Alpha-версия главного героя

      — Хватит. Так. Смотреть. Я не ума лишился.       Хотя, судя по выражению лица Юэ Цинъюаня, он бы предпочёл, чтобы Шэнь Цинцю лишился ума, а не памяти. Лю Цингэ старался стоять рядом с выходом и максимально вжаться в стену, притвориться молью, дабы лишний раз не привлекать внимание Юэ Цинъюаня. Он чувствовал себя до смешного нелепо, будто набедокуривший мальчишка, принёсший родителю любимую разбитую чашку.       Возвращение в Цанцюн далось нелегко. Из-за удара по голове Шэнь Цинцю с трудом сохранял равновесие, и непонятно — то ли из-за помутившегося рассудка, то ли из-за головокружения и треснувших рёбер. Он напоминал злого недоверчивого кота, шипящего, но благо, что не царапающего чужую руку. Лю Цингэ оказалось крайне непривычно видеть Шэнь Цинцю в столь растерянном состоянии, но несмотря на проблемы с памятью из-за удара головой, он оставался всё таким же хмурым и недоверчивым. Тот с опаской согласился полететь на одном мече, да и сам факт того, что им придётся лететь на мече, Шэнь Цинцю воспринял со скептицизмом.       Му Цинфан осматривал ранения Шэнь Цинцю, обрабатывал шишку на голове, заставляя того постоянно кривиться. Воспользовавшись повисшей тишиной, Юэ Цинъюань обернулся и с потрясением обратился к Лю Цингэ:       — Что произошло?       Не сказать, что Лю Цингэ горел желанием броситься в оправдания или долгие объяснения. Он понимал, что виноват в сложившейся ситуации. Ему вообще повезло, что Шэнь Цинцю не захлебнулся в том озере.       — Демоницы устроили обвал в пещере, нам оставалось выбираться через подземную реку. Шэнь Цинцю неудачно вынырнул и ударился головой о камень, потолок… о тоннель, по которому текла река. Я откачал его.       — Как он мог удариться головой? Он. — В словах Юэ Цинъюаня звенела злость, претензия. Он хмуро смотрел на Лю Цингэ, явно не принимая его объяснения и виня за произошедшее.       Лю Цингэ не знал, что сказать в своё оправдание, он отвёл взгляд, испытав обиду. Почему каждый раз, когда Шэнь Цинцю творил непотребства, ему всё сходило с рук? А если другой лорд делал что-то не так, особенно в отношении Шэнь Цинцю, ему сразу прилетал выговор?       Поведение Юэ Цинъюаня уже не поддавалось никакому здравому объяснению. Испытывая гнетущую злость, Лю Цингэ набрался смелости посмотреть на него мрачным предостерегающим взглядом. Пусть думает, что пожелает, пусть хоть побьёт его, Лю Цингэ не посмеет воспротивиться главе духовной школы. Но чем чаще Юэ Цинъюань пренебрегал окружением в пользу Шэнь Цинцю, тем быстрее у Лю Цингэ угасала вера в него.       — Чего ты на него взъелся, Ци-гэ? Сказал же — он спас меня. Никто не застрахован от удара головой о камень.       В комнате воцарилась звенящая тишина, даже Му Цинфан перестал обрабатывать шишку Шэнь Цинцю, что побудило последнего в напряжении глянуть на каждого из присутствующих.       — Что опять? — осунувшись, зашипел он. — Хватит себя так вести, говорите.       Несмотря на то, что Шэнь Цинцю продолжал обращаться к окружающим с присущей пренебрежительностью, его поведение неуловимо изменилось. Гордо расправленные плечи ссутулились, во взгляде мерцали искры боязливости. Он действительно выглядел как подобранный с улицы дворовой кот, готовый вцепиться в руку любому, кто посмеет — кроме Му Цинфана — дотронуться до него.       «И что ещё за Ци-гэ?»       Точнее, Лю Цингэ понимал, что Шэнь Цинцю обратился к Юэ Цинъюаню, однако он впервые слышал это имя.       — Шэнь Цинцю, всё хорошо, — с особым ударением выделив имя, обратился к пострадавшему Юэ Цинъюань. — Расскажи, что ты помнишь?       Шэнь Цинцю фыркнул и тут же скривился от ударившей мигрени.       — Аккуратно, шисюн Шэнь, — предостерёг его Му Цинфан. — Духовные практики помогли затянуть рану, но мне пришлось наложить шов. Помимо обычных… лекарств, которые ты принимаешь, я также подготовлю для тебя восстановительные пилюли.       — Незачем, и так заживёт, — хмуро отозвался Шэнь Цинцю, скосив взгляд и наблюдая, как Му Цинфан готовился наложить ему повязку.       — Шиди, не спорь. Му Цинфан знает своё дело, — упрекнул его Юэ Цинъюань. — Прошу, ответь на вопрос, что…       — Этот заклинатель не глухой, Ци… Юэ… глава Юэ.       Он путался в словах. Зажав переносицу, Шэнь Цинцю тяжко выдохнул.       Лю Цингэ наблюдал, как тот силился собраться с мыслями и удержать почти что панический ужас во взгляде. Отчего-то воспринимать такого Шэнь Цинцю оказалось сложно. Невольно Лю Цингэ вспомнил, как тот смотрел на него, только-только проснувшись в публичном доме — со схожей затравленностью.       Такой беспомощный… Почему он вызывал у него неприятное щемящее чувство в груди? Даже если этот человек и пребывает в смятении, лишившись части воспоминаний, он всё ещё оставался той сволочью, которая столкнула Ло Бинхэ в Бездну. К тому же воспоминания могли вернуться, и Шэнь Цинцю будет недолго носить образ жертвы.       Лю Цингэ заставил себя не поддаваться соблазну ослабить бдительность в присутствии своего неприятеля.       — Всё так, как и сказал Лю Цингэ — ударился головой, чуть не захлебнулся, меня спасли, — хмуря брови, с едва удерживаемым раздражением отозвался Шэнь Цинцю. — Более-менее помню последние полгода. Остальное — урывками.       — Если помнишь, почему не узнал меня, когда очнулся? — не удержался от вопроса Лю Цингэ.       Шэнь Цинцю, не шевелясь, только поднял на него злобный взгляд.       — Давай тебя ударю камнем по голове и утоплю, а затем задам тот же вопрос.       — Так, шиди, спокойно, — привлёк к себе внимание Юэ Цинъюань, обратившись к пострадавшему. Но не зная, с чего начать и как к нему подступиться, чтобы не спровоцировать очередную остроту, спросил у Му Цинфана: — Шиди Му, насколько… всё плохо? К нему вернётся память или?..       — Говорить наверняка пока трудно, — принявшись обматывать голову Шэнь Цинцю бинтом, чтобы скрыть рану, спокойно отозвался Му Цинфан. — Как и сказал этот целитель, шисюн Шэнь должен принимать лекарства, а также избегать волнительных ситуаций. Время и покой — главные лекари. Но до восстановления раны, примерно пару недель, этот целитель советует избегать использования духовной энергии в боевых практиках. Разве что в недолгих медитациях.       — Понятно… — в удручённом напряжении пробормотал Юэ Цинъюань. — Тогда, шиди Му, пусть шиди Шэнь останется у тебя, присмотри за ним, чтобы…       — Не надо со мной возиться, — тихо огрызнулся Шэнь Цинцю. — Я не маленький мальчик.       — Шиди, ты ударился головой и частично потерял память. Неизвестно, вернётся ли она?..       — Я бы предпочёл, чтобы она не возвращалась. Или в прошлом есть что-то хорошее?       Шэнь Цинцю столь злобно выплюнул слова в лицо Юэ Цинъюаню, что тот растерянно застыл в затянувшемся молчании. Невольно Лю Цингэ переглянулся с Му Цинфаном, в миг сообразив, что они стали свидетелями довольно личного разговора. Обычно Шэнь Цинцю с особой придирчивостью подбирал слова, но сейчас, в момент слабости, не просто показывал себя настоящего, но и неосторожно затронул болезненную тему. Потому что никогда прежде Лю Цингэ не видел Юэ Цинъюаня столь потерянным и беспомощным.       — Я тебя понял, — только и сказал Юэ Цинъюань, отпустив ситуацию и направившись к выходу. — Шиди Лю, на пару слов.       Прежде чем проследовать за главой, Лю Цингэ вновь посмотрел на Шэнь Цинцю и, встретившись с ним взглядом, невольно подумал, будто на него смотрела дикая раненная кошка. Того и гляди, набросится да глаза выцарапает.       Выйдя из здания под открытое небо, затянутое облаками, Лю Цингэ невольно поёжился от порыва холодного ветра — несмотря на весну, в горах температура держалась куда более низкая, чем на равнине. Либо он продрог от пугающей давящей ауры Юэ Цинъюаня, который несколько долгих мгновений стоял и смотрел перед собой невидящим взглядом в даль.       — Шиди, у меня будет к тебе большая просьба. Присмотри, пожалуйста, за Шэнь Цинцю.       Вот только этого ему не хватало. Конечно, пуститься в красноречивые препирательства с главой духовной школы Лю Цингэ не мог себе позволить, и тем не менее не поскупился на недовольный вздох.       — Глава Юэ, при всём моем уважении… он же меня ненавидит.       Юэ Цинъюань горько усмехнулся.       — Ненавидит… — слово прозвучало до боли желчно, но из-за улыбки, оставшейся на губах, трудно сказать, что именно желал выразить Юэ Цинъюань: разочарование, облегчение, раздражение? — Зная то, как Шэнь Цинцю способен ненавидеть, этот глава подобрал бы другое слово. Скорее — доверяет.       Насторожившись, Лю Цингэ не понял, к чему услышал предположение о доверии. Даже если Юэ Цинъюань не знал всю историю, из-за которой они с Шэнь Цинцю стали повязаны, со стороны их отношения никак нельзя назвать доверительными.       Держа руки сложенными за спиной, Юэ Цинъюань с пугающей медлительностью обернулся к Лю Цингэ. Несмотря на безмятежное выражение лица, его поза излучала далеко не дружественные намерения.       Стало холоднее. Хотя температура воздуха осталась прежней.       — Скажи, шиди, почему Шэнь Цинцю обращается к тебе за помощью, когда это необходимо? Почему вы постоянно оказываетесь вместе? И почему… стоит вам встретиться, случаются какие-то неприятности?       Теперь у Лю Цингэ не оставалось сомнений, что Юэ Цинъюань пребывал в очень скверном расположении духа. Он буквально нутром чувствовал невидимое давление, заставляющее его пятиться — однако Лю Цингэ не позволил трусости взять верх. Наоборот… ему надоело, что Юэ Цинъюань постоянно придирался к нему из-за Шэнь Цинцю.       Отпустив внутреннее напряжение, Лю Цингэ расправил плечи и, стараясь не переходить рамки уважительного тона, сдержанно уточнил:       — Если глава Юэ желает в чём-то обвинить своего подчинённого, этот подчинённый примет наказание. В противном случае этот подчинённый не понимает, что от него требуется.       Помолчав, Юэ Цинъюань чуть сбавил градус напряжения тихим вздохом.       — Скажи, что это был просто несчастный случай…       — Несчастный случай, — потупив взгляд, в задумчивости повторил Лю Цингэ. — Думаю, это можно назвать несчастным случаем. Когда мы убегали из обрушивающихся коридоров, я толкнул Шэнь Цинцю в поток реки. Он неудачно вынырнул и ударился головой. Какое бы у меня ни было отношение к Шэнь Цинцю, произошедшее можно считать виной этого заклинателя. Поэтому если глава Юэ пожелает наказать его, так тому и быть.       Лю Цингэ не знал, что ещё сказать, как правильно реагировать на услышанные слова. Юэ Цинъюань ответил не сразу, однако его голос прозвучал ещё более удручённо:       — Шиди, этот глава всё же попросит тебя об одолжении — присмотри за Шэнь Цинцю.       — Присмотреть? — не понял Лю Цингэ.       — Я не хочу оставлять его одного. Меня он видеть не захочет. У Му Цинфана есть обязанности целителя.       — А у меня, значит, нет обязанностей? — упавшим от негодования голосом поинтересовался Лю Цингэ. — Пусть за Шэнь Цинцю присматривают его адепты и ученики. У него есть… ещё двое.       — Понимаю, шиди, но он никого к себе не подпустит, особенно меня. Присмотри за ним.       — Но!..       — Это приказ, — одёрнул его Юэ Цинъюань, сверкнув грозным взглядом. — Желал наказания? Вот тебе наказание. Навещай Шэнь Цинцю раз в два дня. Проверяй, всё ли с ним хорошо. Убеждайся в этом лично, а не со слов учеников или других заклинателей. Как ты и сказал, Шэнь Цинцю в таком состоянии из-за тебя.       — Да, но…       — Никаких «но». Ты позаботишься о Шэнь Цинцю. В случае необходимости пошлёшь кого-то из его учеников на пик Цяньцао, пока сам будешь рядом. Это всё.       Так и застыв с возмущением, застрявшим поперёк горла, Лю Цингэ проводил взглядом Юэ Цинъюаня, не пожелавшего более продолжать беседу и вести бессмысленный спор.       Присматривать за Шэнь Цинцю… Шэнь Цинцю ведь не собачонка или ребёнок, чтобы за ним присматривать! Лю Цингэ и не знал, где взять силы на возмущения.       Последующие пару дней Лю Цингэ, сказать по правде, не появлялся на пике Цинцзин. Он успокаивал себя тем, что на первое время Му Цинфан обеспечил Шэнь Цинцю достаточным количеством лекарств и наставлений, чтобы тот не погубил себя. К тому же Шэнь Цинцю являлся далеко не беспомощным ребёнком, и его окружали другие заклинатели пика Цинцзин. Зачем там ещё и Лю Цингэ?       Тем не менее на пятый день у Лю Цингэ проснулась совесть, да и то, только из-за приказа Юэ Цинъюаня. Он прилетал на пик Цинцзин пару раз, даже зачастую видел Шэнь Цинцю и, убеждаясь, что тот жив, уходил обратно. Так продолжалось на протяжении нескольких недель. И когда он решил, что в его услугах нет никакого смысла, к нему, словно снег на голову, завалился Юэ Цинъюань. Он узнал от Му Цинфана — к которому Шэнь Цинцю ни разу не заглянул, — что Лю Цингэ лишь мельком наведывался на пик Цинцзин.       Лю Цингэ искренне не понимал, почему Юэ Цинъюань не мог сам присматривать за Шэнь Цинцю, раз так сильно переживал о нём. Тот же Му Цинфан ведь к нему наведывался, так зачем тратить лишний ресурс? Очередной разговор закончился упрёками и требованием прилететь на пик Цинцзин, чтобы побыть с Шэнь Цинцю и проследить за его здоровьем.       Здоровьем… он что, целитель, гуй вас возьми?! Почему нельзя приставить к Шэнь Цинцю кого-то с пика Цяньцао?       «Нельзя, потому что только тебя он подпускает, а у Му Цинфана не всегда есть время. К тому же… ты знаешь, почему только тебе я могу еще довериться, кроме Му Цинфана», — вот с таким заключением закончился их очередной спор с Юэ Цинъюанем.       После визита главы духовной школы все факторы сложились против Лю Цингэ: стояла хорошая погода, как раз для тренировок, да и работы оказалось немного. Набравшись решимости и печального смирения, что от печальной участи не отвертеться, он приготовился к отлёту. Невольно подумал, что было бы неплохо взять с собой Хэйан — а то мало ли Шэнь Цинцю набросится на него с мечом. Тем не менее, оставив волчицу и долетев до пика Цинцзин, когда небо окрасилось закатными жёлтыми красками, Лю Цингэ предпочёл сразу добраться до бамбуковой хижины.       Первое, что он отметил — тишину, окружающую бамбуковую рощу. А затем ему во внимание бросилась девушка, сидящая на крыльце бамбуковой хижины, в которой Лю Цингэ узнал личную ученицу Шэнь Цинцю. Она выглядела грустной и обеспокоенной, и стоило ей увидеть незваного гостя, как тут же подскочила с места.       — Шишу Лю? Ох, эта ученица приветствует вас, — в спешке поклонившись, отозвалась Нин Инъин, а затем беспокойно уточнила: — Что вы здесь делаете?       От Лю Цингэ не укрылась её нервозность. Стоило ему подойти ближе, как она боязливо глянула на хижину, но в то же время не посмела отойти в сторону. Помолчав, Лю Цингэ в тяготящей тишине смотрел на Нин Инъин, но и это даже не заставило её отступить, что и восхитило, и в то же время подстегнуло озвучить недовольство:       — Пришёл к твоему учителю. Отойди.       — Прошу простить эту ученицу, однако учитель сейчас отдыхает, — поспешно поклонившись, сообщила Нин Инъин. — Он… он велел никого не пускать к себе.       — Глава Юэ приказал навещать Шэнь Цинцю и лично удостоверяться, что с ним всё в порядке.       — Учитель никого не хочет видеть, он…       — С дороги.       — Нет, пожалуйста!..       Лю Цингэ ничего не стоило отпихнуть Нин Инъин, ему требовалось только удостовериться, что Шэнь Цинцю хотя бы жив, а в остальном пусть сидит у себя взаперти и никого не пускает. Но стоило Лю Цингэ распахнуть дверь и ступить на порог, он моментально понял, почему Нин Инъин не хотела пускать его внутрь.       Запах. Стойкий, терпкий, бьющий по носу и отзывающийся трепетом во всём теле. Лю Цингэ ни с чем бы не перепутал этот запах.       — Учитель! — волнительно воскликнула Нин Инъин, протолкнувшись в коридор. Лю Цингэ настолько опешил, что проигнорировал её поведение. — Прошу прощения, учитель, мы не хотели вас тревожить… Учитель, может, вы?..       — Что ты здесь делаешь? — донёсся низкий, озлобленный голос из глубины домика.       Лю Цингэ подумал, будто с ним разговаривал не упокоенный дух. Он уже собирался ответить, как Шэнь Цинцю, повысив голос, рявкнул с звенящим раздражением:       — Я же приказал тебе убираться! Какого гуя ты продолжаешь ошиваться рядом с моим домом?! Уйди прочь!       — Учитель…       — Вон, я сказал!       Честно говоря, Лю Цингэ слегка растерялся тому, в сколь ненавистной и разъярённой манере Шэнь Цинцю накричал на свою ученицу. Глядя на Нин Инъин, он подумал, что она, вероятно, являлась бетой, раз так долго находилась поблизости и никак не реагировала на запах. Или омегой… но в любом случае даже просто человек не смог бы проигнорировать приторную тяжесть воздуха, стоящую за закрытыми дверьми.       — Ты что, оглохла?! Вон пошла!       Нин Инъин испуганно дёрнулась. Даже не видя Шэнь Цинцю, она прочувствовала на себе весь гнев, в котором он сейчас варился. В её глазах почти что стояли слёзы, но она сдержалась и, поклонившись, всё же настороженно и недоверчиво глянула на Лю Цингэ. Тот не сразу сообразил, что вызвало у неё такую реакцию. А затем понял. И почувствовал неловкость.       — Уходи, я справлюсь, — тихо шепнул Лю Цингэ.       И не понятно, с кем именно справится — с собой или Шэнь Цинцю.       Как только Нин Инъин ушла, закрыв за собой дверь — чему Лю Цингэ несильно обрадовался, лишившись свежего воздуха, — он молча заглянул вглубь дома. Половицы тихо поскрипывали под ногами, полумрак из-за закрытых ставен делал атмосферу ещё более липкой и тяжёлой, вызывая у Лю Цингэ головокружение. У входа запах оказался не таким стойким, но, когда он обнаружил Шэнь Цинцю, не удержался и прикрыл нос ладонью.       Шэнь Цинцю сидел на полу у стены у изножья кровати, словно зверь, забившийся в угол подальше от страшных хищников. Несмотря на то, что одежды мастера скрывали его тело, он выглядел неряшливо и неопрятно. По ощущениям, он провёл в этом ханьфу несколько дней, то ворочаясь на кровати, то шатаясь по хижине. Спутавшиеся волосы рассыпались по его плечам и спине, полностью выбившись из причёски.       Подтянув к себе ноги и подняв взгляд, Шэнь Цинцю так злобно посмотрел на Лю Цингэ, что у того возникла стойкая ассоциация с бешеным животным. Тишину разрушало тяжёлое дыхание Шэнь Цинцю.       — Что нос ворочаешь? Не нравится мой запах или, наоборот, пытаешься сдержаться?       Лю Цингэ не сразу нашёл, как отреагировать на ситуацию. Смотря на Шэнь Цинцю в полнейшем недоумении, он спросил первое, что пришло в голову:       — Почему ты перестал пить подавители?       Не дышать в текущей ситуации оказалось не вариантом. Как бы отчаянно Лю Цингэ ни противился, он делал лёгкие вдохи, и то, что он чувствовал, очень напоминало его состояние в период перед началом гона. Но если своё тело он ещё худо-бедно пытался контролировать, от запаха Шэнь Цинцю у него буквально перехватывало дыхание. Сердце забилось сильнее, под рёбрами начал пульсировать жар, от которого по плечам пробежались мурашки.       Низ живота обожгло пульсацией.       На заданный вопрос Шэнь Цинцю тихо и глумливо засмеялся, упёршись лбом об изножье кровати.       — Почему?.. А почему вы не предупредили меня, что я блядский омега? Или что, думали, такое я бы не забыл?.. Хотя, как тут забыть? — он вновь натужно засмеялся, выглядя так, словно хотел либо расплакаться, либо взвиться в яростной истерике. — Теперь некоторые воспоминания из детства обрели ясность…       Последнюю фразу он прошептал так тихо, что Лю Цингэ почти не расслышал её завершение. Одёрнув себя, он спросил:       — Где лежат подавители? У тебя должны быть.       — А по моей хижине не похоже, что я искал их? — огрызнулся Шэнь Цинцю. — Забудь. Просто убирайся. Оставь меня. Переживу.       Переживёт. Да, переживёт, однако, если Юэ Цинъюань узнает — а он точно узнает, — в каком состоянии оказался Шэнь Цинцю из-за того, что за ним вовремя недосмотрели, он, наверное, распотрошит Лю Цингэ. Ведь приближение гона или течки всегда можно определить по некоторым косвенным признакам. А Лю Цингэ просто бросил своего шисюна на произвол судьбы.       Он осмотрелся. Бардак в комнате действительно подсказывал о тщетных поисках подавителей.       — Я слетаю за Му Цинфаном. Он принесёт…       — Только попробуй, я тебе ноги переломаю, — пригрозил Шэнь Цинцю, блеснув тяжёлым взглядом из-под упавших на лицо прядей. — Прилетит Му Цинфан, а дальше что? Всех соберём здесь, чтобы поглумиться над этим лордом?! Захотел поиздеваться и высмеять его?       — Му Цинфан знает, что ты омега. Юэ Цинъюань тоже. Остальные — нет.       — Теперь и моя ученица знает… я велел ей проваливать, но она… она единственная, кто спроваживал всех от хижины. Только у тебя, наглеца, хватило смелости ворваться ко мне в дом. Просто проваливай… не… не зли меня…       Ёрзая и сильнее обхватывая себя руками, Шэнь Цинцю напоминал одержимого призраком. В царящем полумраке на бледном лице яркими пятнами пылали щёки, тяжёлое дыхание разрывало тишину. Как Лю Цингэ мог оставить его в таком состоянии?       — У тебя должны быть подавители, я… постараюсь их найти…       — Да ты издеваешься?! — взревел Шэнь Цинцю, невольно выпустив подле себя волну духовной энергии, из-за которой задрожали стены. — Ты ведь альфа, да?!       — Я… и что? Я могу себя контролировать, а если…       — Ты — да, а я — нет! Я чувствую твою вонь! Ты хочешь, чтобы я совсем с ума сошёл и повредился рассудком?! — с этим криком с его губ сорвался нервный смех, который сменился безумным хохотом. — Хотя, почему, нет? Может, это действительно единственный выход для меня? Судьба прямо-таки подсказала, что биться головой — отличный выход. Так почему бы не попробовать?!       С этими словами, качнувшись, Шэнь Цинцю ударил головой по изножью кровати, что вызвало у Лю Цингэ острый приступ ужаса. Уже не думая о личных границах, он бросился к тому наперехват, сумев вовремя ухватить за плечи и предостеречь от новой порции членовредительства. И почему каждый раз, когда они сталкивались друг с другом, кто-то из них находился на грани того, чтобы помереть?!       Не успел Лю Цингэ окликнуть Шэнь Цинцю, призвать к тому, чтобы прекратить самоистязания, тот разъярённо рыкнул и ухватился за его шею. Удивившись силе, с которой Шэнь Цинцю кинулся на него и повалил на пол, Лю Цингэ успел только схватиться за чужие тонкие запястья в тщетной попытке оторвать руки от своей шеи.       — Что, думаешь, можешь так просто взять меня, сволочь? — упавшим голосом прохрипел Шэнь Цинцю, смотря на него немигающим бешеным взглядом. На его губах растянулась ломанная улыбка. — Я больше не позволю таким ублюдкам, как ты, к себе прикасаться. Вы больше не получите моё тело. Вы больше не посмеете навредить мне.       Шэнь Цинцю бормотал, словно одержимый, продолжая вкладывать духовную энергию в руки, чтобы задушить Лю Цингэ. Тот в свою очередь отчаянно сопротивлялся и, сосредоточившись не столько на смысле слов, сколько на нехватки воздуха, ощущал ухудшение самочувствия. Шэнь Цинцю оказался слишком близко, он сидел на нём и дурманил не только запахом, но и не переставал ёрзать в попытке удержать положение.       — Шэнь… прекрати…       Шэнь Цинцю тихо засмеялся и, вдруг освободив чужую шею, накрыл ладонью губы Лю Цингэ, болезненно впиваясь тонкими пальцами в его щёки.       — Прекратить? Зачем прекращать? — упавшим до шёпота голосом полюбопытствовал Шэнь Цинцю. — Лучше скажи вот что, дорогой шиди, кто такой Ло Бинхэ? Почему его имя застряло у меня в голове, и каждая попытка вспомнить его отдаёт жуткой болью?       Ло Бинхэ… ну, нашёл, кого вспомнить в такой ситуации.       Лю Цингэ нахмурился и красноречиво уронил взгляд, как бы подмечая, что с зажатым ртом он вряд ли что-то скажет. Но даже когда Шэнь Цинцю убрал руку, ему перестало хватать воздуха, чтобы изъясниться. На губах остался вкус чужой кожи, от запаха уже не просто мутило, — тело налилось отравляющей тяжестью. Она пронзала мышцы, вызывала зуд во всём теле и стекалась к паху, из-за чего начинали подрагивать бёдра.       Лю Цингэ пытался взять себя в руки, старался подобрать слова, сказать хоть что-то, но то и дело отвлекался на Шэнь Цинцю. На его тяжесть, на движения, на пристальный безумный взгляд, горящий в полумраке. Невольно Лю Цингэ вспомнил эпизод в публичном доме, как Шэнь Цинцю также придавил его к полу, держа нож в опасной близости от шеи. Но сейчас он угрожал куда более опасным оружием. Он сам стал оружием, делая Лю Цингэ беспомощным перед желаниями своего тела.       Губы Шэнь Цинцю сложились в презрительной улыбке.       — Верно, вот он, тот взгляд, которым вы все смотрели на меня. С похотью и желанием, мерзкие вы животные.       — Шэнь… дай мне встать.       — Зачем? — с садистским удовлетворением полюбопытствовал Шэнь Цинцю, подавшись ближе. — Что ты строишь из себя святую невинность? Думаешь, ты какой-то особенный альфа? Думаешь, ты один сможешь сдержать себя? Бред собачий. Ты такое же животное, как и все. Такое же животное, как и я, как и все мы. Только нас отличает то, что общество решило сделать мне подобных не просто жертвами, так ещё и отребьем, причудливым трофеем, на который такие, как ты, постоянно охотятся. Думаешь, раз альфа, то имеешь право власти? Думаешь, раз?..       Шэнь Цинцю поливал его упрёками и грязными словами, и сколь бы обидно это ни звучало, он оставался прав. Лю Цингэ уже с трудом отбивался от принятия того факта, что его тело рядом с омегой во время течки возбудилось за считанные минуты. Мужчина или женщина — сути альфы наплевать, по крайне мере Лю Цингэ не замечал разницы.       «Но та демоница-омега… и те запахи в публичном доме… они не сводили меня с ума настолько», — задыхаясь, подумал Лю Цингэ. Он обратился в оголённый нерв, с предательским пылающим желанием, ощущая жар чужих бёдер, как они тёрлись о него через слои одежды. Шэнь Цинцю никогда не проявлял к нему снисхождения, вёл себя грубо и зачастую вредил, вот как сейчас, то едва не придушив, то расцарапав лицо. И это… не отталкивало.       «Почему?.. Он ведь мужчина, почему?»       Лю Цингэ едва не захлестнула паника. Он не понимал природы своего влечения к этому человеку, почему его тело так реагировало на близость с Шэнь Цинцю, а в голове оседал туман ужаса. Лю Цингэ хотел оказаться как можно дальше от источника своих проблем, и… и ещё желал скинуть его с себя, отмахнуться от назойливых переживаний и поддаться пьянящей лихорадке. Подмять этого ублюдка, искусать, стягивать его волосы на затылке и слушать, как бы он стонал под его…       У Лю Цингэ на мгновение остановилось сердце от ужаса. Вырвавшись из пьянящих образов, он тут же увидел перед собой румяное лицо Шэнь Цинцю, заглянул в блестящие желанием и злостью глаза. И стоило увидеть приоткрытый рот, из которого вырывалось тяжёлое дыхание, что-то окончательно сломалось в душе Лю Цингэ.       Поддавшись паническому порыву сделать хоть что-то, чтобы выбраться из паутины грязных мыслей, чтобы не слушать грязные речи, он схватил Шэнь Цинцю за голову и, притянув, поцеловал.       Проигнорировав возмущённый стон, Лю Цингэ приготовился к тому, что Шэнь Цинцю начнёт брыкаться, словно баран, которого тащили на убой. Честно говоря — он очень хотел, чтобы тот начал брыкаться, ведь тогда появилась бы причина отпустить его и избавить себя от последствий идиотского поступка. Однако Шэнь Цинцю не шевелился, застыл и напрягся, а затем сделал худшее, что мог сделать в сложившейся ситуации — усмехнулся и углубил поцелуй.       Вот в этот момент Лю Цингэ отчётливо понял, что он переступил черту здравомыслия. Шэнь Цинцю пребывал не в себе, его вели порывы разгорячённого тела. Сколько лет он принимал подавители? Незапланированный срыв — одна из худших вещей, которые могли с ним случиться. То, как он прогнулся в спине и прижался к Лю Цингэ, заставило последнего сразу же схватить его за плечи и рывком отодрать от себя.       Во взгляде Лю Цингэ металась паника, злость и желание, в то время как Шэнь Цинцю смотрел на него с безразличием и презрением. Облизнувшись, он вдруг усмехнулся и с цинизмом шепнул:       — Слабак.       Лю Цингэ надеялся, что на этом всё и закончится, но увидев, как Шэнь Цинцю вновь потянулся к нему, он сделал первое, что пришло к нему в голову. А именно — ударил Шэнь Цинцю по голове, вложив в ладонь немного духовной энергии.       Эффект оказался потрясающим. Шэнь Цинцю и пискнуть не успел, как рухнул на Лю Цингэ безвольной куклой. Застыв под его расслабленным телом, словно заяц, боящийся потревожить уснувшего ядовитого питона, Лю Цингэ позволил себе пару мгновений посмотреть в потолок.       Что это сейчас было?       Осторожно нащупав шею Шэнь Цинцю и найдя пульс, Лю Цингэ убедился, что тот остался жив. Хорошо. Но вот что не хорошо, так это ситуация, в которой он оказался. И как ему оправдываться? Что между ними только что произошло?       Ему следовало скинуть с себя Шэнь Цинцю, убраться с пика Цинцзин как можно дальше, и в лучшем случае попросить Му Цинфана оказать пострадавшему помощь. Мысленно Лю Цингэ гнал себя отсюда всеми правдами и неправдами, но время шло, а он продолжал лежать на полу под тяжестью стройного тела, от которого исходило приятное тепло и дурманящий запах.       Его мутило. Лю Цингэ понимал, что поддаваться желаниям тела — худшее, что он мог сделать. Однако, хороня свою гордость под отвращением к собственной персоне, он аккуратно обнял Шэнь Цинцю и, подтянув ближе, зарылся носом в его шею. Запах горного лорда пика Цинцзин успокаивал и дурманил, убаюкивал и ласкал. Сладкий, вкусный, терпкий… Лю Цингэ желал раствориться в нём, как и в остатках своей чести.       Как же низко он пал. И что теперь с этим делать — он даже боялся подумать.