Вне устава

      Солнце безжалостно жгло плац, отражаясь от формы солдат, как от зеркала. Жаркое лето, словно нарочно, испытывало новобранцев на прочность. Асфальт, раскалённый до предела, источал удушающую жару, превращая каждый вдох в испытание. Ровные линии девушек едва заметно дрогнули, когда из-за казармы вышла старший сержант Мария Романова.       Её строгий, почти ледяной взгляд заставлял подтягиваться даже тех, кто уже, казалось, стоял идеально ровно. Голос девушки мог заглушить сирену, а слова оставляли отпечаток в душе каждого, как раскалённое клеймо. Она двигалась размеренно, будто проверяя, как шаги отдаются гулким эхом по плацу. Лёгкий ветерок трепал идеальный хвост, но, казалось, даже природа не осмеливалась испортить её внешний вид.       — Линию выпрямили! — громко приказала она.       Указание донеслось до самых дальних рядов. Все знали: для Романовой не бывает «достаточно хорошо». Её стандартам соответствовать было почти невозможно.       — Рядовая! — внезапно раздался окрик, разорвавший напряжённую тишину.       Одна из девушек вздрогнула, хотя не сделала ни одного лишнего движения.       Взгляд Марии остановился на Саше Крючковой, чей вид явно выделялся на фоне остальных. Она, прищурив глаза, шагнула вперёд, направляясь к ней. Каждое её движение звучало, как набат.       — Это что за вид? — загремела сержант, остановившись напротив Саши и окидывая её с головы до ног взглядом, в котором читалась явная насмешка. — Форма сидит, как на пугале. Ты куда собралась? В поле ворон отгонять?       Крючкова стояла неподвижно, но уголки её губ дрогнули. Она осознавала, что этот спор ей не выиграть, но оставить за собой последнее слово — было в её характере.       — Товарищ старший сержант, форма выдана по размеру. Что я могу сделать?       В строю кто-то тихо хмыкнул. Это была едва заметная реакция, но для Романовой такие мелочи никогда не оставались незамеченными. Её взгляд мгновенно нашёл виновника, который тут же спрятал лицо, словно стараясь слиться с толпой.       — Шутница, значит? — голос Марии стал чуть тише, но в нём появилась угроза, способная заставить затаить дыхание даже самых самоуверенных. — Личное обаяние оставь для гражданки. Здесь армия. Понятие «плечо к плечу» тебе знакомо?       Саша медленно подняла голову. В её глазах сверкнуло что-то, что могло раздражать любого офицера.       — Разумеется, товарищ старший сержант, — с показным уважением ответила она. — Только у меня плечи немного шире.       На этот раз смешок позади оказался громче. Кто-то из девушек не сдержался, но быстро замолк, когда Романова резко обернулась.       — Тишина! — рявкнула она.       Крючкова стояла спокойно, но было видно, что держится она только на упрямстве.       — Шаг вперёд! — приказала сержант, вернувшись к Саше. — Фамилия, имя.       Саша послушно сделала шаг вперёд, но её движение было подчеркнуто небрежным.       — Крючкова Александра.       — Крючкова, после построения — на кухню, — отчеканила Мария. — Картошку будешь чистить до тех пор, пока сосуды не лопнут. Завтра утром — подробный отчёт. Поняла?       Саша выдержала паузу, подавляя желание закатить глаза.       — Есть, товарищ старший сержант.       Несколько человек в строю переглянулись, но никто не посмел даже намекнуть на усмешку. В такие моменты лучше было оставаться незаметным.       Пока Романова возвращалась к другим новобранцам, Саша краем глаза заметила движение на крыльце штаба. Там, скрестив руки, стояла лейтенант Софья Кульгавая. Её строгий взгляд, напоминающий лезвие, рассекал ряды новобранцев. Она видела всё: малейшее движение, любой перекос или недостаток в дисциплине. Те, кто случайно встречался с ней глазами, сразу подтягивались и замирали, словно перед ними была не просто офицер, а сама воплощённая армейская строгость.       Софья была известна своей бескомпромиссностью. Для неё дисциплина и порядок были не просто требованиями — они были основой существования. Отклонение от правил девушка воспринимала как личное оскорбление и не щадила никого, кто становился на пути.       Её взгляд остановился на Саше. Легкая насмешка в движениях новобранки раздражала Софью больше, чем она была готова признать. «Взбунтованная», — мелькнуло у неё в голове. Она скрестила руки на груди, наблюдая за тем, как Романова пытается усмирить очередного нарушителя порядка.       Всё, что Кульгавая видела в этой дерзкой новобранке — вызов, наглость и отсутствие дисциплины, которые могли отравить весь коллектив. Она не могла допустить, чтобы подобное поведение пустило корни. Для Софьи армия была не местом для самовыражения, а пространством, где индивидуальность уходила на второй план перед задачами команды.       — Лейтенант Кульгавая, ваше мнение? — раздался голос Романовой, которая подошла к ней быстрым шагом, бросив короткий взгляд в сторону Саши.       Софья не сразу ответила. Её взгляд ещё несколько секунд задержался на новобранке, которая всё ещё стояла в строю с тем же упрямым выражением лица.       — Потенциальная проблема, — коротко отрезала Софья. — Но проблемы решаемы. Nada es imposible.       Мария кивнула, соглашаясь.       — От неё одни неприятности, товарищ лейтенант. Слишком много дерзости, слишком мало дисциплины.       Софья перевела взор на подчиненную, её лицо оставалось непроницаемым.       — Нарушения? Наказать. Не поймёт — увеличить нагрузку. Всё просто.       Романова усмехнулась, явно довольная этим ответом.       — Посмотрим, насколько хватит её упрямства.       Софья ничего не ответила. Она вновь вернулась к строю. Новобранцы уже стояли идеально ровно, как по линейке, но девушка всё равно выискивала мельчайшие ошибки.       Саша краем глаза заметила, как офицеры обсуждают её. Это не испугало, но где-то глубоко внутри появилось чувство, которое она сама не могла объяснить. Кульгавая была воплощением порядка, а порядок никогда не был сильной стороной Крючковой.       — Крючкова! — вдруг раздался голос Софьи.       Саша повернула голову, но не успела ничего ответить, как лейтенант продолжила:       — После кухни — ко мне в кабинет. Мы выясним, насколько шире твои плечи.       Гулкое «есть, товарищ лейтенант» сорвалось с губ, но внутри всё сжалось. Теперь она знала, что её первый день на базе станет настоящим испытанием.

////

      В тесной и душноватой казарме царила непривычная тишина. Новобранки только что вернулись с построения, уставшие и разбитые. Большинство девушек уже разложили свои вещи, устроились на койках и теперь шепотом обсуждали, что ждет их на следующий день. Однако напряжение ощущалось почти физически: никто не хотел попасться на глаза патрульному или, что хуже, старшине Романовой.       Саша Крючкова сидела на своей койке, привалившись к металлической спинке, и копалась в рюкзаке. Её лицо казалось спокойным, но легкая усмешка, играющая на губах, выдавала скрытое раздражение. Наконец, она выудила из глубины рюкзака чистую майку и уже собиралась переодеться, когда рядом появилась Соня Григорьева — соседка по койке, высокая девушка с длинными светлыми волосами и резкими чертами лица.       — Саша, тебе надо быть осторожнее, — тихо произнесла она, слегка наклоняясь.       Крючкова подняла глаза, изобразив удивление.       — Осторожнее? Это не для меня, — с нарочитым равнодушием ответила она, натягивая майку через голову.       — Серьёзно, Крючкова, — Соня присела на соседнюю койку. — Романова тебя уже взяла на заметку. Если Кульгавая подключится... Всё, конец.       Фамилия лейтенанта прозвучала как тихий раскат грома. Девушки в углу замолкли, бросив в их сторону настороженные взгляды.       — Да ладно тебе, — Саша усмехнулась, хотя внутри у неё что-то неприятно екнуло. — Мне кажется, она только пугает вас. Я, например, пока не видела, чтобы она реально что-то сделала.       Григорьева прищурилась, явно не разделяя оптимизма.       — Не видела? — переспросила она, придвигаясь ближе. Голос её стал чуть ниже, почти шепот. — Она прошлый год сняла с должности одного из сержантов. И не просто сняла, а отправила его в другой гарнизон, куда-то на север, в такую дыру, что он до сих пор не вернулся.       — Наверное, он заслужил, — Крючкова пожала плечами, пытаясь казаться равнодушной.       — Может быть. А может, она просто холодная, как лёд, и ничего человеческого в ней не осталось, — заключила Соня, выпрямилась и направилась к своей койке.       Тишину разорвал смешок с дальнего угла комнаты. На одной из нижних коек Алиса Якутова вытянулась, поддерживая голову ладонью, и бросала взгляд на соседок, будто прикидывая, кого можно вовлечь в разговор. Её русые волосы были аккуратно заправлены под тонкую резинку, но в глазах горел огонёк озорства. Возле неё расположилась Владлина Аврамова — её лучшая подруга и верный соратник во всех перепалках.       — Я слышала, что Кульгавая вообще не из армии. Её сюда засунули из какой-то спецслужбы. Говорят, у неё в прошлом миссия была, провалилась, вот её и сослали к нам.       — Чушь, — не выдержав, отмахнулась другая рядовая — Ангелина. — Спецслужбы! Она просто сухарь, который на полном серьёзе проверяет, как ровно стоят сапоги. Сколько раз я её видела — ничего в ней необычного.       — Ты видела, да не всё знаешь, — произнесла Влада, разглядывая свои ногти. — Старшина Захарова сказала, у неё есть досье на каждого. Даже на нас.       Этот комментарий заставил некоторых девушек замолчать. Когда это Аврамова могла встретить Кристину Захарову, старшего лейтенанта другого подразделения?       — А я слышала другое, — неожиданно вступила в разговор Григорьева, которая хотела было промолчать, но не вышло. — У неё брат погиб в армии. Она считает, что кто-то из офицеров виноват. Вот и мстит всем подряд.       — Да ладно тебе! — вмешалась Алиса. — Сказки это всё. Она просто карьеристка. Главное для неё — чтобы рапорт блестел. А если кто-то не вписывается, так сама выгонит. Мы для неё как муравьи.       Саша слушала вполуха, делая вид, что её это не касается, но слова Якутовой задели.       — Муравьи? — задумчиво повторила она. — Так о нас, наверное, не только Кульгавая думает.       — Ну и что? — Алиса развела руками. — Важно же, кто из нас маршал, а кто просто рабочая сила.       — Слушайте, прекратите уже, — раздражённо вмешалась Мафтуна, бросая на болтающих строгий взгляд. — Вы в первый же день сплетни всего лагеря собрали! В себя придите.       Девушки действительно замолкли, но атмосфера оставалась напряжённой. Саша проводила взглядом Соню Григорьеву, которая, казалось, не могла улечься, ворочаясь на своей койке.       Ее слова и сплетни девушек всё же оставили в душе неприятный осадок. Крючкова попыталась отмахнуться от мыслей, но стоило закрыть глаза, как перед внутренним взором вставала фигура Кульгавой: всегда прямая, строгая, с холодными глазами, от которых становилось не по себе.

////

      Кухонный блок базы оказался не менее суровым местом, чем казарма. Стены здесь были обиты металлическими листами, которые усиливали жар от работающих плит. Воздух, насыщенный запахом жареного мяса и перегретого масла, казался до противного вязким. На потолке лениво вращался старенький вентилятор, но толку от него было мало. Тусклая лампа над головой освещала только часть пространства, оставляя углы кухни в полумраке.       Саша стояла у раковины, очищая гору картошки. Руки ныли от однообразных движений, а в голове кружились мысли: что она здесь делает, зачем пошла на эту службу и как скоро это всё закончится? Ей казалось, что этой работе никогда не будет конца.       Из глубины кухни раздавались крики старшей прапорщицы Юлии Глушковой — женщины лет пятидесяти с низким, хрипловатым голосом и манерами строгой школьной учительницы, которая, кажется, всю жизнь только и делала, что командовала.       — Крючкова! — раздалось неожиданно громко. — Ты работаешь, как будто у тебя вся жизнь впереди! Давай быстрее, тут целая рота голодных, а ты всё копаешься!       Саша вздохнула, стиснув зубы, и ускорила движения. Картошка скользила в руках, нож норовил выскочить, но она продолжала, как заведённая.       В это время за её спиной послышались лёгкие шаги, а затем знакомый голос:       — Ну что, Саша, устала?       Крючкова обернулась и увидела Женю Шестерикову — свою соседку по казарме и, пожалуй, единственного человека, с кем можно было откровенно поговорить. Девушка небольшого роста, с светло-каштановыми волосами, крашенными в блонд, и глазами, всегда светящимися весёлым огоньком, стояла с тазиком нарезанного лука и хитро улыбалась.       — Устала — это мягко сказано, — проворчала Саша, возвращаясь к своей картошке.       — Слушай, ты сама напросилась. Никто же не заставлял тебя с Романовой бодаться.       — Да я не бодалась, — закатила глаза. — Просто сказала, что думаю. Теперь за это тоже будут наказывать?       — У Романовой принцип простой: думать разрешается, но только если она об этом попросит, — Женя усмехнулась и с лёгким шумом поставила тазик на ближайший стол. — Она таких, как ты, сразу видит за версту.       — Таких, как я? — Саша остановилась, прищурив глаза.       — Упрямых, — пояснила Шестерикова. — И... слишком умных.       Собеседница фыркнула и снова взялась за нож.       — Знаешь, иногда мне кажется, что она просто получает удовольствие, выжимая из нас все соки. Как будто в этом её личный спорт.       — А что, если так и есть? — Женя наклонилась чуть ближе, заговорщически понизив голос. — Болтают тут всякие, что она специально берёт на себя новобранцев, чтобы проверить, кто из них сломается первым.       — Да конечно, ей просто повышение не дают, вот и бесится, — проворчала Саша, очищая очередную картофелину. — А тебе-то что? Лук режешь и радуешься.       — Лук, между прочим, — Женя подняла указательный палец, — это стратегический продукт. Без него супы, соусы и жизнь в армии теряют всякий смысл.       — Угу. Спрячь свой стратегический продукт, а то Глушкова сожрёт его раньше, чем суп приготовят, — съязвила Саша.       — Держись, Крючкова, — прошептала подруга, подталкивая локтем. — Картошка закончится, а гордость останется.       Женя рассмеялась, махнула рукой и направилась к плите, оставив Сашу снова наедине с её нескончаемой работой. Она вдруг поняла, что внутренне устала не только от работы, но и от постоянного напряжения. Казалось, что каждое её движение, каждое слово оценивают, запоминают и откладывают в чью-то тёмную папку.       Из задумчивости выдернул резкий крик:       — Крючкова, я тебя щас санузлы прочищать отправлю! В темпе! — снова проревела Глушкова.       Саша уронила нож в ведро с водой, отчего вокруг полетели брызги, и раздражённо нахмурилась. Ей хотелось всё бросить, выйти на свежий воздух, вдохнуть свободы, и заснуть этой Глушковой овощ в глотку.

////

      Вечерние часы тянулись медленно, как будто солнце, нехотя уходящее за горизонт, специально оттягивало неизбежное. Крючкова закончила с картошкой уже давно, но руки всё ещё пахли землёй, а пальцы ныли от работы. Даже после долгого дня ей не хотелось возвращаться в казарму. Унылый полумрак помещения с ровно стоящими койками и запахом выстиранной формы казался ещё более удушающим, чем горячая кухня.       Её не пугали наказания — она привыкла к трудностям, но что-то в холодных глазах Кульгавой заставляло её нервничать. Глушкова могла кричать сколько угодно, но именно от взгляда Кульгавой у Саши по спине пробегал неприятный холодок.       Когда в казарме прозвенел звонок, сигнализируя об окончании построения и начале личного времени, Саша выдохнула, но тут же вспомнила, что её «личное время» было уже запланировано. Она должна была явиться к лейтенанту в кабинет. Девушка на мгновение задумалась, не придумать ли причину, чтобы избежать встречи, но быстро отбросила эту мысль. Избежать её всё равно не удастся.       Взяв форму для глажки, чтобы показать видимость занятости, она направилась к штабу. Её шаги гулко отдавались по пустым коридорам, в которых царила почти мёртвая тишина.       У двери она замерла. Постучать? Или просто войти? Саша уже знала, что опоздание обойдётся ей дорого, но лезть в кабинет без разрешения тоже было рискованно. Она выдохнула, постучала три раза и, услышав короткое «войдите», толкнула дверь.       Кульгавая сидела за большим дубовым столом. Комната была такой же строгой, как и сама лейтенант: ничего лишнего, только документы, несколько книг на полке и часы на стене, тикающие с пугающей точностью. Софья даже не подняла голову, продолжая писать что-то в своём журнале.       — Крючкова Александра, по вашему приказу прибыла, — чётко отрапортовала Саша, вытянувшись.       Соня медленно подняла взгляд. Она изучала новобранку несколько секунд, и девушке казалось, что этот взгляд пронизывает её насквозь.       — Садись, — сказала по итогу, указав на стул напротив.       Крючкова помедлила, но подчинилась. Её движения были выверенными, но она не смогла скрыть лёгкую напряжённость.       — Значит, ты решила, что здесь можешь устанавливать свои правила? — начала Софья со сталью в голосе.       — Никак нет, товарищ лейтенант, — ответила Саша.       — Тогда почему ты позволяешь себе такую «расслабленность» на построении?       Крючкова знала, что любое оправдание только усугубит ситуацию, но молчать тоже было рискованно.       — Не считаю свою осанку нарушением дисциплины, товарищ лейтенант, — сказала она, стараясь держать тон спокойным.       Софья слегка прищурилась.       — Ты не считаешь? Здесь не гражданская жизнь, Крючкова. Здесь тебе не нужно ничего считать. Ты исполняешь приказы. И каждый, даже самый мелкий проступок, показывает, насколько ты готова или не готова к службе.       Саша сжала руки в кулаки, но промолчала.       — Ты сильная, я вижу, — продолжила Кульгавая, сделав паузу. — Но сила без дисциплины бесполезна. Армия — это система. Если ты её не примешь, система просто вытолкнет тебя.       Лейтенант откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.       — У тебя есть потенциал. Это видно даже сквозь твоё упрямство. Но твои выходки... — она на секунду замолчала, подбирая слова. — Они подрывают дисциплину. А за это наказания будут всегда.       Крючкова впервые встретилась с её взглядом.       — Я понимаю, товарищ лейтенант, — тихо сказала она, но в голосе всё же оставалась нотка вызова.       Софья наклонилась вперёд, её лицо стало серьёзным.       — Нет, Крючкова, ты пока ничего не понимаешь. Но поймёшь. С этого момента будешь под моим контролем. Любая мелочь — и наказание. Понятно?       Саша не дрогнула.       — Понятно, товарищ лейтенант.       — Хорошо. Свободна.       Девушка поднялась, отдала честь и, стараясь не выказывать эмоций, покинула кабинет.       Коридор показался ей длинным, как никогда. Она шла медленно, прислушиваясь к эху своих шагов. Почему слова Кульгавой так задели её? Не крики, не прямые угрозы, а эти холодные, ровные замечания.       Когда она вышла на улицу, уже стемнело. Воздух был свежим, с лёгкой прохладой, и Саша глубоко вдохнула, надеясь, что это поможет унять бурю в голове. На плацу ещё оставались несколько человек, которые проводили время за мелкими работами, и Крючкова невольно задержалась, наблюдая за их движениями. Кто-то подтягивался на турнике, кто-то медленно прогуливался, обсуждая что-то вполголоса.       Мысли вернулись к словам Кульгавой.       «Сильная, но без дисциплины...»       Саша тяжело выдохнула. Она ненавидела, когда кто-то ставил ей диагнозы, но сейчас приходилось признать, что лейтенант, возможно, была права.       В казарму девушка вернулась уже затемно. Григорьева сидела на своей койке, задумчиво перебирая книгу. Увидев Сашу, она подняла глаза.       — Ну, как прошло?       — Не так уж плохо, — ответила та, усмехнувшись.       — Так уж и не плохо? — Соня удивлённо подняла брови. — От Кульгавой редко кто выходит довольным.       Саша пожала плечами, но в её глазах что-то сверкнуло.       — Просто она пытается меня «сломать». Не получится.       Собеседница улыбнулась.       — Посмотрим, Крючкова. Ты крепкий орешек, но и с ней шутки плохи.       Саша только хмыкнула, взявшись за чистку сапог. Она ещё не знала, что этот день станет лишь началом её испытаний.

////

      Казарма готовилась ко сну.       Вечерняя рутина в шла своим чередом. Новобранки заканчивали последние дела: кто-то чистил сапоги до зеркального блеска, кто-то аккуратно заправлял кровати, словно старался победить невидимую конкуренцию на звание самой опрятной. Разговоры шли вполголоса, чтобы не нарушать порядок, но изредка прорывался тихий смех или сдержанные шутки.       Крючкова лениво стояла у своей койки, задумчиво чистя зубы. Её мысли блуждали где-то далеко от казармы. Она неспешно подметила, как некоторые из девушек стараются успеть все закончить до отбоя, а кто-то откровенно тянет время. Саша же не торопилась: ей казалось, что эта ночь не сулит ничего необычного.       Но привычный порядок был нарушен. Дверь казармы вдруг резко распахнулась, и тишину разорвал звук выверенных, чётких шагов.       На пороге стояла лейтенант Софья Кульгавая. Её появление в комнате моментально изменило атмосферу.       Стройная, с безупречной осанкой и гладко зачёсанными волосами, стянутыми в строгий пучок, она выглядела как воплощение военной дисциплины. Её форма сидела идеально, а хромовые сапоги блестели так, будто только что сошли с полки магазина. Но больше всего внимание привлекало лицо — холодное, как мраморная статуя, и такое же бесстрастное.       Шум, царивший в помещении, оборвался, как по щелчку. Рядовые инстинктивно подтянулись, кто-то схватился за незаправленную постель, а кто-то, бледнея, застыл с недокуренной сигаретой в руке.       Софья сделала шаг вперёд, её сапоги мягко ступали по полу, но в гулкой тишине казалось, что каждый шаг отдается эхом в сознании всех присутствующих.       — Казарма, подъём! — голос её прозвучал резко и властно, с холодной сталью в интонациях.       Саша вздрогнула от неожиданности, выронила тюбик зубной пасты, но щетку во рту держать не перестала. Комната тут же ожила: кровати заскрипели, матрасы задрожали, девушки, что уже спали, в панике выстраивались в строй. Кто-то успел только застегнуть половину пуговиц на рубашке, а кто-то и вовсе остался в одной майке.       Крючкова, заняв место в строю, так и осталась с зубной щеткой во рту, явно не успев обдумать свои дальнейшие действия.       Лейтенант, закинув руки за спину, медленно прошлась вдоль шеренги. Её взгляд скользил по каждому бойцу, останавливаясь на мятой одежде, грязных ботинках или небрежной осанке.       Дойдя до середины строя, остановилась.       — Крючкова... — произнесла она тихо, но от этого её голос звучал ещё более угрожающе.       Саша медленно повернула голову к лейтенанту, чувствуя, как к горлу подступает неприятный ком. Её зубная щетка всё ещё торчала изо рта, придавая ситуации откровенно нелепый вид.       Софья приподняла бровь, её холодный взгляд будто прожигал Сашу насквозь.       — Это что ещё за представление? — спросила она, наклоняя голову чуть вбок.       Крючкова, поспешно вытащив щетку, пожала плечами, пытаясь сохранить спокойствие.       — Чистила зубы, товарищ лейтенант. Не успела закончить, когда вы вошли.       В строю послышался едва заметный смешок, но он тут же угас под убийственным взглядом старшины.       — Не успели закончить? — переспросила Софья, медленно подойдя ближе. Она выпрямилась, словно вытеснив из комнаты последний кислород, и посмотрела прямо в глаза Саше. — У вас есть уникальный талант, Крючкова, превращать самые простые вещи в полное безобразие.       Саша, почувствовав, что сейчас не время для шуток, молча кивнула.       — Хорошо, — произнесла Кульгавая, чуть склонив голову в сторону. — Раз вы так привязаны к своей зубной щетке, я дам вам возможность применить её с пользой.       Она сделала шаг назад, окинула взглядом всю казарму и кивнула на пол.       — Вон тот участок возле выхода... чистите. Пол должен блестеть.       Крючкова растерянно хлопнула глазами, не сразу понимая, что это не шутка.       — Что? — вырвалось у неё.       — Вы меня не расслышали, рядовой?       — Нет, товарищ лейтенант, — быстро ответила Саша, вытянувшись в струнку.       — Тогда марш к ведру. — Софья кивнула в сторону угла, где стояло старое железное ведро с водой и тряпкой. — Берите свою щётку и начинайте.       Саша вздохнула, пытаясь скрыть раздражение, но подчинилась. Под насмешливыми взглядами товарищей она шагнула к ведру, окунула зубную щетку в воду и, опустившись на колени, начала тереть грязный пол возле выхода.       — Быстрее, Крючкова, — скомандовала лейтенант, проходя мимо. — Мне хочется верить, что хотя бы полы вы можете довести до идеала. Остальным это должно послужить примером. Армия не место для вольностей.       В казарме воцарилась напряжённая тишина, прерываемая лишь скрипом щётки по полу. Остальные новобранцы стояли в строю, боясь пошевелиться. Саша, продолжая свою «уборку», бросила взгляд на Софью.       — Вам бы понравилось, товарищ лейтенант, если бы мы всегда чистили щетками. Можно устроить конкурс, кто быстрее.       В строю послышались сдавленные смешки, но Кульгавая обернулась так резко, что комната снова замерла.       — Остроумие приберегите для увольнительных, рядовой, — холодно произнесла она. — А сейчас продолжайте.       Саша стиснула зубы, склонившись над полом. Щетка скользила по бетону, а её раздражение только усиливалось.       Когда работа была закончена, Софья склонилась над участком пола, осматривая его так внимательно, будто проверяла произведение искусства.       — Неплохо, Крючкова, — сказала она с ледяной снисходительностью. — В следующий раз рекомендую заранее думать, как вы собираетесь выглядеть перед начальством.       Саша поднялась, с трудом подавив желание сказать что-то в ответ.       — Всем отбой, — коротко приказала Софья, направляясь к двери. — Не рассчитываете, что к вам всегда будет приходить добрая сержант Романова. Мои визиты будут такие же неожиданные.       Уже у выхода она обернулась и бросила напоследок Саше:       — И зубную щётку можете оставить для следующей уборки. Вдруг снова не успеете.       Дверь за ней захлопнулась, а в казарме повисла тишина. Крючкова проводила её взглядом и только потом позволила себе тихо выдохнуть. В её глазах мелькнуло что-то похожее на вызов.       — Что ж, хотя бы пол теперь чистый, — пробормотала она себе под нос.