Демон моего сердца

      Он больше не был Робером. Всё, что делало его Робером, исчезло. Робер был глупым рыцарем-стражем, который думал, что может улучшить жизнь магов, принося им сладости и добрые улыбки. Робер был человеком, который думал, что может свести мага и его девушку, передавая письма, и его никогда не поймают. Робер был жалким глупцом и слабаком, который влюбился в мага, наблюдая за тем, как тот влюблён в свою жену, и из-за этого их обоих жизнь отъебала по полной. Всё, что было Робером, сгорело под пронзительной песней эликсиров в его костях и крови, а того, что осталось от обугленных останков, едва хватило, чтобы стать кем-то другим.       Робер проснулся от грубого грохота, голосов матросов и торговцев, потянулся в своём скрюченном положении под лестницей в доках. Боль в костях, обожженных эликсирами, была нестерпимой. И ему не помогло то, что он ночевал в сырых переулках и под лестничными пролётами. Это боль чуть не свалила его с ног, когда он попытался сесть. Боль была знакомой, хотя и усиливалась с каждым днём. Но это была Гавань, и спать дольше нескольких часов за раз было небезопасно – если он вообще мог заснуть без боли или кошмаров, не дававших ему продохнуть и заставлявших кричать. Опасно было даже просто оставаться на одном месте слишком долго. Обычно он не спал большую часть ночи, наполовину для того, чтобы обезопасить себя от банд и работорговцев, которые наводняли улицы города, когда гасли огни, а наполовину для того, чтобы уловить какие-нибудь обрывки случайных разговоров из которых можно было узнать где подзаработать.       Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как его внезапно выгнали из Ордена, может быть, полгода. Как только шок и ужас прошли, он принялся искать новую работу, зная, что уже на следующее утро его пальцы начнут трястись без эликсира. У него было достаточно денег, чтобы переночевать в таверне, но он предпочёл более дешёвую и грязную дыру в стене на окраине Нижнего Города, чтобы сэкономить как можно больше. Орден позволил ему забрать свои скромные пожитки, копию его «Песнопения Света» и кое-какую одежду на следующее утро у ворот. Его щит и меч остались у них, поскольку он больше не имел права владеть ими во имя Церкви. Потеря их жгла сильнее, чем он хотел признать.       В стопке одежды Робер нашёл три пузырька эликсира. Этого должно было хватить на три дня, если попытаться растянуть, а то и больше. Он задумался, кто их подложил, не те ли двое, что встретили его у ворот, новобранцы, к чьим лицам он не мог подобрать имена. Он хотел спросить их об Алексере, но промолчал, слишком трусливый, чтобы услышать ответ, если бы они согласились его дать. Он грубо поблагодарил их и развернулся. Робер не знал, сколько глаз было приковано к его спине, как быстро распространилась весть о его уходе, о том, что он предал Орден, но он чувствовал на себе тяжесть взглядов, когда шёл, высоко подняв голову, насколько позволяли его дрожащие плечи.       Для опозоренных Стражей не предполагалось ни пенсии в виде эликсиров, ни денег. Он мог бы получить работу даже с такой репутацией, но эликсиры были совсем другим делом. Люди просто так не бросали их принимать. Пыль обвивала своими ядовитыми корнями глотки Стражей и их внутренности, проникая в костный мозг, пока они не разучивались дышать без неё. Вот почему Стражей, просто уходивших в отставку, приходилось осторожно подпитывать Пылью до последнего вздоха, они умирали, обезумев от её запаха, от её вкуса в своих сердцах, но по крайней мере спокойные, ограждённые от боли и ломки. Стражи не могли просто уйти, и большинство из тех, кто предпринял попытку, умерли в корчах и криках. И быстро нарастающее сопротивление внутри Робера было очевидным свидетельством его зависимости. Существовали способы достать эликсиры – Пыль, как её прозвали на улицах – не будучи Стражем. Церковь в значительной степени контролировала торговлю, но им самим тоже приходилось делать закупки. Были утечки, оседавшие в сундуках уличных банд. Были хищения. Там, где что-то продавалось легально, всегда существовало десять способов достать это в обход закона, если только ты мог найти нужных людей, подкупить нужных людей или ограбить нужных людей. Это был бы вариант, если бы у него не осталось другого выхода. Если бы он не смог справиться с ядом самостоятельно. Перекатывая свои драгоценные три флакона в дрожащих руках, Робер задался вопросом, сможет ли он пойти на такое.       Элискиры были коротким поводком, на котором Церковь держала своих Стражей, и даже если бы он умолял на коленях, пресмыкался бы перед несчастным рыцарем-командором Астартой и её проклятым псом Ходером, если бы это вернуло ему их благосклонность, он хотел освободиться от цепи. Он ничего не мог сделать, чтобы вернуться в Орден, и он знал, что они хотели, они были бы рады знать, что он будет голодать и мёрзнуть на улицах, измотанный и обезумевший от ломки. Он хотел доказать, что эти ублюдки ошибаются. Робер решительно сжал кулаки. «Никогда не позволяй этим ублюдкам наступить тебе на горло».       Городская стража постоянно нуждалась в новых кадрах. Улицы Гавани на всех уровнях, от чопорного Верхнего Города до мрачного и затхлого Нижнего были наводнены бандами по ночам и карманниками днём. Поток беженцев с Алкарона, стремившихся скрыться от нашествия Сумрачных Тварей, постепенно превращался в наводнение по мере распространения слухов о разрушениях. Казармы городской стражи в крепости виконта также решили бы проблему с жильём, по крайней мере, на какое-то время. Робер приступил к работе, как только солнце поднялось достаточно высоко, и он оделся должным образом. Капитану стражи Эвольду, казалось, наскучили его обязанности, и он не был впечатлён результатами тренировок Робера, особенно когда тот сообщил, что не может сам обеспечить себя щитом и мечом. Капитан выглядел так, как будто собирался немедленно выгнать его, но стража недавно потеряла нескольких бойцов в стычке с работорговцами, и капитан неохотно положил контракт на стол.       Дрожь в руках Робера переросла в судороги, нескоординированные и непроизвольные спазмы, из-за которых он выронил взятый напрокат меч во время спарринга. Флаконы с эликсирами, которые он прятал на груди, обжигали кожу, напевая ему песню, которую не слышали другие. Это искушение заставило Робера прикусить ладонь, чтобы не выхватить флакон и не выпить его залпом, не проглотить вместе со стеклом, просто чтобы пение и дрожь прекратились. Он знал, что это только начало, и поэтому делал лишь маленькие глотки, когда не мог больше выносить головную боль и шум голосов, когда не мог заставить себя встать с койки и пойти в патруль. Трех флаконов не могло хватить надолго. Ему нужно было стараться лучше, если он хотел навсегда избавиться от этого яда. Новая служба была слишком скучной, чтобы служить достаточным способом отвлечься. Обходить дома, проверять грузы, сражаться с городскими группировками, бандитами и ворами, которые были сущей ерундой по сравнению с магами, которых ему приходилось уничтожать по приказу Ордена. Время от времени они натыкались на мага крови или эстерского чародея, и рыцарская подготовка Робера давала о себе знать, заставляя его товарищей-стражников благоговеть. Какое-то время ему было приятно, что на него снова смотрели как на что-то важное, как на кого-то достойного. Но Роберу нужно было что-то более сильное, чтобы отвлечься от дрожи и пронизывающей до костей боли, из-за которой ему было трудно вставать с койки. Раньше он целыми днями лежал пластом в своей постели в рыцарских казармах, а теперь ему приходилось заставлять себя подниматься из-за страха потерять работу, и боль была невыносимой, он то и дело спотыкался на ходу.       Когда через месяц после его ухода из Ордена иссяк последний флакон, холодный ужас сковал желудок Робера. Вот и всё: рискнуть всем и, возможно, умереть, пытаясь это сделать, или найти другой путь и крепко привязать себя к этому поводку.       Каждый день на этой неделе Робер просыпался с большей болью, чем предыдущим утром. Он едва мог подняться с кровати, не говоря уже о том, чтобы выполнить свои обязанности. Отчаяние могло завести человека так далеко, и его отчаянное желание оставаться сильным шло на убыль. Последней каплей для капитана гвардии стало то, что Робер чуть не упал в обморок на вечернем обходе Верхнего Города, когда на него накатила волна тошноты, за которой последовала агония. Его напарник Рейт был раздражён, но не удивлён, когда ему пришлось тащить Робера обратно в казарму на спине и просто с ухмылкой швырнул его на койку.       - Возьми себя в руки, парень! – прорычал капитан Эвальд из-за двери рано-рано следующим утром, пока Робер бился в лихорадочном кошмаре, одеяла прилипли к его скользкой от пота и озябшей коже. – Ты меня слышишь?! – капитан наклонился ближе, когда не получил ответа. – Приведи себя в порядок, или завтра окажешься на улице. Мне всё равно, кто и как тебя обучал, если ты не можешь выполнять свою работу – тебе здесь не место!       И он оставил Робера дальше барахтаться в собственных страданиях. Несколько часов спустя у Робера появился ещё один нежеланный посетитель. Джавен был на подъёме в Городской Страже, в основном за счёт сомнительных средств – не то чтобы у Робера было много возможностей судить кого-либо в данный момент, лёжа в припадке на грязных простынях. Джавен шумно жевал яблоко, усевшись на край койки Робера, и ухмылялся ему сверху вниз. Он уронил второе яблоко на грудь Робера, внезапное давление даже от такого маленького предмета на его чересчур чувствительную кожу заставило бывшего рыцаря ахнуть и отпрянуть, у него не было сил сделать что-либо для собственной защиты и он просто зашипел.       - Я знаю, что тебе нужно, - Джевен ухмыльнулся, слишком близко наклонившись к лицу Робера. – Тебе нужно немного голубой Пыли, бывший Страж, или ты сдохнешь. Я видел, как это бывает.       Стражник выглядел чересчур радостным от перспективы увидеть, как могущественные рыцари ордена разваливаются на части и умирают. От возможности увидеть, как Робера постигнет та же участь. Робер знал, что этот парень был мелочным ублюдком, но это не помешало ему затаить дыхание, когда Джевен наклонился ещё ближе, и обдав его паром от несвежего дыхания закончил:       - Я знаю, где ты можешь достать немного. За определённую цену.