Вне устава

      Свист сирены разрезал воздух, наполняя казарму звуком, от которого у многих закладывало уши. Сонные новобранцы, ещё не до конца осознавшие, где находятся, буквально выпрыгивали из коек. Кто-то неловко запутался в простыне, кто-то — с силой стукнулся плечом о соседку. Комната наполнилась хаотичным шумом: топотом босых ног, скрежетом застёжек, глухими вскриками и негромкими ругательствами.         На общем фоне Крючкова выглядела вопиюще спокойной. Она не торопилась. Резко потянувшись, выгибая спину, словно довольная своим положением кошка, она потёрла глаза и лениво провела рукой по своим светлым, слегка растрёпанным волосам. Её взгляд, словно случайно зацепившийся за хаос вокруг, оставался расслабленным, а на губах застыла легкая усмешка.         В отличие от остальных, которые судорожно бегали по комнате в поисках ремней и флисок, Саша лежала на кровати чуть дольше, чем позволяли обстоятельства, и, наконец, поднялась, будто делала одолжение самой себе. Соседки по койке давно вскочили и метались по комнате, на ходу натягивая форму, проверяя ремни и застёжки.         — Крючкова, шевелись! — раздалось где-то рядом.         Этот шипящий голос невозможно было спутать: Женя Шестерикова. Она, чуть пригнувшись, пробегала мимо, застёгивая на ходу молнию штанин. Её лицо раскраснелось от спешки, длинные светлые волосы небрежно торчали в разные стороны, но в глазах светилась решимость.         Саша с ленивым интересом повернула голову, словно обдумывая, стоит ли вообще отвечать. Затем всё же издала короткий смешок и протянула:       — Да успею я, не переживай.       Женя остановилась, смерила девушку взглядом, словно не веря своим глазам, но спорить времени не было. С шумным выдохом она метнулась к выходу, успев лишь бросить короткое:         — Ты неисправима!         — Верно подмечено, — почти незаметно прошептала Саша, натягивая сапоги.         Когда сирена затихла, наступила краткая пауза. За несколько минут казарма полностью опустела. Остальные новобранцы уже выбежали наружу, выстроившись в идеально ровные ряды. Только Крючкова, как ни в чём не бывало, подтягивала ремень и с ленивой грацией поправляла кофту.  Её движения были демонстративно медлительными, словно она наслаждалась тем, что идёт вразрез с общей паникой.       — Идти всё равно недалеко, — пробормотала, качая головой.         Через пару минут она появилась во дворе. К её удивлению, никто не бросился с упрёками. Видимо, все слишком заняты: шёпот из строя, несколько неуверенных переглядываний — и всё затихло, когда перед ними встала сержант Мария Романова.         Она выглядела так же, как всегда: выпрямленная до совершенства осанка, слегка резкие черты лица, строгий взгляд, от которого у самых отчаянных появлялся холодок в груди. Её голос звучал чётко, будто отточенный механизм.         — Сегодня у вас марш-бросок, — объявила она, словно это было запланировано давным-давно и никаких возражений даже в мыслях быть не должно. — 15 километров. Полное обмундирование. Первая группа выдвигается через пять минут.         Тишина заполнила строй, но ненадолго. Кто-то сзади, видимо, не удержавшись, тихо застонал. Ещё несколько девчонок начали перешёптываться, обсуждая, как тяжело это будет после вчерашнего напряжённого дня.         Саша стояла в конце строя, лениво переступая с ноги на ногу.         — 15 километров? Ну, спасибо, Мария Романова, — пробормотала она.         Взгляд Романовой моментально метнулся к ней.         — Что-то сказала, Крючкова? — спросила она, бросая вызов.       Саша подняла голову, встретившись с сержантскими глазами, в которых читалось больше предупреждения, чем вопроса. Она ответила с едва заметной улыбкой:         — Нет, товарищ сержант.         Их взгляды встретились на несколько долгих секунд. Саша чувствовала, как остальные девушки замерли, ожидая, что будет дальше. Но Романова, видимо, решила, что ей не стоит тратить время на эту перепалку. Она отвела взгляд и продолжила раздавать команды.       Подготовка началась мгновенно. Девушки проверяли содержимое рюкзаков, затягивали ремни и перебирали сапоги, готовясь к длинному переходу. Крючкова, напротив, не спешила. Она неспешно разглядывала остальных, словно собираясь наблюдать за ними, а не участвовать в тренировке.         Мафтуна, стоявшая неподалёку, сжала зубы, наблюдая за её медлительностью.         — Ты серьёзно? — шепнула она, подойдя ближе.         — Что? — невозмутимо ответила Саша, поворачиваясь к девушке.         — Ты хотя бы раз можешь не нарываться? — её голос звучал устало, но искренне.         Саша пожала плечами.         — Я так флиртую.       Абдиева, слегка нахмурившись, отошла обратно в строй, явно понимая, что с Крючковой спорить бесполезно. У нее на все был язвительный комментарий.       Та лишь ухмыльнулась, накидывая рюкзак и медленно двигаясь к остальным.       Мария Романова громко щёлкнула пальцами, привлекая внимание всех присутствующих.       — Первая группа, шагом марш!       Колонна новобранцев тронулась с места, мерно постукивая сапогами. Саша оказалась в хвосте. Её медленные, почти ленивые шаги сильно контрастировали с ритмичной поступью остальных. Соседки по колонне время от времени бросали на неё косые взгляды, явно осуждая такое поведение, но никто ничего не говорил.       Всё началось спокойно. Первая сотня метров прошла без эксцессов: ровные ряды, выверенные шаги. Но вскоре участники начали чувствовать тяжесть рюкзаков, а ноги — гудеть от нагрузки.       Шаги становились всё менее ритмичными. Девушки стали сбиваться с темпа, кто-то обтирал лицо рукавом, другие молча терпели, стиснув зубы. Утренний воздух был прохладным, но тяжёлое обмундирование быстро заставляло пот струиться по спинам.         Саша шла в своём неспешном темпе, будто наслаждаясь прогулкой. Её расслабленное выражение лица, несомненно, раздражало остальных, особенно тех, кто из последних сил старался держаться в строю.         — Саша, ты чего еле плетёшься? — бросила ей Влада, проходя мимо.         — А ты чего так бежишь? Боишься, что земля под ногами закончится? — ответила та, даже не потрудившись взглянуть на собеседницу.         Ответ вызвал глухой смешок у ближайших к ней новобранцев, но девушка, задевшая Сашу, только фыркнула и ускорила шаг.         Тем временем Ангелина, идущая ближе к началу колонны, не могла не замечать, как Крючкова продолжает демонстративно выделяться. Её раздражение нарастало. Сначала это был взгляд, потом короткий вздох, а затем она не выдержала и повернулась через плечо.         — Крючкова, ты хоть раз можешь перестать вести себя как... — Терехина запнулась, подбирая слова. — Как ты?         Саша лишь хмыкнула.         — А почему ты так переживаешь? Боишься, что сержанты мне премию выпишут за особое усердие?         — Я переживаю, что ты нас всех подставишь своим видом! — Ангелина повысила голос, но тут же осеклась, заметив, как некоторые девушки начинают оборачиваться.         Женя, шедшая чуть впереди колонны, бросила на них предупреждающий взгляд, но ничего не сказала.         Саша улыбнулась, словно её только что похвалили.         — Не переживай, Терехина, — протянула она с ленивой насмешкой. — Если я кого-то подставлю, это точно не тебя.         Ангелина отвернулась, явно решив больше не вступать в бесполезные перепалки. Ей не хотелось ссориться с подругой, но условия, в которых они находились, давили.       Строй уже давно потерял свою четкость. Сначала это были небольшие сбои: кто-то замедлялся, кто-то ненадолго сбивался с ритма, поправляя ремни рюкзака или обувь. Но с каждым километром дисциплина рушилась всё сильнее. Теперь уже почти треть девушек шла без какого-либо порядка, едва волоча ноги. Рюкзаки, которые вначале держались на плечах, начали скользить вниз, болтаться на согнутых локтях или вовсе лежать на руках. Лица многих были красными, дыхание тяжёлым, а шаги становились всё медленнее.         Соня Григорьева не отставала от остальной группы, но лицо выдавали усталость и напряжение. Казалось, она на грани того, чтобы сбавить темп, но гордость и упрямство заставляли двигаться вперёд. За её спиной шла Мафтуна, движения которой уже не были координированными, а ноги подкашивались с каждым метром.         — Давай, не останавливайся, — негромко сказала Соня, с трудом выравнивая дыхание. Она протянула руку и схватила Абдиеву за ремень рюкзака, помогая удержаться на ногах.         — Я... не могу... — Мафтуна буквально задыхалась, хватая воздух ртом. Голос её был прерывистым, и слова давались с трудом. Но, несмотря на это, она продолжала шагать, пытаясь сохранить хоть какую-то силу в движениях.         Соня, напрягшись, прилагала все усилия, чтобы девушка не упала. Её собственные руки уже начали ныть от усталости, но она не отпускала ремень.         Позади них лениво шла Крючкова. Она, как всегда, выглядела беззаботно. Её шаг был замедленным, даже расслабленным, как будто весь марш-бросок был для простой прогулкой по парку. Заметив борьбу Мафтуны и Сони, Саша приподняла бровь, словно нашла что-то интересное.         — Вечно ты всех спасать берёшься, Григорьева, — протянула она, наконец приблизившись.         Соня даже не повернула головы. Её голос прозвучал сухо, с явной ноткой раздражения.         — Может, тебе тоже попробовать?         Саша ухмыльнулась, вытирая пот со лба.         — Не моё это, — ответила она, делая одолжение одним своим появлением.         Она всё же замедлилась, оказавшись рядом с Маф. Соня не обратила на неё внимания, полностью сосредоточившись на своей подруге, а вот Абдиева подняла взгляд. Её лицо, бледное и потное, выражало только одно — бесконечную усталость.         — Ну что, Абдиева, рюкзак понести? — лениво спросила Саша, глядя на девушку.         Та замерла, явно пытаясь что-то сказать, но отдышка мешала произнести хоть слово. Однако её взгляд — полный благодарности — сказал больше, чем могли слова.         Но прежде чем Маф успела ответить, Соня резко повернула голову.         — Она сама справится, — отрезала, пристально глядя на Сашу.         Крючкова вновь приподняла бровь. В её взгляде была ирония, а в уголке губ заиграла ухмылка.         — Ох, как строго. Ну ладно, как скажешь, командир, — ответила она с издёвкой и, пожав плечами, пошла дальше.         Несмотря на её безразличный вид, Саша всё же оборачивалась время от времени, чтобы убедиться, что Соня и Мафтуна продолжают идти. Глядя на то, как Григорьева буквально тащит девушку, она усмехалась.         — Героиня, — пробормотала себе под нос, но больше не вмешивалась.         Соня лишь сжала зубы. Она не собиралась ни просить помощи, ни уступать. Даже если ей казалось, что силы на исходе, её упрямство было сильнее усталости.         Маф тем временем, хоть и с трудом, но держалась. Её шаги были шаткими, а дыхание — рваным, но она всё-таки двигалась, как будто боялась подвести Соню больше, чем упасть от усталости.       На десятом километре всех ожидала «сюрприз»: грязевая полоса препятствий. Широкая яма с тёмной, густой грязью раскинулась на несколько метров, словно нарочно перекрывая путь. Вокруг неё воздух пропитался влагой, а запах сырости бил в нос. По краям ямы уже виднелись следы грязных сапог, разбросанных комков земли и глубоких борозд, оставленных теми, кто прошёл здесь до них.         На другой стороне стояла сержант Мария Романова. Её взгляд был сосредоточенным, холодным, будто она ожидала, что кто-то сейчас обязательно облажается. Романова даже не удосужилась скрыть своей жестокости, сложив руки на груди и наблюдая за приближающимися девушками.         — Быстрее! — голос звучал громко и чётко, словно удар плети. — Это не прогулка по парку!         Крючкова, как всегда, шла чуть позади остальных. На её лице играла привычная ухмылка, а ленивый взгляд выдавал равнодушие к происходящему. Когда она приблизилась к полосе, то остановилась, осматривая грязевую яму.         — Ещё и грязь? — пробормотала она, демонстративно качая головой. — Вы прямо издеваетесь, товарищ сержант.         Романова перевела на неё взгляд, ледяной и отстранённый.         — Крючкова, — произнесла она, выдерживая паузу, — если не успеешь за установленное время, пройдёшь полосу ещё раз.         Саша фыркнула, закатив глаза.       — И сколько у нас времени?         — Пять минут, — отрезала вышестоящая, не сводя с неё глаз.         — Ого, щедро, — протянула та язвительным тоном.         Не дожидаясь дальнейших комментариев, Крючкова резко шагнула вперёд, затем прыгнула в грязь, заставив её брызнуть во все стороны. Ближайшие девушки отскочили, прикрываясь руками, а одна из них вскрикнула.         — Саша! — громко возмутилась Григорьева, которая как раз стояла неподалёку. Её лицо перекосилось от раздражения, но в общем шуме голос утонул.         Саша же только усмехнулась и продолжила движение. Она шла сквозь густую грязь с видимым безразличием, не обращая внимания на то, как вязкая масса цепляется за её форму, заполняя складки ткани. Рюкзак за спиной слегка покачивался, но девушка даже не пыталась его поправить.         Тем временем Соня осталась позади. Она стояла на краю ямы, помогая Абдиевой, которая выглядела так, словно любое её движение давалось с неимоверным трудом.         — Ты всегда такая заботливая, Григорьева? — неожиданно спросила Саша, оборачиваясь через плечо.         Соня бросила на неё сердитый взгляд.         — Да, в отличие от некоторых, — резко ответила она, продолжая поддерживать Мафтуну, чьи ноги то и дело подкашивались.         Саша остановилась. Несколько долгих секунд она смотрела на них, как будто размышляя, стоит ли вмешиваться. Затем, будто приняв решение, сделала несколько шагов назад и схватила Мафтуну за руку, неожиданно резко подтолкнув её вперёд.         — Не успеет она с твоим темпом. Давайте быстрее, — сказала Крючкова с едва заметной улыбкой.         Григорьева дивлённо подняла бровь, но возражать не стала. Она лишь молча кивнула и снова обратила всё внимание на Мафтуну. Вместе они втроём продолжили пробираться через грязь.         Каждый шаг давался с трудом. Грязь буквально засасывала ноги, а форма становилась всё тяжелее от липкой массы, налипшей на ткань. Когда они наконец добрались до другого конца полосы, их встретила Романова. Сержант осмотрела их троицу с едва       заметным прищуром.         — Что за комедия? — холодно спросила она, глядя сначала на Сашу, затем на Григорьеву.         Крючкова невозмутимо стряхнула грязь с рукавов, оставив несколько пятен на земле.         — Командная работа, товарищ сержант, — ответила она с невинным видом, будто только что спасла положение.         Романова прищурилась сильнее, но ничего не сказала. Вместо этого её взгляд скользнул к Соне, которая, измотанная и грязная, продолжала поддерживать Мафтуну.         — Григорьева, — произнесла она, — возьми свою подругу и проведи её к строю.         Соня устало кивнула. Она помогла Мафтуну подняться и, подхватив её под руку, направилась к месту, где собрались остальные девушки.         Тем временем полоса препятствий стала настоящим испытанием для остальных. Девушки с трудом передвигались по грязи, некоторые из них буквально ползли, стараясь хоть как-то удержаться на поверхности. Крики, команды и шум сапог сливались в общий хаос, но Саша, казалось, была довольна. Её настроение явно не соответствовало тяжёлой атмосфере испытания. Она лениво наблюдала за всем происходящим, никуда не спешила и выглядела так, будто ей всё это в глубине души даже забавляло.         Слякоть сталась позади, но девушки, перепачканные и вымотанные, ещё не успели восстановить дыхание, когда раздался резкий голос сержанта Романовой:         — Не расслабляться! — Она обвела всех холодным взглядом. — Следующий этап — транспортировка «раненого».         Среди новобранцев раздался недовольный гул, смешанный с тяжёлыми вздохами.         — Вам выдадут носилки, — продолжила та, будто не замечая их состояния. — Груз весом сорок килограммов. Трое на смену. Движение строго вперёд, без остановок и без шагов в сторону. Если хоть одна группа задержится, вся колонна начнёт сначала.         Несколько девушек обречённо застонали, но не громко — чтобы сержант не услышала. Романова игнорировала эти реакции. Она громко хлопнула в ладоши, как будто подгоняя всех к действию:         — Быстро распределились!         Крючкова, привыкшая не упускать возможность встрять в любой спор или подколоть кого-то, даже сейчас выглядела бодрой. Увидев, что её группа снова состоит из неё, Сони Григорьевой и Мафтуны Абдиевой, она не удержалась от комментария:         — Ну что, девчонки, потаскаем «раненого»? — с ухмылкой произнесла она, глядя на носилки, которые сержант уже выдала их тройке.         Соня подняла на неё уставший, но твёрдый взгляд.         — Если ты готова работать, а не болтать, — бросила она, взявшись за один край носилок.         Саша лишь улыбнулась, явно наслаждаясь упрямством своей напарницы.         — Что за настрой, Сонь? — лениво протянула она, но всё же подхватила другой край носилок.         Мафтуна стояла чуть поодаль, с заметной неуверенностью в глазах. Её руки дрожали, а взгляд метался от носилок к сержанту.         — Абдиева, ты третья, — коротко распорядилась Мария. — Держи баланс, когда будешь менять кого-то.         Мафтуна неуверенно кивнула, медленно вставая рядом с ними.         Они подняли носилки, и вес тут же дал о себе знать: сорок килограммов мёртвой нагрузки были куда тяжелее, чем казалось на первый взгляд. Группа начала движение, стараясь идти ровным темпом. Первые сотни метров давались относительно легко. Носилки покачивались, но каждая из девушек делала всё, чтобы не потерять равновесие.         Однако чем дальше, тем сильнее начинала ощущаться усталость. У Сони лицо побледнело, но она упрямо шла вперёд, будто пытаясь доказать самой себе, что выдержит. Мафтуна уже пару раз едва не упала, и Саша едва успевала удерживать её от окончательного срыва.         — Держись! — резко бросила Соня, когда Абдиева снова поскользнулась на мокрой траве.         Мафтуна тяжело дышала, но кивнула, стараясь идти ровнее.  Саша, внимательно наблюдая за ними обеими, наконец нарушила молчание:         — Она не справится, — спокойно сказала она, обращаясь исключительно к Соне.         — Справится, — отрезала та, даже не оборачиваясь.         Саша только качнула головой, усмехнувшись.         — Ты как всегда упряма, Григорьева, — пробормотала она, но, увидев, как Мафтуна начинает замедляться, всё-таки подхватила её сторону носилок. — Ладно, уговорила.         Мафтуна испуганно посмотрела на неё, но Саша только подмигнула, как будто это была шутка.         — Держись рядом, Абдиева, — бросила Саша через плечо. — Я прикрою.         Нагрузка теперь легла на неё и Соню, но Саша явно не показывала, что это доставляет ей какие-то трудности. Она шла с показным спокойствием, даже несмотря на то, что руки уже начали ныть от усталости.         Соня молча приняла её помощь, но взгляд у неё оставался строгим и сосредоточенным. Она не позволяла себе отвлекаться или расслабляться, в движениях читалась железная решимость дойти до конца.         Когда наконец они добрались до следующей точки, где ожидала Романова, девушки буквально выдохнули с облегчением. Их форма была насквозь мокрой от пота, а мышцы болели, но никто не позволил себе показать слабость.         Романова осмотрела их с выражением, которое можно было бы назвать удовлетворением, если бы она не была такой строгой.         — Встали в строй, — коротко скомандовала она, кивая. — Остальные подтягиваются.         Крючкова бросила взгляд на Григорьеву, чьё лицо было покрыто грязью и потом, но она всё равно выглядела собранной.         — Ну что справились? — усмехнулась она, не скрывая своего любопытства.         Соня мельком посмотрела на неё, едва заметно кивнув:         — Да.         Саша улыбнулась шире.         — Вот и отлично, — протянула она, словно разговор был для неё формальностью.         Тем временем остальная группа медленно подтягивалась к пункту сбора. Девушки были измотаны, многие буквально тащили себя вперёд на последних силах. Их лица выражали смесь усталости и облегчения, но Романова оставалась бесстрастной.         Когда все наконец собрались, сержант вновь собрала всех в колонну и повела их к полевому лагерю. Там новобранцам наконец позволили перевести дух.         Саша, устроившись на краю импровизированной стоянки, наблюдала за окружающими. Её взгляд остановился на Соне, которая продолжала что-то говорить Мафтуне, помогая той привести себя в порядок.         — Вот и привязанность, — пробормотала Саша себе под нос, ухмыльнувшись.         Ненужная привязанность. Они заведомо проиграли — продолжила она свои мысли, глядя, как Соня, не обращая внимания на собственную усталость, поправляет ремень на плечах Мафтуны. Та стояла, ссутулившись, будто стараясь стать незаметной, но благодарно кивала.       Зачем Григорьева так старается? Неужели она действительно верит, что может кого-то спасти в этом месте? Привязанность была слабостью. Она притупляла инстинкты, заставляла думать не о себе, а о других. В армии — тем более в этом лагере — это было бесполезно.       Крючкова хорошо знала таких, как Соня. Они всегда пытались быть сильнее, чем на самом деле, вытаскивали других, подставляли плечо, когда у самих уже подгибались ноги. Но именно такие люди ломались громче и болезненнее всех. Броня, которую они создавали вокруг себя, трещала от малейшего удара, а когда она наконец раскалывалась, под ней не оказывалось ничего, что могло бы их удержать.       И почему-то Сашу это забавляло. Нет, не злорадством — скорее, любопытством. Ей хотелось знать, сколько ещё Григорьева сможет выдержать, сколько раз она потянет за собой тех, кто явно не сможет идти сам, прежде чем сама рухнет на землю.       Саша лениво откинулась на спину, чувствуя, как сырая земля холодит затылок. Форма тянула плечи, руки ныли от тяжести носилок, но ощущение поражения, которое она только что сформулировала в уме, приятно щекотало сознание.

////

      Казарма гудела, как огромный улей, где каждая пчела занята своим делом, но одновременно мешает всем остальным. Громкие голоса, спор о том, как правильно заправить кровати, резкий звук железных шконок, скрипящих под тяжестью новобранцев, — всё смешивалось в хаотичную какофонию. Где-то в углу раздавалось приглушённое рыдание, едва прикрытое натянутой простыней, а через пару коек кто-то негромко, но с нескрываемым раздражением проклинал новые ботинки, уже натиравшие мозоли.         На потолке, казалось, завёлся невидимый комар: крохотная колонка наверху изливала хриплый шансон с таким количеством треска, что музыка больше походила на радиопомехи. В центре этой суматохи сидела Саша, вытянув ноги на своей койке.         Она лениво рассматривала пятна на потолке, каждое из которых, как ей казалось, могло бы рассказать свою историю. Гул казармы не раздражал её, наоборот — он даже чем-то успокаивал. Этот шум был живым, он говорил о движении, о том, что вокруг люди, а не бесконечная тишина старой квартиры с облезлыми обоями, текущим потолком и родителями, которые только и делали, что орали друг на друга за стенкой.         — Саш, ты вообще планируешь что-нибудь делать? — Мафтуна тяжело вздохнула, отчаянно пытаясь натянуть простыню на свою койку. Она уже третий раз за последние пять минут пыталась сделать это правильно, но всё время что-то шло не так.         Саша лишь приподняла голову, бросив на неё ленивый взгляд, и хмыкнула.         — А чего ты кипятишься? У нас ещё вся служба впереди. Успеем научиться.         Абдиева покачала головой, даже не пытаясь скрыть раздражение:         — Да тебе же первой от Софьи влетит.         Имя лейтенанта прозвучало, как грозовой раскат, заставив несколько человек, случайно услышавших разговор, насторожиться. Кульгавая была известна всем. Её репутация шла впереди неё, как ледяной ветер. Говорили, что она видит всё, знает обо всех и не прощает никому ни малейшего проступка.         Саша лишь фыркнула, растягивая губы в лёгкой усмешке:         — Пусть попробует.         Её голос звучал дерзко, почти нарочито, но в глубине души она чувствовала, как тёплая волна адреналина разливается по телу. Слова слетели с языка сами собой, и Крючкова ещё не знала, что это станет началом её очередной стычки с лейтенантом.         Дверь казармы внезапно распахнулась, ударившись о стену с такой силой, что несколько новобранцев вскрикнули от неожиданности. Шум, наполнявший помещение, мгновенно утих, будто кто-то выключил звук. Лёгкий ветерок, ворвавшийся снаружи, тронул белые занавески на окнах, но никто не обратил на это внимания. Все взгляды были прикованы к порогу.         На входе стояла Софья Кульгавая.         Её высокая, стройная фигура напоминала статую, высеченную из мрамора. Выглаженная форма сидела на ней идеально, сапоги блестели так, что в них можно было увидеть своё отражение, а фуражка скрывала часть лица, делая её взгляд ещё более недосягаемым. Но даже без прямого взгляда казалось, что она видит всё.         Кульгавая медленно шагнула внутрь, сапоги издавали глухой звук, будто метроном отсчитывал время. В казарме повисла напряжённая тишина. Никто не двигался. Никто не говорил. Только звук её шагов разносился по помещению, и каждый чувствовал, как он отзывается в груди.         Её взгляд, холодный и точный, как луч прожектора, медленно сканировал помещение. Она смотрела на лица новобранцев, будто старалась запомнить каждую деталь: кто испуганно прячет глаза, кто пытается выглядеть уверенно, но губы всё равно подрагивают.         Когда девушка посмотрела на Сашу, Крючкова почувствовала это, как укол иглы. Она медленно подняла глаза, встретив взгляд лейтенанта.         — Крючкова, — голос Кульгавой прозвучал резко, громко, как хлёсткий удар.         Саша не торопясь подняла голову, и на её губах заиграла знакомая ухмылка. Она не встала, не поправила форму. Она сидела так же, вытянув ноги, и смотрела на лейтенанта снизу вверх, словно не замечая того напряжения, которое охватило остальных.         За её спиной Мафтуна невольно подалась назад, словно пытаясь укрыться от Софьи.         — На месте, товарищ лейтенант, — Крючкова растянула слова, добавляя в них неприкрытую насмешку.         Кульгавая шагнула ближе, её сапоги ударили по полу. Тишина в казарме стала ещё плотнее. Лейтенант замерла перед Сашей, наклонив голову чуть вбок, словно рассматривая её.         — Встать, — приказала она, и её голос прозвучал так, будто от этого зависела сама судьба Крючковой.         Саша задержала взгляд на Кульгавой ещё на мгновение, затем, неспешно и с преувеличенной ленцой, поднялась на ноги. Она едва заметно расправила плечи, но не убрала своей ухмылки.         Напряжение между ними стало почти осязаемым. Лейтенант и новобранец стояли друг напротив друга, и казалось, что даже воздух между ними электризуется.       — Я так понимаю, вы уже основательно решили, что дисциплина — это не про вас? — спросила Софья, её голос был ровным и бесстрастным, но с такой силой, что в помещении на мгновение воцарилась тишина. Все новобранцы, даже те, кто изначально не обращал на происходящее внимания, сжались в своих местах, словно ожидая удара. — На отчёт у вас — 30 минут.         Саша, не спеша, подняла взгляд, как будто слова девушки вовсе не имели для неё значения. Вместо того чтобы сразу ответить, она сделала вид, что задумалась, как бы взвешивая ситуацию. Потом её губы растянулись в лёгкой улыбке.       — Дисциплина? — протянула она, отпуская слова с ленивым акцентом, как будто сама концепция дисциплины была ей чужда. — Думаю, я просто ещё не разобралась, как тут всё устроено.         Реакция на её слова была мгновенной. Из уголков казармы послышались приглушённые кашли, сопровождающиеся полуглухими смешками. Кто-то даже сполз с кровати, пытаясь спрятать своё недовольство. Но Софья лишь слегка сжала губы, и напряжение в воздухе стало почти осязаемым.         — У тебя есть две секунды, чтобы встать, Крючкова, — её голос стал тихим, но от этого не менее опасным.         Саша, почувствовав, что игра зашла слишком далеко, всё же не планировала отступать. Это было не в её стиле. Она медленно поднялась с койки, намеренно демонстрируя свою медлительность и неохоту. При этом руки оставались скрещёнными на груди, а улыбка не покидала её лица.         — Вот, стою, — произнесла, не скрывая своего вызова.         Софья не сдвинулась с места. Она стояла, как каменная статуя, но её взгляд был настолько холодным, что Саша, несмотря на свою уверенность, почувствовала лёгкий холодок в груди.         Кульгавая шагнула ближе, и расстояние между ними стремительно сокращалось.  На лицо лейтенанта не было ни одного намёка на эмоции. Однако в её глазах, ярко сверкающих холодным светом, можно было разглядеть безжалостную решимость.         — Я смотрю, у нас тут комедиантка, — её слова, хотя и ровные, звучали как угроза, с которым нельзя было не согласиться. — И язык подвешен.         Крючкова едва заметно качнула головой, как бы соглашаясь с ней, но её улыбка всё равно оставалась. В такие моменты она чувствовала себя живой. Ей нравился этот вызов — дрожь, которая прокатывалась по коже от игры, как на грани. Она не собиралась уступать.         Начальница сделала ещё один шаг вперёд. И в следующий момент всё произошло настолько быстро, что Саша едва успела осознать: лейтенант нанесла ей удар под дых.         Сила удара была профессиональной — без лишнего размаха, но достаточно сильной, чтобы выбить воздух из лёгких. Крючкова не ожидала, что в таком близком контакте удар будет настолько быстрым и точным. Боль пронзила её тело, и воздух будто вырвался из лёгких, оставив её на мгновение без сил. Она пошатнулась, как если бы её подбили, но быстро восстановила равновесие.         Её лицо исказилось от боли, но улыбка, хотя и кривая, не исчезла. Она стояла прямо, даже несмотря на всё, что только что произошло, и старалась не выдать ни одного признака слабости.         — Вот так лучше, товарищ лейтенант, — хрипло произнесла она, встречая взгляд Софьи.       В глазах Кульгавой мелькнула искорка удивления, но этот момент прошёл так быстро, что его можно было бы легко проигнорировать. Секунды спустя её взгляд снова стал безжизненно хладнокровным, как лёд в морозный день.         — Удивительно, как иногда слова перестают быть важными, — сказала она, и её голос снова стал спокойным, даже немного равнодушным. Но она продолжала смотреть на Сашу, в её глазах не было ни малейшего сомнения в том, кто в этой ситуации прав.         Софья сделала шаг назад, её лицо снова стало бесстрастным. Но напряжение в воздухе стало почти осязаемым. Казарма, которая раньше гудела и шуршала, как улей, замерла. Это была не просто тишина — она была зловещей, будто ожидалась дальнейшая буря.         — У тебя осталось двадцать три минуты, Крючкова, чтобы принести мне отчет, — произнесла она, глядя на Сашу сверху вниз. — Думаю, теперь ты более мотивирована.        Саша не сразу ответила. Она лишь кивнула, но этот кивок был достаточно заметным, чтобы выразить вызов в её глазах. Кульгавая могла быть уверенна в своей силе, но Саша не собиралась уступать.        Когда лейтенант развернулась и направилась к выходу, дверь за ней закрылась с хрустом. Похожие звуки, которые ещё несколько минут назад означали жизнь, теперь казались пустыми и лишёнными смысла.         Шум в казарме не вернулся. Остальные новобранцы стояли, сдерживая дыхание, не решаясь пошевелиться. Тишина стала почти осязаемой.         — Ты сумасшедшая? — прошептала Женя, осторожно приближаясь к Саше, глаза её были полны беспокойства.         Саша, несмотря на болезненное ощущение в животе, усмехнулась. Её рука невольно потёрла место удара, но боль была терпимой, даже приятной. Она, будто не замечая боли, облизала губы и произнесла:         — Может быть, — ответила она, но в её голосе не было ни малейшего намёка на сожаление. — Но я жива, и это уже неплохо.       Крючкова присела на край своей койки, чувствуя неприятную тяжесть в животе от удара. Хотя боль была резкой и отголоски удара всё ещё отдавались в её теле, она не дала себе сдаться. Наоборот, такие моменты её только закаляли. Это была игра, и если она в неё втянулась, то только по своим правилам. Быстро заправив форму, чтобы не выделяться среди других, она начала собираться. У неё не было времени на размышления или сомнения — нужно было действовать.       — Ты серьёзно собираешься выполнять этот приказ? — спросила Ангелина, её голос был тихим, почти шёпотом, как если бы она боялась, что Софья вдруг вернётся и они снова окажутся в центре этого безумия.       Саша взглянула на неё с лёгкой усмешкой, застёгивая пуговицу на своей форме.       — Конечно, — ответила она, не спеша. — Ты видела её? Она такая, что если я не успею, то мне конец. И тебе тоже, — добавила она с улыбкой, которая была не совсем дружелюбной.       Ангелина покачала головой и хмыкнула, но что-то в её глазах выдавало тревогу. Она знала, что Саша не боится ни наказаний, ни последствий, но всё равно переживала.        — У тебя, кажется, и так всё на волоске, — продолжала она, но её слова потеряли вес на фоне уверенности Саши.        — Что я ей сказала? Правда глаза колет, вот и всё, — Саша отмахнулась, бросив на неё взгляд, который не оставлял места для дальнейших разговоров.       В казарме снова начали слышаться шёпоты и странные взгляды. Все знали, что открытый конфликт с Софьей — это почти гарантированная катастрофа для любого новобранца. Но Саша не обращала внимания на взгляд других, на их молчаливые осуждения или удивлённые взгляды. Она была в своём мире, где даже такой удар, как тот, что она только что получила, был частью большого плана.       Саша продолжала собираться, не спеша, как будто всё было под её контролем. Взгляд её упал на Владлену, которая сидела на соседней койке и переглядывалась с Алиской.       — Тут явные отклонения, — произнесла Владлена тихо, но так, чтобы Саша успела её услышать.       Саша не обратила на неё внимания. Но, как бы она не старалась не показывать этого, её слова всё равно задели.       Алиса, сидя на своей койке, еле слышно произнесла:       — Она теперь точно будет тебя ненавидеть, — её взгляд был скрыт за длинными волосами, и, похоже, она больше интересовалась тем, что происходит вокруг, чем переживала за Сашу. Но по её манере говорить было понятно, что она вряд ли осуждает, скорее, испытывает любопытство .       Саша скосила на неё глаза.       — Мне пофиг, — прошипела она, не отрываясь от своей подготовки. — Пусть ненавидит, я не первый раз в таких условиях.       В это время Мафтуна, сидящая на соседней койке, шумно выдохнула, глядя на Сашу.       — Вот что ты творишь? Зачем опять нарываешься? Ты же знаешь, какая она.       Крючкова в ответ только усмехнулась.       — Знаю. Но если не я, то кто? Я не собираюсь стоять в углу, пока меня учат, как быть хорошей девочкой.        Мафтуна не ответила, но её выражение лица было полным недовольства и беспокойства. Она и сама не раз нарушала правила, но всегда старалась обходить самые большие конфликты. Саша же, как всегда, шла на всё.       — Тебе не кажется, что ты слишком рискуешь? — спросила Григорьева, подходя к ним с осторожным, почти укоряющим тоном. В её глазах читалась не только обеспокоенность, но и какое-то сожаление, будто она не могла понять, почему Саша так цепляется за этот путь.       Саша взглянула на неё, на мгновение остановив свои движения. Соня была одна из немногих, кто всегда старался делать всё правильно, соблюдая дисциплину. Хотя на фоне Сашиной дерзости это казалось даже не просто правильным, а скучным.       — А ты бы что сделала на моём месте? — ответила Саша, бросив взгляд на Соню с лёгким вызовом в глазах. — Давай, расскажи мне, как ты это видишь.       Соня нахмурилась, но ответить ничего не успела. В это время в комнату вошла Оксана. Она прошла мимо, не останавливаясь у Саши, но её взгляд всё-таки скользнул по ней. Оксана всегда оставалась в тени, но было видно, что она следит за происходящим. Знает, что происходит в группе, но никогда не выражает свои чувства открыто. Сегодня она выглядела как-то особенно напряжённо.