Демон моего сердца

      - И я знаю, каково это – быть вырванным из любящей семьи и запертым, с тюремщиками, которые могут делать с тобой всё, что им заблагорассудится, когда им вздумается, без каких-либо последствий за причинённый ущерб и знаю ужас, который они сеют среди всех, к кому прикасаются. Мы заперты со своими насильниками на годы, а не на месяцы. Мы были первыми, с кем так поступили, так что что бы ни случилось с каким-либо Стражами … что ж… именно созданный вами порядок стал причиной того, что с вами сделали.       Эшран не ответил. Он просто молча уставился в потолок, потому что на самом деле не мог сказать ничего честного, что могло бы это опровергнуть. Это было в целом точное описание, и оно казалось таким знакомым. Он ухватился за другое.       - Мне не нравится верховная настоятельница. Эта женщина… Она… Она… Какое растение самое бесполезное? Репа? Нет, репу можно есть. Что может быть бесполезней репы?       - О, Создатель, она самая мокрая из всех мокрых тряпок, которые когда-либо намокали, да.       Маг даже усмехнулся из-за этого странного товарищества, которое возникло между ними в эти минуты. Это было самое странное, что они оба видели за долгое время.       - В прошлый раз ты спрашивал о Пыли. Полагаю, это было потому, что ты пытался понять, что делать с… этим.       Он многозначительно указал на одеревеневшее от боли тело Эшрана.       - Мой «пассажир». Да. Я подумал, что, может быть, если я избавлюсь от Пыли, это разорвёт нашу связь. Демон говорит, что мы связаны. Подразумевается, что Урел заставил нас быть вместе и что он в такой же ловушке, как и я… Но… Чем меньше Пыли я принимаю, тем сложнее его контролировать. Это делает меня более восприимчивым. Но чем больше Пыли я принимаю, тем более он… смирный… я должен перестать думать самостоятельно и просто подчиняться, руководствоваться приказами и верить всему, что мне говорят… и тогда мне останется только ждать своей болезненной и долгой смерти. Я чувствую себя расколотым пополам, и я НЕНАВИЖУ это.       - Чего ты хочешь от меня? - Эхри не в первый раз задавал этот вопрос, но у Эшрана по-прежнему не было ответа.       - Ну… Какое-то время я действительно хотел, чтобы ты меня убил. Но теперь, когда во мне снова проснулась жажда жизни, я думаю, что хотел бы выжить. У меня нет никаких доказательств того, что я не буду связан с этой штукой после смерти… Это было бы не очень приятное развитие событий.       - Хм. Думаю, это хорошо, потому что я почти утратил желание тебя убить. По крайней мере, за то, что было сегодня. Ты мне всё ещё не нравишься, но мне не нравятся многие люди. Я уверен, что ты это переживёшь.       - Я не… Ты не мог бы как-нибудь помочь мне проснуться? Совсем чуть-чуть? Дело в том, что если я вырублюсь, то в конце концов начну кричать. Я могу себе представить, что после того, что случилось, демон очень зол и только и ждёт, когда я засну, чтобы добраться до меня, - ему становилось всё труднее удерживать глаза открытыми.       Эхри посмотрел на него, не выказав ни капли сочувствия к его просьбе, а затем просто покачал головой.       - Иногда тело должно исцеляться и восстанавливаться самостоятельно. Магия может сделать не так много, чтобы не вызвать осложнений. Если я исцелю тебя ещё раз, ты уже окажешься без сознания. Если не исцелю, что ж… Я целитель. Я не настолько жесток. Так что… Спокойной ночи.       Эшран попытался возразить, но исцеляющая магия уже омывала его. Он выгнулся и попытался отстраниться, не ожидая такого, но это было всё, что его тело могло вынести. На него опустилась тьма, и он перестал существовать. Когда Эхри закончил, он встал, слегка пошатываясь, и равнодушно накинул на лицо спящего Стража старое одеяло, чтобы не смотреть на его, пока он будет заканчивать уборку в своей лечебнице. Всякий раз, когда кто-нибудь входил и спрашивал его, что случилось, он говорил правду. На него напали Стражи. Ну, по большей части правду.       Когда Эшран открыл глаза и увидел чистилище, в котором он каждый раз просыпался в этой сиреневой клетке, его ждала совершенно новая пытка. В шоке и замешательстве он поднялся с камней, которые обычно были твёрдыми и холодными. Теперь они ощущались горячими, они были расплавленными, и от пола исходили волны жара. Он чувствовал его сквозь броню… Пламя нагревало его доспех… Кожа, которая соприкасалась с металлом, начинала покрываться волдырями, и он ничего не мог с этим поделать, нигде не мог от этого спрятаться. Он заёрзал, пытаясь двигаться, пытаясь уменьшить площадь своего тела, подвергающуюся воздействию жара. Башня горела? Они подожгли башню, чтобы уничтожить демонов?! Он сгорит вместе с ними! Внезапно раскалённые до красна прутья клетки превратились в стены пламени, вынудив его отшатнуться. Лужа крови в центре клетки дымилась, пузырилась, как кипящее масло, шипела и потрескивала, высыхая и растрескиваясь. Казалось, что сами камни начинают плавиться от жара. Эшрану ничего не оставалось, кроме как кричать, чувствуя, как он начинает поджариваться в своих доспехах. Запах горелого мяса ударил ему в нос, и дым начал заполнять комнату, проникая в его лёгкие, заставляя кашлять, задыхаться и чувствовать головокружение. Края его блестящей брони начали чернеть и приобретать радужные маслянистые оттенки по мере того, как она раскалялась. Он чувствовал, как внешние слои его кожи начинают пузыриться и отслаиваться. Острое фантомное жжение и губокая боль от активации и прижигания нервов одновременно были чем-то слишком ужасным, чтобы это можно было описать. Время остановилось, застыло на месте, а жжение, мучения и удущье продолжались, продолжались и продолжались вечно. Всегда. Минуты, дни, недели, месяцы, годы. Это никогда не заканчивалось, никогда не ослабевало, никогда не прекращалось. Здесь не было такого понятия, как время, никогда не было и никогда не будет. «Нет».       По комнате разнёсся тихий голос, он окутывал всё вокруг с неотвратимостью быстрой смерти. Внезапно, после того как его существование превратилось в сплошную агонию на протяжении непостижимого количества времени, комнату окутала тень. Из-за неё огонь тускнел и гас, ярко-жёлтое пламя опустилось и стало похоже на тёмно-красные угли, готовые вот-вот погаснуть. Всё окутала холодная тьма, и комнату наполнил пар, тяжёлый и липкий, как утренний туман. Тёмная вода сконденсировалась на каждой поверхности, и камни, которые были почти расплавлены, теперь снова замёрзли, и в кои-то веки это было долгожданной передышкой, даже несмотря на то, что всё покрылось слоем воды. Успокаивающая ледяная вода поднималась вокруг его обожжённой брони и обгоревшего тела, просачиваясь в каждую трещинку и складку.       Окутывая и обволакивая его нежным одиночеством, глубоким до костей усталым принятием неизбежной безнадёжности всего этого. Эшран едва заметил, как вода поднялась над ним, погребая его в своих бездонных глубинах, утягивая его в водяную могилу, из которой он мог никогда не выбраться.       Затем, казалось, на всё вокруг опустилась тяжесть, но эта тяжесть была другой. Это была отчётливая физическая тяжесть. Она была почти умиротворяющей, сонной и всепоглощающей. В отличие от тёмной воды, которая пыталась утащить его на дно, эта тьма опустилась на всё вокруг, и когда она унесла Эшрана, это было настоящим облегчением, а не просто прекращением пытки. Затем Эшран крепко и глубоко уснул снова по-настоящему уставшего человека.