If this is hell, we'll burn it down

Иерархия — это порядок, возведённый в систему. Это невидимая лестница, по которой поднимаются одни и падают другие. Это структура, вплетённая в саму ткань существования, неизбежная, как гравитация, неоспоримая, как время. В своей основе иерархия — это баланс власти. Она диктует, кто ведёт, а кто следует, кто властвует, а кто подчиняется. В природе она обнажена, жестока и проста: сильный пожирает слабого, альфа занимает вершину стаи, а остальные следуют за ним, потому что иначе — смерть. В человеческом мире она становится сложнее, превращаясь в тонкую паутину социальных ролей, рангов, титулов, экономических классов, моральных кодексов. Власть не может существовать без тех, кто её признаёт. И тот, кто стоит наверху, так же зависим от тех, кто внизу, как и наоборот. Король без подданных — просто человек в короне. Генерал без армии — лишь пустая оболочка. Настоящая сила — это не просто занять вершину, аудержаться на ней. Иерархия — это не только навязанное распределение ролей, но иинстинкт. Люди ищут её повсюду: в отношениях, в работе, в обществе, даже в любви. Кто ведёт? Кто уступает? Кто подчиняет? Кто подчиняется? Иногда подчинение — это свобода. Иногда власть — это клетка. Иерархия рождает порядок, но в то же время провоцирует бунт. Чем жёстче её границы, тем сильнее желание разрушить её изнутри. Но стоит ли разрушать? Или, может быть, истинная власть в том, чтобы не бороться, а просто знать своё место? Ибо, в конце концов, не каждый, кто стоит внизу, слаб. И не каждый, кто наверху, действительно правит. В высоком окне мерцал утренний город, спрятавшись за стеклом с новейшим пуленепробиваемым покрытием. Кабинет президента выглядел безупречно: ровные линии мебели, строгие стулья обтянуты дорогой кожей, массивный стол из тёмного дерева блестел полировкой. Стены украшали лишь несколько картин в приглушённых тонах. Здесь царила аскетичная элегантность, подчёркивающая вкус и холодную респектабельность хозяина. За столом сидел сам Президент, статный мужчина под шестьдесят, с седеющими висками и тяжелым, испытующим взглядом. Он молчал, скользя глазами по экрану планшета, где снова и снова прокручивалась видеозапись недавнего теракта у здания Верховного суда. Рядом, чуть поодаль, стояли несколько высокопоставленных полицейских чинов и советников по безопасности. По всему виду Президента было ясно: он держит себя в руках, но злость и возмущение как будто вибрировали под натянутой кожей. Слева от главы государства, в полуобороте к экрану, находился Ким Сокджин — его сын. Молодой мужчина в безупречном костюме, с аккуратно зачёсанными назад волосами и тонкими чертами лица, которые делали его вид слишком надменным. Он стоял чуть в тени, сохраняя спокойствие на лице, и казалось, что движется только его пристальный взгляд, которым он изучал кадры перестрелки. Лишь изредка он бросал осторожные взгляды на отца. — Вновь запускайте, — голос Президента прозвучал ровно, без резких нот, но в нём сквозил холод металла. Кивнув, один из полицейских коснулся монитора, и запись пошла сначала. На экране возникли распахнутые стеклянные двери у парадного входа в здание Верховного суда. Снизу вверх тянулся широкий лестничный пролёт, и на этих ступенях разворачивалась лихорадочная сцена: охранники открывали огонь, пытаясь остановить двух вооружённых людей, но выстрелы гремели и со стороны нападавших. В один момент видно, как один из преступников — парень в чёрной кожаной куртке — резко пригибается к колонне и возится с чем-то у её основания. Кажется, он закрепляет заряд. — Вот этот момент, — проговорил один из советников по безопасности, прикрывая рукой подбородок, — предположительно, заложена основная взрывчатка. Камера зафиксировала его профиль. А после.. запись возобновилась лишь после взрыва. Президент слегка приподнял бровь, переводя взгляд с монитора на начальника полиции. Тот подался вперёд. — К сожалению, у нас лишь фрагментарная запись, — начал объяснять начальник. — Камеры внутренних коридоров и прилегающего периметра были выведены из строя или их файлы стёрты. Техническая экспертиза полагает, что взлом систем шёл изнутри. Но пока не ясно, кто именно контролировал сервера. Мы имеем только уличную камеру у входа. Президент качнул головой в знак того, что слышит, но не прерывал. На экране между тем появился второй человек: он двигался с пугающей лёгкостью, словно не замечая выстрелов, и в какой-то миг даже рассмеялся, когда один из охранников упал, поражённый пулей. Президент помедлил долю секунды, прежде чем спросить ровным, почти отстранённым тоном: — Можете ли вы увеличить это лицо? Советник мотнул головой помощнику. Тот приостановил запись и сделал стоп-кадр на фигуре мужчины с ярко выраженными чертами: тёмные волосы с небрежным укладом, какой-то безумный огонь в глазах. Разрешение камеры было плохим, но усмешка этого человека и наклон головы всё равно улавливались. Казалось, он был полностью уверен, что его не остановят. Сокджин незаметно, еле уловимо улыбнулся. Хосок. Он наслаждался и смеялся, пока гасил охранника за охранником. — Опознания пока нет, — произнёс начальник полиции, меж тем тыкая пальцем в экран. — Система автоматического распознавания лиц частично сработала, но вот, — он набрал на планшете код, и на основном экране возникли строки отчёта: совпадений в базе: 0. Наступила короткая тишина, затем один из генералов хмыкнул: — Ну конечно. Они явно подготовились. Значит, не мелкие отморозки, а более серьёзная организация. Президент чуть повёл плечами, не подавая признаков явной реакции, однако пальцы, лежащие на столе, напряжённо застыли. Сокджин заметил это движение рук. Отец был зол — скрыто, холодно, но зол. Обычно, если он не стучал кулаком по столу, а вот так напрягал пальцы, это означало, что решение об ответных мерах уже зрело. — Их мотивы? — спросил Президент. — Пока неизвестно, — проговорил другой полицейский, листая отчёт. — Никаких требований они не выдвинули, денег не требовали. С похищениями тоже ничего не ясно. Это выглядит как акт устрашения — удар по главному символу правосудия в стране… ну и верховный судья… В кабинете повисло напряжённое молчание. Со стороны могло показаться, что Президент просто оценивает всё, что услышал, однако Сокджин чувствовал, как гулкая ярость отца отзывается в каждой секундной паузе. Ещё чуть-чуть — и он мог бы сорваться, но президент умел держать себя в руках. — Господин президент, — голос вновь взял начальник полиции. — Мы усилили розыск по всем каналам. Проверяем границы. Сформирована оперативная группа из лучших следователей. Но нам понадобится доступ к некоторым закрытым базам госбезопасности, чтобы отследить утечки и возможных соучастников. — Получите, что нужно, — ответил Президент негромко. — Я не намерен допускать, чтобы в центре Сеула террористы взрывали суд, да ещё и улизнули почти бесследно. Никаких компромиссов. Действуйте. Эти слова прозвучали спокойно, почти без эмоциональных всплесков, но все в комнате вдруг ощутили, как стало тяжелее дышать. Было ясно: он даст полиции карт-бланш на любые методы, лишь бы вернуть себе контроль. Сокджин заговорил впервые за всё это время — ровным, вежливым тоном, как подобает сыну при отце: — Отец, — сказал он, всё так же старательно называя его официально. — Если потребуется содействие от моего отдела, я готов обеспечить связи с экономическими структурами, чтобы блокировать финансовые потоки террористов. Возможно, это поможет отсечь их каналы? Президент взглянул на сына. В его взгляде на миг мелькнуло нечто вроде одобрения — но без тёплых ноток. — Отлично, — сказал он после короткой паузы. — Подключись к работе с Министерством финансов. Нужно перекрыть кислород тем, кто финансирует подобные выходки. Пусть полиция выдвинет список подозрительных счетов. Я хочу, чтобы к утру у меня был план, как заморозить их средства. Сокджин кивнул, стараясь выглядеть так, будто искренне разделяет возмущение, и тут же почувствовал приступ неловкости внутри. Ведь Джин, как раз таки и отправляет финансы. Но на лице это не отразилось. — Господин Президент, — вступил один из военных, чьё лицо говорило о многолетней службе, — если позволите, наши подразделения уже повышают уровень готовности. Полагаю, уместно провести совместные учения для отработки действий против террористической угрозы. На случай, если эти подонки решат ударить ещё раз. Президент сделал короткий кивок, сдержанно соглашаясь. Он откинулся в кресле, мягкая кожа скрипнула. Во взгляде ещё не растворилась ярость, но в голосе была сталь: — Действуйте по регламенту. Но помните: мне не нужен беспорядок на улицах. Не хочу, чтобы СМИ взрывали панику. Люди должны чувствовать стабильность. Мы просто возьмём этих.. людей и… покончим с ними. Слово «покончим» прозвучало негромко, будто обыденная фраза. Однако всем присутствующим стало ясно: президент намерен действовать жёстко, в тени официальных указов. Никто не произнёс ничего, но это повисло в воздухе, как негласное понимание.

***

Подчинение — это не потеря власти, а её перетекание в другие руки. Оно не всегда о слабости и не всегда о поражении. В нём есть покой, которого невозможно достичь в хаосе борьбы. Это отказ от необходимости держать мир на своих плечах, умение опустить голову не потому, что сломлен, а потому, что нашёл того, кто сможет удержать тебя, когда ты сам теряешь контроль. Настоящее подчинение не о страхе, а о доверии. Оно как шторм, который, наконец, находит берег. Это тихое признание, что иногда, чтобы выжить, нужно позволить кому-то другому направлять твои шаги. Это не падение, а осознание, что не стоит вечно воевать, если есть место, где можно сложить оружие. Но подчинение не бывает одинаковым. Есть то, что рождается из страха — когда один ломает другого, подчиняя его волю своей. А есть подчинение, которое исходит из самой природы вещей — из понимания, что в этом акте не потеря, а обретение. И только последнее становится настоящей свободой. Контроль — это искусство удерживать хаос в узде. Это не жёсткие оковы, а тонкая нить, которая сжимается лишь тогда, когда это действительно необходимо. Контроль — это безмятежное спокойствие среди чужого безумия, это знание, что тебе не нужно кричать, если достаточно одного взгляда. Настоящий контроль не в силе, а в способности видеть наперёд, в умении создать иллюзию свободы там, где всё уже решено. Это тихий голос, который звучит громче крика, лёгкий наклон головы, который заставляет другого затаить дыхание. Контроль — это тот, кто, сидя в кресле, правит тем, кто стоит перед ним на коленях. Это лёгкое касание стекла бокала, в то время как в комнате кипит напряжение. Это человек, который не спешит двигаться, потому что знает: ему не нужно торопиться. И в конечном итоге, контроль — это не то, что навязывается. Это то, что другой принимает сам. Чонгук всегда был тем, кто подчиняет. Тем, кто держит контроль. Тем, кто не знает границ. Он — острие ножа, которое не может быть затуплено. Он — хаос, одетый в кожу и сталь. Вся его природа — это движение вперёд, без колебаний, без сожалений, без мысли о последствиях. Но сейчас он влетает в квартиру человека, у которого ищет нечто иное. Дверь ударяется о стену с такой силой, что кажется, будто она сейчас слетит с петель. В комнате на секунду воцаряется напряжённая тишина, разорванная только тяжёлым дыханием Чонгука. Он стоит в гостиной — пропитанный запахом дыма, пота и крови. На нём — всё чёрное. Кожа, ремни, металл, холодная, почти животная грация. Он — живая тень, оружие, которому нет равных. Его руки дрожат не от слабости, а от переизбытка силы, от выброса адреналина, который всё ещё качает кровь в бешеном ритме. Его сердце грохочет, как барабан войны, а зрачки расширены, чёрные, бездонные, пропитанные безумием. Чонгук не мог дышать. Юнги. Он сидел, как будто всё происходящее не имело к нему никакого отношения. Позади его кресла, за панорамными окнами горел Сеул, а Юнги выглядел так — будто владел им. Чёрная рубашка слишком велика, скользит с плеча, обнажая молочную кожу, тонкие ключицы — слишком хрупкие, слишком прекрасные, как будто сотворены для того, чтобы их целовать или ломать. Волосы зачесаны назад, открывая холодное и одновременно невозможно прекрасное лицо. В ушах поблескивают серьги, тускло сверкая в полумраке. Но эти пальцы. Именно они ломали его. Эти проклятые пальцы, что держат бокал с вином. Кольца поблескивают на тонких, бесстыдно изящных руках, и Чонгук ловит себя на мысли, что они дурманят его хуже любого наркотика. Юнги был героином. Чистым, разрушительным героином. И казалось, что лишь передозировка — была его спасением. Они оба понимали зачем Чонгук сюда пришел. Всего пару часов назад они вернулись с операции. Чонгук после съездил с Хосоком выпустить пар в клубе. Но даже две послушные и очень симпатичные женщины не дали ему того, зачем пришел сюда Чонгук. И Юнги знал это. Это было уже не в первый раз, и не будет в последний. По этому отпив с бокала, Юнги облизнул губы, смотря на зверька напротив. Который задыхался в себе, в своих чувствах, эмоциях и адреналине в крови. — На колени, Berserk. И Чонгук повинуется. Он тут же безмолвно падает на колени перед ним. Опуская голову, отдавая себя. Его руки дрожат, а сердце стучит где то в глотке и он медленно поднимает взгляд на мужчину перед собой. Юнги был грехом. — Послушный зверек, — шепчет он и наклоняется ближе к лицу Чонгука. Этот чёртов запах — терпкие древесные ноты его духов, лёгкая горечь табака, оттенённая вином. Это запах власти. Запах, который сводит Чонгука с ума. Юнги касается его щеки губами. Лёгкое прикосновение, скользящий поцелуй, оставляющий за собой мокрый след. Он ведёт его к уху, лениво, медленно, как будто никуда не торопится. Закусывает мочку. Чонгук судорожно выдыхает. Прикрывает глаза. Он ломается. Он крошится под этим прикосновением, но только так сможет собрать себя заново. Юнги улыбается — Чонгук чувствует это кожей, прежде чем слышит его голос, тихий, опасный, в самое ухо: — Мне нравится твоя зависимость от меня. Чонгук вздрагивает. А Юнги продолжает. Ведёт губами ниже, к шее, к тому месту, где бешено пульсирует кровь. Чонгук чувствует его дыхание, горячее, выжигающее, и понимает — он уже не принадлежит себе. Он никогда не принадлежал. Юнги тихо ставит бокал на стеклянный столик, не оторвано целуя его шею. У Чонгука зудят пальцы, так сильно ему хочется притронуться к коже, почувствовать под пальцами эту бархатистую, молочную кожу. Но он знал — ему еще не позволено. По этому он задыхался. Его дыхание сбивается, становится рваным, а когда Юнги вдруг прикусывает жилку на его шее, по которой гулко пульсирует кровь, Чонгук издает приглушенный стон. Юнги улыбается и раздвигает колени шире, чтобы наклонится чуть ближе и хватает его за горло. Пальцы перекрывают ему воздух и Чонгук приоткрывает губы в выдохе. И именно в этот момент, Юнги врывается в его рот. Не церемонясь, сразу же проникая горячим языком внутрь.

Wicked Games - The Weeknd

Поцелуй был грязным, властным и блядски одурманивающим. Чонгук просто стонал прямо в рот не сдерживая свои эмоции. Юнги встал рядом на колени, не прекращая трахать его рот и ослабил чуть хватку на горле, чтобы Чонгук наконец смог вдохнуть. Чонгук полез рукой в карман кожанки и достал небольшой тюбик смазки, поднимая его на уровне глаз. Юнги ухмыльнулся на это и снова переводит взгляд на глаза Чона. — Чего ты хочешь, зверек? — Юнги садится на пол, облокачиваясь спиной о кресло и раздвигает ноги, сгибая их в коленях. Чонгук становится на четвереньки и не спеша делает пару шажков к нему ближе, поднимая голову. Глаза одурманены, будто он под дозой, а тело ломит, будто уже начинается ломка. — Возьми меня — без доли сомнения просит его Чонгук. Юнги облизывает губы, проводя кончиком языка по губам. Слабый кивок и Чонгук выдохнул в облегчении. Он сел напротив Юнги на колени и начал снимать с себя одежду, смотря как старший лишь расстегивает брюки. Ему нравилось смотреть на Юнги. Он бы не сказал, что в нем есть что то необычное или выделяющее, но почему то в совокупности всего, он выглядел как блядский ангел смерти. Такое возможно? Чонгук полностью обнаженный сидел напротив одетого Юнги. Лишь бляшка ремня свисала с его бедер. Легкий прищур бездонных глаз старшего и Чонгук уже не мог ни о чем думать. Мин взял его горло притягивая ближе и ворвался в его рот горячим и таким сладким языком. Чонгук застонал. Громко и без стеснения. Юнги ведет своими изящными пальцами от бедра вверх. Сминает талию и поднимается по груди вверх. Задевает пальцами соски и Чонгук не сдерживает очередной стон прямо в рот старшему. Тот скалится и надавливает на соски более ощутимо, продолжая трахать своим языком рот младшего. Чонгуку хочется прикоснуться и он все таки не сдерживается, тянется руками к бедрам. Ноги Юнги широко расставлены и Чонгук подползает чуть ближе, надавливая на бедра. Чонгук не сказал бы, что Юнги в постели груб или подавляет своей доминантой натурой — вовсе нет. Мин знает что нужно делать, чтобы он приходил к нему раз за разом. Юнги прекрасно владел телами и душами людей. По этому когда Юнги отрывается от губ младшего, переходя на шею, чуть прикусывая белоснежную кожу, Чонгук откидывает голову назад, забывая как дышать. Юнги засовывает два пальца ему в рот и тот жадно начинает их сосать, продолжая сминать бедра старшего. Ему хочется, чтобы тот разделся, хочется прикоснуться к коже, но продолжал отдавать контроль. Он здесь для потери контроля, а значит будет следовать темпу Юнги. С чавкающий звуком Юнги выдергивает пальцы со рта и ведет рукой между складками Чонгука, очерчивая упругое кольцо мышц. Чонгук мычит, когда Юнги на пробу толкается одним пальцем, все так же продолжая исследовать шею своими блядскими горячими губами. Чонгук приподнимается на коленях и насаживается сам на палец, ему хочется глубже, больше, быстрее. — Разрешаю — хрипит Юнги, отрываясь от шеи младшего и заглядывая в омут черных глаз напротив. И Чонгук встает с пальца и тут же начинает быстро расстегивать рубашку Юнги. Расстегнув он припадает губами к ключице, очерчивая ее языком, чуть прикусывая и Мин закидывает голову назад, прикрывая глаза. Руки он убрал от тела Чонгука, давая тому чуть больше свободы к действиям. Чонгук ведет ладонями по груди, спускаясь ниже. Сжимая талию и ныряя пальцами под брюки. Юнги приподнимается, чтобы дать Чонгуку снять брюки вместе с бельем и снова садится перед ним в одной распахнутой черной рубашке. Младшего ведет лишь от вида Юнги. Он неспешно берет член в руку и ведет большим пальцем по уздечке, размазывая каплю смазки по головке. Юнги прикусывает губу, глядя в искры в глазах напротив. И легкий кивок головы, дает зеленый свет младшему. Он отодвигается чуть назад и берет член в рот. Стон с губ Юнги и у Чонгука мурашки по спине бегут. Чонгук насаживается на член, с хлюпающими звуками, горячий рот принимает сразу половину длинны, отчего Юнги откидывает голову назад, на кресло и выдыхает. Одна его рука сжимает волосы младшего, а другой он сжимает собственное бедро. Чонгук проводит языком вдоль всей длинны и снова насаживает рот, уже глубже, пропуская член в гортань. — Хороший мальчик, — хрипит Юнги, выпуская воздух из легких. Слюна течет по подбородку, а губы уже красные, припухшие, но Чонгук стонет от удовольствия, когда член старшего убирается ему в стенку гортани. Он готов был подставлять свой рот под этот член хоть каждый день, лишь бы слышать эти стоны. Юнги дергает его за волосы, заставляя выпустить член со рта и тянет его к себе, врываясь языком в рот младшего. Рукой шарит по полу, а когда находится маленький тюбик смазки, открывает его и капает на два пальца. Чонгук подползает ближе, зарываясь руками в черные, уже растрепаные волосы и стонет, когда Юнги закусывает нижнюю губу. — Я не хочу спешить, зверек — Юнги отрывается от Чонгука, проводя сзади по кольцу мышц, проникая внутрь одним пальцем — так что будь терпелив. Чонгук кивает и насаживается на палец сам, двигая бедрами. Юнги проникает вторым пальцем и берет другой рукой член младшего, проводя пальцем по головке. Чонгук откидывает голову назад, прикрывая глаза. У него уже звезды в глазах и омут в башке. Он насаживается на два пальца, двигая бедрами все быстрее, а когда пальцы наконец прощупывают комок внутри, то младший громко стонет. — Посмотри на меня, — велит Юнги, и Чонгук открывает глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на мужчине напротив — примешь мой член? И от этих слов, Чонгук уверен, он мог бы кончить в ту же секунду, если бы Юнги не вытянул бы пальцы с него. Юнги снова берет смазку, но Чонгук вырывает ее с рук и сам размазывает ее по члену старшего. Юнги ухмыляется на это и протягивает ноги, давая возможность Чонгуку сесть сверху. А Чонгук медлить не собирается, он забирается на колени старшего, опираясь собственными по сторонам и придерживая член, медленно опускается на него. — О боже … — стонет он, принимая член все глубже и глубже в себя. — Ты блядски податлив, зверек — шепчет Юнги, глядя как младший закусывает губу в наслаждении. — Только с тобой. Чонгук наконец принял полностью член в себя и начал понемногу двигаться, крутя бедрами и принимая ласки от старшего. Руки Юнги скользят по талии, чуть сжимая и наконец смыкаются на члене, чуть надавливая на него. И Чонгук стонет, нет, он кричит, когда Юнги начинает надрачивать ему в такт его прыжкам на члене старшего. А когда Юнги смыкает свой горячий рот на его соске, вовсе ловит звезды на сечатке глаз. — Блять.. — стонет Чонгук и Юнги наконец отрывается от такого податливого тела. Он резко хватает Чонгука и опускает его на пол, подминая под себя. Входит на всю длину, закидывая накаченные ноги себе за спину. Чонгук насаживается на него, смотря прямо в глаза Юнги, который нависает над ним. Его взгляд мечется от губ к глазам и он шепчет: — Почему меня так ведет от тебя? — Ты жестокий, грубый и доминантный, Berserk — Юнги наклоняется ближе и мажет языком по губам младшего — Ты никогда прежде не получал внимания и удовольствия, — Юнги медленно прижимается бедрами к паху и вырисовывает круги, головка внутри мажет по простате, — Ты всегда лишь брал свое, — Юнги закусил мочку уха, двигаясь внутри все глубже — А я отдаю тебе себя, — Чонгук стонет от хриплого шепота в ухо и такого большого члена внутри себя. Юнги наконец целует его, накрывая своим телом тело Чонгука. Язык такой горячий, Чонгука ведет от всего этого. Он прижимается к телу еще теснее, хотя куда еще теснее? Он мычит и стонет прямо в рот, надавливая пятками на задницу старшего. А Юнги все так же медленно вырисовывает круги бедрами, скользя по стенкам внутри Чонгука. — Ты нравишься мне, Юнги… — шепчет Чонгук ему в губы. — Нет, сладкий — Юнги резко вошел в него, отчего Чонгук выгнулся в спине, — ты зависим от меня, это разные вещи. Юнги начал втрахивать тело младшего в пол, глубокими и размашистыми толчками. Чонгук застонал, крепче обнимая его, он прижимается к нему, будто котенок не знающий ласки. Юнги давал ему все, чего тот хотел. Выцеловывал его шею, ключицы, покусывая ухо и шептал тихо тихо: — Тебе ведь нравится мой член, да? Чонгуку все в нем нравится. Он отпускает Юнги и раскидывает руки в стороны. Старший приподнимается, берет за лодыжки и кладет его ноги себе на плечи. Одной рукой начинает двигать вдоль члена, а другой сжимать бедро младшего. Двигался он медленно, растягивая удовольствие, давая Чонгуку больше чувств и времени. Головка его члена мазала по простате с каждым медленным мазком бедер, а изящные пальцы скользили вдоль венок на члене. — Юнги?? — Ммм? — старший смотрел на тело перед собой, такое открытое и податливое. Он дарил ему наслаждение, медленное и тягучее, которое разливалось будто патока. Он смотрел как собственный член погружался внутрь, скользя по стенкам. — Я знаю почему ты Widow — младший выгнулся в тихом стоне, когда головка в очередной раз попала по простате. Юнги ускорил темп, смотря в бездонные глаза напротив. — И почему же? — он наклонился вперед, снова накрывая своим телом тело младшего, не выпуская из руки член. — Знаешь, есть черная вдова? — Чонгук тихо стонет, когда Юнги ускоряется внутри него. — Ты про паука? Самку? — Даа… Она убивает после. И ты… убиваешь медленно. Тягуче. Но так сладко, что невозможно не хотеть этой смерти… Юнги усмехается, выпускает член и берет младшего за шею сзади, вжимая тело ближе к себе. Он начинает двигаться жестче, быстрее, глубже. Истошный стон вырывает с губ Чонгука и он обвивает его руками и ногами, притягивая к себе еще ближе. Юнги обводит языком ушную раковину и шепчет: — Тогда прими свою смерть.. И Чонгук принимает. Голова запрокидывается, тело выгибается, и он стонет, нет, он кричит, разрываясь от наслаждения. Чонгук изливается прямо на живот, размазывая все между двумя телами, пачкая рубашку старшего. Юнги же продолжает втрахивать тело в пол под собой, рыча в ухо. Его тело дергается вверх, чтобы выйти с Чонгука, но младший лишь сильнее сжимает его ногами и руками, не давая и шанса отстранится. — Кончай в меня, — шепотом в губы говорит он и впивается прямо в них, проникая языком внутрь горячего рта. Чонгук приподнимает бедра и Юнги с рыком кончает, изливаясь внутрь младшего. Тело опадает, наваливаясь на Чонгука всем весом, но младший продолжает вылизывать рот Юнги. Не отпуская его из своей хватки. Юнги прикусывает нижнюю губу и отстраняется, упираясь лбом об лоб Чонгука. Его длинные черные волосы спадают на лицо, и Чонгук двумя руками заправляет их за уши, смотря на тяжелое дыхание старшего. — Если ты не хочешь, чтобы кто то узнал о твоей мягкой зависимости — ухмыляется Юнги — тебе нужно уйти. — Почему ? — хмурится Чонгук, сжимая его ногами сильнее, ему нравилось чувствовать член старшего внутри себя. — Хосок должен придти скоро. Чонгук расслабляет тело и дает старшему отстраниться наконец. Юнги смотрит на него сверху, на открытые ноги перед собой, на испачканный спермой живот и красные опухшие губы. — Он живет у меня — отвечает он на не заданный вопрос Чонгука.

***

Расследование — это путешествие во тьму, погружение в хаос, попытка разобрать беспорядок на осмысленные фрагменты, расставить детали в единую картину. Это поиск правды, которая сопротивляется, изворачивается, скрывается за ложью, шёпотом, кровью и молчанием. В своей сути расследование — это диалог с прошлым. Оно всегда начинается с пустоты: из рапорта, из мёртвого тела, из тревожного телефонного звонка, из пятна крови на тротуаре. И тогда человек, берущийся за дело, становится следопытом — он идёт по тропе, оставленной чьими-то шагами, чьими-то поступками, чьими-то ошибками. Но может ли правда быть абсолютной? В расследовании правда — это не статуя, высеченная из камня, а призрак, который меняет форму в зависимости от угла зрения. Это игра теней: то, что кажется очевидным, часто оказывается иллюзией, а то, что скрыто — ключом ко всему. Каждое дело — это битва с неизвестным, с человеческой природой, с самим собой. Расследование — это война между порядком и хаосом. Есть улики — их можно подделать. Есть свидетели — их можно запугать. Есть мотивы — но кто сказал, что они очевидны? Это лабиринт, в котором каждый поворот ведёт к новой загадке. Тот, кто расследует, должен статьи шахматистом, и палачом, и психологом, и поэтом. Он должен научиться слышать ложь в голосах, читать следы на полу, понимать, почему человек выбрал этот путь, а не другой. И каждый, кто ищет истину, рискует не только найти её, но и утонуть в ней. Обшарпанный кабинет расследований вряд ли походил на те роскошные помещения, какими иногда хвастаются в новостях. Стены были выкрашены в тусклый серый цвет и уже давно требовали ремонта. Вдоль одной стены тянулся ряд шкафчиков с папками и коробками, а в центре помещение пересекал длинный, слегка поцарапанный стол. В данный момент стол был завален распечатками, фотографиями и странными каракулями на прикреплённых стикерах. Пятеро полицейских столпились вокруг этой импровизированной «доски улик». В воздухе витали ароматы кофе, самого дешёвого, из автомата и сигаретного дыма, впитавшегося в мебель за многие годы. Атмосфера царила нервная, но не официозная — все были уставшие, злые и напористые: это было самое громкое дело в их практике. — Итак, — капитан Ли криво поморщился, пролистывая стопку фотографий. — Человек, которого мы видели на видео, этот… как его… с улыбкой маньяка… — По нашим данным, — влез сержант Кан, — пока безымянный. Но я бы в жизни не хотел с ним столкнуться. — Да ладно, — проворчал детектив Со, худой парень с жёстким взглядом. — Лично мне хватит один раз в рожу засветить. Сами же видели: его техника боя — больше на инстинкте и наглости. Если б у охраны были нормальные пуленепробиваемые щиты… — Ну у охраны теперь точно есть лишняя дыра в груди… — заметил кто-то угрюмо. Капитан Ли тяжко вздохнул и посмотрел на фотографию, выведенную на монитор: чёрно-белый кадр с входа в суд, едва различимые черты двух нападавших. Один заложил взрывчатку, другой сдерживал охрану с дьявольской ухмылкой. — Так, мы хоть как-то определились с этим вторым? Парень в кожанке, который клал взрывчатку. — М-да… есть зацепка, — сержант Кан вытащил телефон и мельком поглядел в записи. — Наколка на шее: что-то вроде слов «No Fear». Перебрали базу заключённых — всплыло дело: Чон Чонгук. Осуждён за убийство, отсидел пару лет в Тэсонской тюрьме, а потом… как сквозь землю провалился. Официально значится в бегах. — Сбежал? — уточнил Ли, шевеля бровями. — Судя по документам, да. Было какое-то ЧП в тюрьме полгода назад, тогда-то он и исчез. Успели зафиксировать: «возможный побег при содействии извне». Но дело прикрыли, в отчётах всё путано. Типа «не найдены доказательства» и блабла. Детектив Со прищурился: — То есть кто-то помог этому психу вырваться из-за решётки. И теперь он среди террористов, взрывает Верховный суд… Отлично. Просто замечательно. Капитан бросил на него усталый взгляд: — Кого-то ещё выбили из базы? — Ну, есть подозрение, что тот псих, который смеялся, — Чон Хосок. Но пока сто процентов не уверены, — сообщил сержант. — Прогнали через Facial ID пару фоток. Не точное совпадение, но похоже. Вроде как служил когда-то в армии, причём в элитном подразделении. Всё засекречено. Рекорд чистый, как будто кто-то подчищал. В комнате на секунду воцарилось молчание. Любой из присутствующих уже понимал, что дело пахнет очень плохим запахом: если к этому замешаны военные архивы и давние секретные отчёты, значит, придётся рыть глубже. А там — прямая политика и высокие чины, которые не любят, когда их тревожат. — Хорошо, — капитан Ли издал короткий выдох. — Похоже, это не какая-нибудь местная шпана. У них связи, ресурсы. И наглость. — Не то слово, — подхватил детектив Со, подтягивая к себе распечатки. — Ещё я тут смотрел: ни один из охранников не успел вызвать подмогу нормально. Системы видеонаблюдения полегли в первый же момент. Это ж чистая профподготовка. Вопрос: кто стоит за ними? Откуда деньги? Оружие у них — явно не с пяточного рынка. — М-да… — Ли повёл плечами, устало опустился на край стола. На его лице читалось раздражение и беспокойство. — Над нами уже дышат из администрации президента. Сказали, что «никаких компромиссов». Да сам чёрт ногу сломит, что там ещё за указания последуют. Сержант Кан недовольно хмыкнул: — Если будут давить слишком жёстко, мы можем упустить хвост. Или придётся гонять по холостым уликам, изображая бурную деятельность, лишь бы их успокоить. — Не в этот раз, — отрезал Ли. — Эти ублюдки слишком сильно сыграли на нервах власти. А нам — либо раскрутить дело, либо получить таких люлей… — Согласен. И вообще, пора бы пару голов свернуть, — проворчал детектив Со. — Может, вызвать ребят из Отдела Спецопераций, чтобы они подключились? Капитан кивнул, оглядывая измождённые лица коллег. И все понимали: дело не будет простым. Парочка террористов — это одно, но здесь явно больше людей в команде, плюс кто-то их прикрывает, обеспечивает финансами и удаляет следы в сетях. — Ладно, план такой, — Ли наклонился к столу и принялся раскладывать бумаги: Чон Чонгук, 23 года, приговорён за убийство. Сбежал из тюрьмы полгода назад. Возможный Чон Хосок, около 26. Признаки военного прошлого. — Надо отработать их старые адреса, связи, знакомых. Могли ли они где-то засветиться. Проверить банки данных о пропавших без вести. Журналисты, конечно, тут тоже будут вонять, но… — Будем делать своё, — буркнул сержант Кан. — Я уже поднял телефоны их потенциальных родственников. Тех, кто не сменил номера. — Пусть дежурные сгоняют к ним по домам, поговорят. Может, что-то всплывёт, — добавил детектив Со. Они продолжали разбирать возможные зацепки, пока в комнату не заглянул молодой офицер со смятой бумажкой в руке: — Э-э, капитан, тут… ну, кто-то из верхушки звонил, велел передать, что мы должны работать «как можно интенсивнее». И что скоро прибудет специальный представитель из администрации. Капитан Ли утомлённо потер переносицу, закрыв на миг глаза: — Ох, чувствую, нам тут устроят цирк. Ладно, скажи пусть приезжает. Мы своих дел всё равно не бросим. Офицер кивнул и исчез. Пара секунд тишины — и вдруг сержант Кан тихо выругался, смотря на фото Чонгука. — Знаете, ведь этот парень совсем молод, а уже такой псих. Я когда узнавал о нем, знакомый из Тэсонской тюрьмы говорил: мол, он зверь. Дерется, пока не вырубится. Может, они просто кучка отморозков, возомнивших себя спасителями мира? Капитан Ли посмотрел на Кан’а с горькой усмешкой: — Может и отморозки, да только действует они не так, как обычная банда. Слишком продуманно и — прошу прощения — слишком демонстративно. Подрыв Верховного суда, оставленные записи, ничего не требовали… Будто сознательно хотят показать, что смеются над законами. — М-да, — угрюмо согласился детектив Со. — Такое редко встречаешь. Они не просто скрываются, они играют. Наступила короткая пауза. В тусклом свете ламп лица людей выглядели усталыми и сосредоточенными. — Ладно, — сказал наконец Ли. — Значит, делаем так. Кан, бери помощников, пробивайте окружение Чон Чонгука — родственников, знакомых. Со, выдвинетесь по военным архивам, попробуйте достать досье на Чон Хосока. Я попрошу связи в армии. — Есть, капитан. — Да, и ещё — Ли бросил взгляд на мелькающее фото, где видно вспышку взрыва — мы не исключаем, что их не двое, а больше. И я бы поставил на то, что за ними стоит кто-то умный, кто держит руку на пульсе. Так что нужна разведка по всему городу: квартиры, склады, гаражи, всякая чёрная аренда. — Сделаем, — коротко ответил Со. — Только вот, работать придётся круглосуточно. — Придётся, — повторил капитан, и тяжело выдохнул. Он оглядел коллег: никто не жаловался — все были готовы. Но в воздухе всё равно висела тревога. Дело пахло самым громким терактом за последние годы, и у них не было права на ошибку. Сержант Кан, собирая бумаги в папку, тихо пробормотал: — Слушайте, а если они действительно в чьих-то интересах работают… или сами хотят «поджечь» страну? Черт, от этого всего мурашки по коже. — Мы это выясним, — уверенно сказал Ли, хотя сам не чувствовал никакой уверенности внутри. — У нас нет выбора.

***

Отвлекающий манёвр — это искусство направления взгляда туда, где ничего не происходит, чтобы скрыть то, что действительно важно. Это игра иллюзий, в которой истина становится размытым силуэтом, а ложь — убедительной реальностью. В своей сути отвлекающий манёвр — этоконтроль восприятия. Человеческий разум устроен так, что он не может воспринимать всё одновременно, он цепляется за самое яркое, самое громкое, самое очевидное. Но очевидное — не всегда настоящее. Как фокусник, заставляющий зрителей смотреть на левую руку, пока правая творит магию. Как военачальник, который шлёт ложные сигналы врагу, скрывая истинное направление удара. Как преступник, оставляющий нарочито заметные улики, чтобы скрыть ту, что действительно имеет значение. Отвлекающий манёвр — это оружие. В политике он заставляет толпу ненавидеть удобного врага, пока истинные заговорщики остаются в тени. В войне он спасает тысячи жизней или губит их, направляя внимание на ложную цель. В расследовании он вводит в заблуждение, оставляя следы, которые ведут не туда. Отвлекающий манёвр — это не просто ложь. Это правда, умело расставленная в неверном порядке. Это нечто настолько правдоподобное, что его даже не проверяют, потому что оно кажется слишком логичным. Но самый опасный отвлекающий манёвр — тот, который человек устраивает самому себе. Когда он ищет виноватых, чтобы не видеть собственных ошибок. Когда он бежит за ложной целью, потому что боится настоящей. Когда он создаёт себе врагов, лишь бы не признать, что его главный противник — он сам. В этом и есть искусство отвлечения: сделать так, чтобы жертва даже не поняла, что её разыграли. Вечер ещё не вступил в полную силу, но главный зал роскошного отеля «Grand Royal» уже искрился от сотен люстр, отражающихся в бокалах и полированных столах. Зал был забит людьми в дорогих костюмах и вечерних платьях. Со всех сторон лилась негромкая музыка, чьи бархатные джазовые ноты успокаивающе смешивались с негромким гулом разговоров. Сверху, с балкона, наблюдали фотографы и журналисты, стараясь поймать яркие кадры. Пак Чимин появился у входа с фирменной улыбкой, которую многие принимали за вежливую и дружелюбную, но на деле это была маска, скрывавшая стальные намерения. Он был одет в чёрный, идеально сидящий смокинг, рубашка с расстёгнутой верхней пуговицей придавала образу лёгкую, провокационную дерзость. Золотое запястье часов сверкнуло, когда он протянул руку для приветствия первым встреченным дамам. За пару шагов позади шёл Ким Тэхён, но его внешний вид был совершенно иным: белый пиджак с широким лацканом, жемчужная брошь у воротника и чуть длинные волосы, элегантно заправленные за уши. Он выглядел как светский лев, который привык улыбаться фотографам и принимать комплименты. Буквально через минуту он уже растворился в толпе, меняя угол осанки, выражение лица, манеру говорить — как хамелеон, сливающийся с окружением. Тихое шипение в мини-наушнике, едва различимом за ухом Чимина. Это был голос Намджуна, который координировал их из одного из номеров отеля выше этажом. — Даю пару минут на разведку. Не хочу с наскоку спугнуть нашу цель. Затем он выпрямился, оглядывая зал. Разноцветные ленты украшавали колонны, в углу разместился небольшая сцена, где саксофонист настраивал инструмент. Повсюду официанты разносили фуршетные закуски и шампанское, изысканное, но чуть притупляющее бдительность. Чимин неспешно двинулся к высокой стойке, украшенной цветами, откуда уже улыбался министр внутренних дел — мужчина около пятидесяти, с аккуратно уложенными волосами и высокомерным прищуром. Кажется, он как раз разговаривал с кем-то из крупных бизнесменов, легонько прикасаясь к бокалу. При появлении Чимина министр на секунду отвёл взгляд от собеседника, и Чимин уловил лёгкую перемену в его лице. — Добрый вечер, господин министр, — Чимин скользнул в их разговор, будто всегда был частью компании, и улыбнулся ослепительно. — Простите за вторжение, но не мог упустить шанс поблагодарить вас за ваш вклад в безопасность граждан. Министр чуть приподнял бровь: подобные комплименты он слышал часто, но обычно люди говорили их более официальным тоном. А здесь на него смотрели прямым взглядом, почти гипнотически. — О, спасибо, — ответил министр, чуть смягчившись. Он окинул Чимина быстрым взглядом, отметив идеальную фигуру, уверенный голос. — Вы… из средств массовой информации? Чимин рассмеялся, легко кивнув официанту, чтобы взять бокал: — Нет, что вы, я просто скромный меценат этого вечера. Пак Джунсо. Мы с друзьями решили поддержать благотворительный фонд для детских домов. И мне было интересно, как ваше министерство взаимодействует с подобными инициативами… Министр приосанился. Теперь он уже внимательнее слушал «молодого филантропа». Впрочем, улыбка на губах Чимина была настолько обворожительной, что под этим взглядом кто угодно растерялся бы, забыв про осторожность. Тем временем Тэхён скользнул по залу, останавливаясь то рядом с одним политиком, то с другим. Он умел слушать пустую болтовню так, будто ему страшно интересно. Но на самом деле его внимание было приковано к цели: нужно было украсть ключ-карту министра, что хранился в кармане, либо у одного из помощников. Он заметил, как один из советников министра направился к лифту, держа в руках кожаный портфель и что-то вроде электронной карточки. — Вижу помощника, — тихо пробормотал он в микрофон. — Чимин, держи министра, а я прослежу за портфелем. Он бросил мимолётный взгляд в сторону Чимина. Тот уже отвлёк министра, вежливо расспрашивая о новых программах по реформе полиции. Интересно, что даже тон министров может стать более тёплым под томным взглядом Пак Чимина. Техен скрылся в полуоткрытом коридоре, при этом подхватил с подноса у проходившего мимо официанта бокал шампанского — чтобы выглядеть обыденно. Он ловко шёл следом за помощником, соблюдая дистанцию и стараясь смешаться с другими гостями, которые бродили в поисках туалета или курительной комнаты. На повороте коридора помощник министра обернулся, но Тэхён уже скользнул за большой напольный вазон, делая вид, что говорит по телефону. Затем, когда мужчина вошёл в служебную зону, Тэхён подождал секунду и нырнул вслед за ним. Коридор оказался малолюдным, только парочка охранников стояли у дверей. Помощник быстро прошёл дальше, поздоровавшись с ними, и исчез за стеклянной дверью. Тэхён понял, что вломиться туда прямым ходом не получится, придётся искать другой способ. — Намджун, у вас там схема этажа? — шёпотом спросил Тэхён, прижимая палец к наушнику. Раздался приглушённый голос: — Да, у нас рабочие планы здания. Но там может быть дополнительная охрана. — Нашёл уже, — пробормотал Тэхён, скользя вдоль стены. Впереди виднелась узкая дверь без опознавательных знаков. Видимо, персонал отеля или служебные помещения. Он резко глянул по сторонам — никого. Ещё пять секунд, и он юркнул туда. В это время Чимин всё так же непринуждённо беседовал с министром. Они сместились к другому столику с шампанским. Рядом крутились несколько женщин средних лет, которые весело встревали в разговор, то и дело обращаясь к Чимину: — А вы действительно занимаетесь благотворительностью, какой вы молодец! Министр, заметив этот всеобщий интерес к Чимину, лишь расцветал самолюбием. Чимин продолжал улыбаться, ловко направляя беседу к нужным темам. Раз за разом он возвращался к вопросам: — О, а как ваше министерство поддерживает детские дома? … Правда? Ой, какая у вас программа? … А вы так заботитесь о будущих поколениях! Такие тонкие намёки на то, что министр «очень важен и влиятелен», льстили тому, не давая уйти. И хотя лицо министра стало чуть краснее от выпитого шампанского, он не отводил взгляда от Чимина. А Чимин, в свою очередь, незаметно поглядывал по сторонам, пытаясь отыскать среди гостей знакомый силуэт в белом пиджаке — но Тэхён куда-то исчез. Тэхён зашёл в какой-то полутёмный коридор, прошмыгнув мимо пары официантов, которые даже не обратили на него внимания. Он снял белый пиджак, аккуратно вывернул его наизнанку, вшитая тёмная подкладка и надел снова, поправив брошь так, чтобы она теперь не бросалась в глаза. Быстрая смена образа: теперь со стороны мог показаться, что он в чёрном пиджаке. Волосы убрал заколкой, легко меняя стиль. — Угу, — сказал он сам себе. Через пару минут он нашёл ту самую дверь, за которой исчез помощник министра. Прислушался: внутри слышался негромкий разговор, потом звук щелчка. Возможно, что-то запирали. Тэхён выждал момент, затем приоткрыл дверь. Бегло осмотревшись, Тэхён понял: это просто служебная комнатка, куда помощник заходил взять или оставить документы. — Чимин, обшарь его карманы — прошептал Техен, осматривая комнатку. Сделав два шага назад, Техен завернул за угол. Пару минут и помощник вышел с тем же портфелем. Зайдя в комнатку, Техен тут же присел возле этого шкафчика. — Тут код, как на сейфе, Намджун — он начал крутить его туда сюда — я не спец в кодах! — Нахуй ты нам нужен только? — слышит он в ухе и закатывает глаза. — Ты скажешь мне, что вводить? Или будешь высказывать свое никому нахер не нужное мнение, Cipher? — Какой там сейф? — А я откуда должен ебать? Металлический! — Металлический — он вздохнул — Он с ручкой или с диском? — С диском, как в фильмах. — Комбинационный, окей. Если у тебя заводская модель, попробуй стандартные коды.. — Какие стандартные коды? Мы блять в политические игры играем? Или в какие, я не могу понять? У Техена уже ноги занемели сидеть на корточках возле этого сейфа. Он начинал злится. — Комбинационные сейфы работают с поворотами в определённом порядке. Слушай внимательно. Крути влево три полных оборота, чтобы сбросить механизм. Теперь вправо до первой цифры. Потом влево, но мимо первой цифры, до второй. Потом снова вправо до третьей. Понял? — Если бы я хотел ебнутся, я бы лучше пошёл на работу в банк. — Просто пробуй. Тэхён делает, как сказано, но ничего не происходит. — Он вообще реагирует? — спрашивает Намджун. — Только мою злость чувствует. — Тогда либо код не тот, либо замок старый. Попробуй приложить ухо и медленно крутить. Ты должен услышать лёгкий щелчок, когда механизм встанет в нужное положение. Тэхён вздыхает, но прижимает ухо к сейфу. Начинает медленно крутить… — В карманах ублюдка пусто — слышал они шепот Чимина. — Что ты там делаешь? — слышит Техен в ухе Намджуна, тот что то жует даже. Отчего Техен еще больше бесится. — Трахаюсь с твоей матерью, придурок. — Ох и шутник — с набитым ртом говорит тот — Оно щелкает? — Щелкает. — Ты че не сказал, что оно щелкнуло? — прикрикивает Намджун. — Теперь снова прокрути влево, но пропусти эту отметку и лови второй щелчок. Запоминай цифры. Техен закатил глаза, но продолжал слушать гребаные щелчки. Он вслушивался в этот сейф, как в ничто прежде в своей жизни. Второй щелчок. Смотрит на отметку и начинает крутить вправо. Спустя минуты 3. Он набирает код. И открывает сейф. Дверца щелкает. — Ебать, я теперь умею вскрывать сейфы! — Хороший мальчик, а теперь сфоткай все документы и вали нахер оттуда. Спустя пять минут Тэхён уже вновь стоял в зале, успев на бегу перекинуть пиджак обратно на белую сторону и поправить волосы. Он умел переодеваться буквально на ходу. Тэхён подошёл к столику, где Чимин всё ещё держал министра на крючке. — О! — весело воскликнул он, словно они давно друзья, — Прости, я тебя потерял, там… знакомых встретил. Чимин учтиво улыбнулся ему, а потом скользнул взглядом в глаза. Техен взял его за локоть, чуть отводя в сторону от всех. — Нужно лезть в кабинет министра в доме может? Раз нет карты, чтобы открыть кабинет в парламенте. — Значит, придётся играть долго. Справа от них чуть в стороне появился Ким Сокджин, тихо ступая по красной ковровой дорожке. Он всё это время был в зале, но старался не пересекаться с парой лишний раз — чтобы не вызвать подозрений. Он подошёл так, чтобы только Чимин и Тэхён заметили его присутствие. — Лёгкая встреча? — негромко спросил Джин, скользнув взглядом на министра. — Он, похоже, слишком увлёкся разговором. — Да, — Тэхён пожал плечами. — А вот ценного не нашли. Нужно будет идти через дом, вернее, через жену. — И правильно, — спокойно заметил Джин. — Женщинам обычно нравятся… — он покосился на Тэхёна, — … милые лица, а мужчинам… — взгляд скользнул на Чимина. Джин улыбнулся, едва заметно — значит пойдет Техен. Занимайся. Чимин закатил глаза, прекрасно понимая намёк. Джин отошёл в сторону, чтобы не привлекать внимания к их разговору. Чимин отхлебнул шампанского и взглянул на Техена. Тот вздохнул и начал: — Я бы хотел ещё поговорить с вами о проблеме безопасности в молодёжных центрах. Вы не против? Министр охотно кивнул, явно польщённый вниманием двух молодых людей. Тэхён улыбнулся уголком губ.

***

Вторжение — это нарушение границ, но не только географических. Это акт насильственного или скрытого проникновения в чужое пространство, в чужой мир, в чужую реальность. Оно может быть физическим — когда армии пересекают рубежи государств, или ментальным — когда чужие идеи, слова, взгляды проникают в сознание, меняя его структуру. Вторжение — это момент столкновения, где одно пространство сопротивляется другому. Иногда оно несёт разрушение, иногда — обновление. Это ветер, проникающий сквозь щели времени, это тень чужой воли, нависающая над привычным порядком вещей. Но не всякое вторжение очевидно. Бывает оно мягким, почти неощутимым: как музыка, меняющая настроение, как книга, переворачивающая мировоззрение. Бывает оно долгим, ползучим, медленно размывающим границы старого и нового. Каждое вторжение несёт последствия. Оно требует выбора: принять или отразить, бороться или уступить. Оно оставляет следы, даже если кажется незаметным. Так что же такое вторжение? Это и угроза, и возможность. Это сила, заставляющая мир изменяться — иногда через разрушение, а иногда через рождение нового. В огромном кабинете с высокими окнами царила напряжённая тишина. Президент сидел за массивным столом, перед ним — несколько экранов с новостными лентами. Рядом стояли ведущие полицейские и советники. На лицах читалась усталость, намешанная со зловещим предчувствием. Ким Сокджин расположился чуть поодаль, словно невзначай, будто был просто присутствующим человеком, но его глаза безэмоционально скользили по каждому движению собравшихся. — Итак, вы что-то хотели добавить по поводу этих террористов? — спросил президент, обводя взглядом своих подчинённых. Начальник полиции, Ли, вытер лоб платком. Он с трудом скрывал нервозность, ведь президент уже ясно дал понять, что ждать пощады некому. Ли кивнул сержанту Кан, чтобы тот вывел на большой экран фотографию, мутную, увеличенную, но различимую. На экране появилось лицо молодого мужчины: тёмные волосы, наглый прищур, при этом ракурс чуть сбоку. — Мы отследили часть улик, — начал говорить Ли ровным, но выдавленным тоном. — И установили со значительной долей вероятности, что этот человек —Чон Хосок, 27 лет. Сын генера… Он не договорил — внезапно все экраны в кабинете погасли, моргнув разом. В следующую секунду засветились снова, но уже с чужим видеосигналом. Офисные лампы мигнули, и тишина нарушилась скрипом статического электричества. — Чёрт! Что за… — выругался кто-то из советников. На всех дисплеях, включая огромный панорамный у стены, вознико тёмное помещение. Луч света выхватывал фигуру мужчины, сидящего на простом стуле: чёрные брюки, черная рубашка, пиджак небрежно расстёгнут, волосы с высветленными прядями падают на лоб. В ушах поблёскивают серьги, на пальцах несколько колец. Он закинул ногу на ногу, чуть наклонил голову к камере, ухмылка ложилась на губы, будто насмехаясь над зрителем. — Добрый вечер, господа. Президент резко выпрямился в кресле, на лице мелькнуло яростное удивление. Остальные застыли. Сокджин, сохраняя выученную холодность, стоял неподвижно. — Вы можете называть меня Blaze и я лидер Blackout — парень развёл руками, будто представлялся. — Думаю, вы уже видели мою недавнюю картину. Надеюсь, вам понравилось световое шоу у Верховного суда? Он откинулся назад, вальяжно, словно ведущий собственного ток-шоу. Он достал пачку сигарет с кармана пиджака и начал доставать одну. — Некоторые из вас, должно быть, в шоке: Кто посмел так нагло напасть на символ правосудия? — Хосок ухмыльнулся, в его глазах плясал огонь веселья. — А я вам отвечу: Мы назвались Blackout. Нам показалось это почему то крутым. Хосок пожал плечами и закурил сигарету, выпуская дым из приоткрытых губ. Он улыбнулся в камеру и снова затянулся. Президент прищурился, сжав пальцы на столе. Техники кабинета отчаянно нажимали кнопки, пытаясь прервать сигнал, но ничего не получалось. Трансляция продолжалась. — Разумеется, вы все считаете нас «террористами». Но позвольте, кто устроил настоящую террористическую сеть в этой стране? — Хосок щёлкнул пальцами, и на экране позади него появились фотографии. — Видите этих людей? Судьи, прокуроры, министры… все до ужаса чистые и невинные на публике, правда? А на самом деле — продажные твари. Начали мелькать сканированные документы: заявления, счета, списки фамилий, некие скрины переписки. Видимо, гриф секретности был сорван. Хосок в кадре насмешливо продолжал: — Думаете, мы просто так взорвали Верховный суд? Нет, там заседал судья, которой покрывал крупные корпорации. Судья, который подмахивал приговоры по звонку, отправлял за решётку неугодных и отпускал сынков богачей за пачку купюр. Мы посчитали, что будет справедливо — уничтожить святилище кривды. А самого судью… Ах, вы знаете, что он сделал, да? С десяток дел, где люди просто гнили в тюрьме за мнимое преступление, пока корпорации платили ему взятки. В зале никто не произнёс ни звука. Сокджин заметил, как президент побледнел, стиснув челюсти. Остальные полицейские и чиновники выглядели как загнанные звери. — В общем о чем это я, — Хосок затянулся снова, — хотел сказать, что мы придем за вами — дикая улыбка появилась на его лице, — за каждым из вас. Дождитесь только своей очереди, ублюдки. Хосок рассмеялся, его смех был пронзительным, диким и странно обаятельным: — Ах да, чуть не забыл. Передайте президенту: не вздумайте закрывать глаза на нашу маленькую забаву. Он-то знает, сколько скелетов в его шкафу, верно? Ведь, — тут он прищурился, глядя прямо в камеру, — власть не вечно прячется за лозунгами. И мы выслали во все СМИ копии документов, которые мы смогли вынести из верховного суда. Наслаждайтесь. Вдруг изображение задёргалось, и трансляция резко пропала. На экранах снова замерцал пустой сигнал, возвращаясь к системному интерфейсу. Воцарилось тяжёлое молчание. Никто не пошевелился в первые секунды. Президент сидел, не сводя глаз с мерцающего экрана, на котором ещё минуту назад красовался хохочущий Хосок. Он провёл рукой по лицу, сжав переносицу. — Отследить сигнал! — выдохнул кто-то из советников. — Немедленно! Полицейские кинулись к аппаратуре, крича во все каналы связи: — Чёрт, у них какое-то мобильное устройство. Наверняка перехват через спутник!.. — Мы пытаемся определить исходящие пакеты данных! Через полминуты лейтенант, трясясь, обернулся к президенту: — Господин президент… не можем взять след. Всё сброшено, будто транслировалось через цепочку прокси. Президент с шумом выдохнул, а потом перевёл взгляд на начальника полиции Ли. Сквозь сжатые зубы проговорил: — Комиссар, вы хотели сказать что-то… Про… Чон Хосока? Ли открыл рот, сглотнув, а затем посмотрел на свои бумаги и снова вывел фото на экран, теперь уже вернувшись к штатному. — Да. Э-э… — голос у него был сорван. Стараясь собраться, он выдавил: — Чон Хосок… Blaze, 27 лет… и он лидер группировки под названием Blackout. Наступило гробовое молчание. Президент ощутимо тяжело задышал. Только Ким Сокджин, стоя в тени, позволил себе на полсекунды приподнять уголок губ. Лишь на миг на лице промелькнуло что-то похожее на довольство или насмешку.