Libértas

В молчаливом оцепенении Харумаса разглядывает экран телефона. Он видит отпечатки своих пальцев, видит тусклое отражение лица — ничего из того, что демонстрирует сам экран — и пытается собраться с мыслями. Но в голове — тьма, текучая и непроницаемая, как пролитые чернила; как та, которую можно разглядеть, если долго и пристально всматриваться в сердцевину ядра эфириала. Харумаса прижимает конверт к лицу, но не чувствует ни духов, ни какого-либо другого запаха. Роняет его на стол. А затем с рёвом сметает со столешницы папки и бумаги, валит их шелестящей лавиной и в бессильной ярости пинает ножку. И ещё, и ещё, и ещё. Стол трясётся, скрипит и царапает пол. Харумасу это злит лишь сильнее: словно и стол, и весь мир в одночасье ополчились против него. Это неправда. Это не может быть правдой! Он прижимает телефон к груди, к гулко колотящемуся сердцу, как будто ответ — в нём, и начинает метаться по офису. Зачем-то подбегает к проектору и проверяет показатели каверн: но все они, словно в издёвку, в пределах нормы, — и Харумаса рычит и кружит вновь. Ладонью он бьёт по жалюзи, смахивает горшок с цветком и бедром задевает угол стола командира; от вспышки короткой боли трезвеет. Останавливается. И медленно, с шумом выдыхает. Ногтями он с нажимом прочерчивает затылок и наконец отнимает от груди телефон, набирает номер Белль. Вызов сбрасывается. Он звонит ещё раз. И снова — «вызов завершён». Харумаса обессиленно садится на пол, спиной прижимается к своему столу и ногами безжалостно мнёт отчёты, справки и докладные с новыми зарегистрированными эфириалами в Нулевой каверне. Он звонит Вайзу. На этот раз ответ он получает сразу же. — Харумаса?.. — Судя по невнятному голосу, Вайз спал. И что-то жёсткое, как согнутая плеть, расслабляется у Харумасы в груди. — Что-то случилось? Случилось. — Привет, слу-у-у-ушай, тут такое дело! — Харумаса закрывает глаза, запрокидывает голову и неискренне хохочет. — Я коллеге сюрприз на День рождения подготовить пытаюсь. Она фанатка трилогии… Эм… «Поющие в каверне». Есть у вас такое? Хочу купить ей карту вип-клиента. Но, подожди-подожди, — он бестолково взмахивает рукой, как будто Вайз перед ним и готовится вот-вот перебить, — найдутся у вас фильмы в таком же жанре? Или в целом что-то похожее? — А… Да. — Вайзу спросонья тяжело переварить мощный поток информации, но он неплохо справляется. — Но почему ты звонишь мне, разве?.. — Угу, здорово, — быстро перебивает Харумаса и собирается с духом. Выдерживает паузу. — А у вас… всё нормально? Я хочу сказать, как там Белль? — Белль? — Вайз звучит удивлённо, а Харумаса жмурится и замирает, перестаёт дышать. — Она разве не с тобой? Согнутая плеть расправляется и бьёт по хрупкой полупрозрачной надежде, и её осколки — в рёбрах изнутри, царапают и режут, не дают сделать полноценный вдох. Харумаса съёживается и подтягивает колени к груди. Зубами зажимает рукав рубашки, чтобы не заорать. — Она ушла по магазинам и до сих пор не вернулась. — А вот и Вайз начинает волноваться. — Я подумал, что под шоппингом она скрыла от меня, гм, ваше свидание. Я… что-то упустил? — И часто она врёт тебе? — скрипит Харумаса сквозь зажатую ткань. — Нечасто. Только когда дело касается тебя. — Понятно. — Выпустив рукав, Харумаса медленно отскребает себя от пола и поднимается на ноги. Он чувствует себя больным, выхолощенным и опустошённым, как после тяжёлого затянувшегося приступа. Но не позволяет голосу дрогнуть. — О, вижу её! До вечера я верну её домой. Обещаю, Вайз. Ну всё, пока! И он завершает вызов и с ненавистью швыряет телефон в стену. И тотчас же бросается за ним, открывает рабочий чат и удаляет фото логотипа «Этерии», сопутствующее сообщение. Потому что трудно определить, насколько далеко распростёрты когти противников и к каким последствиям может привести его непослушание. Потому что рисковать жизнью Белль он не готов. И Харумаса не станет — хватит! Уже рискнул, идиот! Оставив погром неразобранным, он покидает офис, хлопает дверью и бегом направляется в арсенал. Он заворачивает в коридор и на ходу врезается в Кассию; вместе со Сциллой, администратором, они потягивают чай у окна и, судя по несколько виноватым взглядам, обсуждают его. Но как только тёмное пятно расцветает на блузке Кассии, а стаканчик падает и брызжет остатками чая на лакированные туфли Сциллы, взгляды из виноватых мгновенно делаются строгими и неприязненными. Ой, да и пожалуйста! Вот это точно последнее, из-за чего Харумаса стал бы переживать. — Ты нормальный вообще?! — ругается Кассия, а он даже не замедляется, чтобы извиниться. — Ах, что за странности творятся с моим прицелом, нужно снова откалибровать! — бросает он в никуда, потому что ни одно сносное оправдание не приходит в голову, а сказать что-то нужно. И, едва не выломав турникет самим собой, Харумаса быстро скрывается за дверью. Он вновь экипируется; его мелко потряхивает, и он путается в ремнях, неуклюже рассыпает стрелы и рвёт липучку на перчатке. Следом тут же собирает стрелы и чудом не колет наконечником ладонь, пристёгивает ножны, настраивает «морковку». Меняет фильтры на респираторе. Хватает второй такой же — для Белль. Помещает в слот чистый бинт взамен использованного и медлит у мини-холодильника. Наконец недрогнувшей рукой он берёт ампулы с адреналином и прячет две штуки во внутреннем кармане пиджака. Ему кажется, что он что-то забыл, но каждая минута на счету — и Харумаса с тяжёлым сердцем покидает штаб-квартиру. Чтобы возвратиться в ненавистную Персефону.

***

Каверна не кажется другой. Не выглядит. Она словно бы всё та же: взвесь эфира в воздухе и его тонкий стекловидный блеск, отсутствие ветра и монотонный серый фон, сглаженный охристым по периферии. Линии искажения по контурам. И плотная, густая тишина. Но Харумаса чувствует себя загнанным в ловушку, где сама каверна — зубья капкана, сомкнутые на его шее. Он трёт ладонью горло, цепляется за украшение на чокере, но дышать легче не становится. Он поторопился. Нужно было задержаться в офисе, спросить про конверт у Кассии и Сциллы: может быть, они видели курьера или кого-то другого, незнакомого, постороннего. Может быть, он сумел бы отыскать этого человека и узнать, от кого послание, выбить правду, если потребуется, — но расследование требует времени, которого у Белль нет. Харумаса до сих пор злится. На себя. На «Этерию» и даже на Кассию со Сциллой. Он едва удерживает себя от того, чтобы не пнуть подвернувшийся под ногу камень. Нужно успокоиться. Прекратить допускать ошибки. Он не имеет на это права. Его главным промахом стало то, что он привык быть сам по себе: он же всегда был один. И если кто-то желал насолить ему, то месть направлял исключительно на самого Харумасу, никогда на кого-то другого — потому что этого «другого» и не было. Но теперь… Харумаса даже представить не мог, что всё так обернётся. Он опасался, что неосторожными действиями может выдать себя и спугнуть исследователей; кто бы мог подумать, что они не испугаются, а, напротив, захотят заткнуть ему рот столь радикальным способом. Что его сегодняшняя разведка окажется последней каплей. Что бояться следовало не им — ему. Харумаса поправляет режущий грудь ремень и огибает уже знакомую лопнувшую трубу, взбирается на крышу ангара. У «Этерии» наверняка размещены собственные камеры в штабе и на подходах к нему. Ну, конечно же! А он был так сосредоточен на том, чтобы не выдать себя Собезу, что не подумал, что может быть что-то ещё; что кто-то другой может наблюдать за его перемещениями. Хорош разведчик, ничего не скажешь! Как там говорила Янаги? «Сработать с филигранной аккуратностью?» Сработал. Полюбуйтесь! И Кассия, и Сцилла, и прочие недоброжелатели были правы: он оказался в «Секции 6» по какому-то чудовищному недоразумению, ему не место среди элитных бойцов — лучших из лучших. Харумаса не выдерживает и всё-таки пинает камень. Тот с шорохом катится вперёд, но сзади раздаётся звук: похожий, но тише. А Харумаса резко разворачивается, в движении выхватывает стрелу и берёт на прицел… Эоса. — Прокси? — Харумаса знает правила. Никаких имён в каверне. И тем не менее это Эос, которого очевидно направляет Вайз. — Интересное место для свидания ты выбрал. — Низкий голос Вайза не сулит ничего хорошего. — Как ты?.. — Харумаса опускает лук и садится перед банбу на корточки. Сердито цедит: — Слушай, тебе сюда нельзя! Вайз издаёт смешок. О, ну конечно, запретить тому самому Фэйтону исследовать опасную каверну? Действительно смешно. — А тебе можно? Насколько я знаю, каверна находится под контролем Собеза. — Вайз напирает, давит, и уши Эоса вздрагивают и топорщатся. — Она здесь, да? — Нет! — шипит Харумаса. Резко встряхивает волосами. — Да. Но я вытащу её! — Вытащишь — а после этого отвалишь. — Эос протягивает лапку и непримиримо тычет Харумасу в колено. — Её ведь похитили? Из-за тебя? — Из-за меня, — нехотя признаётся Харумаса и поднимается на ноги, отряхивает брюки. — Но я отвалю, только если она сама попросит, знаешь ли! — Если останется в живых. Харумасу как будто бьёт наотмашь. В гнетущей тишине, под прицельным взглядом Эоса, он прячет клинки в ножны и скрещивает руки на груди. Переводит взгляд в размытую даль каверны, в сторону штаба; отсюда различить его очертания невозможно даже с оптикой. Пауза затягивается. — Сворачивай на север, на два часа, через четыреста метров будет спуск и разрыв, — сухо, деловито говорит Вайз. — Срежем путь и переместимся ближе к штабу. Харумаса сверяется с «морковкой» и видит совсем другое направление. — Учти, сейчас не лучшее время, чтобы завести меня в тупик и там бросить. — Очень смешно. Ты идёшь? Вместо ответа Харумаса срывается с места и бежит: севернее, на два часа, — и скатывается в выгрызенный тяжёлой техникой овраг. Песок бодро скрипит под ногами, крупные булыжники бьют в подошвы и словно бы подталкивают его вперёд. На отдалении щёлкают конечностями пауки, шелестом им вторят крылья шершней, но они далеко — и их присутствие можно игнорировать. Сейчас совсем не до охоты на эфириалов. — Что им нужно? — Эос не отстаёт, шустро перебирает ножками; его круглый живот подпрыгивает, уши треплются лентами, и это выглядело бы комично, если бы имелось настроение смеяться. — Почему она? — Им нужно, чтобы я не лез туда, куда влез, — обтекаемо объясняет Харумаса и прыгает в разрыв. Глаза на мгновение слепит. Дыхание стесняет, как если бы он глотнул стакан эфирной воды и подавился; стакан воды, в котором эфира больше, чем самой воды. А ещё это похоже на шаг в собственную тень с возможностью выбраться по другую сторону. И вот уже вокруг Харумасы — чёрные от копоти стены, и он узнаёт в них ту самую маслораздаточную, мимо которой пробегал сегодня. У центрального входа располагается датчик движения, он помнит, и Харумаса оглядывается. Знаком руки останавливает Эоса и указывает на разлом в стене. Им туда. — Рассказывай. — А Вайз отступать не намерен. Разрыв смыкается за их спинами, пенится блестящим и как будто бы вскипает по краям. А Харумаса шмыгает носом и поправляет пережавший бинтовую повязку ремень. Что же, скрываться и правда смысла не осталось: теперь Вайз имеет право знать. — Что-то происходит в каверне, прокси, что-то очень паршивое. — Харумаса выглядывает наружу, но опасности не видит. Теперь ведёт он, в обход камер и инфракрасных ловушек, а Вайз короткими комментариями корректирует его направление. Он становится отстранённым, чётко и отрывисто направляет Харумасу, и нет больше того Вайза, с которым так и не получилось найти общий язык и подружиться, есть только Фэйтон: призрак каверн, прокси, который может провести куда угодно. Профессионал, которому без раздумий получается доверить свою жизнь. Белль совсем другая. Она мягче, живее, и реагирует более эмоционально. Её приятно слушать, за её голосом хочется идти; тянуться, как за серебряной путеводной нитью — и Харумаса встряхивается, ускоряется. Он вытащит её. Чего бы ему это ни стоило. — Опыты на эфириалах. На живых, — между тем продолжает он рассказ. — Ты же умный, прокси, сам знаешь, на что это похоже. — Харумаса неприятно улыбается, но запоздало вспоминает, что его улыбку под респиратором не видно. — Слышал что-нибудь об «Этерии»? — Думаешь, они разрабатывают биологическое оружие? — присвистывает Вайз. — Будем честны, едва ли они тестируют новые прививки от бешенства для голубей, да? — кивает Харумаса. Впереди — открытое пространство. Железнодорожные пути, уже знакомый поваленный состав, охваченный коррозией и желтушно-чёрный от ржавчины. И они медлят, затихают в укрытии. У одного из вагонов одинокой фигурой виднеется человек. Он в защитной экипировке, а его лица не различить за шлемом; а ещё он вооружён Type 107-S, держит её уверенно, ему явно не впервой, и Харумасе как-то вдруг совсем не хочется с ним знакомиться. Лук против штурмовой винтовки? Извините, нет. — Интересно, — вдруг задумчиво тянет Вайз, и Харумаса вопросительно склоняет голову набок: — Ты знал, что у «Этерии» громадные долги и проблемы с кредиторами? Они на грани банкротства. — Не может быть, — хмурится Харумаса. — То, чем они здесь занимаются, требует колоссальных вложений. Очень недальновидно было бы спустить остатки бюджета на сомнительный проект. — Только если руководство не уверено в успехе. — Или они попросту идиоты. Вайз неопределённо мычит. Его сомнение оправдано: всё это выглядит странным, несколько нелогичным, — но Харумасу больше волнует другое. Тот человек у состава явно ожидает его. А ещё он очевидно не один. Харумаса вертит головой, высматривает места потенциальной засады или снайперские точки: теперь недооценивать своих противников он не станет. — Какой план? — загибает Эос ухо. — Я пробую обойти их с тыла, сниму дозорных и сам по-тихому вытащу её. Если не получится — сдамся. Но есть сложность. — Харумаса качает головой, машинально трёт ладонью костяшки пальцев и притирается к чешуе сквозь перчатку. — Я до сих пор не знаю, как попасть в их лабораторию. Только если… Да нет, тогда придётся оставить оружие. Вход должен быть. Конечно, есть ещё вариант получить информацию. — Он выразительно хрустит кулаками. — Но, если до этого дойдёт, я предпочёл бы, чтобы ты не смотрел. — «Секция 6», надеюсь, в курсе? — Нет. Слушай, ты ведь никому не звонил? — напряжённо ведёт плечами Харумаса. — Дай мне час, потом уже вызывай командира и Собезовцев. Сегодня Сет на дежурстве, если что, звони сразу ему. — Они… грозились что-то с ней сделать? — голос Вайза ломается, и Харумаса спешит успокоить его: — Нет, ничего такого! Но я должен прийти один — ну, по закону жанра, да? Сколько фильмов с такой банальщиной я видел, ты не представляешь! Эти ребята, видимо, тоже. О! — Харумаса оживляется, немного неискренне подмигивает банбу. — Прочеши свою клиентскую базу, вдруг найдём среди любителей экшена… — Я даю тебе полчаса, — игнорирует его попытку отвлечения Вайз. Жёстко припечатывает: — Но если с ней что-нибудь случится!.. — Я не позволю, — разом становится серьёзным Харумаса. — Мне остаться здесь? — Да. Присутствие прокси их не обрадует. — Он пригибается и выглядывает из-за укрытия. — Встретишь нас и поможешь выбраться. Вайз звучно вздыхает; в каждой ноте его голоса — молчаливое неодобрение, но он не спорит, и это главное. Харумаса замечает снайпера по блику оптики: здание напротив, укрытие в проломе крыши. Спустя ещё полминуты он вычленяет в монотонной серости движение — это ещё один человек скрывается за пустыми бочками с топливом. Вайз помогает и здесь: по инфракрасному излучению он определяет местоположение третьего, и Харумаса выдвигается. Того, который на открытой местности, с винтовкой, он решает оставить последним. Его же и допросить о способе проникновения в лабораторию. Харумаса прокрадывается из слепой зоны, насквозь проходит стену неподвижной эфирной пыли — аномалия пространства, в кавернах и не такое случается — и берёт в захват снайпера. Удостоверившись, что тот без сознания, он быстро проверяет карманы, но ничего полезного не находит: никаких улик, зацепок, документов; и даже нашивки срезаны, и определить, к какой фракции относится снайпер, невозможно. Они хорошо подготовились, нельзя не отметить это в очередной раз. И Харумаса сердито цыкает себе под нос, отправляет Вайзу в Тук-туке первый «+». Ни второй, ни третий солдат трудностей не доставляют, потому что охота на эфириалов, расширяющих каверны на сотни метров в диаметре лишь одним фактом своего существования, неплохо так закаляет. Охотиться на людей ничуть не сложнее. Ему бы и этот момент обсудить со своим психотерапевтом, но кому какое дело, правда? Харумаса взбирается на возвышение, целится в человека у вагона; задержать дыхание, отправить стрелу в полёт и одновременно с ней плавно выдохнуть — так учил его мастер. Главное — ранить в плечо, чтобы затруднить использование винтовки, а с остальным Харумаса разберётся. Стрел у него достаточно. Злости тоже. И тотчас же происходит несколько событий разом: во-первых, Тук-тук оповещает о входящем сообщении, во-вторых, электромагнитный импульс, берущий начало от шлема человека, прокатывается по округе и взрывает стрелу на подлёте; в третьих, сам человек круто разворачивается и, вскинув винтовку, стреляет в направлении полёта стрелы. Пули прошибают гофрированное железо, укрытие рассыпается металлической стружкой. А Харумаса цедит ругательства, срывается с места и бежит. Человек стреляет одиночными, он словно бы направляет Харумасу, а короткими очередями перекрывает ему пути к отступлению. И всё это — в обход камер Собеза. Загоняя его в слепую зону. Ох, сейчас бы помощь прокси пришлась так кстати! А Вайз шлёт ему сообщения одно за другим, телефон гудит вибрацией не смолкая — и, эй, что там у тебя происходит?! Харумасе некогда проверять. Он петляет зайцем и сам отстреливается, но большинство стрел срезаются новыми импульсами, а оставшиеся заставляют человека отступать и осторожничать. Но это не особенно спасает ситуацию. Противник продолжает давить. И в какой-то момент Харумаса ощущает толчок в спину: пуля достаёт его, но попадает в колчан. Оу, что же, живым он им не особенно-то и нужен? Неприятное открытие. Скрыться не получается — затесавшись между грузовыми контейнерами, ладонью Харумаса грубо сметает налипшие ко лбу волосы и вновь целится из лука. Дышать трудно, рана открылась, и бинты на плече засветились тёмным пятном. А человек, загнавший его в угол, надвигается. Вблизи становится понятно, что у него прочная кевларовая защита с прорезиненными вставками: даже если стрела смогла бы попасть в него, электричество нанесло бы минимальный урон. Отличные новости, просто прекрасные! Харумаса разъединяет лук и перехватывает рукояти мечей поудобнее, а человек наставляет на него чёрное дуло. Вот так оно и ощущается. Зубья капкана, окончательно дожавшие горло. Человек тоже взмокший, рассерженный: Харумаса и его заставил побегать. — Допрыгался, ищейка, — с одышкой цедит он; и он взбудоражен, предохранитель снят, а палец подрагивает на спусковом крючке, и лучше бы Харумасе не делать глупостей. Но глупости — это то, чем он занимается каждую минуту своей жизни, если верить той же Кассии. — Ладно-ладно, сдаюсь! — Поэтому Харумаса бросает оружие и поднимает руки. Плавно заводит их к шее. Поддевает кончиками пальцев ремень колчана — и разом холодеет, потому что нащупывает пустоту. Резко вспоминает, о чём именно забыл в штабе: его метательный нож остался в теле циртоидеи, а он не забрал его и даже не заменил новым. Холод разрастается, морозит кончики пальцев и гнездится в желудке тяжестью; Харумаса замирает. И в этот момент вблизи раздаётся раскатистый выстрел дробовика. Харумаса не вздрагивает, но широко распахивает глаза. Боли нет, и стреляли не в него, но сердце колотится гулко и часто-часто: он уже знает, что это означает. Что одного солдата они всё-таки упустили. И ещё кое-что… — Глянь-ка, кого поймал, — доносится незнакомый густой бас откуда-то справа. И скрежет металла, а ещё — слабый, прерывистый треск электричества. …тот факт, что камеры «Этерии» всё ещё работали, а он всё ещё не знал об их расположении. Не знал, как их обойти и не выдать не только собственное присутствие, но и присутствие Эоса. Харумаса медленно поворачивается в сторону источника звука. Он видит разорванного дробью банбу с погасшими глазами и вывернутыми наружу платами, с нитями проводов, оплавленными и чёрными в местах удара дроби, переругивающимися слабыми искрами. А затем приклад винтовки с треском врезается в его висок, и свет меркнет.