Демон моего сердца

      Когда «невинные» отступники оказывались схвачены и доставлены в Казематы, он делал всё, что мог, чтобы попытаться облегчить им вступление в Круг. Если у него была такая возможность. Он даже иногда пытался стать преградой между ними и усмирением, когда они особенно не заслуживали наказания, но у него не всегда получалось.       На самом деле Робер был прав – всё зависело от того, кто держал клеймо в тот или иной момент времени. Эшран обнаружил, что почти невозможно остановить Ходера, если тот выбрал мага для усмирения, и Эшран знал, что не может рисковать навлечь подозрения этого человека на себя, поэтому он просто взваливал эту вину себе на плечи, когда видел очередного невинного усмирённого мага, и терпел это, как мог. Он сказал себе, что ничего не может с этим поделать. Он был всего лишь капралом, у него не было власти сверх той, что ему дал его лейтенант.       Что у него действительно было, так это уважение, вера и верность его рыцарей, потому что когда Эшран Доримус задумывал что-то, это делалось быстро, чисто и абсолютно точно. Не говоря уже о том факте, что он приобрёл некоторую репутацию за то, что усмирял опасных магов. Никто ещё не сказал ему этого в лицо, но он слышал за спиной разговоры о том, как Эшран Доримус великолепно расправляется с магами. О том, скольких он обезвредил или убил.       Он НЕНАВИДЕЛ эти сплетни. Вне настоящей битвы, если не было необходимости защищать себя или других, он ни разу хладнокровно не убил «невинного» мага или кого-либо ещё. Его подчинённые могли ныть, ругаться или жаловаться, и он мог не нравиться им лично, возможно они не хотели бы выпивать с ним в таверне, как с Робером, но он был действительно хорошим капралом, и все они это знали. Эшран отрабатывал свою должность настолько, насколько это было возможно.       Он вёл опасную игру, но Эшран знал это и был готов. Он не только сохранил расположение Ходера, но и своим упорством заслужил ещё три встречи со своим рыцарем-командором. Каждый раз, когда он встречался с Астартой лицом к лицу, это было для него благословением и проклятием, потому что ему действительно очень, очень нравилась эта женщина.       Она была сильной и стойкой, и она казалась такой неукротимой, такой бесстрашной, но в то же время она была разумным руководителем, она всегда помнила, за что выступает Орден, и поддерживала его членов в меру своих огромных возможностей.       Эшран так сильно хотел верить в неё, что решил, что просто будет это делать. Она не дала ему никакой причины сомневаться в ней, на самом деле… если говорить откровенно… она, казалось, воплощала всё, что ему когда-либо нравилось в идее быть Стражем. Единственной причиной его колебаний по отношению к своему командору была полная секретность, которая, насколько он мог судить… была делом рук Ходера.       И это всё растущее количество успокоенных внутри Круга.       Астарта безоговорочно доверяла Ходеру. Это была ошибка или осознанная позиция?       Эшран не знал.       Четвёртый раз Астарта позвала его к себе в кабинет в тот день, когда на его плечи возложили дар и награду за усилия. Она назвала его человеком, который умножает силы Ордена в Гавани и активом, который заслуживает более обширного применения. Эта похвала уже была для него наградой, и в то же время огромной ношей, и он знал, что был абсолютно неподходящим человеком, чтобы нести её. Это был глупый, абсурдный подарок. Но он получил его, и собирался использовать наилучшим образом из возможных.       Рыцарь-капитан.       Он – рыцарь-капитан. Рыцарь-капитан Эшран Доримус.       Это даже звучало просто смешно.       О чём она вообще могла думать? Все рассуждения, которые он прокручивал в своей голове, чтобы утвердиться в мысли, что её намеренья были искренними, а логика здравой, рассыпались вдребезги перед этим единственным решением.       Какой здравомыслящий человек посмотрел бы на двадцатилетнего, измученного боевой болезнью, истощённого кошмарами, недосыпающего, безнадёжно испорченного, вспыльчивого капрала и подумал: «Это мой новый рыцарь-капитан»?       Никто бы так не поступил. Никто, если бы только у него не было бы для этого особых причин. Эшран был очень хорош в шахматах и стратегии. Он мог сказать, когда кто-то использовал долгоиграющую тактику, даже если не мог видеть, чему эта многоходовка была призвана служить. Он предположил, что, возможно, она ожидала, что Эшран Доримус покажет себя более молодой версией её любимого Стража Франса Ходера.       Потому что на бумаге, скорее всего, именно так это и выглядело. С тех пор, как он возглавил проект по искоренению подпольной магии в Гавани и её окрестностях, число заключённых в Круге увеличилось на тридцать процентов, а набор Стражей вырос почти вдвое. Все видели Стражей, активно насаждающих порядок, и были либо по понятным причинам напуганы, стараясь укрыться от их внимания, либо восхищены и жаждали помочь. Капрал Доримус доказал, что он способен добиваться результатов, и ему не обязательно было делать это с передовой. К тому моменту он редко присоединялся к какой-либо из своих охот лично. Эшран был занят в кабинете, просматривая доклады, выискивая признаки той единственной отступницы.       На что был бы способен рыцарь-капитан Доримус?       Эта должность открывала перед ним так много новых возможностей… Она давала ему доступ к стольким секретам…       Однако она не помогла бы ему вернуть его единственного друга в Казематы.       Они пришли за Робером посреди ночи. Тяжёлый стук в дверь пробудил его от полупьяного сна после крепкой браги, которой он накачал себя накануне, пока руки не перестали трястись. Алкоголь всё ещё струился по его венам. Двое его братьев по оружию стояли в дверях комнаты. Вторая кровать была пуста, как это часто бывало в последние дни. Без слов и объяснений они схватили его за руки и потащили, в одной ночной рубашке, через всю казарму в кабинет рыцаря-командора.       Она ждала там при всех регалиях, несмотря на поздний час, и её голубые глаза торжествующе сверкали, когда его бросили к её ногам. Стопка знакомых писем аккуратно лежала на её столе, и Робер мог бы застонать, будь у него меньше здравого смысла или больше алкоголя в крови.       Алексер НЕ СЖЁГ письма от Миры.       - Рыцарь-капрал Робер де Шавон, - начала она своим властным голосом, и звук этого голоса заставил Робера вздрогнуть. – Ты слишком долго позорил Орден Стражей, и, наконец, у нас есть доказательства, чтобы что-то с этим сделать, - она усмехнулась и подвинула письма к центру стола.       Робер был слишком пьян и слишком зол, чтобы вести себя разумно. Он зарычал на неё, он кричал, что это всего лишь письма, просто глупые любовные послания от глупого парня к его ещё более глупой девушке снаружи. Возможно, это стоило выговора, гауптвахты, какого-то двойного наряда на Испытаниях или патруля на кладбище, но она не могла ВЫШВЫРНУТЬ его из-за этого.       А затем Ходер вышел из тени и положил на стол бумажную птичку. Его бумажную птичку, которую он спрятал в своей комнате. Положил её на стол и развернул, чтобы показать слова всем присутствующим.       «Я люблю тебя. Всегда твой. Алексер».       И что бы он им не кричал, это ничего уже не меняло. Алексер не любил ЕГО, он любил свою девушку. Робер был всего лишь проклятым почтовым голубем. Но его крики остались без внимания. Астарта ровным голосом огласила бумагу о его отставке.       - Ты стал непредсказуемым и опасным для Ордена. Твоя зависимость от эликсиров очевидна и слишком серьёзна, это отмечалось много раз. Ты, Робер де Шавон, позоришь сияющую лилию и меч милосердия, и я освобождаю тебя от твоих обязанностей.       Она протянула ему бумагу, и Робер бездумно сжал её в кулаке, оглядывая комнату безумным взглядом, готовый броситься на кого угодно. Он бился в руках Стражей, когда они перехватили его, крича и не веря своим ушам, и бумажная птичка упала со стола, её растоптали кованые сапоги.       Робер растерялся и ослаб, глядя на неё, смятую и испачканную подошвами, и силы бороться вытекли из него так же быстро, как нахлынула недавняя ярость. Два Стража решительно вывели его из кабинета Астарты к наружным воротам.       - Робер? – услышал он вдалеке голос Теодора, доносившийся из коридора казармы, и оцепенело обернувшись увидел, что одна из сестёр по оружию удерживает его, на честном лице Теодора был написан неприкрытый ужас. Затем конвоиры завернули за угол, и Теодор исчез из вида.       А потом они просто вышвырнули его наружу, и Робер остался беспомощно смотреть на закрытые двери Казематов, служивших этому городу Кругом Магов, и ощущать ветер открытого мира на своей спине.       Очевидно, Робера поймали с письмом от его мага кому-то из Гавани. Это было пустяком, даже на фоне нарастающего противостояния с подпольем и растущей со всех сторон подозрительности. Эшран видел эти письма и знал, что они даже не были зашифрованы ни одним из выявленных им шифров, в них не было ничего подозрительного. Это были просто письма. От одного влюблённого другой, тоскующей по нему. Это было крошечное отступление от правил, которое легко простить двум людям, у которых нет другой возможности видеться друг с другом и есть огромное желание общаться. Никто никогда не обвинил бы Робера в том, что у него было мягкое сердце, но он умел сострадать, чего не хватало очень многим Стражам в этом месте.       Робера исключили из Ордена, а того мага успокоили ещё до того, как Эшран узнал, что произошло, и, конечно, он ничего не мог с этим поделать, потому что дело было уже сделано.       Эшран провёл одну ночь один в их общей комнате. Он вообще не спал той ночью, он не мог заставить себя даже попытаться. Вместо этого он работал. На следующий день ему выделили новое помещение в офицерском корпусе. Всё произошло так быстро, что у него закружилась голова.       Так много вещей происходило одновременно, что он едва успевал их замечать. Сначала стали исчезать новобранцы-Стражи. Они пропадали на несколько дней, а затем появлялись с подозрительными оправданиями или вообще без оправданий. Некоторые так и не возвращались.       Эшран был встревожен этим, и многие новобранцы, казалось, боялись, возлагали вину на офицеров и сожалели о вступлении в Орден. Они перешёптывались между собой, придумывали страшилки, чтобы попытаться объяснить, что происходит в их рядах. Этим сплетням нужно было положить конец.       Во-вторых, стали ходить слухи об отступнике, который открыл лечебницу в трущобах, но никто не мог назвать точного места. Эшран планировал проверить этот слух. Если это был настоящий целитель, то он не мог поручить кому-то из своих людей заняться этим. Настоящие целители были слишком редки и слишком ценны, чтобы рисковать причинить ему вред.       В-третьих, оказалось убито несколько рыцарей-ветеранов, и многие другие ветераны требовали возмездия и наказания для неизвестных убийц. Нужно было срочно провести расследование и привлечь виновных к ответственности, чтобы успокоить волнения.       Наконец, Гавань наводнили беженцы, спасавшиеся от Сумеречного Нашествия, накрывшего Алкарон, и это был дополнительный сгусток хаоса, растревожившего муравейник и, возможно, источник большей части преступлений, которые происходили теперь повсюду. Ходили слухи, что Нашествие закончилось и у Алкарона появился новый король, но похоже это ничего не меняло для множества людей, сбежавших на другое побережье.       У Эшрана была своя работа. И он как обычно старался делать её как можно лучше.