Демон моего сердца

Чудовищный город-Гавань не был похож ни на одно место, которое Эшран когда-либо видел раньше. Конечно, молодой Страж не слишком много путешествовал, и его прошлый опыт ограничивался фермой, лесом, озером и, возможно, несколькими экскурсиями в столицу Алкарона в юности. Этот перечень, правда, можно было дополнить двумя годами в Башне на Санкристе, где его образование значительно превзошло уровень «обычного» опыта Стражей. Он вполне мог предположить, что существовали Стражи, которые никогда не видели настоящих одержимых, не говоря уже о том, что им когда-либо приходилось сталкиваться с настоящим демоном, вызванным в материальный мир. Очевидно, было множество Стражей, которые не знали, какого это, подвергаться пыткам и смотреть на пытки, быть на грани безумия от количества крови и внутренностей твоих друзей, разбросанных вокруг, и знать, что это делают те, кого ты должен защищать. Очевидно, было достаточно много Стражей, которые не вздрагивали от неожиданного прикосновения или звука и не просыпались от кошмаров с криками, с пеной ужаса у рта, и которых не приходилось возвращать в реальность как для их собственной безопасности, так и для безопасности всех вокруг. Теперь эти простые идеи о мирном существовании Стражей казались Эшрану совершенно немыслимыми. Для него они были как причудливая, невинная мечта наяву, которая была глупой и наивной до такой степени, что при мысли об этом у него начиналось подобие нервного срыва. Не помогало и то, что его предыдущий рыцарь-командор с Санкриста приказал ему держать свои переживания при себе и не распространяться о том, что произошло. Он не знал, известно ли рыцарю-командору Гавани о причине его перевода сюда. Возможно, ей было всё равно. Он ещё даже не видел её. Этот местный рыцарь-командор, казалось, передал повседневное командование своему окружению и мало вмешивалась в будничные дела. Он направил все усилия на принятие своего нового окружения и знакомство с тем, как устроен здешний Круг. Казематы. Даже название вызывало у него очень специфичное чувство. Это была линия, проведённая на песке. Это была граница, высеченная из камня и обрамлённая цепями. Существовать в Казематах означало полностью осознавать близость плахи, петлю, которая затягивалась на твоей шее, ожидая момента, чтобы затянуться и сломать её. Это осознание предназначалось для обитателей Круга: как магов, так и Стражей. Было понятно, что здесь Стражи были теми, кто держался за другой конец верёвки. Это понимание пришло с облегчением, которое смешивалось с чувством вины, хотя за этим небольшим чувством вины также скрывалась куда большая вина. Потому что Стражи существовали, чтобы защищать магов от мира и от самих себя, но он сам увидел, какими могут быть эти маги. Был ли каждый маг в отдельности опасен? Да. Несомненно, Но были ли все маги такими безвольными, чтобы поддаться демонам и запретной магии? Их действительно было так легко соблазнить? Был ли каждый из них не более чем бомбой замедленного действия? Как это происходило на самом деле? Был ли маг вообще человеком с самого начала? Как мог настоящий человек с настоящими человеческими чувствами, мыслями, моралью и бьющимся сердцем… как он мог быть способен на такую… бесчеловечность? Эшран не мог ответить ни на один из этих вопросов. Не сейчас. В последнее время так много мелочей давило на его разум. Он чувствовал, что его неуклонно давят всё сильнее и сильнее, пока не стал удивляться, что всё ещё может дышать. Как он мог всё ещё стоять с прямыми плечами и держать на себе вес всей этой кирасы? Иногда он ловил себя на мысли, что, возможно, капитан корабля действительно выбросил его за борт в море по пути сюда, как он угрожал. Может быть, всё это было просто отчаянной предсмертной грёзой, которая развеется, когда его лёгкие наконец лопнут под толщей морских вод? Как он всё ещё мог продолжать дышать, когда вся эта тьма скопилась у него над головой? Здесь, в Городе Костей, днём и ночью его окружали товарищи-Стражи. До сих пор его командир лейтенант Ходер каждый день навещал его с отеческой улыбкой на устах. Капрал его подразделения был на удивление внимателен, проверяя его состояние и навыки каждый день, что тем более удивляло, учитывая, что этот человек, по-видимому, находился под арестом, пока его не приставили к Эшрану в качестве соседа по комнате и наставника. И всё же Эшран чувствовал себя совершенно одиноким, отделённым от стада тем, что с ним сделали, тем, как его психика была выпотрошена и освежёвана. «Ты всегда был один, просто ты никогда раньше не ныл по этому поводу». Эшран поморщился от этого голоса, то и дело напоминавшего ему о реальном положении вещей. Обычно это происходило, когда он начинал забываться и забывать, кто он такой, что сделал, откуда пришёл. Начинать думать, что здесь он просто один из Стражей и находится на своём месте. С измученной покорностью он прижал ладони к глазам, тяжело опустился за маленький столик на своей стороне их общей комнаты. Тёмные тени под его глазами начинали болеть, как настоящие синяки, и он так устал… Это был его четвёртый день здесь, и Эшран отправился в Церковь раньше обычного, на вечернюю мессу. Он надеялся, что успокаивающие объятья Девы станут бальзамом для его души. То, что он на самом деле там обнаружил, скорее растревожило не закрывшиеся раны. Здешняя церковь была совсем не похожа на крошечную часовню, которая стояла в деревне, где он вырос. Ему рассказали, что архитектура старой части города сохранилась со времён имперского владычества, и надо сказать, что его мысли по этому поводу были двойственны. Маленькая частичка фермера внутри него, которая каким-то образом сумела пережить его собственное «испытание», абсолютно ненавидела это место. Страж в нём нашёл обещание безопасности в массивных тюремных стенах «Круга», силу и стабильность в голубых эликсирах «Пыли», которыми его ежедневно снабжал квартирмейстер. Теперь, казалось, проявилась третья часть его личности, где-то между деревенским мальчиком и Стражем, которую ему никогда раньше не приходилось наблюдать. Возможно, он хотел служить в Церкви, остаться здесь навсегда. Это было больше и чище, чем служить ей в качестве Стража. Возможно, это была настоящая причина того, почему он когда-то надел орденский плащ. Это была та его часть, которая знала Песнопение Света наизусть. Часть, которая хотела верить, что во всём есть смысл, в каждом деянии кроется замысел Создателя. Часть, которая каждую ночь становилась на колени возле кровати и возносила молитву Создателю о спасении его израненной души. Когда он стоял там, в этом огромном, вычурном и совершенно недружелюбном церковном зале и смотрел на эти нависающие над головой статуи, которые, казалось, смотрели прямо на него, он не чувствовал себя замеченным. Нет. Он не чувствовал успокоения. Здесь не было просветления и милости Создателя. Не было мягкого взгляда Девы, улыбающейся ему с любовью и пониманием. Всё, что он чувствовал была… пустота. Нет, это было не совсем так. Не пустота. Он чувствовал себя… преданным. Забытым. Потерянным. Он чувствовал себя таким заблудившимся, брошенным в густом тёмном лесу… Таким злым… и таким исполненным отчаяния. Вероятно, не помогало и то, что он по-настоящему не спал с тех пор, как ему угрожал капитан того корабля. Он потерял счёт тому, сколько дней прошло с этой ночи. Он также не хотел разрушать новую дружбу, которая, казалось, крепла между ним и его непочтительным соседом по комнате. Эшран как раз думал об этом, когда словно подчиняясь потоку его мыслей, дверь в комнату распахнулась, и внутрь ворвался Робер де Шалон. Он захлопнул дверь за спиной с такой силой, что Эшрану захотелось залезть на стену у себя за спиной, чтобы не столкнуться с его вращающимися в воздухе руками. — Задница Создателя, Робер! — Эшран крепко прижался к стене и долгое время держал руки перед глазами, пытаясь заставить сердце не выпрыгнуть через горло. — Цыц! Вытащи палку из задницы, сосед. Я не собираюсь тебя кусать. Робер закатил глаза, глядя на Эшрана, затем снял перчатки и беззаботно бросил их на стол на своей стороне комнаты. Они с громким стуком упали не на стол, а на пол. Робер, не обращая на это внимания, принялся дёргать ремни своей кирасы. — Ты слышал, о чём говорил Герольд в столовой? Он такой осёл. Все эти новобранцы едят из его жирных рук, он это знает. Робер с отвращением покачал головой. Эшрану потребовалось больше времени, чем он хотел, чтобы вернуть себе контроль. Он глубоко вздохнул и задержал дыхание, заставляя себя отойти от стены и заставить ноги перенести его вес через комнату, чтобы помочь Роберу расстегнуть доспехи. Всё это время он молча считал в обратном порядке от десяти, пытаясь успокоить бешено колотившееся сердце. Его руки дрожали, когда он расстёгивал застёжки на плечах другого мужчины. Эшран пытался скрыть это, двигаясь быстро и как можно более деликатно, пока срывал металлические пластины и переносил их на манекен, который стоял тут же рядом. В комнате их было два, и на другом уже висели собственные доспехи Эшрана. Эшран понятия не имел, о чём говорил Робер, потому что на самом деле он не ходил в столовую ужинать этим вечером. Он не был голоден. — Ему нравится слушать собственный голос. Ответ показался ему достаточно универсальным и побудил Робера продолжить разглагольствовать ещё несколько минут, пока они готовились к отбою. Эшран, уже переодевшийся в ночную одежду, вскоре сел на кровать, отводя глаза, пока Робер раздевался и натягивал свободные штаны. Затем капрал принялся рыться в коллекции бутылок на своём столе в поисках какой-нибудь, которая не была бы пуста. Прежде чем они успели устроиться поудобнее, в коридоре снаружи послышался топот сапог и стук в дверь. Робер подскочил, чтобы открыть дверь, поспешно получил от Стража-курьера вечернюю порцию эликсира. Гонец начал говорить что-то самодовольное Роберу о том, что тот всё ещё находится на половинном пайке, но раздражённый капрал захлопнул дверь у него перед носом, прежде чем тот смог договорить. — Молодец. Как раз вовремя! Робер подошёл и протянул Эшрану полный флакон. Эшран без особого энтузиазма посмотрел на красивую мерцающую голубоватым светом жидкость внутри. Он так и не протянул к ней руку, пока Робер не встряхнул его: — Да ладно, что с тобой не так? Эшран неохотно взял бутылочку и сжал пальцами горлышко чуть выше того места, где заканчивалась жидкость. Он не хотел чувствовать исходящее от эликсира тепло. Тепло, почему-то напомнившее ему тепло тела Джавера. Рыцарь-капрал вернулся к своей кровати, баюкая свою половину пайка, как величайшую драгоценность. Изучая свой собственный полный рацион, Эшран сжал губы в тонкую линию и рассматривал своего соседа по комнате. Ему всё ещё было трудно упорядочить свои мысли об эликсире. Он помогал. Действительно помогал. Но также… не помогал. Он не мог этого объяснить. Часть его очень хотела соединиться с этим голубым светом, наполнить себя им. А часть ненавидела его и хотела разбить склянку о стену. Раньше он так себя не чувствовал.