Демон моего сердца

      - Ты становишься слишком дружелюбным с этим магом, - начал Эшран в качестве приветствия однажды утром, когда Робер спускался вместе с ним в общую столовую.       Робер и так был в дерьмовом настроении из-за того, что прошлой ночью ему пришлось присутствовать при неудачном Испытании, он едва поспал из-за свежей крови, которую ему пришлось очищать со своего меча, и из-за того, что предчувствовал страдальческие взгляды магов, которые будут направлены на него в столовой.       - Какой маг, Доримус?! – рявкнул он, прежде чем смог совладать со своим гневом. – Их довольно много поблизости. Мы находимся в Круге магов, если ты не заметил! Тут полно магов! Тебе придётся быть немного конкретнее!       Глупый, глупый, глупый… - прошипел его внутренний голос, когда суровое выражение лица его соседа потемнело от неприкрытого гнева. Все знали, что Доримус был маленьким любимчиком Ходера, последнее, в чём он или Алексер нуждались, так это в привлечении к ним ещё большего внимания, и всё же он был здесь, плюющийся слюной в Доримуса, словно бык, покорно приходивший в ярость при виде красной тряпки.       Доримус шагнул к нему, теперь он стоял вплотную к его лицу, положив руку на ворот его нагрудника и удерживал Робера на месте, пытаясь заставить его слегка присесть. Эшран был широкоплечим и мускулистым, но Робер был немного выше, что заставляло другого рыцаря пытаться выровнять эту разницу, если он хотел порычать Роберу в лицо.        - Маленький алхимик, Робер, - процедил Эшран. – Тот мальчик, Алексер.       Услышав это имя из уст Доримуса, Робер почувствовал, как закипает кровь.       - Тебе нужно следить за собой. Твоё расположение к нему было замечено. Ходер недоволен, и лучше тебе прекратить это сейчас.       Робер схватил Эшрана за ворот в таком же жесте и наклонился так, что они почти соприкоснулись носами. Он был ужасно близок к тому, чтобы занести кулак и врезать соседу по его самодовольной симпатичной алкаронской физиономии, если бы не опасался, что за драку их обоих бросят в камеру на срок до трёх дней, и Робер совсем не хотел терять это время впустую. Он должен был отнести очередную порцию писем Мире.       - Ты угрожаешь мне, Доримус? – зарычал он низким и опасным голосом.       Эшран не дрогнул.       - Я тебя просвещаю.       Толкнув другого Стража плечом так сильно, как только осмелился, ровно настолько, чтобы отбросить его на несколько шагов назад и убрать к демоновой бабушке со своего пути, Робер безмолвно зарычал и развернулся, желая покинуть это место, прежде чем он сделает что-то, о чём быстро начнёт сожалеть. Нечто неконтролируемое и необратимое.       - Не знал, что разговаривать с магами теперь стало преступлением наподобие магии крови, - громко сказал Робер, продолжая идти дальше уже в одиночестве, и не обращая внимания на Эшрана, оставшегося стоять, стиснув зубы, где-то позади. Он обернулся через несколько шагов и развёл руками, указывая на своих братьев-рыцарей, которые в благоговейном страхе остановились, наблюдая за этой склокой. – Полагаю, тогда вам придётся запереть нас всех, не так ли, ребята? Понадобится совершенно новая тюрьма, только для Стражей, которые, разбери это всё демоны, РАЗГОВАРИВАЮТ с магами.       Он не передавал Алексеру никаких писем и вообще не навещал его в течение двух недель после этого. Робер кипел от ярости и холодел от страха, он не хотел случайно сорваться на своём подопечном или его жене. Он пил свои эликсиры, адекватно выполнял свои обязанности, играл в карты с Теодором, игнорируя его вопросительные взгляды и периодические попытки завязать разговор про Алексера, избегал отчаянного и разочарованного лица, наблюдавшего за ним из цветочной лавки возле таверны.       Но Робер не смог бы вечно избегать Алексера и Миры, даже если бы захотел. Его тянуло к магу, как мотылька на пламя, и предательский голос прошипел, что Доримус был совершенно прав, подозревая его, когда его глаза проследили за нежным изгибом губ Алексера, и он позволил магу вложить в свои ждущие руки ещё одну стопку писем, ещё одну бумажную птичку в полёте. Ещё одну проклятую бумажную птичку, из тех что всегда ломали его, и глаза Алексера смотрели на него так, что он никогда не мог сказать «нет», несмотря на все тревожные сигналы, бьющие в его голове, несмотря на то, что теперь он точно ЗНАЛ, что за ними наблюдают, и несмотря на то, что он не хотел доставить этим двоим ещё больше неприятностей.       Получив письма, Робер обычно старался как можно быстрее покинуть Казематы, не желая, чтобы его застали с ними за пазухой – он бы понятия не имел, как всё это объяснить. Но на этот раз он остановился возле казармы, прежде чем отправиться к выходу, и забрал бумажную птичку оттуда, где она лежала, прижатая к его бешено колотившемуся сердцу. Это были птицы, которые несли любовь Алексера на своих крыльях. Если бы он сохранил одну для себя, это ведь никому бы не повредило, так? У Миры теперь были десятки маленьких птичек, которые он отнёс ей вместе со стопками писем, ничего не станется, если она не получит одну. Робер был чертовски близок к тому, чтобы поцеловать маленькую бумажную поделку, прежде чем понял, насколько это глупо, и просто аккуратно засунул её в свой экземпляр «Песнопений», между «Песнью благословений» и «Песнью познания». Чтобы не потерять.       Если Мира и удивилась отсутствию своей маленькой птички, когда он принёс ей письма, она ничего не сказала, хотя с любопытством переводила взгляд с пачки писем на Робера и обратно. Прежде чем он успел отвернуться, она схватила его за руку и окликнула по имени:       - Сэр Робер…       Робер знал, что так и не представился ей. Его немного взволновало, что Алексер, должно быть, говорил о нём в своих письмах.       - Не могли бы вы передать Алексеру кое-что от меня? – тихо спросила она, и Робер фыркнул, приподнимая бровь, потому что разве не ради этого он рисковал жизнью и конечностями? Мира посмотрела на него и тихо вздохнула, нехарактерно переступив с ноги на ногу. – Кое-что… другое.       Робер не мог представить, что маленькая цветочница попросит его пронести что-то более компрометирующее, чем письма, которые он уже носил, и поэтому он легко пожал плечами. Он оставался спокоен, пока её рука не двинулась вверх по его руке. Пока Мира не обошла свой лоток и не вошла в его пространство. Его разум полностью застопорился.       Мира положила одну руку ему на плечо, а другой обхватила его шею сзади, осторожно запустив пальцы в его длинные тёмные волосы, а затем потянулась, чтобы приблизить своё лицо к его лицу.       Робер застыл в шоке и лёгком испуге, когда девушка поцеловала его в щёку, задержавшись ещё на мгновение, прежде чем отступить на цыпочках и полностью его отпустить.       - Передашь ему это? Пожалуйста? От меня?       Ответа не последовало. Робер стоял, прикованный к месту, с отпечатком её губ на своём лице, с призрачным ощущением пальцев на своей руке. Он смотрел на девушку, разинув рот, целую минуту или две, прежде чем развернуться и броситься прочь от неё, игнорируя её тихие ругательства и отчаянный оклик по имени за спиной. Мира явно проклинала себя за то, что перешла границы дозволенного, за то, что, возможно, разрушила хрупкую связь, которая держала из троих вместе.       Робер двигался как сомнамбула всю дорогу до Казематов. Алексер не ожидал его, не тогда, когда он только что доставил письма, и не хотел – не должен был – передавать ему никаких сообщений, пока Мира не прочитает его послания и не напишет ответы. Но у него БЫЛО сообщение, и ноги сами понесли его в лавку алхимика, и Алексер приветствовал его мягкой улыбкой, которая снова подогрела остывающие угли страха в его груди. Алексер выглядел обеспокоенным, он притянул Робера за руку поближе к стойке с зельями и спросил, всё ли с ним в порядке, всё ли в порядке с Мирой и почему у него такой вид, как будто он увидел привидение.       - У неё для тебя послание, - неожиданно для себя пробормотал Робер. – У твоей девушки.       Лицо Алексера стало ещё более обеспокоенным.       - Она хотела, чтобы я тебе кое-что передал.       Робер подошёл ближе, прижимая Алексера к полке таким образом, который казался ему ужасно неправильным после многих лет обещаний магам, что они ничего не должны ему за услуги. Но это было другое. Это было для Миры, и для Алексера, и он был просто… Он был просто страницей, на которой написали письмо. Он был бумажной птицей, несущей их любовь.       Робер оглядел комнату и выглянул за окно, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, только они двое, что снаружи тоже нет ни Стражей ни магов. Робер наклонился к Алексеру так близко, как только мог. Маг всё ещё стоял в кругу его рух, но не оцепенел, только затаил дыхание и глядел на Робера своими добрыми, выразительными глазами. Они стояли достаточно близко, чтобы их дыхание смешивалось, их лбы соприкоснулись, прежде чем Робер наклонился чуть ниже и легко, как пёрышко, коснулся губами мягкой кожи на щеке Алексера. Он задержался там и услышал, как дыхание Алексера с тихим свистом покинуло лёгкие, руки мага поднялись, чтобы удержать Робера на месте, и там, где они коснулись его, кожа рыцаря запылала.       Алексер попытался повернуть голову, как будто собирался сорвать поцелуй Робера – поцелуй Миры с губ Робера! – своими губами, когда Робер, наконец, пришёл в себя и осторожно отстранился, высвобождаясь из горячей хватки Алексера и отступая от стенда. Он почувствовал, что Алексер следит за ним взглядом, любопытным и тёплым. Робер откашлялся и поправил броню.       - Собственно, вот, - он сам испугался того, как хрипло прозвучал его голос. – Она хотела,чтобы я передал тебе это.       Алексер улыбался ему, и внезапная застенчивость в изгибе губ, которую Робер никогда не замечал, заставила его с новой силой почувствовать, как он хотел этого.       - Я могу ответить ей сейчас, если хочешь? – предложил он, откидываясь спиной на полку, и на этот раз Робер покраснел до ушей, неловко кашлянул и покачал головой в безмолвной отрицании.       Алексер на мгновение забеспокоился, что они разрушили то, что было между ними, одним поцелуем, но Робер отмахнулся от его попыток что-то сказать с несколько фальшивым смешком и сказал, что принесёт ему больше писем Миры через несколько дней, когда она напишет свои ответы. Поколебавшись у выхода из лаборатории, он обернулся и добавил, что, возможно – ВОЗМОЖНО – у него будет и другой подарок.       Оставив Алексера глупо ухмыляться, Робер ушёл твёрдым солдатским шагом, хотя ему хотелось бежать так быстро, как только позволяли ноги. Он не потрудился постучать, когда подошёл к двери Теодора, зная, что сегодня у того выходной и что он уже должен был вернуться от своей Амбры из борделя. Хотя его друг вздрогнул от неожиданности при внезапном появлении Робера и от той прыти, с которой протолкнулся в комнату, он не стал ему мешать, и только проследил взглядом, как Робер сел на его кровать и уткнулся лицом в подушку. Робер произнёс слова, которые звенели у него в ушах и в груди, позволил грубой ткани приглушить их, и услышал, как Теодор вздохнул в шаге от него.       Теодор присел на край кровати, чувствуя себя так, словно пытался соблазнить свою маленькую дочь съесть овощи.       - Ты драматизируешь, Робер, - мягко пожурил он и положил руку на плечо своего товарища. – Что такого могло случиться, что ты решил вести себя как ребёнок?       - Я влюблён в него, - повторил Робер, поднимая голову с подушки. – Алексер. Я… Я влюбился в Алексера.       Слова повисли в воздухе, тяжёлые от яда их подтекста, и Теодор замолк. Он знал, конечно, он знал, но слышать, как Робер осознаёт это и признаёт вслух, было совершенно другим. Он погладил дрожащую спину своего друга, надеясь, что это хоть немного его утешит. И сказал вслух:       - Демоны.