Клятва верности

Открывать глаза было мучительно. Свет, словно раскаленный клинок, пронзал веки, налитые свинцом. Тело ломило так, словно его перебежал дикий кабан. Пошевелиться было невозможно. Руки, связанные за спиной, обнимали что-то шершавое и толстое – ствол дерева. Они окоченели и пронзительно ныли. Ноги, хоть и свободные, отказывались слушаться. С огромным трудом, преодолевая сопротивление непослушного тела, он, наконец, разлепил глаза. Мир расплывался мутным пятном, медленно обретая четкость. Перед ним, прислонившись спиной к другому дереву, сидел человек, скрестив вытянутые ноги. Глубокий капюшон дорожной накидки полностью скрывал его лицо, оставляя в тени лишь смутный овал. Фигура сидела неподвижно, словно изваяние, и молчала, добавляя жути и без того тревожной картине. — Очнулся наконец? — прорезал тишину низкий, мелодичный голос, несомненно женский. Он попытался ответить, но язык словно прирос к нёбу. Борода оказалась мокрой, в горле першило, во рту стоял странный, неприятный привкус, и он понял, что ему что-то вливали, пока он был без сознания… 

***

Несколькими минутами ранее: — И что? Будем смиренно сидеть и ждать, когда он очнется? — спросила Лив, с оттенком нетерпения в голосе. Она постучала пальцами по щеке пленника. Тот не реагировал, лишь редкие вдохи вздымали его грудь. Стиан, не отрываясь от своего занятия, усмехнулся. Он сидел на корточках неподалеку, медленно и тщательно помешивая что-то в небольшой деревянной чаше. Густая, темная жидкость издавала резкий, терпкий запах, от которого у Лив слегка закружилась голова. — Ну, если хочешь, то не буду мешать, — повторил он, с еле заметной иронией в голосе. — Могу даже уйти. — Мне кажется, ты чуть перестарался со своими травами, — Лив нагнулась ниже, прижимая пальцы к шее мужчины. Кожа была холодной и влажной. — Его сердце бьется очень медленно… Почти не чувствуется. — …Хотя, с другой стороны, — протянул Стиан, многозначительно поднимая брови и бросая взгляд на неподвижное тело у дуба, — я столько этого порошка высыпал в колодец… Удивительно, если бы он сейчас прыгал козлом. Скорее уж уподобился бы деревянному идолу. Лив резко повернула голову, глаза её сузились. Взгляд, острый, как клинок хорошо наточенного ножа, впился в Стиана. Он, заметив её реакцию, лишь пожал плечами, и, прикрыв один глаз, хитро подмигнул. — Нам нужно лишь выяснить, где Дьяр, — выдохнула Лив, голос её звучал холодно и резко. — А не тратить на всякую мелочь драгоценные ресурсы. — Знаешь же фразу: лучше перебдеть, чем недобдеть, — невозмутимо ответил Стиан, возвращаясь к своему занятию. Он медленно и тщательно перемешивал густую, темную жидкость в чаше, издававшую резкий, терпкий аромат лесных трав. В его голосе скользила едва уловимая нотка самодовольства, смешанная с легкой иронией. Он словно наслаждался своей маленькой победой. Закончив смешивать травы и порошки, Стиан бережно, словно совершая священный ритуал, добавил в чашу чистой родниковой воды. Темная, почти черная жидкость завихрилась, наполняя воздух терпким, горьковатым ароматом. Затем, взяв кусок чистой льняной ткани, он аккуратно процедил отвар, отжимая каждую каплю драгоценного снадобья. Поднявшись с колен, Стиан подошел к мужчине, крепко привязанному к стволу дерева. — Ну что ж, — обратился он к Лив, — поддержи ему голову и зажми нос. Не хватало еще, чтобы он захлебнулся моим отваром. Стиан опустился на корточки рядом с пленником. Осторожно разжав ему челюсти, он начал медленно вливать отвар. Горькая жидкость обожгла язык мужчины. Он судорожно дернулся, тело его напряглось от веревок, которыми он был связан, и он попытался выплюнуть обжигающую смесь. Но сильная рука Стиана плотно закрыла ему рот. С трудом, давясь и хрипя, пленник, наконец, проглотил отвар. — Немного подождем, — произнес Стиан, вытирая ладонь о штанину, — и он придет в себя.

***

Собрав все силы, он с трудом произнес, каждое слово давалось с мучительной болью, но в голосе звучала скорее ирония, чем страх: — Здравствуй… мой похититель… — Как твое имя? — голос Лив звучал ровно, без интонаций, словно она спрашивала о погоде. — Меня называют… Аскеладдом, — уголки его губ дрогнули в подобии улыбки. — А как мне называть тебя? — Что вы забыли в той деревне? — вопрос прозвучал остро, словно удар кнута. — Грабили. Убивали. Обычное дело, — Аскеладд пожал плечами, что отозвалось резкой болью в затекших мышцах. — Мы убили кого-то дорогого тебе? — Деревня — это не та цель, зачем вы сюда приплыли. Верно? «Она явно знает, зачем мы здесь. Но "сколько" она знает?» — мысль кольнула Аскеладда, словно заноза. Он молчал, размышляя над ответом, стараясь понять, насколько глубоко эта женщина знает о их планах. Каждое слово могло стать роковым. — Хорошо! — выдохнула она и, скользнув рукой под складки темной накидки, извлекла на свет небольшой кинжал. Сгибая ноги в коленях, она устроилась поудобнее, положила руки на колени и принялась лениво перекатывать кинжал из ладони в ладонь, лезвие тускло поблескивало в неярком свете. — Я помогу тебе. Вы приплыли сюда в поисках мужчины. — Она замолчала, бросив на Аскеладда быстрый, оценивающий взгляд, словно взвешивая каждое слово. — А деревня… это так, что подвернулось на пути.  — Что подвернулось на пути? — Аскеладд чуть приподнял бровь, изображая удивление. — Для кого-то, возможно. Но не для тех, кто промышляет этим. Кинжал со свистом пронесся в нескольких сантиметрах от его уха и вонзился в дерево, к которому он был привязан. Аскеладд даже не вздрогнул. — Играешь со мной? — его голос оставался ровным, но в глазах появился опасный блеск. — Я тоже умею играть. — Где он? — женщина не обратила внимания на его выпад. Её пальцы уже обхватывали рукоять второго кинжала. — «Он»? — Аскеладд изобразил непонимание. — О ком ты говоришь? В мире много мужчин, и один из них сейчас перед тобой, связанный. Не меня ли ты ищешь? Неужели я похож на того, кто бежит от девушки… — он сделал паузу. — …с кинжалами? Второй кинжал воткнулся в дерево рядом с первым. Женщина молчала, но напряжение в воздухе сгустилось. — Ты знаешь, о ком я говорю, — наконец произнесла она, её голос был низким и угрожающим. — Скажи, где он, и я отпущу тебя. Мне нет дела до вас. — Отпустишь? — Аскеладд усмехнулся. — Щедрое предложение. Но как я могу быть уверен, что ты сдержишь слово? — Можешь не быть уверен, — Лив пожала плечами, жестом изящным и одновременно хищным. Пальцы все еще сжимавшие рукоять кинжала, казались продолжением сверкающей стали. — Выбор за тобой, Аскеладд. Но учти, у меня есть способы развязать твой язык. Способы, которые тебе не понравятся. У меня один из твоих людей. И его жизнь сейчас висит на волоске, тоньше, чем лезвие моего кинжала. Аскеладд молчал, взгляд его, прикованный к женщине, был непроницаем. Блеф? Игра? Пусть лжет. Пусть думает, что может играть на его чувствах, притворившись, что держит в плену кого-то из его людей. Ему было все равно. Он решил поднять ставки. Пустить в ход собственную игру, безжалостную и расчетливую. — У тебя? — голос Аскеладда был ровным, лишенным эмоций. Только в глубине серых глаз мелькнул огонек, холодный, как острие кинжала. — Допустим. И кто же этот несчастный, попавший в твои нежные руки? Назови имя. Покажи мне его. Слова — это ветер. Они ничего не стоят. Доказательства. Мне нужны доказательства. — Мне начинает это надоедать. Может, пропустим этот шаг и перейдем к тому…, — слова оборвались на полуслове. Третий кинжал, сверкнув в воздухе, вонзился в дерево у самого виска Аскеладда. Он почувствовал, как по щеке скользнула капля холодного пота. Женщина поднялась с земли, гибкая и грациозная, словно кошка, готовящаяся к прыжку. Она присела на корточки перед ним, чуть подавшись вперед. Лезвие кинжала коснулось кожи на его горле, обжигая холодом. — …что следующий окажется в твоем горле? — прошептала она, и ее голос, низкий и хрипловатый, прозвучал в тишине леса как приговор. — Где. Он? Каждое слово было отделено от другого паузой, подчеркивая неотвратимость угрозы. Аскеладд чувствовал металлический привкус страха на языке, но не дрогнул. Он попытался встретиться с ее взглядом, но лицо женщины было скрыто глубоким капюшоном. Тем не менее, Аскеладд чувствовал на себе ее тяжелый, пронизывающий взгляд, словно она видела его насквозь. И это невидимое, но ощутимое давление давало ему странное ощущение – он видел не только жестокость, но и отчаяние. И это отчаяние, пусть и угадываемое лишь интуитивно, давало ему шанс. Маленький, но шанс. Аскеладд медленно, почти незаметно, вдохнул, наполняя легкие лесным воздухом. Он чувствовал, как лезвие кинжала вдавливается в кожу, оставляя тонкую, жгущую полоску. Еще немного, и сталь пронзит артерию. Но он не мог показать страха. Не мог дать ей понять, что ее слова имеют над ним хоть какую-то власть. — Ты думаешь, я боюсь смерти? — хрипло спросил он, глядя в тень под капюшоном. — Ты ошибаешься. Я – дан. Смерть для меня – всего лишь переход в чертоги Одина. Женщина молчала мгновение, словно взвешивая его слова. Затем, с едва заметной издевкой в голосе, спросила: — Но умерев вот так, бесславно, от руки женщины... Попадешь ли ты в Вальхаллу?  Напряжение, сгущаясь, вибрировало в воздухе, подобно натянутой тетиве. Внезапно женщина опустила кинжал и легонько постучала по доспеху Аскеладда. Звон металла разнесся по лесу, нарушив звенящую тишину. Аскеладд почти физически ощущал ее дыхание на своем лице – ровное, спокойное, пугающе спокойное. Близость ее присутствия, несмотря на угрозу, вызывала странное, смешанное чувство тревоги и… любопытства. — Дан, значит, — наконец произнесла она, и ее голос, лишенный интонаций, был подобен шелесту сухих листьев под порывом осеннего ветра. — Дан, что носит римский доспех. Даже черты лица… — Она поднесла лезвие кинжала к его щеке и медленно, почти нежно, провела им по коже. Холод металла обжег Аскеладда, заставив невольно вздрогнуть. — Как римлянин смог затесаться к данам? Да ещё и возглавить их. В ее голосе теперь слышалась не только холодная отстраненность, но и что-то еще – едва уловимая нотка любопытства, смешанная с недоверием. Аскеладд молчал, чувствуя, как напряжение стягивает мышцы. Он не мог позволить себе ни малейшей ошибки, ни единого неверного слова. Тайна его происхождения была щитом, который защищал его все эти годы. И он не собирался раскрывать ее перед этой женщиной, кем бы она ни была. Тень капюшона скрывала ее лицо, но Аскеладд чувствовал на себе ее пристальный взгляд, словно она пыталась проникнуть в самые сокровенные уголки его души. Лес вокруг замер, затаив дыхание, в ожидании его ответа. Сделав глубокий вдох, Лив медленно выдохнула и, словно теряя всякий интерес к связанному пленнику, отошла на пару шагов, тем не менее, по спине у него пробежал холодок. Он молчал, взгляд его, скользнувший по темной ткани капюшона, пытался уловить хоть какой-то намек на ее мысли, на ее истинные намерения. Тайна, окутывавшая женщину, была плотной и непроницаемой, как туман над северным морем. — И долго ты ещё будешь наблюдать? — раздался её голос. Мужчина решил, что она окончательно спятила. Стоять посреди леса и разговаривать с пустотой… Но тут слева раздался тихий шорох, словно кто-то осторожно ступал по сухой листве. Аскеладд повернул голову настолько, насколько позволяли воткнутые рядом кинжалы, и увидел светловолосого ребенка. Маленькие руки крепко сжимали кинжал, лезвие которого блеснуло в редких лучах солнца, пробивавшихся сквозь густую листву. Ребенок не смотрел на связанного мужчину. Его взгляд, полный холодной, недетской злобы, был устремлен на Лив.