Что отнято судьбой, а что подарено

Цзян Чэн прилетел в Нечистую Юдоль прямиком из Ланьлина и в момент вылета был зол настолько, что оставил своих сопровождающих в Башне Золотого Карпа, чтобы они не вынуждали его лететь медленнее – орден Юньмэн Цзян представлял собой сейчас грозную силу, но заклинателей, способных встать на одну ступеньку с ним, там всё ещё не было. Он видел потенциал в некоторых своих адептах, едва вышедших из ученичества, но этот потенциал ещё предстояло развить, и так или иначе, а сравниться с ним, в том числе и в скорости, пока не мог никто. Цзян Чэн хотел лететь быстро. Хотел сделать какую-нибудь глупость. Убить кого-нибудь, например. В Башне Золотого Карпа пришлось задержаться на несколько дней, дожидаясь сначала пока доставят пленников, а потом и результатов допросов. В некоторых он участвовал сам. Цзинь Лин, к его большому облегчению – нет, и не потому что не хотел; но всё же он сдался нежеланию как Цзян Чэна, так и остальных своих советников. Не хватало ему ещё в самом начале пути заиметь такую же славу, как у дяди. Цзян Чэн нёс свою репутацию и свой титул гордо, как награды военного времени, но их бремя было иной раз тяжело даже для его плеч. Он не хотел этого мальчику. То, что хорошо для войны – неважно, с внутренним врагом или внешним – плохо для мира. Ему, как и всем, должно быть, его сверстникам, хотелось, чтобы война осталась его поколению. Дети этого не понимали, как не понимал и он до семнадцати лет, хотели сражений и подвигов. И Цзинь Лин тоже хотел, но Цзян Чэн готов был воевать до самого конца, лишь бы мальчику не довелось пережить того же. Даже самые первые допросы всколыхнули его память. Он просидел всю ночь без сна, перечитывая и сопоставляя сделанные записи ответов обоих пленников и раз за разом запрещал себе отправиться за вином. Будет только хуже, Цзян Чэн это точно знал. Стоило ему закрыть глаза, как к нему вплоть до мельчайших деталей приходили воспоминания – о том, как он сам был в плену и о том, как он брал в плен. О сражениях – не о тех триумфальных, о которых рассказывают и по сей день, а о тех, которые помнят, вопреки желанию забыть, только редкие оставшиеся в живых участники. Ему хотелось сейчас собеседника, который понял бы его. Но в Ланьлине говорить было не с кем. Ланьлин почти не воевал. Скользкая змея Цзинь Гуаншань присоединился к «Выстрелу в Солнце» на словах почти сразу, а войсками – только когда стало понятно, что победа будет за союзными орденами. Из тех, кто был рядом с самого начала, не осталось почти никого, из его ордена – в лучшем случае человек пять, и все сейчас на Пристани, да и имеет ли он, глава ордена, право показывать слабость перед собственным адептами... Из других – и поговорить не с кем. Не с Лань Ванцзи же предаваться воспоминаниям, и не с Вэй Усянем… Вэнь… Пленники утверждали, что почти ничего не знают, и в целом Цзян Чэн склонен был им верить – самые простые исполнители, большая их часть нанята за деньги, меньшая – за идею и обещанные блага. Этих, вторых, тот Цишань Вэнь, который помнил Цзян Чэн, никогда бы не принял – идиотов там не сильно жаловали. А надо было быть идиотом, думая, что никто не придёт за штандартами Вэнь. Этим не повезло, они попали в поле его зрения, но не он – так кто-то другой. Если бы они пришли в Юньмэн вместо не так уж сильно пострадавшего от войны Ланьлина, в самой же первой деревне их ждал бы точно такой же итог. Ну может быть, они забрали бы кого-то с собой. Но даже того, что они знали, хватало, чтобы понимать: кто-то мутит воду ещё сильнее, намеренно собирает остатки ордена Вэнь, платит наёмникам и обещает былое величие. Из случайных оговорок и несостыковок в рассказе можно было узнать больше. Цзян Чэн сидел с бумагами и до головной боли искал эти мелкие лазейки, потайные отверстия, через которые можно было заглянуть глубже, чтобы увидеть хотя бы небольшой кусок общей картины. Он написал Не Хуайсану сразу же после первого допроса. Ему было необходимо поговорить с кем-то, кто услышит его. Хуайсан потерял отца усилиями Вэнь Жоханя и чуть не потерял брата, и пусть сам он не воевал, но понять уж точно мог. Лучше Хуайсана был бы, может, только Лань Сичэнь, с которым они вместе сражались, но доверить письму свои домыслы и тем более переживания Цзян Чэн не рискнул бы – да и не факт, что Лань Сичэнь сейчас эти письма читал. Ответ пришёл на следующий же день: его ждали в Нечистой Юдоли в любое время. Не Хуайсан был последователен, предложив ему дружбу. Цзян Чэн полагал, что он её примет, а может быть, уже принял. За прошедшее с визита главы Не время он много думал и никак не мог найти ту выгоду, которую могла принести его личная дружба, а не союз орденов – и не находил, и в минуту слабости позволил себе надеяться что Не Хуайсан и в самом деле искал не выгоды, а его общества. Это было тяжёлое время для него, отталкивать протянутую руку он не хотел – или, если посмотреть под другим углом, боялся. Он полагал что привык к одиночеству за эти тринадцать лет, но выходило так, что нет. После последнего допроса он наскоро переписал его результаты и, попрощавшись с Цзинь Лином, встал на меч. Бумаги лежали в мешочке цянькунь, но он буквально чувствовал, как они жгли ему руки даже через ткань. Он не спал уже третий день – это был далеко не предел для заклинателя его уровня – но характер его это не улучшало. Злость гнала его вперёд на пределе доступной ему скорости, но уже к середине дороги встречный ветер и высота выстудили её, и прибыл он чувствуя себя уставшим, но гораздо более спокойным, чем в начале пути. В Цинхэ Не его встретили как важного гостя. На памяти Цзян Чэна в Нечистой Юдоли так не встречали никогда и никого, кроме, может быть, Лань Сичэня. Да он сам и бывал-то тут всего несколько раз и теперь с лёгким интересом оглядывался по сторонам, чувствуя себя гораздо более свободно, чем при последнем Совете, без колючих взглядов, угадать значение которых он не мог или не хотел. Не Хуйасан ждал его у самых ворот. Ему, надо думать, доложили, когда Цзян Чэн ещё только пересёк границу. В одиночестве в своих владениях он выглядел другим. Не так, как его привыкли видеть на Советах, а спокойным, без выражения лёгкого недоумения на красивом лице, и даже вездесущий веер висел на поясе, а не гулял между пальцами. Цзян Чэн оценил это, в самом деле. Он сошёл с Санду, вложил его в ножны и вежливо поклонился. – Глава ордена Не. Спасибо что согласились принять. – Глава Цзян, – вернул поклон Не Хуайсан. – Рад приветствовать вас в Нечистой Юдоли. Пойдёмте, я покажу вам ваши комнаты. Вы, должно быть, устали с дороги. Цзян Чэн всегда не любил Башню Золотого Карпа, но волею судьбы был хорошо с ней знаком, и так же хорошо помнил Облачные Глубины, хотя и к ним большой симпатии не испытывал. Нечистая Юдоль была совсем другой, но несмотря на невольное любопытство, ему не особенно нравилось и здесь. Наверное, он мог нормально себя чувствовать только на родной Пристани. Нечистая Юдоль больше напоминала военное укрепление, нежели резиденцию великого ордена. На Цзян Чэна давили толстые каменные стены, и хотя ему и отвели комнату наверху, где не так уж ощущался камень над головой, он уже скучал по изящным деревянным павильонам и запаху озёр. Цзян Чэн с удовольствием стащил с себя пыльные дорожные одежды, отдал их почистить прислуге и переоделся в чистое. Плеснул в лицо водой. Так стало ещё немного лучше, поэтому когда к нему в дверь постучали и сообщили, что глава Не ждёт его к ужину, он находился уже в относительном душевном равновесии. Его проводили в незнакомую залу. До сих пор в Нечистой Юдоли он видел только большой зал, в котором проходили Советы, да гостевые покои. Не тщательно охраняли свои владения и свои секреты, и судя по некоторым обмолвкам А-Лина, секреты были из тех, что не понравились бы никому. Он пробовал вытащить из мальчишки больше, но тот неожиданно упёрся. Цзян Чэн подозревал, что парень всё-таки набедокурил где-то в Цинхэ, и с некоторым неудовольствием, но оставил его в покое. Он мог понять такую скрытность, в конце концов, он сам тоже не стремился делиться некоторыми из их с Вэй Усянем похождений даже с а-цзе. Некоторые вещи не должны доходить до взрослых. Даже до старшей сестры. Зала оказалась уютнее, чем любое другое помещение в крепости. Здесь ощущалась рука Хуайсана, безусловно бывшего из всех последних глав ордена Не самым утончённым. Цзян Чэн ещё в юности удивлялся как он таким вырос, а сейчас подумал, что, наверное, из чувства противоречия. В каждой семье – в каждом ордене – должен быть такой человек. Не Хуайсан поднялся на ноги при его появлении и вежливо поприветствовал, но как только их оставили одних – расслабленно уселся обратно. У себя Цзян Чэн привык к циновкам, но тут сидели на подушках. Вероятно, каменные полы зимой были чересчур холодными даже для суровых заклинателей Не. – Спасибо что приняли меня так скоро, глава Не, – сказал Цзян Чэн, в свою очередь устраиваясь у низкого стола. – У меня есть новости и они мне не нравятся. Ну Хуайсан оценивающе посмотрел на него и жестом указал на стол. – У меня тоже есть, – вздохнул он, – и они вам тоже не понравятся. Поэтому полагаю, что будет правильнее обсудить их завтра. Цзян Чэн посмотрел на него молча. Ему говорили, что его молчание иногда даже более выразительно, чем слова. – Глава Цзян, каково же будет моё гостеприимство, если я прямо с дороги буду мучить вас делами? – потрясающе прямо ответил Не Хуайсан. – Я не слишком хороший гость. Цзян Чэн в целом признавал его правоту: если бы он принимал кого-то как гостя у себя на Пристани, он бы тоже постарался встретить как положено. Его личных гостей на Пристани не случалось, только Цзинь Лин, но Цзинь Лин не гость, а семья, его Цзян Чэн ждал в любое время, днём или ночью, с приглашением и без, так что возможно он действительно в этом смысле потерял хватку. Или никогда её не имел. Но мешочек с документами всё ещё жёг руки. – Вы слишком к себе строги. Вино? – Чай. Не Хуайсан трагически вздохнул, но желаниям гостя противиться не стал и наполнил его пиалу из маленького чайничка. Цзян Чэн заметил, что на плоском камне-подставке в узор тщательно вписан талисман – чай не остынет, пока хозяин этого не захочет. Изящное решение. Среди грубого камня приземистой крепости, притаившейся среди гор, так странно было держать в руках тонкий дорогой фарфор, видеть изящную драпировку из хорошей ткани и искусную роспись. А вот сам Не Хуайсан чужеродно здесь не смотрелся. Его брат был неприступной скалой, плоть от плоти Цинхэ, Не Хуайсан – драгоценной породой, до поры скрытой в камне. – Глава Цзян больше не пьёт вино? Глава Цзян действительно почти не пил прилюдно. Опыт говорил: вино развязывает ему язык и ослабляет и без того не самый хороший самоконтроль. Не Хуайсан это тоже знал, потому что в Облачных Глубинах они напивались как никогда больше, вопреки страшной стене правил. Цзян Чэн смог превзойти это сомнительное достижение только в первые месяцы после смерти Янли и Вэй Усяня, и после этого желание заливаться вином доверху как отрезало. От вина ему становилось только хуже, не говоря уже о том, что весь следующий день шёл псу под хвост. Главе ордена, тем более ордена имеющего весьма шаткие позиции, это не пристало. – Лучший способ остановиться вовремя – не начинать вовсе, – с лёгкой насмешкой напомнил Цзян Чэн. Орден Лань сквозь пальцы смотрел на то, как развлекались в его стенах чужие адепты, но когда они переступали пределы разумного, на справедливое наказание тоже не скупился. Тогда Цзян Чэн его справедливым, конечно, не считал, но сейчас, глядя на Цзинь Лина, думал, что не так уж и неправ был Лань Цижень. У него самого не хватало духа наказать племянника, чем тот всю жизнь и пользовался, но желание такое случалось. Жалко, что мальчишка не успел побывать на обучении в Облачных Глубинах, там бы он столкнулся с реальностью менее жестоко, чем ему пришлось теперь. – Вы ещё помните наставления Старика? – развеселился Не Хуайсан. – Ради предков, Не Хуайсан! Он тогда был не старше, чем мы сейчас. – Да… – Не Хуайсан со смешком налил себе вина, но пил медленно, уважая гостя. – Я часто вспоминаю Облачные Глубины. Это на удивление приятно, учитывая то, что нам пришлось там пережить. Цзян Чэн с лёгким удивлением посмотрел на него. Он бы свои воспоминания об Облачных Глубинах приятными не назвал, все они были отравлены Вэй Усянем и довольно болезненны. Всё хорошее, что он мог вспомнить о Гусу Лань – неоспоримую красоту, которая окружала орден: густую зелень, серебристые утренние туманы. Всё остальное – все их жуткие правила, жуткий распорядок дня и не менее жуткая еда – не вызывало никакой ностальгии. Но им там было хорошо. Не Хуайсан по-своему истолковал его молчание и тихо добавил: – Это мои последние мирные воспоминания. Потом всё пошло наперекосяк. На территории Цинхэ орден Вэнь начал орудовать раньше, чем в Юньмэне, вспомнил Цзян Чэн. Даже в тот лагерь идеологической обработки Хуайсан не попал: Не Минцзюэ постарался укрыть брата раньше, он уже тогда не верил в хороший исход. – Тогда там было не так уж плохо, – обтекаемо ответил он. – Странно понимать, что вы единственный свидетель того времени, с кем я могу его вспомнить. – Нас не так много осталось, – согласился Цзян Чэн. Ему было хорошо сейчас – в Ланьлине он был полностью сосредоточен на пленниках и протоколах допросов, настолько, что забывал есть и спать. Здесь не маячили перед глазами ни пленные, ни адепты Цзинь, которым он не доверял ни на мгновение, но был ностальгически настроенный Не Хуайсан, хороший чай и хорошая еда, и Цзян Чэн почти физически ощутил, как ослабляется узел в груди. Усталость, которую он до этого не позволял себе ощутить, придавила его к подушкам, заставила слегка опустить плечи. Он мог бы прогнать её с помощью духовных сил, их было в избытке, но Цзян Чэн не стал. Он не чувствовал себя здесь в опасности, не больше, чем в Башне Золотого Карпа, а может быть и на лян меньше, а там он в лучшие времена позволял себе отдых. Не Хуайсан одобрительно улыбнулся и подлил чай. – Я хочу кое-что вам показать, глава Цзян, – сказал он и поднялся. – Нам нужно только выйти за дверь. Цзян Чэн неохотно встал – желание хозяина не менее важно, чем желание гостя – но Не Хуайсан не вышел в коридор, а толкнул неприметную дверь в стене напротив. Цзян Чэн ощутил порыв прохладного воздуха и, заинтересовавшись, шагнул за ним: дверь вела на широкий балкон, на котором были заранее установлены жаровни и лежали циновки, но он не сразу их заметил. С балкона открывался прекрасный вид на горы: закатное солнце мягко освещало их и на далёких склонах лежал затейливый узор теней, а в долинах уже клубился вечерний жемчужный туман. С этой стороны он Цинхэ не видел никогда. Зрелище не уступало красотой утончённой красоте Облачных Глубин и только немного – лотосовым озёрам. Цзян Чэн даже не заметил, как Не Хуайсан ушёл в комнату и вернулся обратно с чайничком и двумя пиалами. – Закаты в Цинхэ скоротечны, но прекрасны и стоят того, чтобы увидеть хоть раз. Прошу вас, садитесь. Цзян Чэн опустился на циновку, скрестив ноги. Он понимал, что это очередной жест доброй воли, но хоть убей не понимал, чем может сейчас ответить и попытался скрыть свою неуверенность за глотком чая. – После смерти брата мне не с кем стало разделить этот вид. «А как же Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь» – едва не сказал Цзян Чэн. «Они же проводили в Цинхэ добрую треть месяца, помогая тебе» – но вовремя прикусил язык. Если он что и понимал, так это то, что Цзинь Гуанъяо – тема не приятнее, чем для него – разговор о Вэй Усяне. Но наверное, у него на лице было написано всё, что он по этому поводу думал, поэтому Не Хуайсан, тонко улыбнувшись, продолжил: – Вы хотите что-то спросить, глава Цзян? – Вы знали с самого начала? – Не с самого, – не удивился вопросу Не Хуайсан. – Но достаточно давно. Цзян Чэн кивнул. Это он понимал и так. Не понимал он пока другого: какова степень ответственности лично Не Хуайсана в разыгравшейся трагедии, но на этот вопрос он вряд ли получит ответ, по крайней мере теперь. – Теперь, когда я могу чувствовать себя свободным… Я и в самом деле хочу принести извинения за годы тишины. – И обмана, – хмыкнул Цзян Чэн. – И обмана, – с лёгким вздохом согласился Не Хуайсан. – Глава Цзян примет их? Цзян Чэн кивнул. Он мог негодовать сколько угодно, но в глубине души понимал Хуайсана. Для того, чтобы свершить месть и достигнуть той вершины, на которую он поднял свой орден, и ему приходилось идти на многое. Каждый пользуется тем оружием, которым владеет. Кто он такой, чтобы судить? – А мою дружбу? – Это будет честью для меня, Не-цзунчжу. Не Хуайсан страдальчески поморщился. – Тогда не надо титулов. Я устал от них. Цзян Чэн свой титул носил с любовью и гордостью, но согласно кивнул и поправился. – Не Хуайсан. Но на ночь амулеты на дверь Цзян Чэн всё-таки повесил. Окон в привычном понимании здесь не было, только узкие щели, больше похожие на бойницы, с этой стороны можно было не ждать опасности… по крайней мере не ждать чего-то обыденного. Не то чтобы он всерьёз считал, что ему здесь и сейчас что-то угрожает, но единственным местом, в котором он не отгораживался ночью от окружающего мира, оставалась его собственная комната на Пристани Лотоса, и он не собирался в ближайшее время это менять. Не тогда, когда он спал исключительно с зельем Чжу Ду – мало и без снов, но исключительно крепко. И всё же наутро Цзян Чэн чувствовал себя намного лучше и уж точно намного более готовым обсуждать серьёзные вещи. Вчерашний вечер оставил у него удивительное послевкусие, одновременно ностальгически приятное и печальное. Он не понял причин этому и не понял, как к этому относиться, поэтому постарался смыть странное ощущение водой. Вода всегда если не уносила, то облегчала его печали. Несмотря на то, что сам Цзян Чэн проснулся рано, он едва успел привести себя в порядок и снять талисманы, как к нему постучались и сообщили что глава Не приглашает разделить с ним завтрак. Это уже было не похоже на Хуайсана, которого он знал в Облачных Глубинах, от того Хуайсана он бы ждал пробуждения скорее к концу часа Дракона, нежели к его началу, но всё меняется. Он и сам уже не тот мальчик. Его проводили в ту же залу, в которой они ужинали вчера. На этот раз дверь на балкон была открыта, а в комнате по-утреннему свежо. Не Хуайсан сидел прямо, серьёзный и собранный, следы от вчерашнего веселья оставались только в его привычной полуулыбке. – Не-цзунчжу, признаться, не ожидал вас так рано. – Дела ордена не стали бы меня дожидаться, – притворно вздохнул Хуайсан, жестом отпустил слугу и указал Цзян Чэну на место перед собой. – Хорошо выглядишь, глава Цзян. Вчера ты был больше похож на лютого мертвеца. – Мне нужно было отдохнуть, – кивнул Цзян Чэн. – Спасибо, что предоставил мне вечер. А теперь время для дурных новостей. – Они тоже никогда не ждут, даже завтрака? Цзян Чэн посмотрел на него, не скрывая возмущения, и Не Хуайсан рассмеялся: – Ладно, я и так заставил тебя ждать. Что у тебя есть? Цзян Чэн подчёркнуто неспешно взял со стола баоцзы и так же неспешно прожевал, прежде чем начал говорить: – Я писал, что мои люди нашли след отряда, называющего себя отрядом Вэнь. Они следовали из Гусу в Ланьлин. Я решил проверить это лично. – Один? – С Цзинь Лином, – Цзян Чэн поморщился. – Он отказался брать с собой ещё кого-то, а я не мог настаивать в это проклятой Башне. – В ордене Ланьлин Цзинь и у стен есть уши, – согласился Не Хуайсан. – Он справится. Если уж Цинхэ Не смирился со мной, то и Цзинь Жулань добьётся своего. – Ну, пока этого не произошло. В Синчжао мы и в самом деле нашли этот отряд. Взяли живыми двоих. – Из? – Из семи. Там не было воинов, но они узнали меня и отказались сложить оружие. – Я бы на их месте тоже предпочёл бы смерть, – фыркнул Хуайсан и заработал мрачный взгляд. – Вот здесь я переписал для тебя протоколы допросов, – Цзян Чэн достал из мешочка бумаги и протянул собеседнику. – Читай пока. Пользуясь тем, что Не Хуайсан занят, он отдал должное столу. В Цинхэ готовили хорошо, ему нравилось – пожалуй, больше, чем в Ланьлине и уж точно больше, чем в Гусу. Цзян Чэн ценил хорошую еду. Его ордену выпало после войны несколько очень голодных лет – тогда он обрадовался бы и безвкусной Ланьской еде – с тех пор и ценил. – Языки живы? – Что им будет. Сидят в Башне Золотого Карпа, ждут Совета. Если я хочу достучаться до остальных, мне нужно будет предоставить доказательства. Доказательства надёжнее, если есть кому говорить. Не Хуайсан справился с письмами в то же время, как Цзян Чэн допил кашу и лениво думал, желает ли он ещё один баоцзы, но стоило ему кинуть взгляд на Хуайсана, опустившего на стол бумаги, как желание тут же пропало. На лице главы Не читался такой азарт, что Цзян Чэн и сам ощутил себя собакой, вставшей на след. – У тебя что-то есть, – уверенно сказал он. – Выкладывай. – Я не уверен, – начал Хуайсан, поймал осуждающий взгляд и даже собрал остатки совести, чтобы немного смутиться. – Я пока правда не уверен, Цзян-сюн. Мне нужно кое-что проверить. Дело в том, что твоё письмо очень меня заинтриговало, и я взял на себя смелость начать собственное расследование. И кажется обрывки того, что узнал я, совпадают краями с теми, что узнал ты. Цзян Чэн подался вперёд, облокотившись о столешницу. Ему было сейчас абсолютно всё равно, как он выглядит. Перед ним обещала появиться нить, по которой они смогут пройти. Схожим образом он чувствовал себя, когда в ставке Не Минцзюэ собирались генералы. Сейчас перед ним сидел другой глава Не, но его взгляд… взгляд был тот же. – Выкладывай уже, – потребовал он. – Что ты узнал? – Записи я покажу тебе чуть позже, я их сюда не взял. Но во-первых, я должен тебя поблагодарить: если бы не твоё письмо, я узнал бы о том, что они есть и на моей территории намного позже. Мои… люди сейчас наблюдают за двумя отрядами. Существует вероятность, что на самом деле их больше. Во-вторых, некоторые из имён, которые назвали тебе, совпадают с теми, которые есть у меня, и я совершенно уверен, что эти люди когда-то принадлежали Вэнь. Это сейчас проверяют. А в-третьих… и в этом я как раз пока не уверен, но есть в твоих протоколах интересные оговорки, – он в подтверждение своих слов постучал пальцем по бумагам, – которые в сочетании с известным мне дают возможность предположить существование и приблизительное расположение более крупного лагеря. Вряд ли центрального, но я бы хотел туда наведаться. Цзян Чэн усилием заставил себя остаться на месте. Было бы дело в Юньмэне, он уже бы поднял в воздух десяток своих адептов, но он сейчас в гостях. Вежливость требовала дождаться хотя бы окончания завтрака. – Пока ты читаешь, я соберу отряд, – продолжил Хуайсан. Дай мне сяоши. Глава ордена Не оказался точен. Ровно через сяоши отряд был готов выступать. И в отличие от Цзинь Лина, Не Хуайсан не опасался ни за своё положение, ни за свой авторитет, и потому отряд был силён. Цзян Чэн это только одобрил, лишнего риска он не любил, а соваться во вражеское гнездо, не имея даже приблизительного представления о расположении сил, это однозначно риск. И однозначно лишний. Он скоротал время за чтением предоставленных ему документов. Хуайсан действовал издалека и гораздо более тонко, чем Цзян Чэн когда-либо вообще собирался. Он так же собирал слухи и сплетни и так же чужими глазами посматривал за происходящим на подвластных ему землях… но Цзян Чэн тоже родился не вчера и даже из того, что рискнул ему показать Не Хуайсан, размах шпионской сети внушал трепет. У самого главы не было контакта с исполнителями даже через вторые-третьи руки. Их вообще невозможно было связать с Не Хуайсаном. Поразительно, сколько времени и сил – и денег, конечно – он убил на построение такой системы. Ничего удивительного в том, что Цинхэ Не за десять лет его власти едва не потерял среди праздных наблюдателей звание великого. У Цзян Чэна, разумеется, тоже были шпионы – но никогда в других орденах и уж точно не в таком количестве. Он с досадой подумал, что и в его ордене наверняка есть одна-другая птичка, и Хуайсан наверняка в этом не признается и назад, несмотря на всю предлагаемую дружбу, не отзовёт. Ощущение… небезопасности было кислым и неприятным, но он всегда понимал, что в растущем ордене обязательно найдётся кто-то не вполне лояльный. И значимая информация не уходила дальше его доверенных лиц, а в тех, с кем Цзян Чэн прошёл «Выстрел в Солнце», он был уверен. Но сейчас шпионы Не Хуайсана принесли нужную и важную информацию и Цзян Чэн, как мог, отодвинул мысли о возможных шпионах в родном ордене и переключился на чтение. Если он раньше думал, что всё происходящее очень дурно пахнет, то он ошибался: происходящее невыносимо смердело. Хуайсан был прав: то, что удалось вытащить из пленных Цзян Чэну и доклады шпионской сети Не во многом повторялось, но очень, очень хорошо дополняли друг друга. И самым главным оставалось то, что из данных Не напрямую вытекало, что на территории Цинхэ есть крупный лагерь мятежников – и несколько обмолвок в показаниях пленников Цзян Чэна давали возможность предположить место. На самом деле, вариантов было несколько, но это всё равно лучше, чем прочёсывать весь Цинхэ частым гребнем. Он летел на несколько длин меча впереди остальных, включая Не Хуайсана: Хуайсан стоял на мече одного из своих адептов. Цзян Чэн здорово удивился, когда это понял – глава Не, конечно, не был сильным бойцом, да и вообще заклинателем – поздно сформированное ядро не давало ему шансов таковым быть – но ведь хватило же у него сил в одиночку долететь от Гусу до Пристани Лотоса и обратно всего пару месяцев назад. Он ничего не спросил, но Не Хуайсан всё равно ответил: – У меня не такой уж большой запас духовных сил, Цзян-сюн. Возможно, они понадобятся позже. Это звучало разумно. Не Хуайсана почти не видели с саблей и все знали о его неприязни к оружию, но и духовные силы можно потратить не только на это. Он и в детстве знал, что у Хуайсана гибкий, живой ум. Если им придётся разгадывать шифры или талисманы, он может оказаться незаменим. Цзян Чэн тоже научился за время войны, но он, упорный и последовательный, был всё же медленнее. Лучше Хуайсана из живущих был бы наверное только один человек… Цзин Чэн прибавил скорости. Куда ни повернись – везде Вэй Усянь. Почему он не может просто… не думать о нём? Он даже о сестре так часто не вспоминал, а Вэй Усянь был недостоин даже её подмёток. Намеченный холм с забавной, как срезанной плоской вершиной, оказался прямо под ним. Узкая тень от меча скользнула по склону, её догнал клин других. Заклинатель, нёсший на мече Не Хуайсана, остановился рядом с ним, остальные разделились на два отряда и начали огибать холм. Цзян Чэн молча осматривал окрестности. Теперь он уже не думал о Вэй Усяне, только о том, что не должен пропустить ни малейшего движения. Не должен пропустить, если что-то начнёт происходить. – Не-цзунчжу, здесь ничего, – через несколько минут поступил доклад и от одного и от второго отряда. – Странно. Я бы даже поставил на это место. Цзян Чэн тоже бы поставил на это место, но он уже привык к тому, что судьба редко его балует, так что возможно нужно было сразу лететь на самую дальнюю отсюда точку. Для верности. – Скрытый вход? – Полагаю, да, – Не Хуайсан ухватился за веер, висевший на поясе, но не снял его и не раскрыл, а скомандовал: – Опустись ниже. Ему, похоже, привычно было путешествовать таким образом. Цзян Чэн никогда не стоял на чужом мече – по крайней мере по собственному желанию. Ему рассказывали, что несколько раз его вытаскивали из окружения на мече, и он предполагал, что на Пристань Лотоса Вэни возвращали его тоже воздухом, но сам он на чужой меч не всходил. И не был уверен, что там удержится – одно дело Санду, движения Санду это продолжение его собственных движений, стоя на нём он чувствовал себя так же уверенно, как и на твёрдой земле. Но чужой? Это сродни тому чтобы устоять на спине галопирующей лошади – движение, которым ты никоим образом не управляешь. Цзян Чэн терпеть не мог отдаваться чьей-то воле. Если бы он спросил себя о самом большом страхе, беспомощность шла бы сразу за страхом потери. И то возможно они бы иногда менялись. Не Хуайсан никаких сомнений не испытывал. Мало того, что он стоял на чужом мече, позволяя лишь слегка себя придерживать, он ещё и легко присел, сохраняя прямые линии боевых стоек Не и наклонился к траве, проводя над ней рукой. Из рукава появился талисман, Не Хуайсан стремительно начертил что-то угольком и швырнул в траву; печать ярко вспыхнула, но ничего не изменилось. Цзян Чэн тоже вильнул вниз и по широкой дуге принялся облетать холм. У него не было более действенных наработок, но он искал другое. Если здесь было много людей, будут следы, даже если их хорошо замаскировали, всё равно будут – может через несколько бу, может через несколько ли. Он хорошо умел находить следы человека. Если это и были настоящие Вэни, они во всём уступали ордену Вэнь из прошлого. Замаскированную тропу Цзян Чэн нашёл уже на втором круге. – Попробуй здесь, – позвал он Хуайсана и тот через мгновение уже присоединился к нему, всё так же, на мече своего безмолвного сопровождающего. Талисман снова вспыхнул, но на этот раз не прогорел впустую, полыхнул яростным пламенем, которое обнажило неприметный вход. – Отличные талисманы, – заметил Цзян Чэн, сходя с меча. – Мне всегда удавалось обнаружение скрытого, – тихо сказал Не Хуайсан и жестом послал вперёд свой первый отряд. Цзян Чэн поспешил к ним присоединиться. Никто не скажет, что глава ордена Цзян ждёт, пока грязную работу сделают за него другие. Он легко встроился в середину отряда – из чистой вежливости, не годилось ему вести за собой заклинателей Не, это было бы неуважительно, если не оскорбительно по отношению к присутствующему здесь же Не Хуайсану – но он хотел встречи с врагом, хотел обнажить Санду и услышать, как поёт сталь. Однако надеждам его сбыться было не суждено. Он протиснулся через длинную узкую то ли щель, то ли коридор, не переставая при этом думать, что это прекрасное место, чтобы незатейливо переубивать по одному всех нападавших, пока они так тесно зажаты камнями, что даже меч вытащить неспособны. Наконец он оказался в большой пещере. Их шаги и голоса эхо почти не возвращало, и Цзян Чэн сразу понял: место не только обитаемое, но и обжитое. Но их всё ещё никто не атаковал. Впередиидущий бросил талисман и пещера осветилась ярким холодным светом. И да, она оказалась обжитой. И совершенно пустой. Цзян Чэн разочарованно выругался, повернулся лицом к выходу и увидел именно то, чего и ожидал: прямо на камень была нанесена печать. Он прикоснулся к ней своей ци и камень легко отодвинулся в сторону, открывая широкий вход. Снаружи было ярко, гораздо более ярко, чем внутри, даже несмотря на освещение от талисманов. Цзян Чэн прищурился и, увидев Не Хуайсана с охраной, терпеливо ожидающего снаружи, обозначил поклон и сказал: – Добро пожаловать, Не-цзунчжу. К сожалению, хозяев дома нет и встретить вас некому. – Какая жалость, – вздохнул Не Хуайсан и тоже шагнул в пещеру. – А я рассчитывал засвидетельствовать им своё уважение. – Очень грубо с их стороны, – согласился Цзян Чэн и ушёл внутрь. Люди Хуайсана уже прочёсывали пещеру. Он присоединился. Пещера оказалась целой системой: из большого первого зала вглубь вели несколько тоннелей. Цзян Чэн пока оставил их на заклинателей Не, и напряжённо вслушиваясь, готовый присоединиться к бою, если что-то всё-таки произойдёт, принялся за основную залу. Её поделили на несколько частей грубым подобием ширм – передовой отряд сорвал подвешенные полотна ткани, чтобы за ними невозможно было спрятаться, и размер внушал лёгкую оторопь. Потолок кое-где укрепили досками и подпёрли наскоро обтёсанными балками, но в целом рукотворным зал не выглядел. Кому-то повезло найти хорошее место. Здесь даже небольшой отряд мог обороняться достаточно долго хоть против целой армии. – Пещеру покидали в спешке, – негромко сказал Хуайсан. – И совсем недавно, – согласился Цзян Чэн. Он успел зайти чуть глубже, в жилую часть, где остались несобранные постели и миски с едой, которая не успела ещё толком испортиться. Самое большое – день стоит. Может быть, два. – Но навряд ли сегодня. Точно не после нашего вылета. – Почему ты так считаешь? – обернулся Цзян Чэн. – Посчитал количество коек и подумал, что они навряд ли успели бы. – Хорошо обученный отряд бы успел. – Если у них настолько хорошо обучен отряд, то у нас очень большие проблемы, – очень серьёзно ответил Не Хуайсан и Цзян Чэн не мог с ним не согласиться. Он без особенной охоты прошёлся мимо коек, раскатывая сложенные циновки и раскидывая груды вещей, но не нашёл ничего интересного – забытые при бегстве личные вещи, какая-то одежда. На некоторых было вышито красное солнце и Цзян Чэн каждый раз брезгливо кривился, а одно ханьфу даже исполосовал мечом, выпуская пар. Он надеялся на какие-то письма, быть может, оружие, на что угодно, что даст им доказательства более вещественные, чем уже есть. Он не питал лишних надежд – его репутация и его взрывной характер в совокупности с некоторой изоляцией Юньмэн Цзян от остальных крупных орденов сейчас сыграют против него. С этим он ничего поделать не мог, должно быть, всё в мире стремится к равновесию. Эта репутация много лет помогала ему сохранить орден, в том числе в те моменты, когда он был особенно уязвим. Эта репутация помогла ему проделать путь от одинокого подростка с небольшим отрядом людей, представления не имеющего как жить и что делать дальше, до главы крупного сильного ордена. О нём предостерегали: с кем бы вы ни ссорились, не ссорьтесь с главой Цзян, об его ордене говорили: кого бы вы ни хотели обидеть, не обижайте Юньмэн Цзян. Уже за это Цзян Чэн был готов терпеть любые неудобства от репутации. Пёс с ними, он просто найдёт больше доказательств. За его спиной раздался довольный возглас Хуайсана: Цзян Чэн повернулся и увидел в его руках испещрённые иероглифами листы бумаги. – Это приказы, глава Цзян! – для убедительности он потряс исписанными листами. – Зашифровано, конечно, но думаю для нас это не составит большой проблемы. Он стоял в зоне, которая наверняка была рабочей – там находилось грубое подобие стола, собранное из ящиков и нескольких досок, на котором в беспорядке валялись листы бумаги, опрокинутая чернильница и несколько кистей. Не Хуайсан прищурился, нагнулся и поднял с пола нечто, в чём Цзян Чэн не сразу признал чернильный камень. – Чернила высохли? – спросил он. – Да. Значит, всё-таки они ушли не меньше нескольких часов назад, самое большое – день. Не то чтобы это делало намного легче… но может быть, самую капельку. Цзян Чэн двинулся дальше: там циновки лежали на возвышении, и он предположил, что там было место тех, кто руководил этим балаганом, и вот тогда он наконец был вознаграждён за терпение. И ведь едва не прошёл мимо: у предпоследней койки в щель между каменной стеной и помостом закатился узкий цилиндр. Цзян Чэн предположил, что это футляр для кистей, но не поленился нагнуться и поднять, и… – Не-цзунчжу! – окликнул он и когда тот обернулся, вскинул находку над головой, победно зажав в кулаке. – Это печать Вэнь. Личная печать офицера, и догадайся чья она. Не Хуайсан на мгновение прикрыл глаза и с лёгкой улыбкой покачал головой. – Кто из них? – Вэнь Гун. – Прекрасно! Цзян Чэн убрал находку в мешочек цянькунь и двинулся дальше, пребывая в смешанных чувствах. Его, конечно, порадовало то, что они нашли доказательства. Но и имя это было ему знакомо – со времени «Выстрела в Солнце» знакомо. Он помнил этого человека – один из командующих, получивший тяжёлое ранение и взятый в плен в середине войны. Казнить пленного, к тому же высокородного пленного, не рискнул тогда даже Цзин Гуаншань, тем более что Вэнь Гун в клан был принят и не имел кровных связей с правящей семьей… а через год после войны его и вовсе принял в свои ряды Лаолин Цинь. Больше Цзян Чэн про него не слышал и сам справок не наводил. Нужно будет поручить это Лэй Бину. Нужно будет… – Не-цзунчжу, – раздалось у него за спиной. – Мы проверили систему. Никого. Правый туннель короткий, заканчивается залом примерно в пятую часть от этого. Там продуктовый склад. Всё убрано в коробки, мы не нашли никаких знаков, по которым можно определить торговца. Левый длиннее и глубже, заканчивается большим залом, не меньше, чем треть этого. Там тоже склад, мы нашли заготовки под талисманы, флаги, листовки, одежду. Скорее всего там была и оружейная, но сейчас стойки пусты. – Обыскать здесь всё. – Да, цзунчжу. Заклинатели вновь рассыпались по пещере, обшаривая каждый её кусочек. Цзян Чэну тоже хотелось присоединиться: он готовился к бою, но боя не получил и чувствовал некоторое… неудовлетворение. Ему нужно было что-то сделать. – Ну торговца я, допустим, найду, – проговорил себе под нос Не Хуайсан. – А что мне это даст? Цзян Чэн пожал плечами. – Возможно и ничего. Хуайсан прикусил губу так, словно ему предстоял экзамен от Лань Циженя лично и он был совершенно к этому не готов. Но ставки сейчас были выше. Тогда он рисковал только недовольством брата. – Подумаю об этом позже, – тряхнул головой он. – Я хочу присоединиться к обыску. Составишь мне компанию? Цзян Чэн кивнул. У него были талисманы для поиска – не такие, как талисманы Не, но тоже работали неплохо. С их помощью он нашёл тайник с картами, покрытыми символами, вероятно шифровкой, но по-настоящему повезло Хуайсану. На большом складе он обнаружил тайник в стене и, промучившись с ним почти целый сяоши, смог всё-таки открыть (нетерпеливо кружащий вокруг Цзян Чэн предлагал просто сломать, но Не Хуйасан был полон решимости сохранить пещеру). Содержимое тайника оказалось достойным такого напряжения. Цзян Чэн так полагал. Надеялся на это. На самом деле, ему было достаточно одного взгляда на старую бумагу, чтобы развернутся и молча выйти из пещеры. Почерк Вэй Усяня он узнал бы из тысячи, сколько лет бы ни прошло, хоть двадцать, хоть тридцать, хоть сто. Он не знал, понял ли Хуайсан, что держит в руках, и даже думать не хотел откуда здесь записки и зарисовки, который орден Ланьлин Цзинь вынес из той злосчастной пещеры на Луаньцзан, пока он был поглощён своим горем. Ему просто хотелось на воздух. Наследие Вэй Усяня не оставляло его даже теперь, когда он успел умереть и вернуться из мёртвых, и разбираться с этим почему-то опять выпадало Цзян Чэну, а он… был не готов. Он вышел на свет – слишком яркий для того, кто провёл много времени под землёй – и его затошнило ещё сильнее. Он сплюнул ставшую вязкой слюну и сел в тени, облокотившись спиной на холодный влажный камень. Холод легко пробирался под ткань и возвращал в реальность. Когда Цзян Чэн наконец продышался, он понял, что даже дрожит и выпрямился, отодвигаясь от стены, и одновременно коснулся ядра, чтобы согреться. Это было необходимо – совсем плохо, если его увидят в таком состоянии, но ставший привычным приступ отвращения к собственному ядру его стороной, конечно, не обошёл. Нужно будет вернуться сегодня на Пристань. Не оставаться в Цинхэ. Хуайсан наверняка напишет, когда разберёт шифры, в конце концов, Юньмэн Цзян сейчас его единственный по-настоящему сильный союзник. Когда Цзян Чэн услышал приближающиеся шаги, он уже успел привести себя в порядок хотя бы внешне, но это оказался Не Хуайсан, тоже резко побледневший и всё ещё сжимающий в руках записки Вэй Усяня. Цзян Чэн отвёл глаза. – Это то, что я думаю? Он кивнул. Можно было ничего не говорить. Цзян Чэн наверняка знал, что Не Хуайсан думал о том же, о чём и он: как эти бумаги из тайников Башни Золотого Карпа попали в эту проклятую пещеру? В Нечистую Юдоль они вернулись количеством в два раза меньшим, чем уходили: Не Хуайсан оставил часть отряда в пещере с приказом обыскать тут всё ещё раз и подготовить к транспортировке в Юдоль содержимого складов. Все надеялись, конечно, на возвращение кого-то из врагов – для этого тоже был отдельный приказ: по возможности брать живыми. Единственное, что они забрали сразу, так это документы, и едва добравшись до дома, Не Хуайсан приказал приготовить горячую воду и ушёл разбирать добычу. Цзян Чэн, рассудив, что у него ещё есть время до темноты, пошёл с ним. Они расположились всё в той же зале, на низком столике уже стоял приготовленный заранее чай. Не Хуайсан сбросил с плеч боевой бэйсинь – его почти сразу убрали и принесли новый, более мягкий и без вышитых защитных талисманов. – Ужин нам подать сюда, как будет готово. – Мне нужно вернуться в Пристань, – возразил Цзян Чэн. – Меня и так нет дома почти неделю. Он знал, что за такой короткий срок ничего без него не развалится, он отсутствовал и дольше, но это было безопасной полуправдой. Все знали, насколько он привязан к дому и все знали о его потребности контролировать даже нелепо незначительные вещи. Никто не удивится, что его тянет к озёрам, даже Не Хуайсан. Он смерил Цзян Чэна долгим взглядом, но спросил только одно: – Уверен? Здесь быстро темнеет. – Да. Разберём документы и я вылечу. Должен добраться до ночи. Цзян Чэн всегда хорошо оценивал время. На доски Пристани он сошёл в синих вечерних сумерках. В горах Цинхэ наверняка уже давно стемнело, но здесь, на равнинах, солнце садилось дольше. Его встретили так, как будто он отсутствовал месяц: после короткого приветствия налетели с вопросами, которые требовали срочного решения. Цзян Чэн любил возвращаться. Орден мог существовать и в его отсутствие, и ни одна из задач, которые вывалили на него прямо на улице, не была на самом деле такой уж срочной – если бы что-то по-настоящему случилось, Лэй Бин вытащил бы его и из Ланьлина, и из Цинхэ, и из самой преисподней – но его люди хорошо его знали и знали, на каком языке выражать свою привязанность. При его отце Юньмэн славился свободными нравами – гораздо более свободными, чем в любом другом великом ордене – даже ворота Пристани всегда оставались открытыми для любого человека извне. Цзян Чэн такой широтой души не обладал, да и не стремился, помня о том, чем она заканчивается, но со своими людьми тоже оказался ближе, чем это было принято, несмотря на свой нелюдимый мрачный характер. Он всегда стремился домой, его всегда ждали дома. Цзян Чэн задержался во дворе ненадолго, приказал найти Лэй Бина и передать ему, чтобы тот через кэ явился к нему в комнаты, и ушёл приводить себя в порядок после долгого пути. В дороге он убирал волосы в плотный пучок, чтобы не мешали, но даже так бьющий в лицо ветер умудрялся перепутать их и навязать узлов, так что большую часть этого самого кэ он провёл, стараясь расчесать их и привычно удивляясь как же летают те, у кого в орденах принято распускать волосы, те же Лани. Талисманы у них, что ли, есть специально для этого. Холодный тяжёлый гребень со скруглёнными зубцами приятно проходился по коже головы и когда Цзян Чэна перестали раздражать узлы в волосах, он сразу почувствовал себя лучше. Сейчас он закончит с делами и можно будет нагреть воду и переодеться, и тогда станет совсем хорошо. Личные покои Цзян Чэна представляли собой длинную комнату, ширмами разделённую на три части – в которой жил, в которой работал, и самая маленькая, в которую ставили при необходимости бочку с водой. Сейчас она уже стояла наполненная, ему оставалось только использовать талисман, и он тоскливо поглядывал на эту ширму, но сначала стоило закончить с делами. Он собрал волосы лентой в хвост на затылке и сел за стол, дожидаясь своего первого ученика. Было странно не ощущать, как тянут виски привычные косы. Его редко видели несобранным даже самые близкие. Лэй Бин постучал в двери, обозначая присутствие, и, не дожидаясь ответа, отодвинул створку и вошёл. В его руках был поднос, на котором стоял чай и горкой лежали закуски. Поклониться с ним в руках заклинатель не мог, поэтому сначала подошёл к столику и оставил на нём поднос и только потом приветствовал своего главу, поклонившись быть может чуть глубже, чем обычно. Цзян Чэн кинул на него вопросительный взгляд. – Мне сказали, что вы отказались от ужина. Я подумал, что это будет уместно, – объяснил первый ученик. – У вас есть для меня поручения? – Я всегда найду тебе дело, – хмыкнул Цзян Чэн. – Садись и слушай. Они проговорили до позднего вечера. Цзян Чэн пересказал в подробностях события последних дней, передал Лэй Бину ещё одну копию допроса и несколько копий, сделанных с зашифрованых записок из пещеры. Лучше бы больше, конечно, но уж что успел, то успел. Он попросил навести справки о судьбе Вэнь Гуна и наконец кратко упомянул о том, что в пещере обнаружились записи Вэй Усяня. Первый ученик помрачнел и осторожно, выбирая слова, спросил: – Разве записи не забрали себе Цзини? – Забрали, – подтвердил Цзян Чэн. – Но второй раз в Ланьлин мне ехать не стоит. Не сейчас. Там, похоже, есть крыса, и очень важно, чтобы Цзинь Лин об этом знал. Поедешь ты. Или кто-то, кого ты выберешь, неважно, главное чтобы кто-то из старших и лучше из известной семьи. Нужно чтобы Цзинь Лину передали, что я улетал в спешке и забыл нефритовый гребень. Он поймёт и примет твоего человека лично. Письмо я напишу ночью, нужно будет передать ему в руки. Я не имею представления, кто и когда передал проклятые записки, но у него был доступ к сокровищнице Цзинь. Страшно думать, что этот человек может и теперь находиться рядом с Цзинь Лином. – Я понял, цзунчжу. Могу я привлечь к расшифровке кого-то ещё? Цзян Чэн кивнул. Он ненавидел эти мысли, но не мог не думать, что если крыса есть в Цзинь, то может быть и в Цзян. Те времена, когда он лично хорошо знал каждого человека на Пристани, прошли. Орден вырос и для того, чтобы содержать Пристань, требовалось всё больше людей – и рабочих и просто слуг. И среди них легко мог затесаться злоумышленник. Он отпустил Лэй Бина и добрался наконец до ванной, и хотя после ему стало намного комфортнее физически, мысли о Цзинь Лине, о Вэнях и их пособниках, и даже немного о Вэй Усяне, беспорядочно крутились в голове, наползали друг на друга, не давали уснуть. Промучавшись до самого рассвета, Цзян Чэн зло откинул одеяло и поднялся. Через пару часов Пристань Лотоса проснётся, нет смысла пытаться дальше. Он уже привычным движением, лишённым всякого трепета, заблокировал свои духовные силы – вихрь в голове не исчез совсем, но превратился в лёгкий ветер, не так уж мешающий жить – и сел писать Цзинь Лину. Это заняло меньше времени, чем он хотел бы. Цзян Чэн вышел на мостки и посмотрел на быстро светлеющее небо. Было тихо: ночные птицы уже отпели, дневные ещё не проснулись, над озером клубился лёгкий утренний туман и от этого могло бы стать спокойнее, если бы он не знал, что рядом с Цзинь Лином возможно есть предатель. Цзян Чэн глубоко вздохнул. Ладно, больше, чем он делает сейчас, всё равно не сделать, по крайней мере если он не хочет повредить Цзинь Лину. Он знал, что никогда себе не простит, если из-за его медлительности с мальчиком что-то случится. И так же знал, что никогда себе не простит, если случится что-то из-за его действий. Он раздражённо дёрнул плечами и двинулся к тренировочной площадке: нужно было как-то успокоить голову, и физическая работа всегда работала лучше чем медитация – да лучше, чем что угодно. Он уже пробовал тренироваться, не имея доступа к ядру. Это было странно и трудно, но приятно, как будто он заполнял этим большой пробел в своих умениях. Заклинатели привыкают к своим духовным силам, много и тяжело совершенствуются ради них, и теряются, оказавшись лишёнными того, что составляет по меньшей мере половину жизни. Он по себе знал. Тогда в храме никто из них не вышел против Цзинь Гуанъяо. Даже прославленный Ханьгуан-цзюнь. Он взял тренировочный меч и прошёл с ним для разминки базовые перемещения, потом добавил к ним удары и защиту. Небо над головой неуклонно светлело. Он остановился передохнуть и вдруг замер, удивлённый пришедшей в голову мыслью и ещё больше тем, что она не пришла ему в голову раньше. Уже через несколько минут он постучал в дверь Лэй Бину. Тому потребовалось похвально небольшое количество времени, чтобы открыть – сонному, со спутанными волосами, но с мечом в руке. Он широко открыл глаза, узнав неожиданного гостя, из них разом пропал всякий сон и он быстро огляделся, стараясь понять, что случилось и насколько это срочно и страшно. – Цзян-цзунчжу? Что произошло? – Ничего. Одевайся, я жду тебя на тренировочной площадке сразу, как будешь готов. Цзян Чэн шёл назад неторопливо и Лэй Бин успел догнать его у самой её кромки. Он успел собраться и даже несколько проснуться, но никаких вопросов не задавал, хотя Цзян Чэн этого и ждал. – Возьми тренировочный меч. Первый ученик посмотрел на него с нечитаемым выражением лица. Взрослые адепты не тренировались с затупленными или деревянными мечами. Очевидно, что ещё немного и он решит, что его глава сошёл с ума. Окончательно сошёл. Цзян Чэн раздражённо выдохнул. – Сейчас я запечатал своё ядро, – сказал он. – Не хочу, чтобы ты меня задел даже случайно. – Цзунчжу… – Это ненадолго. – Но зачем? – Я не хочу ещё раз остаться беспомощным, если меня лишат духовных сил, – сказал Цзян Чэн, здорово при этом покривив душой, потому что запечатывал ядро он не ради этого. – Цзинь Гуанъяо сделал это с нами в храме. Безопасная, в целом известная всем информация, что может быть лучше для того, чтобы прикрыть другое, чем делиться не хочется ни с кем, даже с относительно близкими людьми – тем более с близкими людьми. Цзян Чэн плохо умел врать. Вместо этого он предпочитал умалчивать. – Ты будешь мне нужен. А теперь давай в позицию, у нас не так много времени.