на столик, но теперь уже было нельзя. – Честно скажи, это была катастрофа? – Нет. Ты хорошо справился. Поверь мне, могло быть намного хуже. – Думаешь Вэй Усянь не виноват? – Слухи чушь, – уверенно ответил Цзян Чэн. – Ему незачем. – Ты будешь участвовать в расследовании? – И ты тоже будешь, – кивнул Цзян Чэн. – Лэй Бин, предложи ордену Бань помощь. Они наши соседи и в самом деле сами вряд ли справятся. – Да, цзунчжу, – тут же поднялся он. Цзян Чэн перевёл взгляд на Цзинь Лина. – Они ушли? – Думаю да. – Прекрасно. Поговорим ещё вечером, прежде чем мы отбудем. А пока тебя ждут. Цзинь Лин выдохнул и повернулся к главе Цинь. Он догадывался, о чём его будут просить – и не ошибся. От сложного и длинного разговора о том, что нет, он не может повлиять на решение Санду Шэншоу, даже на правах племянника не может, потому что родственные связи отдельно, а дела ордена отдельно, его оторвал голос Вэй Усяня, донёсшийся из коридора. Цзинь Лин похолодел. Всё же шло так хорошо, ему удалось удержать в узде вздорных стариков на собрании, неужели когда он уже решил, что всё закончилось, всё только начнётся? Он спешно извинился и проскочил в двери настолько быстро, насколько мог себе позволить, чтобы не потерять достоинство. И выругался себе под нос. При полном коридоре народу – люди уже расступались, кто-то прижимался к стене, кто-то и вовсе уходил подальше – друг напротив друга стояли дядя и Вэй Усянь. Цзинь Лин отчаянно огляделся, но как назло спасать положение было некому: Лэй Бин ушёл вместе с главой Бань обсуждать сложившуюся ситуацию. В шаге от Вэй Усяня с мученическим выражением лица застыл Лань Сычжуй. – Цзян Чэн, – начал уже видимо не в первый раз Вэй Усянь, но дядя резко перебил: – Для тебя Цзян-цзунчжу. Позицию Цзян Чэн занимал крайне неудачную: чтоб пройти дальше, ему пришлось бы отодвинуть Вэй Усяня, но рядом с ним стоял, сжав губы так, что они потеряли цвет и напоминали росчерк туши на бледном лице, Ханьгуан-цзюнь. Вот почему бы было не подождать со ссорой, пока они хотя бы не окажутся одни? Цзинь Лин кожей чувствовал, как нарастает напряжение в коридоре и не мог не прикидывать количество зрителей. Это будет скандал, причём не между дядей и Вэй Усянем, а между Цзян и Лань, и Цзинь Лин не знал, что может сейчас сделать. – Если у вас всё, то я пойду, – ледяным тоном сказал Цзян Чэн и поклонился. Умел он так подать простое в общем действие, что оно казалось оскорблением, но видимо и этого ему показалось мало, потому что он насмешливо попрощался: – Ханьгуан-цзюнь. Илин-лаоши. Цзинь Лин видел как скривился Вэй Усянь, но раздражение на его лице тут же сменилось тем упрямством, от которого, как уже знал даже Цзинь Лин, никакого спасения не было. Он заметил в толпе напротив край фиолетового чаошена и начал пробираться туда. Если он вмешается сам, то это будет уже конфликт между Цзян, Лань и Цзинь. Возможно, даже вооружённый. Только этого ему не хватало в первый Совет. – Постой… глава Цзян. – Это лучше, - заметил Цзян Чэн. – Вы тоже можете написать в Юньмэн Цзян. Я прочту. Когда-нибудь. – Да хоть вообще не отвечай, – вспылил наконец Вэй Усянь. – Я плакать не буду. – Конечно ты не будешь, - вкрадчиво произнёс Цзян Чэн. – Обычно из-за тебя плачут другие. Да, Ханьгуан-цзюнь? Вэй Усянь побелел. Ему наверняка было что сказать, но Ханьган-цзюнь уже схватился за Бичэнь и вытащил его из ножен на цунь. Цзинь Лин поспешно нырнул в толпу и наконец настиг свою цель. – Чжу-дайфу! Сделайте что-нибудь, – взмолился он. – Цзинь-гунц… Цинь-цзунчжу? Что происходит? – Если вы не уведёте оттуда дядю, они сейчас подерутся с Ханьгуан-цзюнем! Чжу Ду совершенно неприлично присвистнул и устремился к своему главе, ловко маневрируя среди людей. – Цзян-цзунчжу, – громко позвал он. – Вам срочное донесение. Цзян Чэн вздрогнул и убрал ладонь с рукояти Санду. Ханьгуан-цзюнь напротив него немного помедлил, задвинул меч в ножны, резко развернулся и бросил: – Мы уходим, – и в самом деле ушёл, уводя с собой Вэй Усяня и даже не поклонившись. – Что это было? – потребовал Цзян Чэн. – Этот ничтожный просит прощения, – тоном, в котором заподозрить раскаяние было сложно даже если очень захотеть, ответил Чжу Ду. – Донесение. Из Пристани. Цзинь Лин зло развернулся и ушёл, даже не глядя в их сторону. Ну ладно ещё Вэй Усянь, от него он с самого начала ожидал какой-то неуместной выходки. И даже ладно бы Ханьгуан-цзюнь, Цзинь Лин уже не раз был свидетелем того, каким невежливым и непристойным он может быть. Но дядя! Так испортить всё в самом конце, не мог, что ли, подождать с Вэй Усянем ещё хотя бы сяоши или найти безлюдный уголок? Что теперь подумают о Цзинь Лине как о главе? Что он настолько юн и беспомощен, что неспособен совладать даже с такой простой вещью? Что его дядя ведёт себя в Башне Золотого Карпа как дома, ничуть не считаясь с ним самим? После всего, что он сделал, после всего как старательно и стремительно он учился и готовился к приёму? Это было ужасно нечестно. Цзинь Лин кое-как выдержал положенное время, провожая отбывающие делегации – к его большому облегчению и небольшому сожалению, Лани улетели первыми. Цзинь Лин не хотел говорить ни с Ханьгуан-цзюнем, ни с Вэй Усянем… но ведь и с Лань Сычжуем и Лань Цзинъи ему не удалось и словечком перемолвиться. Они посылали друг другу извиняющиеся за своих старших взгляды, но на том и всё. Когда им теперь удастся встретиться… Жалко, к этому моменту все уже перегорят и обсудить с такой же страстью, как могли бы сегодня, не получится. Несколько орденов – в том числе и Цзян – ещё оставались в Башне. Утром Цзинь Лин полагал, что после всего они с дядей разделят ужин и поговорят о Совете, но сейчас он его и видеть не хотел. Это была дурацкая, немного детская обида, но она обжигала: один день, это был самый наверное важный день в его жизни! Почему поссориться прилюдно с Вэй Усянем для дяди оказалось важнее? Когда в его дверь всё-таки постучали, Цзинь Лин с трудом поборол желание сделать вид, что его в покоях нет. Но это тоже было бы чересчур по-детски. Поэтому он неохотно открыл. Цзян Чэн казался спокойным, но Цзинь Лин слишком хорошо его знал, и видел, что тот всё ещё зол – по напряжённой челюсти, по тому как он скрещивал руки, отгораживая себя от окружения, по тому как глухо были запахнуты одежды и как плотно застёгнут пояс. Про главу Цзян злословили, что он везде ищет врагов - из-за любви к одеяниям с узкими рукавами, более подходящим для боя; на самом же деле, когда дядя злился, приличествующие положению широкие и длинные рукава раздражали его безмерно, а злился на Советах он часто. В Цзин Лине тут же поднялось глухое раздражение – он ещё и злится! Испортил ему всё и теперь ещё и злится! – и он, подавив желание закрыть дверь, молча отошёл в сторону. – Цзинь Лин, – окликнул его дядя. – Тебя кто-то обидел? Цзинь Лин не очень-то хотел ссориться окончательно сейчас, поэтому вопрос проигнорировал. – Цзинь Жулань – раздражённо повторил дядя. Злился он, конечно, не на Цзинь Лина – и юноша это понимал – но это дало новый толчок его собственному гневу. Он вообще-то теперь полноправный глава Великого Ордена. Почему его отчитывают как мальчишку, да ещё когда обижаться больше пристало ему? Он упёрся кулаками в бёдра и вздёрнул подбородок – полностью заимствованная у Цзян Чэна поза, ему много раз про это говорили и он много раз зарекался так делать, но привычка брала верх всегда. – Ну да! – с нажимом ответил он. – Ты! Цзян Чэн удивлённо моргнул, на мгновение растеряв запал, и Цзинь Лин почувствовал, что это будет его единственной возможностью для атаки. Тогда он выпрямился ещё сильнее, стараясь стать выше, потому что разница в росте между ним и дядей всё ещё была значительной и шагнул вперёд, наступая, будто переходя в атаку. – Ты не мог хоть немного подождать! Как теперь запомнят этот Совет?! Как тот, на котором едва не подрались глава Цзян и второй господин Лань? А как запомнят меня? Как слабого, бесполезного главу, который с собственной роднёй совладать не может?! Цзян Чэн не отступил. Он стоял уверенно, глядя на племянника сверху вниз – Цзинь Лину должно было стать неуютно под таким взглядом, но он был слишком зол сейчас. В комнате стало как будто темнее и холоднее. Цзян Чэн, оправившись от внезапного нападения, мгновенно ощетинился в ответ. – И почему же, – ледяным тоном спросил он, – ты об этом говоришь мне? Разве я обнажил оружие? Разве я заговорил с Вэй Усянем? – Причём тут Вэй Усянь?! – выкрикнул Цзинь Лин. – Зачем ты провоцировал Ханьгуан-цзюня?! Ты знаешь, какой он! Цзян Чэн сделал глубокий вдох – за этим должен был последовать ответный крик, так было всегда, когда они ссорились, и за словом дядя в рукав никогда не лез. Цзинь Лин сощурился так, будто стоял против сильного ветра, готовый принять удар… которого не последовало. Он открыл глаза с ощущением того, что произошло что-то, чего он не понял. Цзян Чэн отступил на шаг и стоял с таким выражением лица, как будто Цзинь Лин его самое меньшее ударил, причём в спину. Он растерялся, не понимая, как действовать дальше, но его язык успевал впереди рассудка. – Хоть раз ты мог ради меня постараться сдержать свой характер! Всего два дня, дядя, почему я не могу рассчитывать на тебя даже на несчастные два дня! Цзян Чэн будто и не услышал. – Конечно, ни при чём, - сказал, как выплюнул он. – Он всегда ни при чём. Он всегда безупречен, а я всегда не могу сдержать свой характер. – Цзюцзю? – очень тихо переспросил Цзинь Лин, осознавая, что разговор свернул куда-то не туда. – Я хотел сказать… – Ты достаточно сказал, – оборвал его Цзян Чэн и, стремительно развернувшись, вышел. Цзинь Лин сидел и одновременно и злился, и жалел себя ещё довольно долго. С тех пор как он стал ходить на ночную охоту, они с дядей часто ссорились – Цзян Чэн не привык чтобы ему перечили и похоже до сих пор считал племянника мальчишкой, Цзинь Лин пытался отстоять крохи независимости. Но никогда не было так. Они могли кричать друг на друга, могли злиться – до такой степени, что с Цзыдяня летели искры, а Фея начинала истерически лаять – но такого голоса и такого выражения лица он у дяди не видел никогда и похожее - только один раз. Почти во всех детских воспоминаниях Цзинь Лина был Цзян Чэн, он знал дядю с той стороны, с которой никто наверное не знал, ради него Цзян Чэн с трудом и не так часто как хотелось бы, но опускал защитные стены, позволяя коснуться сердца. Став старше, Цзинь Лин узнал, что эти стены называются Санду Шаншоу и познакомился и с ним тоже, но сквозь него просвечивал образ дяди и Цзинь Лин никогда его не боялся. В храме Гуаньинь он увидел совсем другого человека, незнакомого ему и глубоко раненого. Ему было неловко и страшно видеть дядю таким, и сейчас он увидел в его глазах тень того же человека, но на этот раз виной был сам Цзинь Лин, а не Вэй Усянь. Он мало знал про Вэй Усяня – он вообще мало знал про свою семью, даже Цзян Чэн, рядом с которым он вырос, как будто начинался с того же момента, что начиналась память самого Цзинь Лина. Дядя очень мало говорил о своём прошлом – и никто в Пристани, уважая его, не говорил тоже. Цзин Лин мог только догадываться что сейчас пошло не так, и теперь, охладив голову и немного подумав, соединил воедино те редкие оговорки дяди и всё что он слышал в храме Гуаньинь и начал понемногу догадываться. Это было неприятно. Его всё ещё мучила не до конца высказанная обида, но чем больше проходило времени, тем хуже становилось ощущение, что и он глубоко обидел Цзян Чэна. Как назло, память подкидывала ему воспоминания последнего полугода: Цзян Чэн и в самом деле сделал всё, чтобы помочь ему. Даже заставил себя устраниться от дел племянника – за исключением редких ночных вылазок, но тут и гнев Цзинь Лина и его просьбы и даже его хитрость были бессильны. Зачем он сказал, что не может на него рассчитывать? Это было несправедливо и нечестно. Помучившись так ещё немного, Цзинь Лин умылся холодной водой, рассчитывая что она поможет успокоиться и отправился искать Цзян Чэна. И так получилось плохо, будет ещё хуже, если дядя улетит, а они так и не поговорят нормально. Это раньше можно было в любой момент сорваться в Пристань. Больше не получится. Цзян Чэна не оказалось ни в отведённых ему покоях, ни в саду, ни у прудов, ни даже среди предоставленных самим себе адептов Цзян. Цзинь Лин помялся немного, но решился и попросил Лэй Бина отойти с ним на пару слов. Тот смотрел, как играют в кости остальные, и видимо отчаянно скучал, а потому быстро вскочил на ноги. – Лэй-цянбэй, я не могу найти главу Цзян, – мрачно признался Цзинь Лин. – Вы не знаете, где его искать? Он ещё в Башне? Лэй Бин покачал головой. – Я полагал он с вами. Вы его не видели? Цзинь Лин ощутил, что краснеет и мысленно проклял и себя и своё смущение. – Я понял, – поспешно сказал Лэй-цянбэй, помогая сохранить лицо. – Он был… расстроен. – И я тоже, – вздохнул Цзинь Лин и во внезапном приступе откровенности пожаловался, – он меня не дослушал, я совсем не то имел ввиду. – Цзунчжу… склонен слышать худшее. Он вырвет мне язык, если узнает, что я обсуждаю его с вами, Цзинь-цзунчжу, но я думаю, что вы найдёте его в храме. Ему нечасто случается поговорить с сестрой. Цзинь Лин вежливо поклонился в знак благодарности и сорвался к храму. Как он сам об этом не подумал? Понятно как: он-то имел возможность поговорить с матерью в любое время и считал это чем-то постоянным. У храма он замедлил шаг, чтобы привести в порядок одежду – и хорошо, потому что успел услышать голоса и остановиться, чтобы не помешать, и сойти с дороги. Не то чтобы он действительно хотел подглядывать, но не делающий ему чести порыв сдержать не смог. Цзян Чэн стоял, прислонившись к стене недалеко от входа, и выглядел всё ещё расстроенным, но гораздо более спокойным, чем в их последний разговор. Чжу-дайфу стоял рядом с ним и мягко выговаривал за несдержанность. Цзян Чэн, что удивительно, не возражал, только отводил взгляд. Он даже руки на груди не скрестил как обычно, когда с кем-то спорил! – …боюсь, что твой гнев доведёт тебя когда-нибудь до отклонения ци. – Этого я сегодня точно не заслужил. – Что они тебе такого успели сказать, чтобы хвататься за меч? – Это Лань Ванцзи, – возразил было Цзян Чэн, но потом добавил: – Но я знал, что он это сделает, да. – Цзинь Лин испугался. Цзян Чэн опустил взгляд в землю. – У Цзинь Лина, похоже, есть теперь ни в чём не виноватый дядя. – Это дети, – философски сказал Чжу Ду. – Мои тоже распускают язык, хотя я им позволяю гораздо меньше… прямо так и сказал? – Не совсем так. Цзинь Лин с трудом подавил желание высунуться из-за своего укрытия. Этого он точно не говорил. И точно не имел ввиду. Но если он попадётся дяде на глаза сейчас, то сильно пожалеет, так что переломанные ноги большой удачей покажутся. Он ведь может и просто уехать. И на письма не отвечать… Он осторожно выбрался обратно на дорожку и вернулся к себе, наказав прислуге сообщить, если орден Цзян всё-таки соберётся к отлёту, не предупредив его. Идея была хороша, но теперь он подскакивал на всякие шаги рядом с комнатой, и так от этого устал, что стук в дверь всё равно его удивил. Ещё больше удивило его то, что за дверью стоял Цзян Чэн – и в нём одновременно поднялось торжество, потому что дядя пришёл сам, и не пришлось идти к нему с повинной, и стыд за ссору. – Я не это имел ввиду! – выпалил он. – Подожди, – поднял руку Цзян Чэн. – Прости меня. Я должен был сдержаться. Цзинь Лин даже растерялся на мгновение – да много ли людей в мире слышали слово «прости» из уст Санду Шэншоу! – и тут же его окатило горячей благодарностью. Он был всё ещё немного обижен, но этот жест почти примирил его со всем случившимся. Он шагнул вперёд и заключил Цзян Чэна в объятия – тот напрягся, но не отстранился, и через вдох Цзинь Лин ощутил у себя на шее его шершавую от меча ладонь. – Ну что ты? – Я не сравнивал тебя с Вэй Усянем, – неразборчиво пробормотал он прямо в фиолетовый шёлк. – Мне нет дела до Вэй Усяня. Я боялся, что ты вот так уедешь… – Я ужасно тебя избаловал, – вздохнул Цзян Чэн. – Но я бы так не уехал. Нам действительно пора, я пришёл попрощаться. – Ты не задержишься? – Нужно готовить экспедицию в Цишань. Теперь это змеиное гнездо полностью твоя проблема, Цзинь-цзунчжу. Цзинь Лин сильнее сжал руки – как в детстве, когда не хотел, чтобы дядя уходил. И как и в детстве вряд ли смог бы его остановить. – Ты мне рёбра сломаешь. – Ну ты же всё время обещаешь сломать мне ноги. – Резонно. До встречи, А-Лин. Увидимся в Цишане.