Что отнято судьбой, а что подарено

Ночная охота – не слишком большое событие в жизни ордена; это скорее то, из чего состоит его жизнь наряду с бесконечными тренировками и с решением более прозаических, жизненных вопросов, с которыми стекаются люди из защищённых орденом земель. Цзян Чэн не назвал бы охоту главным в жизни заклинателя, но полагал её входящей в тройку самых значимых дел. Первая же ночная охота – это большое мероприятие, случающееся не каждый даже год. Первая ночная охота – это огромное событие в жизни юного заклинателя. Если у Цзян Чэна была такая возможность, он вёл её лично. Конечно, с этим справился бы и его первый ученик, но он находил в таких охотах особенное удовольствие. Пусть ему не надо было сражаться самому если всё шло так как задумывалось, а в таких вопросах у него всегда всё шло как задумывалось, но юные адепты – будущее ордена. Знак того, что орден живёт и процветает. Цзян Чэн считал, что имеет право на такое маленькое удовольствие после того, сколько он этому ордену отдал. Его старшие ученики за две недели до охоты несколько раз прочесали этот участок леса с приманивающими тёмных тварей талисманами для того, чтобы убедиться, что молодёжь не встретит никого по-настоящему опасного. В этот год у него были хорошие дети. Восемь человек, мальчишек и девчонок в возрасте от одиннадцати до четырнадцати лет, и троим уже удалось сформировать золотое ядро – такая удача случается далеко не каждый год. Более того, один из мальчиков носил имя Цзян: Цзян Мин, младший из сыновей двоюродного брата отца и единственный из оставшихся родных Цзян Чэну по крови, кто обладал достаточным талантом для того, чтобы вступить в орден. Цзян Чэн рассматривал его как возможного наследника, если у него самого так и не появится собственных детей, и был сегодня особенно внимателен и возможно даже взволнован. Он стоял немного в стороне от ошалевших от ощущения первой настоящей охоты адептов, привычно скрестив руки на груди. Сначала они опасливо посматривали в его сторону, но Цзян Чэн не шевелился и ничего не говорил, и понемногу дети успокоились и принялись за дело. Смотреть за тем, как часы учёбы и тренировок перетекают в настоящую, боевую ситуацию, всегда было занимательно. Конечно, за ними следил сам Цзян Чэн и ещё двое старших, и конечно, площадка для охоты подготовлена заранее, но для детей это была настоящая охота, с соразмерным их силам противником. Поначалу беспорядочно рассеявшиеся по поляне младшие уже через кэ сориентировались, собрались в тесный кружок, чтобы обсудить как действовать дальше и разделить роли. Цзян Чэн не вмешивался и не назначал заранее лидера для того, чтобы посмотреть, кто возьмёт на себя смелость возглавить отряд. Он не без удовлетворения отметил, как после недолгого обсуждения они построились, оставив младших в более защищённом центре, и принялись исследовать лес, отыскивая следы тёмной энергии. Впереди шёл один из старших мальчиков. Цзян Чэн помнил всех своих учеников, помнил и его - его звали Му Сюин и он не отличался духовными силами и его никогда не отмечали наставники, называя лучших в искусстве боя, но он же был признанным среди младших мастером вэйци и источником доброй половины всяческих проказ. Было приятно увидеть, как на охоте он стал серьёзен и собран. Цзян Чэн отметил для себя – может быть парню и не суждено стать великим бойцом, но неплохим командиром, почти наверняка. Нужно будет обратить на него внимание Лэй Бина, пусть назначит ему дополнительные уроки, и через несколько лет орден получит талантливого тактика. Самого Цзян Чэна в своё время научить не успели. Он много занимался теоретической подготовкой и учителя были им довольны (учителя, но никогда не родители), но настоящим центром притяжения среди младших был Вэй Усянь. Цзян Чэн смирился с этим уже в десять. Он не был прирождённым лидером и не умел вести за собой, учиться этому пришлось уже позже, в многочисленных битвах как на поле боя с силами ордена Вэнь, так и в командирских палатках в спорах с союзниками, где он мучительно заставлял старших и признанных командиров себя услышать, сплавляя многочисленные и довольно разрозненные знания с практическим опытом. Он научился, но своим ученикам такого не желал. Лес стал гуще и темнее, двое со флангов зажгли талисманы, слабо мерцающие в ночи и дающие достаточно света, чтобы видеть дорогу, но недостаточно, чтобы стать маяком для всех существ, скрывающихся между деревьев. Цзян Чэн знал, что у всей восьмёрки сейчас замирает сердце от предвкушения первого настоящего боя. Все они так или иначе бывали на ночных охотах со старшими, но тогда им дозволяли только смотреть. Действовать пришло время только сейчас. Здесь, конечно, не будет никого кроме слабых бродячих мертвецов и голодных призраков, которых согнали заранее со всего леса. Численно юные охотники были в значительном меньшинстве, но если они так хороши, как о них думают их наставники, существенных проблем возникнуть не должно. Цзян Чэн шёл за своим младшим отрядом на почтительном расстоянии, самом большом, которое считал относительно безопасным если что-то всё же пойдёт не так, и наблюдал. Здесь важным было всё – как они держат строй и как они двигаются, как много производят шума, способны ли понимать язык тела товарищей, кто боится, а кто напротив безрассуден, кто полагается больше на талисманы, а кто на меч. Дети остановились, повинуясь жесту идущего впереди Му Сюина и молча перестроились в атакующий порядок. Цзян Чэн одобрительно кивнул. Он тоже полагал, что цель близко. По меньшей мере три цели по правую руку и ещё дальше впереди по меньшей мере двое. Двое младших детей – Цзян Мин и ещё одна девочка, Шуан Ки, которой уже второй год бурно восхищался мастер талисманов и которую уже сейчас заранее называли его главной ученицей, всё ещё держались в центре. Остальные уже взялись за мечи, но в руках у этих двоих Цзян Чэн увидел пачки талисманов. Неплохое решение. Возглавляющий отряд мальчик подал знак приготовиться и через мгновение талисман в его руках ярко вспыхнул, освещая поляну и значительный участок леса. Свет очертил истощённую фигуру э-гуя, притаившегося среди деревьев. Бой начался. Цзян Чэн не сражался, но неизменно ловил себя на том, что обходя поляну, совершает шаги из боевых стоек, неосознанно то ли повторяя, то ли подсказывая своим ученикам, как лучше действовать. Это, конечно, не имело смысла, потому что они его не видели в горячке боя. Ему тоже хотелось сражаться. Ночные охоты – настоящие ночные охоты – даже сейчас доставляли ему удовольствие. Заставляли чувствовать себя живым. Никогда не чувствуешь себя более живым, чем в тот момент, когда избежал смерти. Цзыдянь заискрил и Цзян Чэн успокаивающе погладил кольцо пальцем. Это не их бой. Дети справлялись. Первое столкновение прошло интересно. Отряд верно определил направление, в котором противников было больше всего и врубился в них с размаху. Строй, конечно, долго не продержался, но Цзян Чэн этого и не ждал. Их мало сейчас учили сражаться организованными группами: это было важно на поле боя, когда человек шёл на человека и не так уж сильно помогало в ночной охоте. Не все ордена вообще учили этому своих адептов, но Цзян Чэн слишком хорошо помнил как беспомощен оказался сильный многочисленный орден против хорошо организованного противника. Во время «Выстрела в Солнце» он провёл невозможное количество времени, ломая голову над тем как приспособить стиль Цзян к тому, что требовала война, и преуспел. Построение развалилось, но никто не остался один. Цзян Чэн не любил ненужного риска и в его ордене не было принято охотиться в одиночестве. Он сам мог уйти один, когда ему было необходимо стравить напряжение, но нечасто и он старался оставлять весточку о том, куда пошёл и когда должен вернуться. Детей учили сразу: не упускай из вида соратников, Цзян Чэн с удовлетворением отметил, как Цзян Мин из центра нарушенного строя выскочил с обнажённым мечом на фланг, плотно закрывая спиной свою шицзе, веером посылающую талисманы во врага. Для своих лет он был хорош. Цзян Чэн подошёл ближе, с интересом глядя на мальчика. Что он сделает сейчас? С одной стороны, прямо перед ним в нескольких шагах ходячий мертвец, медленная прекрасная цель, с другой – кинувшись на него, он оставит без защиты Шуан Ки, доверчиво стоящую сейчас к нему спиной. Мальчик и правда сделал шаг из строя, но кинул быстрый взгляд через плечо и заставил себя вернуться, ткнул её локтем, привлекая внимание, и они обрушились на мертвеца уже вдвоём. К утру в отведённом под охоту участке леса не осталось ни следа призраков или мертвецов. Цзян Чэн знал об этом уже какое-то время, но юные заклинатели продолжали дисциплинированно исследовать лес, разбившись на небольшие отряды. Наконец, удостоверившись что никого больше не найдут, они снова собрались посовещаться и выдвинули из своих рядов гонца с докладом. Гонцом оказался всё тот же Му Сюин, взявший на себя лидерство во время охоты. Он подошёл, с лёгким опасением поглядывая на главу своего ордена, поклонился. Цзян Чэн кивнул. – Глава ордена, эти ученики считают, что завершили задачу. – Глава согласен. Собирай отряд, мы возвращаемся на постоялый двор. Цзян Чэн не был уверен, хочет он этим доставить удовольствие детям или себе, но даже если охота проходила недалеко от Пристани Лотоса, ночевали они всегда в ближайшем поселении. Это была неизменная часть общего праздника. Он отдыхал от дел, молодёжь делилась впечатлениями и чувствовала себя отрядом очень взрослых, настоящих заклинателей. Уже завтра они вернутся к рутине, но сегодня они заслужили отдых. И он тоже. В постоялом дворе знали, что заклинатели вернутся под утро и к их возвращению были готовы и поздний ужин, и горячая вода. Для старших – и вино. Цзян Чэн почти сразу ушёл в сторону, в дальний от своих учеников угол, по опыту зная, что рядом с ним не будет никакого веселья. Даже он не был настолько жесток. Он собирался посидеть немного здесь, потягивая вино и поглядывая вполглаза, чтобы осмелевшие и расшалившиеся дети ничего не учинили, а когда они начнут расходиться – тоже подняться в отведённую ему комнату и немного поспать. Вне Пристани он всегда спал мало и плохо, но даже это лучше, чем ничего. Утром ещё придётся призывать к порядку этот выводок и сопровождать их домой, и если у юных охотников остаток дня будет свободным, то у старших и у него самого – нет, он и так несколько дней занимался только этой ночной охотой и больше ничем. К удивлению Цзян Чэна, даже в такой час они тут оказались не одни. Привлечённые фонарями и запахом готовящейся еды, в постоялый двор стеклись те, кто ещё не уснул и те, кто уже не спал, а также, конечно, любители выпить и развлечься. Цзян Чэн не сомневался, что заклинателей из великого ордена в таком количестве задирать не будет никто, но по привычке на всякий случай прислушивался к разговорам вокруг него. Это тоже успокаивало. Атрибут настоящей ночной охоты, когда информация значит даже больше, чем навыки боя. Он провёл бесчисленные часы вот так, слушая, о чём говорят вокруг люди. В разговорах Цзян Чэн силён не был, он мог напугать, он мог убедить, он мог поспорить, в конце концов… но талантом к лёгким непринуждённым разговорам был обделён совсем. До сих пор можно было по пальцам перечесть людей, с которым Цзян Чэну это удавалось. И даже тогда это была не его заслуга. Но вот слушать он умел. Научился ещё в детстве, стараясь угадать настроение матери и отца по их голосам и поведению слуг. Потом это сослужило ему добрую службу – когда они с Вэй Усянем в детстве крались по Пристани, стараясь не попасться никому на глаза после очередной шалости, и ещё позже – на войне. Служило исправно и до сих пор, заставляя непрерывно оценивать обстановку вокруг себя на ночных охотах и прислушиваться к праздным беседам во время расследований. Даже сейчас, когда он сидел в тёмном углу на циновке, скрестив ноги довольно-таки недостойным образом, и пил на удивление неплохое вино, перебирая в уме детали прошедшей охоты, его слух улавливал всё что происходило вокруг. Цзян Чэн глубоко ушёл в свои мысли, как вдруг что-то резко вернуло его в реальность – к жёсткой циновке, сладкому вину… негромким беседам. Он кинул быстрый взгляд в сторону своих учеников, но за их столом всё было мирно. Что же тогда насторожило его? Он сел ровнее и прикрыл глаза, на этот раз прислушиваясь уже намеренно. Двое по диагонали чешут языки об какого-то общего знакомого. Не то. Через пустой стол от него обсуждают приближающиеся паводки. Возможно это. Нужно проверить состояние плотин, хотя по всем признакам весна не будет чересчур многоводной. Дети хвалятся своими ночными подвигами. Это забавно, но не то. – …Не только в Цишане, – донеслось до него спереди и слева. Если бы Цзян Чэн немного повернул голову, он бы увидел говорящих, но он не хотел даже случайно привлекать к себе внимание, поэтому продолжал сидеть, расслабленно обхватив пальцами чашку. – Да их уж четырнадцатый год нет никого. Послышался смешок. – Не будь таким глупым. Цишань огромен, в нём может спокойно затеряться не то что полсотни – полтысячи Вэней. Цзян Чэн чуть не выронил чашку и после короткого промедления аккуратно поставил её на стол. Пить сразу расхотелось. Да, это точно оно, упоминание Цишань Вэнь способно было вывести его из равновесия в любой момент, чем бы он ни был занят и в каком бы хорошем настроении ни был. Вэнь… возможно, полгода назад ему было бы легче. Но только не тогда, когда в его сны с ужасной частотой врывался Вэнь Чжулю. Эта рана, уже много лет казавшаяся зарубцевавшейся, пусть нехорошо и некрасиво, как шрам от дисциплинарного кнута на его груди, снова кровоточила. Не так как тринадцать лет назад, конечно, но достаточно, чтобы отставить в сторону кувшин и обратиться в слух. – Не будь таким доверчивым, – парировал всё ещё невидимый Цзян Чэну второй человек. – Ты так легко веришь всему, что слышишь? – Ну так и ветер из пещеры просто так не дует, – миролюбиво отозвался первый. – Но я видел сам! Цзян Чэн торопливо натянул рукава на кисти, чтобы скрыть сияние Цзыдяня. Ему очень, очень хотелось взять за шкирку говорящего, оттащить в свою комнату подальше от посторонних глаз и хорошенько расспросить. И как же неуместно это будет! И хуже того, рискованно. Он чувствовал, что не может поручиться за себя, не в том случае, когда речь идёт об ордене Вэнь. Его репутации совсем не нужно второе пятно за всего полгода. Нужно будет отправить кого-то из старших поговорить с этим болтуном с утра. Деревня небольшая, найти его будет несложно. – Ну и что ты видел, – не унимался недоверчивый собеседник. – Пару бродяг? – Ну вообще-то их было больше, – первый понизил голос настолько, что Цзян Чэну пришлось использовать ци, чтобы слышать каждое слово. – Когда я сопровождал отца в прошлом месяце, помнишь? Это был целый отряд, хоть и небольшой. Они вышли на большую дорогу перед самым городом, а потом я видел, как они говорят с людьми на площади. – О чём они говорили? – тоже перешёл на шёпот второй. – Я не знаю, я быстро ушёл. Ты знаешь, мои братья погибли в той войне. Я не хотел там оставаться. – Тогда откуда ты узнал, что это Вэнь? – Их символ я запомнил на всю жизнь. Цзян Чэн услышал стук чашки по столу и всё-таки скосил глаза в ту сторону, думая, не стоит ли всё-таки вмешаться, но слегка расслабился, услышав последовавшее: – Если это так, ты должен подать жалобу в орден Цзян. Мужчина покачал головой. – Это было на территории Гусу Лань. Если и писать, то туда. Цзян Чэн выдохнул сквозь зубы. Это всё осложняло. Он не мог просто так заявиться с отрядом на территории, принадлежащие ордену Лань, это точно спровоцирует конфликт. Можно написать и испросить разрешения, но во-первых, Лань Ванцзи его вряд ли даст, а во-вторых… Цзян Чэну была отвратительна мысль о том, чтобы просить о чём-то Гусу Лань. Даже если это важно. Он поднялся и ушёл наверх, сделав знак одному из своих старших адептов следовать за ним. Этим двоим болтунам не придётся размышлять в какой орден писать, орден Цзян наутро узнает обо всём сам. Конечно же, всё оказалось гораздо хуже, чем он думал, и хуже, чем он боялся. Через десяток дней Цзян Чэн сидел в своих комнатах, разбирая отчёты о внезапном появлении ордена Вэнь, и чувствовал, что если бы его волосы не были собраны в плотный пучок и придавлены гуанем – то абсолютно точно зашевелились бы от странной смеси ярости и ужаса. Он понимал прекрасно, что тех людей, которые разрушили его дом, убили его семью и сделали… это с ним самим, уже давно нет на свете, более того, он позаботился об этом сам, но ничего поделать с собой не мог. При воспоминании о войне у него возникало желание уже по-настоящему объявить осадное положение, оставить за стенами крепкий гарнизон и тех, кто не может сражаться, собрать людей и двинуться выжигать огнём и мечом поднявшую голову ядовитую змею, которой всегда был орден Вэнь. Но тех, кто застал ужас войны и те, первые дни, когда вся кампания «Выстрел в Солнце» казалась последним отчаянным и обречённым шагом, осталось так мало. Тогда с ним был Лань Сичэнь, такой же беглый наследник полуразбитого ордена, и без Лань Сичэня и его серебряного языка поднять других на войну не получилось бы даже тогда, а теперь, в относительно мирное время, его, Санду Шэншоу, точно никто и слушать не будет. Это титул не для мирного времени. Он сам, возможно, не для мирного времени. Цзян Чэн редко вспоминал те дни. В нём было слишком много боли – не такой острой, сводящей с ума как та, что овладела им после смерти сестры, но постоянной, ровной, от которой не было никакого спасения, ни в дороге, ни в редких стычках с вэньскими патрулями. В нём было слишком много отчаяния – Цзян Чэн тогда и не мыслил о том, что им и правда удастся собрать армию, считал это невозможным. Отец был прав, он не понимал девиз ордена: тот Цзян Чэн хотел только одного – отправить на тот свет как можно больше врагов и умереть с честью. Лань Сичэнь был всего на несколько лет старше и его раздирали те же чувства, но он смог протащить через это и себя и Цзян Чэна. Да, Лань Сичэнь, должно быть, понял бы его сейчас, но он в уединении и даже на письма отвечает его брат, которого там не было. Который не знал – и скорее всего не узнает, чего эти несколько месяцев стоили его брату, и который может быть и знал, но никогда не ощущал, на каком тонком волоске висело всё их будущее в эти ужасные несколько месяцев. Цзян Чэн помнил, как они встретились в окружающих Илин лесах. Он рыскал кругами, опасаясь открыто выходить в города и пробираясь под окна трактиров и постоялых домов в темноте, надеясь услышать что-нибудь о Вэй Усяне. Он давно уже потерял счёт времени – с самой встречи с Баошань Санжэнь, потому что не знал сколько проспал прежде чем обнаружить себя на вершине горы. С равным успехом это могли быть несколько сяоши, несколько дней и несколько недель. Разводить костёр он тоже боялся – дым мог привлечь патрули, а на холод и голод он давно уже не обращал внимания. Ему нужно было найти Вэй Усяня. А потом вместе с ним отправиться убивать. Всё было просто. Он дремал тогда, забившись в углубление между корнями большого дерева, стараясь сохранить тепло, и не услышал шагов, взвился только когда на него практически наступили – и сразу же подхватил украденный в одном из дворов топор, замахнулся им... и лезвие топора встретило белоснежное лезвие очень знакомого меча. Цзян Чэн вскинул голову и встретил такой же дикий взгляд Лань Сичэня. Он даже не сразу осознал, что это Лань Сичэнь, хотя Шоюэ сразу же узнал. Какова была вероятность встретиться вот так в лесу? Если бы Лань Сичэнь взял на десяток шагов в сторону, они бы никогда не наткнулись здесь друг на друга. – Лань-гунцзы? – наконец выдохнул Цзян Чэн и разжал пальцы, испугавшись того, что мог бы сделать. Топор едва не ударил его по ногам и вошёл в землю лезвием, но он смотрел не вниз, а на Лань Сичэня, не в силах оторвать взгляд. Они виделись в последний раз когда Цзян Чэн уезжал из Облачных Глубин и всё было ещё хорошо. Они и не взглянули друг на друга лишний раз. Цзян Чэн знал, что наследник Лань пропал после нападения на Облачные Глубины. Если нашёлся он, спустя столько времени, то может быть найдётся и Вэй Усянь? – Цзян... цзунчжу? Цзян Чэн молча кивнул. Хороши же они сейчас с Лань Сичэнем были, два наследника великих орденов, одинаково грязные и оборванные. Вопреки всему Цзян Чэн был так рад его видеть, что был готов обнять, но, конечно, не стал. Он наклонился за топором, скрывая смущение – Я рад вас встретить, – улыбнулся Лань Сичэнь так же, как улыбался, приветствуя их в Облачных Глубинах. – С вами наши шансы на успех становятся реальными. – Шансы? – переспросил Цзян Чэн. Улыбка не ушла с губ Лань Сичэня, но стала жёсткой и какой-то опасной. Цзян Чэн готов был спорить, что так улыбаться он научился за последние несколько месяцев. – Я искал помощи против Вэнь, – откровенно сказал он. – Но меня одного недостаточно. – У меня больше нет ордена, – мрачно ответил Цзян Чэн, решив сразу омрачить надежды Лань Сичэня. – И Вэй Усянь пропал. – Вы есть. – Цзян-цзунчжу? Цзян Чэн с трудом вырвался из воспоминаний и перевёл взгляд на двери. В проёме вежливо стоял Лэй Бин с небольшой стопкой бумаги в руках. – Заходи. Что тут? Первый ученик поклонился, на чём счёл церемонии законченными. Он подошёл прямо к столу и опустился на циновку. – Это касается ваших последних указаний. Мой отчёт здесь, – он с поклоном передал бумаги в руки своему главе. – Но я подумал, что должен доложить лично. Цзян Чэн кивнул, и двери с лёгком стуком сдвинулись, повинуясь движению ци. – Я уже понял, что это не слухи, – мрачно сказал он. – Давай ты для разнообразия расскажешь мне что-то хорошее? – К сожалению, не могу вам этого обещать, – вздохнул Лэй Бин. – Я только что вернулся с Луаньцзан. На горе построили святилище, там и в самом деле стоят подношения и кто-то туда ходит. Цзян Чэн с усилием провёл рукой по лицу, надавив пальцами на глаза так, что перед ними на мгновение появились цветные круги. Он не считал, что отдать дань уважения мертвецам Луаньцзан так уж плохо само по себе, но именно теперь это выглядело на редкость мрачно. – Потрясающе. Ты не видел, кто? Есть ли у нас надежда, что это кто-то из тех, кто был на горе во… второй раз решил отдать им дань уважения? – Нет, цзунчжу. Я не видел. Но видел людей со стягом Вэнь в Илине. У меня сложилось впечатление, что эти люди не Вэнь, по крайней мере не были ими тогда и пытаются теперь получить какую-то выгоду. – Им кто-то платит? – Я не знаю. Я оставил там понаблюдать троих из своего отряда. Возможно, когда они вернутся, у нас будет больше информации. – Хорошо. Что насчёт Гусу? – О них говорят, но самого отряда я так и не нашёл. – Что-то нашёл? – Да. Они ушли в сторону Ланьлина, и, судя по всему, это правда. Свидетелей много, и самые разные, о них говорили и в деревнях, и в небольших городах, их видели и слышали. Они рассказывают о великой несправедливости и о великой жестокости, обещают тем, кто присоединится к ним, поддержку. Оставляют якобы работающие талисманы. Я выкупил несколько, они приложены к отчёту. Это пустышки, но на мой взгляд тот, кто их начертил, не так уж далёк от истинного искусства. Цзян Чэн перелистнул страницы отчёта и достал листки талисманов. Да, рисовавший их человек обладал твёрдой рукой и скорее всего хотя бы минимальным пониманием того, что он делает. Значит, настоящие там Вэни или нет, а заклинатели среди них есть. Плохо, очень плохо. Он вспомнил подслушанный в постоялом дворе разговор и вздохнул. – У Великих орденов так и не дошли руки очистить до конца Цишань. Там действительно может скрываться кто угодно, включая остатки Вэнь. Цзян Чэн помнил, как в первые годы после войны над этим пытались работать, собирали Советы чтобы поделить зоны ответственности, собирали отряды для зачистки тёмной энергии… и помнил как медленно эта идея затухла под нежеланием Великих орденов тратить на это силы и деньги. Всё ещё продолжали работу в этом направлении только он и Лани, но слишком – а может быть даже непростительно – медленно, а по нынешним временам приостановились и они. Лэй Бин тоже нахмурился. Счёт к Вэням у него может и был короче, чем у Цзян Чэна, но совсем ненамного. Как и Цзян Чэн, в той войне он лишился и дома, и семьи, и примкнул к насчитывающему тогда в лучшем случае десятка два человек Юньмэн Цзян чтобы мстить. – У нас не хватит сил прочесать Цишань. – Я напишу в Великие Ордена. Но подозреваю, что поддержки не встречу. Лэй Бин кивнул. После гибели Вэй Усяня именно он занял место первого ученика, а чуть позже – правой руки главы ордена. Первые годы были непростыми, он и сам понимал, что не сможет заменить главе потерянного брата – а Цзян Чэн не смущался это демонстрировать, и видят предки, количество резкостей и открытого недовольства, пришедшихся на долю Лэй Бина в первые годы переполнило бы чашу любого терпения. Переполнило бы и его чашу – несмотря на всё уважение, что он испытывал к не опустившему руки молодому главе – но Цзян Чэн взял себя в руки раньше. Цзян Чэн приблизил его ещё во время войны, оценив талант и упорство, а неустанная работа над восстановлением сначала самой Пристани Лотоса, а потом и репутации ордена сблизила их ещё больше. В последние годы Лэй Бин был посвящён практически во все дела ордена Цзян и отношения между орденами, управлял орденом при вынужденных отлучках главы – и напротив, при нужде заменял его. Именно он поехал в Облачные Глубины на последний Совет, и знал, что Цзян Чэн прав. Никто не откликнется. – Возможно, глава ордена Не… следующего Верховного Заклинателя объявят только на следующем Совете, но никто не сомневается, что это будет он. – После Совета – быть может, – задумчиво сказал Цзян Чэн. – Но не до. Он не будет ввязываться в сомнительные дела, пока его положение не определено. Хотя то, как Не Хуайсан управлял Цинхэ Не сейчас… Цзян Чэн не мог не оценить как плавно он переходит от образа Незнайки к образу юного, но компетентного главы. Как ему это удавалось при том, что по факту он занимал эту должность уже десять лет, Цзян Чэн уложить в голове не мог, но ему удавалось. Может быть, он и несправедлив к Не Хуайсану. Ну, напишет он ему в любом случае. А там видно будет. Из Гусу Лань, как и ожидалось, пришла вежливая отписка. Цзян Чэн вообще сомневался, что там удосужились прочитать его письмо. Злые языки даже до Пристани Лотоса доносили сплетни о том, что единственный доступный наследник ордена Лань неразлучен с Вэй Усянем, Цзян Чэн и не хотел это слышать, но и не слышать не мог себе позволить. Может быть нужно было писать напрямую Лань Циженю, но такой скачок через головы одновременно и главы и его наследника Лани могли бы счесть за оскорбление. Он сам бы точно счёл. Из Цинхэ Не пришло витиеватое послание, в котором Не Хуайсан приглашал его как важного союзника обсудить вопросы торговых пошлин. Цзян Чэн, опасаясь, что информация уйдёт не в те руки, посылал свои письма, запечатывая свитки так, чтобы открыть мог только адресат и только используя ци. Ответное письмо пришло запечатанным обычным способом – вероятно, Не Хуайсан подозревал что его могут попытаться прочитать. Цифры пошлин, вскользь упомянутые в письме, не соответствовали реальным – оставалось только ждать, всплывут ли они где-то в неожиданном месте. Цзян Чэн уловку оценил и тут же отослал ответ с согласием. С Ланьлин Цзинь было проще всего. Туда Цзян Чэн отправил просто просьбу о визите. В конце концов, его племяннику предстояло совсем скоро занять место главы ордена Цзинь. Ничего странного в его визите не нашлось бы для самого пристрастного наблюдателя – скорее странным могли счесть то, что печально известному своим характером главе Цзян до сих пор удавалось не навязывать свою помощь мальчику, слишком рано оказавшемуся в центре интриг многочисленного, богатого ордена. Ответ пришёл через несколько дней и Цзян Чэн немедленно собрался в путь, захватив с собой всего двух провожатых и то больше для приличия. Гораздо больше чем обсуждать проблемы, ему хотелось увидеть племянника и воочию убедиться, что он справляется со своей новой ролью.