Что отнято судьбой, а что подарено

– Лань Чжань, ты что-то хотел мне сказать, – напомнил Вэй Усянь, когда они глубоко за полночь вернулись в свои комнаты. Лань Чжань, конечно, говорить ничего не хотел, тем более что привычное время для отхода ко сну уже миновало, а привычное время пробуждения стремительно приближалось. Но Вэй Усянь счёл, что и так терпел больше, чем мог бы. Лань Чжаня сложно было по-настоящему вывести из равновесия. И что бы это ни было, Вэй Усянь предпочёл бы знать. Даже если это что-то плохое. Особенно, если плохое. – Ты же знаешь, что я не отстану, – на всякий случай сказал он. – Это правда, – согласился Лань Чжань, – не отстанешь. Читай. Из мешочка цянькунь он извлёк запечатанное письмо и неохотно передал Вэй Усяню. Тот схватил бамбуковый футляр, повертел в руках, отыскивая печать, и у него упало сердце, когда он увидел до боли знакомый герб Цзян. Мог бы и догадаться, наверное. Печать была сломана – конечно, навряд ли Лань Чжаня так расстроил сам факт письма из союзного ордена, он наверняка уже читал – и Вэй Усянь без зазрения совести вытряхнул письмо на столик перед собой, развернул скрученный лист и принялся за чтение. Прошло тринадцать лет, но он всё равно узнал знакомую руку. Если Цзян Чэн в чём-то его и превосходил, так это в каллиграфии, и годы деловой переписки отшлифовали его умения. На рукопись приятно было смотреть, но вот от содержания письма его кинуло в холод, так, словно он, сам того не ожидая, оказался в холодном источнике Облачных Глубин. У него так же перехватило дыхание, как в тот единственный раз, когда он спустился в эту воду, совсем не похожую на тёплую воду родных озёр, и он поднял взгляд, ища поддержки у Лань Чжаня. Тот кивнул. – Он знает? – севшим голосом спросил Вэй Усянь? – Цзян Чэн знает? – Я не знаю. Вэй Усянь со стоном облокотился лбом на подставленные ладони, запустил пальцы в волосы, но тут же взял себя в руки, выпрямился и снова расправил норовившую свернуться бумагу, прижал верхний край своей чашкой, а нижний – чашкой Лань Чжаня, и снова углубился в чтение. На этот раз он читал не быстро, перескакивая со столбца на столбец, улавливая только самую суть, а вдумчиво, стараясь почувствовать, что имел ввиду Цзян Чэн, когда выводил иероглифы. Когда-то давно он бы наверняка понял. Сейчас… письмо было безукоризненно вежливым и холодным. Безличным. Он многословно и вежливо с перечислением всех титулов обращался к Лань Сичэню, хотя наверняка понимал, что Лань Сичэнь не прочитает. Это Вэй Усянь проскочил как неважное – он и так знал все титулы главы Лань. Цзян Чэн, всё так же тщательно выбирая слова, писал: …считаю своим долгом сообщить, что в орден Юньмэн Цзян поступили известия о том, что на территории, принадлежащей Гусу Лань видели людей, в том числе заклинателей, представляющих себя членами ордена Вэнь… Это могло не значить ничего. Вэй Усянь тоже слышал про Вэней, но с учётом всего, что произошло на Луаньцзан, не видел в слухах ничего удивительного. Но он не мог не думать о том, что секрет А-Юаня может быть раскрыт, как не мог и не думать, что может с собой принести такое разоблачение. …орден Юньмэн Цзян взял на себя смелость провести расследование и мои люди обнаружили, что в этих новостях есть правда. Отряд, призывающий к возрождению ордена Вэнь, видели в Илине. Помимо этого на Луаньцзан нашли поминальный алтарь, возведённый в честь погибших там Вэнь… Цзян Чэн никогда не слыл ни мастером, ни любителем интриги и тонкого намёка. Насколько его помнил Вэй Усянь, он предпочёл бы высказать всё открыто. Но всё же, но всё же… прошло тринадцать лет с тех пор как они по-настоящему знали друг друга, и для Цзян Чэна это были тринадцать лет, проведённых в горниле политики орденов, в котором его соперниками были в том числе Цзинь Гуаньяо и Не Хуайсан. Кто знает, как он ведёт дела сейчас. Он теперь вообще его не знает, если подумать… – Мне не нравится то, как он пишет про алтарь, – признался Вэй Усянь. – Его ведь построили Лань Сычжуй и Вэнь Нин. Если их кто-то видел, Цзян Чэн узнает. Возможно, он уже об этом знает. – Не пишет. – Это не значит, что он не знает, – Вэй Усянь закусил губу и постучал пальцем по столбцу. – Он ненавидит Вэней. – Он такой не один. – Лань Чжань, а ты? – Те, кто сделал это с тобой, уже мертвы, – сказал Лань Чжань. – Те, кто сожгли мой дом – тоже. Их я убил бы ещё раз не задумываясь. Вэй Усянь вздохнул и невесело улыбнулся. – Боюсь, что он тоже. Он переместил палец в конец письма, практически перед такими же многословными, как и приветствия, прощаниями, заметно диссонирующими с суховатым холодным тоном письма. …прошу главу ордена Гусу Лань присоединиться к расследованию или допустить к расследованию представителей любого иного Великого Ордена… – Но вот это... Имеет ли он ввиду, что всё знает? Это угроза? Или просто случайное совпадение? Лань Чжань забрал у него бумагу и принялся снова сворачивать её, чтобы убрать в футляр. – Я не знаю. И не знаю, как узнать. Вэй Усянь снова подумал об А-Юане – он помнил его ещё совсем маленьким, единственной радостью для поселившихся на Луаньцзан беглых людей, жизнь которых переменилась так резко и так сложно. Он мало плакал даже тогда и умудрялся оставаться самым обычным ребёнком и в новой обстановке, скудной и неуютной: докучливым, весёлым, иногда капризным. Вэй Усянь отдавал ему половину своей еды и позволял играть с Чэньцин. А он тогда любил обнимать людей за ноги, он и Цзян Чэна тогда обнял… помнит ли это сам Цзян Чэн? Будет ли он в самом деле угрозой для единственного выжившего ребёнка? Ребёнка, который любил возиться в грязи и тянуть в рот что ни попадя, не ведая о том, что его орден проклинают тысячи людей? Тот Цзян Чэн, которого он знал и которого называл шиди, не стал бы воевать с детьми. Каков он был теперь, переживший войну и похоронивший семью? – Он теперь Лань, – не очень уверенно сказал Вэй Усянь. – Официально в реестре. – Ты знаешь людей. Да, он знал. Он хорошо ладил с людьми – в основном, но с толпой справиться не смог. Толпа, которой умело управляют, это нечто совсем, совсем другое, с ней бесполезно говорить, ей бесполезно что-то объяснять. И для неё не будет иметь значения в каких реестрах значится Лань Сычжуй, если при рождении он был Вэнь. Слишком много ран орден Вэнь оставил на этой земле. – Лань Чжань… глава Не во время последнего Совета куда-то отлучался, ты помнишь? Поговаривали, что в Юньмэн. – Думаешь? – Не знаю. Но речь идёт об А-Юане. Я не могу… не думать. – Я знаю, – мягко сказал Лань Чжань. – Ложись спать. Быть может, утром всё не покажется настолько страшным. Вэй Усянь спать не хотел, но Лань Чжань умел убеждать. Но даже много позже, когда оба, уставшие и всё ещё разгорячённые, укладывались на сон – Лань Чжань как всегда на спине, идеально ровно, Вэй Усянь – свернувшись так, чтобы устроиться головой у него на груди, – даже тогда у него не шло из головы проклятое письмо. Утро не принесло ему спокойствия. Помня про то как поздно они легли и про события вечера, над ним сжалились и не вытаскивали из кровати до полудня. Он проснулся сам, никого, естественно, рядом с собой не обнаружив. Лань Чжань всегда вскакивал в пять, вне зависимости от того, во сколько лёг – ночная охота там была или война или просто хорошо проведённый вечер. В пять значит в пять. Вэй Усянь не знал, восхищаться этому или ужасаться, но был благодарен уже и тому, что его оставляли поспать подольше. Но сегодня ему было тревожно одному. Он босиком, как был, подошёл к выходящему на задний дворик окно, выглянул и увидел там то, что и ожидал – тренирующихся под присмотром Лань Чжаня Сычжуя и Цзинъи. Видимо мучил детей он уже давно, потому что Лань Цзинъи, заметив его в окне, обрадованно махнул рукой. – Вэй-цяньбэй! Спускайтесь к нам! Вэй Усянь сделал вид, что собирается махнуть к ним прямо через окно, но именно в это мгновение Лань Чжань поднял голову и посмотрел на него. Эффект неожиданности был испорчен и Вэй Усянь, фыркнув, исчез с их глаз, чтобы подобающе одеться и спуститься по лестнице, как и все люди. Во дворе его ждали. По случаю его пробуждения тренировку решили закончить и юноши уже сидели на земле, сохраняя прямую осанку, но высоко завязанные волосы не скрывали мокрых шей. Интересно, сколько они тут уже надрываются? Не меньше шичэна нужно, чтобы так загонять совсем молодых ещё заклинателей, вчерашних подростков. – Ханьгуан-цзюнь отправил нас утром к старосте, – рассказывал Лань Цзинъи, и под звуки его голоса и под улыбку Лань Сычжуя тревога утихала. – Нам так много заплатили за этого тигра, я столько в руках никогда не держал! – Меньше, чем за лигуя? – повеселев, спросил Вэй Усянь. – Ну да! Хотя тигра они могли и сами, а лигуя нет. – Просто с тиграми они хорошо знакомы. А с лигуями нет. Вы ели? – Давно, – протянул Цзинъи. Вэй Усянь всей душой понимал мальчика. Лань Цзинъи – и как ему только удалось, будучи кровным Ланем, дальним родственником Лань Чжаня – хорошую еду ценил и каждый раз, покидая Облачные Глубины, старался не упускать момента. – Позавтракаешь со мной? Лань Чжань вздохнул, но возражать не стал, ответил кивком на вопросительный взгляд Лань Сычжуя и одним движением поднялся на ноги. И всё же в чём-то Лань Чжань был прав. Утром проблемы казались немного меньше, чем ночью – будь причиной тому хороший сон и вкусный завтрак, или быть может вид Лань Сычжуя, изящно пьющего чай за одним с ним столом, живого, здорового и в безопасности. Омрачало настроение Вэй Усяня только то, что если кто-то на самом деле дойдёт до правды, то он не сможет Лань Сычжуя защитить. Он себя-то не смог защитить. У дверей постоялого двора зашумели, но Вэй Усянь не обратил на это особенного внимания. Он не чувствовал угрозы, тем более что лицом ко входу сидели совершенно не увлечённые едой Лани и он всецело на них полагался. Поэтому был порядком изумлён, когда ощутил, что за спиной кто-то стоит и услышал слегка заискивающее: – Господа заклинатели, позвольте вас просить о помощи?.. Он обернулся, спешно дожёвывая кусок, и увидел четверых мужчин, жавшихся друг к другу. Смотрели они, конечно, в основном на Лань Чжаня, обладавшего среди всех самой внушительной внешностью, и более того – от него веяло холодной силой привыкшего приказывать человека. Вэй Усяню это скорее нравилось. Подозрительных, напуганных и заискивающих взглядов в свою сторону он навидался уже досыта. Тогда, в прошлой жизни, возделывая скудную землю на курганах, он получал какое-то мрачное удовольствие от воспоминаний о них. Сейчас же, в хорошей, счастливой даже жизни, ничего приятного он в них не видел. Лань Чжань царственно кивнул. – Видите ли, господа заклинатели, – начал говорить самый смелый из них, которого товарищи незаметно вытолкнули на полшага вперёд. – Поговаривают, что Старейшина Илина вернулся к жизни. Вэй Усянь чуть не подавился булочкой и поспешно отвернулся к столу. Кинул встревоженный взгляд на Лань Чжаня, но тот оставался внешне совершенно безучастным. – Чушь, – сказал он ровно. Стоящий впереди мужчина низко поклонился, чуть только не коснувшись пола, но не сдвинулся с места. Вэй Усянь обернулся вроде бы к Лань Цзинъи, а на деле – чтобы посмотреть на просителя и увидел, что у того в уголках глаз скапливаются слёзы. – Нет, господин заклинатель, – несчастным голосом сказал он. – Это чистая правда, я готов поклясться в том своей семьёй, да той семьи не осталось уже. Вы можете мне не верить, но умоляем вас, расскажите своим, вас послушают, вы же благородные господа. А Старейшина Илина в самом деле вернулся, и собирает последователей. Моя… дочь погибла от их рук. А его отца, – говоривший указал на мявшегося за его спиной товарища – подняли из могилы на третий день после похорон. Вэй Усянь вдохнул было, чтобы ответить – потому что он тут абсолютно точно был невиновен, но ощутил, что губы как слиплись и он не смог выдавить ни звука. Он возмущённо посмотрел на Лань Чжаня, но тот будто бы не заметил, без особенной спешки поднялся и степенно вернул поклон. – Орден Гусу Лань благодарит вас. Я поставлю главу в известность. – Спасибо, благородные господа, - поблагодарили вразнобой четверо просителей, и осторожно, спиной вперёд отступили к двери, боясь вызвать негодование заклинателей. Лань Чжань дождался, пока они не покинут дом и только после этого снял заклинание. – Лань Чжань, это нечестно, – тут же возмутился Вэй Усянь. – Я же этого не делал! – Я знаю, что не делал. Собирайтесь, мы срочно возвращаемся. – Но Лань Чжань… – Я должен рассказать шуфу. И узнать об этом больше. С последним, кстати, Вэй Усянь был совершенно согласен. Прошёл день с тех пор, как они вернулись в Облачные глубины, прошёл второй – и уже почти прошёл третий, но ничего яснее не становилось. Вэй Усяня по-прежнему не пускали к письмам и архивам – он не вошёл в орден и, разумеется, права на это не имел, и тем более теперь. Когда годы назад бывший ученик Лань основал орден Молин Су, откровенно воспользовавшись доверенными ему секретными знаниями, Лань Цижень закрыл большую часть библиотеки, а после раскрывшихся преступлений Цзинь Гуанъяо и вовсе запретил чужим к этой самой библиотеке даже приближаться, оставив доступными даже для приглашённых заклинателей только тщательно отобранные книги. Лань Сичэнь согласился с решением дяди, но ходили слухи, что в своём уединении Лань Сичэнь оставил за дверями право решать, что будет лучше для ордена. Вэй Усяню с его шлейфом дурной репутации не на что было и надеяться. Он шатался по Облачным Глубинам, беззастенчиво подслушивая редкие разговоры, иногда разговаривал с Лань Сычжуем или Лань Цзинъи, если им удавалось встретиться в укромных местах, с нетерпением ждал вечеров и выслушивал от Лань Чжаня всё, что ему удалось узнать за день, но этого было так мало. Невыносимо мало. Душа просила действия. Тело просило действия. – Это прошения за последний месяц, – Лань Чжань неторопливо вытаскивал из мешочка свитки и уже расправленные, разглаженные листы. Бумага была очень разной, от шёлковой до самой дешёвой. Несколько прошений были написаны даже на дощечках: то ли от бедности, то ли от почтения к традициям. Стопка на столе неуклонно росла. Вэй Усянь даже пожалел, что так выразительно просил дать ему поучаствовать в расследовании. Возня с бумагами ему никогда не нравилась. Тоже, конечно, точка приложения для беспокойного ума, но душа не лежала. – А ты смог поговорить с Цзэу-цзунем? – Да, – по лицу Лань Чжаня пробежала заметная тень. – Он не хочет ничего обсуждать, отсылает к шуфу. Говорит, что его суждения скомпрометированы. – Лань Чжань… прошло не так уж много времени. Ты вряд ли сможешь ему с этим помочь. – Он мне смог. Я думал, что и я смогу. Думал, что если окажусь рядом, всё будет как раньше. Не знаю, почему я этого ждал. Вэй Усянь посмотрел на его лицо: безупречно прекрасное, но с таящейся на нём болью, которую едва ли мог заметить кто-то кроме него – и Лань Сичэня – и промолчал, проглотив слова, которые казались ему очевидными. «Потому что Лань Сичэнь не похож в этом на тебя». Он оставил без внимания заваленный бумагами стол, подсел ближе к Лань Чжаню и прислонился плечом к плечу. – Лань Сичэнь когда-то рассказал мне, что после моей… после осады Луаньцзан ты пробыл в трауре три года, – тихо сказал он. – Для него прошло всего три месяца. – Это другое. – Дай ему вдвое меньше, – улыбнулся Вэй Усянь, но Лань Чжань не улыбнулся. – Как он? – Плохо. – Он болен? – Нет. Нет, но… выглядит так, как будто да. Вэй Усянь слегка отстранился и серьёзно посмотрел на Лань Чжаня. Он больше не улыбался. – Не оставляй его, – сказал он. – Я помню, как это бывает. Я прогонял всех, кто мог мне помочь, даже тебя прогонял и оказался на дне такой глубокой ямы, что не смог подняться. Не знаю, что чувствует теперь Цзэу-цзунь, но ты говоришь тревожные вещи. – Он не хочет меня видеть, – горько сказал Лань Чжань. – Не хочет со мной говорить. Не хочет видеть ни сяо, ни цинь. Почему он не хочет? Я бы понял. И что мне делать теперь? Вэй Усянь обнял его, стиснул предплечье в своей руке. – Просто будь. Он как будто услышал внутри себя голос Лань Сичэня, рассказывающего о смерти их матери и о том, как шестилетний Лань Чжань часами стоял на коленях перед её домом, и этот голос тут же сменился на голос Лань Цзинъи, говорящего о том, как Лань Чжань целый шичэн простоял перед дверьми. Вэй Усянь внутренне содрогнулся. – Однажды он захочет. – Мне не нравится, что ты уходишь один, – прямо сказал Лань Чжань. Как будто Вэй Усянь этого не знал! Как будто ему недостаточно было тех взглядов, которыми Лань Чжань сопровождал каждое его действие весь вчерашний вечер и всё сегодняшнее утро! Они даже немного поспорили, если это можно было назвать спором. Спорил Вэй Усянь – приводил аргументы, уговаривал, убеждал. Лань Чжань просто упорно стоял на своём, даже не возражал особенно. И конечно же их короткая стычка не изменила ни решения одного, ни мнения другого. Вэй Усянь, проснувшийся по случаю отъезда даже раньше полудня, закидывал в свой цянькунь последние и очень нужные вещи – начерченные за ночь готовые талисманы и заготовки под них. Лань Чжань стоял, скрестив руки на груди и всем видом выражая своё неодобрение. – Со мной всё будет нормально, Лань Чжань, – в сотый должно быть раз повторил Вэй Усянь. – Я не беззащитен. – Я не имел этого ввиду. – Тогда я не понимаю. – Тебя задело. Вэй Усянь вздохнул и рывком затянул завязки мешочка. На это возразить ему было нечего: его и в самом деле задело то, насколько беззастенчиво неизвестные воспользовались его именем. Он мог говорить вслух что угодно, но ему нравилось не быть виноватым во всех грехах мира. Достаточно было и тех, которые он действительно совершил. И он надеялся самостоятельно найти того, кто решился скинуть свои преступления на его голову. Вэй Усянь коротко подумал над тем, каким образом убьёт неизвестного врага – у него было много способов во время войны и повторялся он очень редко – но быстро удовлетворился и этим, понимая, что лучше всего будет взять его живым. И допросить. А потом уже можно. – Конечно, меня задело, – слегка раздражённо ответил он. – Меня снова обвиняют в том, чего я не совершал. И в прошлый раз это была хотя бы полуправда. – Ты станешь неосторожным. Это не тёмная тварь. Это человек. – Лань Чжань, Лань Чжань… никто лучше меня не знает, как справиться с тёмной энергией. Будь это светлый заклинатель, у него ещё были бы шансы. Не очень большие, конечно, ты знаешь. – Этого я и боюсь, - Лань Чжань разомкнул наконец сцепленные на груди руки и протянул к Вэй Усяню, раскрывая объятия. – Обещай, что вернёшься. – Вернусь. Этот разговор не понравился Вэй Усяню, слишком много в нём было от прежней жизни, к которой он не хотел возвращения даже в мелочах и это здорово омрачило начало его путешествия. Он думал сначала позвать Вэнь Нина для компании, но ему как назло и не хотелось никакой компании, в голове звучало полузабытое уже «пойдем со мной в Гусу», и почему-то голосом Цзян Чэна «ты обещал». Он ехал верхом на Яблочке по тропе и время от времени сшибал Чэньцин едва завязавшиеся плоды с деревьев. Ему не было одиноко, но грустно и тревожно – было. С того момента как Лань Чжань дал ему прочитать проклятое письмо, он не переставая думал то о Лань Сычжуе – и гадал, находится ли мальчик в опасности, – то о Цзян Чэне – и гадал, насколько далеко зашёл в своей ненависти его бывший шиди. И то и то ему не нравилось. Приободрился он только когда тропа вывела его к обжитым местам. Тщательно изучив все запросы на последние несколько недель Вэй Усянь наметил себе маршрут, такой, чтобы не отходить чересчур далеко от Облачных Глубин – потому что он не имел возможности вернуться быстро, если что-то произойдёт – но пройтись по местам, из которых поступали жалобы, и обязательно пройти через Илин. Ещё когда он был жив в Илине собирались те, кто назывался его учениками и последователями, хотя Вэй Усянь в жизни никого тёмному пути не учил. На мече такой путь занял бы несколько шичэней. Пешком и даже верхом – несколько дней. О тёмных заклинателях и правда говорили. Это стало для него большим сюрпризом. Да, говорили тихо, по сто раз оглядываясь и сжимая в руках по большей части бесполезные талисманы, но много и часто, иногда с завистью и скрываемым восхищением, но чаще – со страхом и ненавистью. Никто не мог заподозрить в нём, лёгком, улыбчивом и быстром на язык, тёмного заклинателя. Теперь Вэй Усянь сидел в очередном постоялом дворе недалеко от Илина и мысленно прощался с идеей провести здесь ночь. С внутреннего двора так отчаянно несло энергией обиды, что даже ему не удалось бы отдохнуть – и без того ему придётся вечером потратить уйму времени на то, чтобы хоть как-то очистить это место. Тёмный заклинатель тут определённо был. А может быть и не один. – Ну нет, – деланно изумлялся он. – Не может быть такого, чтобы на глазах у всех, да так близко к Юньмэну... – Да как же не может, когда так и было, – горячился его собеседник. – Что там тот Юньмэн, даже если придут, ищи этого теперь по всему Илину! – Но ведь когда найдут, точно конец. Говорят, глава Цзян их живых не отпускает. – Так и было, – мужчина понизил голос и боязливо оглянулся. – Но теперь вернулся Старейшина Илина. Говорят, обещал защиту тем, кто придёт к нему, они и разгулялись вот. Вэй Усянь помрачнел, представив себе в том числе что будет, когда вот эти слухи дойдут всё-таки до Цзян Чэна, но его собеседник счёл это своей победой в споре и торжественно поставил на стол пиалу, которой размахивал в порыве гнева. – А тебе тут любой, кто не побоится, скажет, кто это был. Тут все знают. Боятся только, что если напишут в орден Цзян, то с них с самих голову снимут. Заклинатели их придут и уйдут, а мы останемся. И люди Старейшины Илина тоже останутся. – И ты побоишься? – И я побоюсь, – без раскаяния признал мужчина. – И за родителей своих побоюсь. И ты не трепи особенно о чём слышал. – Я ни о чём не слышал, – понятливо кивнул Вэй Усянь. – И чтобы я нечаянно не встретил не того и не заговорил с ним, расскажи, мне кого опасаться? – Хитёр ты, – хохотнул собеседник. – Наш он был, из соседней деревни. Обычный такой, встретишь – не узнаешь, Юн Сан его звали. Так и передай в свой орден, заклинатель. Страшно тут жить стало. Обманули его как-то тут на рынке, и не договорились когда он понял, и вот вернулся, объяснил. Сидишь теперь и думаешь, не обидел ли его случайно тоже… Вэй Усянь засмеялся и подлил в обе пиалы. – Передам, – пообещал он. – Я же для этого и здесь. Какое-то время он шёл по следу Юн Сана, но след потерялся где-то среди мелких деревень, опутанных сетью троп. Впрочем Вэй Усянь и не ждал, что ему повезёт настолько, что он без усилий догонит тёмного заклинателя. Он покружил ещё полдня, расспрашивая встречных, но был вынужден в итоге просто вернуться на намеченный маршрут. Тем более, и там было о чём послушать. Из одной чайной его вообще едва не выставили за шиворот. Здесь катастрофа произошла совсем недавно и была чересчур свежа в памяти, хуже того, везение отказало Вэй Усяню на этот раз и явился в деревушку он в разгар траура и привлёк внимание расспросами. Родственники одной из погибших обступили его и Вэй Усянь уже приготовился было к драке, когда его попросту узнали. – Это же спутник Ханьгуан-цзюня, – поторопился встрять незнакомый человек в дорожной одежде – должно быть кто-то из тех, кто видел их вдвоём посреди странствий. Вэй Усянь прикрыл глаза, готовясь к немедленному разоблачению и немедленной же драке, но ему повезло. Большинство заклинателей уже знали, кто таков на самом деле спутник Ханьгуан-цзюня, но до обычных людей, да ещё живущих в таком захолустье эти новости пока не дошли. Интересно, кому надо молиться, чтобы и не дошли? – Спасибо, добрый человек, – подхватил он. – Я здесь тайно. Чтобы гнев… Старейшины Илина не пал на вас. Лица окружающих переменились и уже через несколько минут Вэй Усянь сидел в тесном кругу собравшихся со всего трактира людей. Кто-то подливал ему вина, кто-то подкладывал еды. Все хотели, чтобы их беда дошла до Ханьгуан-цзюня. Вэй Усянь чувствовал себя по этому поводу отвратительно неловко, едва ли не впервые в жизни, и очень хотел добраться до самозванца и по душам с ним поговорить. – Постойте, постойте, – взмахнул он рукой. – Говорите по одному, а то я не понимаю. Что тут произошло и когда? Собравшиеся переглянулись и мужчина, который больше остальных хотел выставить его вон за первые неудачные расспросы, тяжело вздохнул. Должно быть, он у них тут был самый решительный – или, быть может, больше других пострадавший. – Двенадцать дней назад, – мрачно сказал он. – Я лишился дочери. А господин Ван сына и внука. Если молодой господин захочет, я провожу его к реке. Всё там произошло. Молодой господин хотел. Там наверняка остались следы, по которым можно сложить мнение, не основываясь только на словах местных. Слова врут. Следы тоже иногда врут, но на порядок реже и на порядок хуже. – Позже, – кинул Вэй Усянь. – Расскажите мне сначала что произошло. – Моя дочь… была красавица, – мужчина прикрыл ладонью глаза и с усилием протёр их. Вэй Усянь готовился увидеть чужие слёзы, но слёз не было. – Она нравилась мужчинам. И этому… тоже нравилась. Он долго её донимал, а я был дурак, надо было давно уже избить его так, чтобы всякую дорогу к ней позабыл. А в тот день он опять пришёл. И не один, а с лютыми мертвецами с нашего же кладбища. Она стирала у реки, а внук господина Ван был с ней. Они нравились друг другу… Дальше можно было не продолжать, но Вэй Усянь не останавливал его, даже когда в ход пошли кровавые подробности. В общей сложности погибло пятеро прежде чем отвергнутый воздыхатель ушёл, бросив мертвецов шататься по берегу. Мертвецы были слабенькие и их упокоил какой-то странствующий заклинатель, так что в целом Вэй Усяню делать тут больше было и нечего, кроме как… – Но почему вы так поздно написали в орден Лань? Он наверняка уже далеко ушел… – Мы написали в орден Цзян, – смутился мужчина. – Их глава… раньше они всегда появлялись первыми. – А что же теперь? – переспросил Вэй Усянь, чувствуя холод в животе. – Они ответили, что не могут действовать на чужой территории. Посоветовали писать Ханьгуан-цзюню, – он низко поклонился, едва не ударившись лбом о стол. – Мы были несправедливы к вам, я прошу прощения. Вэй Усянь кивнул. Ему было противно. Они ведь были правы, если бы он сам не услышал о том, что кто-то использует его имя, до этого прошения дошли бы ещё очень нескоро. Если бы вообще дошли. Он задержался только для того, чтобы принести подношения убитым, а потом двинулся в путь дальше, для того чтобы услышать новые рассказы – короткие и печальные от очевидцев и пространные и цветистые от тех, кто только слышал о беде – и когда через десяток дней решил, что услышал достаточно, поспешил обратно в Облачные Глубины. – Я не понимаю, что происходит, – пожаловался он Лань Чжаню после того как вывалил на него все собранные за короткое путешествие свидетельства. – Какой-то мерзавец под моим именем действительно обещает защиту адептам тёмного пути! А они верят! И вообще все верят! Я встретил Вэнь Нина под Цайи, так он к нам шёл, чтобы про это же рассказать. Даже он услышал! Вэнь Нин, который к людям и поздороваться-то не подходит. – Это неудивительно. Лань Чжань и в самом деле выглядел не слишком впечатлённым рассказом. Он был просто рад тому, что Вэй Усянь вернулся обратно, пусть и горящий негодованием. – Это почему ещё? – После того как ты… умер, их тоже было много, – пояснил тот. Ему очень не нравился этот разговор, Вэй Усянь видел, как едва заметно он щурится и как складывает на груди руки, пряча кисти в рукава. – Каждый второй говорил про твоё наследие. Каждый третий назывался твоим учеником. – Я не знал, – сказал Вэй Усянь после паузы. – Конечно нет. Скоро в Башне Золотого Карпа будет большой праздник. Будет и небольшое собрание. Я доложу там. – О, ты пойдёшь, – оживился Вэй Усянь. – Я обязан. О неприязни Лань Чжаня к Ланьлину знали все. За годы отсутствия Вэй Усяня он не появился там ни разу. Вэй Усянь уже повздыхал про себя о том, что не увидит, как сын шицзе примет на себя орден – это была бы большая потеря, он правда хотел быть там, хотя бы в память о сестре – если бы представителем от Гусу Лань поехал Старик, он бы его с собой точно не взял, но тут иное дело. – Лань Чжань, Лань Чжань, ты же возьмёшь меня с собой? – Ты уверен? – Я обещаю вести себя прилично! – Вэй Ин… – А хорошо не обещаю, видишь, я не даю пустых обещаний! – Там будет глава Цзян. – Я думаю, он переживёт моё присутствие, Лань Чжань. Шицзе… хотела бы, чтобы я там был. – Хорошо. Завтра пойдёшь к портному. – Это зачем? – Госпожа Цзян хотела бы, чтобы ты выглядел достойно на празднике в честь её сына. Вэй Усянь расхохотался и согласно кивнул.