Демон моего сердца

Это чувство заставило его оцепенеть. Эликсир всегда успокаивал его мысли и давал почувствовать себя непобедимым и сильным. Но что-то сломалось. Когда эликсира долго не было, ему начинало казаться, что он разваливается на части. И это по-прежнему работало как раньше. Но эликсир также ощущался как крючок, который вонзили ему в горло, за который его мог тянуть… кто угодно. Любой. То, что «они» требовали от него в обмен на дозу эликсира… всё ещё вызывало невыносимый стыд. Эти воспоминания жили внутри него, как жуки, зарывшиеся под кожу, закопавшиеся в его плоть и извивавшиеся в его внутренностях. — Робер. Робер как раз подносил свою порцию к губам, когда Эшран заговорил. — Давай поменяемся? Он протянул полную порцию своему расхлябанному соседу, глаза которого тут же расширились от удивления, и соблазняюще повёл флаконом в воздухе. — Что? — брови Робера нахмурились, взгляд был полон подозрения. Эшран опустил глаза на его наполовину пустой флакон, вместо того, чтобы поддерживать зрительный контакт. — Я знаю, каково это — не получать свою дозу. У тебя болит голова, верно? Это поможет, — он снова кивнул на свой эликсир. Робер недоверчиво уставился на него в ответ. — Болит голова?! Мой кровоточащий мозг, кажется, вот-вот расплавится у меня в черепушке и вытечет через уши. Это то, что ты называешь «головной болью»? Если это так, то да, у меня чертовски разболелась голова. Как ты догадался? Несмотря на сарказм, его голос вибрировал от напряжения. — Ну, возможно, это просто проявилась твоя яркая индивидуальность, а может быть мне подсказали птички за окном, — Эшран сухо фыркнул в ответ. — Также могли сказаться эти крики, грохот и швыряние предметами. — Что? Моя яркая личность недостаточно приятна для тебя? Я не вижу, чтобы ты пытался завязать разговор. Принеси мне ленту, и я заплету тебе волосы. За этим занятием мы можем поболтать о хорошеньких дамах и сожрать десяток модных городских пирожных. Эшран нетерпеливо смотрел на него, сожалея, что вообще завёл эту тему. — Ты хочешь поменяться или нет? — О, я хочу! Я просто не могу понять, почему ТЫ этого хочешь, — он лениво покрутил в пальцах свой полупустой флакон. Пожав плечами, Эшран потянул руку с флаконом обратно. — Всё в порядке. Я просто привык к меньшему. Мой старый Круг не давал нам так много. На самом деле, мне столько не нужно, но если ты не хочешь… — Так, подожди минутку, я этого не говорил, — Робер хищно наклонился вперёд, его глаза жадно впились в наполненный флакон, прежде чем вернуться к Эшрану. Затем он пожал плечами, не желая упускать такую возможность. — Если тебе не нужно… что ж, нет причин даром тратить драгоценный эликсир. Давай его сюда. Теперь он протянул свою ополовиненную дозу более чем охотно. Они поменялись, и Робер вернулся на свою половину комнаты, всё ещё полностью сосредоточенный на сокровище, которое держал в руках. — Тебе лучше не подавать виду, что ты не принимаешь полную дозу, — сказал он. — Ну, мало ли что. Впрочем, я не тот, кто стал бы жаловаться. Эшран взял полупустой флакон и поднёс его к губам под таким углом, чтобы жидкость быстрее проскользнула в горло и языка не коснулся вкус. Он быстро опрокинул эликсир в себя и проглотил, прежде чем у Робера появился шанс расспросить его об этом. Он с трудом сдержал дрожь, когда Пыль попала в его желудок и мгновенно впитавшись, потекла по венам. Закрыл глаза, когда его захлестнула волна силы, пронеслась через него и вопреки тому, что было раньше, заставила его внутренности сжаться в судороге. Как что-то могло быть таким замечательным и в то же время вызывать у него такое отвращение? — Может быть… Эм…. Может быть, мы могли бы продолжить меняться так каждый день. Пока тебе не вернут твою дозу. Я не возражаю. Мне… Не очень нравится эта штука. Он мог не сомневаться, что Робер одарил его очень странным взглядом, даже не поворачиваясь, чтобы увидеть это. — Доримус, ты глупый утёнок, ты знаешь это? Но да, конечно. В любое время. А сейчас тебе нужно поспать. Ты выглядишь так, словно стая бродячих котов запустила когти в твои прелестные кудрящки и таскала тебя по городу как свою игрушку. — Создатель, Робер… Откуда ты вообще берёшь эти сравнения? Клянусь, я не понимаю тебя половину времени, — Эшран поморщился от его совета, но растянулся на своей кровати, прижавшись спиной к стене, как делал это последние три ночи. — Это значит, что ты выглядишь дерьмово, и я тушу лампаду, чтобы больше не смотреть на тебя. Что Робер и сделал без дальнейших колебаний, и они оба устроились на ночь. На тумбочке у Эшрана лежали книга и огарок свечи, которые он использовал, чтобы занять себя, когда его сосед по комнате засыпал, и таким же был его план на сегодняшний вечер. Но пока он лежал в темноте, ожидая, пока дыхание его товарища замедлится и тот погрузился в глубокий сон, его собственные налитые свинцом веки постепенно закрылись, и он остался лежать как лежал. Голод грыз его, как будто какой-то падальщик запустил свои челюсти в его кишки, чтобы рвать и теребить его плоть. Жажда заставляла всё его существо нестерпимо желать чего-нибудь, чего-нибудь жидкого, во что он мог бы окунуть язык и смыть ощущение песчаной пыли, покрывавшее его. Взгляд Эшрана остановился на тёмной, густой, застывшей луже, которая растеклась по каменным плитам в центре розоватого магического барьера. В его сознании вспыхнула картина, как он ползёт на четвереньках, как следом приходит холодный, неприятный, металлический привкус отчаянья, как кровь размазывается по его губам. Всё его тело содрогнулось, затряслось от отвращения, когда он осознал, что именно ему только что хотелось сделать. Он попытался отвернуться, чтобы больше не видеть эту жидкость, чтобы не чувствовать этого искушения. Его фантазии были бесконечной чередой, никогда не отступавшей цепочкой образов, и он начинал путаться, что из этого было реальностью, а что видением. Что, по крайней мере, приходило ему в голову само, а что насылала проклятая магия крови. Всё, что он мог делать, это… терпеть. Пока за ними не придёт помощь. Они должны были придти. Конечно, братья не бросили бы их тут. С этой надеждой была проблема. Неоспоримые доказательства её несостоятельности вперемешку с постепенно затухающей верой. Дело, наверное, было в зловонном запахе, исходившем от трупов, которые составляли ему компанию во время досуга. Те мёртвые Стражи и маги, которые лежали повсюду вокруг него в торжественном зале Урела, которые уже не будут спасены, которые надеялись также, как и он. — Для тебя нет надежды, мой сладкий. Такой лакомый кусочек я бы никогда не отдал. Он захныкал и поднял руки, чтобы закрыть лицо. Затем его пальцы поднялись ещё выше и зарылись в волосы, до боли сжимая их, пока он пытался спрятать лицо в руках, как будто это могло его защитить. — Тебе не спрятаться. Ты знаешь, что это правда. Мы будем едины. Связаны. Как любовники, разделим твоё тело. Ты сдашься. Мы наполним тебя, мы будем упиваться твоим миром и будем пировать, как никогда раньше. Это будет великолепно. Ты не сможешь нам отказать. Мы — неизбежны. Когда голос демона прохрипел это ему в ухо, Эшран почувствовал вокруг себя множество рук, пальцев, когтей. Призрачные ласки, которые не могли быть реальностью. По крайней мере, они не были физическими. Он мог видеть, что в клетке с ним никого нет, но он чувствовал эти прикосновения и дёргался, и отшатывался от каждого из них, но только попадал в объятья новых рук и когтей. — Нет… нет! Я отказываю тебе!.. — его голос был таким слабым, в горле всё ещё было сухо. — Я никогда не соглашусь…. — Правда? Думаешь, ты сможешь? — ощущение бледных рук, холодных, как руки мертвецов, скользящих по его груди, касавшихся его кожи, как будто его броня вообще не была преградой. По его спине скользили чьи-то нечеловеческие, похожие на звериную шерсть волосы, чей-то капюшон прижимался к его затылку. Эшран захныкал громче и попытался вывернуться из хватки этиз ледяных рук. — Я думаю, что нет. Я думаю, ты знаешь свою цену. Ты знаешь, когда сломаешься. И ты знаешь, какую хочешь получить награду. Ты цепляешься за такие печальные, жалкие надежды. Отпусти их. Прими неизбежное. Тебе отсюда не выбраться. Тихий, безнадёжный всхлип вырвался из его горла, потому что он знал, что это правда. Для него не было надежды. Отчаяние разрасталось внутри него, переполняло его, выплёскивалось наружу, как из старого дырявого бурдюка вода, просачивалось сквозь ослабленные швы и потрескавшиеся нити. — …нет… Я… нет… Я… не уступлю… тебе. Его попытки произнести слова превратились в душераздирающие рыдания, которые сотрясали всё его тело, и он был настолько ошеломлён, что даже не почувствовал, как эфирные пальцы погрузились в его плоть, вдавливаясь глубже, проникая в него, сжимая его лёгкие, лишая воздуха, сдавливая его сердце. Тук. Тук. Ощущение того, что его сердце изо всех сил пытается биться в этой хватке, вывело его из ступора, и он судорожно вздохнул. Тук. Тук. Эшран хватал ртом воздух, как тонущий пловец, голова которого на мгновение вырвалась на поверхность воды. Он брыкался в демонической хватке, опутавшей его тело, пытаясь вырваться. Тук. Тук. Следующий отчаянный удар его сердца сопровождался ослепительным мерцанием синего, и молодому Стражу удалось набрать в лёгкие достаточно кислорода, чтобы ещё раз прокричать: — НЕЕЕТ! Я ОТРЕКАЮСЬ ОТ ТЕБЯ! Руки, сжимавшие его сердце, превратились в когти и начали потрошить его изнутри, и он снова обнаружил где-то глубоко внутри себя силу бороться за свою жизнь, снова сражаться за свою душу. Итак, он кричал и боролся. Он боролся до последнего дюйма всем своим телом. Он собирался сражаться до последнего вздоха. Для всех тех, кому он был дорог, но с кем не мог заставить себя встретиться лицом к лицу, даже написать письмо, для своих родных, для своих родителей, для своей семьи, он не мог сделать меньшего, чем бороться до самого конца. Для них, если не для себя.