Демон моего сердца

      Маркус закрыл глаза, но за его веками не было тьмы. Всё было залито светом, он купался в свете Эшрана. То, что когда-то было холодными предрассветными лучами, теперь превратилось в свет, который согревал кожу, оживлял цветы, поддерживал живые существа, путешествуя по небу. Их магия мягко двигалась, словно нить, проходящая сквозь материал взад и вперёд, осторожно смешивая их, показывая им себя.       Когда Эшран заговорил, его голос звучал так, словно он находился очень далеко. Его голос звучал низко и мягко, когда он спросил:       — Ты выйдешь за меня замуж?       Свет проник внутрь Маркуса. Он разрастался почти болезненно, и это чувство никуда не уходило. Вопрос Эшрана, который Маркус едва ли мог осознать, закрепил свет глубоко внутри мага. Этот свет не был магией Маркуса. Он никогда не смог бы создать ничего столь сияющего, сколько бы ни старался.       Это была собственная магия Эшрана, рождённая любовью или чем-то ещё, чего Маркус пока не понимал.       Вопрос был живым существом, обещанием и предложением в одном лице. Маркус Эларн медленно, дрожа, отстранился, положив руки на плечи Эшрана Доримуса. Когда они слегка отстранились друг от друга, их лица соприкоснулись. И когда их взгляды встретились, свет внутри Маркуса обрёл форму и очертания, озарив каждую частичку его души. Назвать это прекрасным – всё равно что назвать океан голубым, а небо бескрайним, прискорбно недостаточно и трагически неубедительно.       Эшран слегка откинул волосы Маркуса, упавшие тому на глаза.       Молчание Маркуса затянулось, как будто он забыл, что вообще умеет говорить, не говоря уже о том, чтобы вспомнить, что нужно сказать.       Эшран слегка нахмурился и потёр большим пальцем то место, где всего четыре дня назад Маркуса ранила стрела. Он сглотнул и хрипло произнёс:       — У меня были… другие планы. Там должно было быть озеро и подарок, и красивая история. Я не… Там не должно было быть войны, но я много чего не продумал. Маркус очень редко по-настоящему понимал, что значит быть центром мира. Они часто говорили друг другу об этом, как бы в знак нежности, пытаясь выразить свои чувства.       Эшран заставлял Маркуса чувствовать себя важным, как будто он был центром всего для командора, и это было невероятное ощущение.       Но сейчас было по-другому. Маркус буквально чувствовал, как мир вокруг него переворачивается, пока он стоял там, не в силах вымолвить ни слова из-за вопроса, который он никогда в жизни не ожидал, что кто-то задаст ему. Кому бы это понадобилось? Кто в здравом уме захотел бы жениться на Маркусе Эларне?       Ответ стоял перед ним – мужчина, который немного неловко, нервно ждал ответа на вопрос, который затрагивал самую суть Маркуса… И всё изменил.       — В этом мире нет ничего, чего бы я хотел больше, чем сделать тебя счастливым. Быть причиной твоей улыбки. Заставлять тебя смеяться и видеть, как загораются твои глаза, потому что в них заключено всё лучшее в мире. Место, на которое я смотрю чаще всего, место, которое я считаю домом – твои прекрасные глаза.       Голос Эшрана слегка дрожал, он так сильно нервничал.       — Это эгоистично – просить твоей руки. В глубине души ты дикий, Маркус, и я бы никогда не стал держать тебя в клетке, но я… Я очень хочу. Я был бы цельным, если бы… Если бы ты стал моим мужем.       Это был грандиозный вопрос. Это было всё, что должно было заставить Маркуса запаниковать и ухватиться за эту возможность. Брак, клятвы, обещания. Кольт, обязательства, контракт, даже если смотреть на это цинично. Это было всё, чего он боялся в детстве, в юности, а потом просто как мужчина, взрослый маг с унаследованным высокомерием и самвыпествовавнным презрением. Он никогда не думал, что ему придётся принять такое решение, когда он разорвёт связи с родителями, пойдёт своим путём, неся на себе бремя проклятия, которое исключало любые подобные чувства. Проклятие, которое держало его на расстоянии и в одиночестве, но сохраняло ему жизнь.       — Ты… Ты должен что-то сказать, — произнёс Эшран с нервной улыбкой, и в этот момент он казался таким уязвимым. — Даже если ты не хочешь, это… Это совершенно нормально, я просто… Создатель, я должен был придерживаться плана. Это был хороший план, и я…       — Да.       Янтарные глаза слегка расширились, и каким-то образом Эшран стал выглядеть ещё более беззащитным, полностью раскрывшись перед магом. Он ответил хриплым шёпотом, словно слова застряли у него в горле:       — Да?       Маркус сглотнул и моргнул, по его щекам покатились слёзы, контрастируя со слабой, но искренней улыбкой — самой лучшей, на которую он был способен. Одновременно распадаясь на части и возрождаясь, он произнёс:       — Конечно, да. Ты думал… — его голос слегка дрогнул, и он встряхнулся. — Ты правда мог представить себе мир, в котором я бы сказал «нет»?       Эшран рассмеялся, слегка дрожа, и всё между ними было неустойчивым, хрупким и таким новым. Они прокладывали путь, не зная, куда он приведёт. Без света, который указывал бы им дорогу, но с тем, что они создали сами.       — Я представлял себе несколько вариантов, — сказал он Маркусу, и его карие глаза быстро забегали по зелёным. — Я представлял, как ты мягко меня отвергаешь, как ты шутишь над этим. Больше всего я боялся, что ты обидишься, но я бы… понял. Эшран закрыл глаза и судорожно выдохнул:       — У меня нет твоего света, твоего… сияния. С моей стороны эгоистично просить тебя об этом, но я не могу прожить ни минуты, зная, что мне не хватает смелости спросить.       — Эшран, открой глаза.       Когда он это сделал, руки Маркуса соскользнули с плеч командора, мягко опустились на его руки и, следуя за изгибом запястий Эшрана, обхватили его ладони. Эшран переплёл их пальцы, соединив их в пространстве между ними.       — Я собирался спросить тебя ещё в крепости. Думаю, мы оба… очень глупы.       Его слова вызвали искренний смех у мужчины, стоявшего перед ним, и весь свет внутри Маркуса засиял ярче, почти невыносимо ярко. Свет Эшрана, любовь Эшрана к нему, как осмелился назвать это Маркус. Маркус тоже слегка рассмеялся, не обращая внимания на то, как это прозвучало, насколько хрупким был его смех и как его глаза просто отказывались переставать наполняться слезами. Помогло то, что Эшран тоже немного плакал. То, что счастье и любовь между ними были непростым делом, не могло не вызывать болезненных ощущений из-за глубины и интенсивности чувств, потому что они всегда были склонны к крайностям.       — Я люблю тебя, — сказал Эшран, прижимаясь лбом ко лбу Маркуса. — Я так сильно тебя люблю.       — Я тоже люблю тебя. Больше, чем ты можешь себе представить. Эшран вздохнул, когда его губы нашли губы Маркуса, как река находит море. Их естественным образом тянуло друг к другу, их естественным образом влекло. Сердце их связи, место, где всё началось. Тонкая, как бумага, кожа когда-то порвалась и кровоточила, и они столкнулись — магия и кровь, плоть и желание, и под всем этим       Эшран любил Маркуса, любил его с самого начала.       Маркус наклонил голову, прикрыл губы и прижался к мужчине, который попросил его так, как никто другой не смог бы, который попросил его быть с ним. Он взял Эшрана за руки и наклонил голову, чтобы их губы идеально совпали. Ему нравилось, когда они могли полностью отдаваться друг другу, без притворства. Он задрожал, ощутив накал страсти, что-то прекрасное и мощное, разворачивающееся внутри него, когда язык Эшрана коснулся его языка, когда слёзы упали и смешались, океан соли и любви, и всё это переплелось между ними. Яркая и чистая эйфория, рождённая тем, что его просили, желали и нуждались в нём, как Маркус никогда не думал, и такой могла бы быть его жизнь, если бы не Эшран.       Он никогда не будет прежним, и он не жалел о потере своего прежнего «я». Он желал ему всего наилучшего, той своей версии, которая могла жить без Эшрана. Тому магу, который был полностью самодостаточен и возвёл стены, чтобы выжить. Он желал ему всего наилучшего, и они полностью расходились, чтобы никогда больше не встретиться.       — Скажи это, — попросил Эшран хриплым шёпотом, не отрываясь от губ Маркуса.       — Я выйду за тебя, — сказал Маркус, приподнимаясь на цыпочки, потому что просто не мог стоять на месте. Их руки раздались, и он запустил пальцы в кудри Эшрана, в этот густой золотистый шёлк, слишком длинный, чтобы его можно было зачесать назад, как раньше, слишком непослушный, чтобы его можно было приручить. — Я выйду за тебя. Я буду носить твоё кольцо, а ты — моё, и все будут знать. Я выйду за тебя, Эшран Доримус. Ты — тот, кто пробуждает во мне всё самое лучшее. Ты — тот, кто заставляет меня верить. Ты — тот, кто снова и снова спасает меня от самого себя. Я выйду за тебя замуж и буду твоим во всех смыслах, в которых ты меня захочешь.       Между ними было расстояние в один вдох, ничтожно мало места. Пальцы Маркуса пробирались сквозь идеальные, непослушные кудри, впитывая в себя всё, что только можно, желая запечатлеть это воспоминание в своём сердце навсегда. Запах в воздухе, то, как Эшран стоял, как он дышал, поверхностно и быстро. Следы от слёз на его неумытом лице. На его скуле медленно формировался бледный синяк, скорее всего, свидетельство их с Робером ссоры.       Выражение лица Эшрана он никогда не забудет, даже если попытается.       — Ты… Ты — это всё, — сказал Эшран, по-видимому, не в силах выразить это словами лучше, чем уже сделал, но Маркусу не нужны были слова. Внутри него был этот свет. Чистый и совершенный, белый и солнечный свет и всё лучшее в мире.       — Как и ты, любимый, — сказал Маркус, тщательно выговаривая слово, которое он никогда раньше не произносил.       Эшран улыбнулся.       — Я долго ждал, когда ты так меня назовёшь.       Маркус потёрся носом о нос Эшрана, наслаждаясь ощущением его пальцев в своих волосах, когда Эшран притянул его ближе, прижимаясь без спешки или страсти, просто желая близости и отсутствия расстояния.       — Ты это сделал? Тогда ты знаешь, что это значит.       — Да, — сказал Эшран, громко сглотнув. — Ты сказал мне начать учить эстерский, но я припоминаю, что учил его дольше, чем ты думаешь, или, по крайней мере, пытался учить. Это слово всегда мне не давалось. Я гадал, услышу ли я когда-нибудь, как ты произносишь его, и пойму ли, что… Что оно предназначено для меня. Маркус снова поцеловал его, желая показать Эшрану, как много для него значит это слово, показать, что оно предназначено только для него и ни для кого другого. Он надеялся, что Эшран сможет почувствовать этот свет внутри Маркуса, ярко-фиолетовый, как их магия. Он надеялся, что Эшран сможет почувствовать любовь Маркуса так, как Маркус чувствовал его любовь.       Их магия теперь резвилась, греясь, мурлыча и радуясь. Она была полна надежд, она надеялась на лучшее для них обоих, чего Маркус не мог до конца понять.       — Любимый, — повторил Маркус, когда воздух между ними был настолько заполнен магией, что места едва хватало, чтобы сделать вдох. — Мой любимый. Руки Эшрана скользнули вверх по его спине, переплелись и удержали, получив ответ на свою просьбу.       — Быть твоим — это больше, чем я заслуживаю.       — Быть моим, — осторожно сказал Маркус, нахмурившись. — По правде говоря, это влечёт за собой ряд проблем.       Эшран слегка покачал головой.       — Не надо. Просто… Дай мне ещё один момент, когда мы можем притвориться, что находимся в тишине, только вдвоём? Где-то, где мы одни и всё хорошо? Маркус мог бы попытаться возразить, мог бы даже как-то пошутить о том, как им повезло, что их до сих пор никто не прервал, но весь этот свет внутри него делал это невозможным. Казалось, что они действительно оказались одни, оторванные от мира и поднятые магией куда-то в облака.       — Всё, что ты захочешь, — пробормотал он, когда Эшран снова поцеловал его, нежно и медленно, превращая кожу Маркуса в жидкий огонь, а кости — в расплавленное золото. Этот поцелуй говорил о любви, превосходящей смерть, и преданности, превосходящей слова. Маркус умер бы за Эшрана, и он знал, что Эшран сделает то же самое, даже не спрашивая. Это маленькое прикосновение, губы к губам, язык, жар и прерывистые вздохи — это всё, что у них было. Они не могли продолжить, не могли погрузиться ещё глубже. Не было ни времени, ни возможности сблизиться так, как хотелось бы Маркусу.       — Спасибо, — сказал Эшран, когда они снова отстранились друг от друга, на этот раз чуть дальше, потому что нужно было подготовиться, проверить и проконтролировать бесконечные планы, чтобы свести к минимуму потери среди людей.       Нужно было о чём-то беспокоиться, переживать за друзей и детей… Маркуса и его детей.       — За что? — спросил Маркус.       Эшран вытер лицо Маркуса, проведя рукой по влажной коже.       — За то, что сказал «да». За то, что ты мой. За то, что ты такой, какой есть.       Если бы Маркус снова его поцеловал, это никогда бы не закончилось, и они оба это знали. Маркус с трудом отступил на шаг и взял себя в руки, чтобы не цепляться за Эшрана, но почувствовал себя… сильным. Целым.       — Я не знаю, — серьёзно произнёс Маркус. — Что есть люди, которые говорят такие вещи.       Эшран улыбнулся той кривой улыбкой, которую Маркус так любил.       — Я и не подозревал, что я — один из них. Тебе лучше уйти, любовь моя. Мы не будем спать сегодня, слишком много дел, но я постараюсь найти тебя в перерыве.       Ответная улыбка Маркуса была мягкой, почти застенчивой.       — Я с нетерпением буду ждать.