Демон моего сердца

      Алексер не мог разочароваться в Робере, только не сейчас, и он знал, что молчание между ними было именно молчанием. Но чувство вины поднялось в Робере, как морская волна, когда он посмотрел в пустые карие глаза и вспомнил, как они когда-то сияли и искрились жизнью, а затем его взгляд упал на клеймо, уродующее лоб Алексера, и он понял, что битва уже проиграна. Он должен был попытаться, даже если в ответ получит огненный шар в спину или лезвие бывшего собрата в живот. Он должен был спасти их — для Алексера.       Смирившийся и в то же время полный решимости, он потянулся, чтобы оттеснить Алексера обратно в тень.       — Оставайся здесь, — приказал он. — Если услышишь, что кто-то идёт сверху — спрячься. Если увидишь, что кто-то входит в дверь и это не маг и не я, спрячься, чёрт возьми, ты меня слышишь?       Конечно, усмирённые не были знамениты своими героическими поступками, но он не сомневался, что Алексер поймёт логику нападения на Стража — с магией или без неё — если потребуется защитить другого мага. Он подождал, пока Алексер кивнёт, пока этот душераздирающе бесстрастный голос не пробормочет своё согласие, и повернулся, чтобы выйти через чёрный ход.       Если переписка между Мирой и Алексером была глупой и опасной, то возвращение в Казематы в качестве бывшего рыцаря, когда вот-вот должно было быть исполнено право Аннулирования, было просто безумием. У Робера не было оружия. Ни меча, ни щита чтобы защищаться, и его тело по-прежнему постоянно болело из-за нехватки Пыли в венах, но у него ничего не было с собой, и уж точно не было времени искать торговца или возвращаться в квартиру Доримуса. Робер проклинал себя за то, что похоронил Теодора вместе с его украшенным солнцем щитом и храмовничьим мечом — в этот момент это оружие принесло бы Роберу гораздо больше пользы, чем Теодору. Паника окутала город удушливым туманом за то короткое время, что он пробыл с Алексерм и прятал его. Это была слепая паника ягнят, которые знают, что их собираются резать, но не имеют ни ума, ни воли, чтобы сопротивляться. Маги отступали через двор таверны в самые Казематы, загоняли себя в ловушку, потому что думали — знали! — что бежать некуда. Со своего наблюдательного пункта, спрятавшись в тени, Робер слышал крики и звон мечей, чувствовал запах молний и озона, который наполнял воздух всякий раз, когда творилась магия.       Как только Робер решил рискнуть и выйти из безопасного туннеля, чтобы собрать всех магов, которых сможет, во двор ворвалась небольшая группа рыцарей. Они выглядели скорее испуганными, чем угрожающими, но это не помешало большинству из них броситься на магов. Робер узнал одного из них, едва достигшего двадцати лет и недавно получившего рыцарское звание, — неуклюжего и косолапого паренька, с которым он подружился много лет назад, когда тот впервые пришёл в Орден. Вистан. Мальчик был в панике, его рука с мечом дрожала. Казалось, он вот-вот выпадет из доспехов, и когда Робер прошипел его имя, Вистан повернулся и посмотрел на него широко раскрытыми глазами. Ему потребовалось мгновение, чтобы узнать Робера, н он быстро огляделся и подбежал к старшему Стражу.       — Убирайся отсюда.       Вистан непонимающе уставился на него, и Робер повторил приказ. Он был мальчишкой, едва ли старше некоторых из тех, кого они собирались предать мечу. На руках у мальчика никогда не было крови, и Робер не мог позволить ему начать с убийства всех невинных магов Круга.       — У нас есть приказ, — прошептал парень в ответ. — Рыцарь-командор… Великая Настоятельница… — Вистан замолчал, оглядываясь через плечо на своих товарищей рыцарей, которые гнали перепуганных магов дальше в Казематы, которые, скорее всего, должны были стать их могилой. — Я не знаю, что делать, Робер.       Он выглядел таким юным. БЫЛ таким юным в тот момент, что Робер потянулся за мечом парня. Он знал, что Вистан вступил в Орден, потому что хотел защищать магов, этот наивный маленький глупец. Он не мог позволить Вистану сделать это.       — Отдай мне свой меч и убирайся отсюда. Ты не хочешь этого делать. Ты не такой. И хотя он почти ожидал, что Вистан окажет сопротивление, Робер счёл за удачу, что мальчик не был рыцарем достаточно долго, чтобы потерять человечность, когда меч осторожно вложили в его протянутую руку. Он мотнул головой в сторону туннеля и велел мальчику хватать всех магов, которых он увидит на пути, и убираться с ними к чёрту.       Робер сомневался, что ему так же повезёт с другими Стражами, с которыми он столкнётся, но, по крайней мере, одним магом, которому он мог навредить, стало меньше — и одним ребёнком, которого мучило бы чувство вины и ненависти к себе за то, что он выполнил приказ рыцаря-командора. Перехватив поудобнее взятый взаймы меч, Робер тихо последовал за другими Стражами через двор в тюрьму. То, что он увидел внутри, едва не сбило его с ног.       Почти десять лет обучения и службы в Ордене и все последующие месяцы на улицах дали Роберу свою долю сражений и крови, но того, что он увидел в Казематах, было достаточно, чтобы ему захотелось развернуться и бежать через катакомбы, умоляя дать ему столько Пыли, чтобы просто забыть этот момент. Пол был усеян телами юных магов, большинство из которых ещё не были изувечены — просто дети, у которых не было ни единого шанса против рыцарей-Стражей в латных доспехах и с Пылью. Там было несколько закованных в броню тел, которые, как он знал, принадлежали рыцарям, замороженным или сожжённым отчаянными попытками юношей защититься с помощью магии. Робер был уверен, что Первый Чародей добрался до одного из них, и его раздавленный труп с огромной силой отбросило почти к дальней стене, но тел Стражей было гораздо меньше, чем их подопечных магов.       Он опоздал. Алексер послал его спасти других его братьев, верил, что Робер сможет это сделать, но он пришёл слишком поздно. Он потерпел неудачу. Даже те рыцари-Стражи, за которыми он последовал внутрь, которые почти не колебались, прежде чем лишить жизни магов, всё ещё находившихся во дворе, дрогнули при виде этого зрелища. Некоторые из них выругались, кто-то срывал шлемы и их рвало у стены. Однако за пределами зала Робер слышал голоса и крики, которые эхом разносились по внутреннему двору. Он протиснулся мимо всё ещё напуганных рыцарей, которые по большей части не обращали на него внимания, и прошёл дальше в глубину Казематов. В зале было ещё больше тел, на этот раз в основном Стражей, а также прах демонов и искорёженные тела одержимых, Загнанные в угол маги обратились к запретной магии, в которой их обвиняли ещё до этого.       Рыцарь-командор противостоял Ястребу и его отряду разномастных наёмников, которые выглядели окровавленными и уставшими. Робер понял, что они, как и он сам, пытались защитить магов, но не смогли.       Позади Астарты стояли оставшиеся члены Ордена. Их руки лежали на рукоятях мечей. И Эшран тоже стоял рядом с ней. И поскольку Робер, похоже, был мастером находить новые уровни глупости, когда дело касалось магов, он спустился по ступеням во двор и встал рядом с Ястребом. Без доспехов и не имея опыта обращения с этим конкретным мечом, он должен был сразиться со всем орденом — старыми друзьями и товарищами, а также врагами. Робер просто надеялся, что кто-нибудь найдёт Алексера и позаботится о нём. Защитит его. Он надеялся, что Алексер узнает, что он хотя бы пытался всё исправить.       Последовавшая за этим битва не была похожа ни на что из того, что Робер когда-либо видел. Даже когда Доримус в последнюю секунду перешёл на другую сторону, наконец-то открыв глаза на безумие рыцаря-командора, и приведя за собой остальных членов Ордена. Меч командора, сияющий, пел для него взлетая в воздух. Он обладал силой, которой Робер никогда не видел. Это была чистая монолитная Пыль, только алая, сияющая кроваво-красным. Она гладила его как любовника, пока он, казалось, не стал дышать для неё. А она — для него.       Голос рыцаря-командора разлетелся по площади:       — Блаженны те, кто стоит перед развращёнными и нечестивыми и не дрогнет. Она зачитывала Песнь Благословения, когда все вместе они начали оттеснять её назад. Она была безумна, более чем любой из старых, изломанных Пылью Стражей, которых Робер видел уходящими из Ордена, больше, чем он сам был в свои худшие дни, когда время теряло значение, а мир полностью превращался в боль.       А затем она отшатнулась от них, вызывая к Создателю, и сама её кожа начала светиться, потрескивая, как будто странный красный минерал её меча находился и внутри неё, и сиял сквозь её плоть и глаза. Астарта взвыла, падая, её тело застыло и всё ещё напевало ту ужасную призывную музыку, когда она у всех на глазах превратилась в кристалл. Её труп превратился в сияющую алым статую и затвердел.       Робер не ожидал, что переживёт этот бой. И уж точно не ожидал, что ему позволят уйти вместе с Ястребом. Они с наёмником не разговаривали, просто обменялись кивками — благодарности, горя, понимания — прежде чем расстаться. У Ястреба было много дел, с которыми нужно было разобраться, учитывая, что рыцарь-командор была мертва, а война на улицах, скорее всего, только начиналась.       Когда он проскользнул в подвал того же дома, то не сразу увидел Алексера, и его сердце упало в пятки. Всё, чем он рисковал, всё, что он сделал — только для того, чтобы Алексера нашли и утащили, возможно, мёртвого, в переулок или грязную подворотню? Он позвал усмирённого, не в силах сдержать панику в голосе и приглушить треск. Не получив ответа, он крикнул снова, прежде чем услышал, как его имя тихо произносят ровным тоном. Раньше он ненавидел это, но в тот момент голос Алексера, даже бесстрастный и медленный, был самым прекрасным звуком, и Робер обнаружил, что сжимает молодого мага, давясь сухим всхлипом вины и облегчения, вырвавшимся из его горла, когда он уткнулся лицом в мантию Алексера и крепко его обнял.       — Я в порядке, Робер, — услышал он, когда руки усмирённого обхватили его за плечи и крепко прижали к себе в ответ. — Ты защитил меня.