Демон моего сердца

      — Я не думаю, что сдаваться — было разумной идеей, — продолжил Алексер. — Ты был слишком близок к достижению цели.       — Теперь уже слишком поздно что-то с этим делать, — ухмыльнулся Робер. — Я серьёзно, Алексер. Могу ли я чем-то тебе помочь? Тебе что-нибудь нужно?       Он был не в том положении, чтобы выдвигать требования, но мог поделиться информаций, которую до сих пор скрывал, чтобы облегчить Алексеру жизнь. На самом деле, это было всё, чего он хотел, и, возможно, способ покончить с зависимостью от Пыли. Или заставить Церковь перестать использовать её, чтобы держать Стражей на коротком поводке.       Алексер долго молча смотрел на него, а затем сказал:       — В мём усмирении нет твоей вины.       Из всего, что Алексер мог бы сказать, Робер меньше всего ожидал от него этих слов.       Они никогда не говорили о том, что произошло тогда в Гавани. Возможно, стоило бы.       — Я мог бы не доставлять твои письма, — ответил Робер. — Я знал, что это опасно.       — Но ты не знал, что Астарта будет так сурова. Что она пойдёт против закона Церкви, чтобы наказать нас.       — Тем не менее, если бы я не забрал те письма, у неё не было бы повода.       — То, что ты сделал, не было правильным. По крайней мере, по законам Церкви.       — Алексер… — Робер протянул руку сквозь прутья и взял Алексера за руки. — Астарта наказала тебя не за то, что ты писал письма. Она наказала тебя потому, что думала, что ты развращаешь меня. В тот момент, когда я согласился передать твои письма твоей возлюбленной, я подверг риску нас обоих. Это была моя вина.       — Нет, это было не так, — спокойно ответил Алексер.       — Скажи мне это ещё раз, когда перестанешь быть усмирённым, и, может быть, я тебе поверю, — ответил Робер. Даже если Алексер действительно простит его, что это изменит? Прошло уже десять лет. Их жизни безвозвратно изменились, потому что он недооценил жестокость и паранойю Астарты.       Кроме Алексера и стражников, Робер никого не видел в течение следующих нескольких дней. Святой готовился повести войска в атаку на Силы Девы, у которой всё ещё оставались Старший и его валаскес. Однако он заходил к Роберу один раз. Их разговор был сухим и коротким, даже суше, чем с Эшраном, и всё же Рамар пообещал ему, что вскоре ритуал для исцеления Алексера будет проведён.       Поэтому Робер был более чем удивлён, когда увидел, как молодая женщина спустилась в темницу. На ней не было ни оружия, ни доспехов, так что она точно не была стражницей. Она остановилась перед камерой Робера.       — Привет, — женщина неуверенно улыбнулась.       — Я вас знаю? — спросил Робер. Она была магом, теперь он это понял, хотя на ней также не было мантии и посоха в руках.       — Я — Амара. Ты, наверное, не помнишь, но когда мне было десять, ты помог мне сбежать из Гавани.       Он действительно помнил её. Он помнил их всех, напуганных детей, чьи родители хотели уберечь их от Круга, и Робер слишком хорошо понимал их.       — Ты ведь уехала в Камберленд, да?       Казалось, она была счастлива, что н вспомнил её.       — Ты помнишь.       — И как у тебя там сложилось?       — Гораздо лучше, чем если бы я осталась в Гавани. Я никогда не слышала, чтобы кто-то хорошо отзывался о Круге Гавани.       Робер усмехнулся.       — Точно.       — Я просто хотела поблагодарить тебя, — продолжила Амара.       — В этом нет необходимости, я сделал это только ради денег.       — Тебе вообще не нужно был этого делать. Учитывая, что командор Астарта наказывала всех, кто хотя бы просто дружелюбно смотрел на магов, то, что ты сделал, было очень смелым поступком.       — Нет, это было не так. Мне нечего было терять.       — Что ж, ты определённо спас мне жизнь. И я благодарна тебе за это, — всё же сказала она. — Вот почему я пришла сюда, когда услышала, что тебя заключили в темницу. Я знаю, что ты работаешь на Деву, но…       — Я рад, что у тебя всё сложилось, — искренне сказал ей Робер. — А теперь тебе пора идти.       Амара кивнула.       — Спасибо, — сказала она в последний раз и растворилась в темноте.       Эта встреча потрясла его сильнее, чем он хотел бы признать. Он начал задаваться вопросом, что случилось со всеми этими детьми, только после того, как покинул Гавань.       Тогда его интересовали только деньги. Это было бол более простой, хотя и рискованный способ финансировать свою зависимость. Но тогда он не лгал Амаре. Если бы Астарта поймала его, она бы его убила, и это было бы милосердием.       Робер старался не думать об Оливии, но у него ничего не получалось. Когда она появилась у его дверей, он был без гроша в кармане и страдал от ломки. Он отправил её к Рейнару, а не к кому-то другому, только потому, что она не смогла ему заплатить.       Теодор всегда говорил ему, что это не его вина, но из всех людей, которых он отправил на смерть, эта смерть тяжелее всего давила на его сердце. В конце концов, она была дочерью его лучшего друга. Он должен был поступить с ней лучше.       Теодор и Алексер, казалось, были готовы простить его ошибки гораздо охотнее, чем сам Робер. Даже несмотря на то, что его ошибки обошлись им гораздо дороже, чем ему.       Через несколько дней после этого визита Эшран, а не Алексер принёс ему в камеру дневной рацион красного эликсира.       — Где Алексер? — сразу же спросил Робер, не обращая внимания на сладкую песню Красной Пыли.       — Сегодня был проведён ритуал, чтобы вернуть ему связь с Сумраком, — сказал Эшран, и Робер почувствовал, как у него сжалось сердце.       — Где он? С ним что-то случилось? Почему ты мне не сказал? Клянусь, если он хоть как-то пострадал…       Эшран поднял руку, чтобы остановить поток вопросов и обвинений, сделавших с губ Робера.       — С ним всё в порядке. Ритуал сработал как надо.       Сердце Робера пропустило удар.       — Тогда почему его здесь нет? — спросил он, хотя в глубине души ожидал, что Эшран ответит: «Потому что он ненавидит тебя за то, что ты с ним сделал, и больше никогда не хочет тебя видеть».       — Он спит, — ответил Эшран. Потом потёр затылок. — Мы… Я подумал, что будет лучше, если ты побудешь с ним, пока он не привыкнет снова испытывать эмоции.       Робер казался удивлённым и слегка насторожённым.       — Почему? Что, по-твоему, может произойти?       — Мы не знаем. У нас есть информация об успешных прецедентах. Но даже из того, что мы знаем… их реакция сильно различалась. В худшем случаи они могут становиться жестокими по отношению к другим и к самим себе.       — …И в лучшем случае?       — В лучшем случае симптомы не продлятся долго.       — Отлично, — сухо сказал Робер. — Значит, ты бросишь Алексера ко мне в темницу?       Эшран покачал головой.       — Мы подобрали для тебя комнату. Она будет под охраной, как и ты сам. Но на данный момент это выглядит лучшим из возможных решений.       Он открыл дверь камеры и Робер вышел.       — Я… — Эшран замялся, но потом продолжил: — Я хотел попросить прощения. За то, что не смог помочь.       — Скажи это Алексеру. Это его жизнь была разрушена.       — Твоя тоже была разрушена, — ответил Эшран. — Я обещал, что найду способ вернуть тебя на службу… Но не успел. Ты был хорошим Стражем. Лучшим, чем я.       Робоер покачал головой.       — Церковь разрушила мою жизнь. Пыль. Как и многих других. Ты мог только наблюдать. — он помолчал, погрузившись в прошлой, а затем продолжил: — Прошло почти десять лет, Эшран. Извинения бессмысленны, если за ними не следуют поступки.       — Так что ты хочешь чтобы я сделал?       — Когда всё это закончится, постарайся отговорить Церковь от насильного использования Пыли. Или усмирения. Позаботься о том, чтобы никто больше не закончил так, как я или Алексер, — Робер невесело ухмыльнулся. — Тебе достаточно такой невыполнимой задачи в качестве искупления?       — Не совсем, — отозвался Эшран с лёгкой улыбкой. — Пойдём, я отведу тебя к Алексеру.       Робер наблюдал, как Алексер спит, чаще, чем мог сосчитать, но реже, чем ему хотелось бы. Он всегда уговаривал Алексера спать больше, есть больше, работать меньше. Иногда Алексер игнорировал его, но чаще всего он потакал Роберу. Это началось задолго до того, как их жизни были разрушены.       Алексер лежал пугающе неподвижно, как и всегда. Но клеймо усмирённого на его лбу исчезло. Это давало Роберу надежду. Больше надежды, чем он испытывал за долгое время, но и больше беспокойства. Каким будет Алексер? Предупреждение Эшрана всплыло в его памяти, но Робер не мог представить, что Алексер может быть жестоким.       Робер сжал в руке свой медальон и вознёс молитву любым богам, ни в кого из которых теперь уже не верил. Он так долго хотел поступить правильно по отношению к Алексеру, но не мог избавиться от сомнений. Что, если это сделает Алексера более восприимчивым к одержимости? Что, если он будет злиться на Робера за то, что тот сделал? Что, если присутствие Робера здесь помешает выздоровлению Алексера больше, чем поможет? Что Робер вообще знал о том, как помогать людям? Может, ему стоит уйти? Даже если он не доверял Эшрану, остальные члены Братства казались ему порядочными людьми. А сам Святой был магом.       Прежде чем Робер успел развить эту мысль, он услышал, как Алексер всхлипнул. Это был такой непривычный звук, что на мгновение Робер подумал, что ему показалось. Но затем последовал ещё один всхлип, и Алексер заговорил.       — Нет… Пожалуйста… Оставь меня в покое… Уходи…       Робер сразу же оказался рядом с магом. Ему было больно от того, что одним из первых испытаний Алексера стали кошмары.       — Алексер, — сказал он, мягко касаясь его плеча. — Алексер, проснись.       — Робер? — его имя из уст Алексера прозвучало как надежда на спасение. На глаза навернулись слёзы, и он бросился в объятья Робера, безудержно рыдая.       Робер обнимал его, не зная, что ещё можно сделать. Он не хотел этого — н хотел, чтобы Алексер снова был цельным, был счастлив, мог быть счастливым. Но это… Что он мог сделать? Робер давно не чувствовал себя таким беспомощным. Поэтому он продолжал успокаивающе поглаживать Алексера по спине, надеясь, что это принесёт ему хоть какое-то утешение.       В конце концов Алексер, казалось, успокоился. Его тело перестало дрожать под руками Робера, и когда он наконец поднял взгляд на командора, лицо Алексера было красным и мокрым от слёз, но разбери его демоны, это было самое прекрасное зрелище, которое Робер видел за долгое время.       — Привет, — тихо сказал Робер. — Чувствуешь себя лучше?       Алексер слегка наклонил голову, словно ему нужно было подумать над ответом. Десять лет — достаточно долгий срок, чтобы забыть слова, которые ему больше не требовались.       — Всё так… громко. Я устал, но и… Легче. Тень… Я забыл, насколько опасна Страна Снов.       Сердце Робера сжалось от слов Алексера. Он даже не думал об этих опасностях. Придётся ли Алексеру снова проходить Испытание?       — Ты сохранил её! — в голосе Алексера было столько восторга, столько радости, что внезапная перемена сбила Робера с толку на мгновение, пока он не понял, что Алексер говорит о птичке у него на шее.       — Конечно, я сохранил её. Ты сделал её для меня.       Алексер провёл пальцами по кулону.       — Не знаю, зачем я его сделал. Но ты говорил о прошлом, а у меня остался кусок металла. Птица показалась мне подходящей, — он с тревогой посмотрел на Робера. — Ты можешь остаться здесь? Я не хочу быть один.       — Я сделаю всё, о чём ты попросишь, — отозвался Робер и увидел, как смягчилось лицо Алексера.       — Ты говорил это раньше. Когда мы только начали работать на Деву.       — Ты помнишь?..       Алексер медленно кивнул.       — Это странно. Как будто это было не по-настоящему. Всё было таким… Плоским. Унылым и бесцветным. Трупы, разбросанные по площади Гавани. Рассвет над заснеженными горами… Всё это не имело значения. Я ничего не чувствовал.       Робер резко выдохнул. Потом сказал:       — Через пару часов буде рассвет. Возможно, тебе захочется на него посмотреть. Вместе со мной.       Рассеянная улыбка — первая настоящая улыбка за долгие годы — появилась у Алексера на губах.       — Может быть.