Демон моего сердца

      Робер вёл себя на удивление послушно в плену. У него забрали оружие, и за ним следили днём и ночью, но Эшран пока оставил ему доспехи. Похоже снять их, не убив его, было невозможно. С этим предстояло подождать, пока не приедет их главный кузнец — эльфийка Дарла.       Эшран испытывал отвращение каждый раз, когда смотрел на него. Дева — это одно, но предательство Робера было личным, не только потому, что он тоже был Стражем, но и потому, что он был хорошим человеком. В глубине души Эшран хотел, чтобы Рамар убил его, и всего этого больше не было.       Реакция Дарлы на доспехи Робера была такой же, как у Тамраны на последнюю любовную балладу Камила. Пока она плясала вокруг, на губах Робера играла довольная улыбка. Но Дарла, казалось, едва замечала, что внутри доспехов всё ещё был человек.       — Работа просто потрясающая, — с энтузиазмом сказала Дарла. — Но зачарование и вовсе великолепно. Хотела бы я поговорить с тем усмирённым, который это сделал. Надеюсь, его не убили, походя?       Эшран, наблюдавший за Робером, увидел, как лицо красного командора на мгновение помрачнело, прежде чем он сказал:       — Алексер. Его зовут Алексер.       Его голос был тихим, но в нём слышалась угроза, как будто он не потерпел бы, если бы она снова назвала Алексера «усмирённным».       Дарла, казалось, заметила это, потому что ободряюще повторила это имя.       — Ты можешь снять с него доспехи, не убив его? — спросил Эшран.       Дарла критически осмотрела доспехи, просунув пальцы под них там, где детали соединялись.       — Есть ли наросты кристаллов? — спросила она у Робера.       Он покачал головой.       — Пока нет.       — Тогда проблем быть не должно, — сказала она Эшрану.       Снимая доспехи по частям, она ласкала каждую деталь, словно они были невероятной драгоценностью.       — Это действительно замысловатые и редкие руны. Я бы никогда не подумала, что у магов Гавани есть доступ к книгам, в которых они записаны.       — Нет, — ответил Робер, как будто они вели обычную светскую беседу. — Я позаботился о том, чтобы у Алексера были все нужные ему книги и материалы.       — Повезло ему, — прокомментировала Дарла, кладя ещё один образец на свой рабочий стол. — Я могла бы изучать их неделями.       — Сними рубашку, — приказал Эшран, как только Робер полностью избавился от доспехов.       Робер закатил глаза, словно говоря: «Серьёзно?», но всё же подчинился. Десять лет назад Эшран много раз видел Робера без рубашки. Он не запустил себя, в этом Эшран мог его заверить, но он стал намного жилистее, чем раньше, и его кожа неестественно отливала красным, хотя наросты действительно ещё не проступили. На шее у него висела цепочка с подвеской в виде птицы, расправившей крылья, словно в полёте. Эшрану показалось, что она выглядит смутно знакомо, но он не мог понять, почему.       — Что это? — спросила Дарла, которая тоже это заметила.       Робер сжал птицу в кулаке.       — Ничего.       — Верно, это совсем не подозрительно, — сухо сказал Эшран.       Взгляд, которым Робер одарил его, был полон чистой, неразбавленной ненависти. Это произошло так внезапно, что Эшран почти вздрогнул.       — Это руна? — спросила Дарла.       — Нет, — ответил Робер и сделал шаг назад.       — Ты знаешь, что мы не позволим тебе оставить себе что-либо, что можно использовать в качестве оружия, — сказал Эшран. Что бы это ни был за амулет, он должен был быть очень ценным, раз Робер так отреагировал.       — Это просто птичка, — отрезал Робер, — Это именно то, на что похоже.       — Нам всё равно нужно убедиться, — сказала Дарла тем же тоном, каким Эшран обратился бы к испуганному коню — Если это действиельно просто украшение, можешь оставить его себе.       Робер замешкался и посмотрел на Эшрана.       — Ты даёшь мне слово?       Эшран был не в настроении давать Роберу какие-либо обещания, после того, как тот напоил его эликсирами и отдал Ястребу, но он также понимал, что это ускорит дело.       — Даю.       Робер разжал кулак.       — Тебе нужно её повредить, чтобы проверить? — спросил он Дарлу.       Эльфийка покачала головой.       — Нет, если это действительно просто кулон в виде птички. Заклинания и руны можно найти и так.       Робер медленно снял цепочку через голову и отдал её Дарле.       — Можешь сделать это прямо сейчас? Я бы не хотел выпускать её из виду.       Дарла посмотрела на Эшрана, который в ответ лишь пожал плечами.       — Конечно, почему бы и нет, — она положила ожерелье на свой рабочий стол. — Её сделал Алексер?       Робер кивнул.       — Раньше, до того, как его усмирили, он постоянно делал бумажных птиц.       Внезапно Эшран вспомнил, почему эта птица показалась ему знакомой. Ему говорили, что именно бумажную птичку нашли среди вещей Робера перед тем, как отправить того в отставку.       — Зачем? — спросила Дарла.       — Он любил птиц. Наверное, завидовал их свободе. Конечно, он перестал смотреть на них, когда его усмирили.       Эшран не мог точно сказать, что именно натолкнуло его на эту мысль: тихий тёплый голос Робера, мягкое выражение его лица или воспоминания о Гавани, не только о бумажных птичках, но и о том, как Робер сопротивлялся, когда они арестовывали       Алексера, или, может быть, всё это вместе взятое.       — Ты любил его, — выпалил он, прежде чем успел подумать, что говорит.       Робер бросил на него холодный взгляд.       — Что ты можешь об этом знать? — его тон был резким. Он был таким пренебрежительным, как будто Робер действительно не мог представить, что Эшран знает, что такое любовь. После смерти Астарты, Эшран оставался единственным, кого Робер мог винить в том, что случилось с ним и Алексером. И в каким-то смысле он был прав. В конце концов, Эшран так и не сдержал слово, так и не смог ему помочь.       Дарла встала из-за рабочего стола и подошла к ним.       — Насколько я могу судить, это просто стальной амулет, — тихо сказала она Эшрану.       — Может быть, что-то внутри?       — Она слишком тонкая, чтобы спрятать внутри оружие.       — Но?..       — Но Алексер, судя по тому, что я видела, умело работал с металлом. Я могла бы разобрать её, просто… — она посмотрела на Робера, который с тревогой наблюдал за ними.       — Он не из тех, чьим словам стоит доверять, — сказал ей Эшран.       — Я знаю, но я ему верю. Ты сам сказал, что он любил Алексера.       Эшран ещё раз взглянул на кулон. Он был точно таким же, как бумажные птички, которые он находил среди вещей Робера. В глубине души он всё ещё чувствовал вину, потому что, если бы он был более внимателен тогда… Эшран не знал, что было бы «тогда». Но возможно, ни никогда не оказались бы здесь.       Он встал прямо перед Робером.       — Поклянись мне сердцем Алексера, что в этом кулоне нет ничего опасного или полезного для твоего побега.       — Клянусь, — сказал Робер с таким уязвимым выражением лица, какого Эшран никогда раньше у него не видел. — своей дружбой с Алексером.       — Хорошо, — сказал Эшран и протянул цепочку Роберу, который тут же взял его, пока Эшран не передумал. На лице Робера отразилось облегчение, когда он снова надел подвеску на шею. Он провёл пальцами по кулону в виде птицы, словно проверяя, не повредила ли её Дарла.       Прежде чем Эшран или Дарла успели что-то сказать, он уже стягивал с себя брюки.       — Если я пообещаю, что в них нет ничего опасного, могу я оставить исподнее на себе? — спросил Робер.