If this is hell, we'll burn it down

Соблазнение – это искусство обещания. Это не захват, а манящее прикосновение, которое заставляет идти следом, не зная, куда ведёт путь. Соблазнение – это тонкая нить между словами и молчанием, жестами и их отсутствием. Это игра света и тени, в которой одно движение ресниц способно сломить волю сильнее, чем крики на поле боя. Оно скрывается в полуулыбке, в едва заметном наклоне головы, в долгом взгляде, от которого сердце забывает биться. Это не зов, а шёпот, от которого хочется приблизиться ещё ближе. Но там, где соблазнение играет с желаниями, манипуляция становится их дирижёром. Манипулятор не просто увлекает — он ведёт, прокладывая дорогу так, чтобы другой думал, будто сам её выбрал. Манипуляция — это способность видеть человека насквозь, понимать его слабости, угадывать страхи и мечты. Это искусство создавать иллюзию свободы, в то время как невидимые нити уже натянуты. Манипулятор — это архитектор эмоций, мастер расстановки акцентов. Он даёт чуть меньше, чем ждут, создавая голод. Он делает шаг назад, заставляя другого тянуться вперёд. Манипуляция — это танец власти, в котором тот, кто кажется ведомым, на самом деле ведёт. Но вершина этого искусства — власть над телом другого. Это не просто обладание, а тонкое умение подчинивать, так, чтобы подчинение казалось естественным. Это не захват, а проникновение в самую суть другого, когда желания перестают быть личными, а становятся навязанными, когда мысли сплетаются в узор, созданный извне. Власть над телом — это не только физическое доминирование, но и контроль над тем, как человек двигается, дышит, реагирует. Это когда один взгляд заставляет кожу покрываться мурашками, когда слово становится приказом, которому подчиняются, даже не осознавая этого. Это тот момент, когда другой сдаётся не потому, что вынужден, а потому, что уже не может иначе. Соблазнение, манипуляция и власть над телом — это три ступени одного восхождения. Одни остаются на первой, наслаждаясь игрой намёков, другие идут дальше, плетя сети тонкого контроля. Но лишь те, кто овладевает всем искусством, становятся настоящими мастерами человеческой природы. Чимин был мастером человеческой природы. Но лишь в той её части, где желания обнажались быстрее, чем правда, а похоть стирала границы между властью и подчинением. Чимин скинул пиджак на пол и медленно расстегнул верхние пуговицы рубашки, не отрывая взгляда от женщины, что лежала перед ним. Он любил эту томную игру — момент, когда одежда ещё чуть прикрывает тело, а в воздухе уже витает предчувствие неизбежного. Жена судьи, по виду лет на десять старше, сейчас смотрела на него с напряжённым любопытством и странной смесью страха и желания. — Милая, — произнёс он тихо, чувствуя, как в его голосе просачивается хрипотца. — Не бойся, я умею дарить наслаждение. Она приподняла бровь, словно хотела возразить, но вместо этого лишь чуть раздвинула колени, приглашая. Чимин не заставил себя ждать. Скинув рубашку, он одним плавным движением избавился от брюк, позволяя себе насладиться тем, как её взгляд скользит по его телу. Поднявшись на колени рядом с ней, он обхватил ладонью её лодыжку, сжимая чуть сильнее, чем нужно. Тёплая, ухоженная кожа под его пальцами приятно отзывалась дрожью. Он провёл рукой выше, по икре, затем по внутренней стороне бедра, не отводя глаз от её лица. Женщина задержала дыхание, и Чимин почувствовал, как внутри него распускается удовлетворённая усмешка. — Расслабься, — почти шёпотом велел он, поглаживая её бедро большим пальцем. — Мне нравится, когда ты беззащитна. Она нервно сглотнула, но не отстранилась. Напротив, сжала простыни, будто старалась хоть за что-то удержаться в этой вихревой смеси желаний. Чимин склонился и горячим, цепким языком провёл вдоль нежной кожи, начиная от колена и поднимаясь выше. Он чувствовал, как она напрягается и чуть запрокидывает голову, впиваясь взглядом в потолок. — Больше… — пробормотала она, едва слышно. — О, я ещё только начинаю, — усмехнулся он. Его язык скользнул к клитору — тихий, судорожный стон, который вырвался из приоткрытых губ. Чимин играл ритмом: то лениво водил языком, то резко усиливал давление, пробуя её на вкус. Женщина изогнулась, пальцы вцепились в его волосы, но он позволил ей это — пусть держится, если может. Ему нравилось ломать чужую сдержанность. Он чувствовал, как она вот-вот потеряет связь с реальностью. В этот миг он ввёл два пальца, вторгаясь уверенно, чуть жёстче, чем она, кажется, ожидала. Её тело отозвалось слабым вскриком, и она выгнулась ему навстречу. — Давай же, — прошипел он сквозь сжатые зубы, добавляя движения языком на её клитор. — Покажи, что ты хочешь этого. Она задыхалась от нескончаемого потока ощущений, то сжимая бёдра, то, наоборот, разводя их шире. Он чувствовал, как она с каждой секундой подчиняется его темпу — медленному, настойчивому, почти безжалостному. Нежные складки плотно сжимали его пальцы, а её дыхание рвалось на тихие, но полные страсти стоны. — Как же ты красиво стонешь, — хрипло усмехнулся он, скользнув губами к её животу. Она попыталась приподняться, чтобы обхватить его плечи, но Чимин лишь сильнее надавил, прижимая её к простыням. В его взгляде сверкнуло что-то почти хищное. Ему нравилась власть, нравилось чувствовать, как она сдаётся под его прикосновениями. Он вытащил пальцы и в мгновение сместился так, чтобы войти в неё уже. Двигаясь вперёд, он почувствовал, как она дёргается, привыкая к его размеру, к новой глубине. Жар и теснота окутали его член, и Чимин не удержался от тихого, почти довольного рыка. — Смотри на меня, — прорычал он, обхватив ладонью её подбородок и приподнимая её лицо. Она открыла глаза, затуманенные желанием, и встретила его взгляд. Именно этот момент — пересечение взглядов, полная капитуляция с её стороны — заводила Чимина сильнее всего. Он сжав её бёдра, задал ритм: резкие, жёсткие толчки, смешанные с глубокими протяжными движениями, чтобы она не могла понять, будет ли следующий удар грубым или нежным. Она опустила ресницы, снова простонала, выгибаясь под ним, и впилась ногтями в его спину. — Давай, громче. Пусть твой муж услышит, какая ты дешевая шлюха. Она попыталась что-то сказать, но из горла вырвался лишь короткий хрип. Тело её покрылось испариной, волосы спутались по подушке. Чимин грубо схватил ее за горло, приподнимаясь, но продолжал втрахивать ее тело в кровать. Он трахал её коротко и жёстко. Тело билось о простыни. Он стиснул зубы, чувствуя, как волны адреналина накрывают с головой. Чимин за волосы приподнял её голову, смотря, как влажные пряди спадают на лицо. — Поднимай глаза, — рявкнул он, и его голос хлестнул её сознание, как удар плетью. — Хочу, чтобы ты видела, кто тебя доводит до этого. Её губы раскрылись, словно хотела что-то возразить, но вместо этого сорвался тихий всхлип. Она была слишком далеко за гранью, слишком покорна. И это его разжигало. — Хорошо… — Чимин усмехнулся, чувствуя, как она содрогается под ним в мучительно-сладком восторге. — Теперь… будь моей до конца. Он резко толкнулся, вбивая её тело в матрас так, что пружины жалобно скрипнули. — Смотри, какая она, — произнёс Чимин, как будто обращаясь к невидимым зрителям. — Гордая жена верховного судьи, не так ли? Уверен, твой муж даже не представляет, на что ты способна, когда рядом хороший член. Он чуть отстранился, хватая её за подбородок и с наслаждением глядя в затуманенные глаза. От одного его взгляда она прикусила губу, стараясь не взорваться в очередном крике блаженства. — Ты… мне… нужен… — прохрипела она, каждый слог дрожал и путался. Чимин склонился к её уху, продолжая безжалостно ритмичный напор: — Ты мне тоже… на пару минут, милая. Ведь потом… ты уже не понадобишься. Он поднял взгляд, чуть повернув голову вбок. Прищурился, глядя на камеру над окном. Совсем крошечную, но он знал, что она там есть. Ведь он сам ее туда поставил. Он закусил губу, представляя уже совсем иное тело под собой. Тем временем, в центре Сеула сидело двое. Перед ними раскинулся целый мир из десятков экранов, заполняющих стену. Десятки экранов, десятки жизней, десятки судеб, которыми они могли щёлкнуть, как выключателем. Кабинеты министров, роскошные особняки, прокурорские офисы, банковские сейфовые хранилища. Суды, тюрьмы, полицейские участки. Их камеры были везде. На экранах — чужая рутина, чужая ложь. Кто-то пил виски, утопая в кожаном кресле, кто-то трахался с любовницей, кто-то курил на балконе, рассеянно глядя вниз, даже не догадываясь, что прямо сейчас за ним наблюдают. Но сейчас главный экран был выведен на одну сцену — ту, где Чимин работал над женой судьи. Хосок сидел, забросив ноги на стол, и ел лапшу прямо из коробки, громко чавкая, наслаждаясь представлением. Он ухмыльнулся, запихивая в рот очередную порцию, даже не отрывая взгляда от экрана. Юнги, сидя рядом, лениво потягивал кофе, держа в другой руке сигарету. Дым медленно стелился по комнате, смешиваясь с тёплым ароматом крепкого напитка. Он слегка приподнял бровь, нажимая на наушник в ухе, и с лёгкой усмешкой произнёс: — Намджун, пять минут. Если этот ублюдок быстрее кончает, чем ты взламываешь, у нас проблемы. Хосок захрипел от смеха, чуть не выплёвывая еду обратно в коробку. — О, я давно закончил. Теперь просто наслаждаюсь её воплями. Знаешь, у неё талант — если бы так кричала в парламенте, может, что-то бы и поменялось. Юнги закатил глаза, делая неспешную затяжку. Дым медленно вырвался из его губ, растворяясь в полумраке комнаты. Он лениво наблюдал, как Чимин перевернул жену судьи, навалился сверху и продолжил втрахивать её тело уже сзади. Чимин всегда получал то, что хотел. Он умел проникать в самые защищённые места не с оружием в руках, а с улыбкой на губах и телом, которое превращало любое сопротивление в желание. Проникнуть в охраняемый дом верховного судьи — задача не из простых. Но не когда ты вьезжаешь туда на машине его жены. И пока Чимин наслаждался сексом и оргазмом, Намджун наслаждался её мужем. А точнее, его компьютером. — Сохрани эту запись тоже, я хотя бы потом взгляну на Чимина, — протянул Намджун в наушнике. — Чимин не откажет тебе в практике тоже, не переживай, — махнул рукой Юнги, будто Намджун мог его увидеть. Хосок тем временем доедал уже порцию и смотрел с безмятежным лицом, как женщина кончает. Пару толчков — и Чимин зарычал, вгрызаясь ей в плечо. Юнги выдохнул дым, глядя, как Чимин в последний раз дернулся, срываясь в оргазме. Он лениво нажал кнопку на клавиатуре, переводя камеру на другую сцену. — Всё, шоу закончено.

***

Потеря страха — это потеря себя. Без страха нет инстинкта выживания. Нет сомнений, нет шагов назад. Человек становится машиной, движущейся только вперёд, зная, что впереди — смерть. И всё равно продолжает идти. Оружие бывает в разных руках. Одни держат его из страха, цепляясь за металл, как за последнюю защиту. Другие — ради власти, чувствуя в нём силу подчинять. Есть те, кто стреляет, закрывая глаза, и те, кто целится с холодным, пустым взглядом. Они нажимают на спуск так, как дышат — без колебаний, без эмоций, без сожалений. А есть и те, кто чувствует вкус адреналина на языке, кто ловит от этого кайф. Те, для кого каждый выстрел — это пульс, это жизнь, это мгновение, где они наконец чувствуют себя реальными. Кем ты становишься, когда нажимаешь на спуск? Жертвой, палачом, богом? Или просто очередным пустым телом, которое однажды заменят на новое? Чонгук чувствовал адреналин в крови, когда сжимал в руках оружие. Он убийца. Палач. Berserk. Огонь в венах, резкий ритм сердца, горячая волна по телу — он жил в этом ощущении, потому что больше не знал, что такое просто жить. Боль — вот что делало его реальным. Он любил причинять её, видеть, как кожа рвётся, как кости ломаются, как страх застывает в глазах. Он любил чувствовать её сам — раскалённую, жгучую, разъедающую изнутри. Потому что боль напоминала ему, что он ещё человек. Или, по крайней мере, то, что от него осталось. А Юнги? Юнги держал оружие иначе. Без напряжения, без пульсации адреналина, без эмоций. Он выстрелил бы лениво, не моргнув, с лёгкой усмешкой на губах. И даже не посмотрел бы на тело, что рухнуло на землю. Юнги не боялся. Не дрожал. Не чувствовал ни прилива, ни лихорадочного возбуждения. Может ли это означать пустоту в его душе? Или, возможно, он всё же не пуст? Возможно, оружие — это единственное, что его спасает. Или единственное, что освобождает. Чонгук дотронулся до металла. Холодного и горячего одновременно. Сталь лежала в ладони тяжело, но привычно, как продолжение его собственного тела. Он провёл пальцами по гладкой поверхности, ощущая силу в этом оружии — силу отнимать, силу властвовать, силу жить. На секунду он отвёл взгляд и посмотрел на Юнги. Тот стоял немного в стороне, склонив голову, и медленно моргнул. Юнги был интересным человеком. Он выглядел так, будто не покупал винтовки, а выбираю художественное полотно в галерее или вино для яхтенной вечеринки. Вальяжный, уверенный, со снисходительной тенью на губах — всегда выше всех, будто бы за гранью этого мира. Даже здесь, среди холодного оружия, запаха масла и пороха, среди ящиков с пластичной взрывчаткой, он стоял в черных брюках и слишком широкой рубашке, которая, словно случайно, сползла с плеча, открывая слишком светлую кожу. Чонгук задержал взгляд. На ключицах. На голом изгибе плеча, по которому едва заметно скользнул свет. На чуть длинных волосах, заправленных за уши. На тонких пальцах, которые разряжали винтовку с той же грацией, с какой кто-то раскладывал бы карты на зелёном сукне казино. Чонгуку не нравились люди. Он не любил их, не жалел, не ощущал к ним ничего. Он их убивал. Но он не хотел убивать Юнги. Он хотел обладать им. Хотел иметь, сокрушать, загонять в угол. Но все здесь знали, кем был Юнги. Widow. Вдова. Чистый яд, безмолвное разрушение, похоть, которой невозможно было не подчиниться. Чонгук уважал его. Скорее да. Это слово лучше всего описывало то, что он чувствовал. Юнги поднял взгляд и посмотрел на Чонгука. Противоположность. Чонгук выглядел так, будто пришел не выбирать оружие, а уже был им. В чёрных рваных джинсах, массивных ботинках, в кожанке, скрывающей сеть татуировок, он казался живым символом анархии. В губе поблёскивало кольцо, которое он по привычке закусывал, лениво прокручивая в зубах. Пирсинг в ушах, в брови. Острые детали на остром человеке. Чонгук был чистой животной силой. Оружием, которое дышит. Бескомпромиссным вариантом. Они как две параллельные прямые линии, которые не должны были сойтись. Но сейчас они здесь. Выбирают оружие и взрывчатку, чтобы подорвать к херам здание Верховного суда. Или, возможно, лучше сказать —разнести к чертям верхушку? Сливки общества? Систему, которая давно уже сгнила? Никто из них точно не знал, зачем именно они это делают. Они знали лишь одно: Смерть и жестокость перевешивают на весах почти всё остальное. Чонгук сжал в пальцах край крышки ящика и резко дёрнул вверх. Дерево жалобно скрипнуло, обнажая ряды автоматических винтовок. Он провёл ладонью по гладкому металлу, ощущая холод стали. Тяжёлая. Привычная. Живая. — HK416, — он вытащил одну из винтовок, прокручивая в руке, оценивающе проводя пальцами по ствольной коробке. — Достаточно лёгкая, но мощная. Хорошая точность. Он поднял взгляд и лениво обвёл Юнги глазами. — Чимин, Тэхён, Намджун и… тебе тоже. То есть минимум четыре. Но возьмём шесть. На всякий случай. Юнги скользнул взглядом по продавцу. Тот хмурился, наблюдая за Чонгуком, но пока не решался задавать вопросы. С усмешкой Юнги протянул руку и беззастенчиво забрал винтовку у Чонгука, как будто отбирал игрушку у ребёнка. — SCAR-H для себя возьми, — лениво бросил он, перекидывая винтовку через плечо, — и для Хосока. Магазины, — Юнги взглянул на продавца, точно зная, что вызовет у того реакцию. — Десять. Продавец поднял брови выше. — Десять? — Десять, — повторил Юнги без тени сомнения. — И ремни для крепления на спину. Штук десять сразу. На бедро крепления тоже, штук двадцать, — добавил он, отводя взгляд обратно к оружию. Чонгук кивал, разглядывая следующий ящик. Медленно вытащил из него пистолет. — Glock 17, — скривился он, словно вспомнив что-то неприятное. Прокрутил оружие в руке, проверяя вес, но будто бы уже заранее был им недоволен. — Ненавижу их. — Он резко задвинул пистолет обратно и достал другой. — SIG P226. Лучше. На тринадцать патронов. Возьмём штук шесть. И FNX-45 тоже. Штук восемь. Юнги задумчиво провёл пальцем по губе, наблюдая за ним. — Хосок заходит первым, — сказал он, забрасывая винтовку на плечо. — Одна за спиной, одна в руках. На бедре два ствола, патроны, гранаты. Он посмотрел на продавца, который почесал затылок. — Дымовые, осколочные. Минимум пятнадцать. — Я захожу вторым, — продолжил Чонгук, лениво бросая взгляд на Юнги. — Одна за спиной, одна в руках, два на бедре. Можно ремни на талию.— он ухмыльнулся — Я могу стрелять с двух рук сразу. Хосок, кстати, тоже. Юнги склонил голову и облизнул губы. Чонгук замер на секунду. Медленно моргнул. Юнги видел этот секундный ступор и, будто нарочно, провёл пальцами по открытому плечу, совсем легко, дразняще. Чонгуку нравился такой Юнги. С винтовкой на плече. С этим ленивым высокомерием в глазах. С его утончённой элегантностью, которая казалась чем-то неестественным среди запаха пороха и оружейного масла. — Мне хватит этого дружка, — продолжил Юнги, слегка приподнимая винтовку. — И можно что-то на бедро. Но я не ношу… — он обвёл Чонгука рукой, — джинсы. Чонгук тихо рассмеялся. — Да уж. — Так что лучше на талию, — закончил Юнги, проигнорировав его реакцию. — Намджун тоже. Наша задача — не гасить людей. — А вот Чимин и Тэхён, — Чонгук задумчиво провёл пальцами по металлическому корпусу пистолета, — лучше за спину и в руки. Можно по одному или два на бедро. И Джин.. — он сдвинул брови — он не заходит в здание, но пусть у него тоже на талии будет на всякий случай, и винтовку, тоже оставим. — Гранаты у всех, — добавил Юнги кивая. — И всем ремни на спину. Он склонился к Юнги ближе, намеренно заходя в его личное пространство. — Ты будешь невероятно смотреться с ремнями, сладкий. Он ухмыльнулся, наблюдая, как Юнги закусывает губу, но не реагирует. Продавец наконец не выдержал. — Эм… вы, блять, собрались что, бойню устроить? Юнги перевёл на него медленный, ленивый взгляд. — Мы кое-что подорвём. Кстати, — он отступил от Чонгука и вернул внимание на продавца, — C4 и термит. Продавец нахмурился ещё сильнее. — С4 и термит? — Да, — подтвердил Юнги. — И детонаторы. — Магнитные заряды, на всякий случай, — добавил Чонгук. Продавец медленно кивнул, всё ещё глядя на них так, будто пытался решить, стоит ли ему вообще связываться с этими психами. — Патроны. Трассирующие, бронебойные, экспансивные, — продолжил Чонгук, небрежно щёлкнув затвором пистолета. Юнги взглянул на него с лёгкой улыбкой. — Бронежилеты и перчатки? — Не думаю, что ты наденешь бронежилет, но возьмём на всякий случай. Юнги усмехнулся исклонил голову набок, лениво проводя пальцами по шее, затем ниже. — Ох… И ещё. Продавец, который всё это время пытался не смотреть на его движения, моргнул. — Ещё что? — Beretta 92. Две штуки. У меня слабость к этой красотке. Он провёл пальцами по линии ключиц, спускаясь ниже. Продавец задержал дыхание на секунду. — Подарю тебе даром. Чонгук тихо выругался и закатил глаза, отворачиваясь. Юнги лишь ухмыльнулся. — Какая прелесть. Продавец нервно сглотнул, махнув помощнику, чтобы тот начинал загружать грузовик. — Кто платит? Чонгук молча отступил в сторону. В помещении повисла гнетущая пауза, пока по бетонному полу не зазвучали чёткие, выверенные шаги. Джин вышел из тени. Прямой, холодный, безупречный. Темно-синий костюм сидел на нём идеально, подчёркивая плечи, силуэт, власть. Волосы аккуратно зачёсаны назад, подчеркивая чёткие линии скул, ухоженную кожу, глаза, в которых отражался только ледяной расчёт. Продавец моргнул, узнав его. — О боже… господин Ким… Он сглотнул, напрягся, осознав, в каком дерьме сейчас оказался. Джин подошёл ближе, глядя на него сверху вниз. — Я плачу деньги, — голос его был ровным, абсолютно спокойным, но в этом спокойствии чувствовалась угроза. Продавец быстро выпрямился, будто боялся, что его осанка могла стоить ему жизни. Джин кинул на стол перед ним толстую пачку денег. Продавец не пошевелился. — Скоро кое-что произойдёт. Очень масштабное. — его голос не дрогнул ни на секунду — И если тебя найдут… — он перевёл взгляд на Чонгука, который, с безмятежным лицом, лениво перебирал купюры пальцами — …и ты хоть слово скажешь, — Джин выдержал короткую паузу, прежде чем продолжить, — я вырежу тебе этот язык и засуну его тебе в задницу. Продавец резко выдохнул, чуть качнувшись назад. Юнги медленно подошёл ближе. Склонил голову вбок, наблюдая за ним с ленивым интересом, как кошка смотрит на мышь. — Но если ты придержишь свой ротик, — его голос был почти ласковым, — мы не только продолжим брать у тебя товар — он опёрся ладонями о стол, наклоняясь вперёд — А нам потребуется очень много твоего товара… — плечо еще больше оголилось, привлекая на мгновение взгляд продавца, Юнги медленно улыбнулся — я вознагражу тебя, милый… Продавец задержал дыхание, и быстро начал кивать. — Ни слова не скажу, ни единого… Джин медленно кивнул, разворачиваясь первым. Чонгук ухмыльнулся, вытянул пару купюр с пачки, тоже обернулся и зашагал следом. Юнги еще раз окинул взглядом продавца. — Хороший мальчик.

***

План. Люди говорят это слово с уверенностью, будто оно само по себе — гарантия свершения. Но что такое план, если не призрачный набросок будущего, еще не дышащий, не пульсирующий, зависший в безвременье между замыслом и действием? Это нечто хрупкое, существующее лишь в разрыве между идеей и ее претворением, а потому — иллюзия контроля, чертеж в голове, который реальность в любую секунду может исказить, исцарапать, сжечь. Схема. Она кажется жестче, структурированнее, вычерченной уверенной рукой. Это линии, пересекающие друг друга, точки соединения, маршруты движения. Но и схема — не истина. Она лишь попытка подчинить хаос, связать воедино несовместимое, расчертить случайность по линейке. Как можно схематизировать судьбу, если каждое решение — это уже отклонение от прежнего курса? Расстановка точек. Кто их ставит? Они уже были там всегда или мы сами рисуем их, обманывая себя, что знаем, куда идти? Каждая точка — это выбор, место, где нужно свернуть, остановиться или продолжить путь. Но как быть уверенным, что между этими точками есть дорога? Как знать, что между замыслом и его воплощением не затаилась бездна? Ведь любая карта — это не территория. Любой план — это еще не действие. И вот сейчас, семеро человек пытались расчертить свой план, поставить свои точки. Они не боялись свернуть не в ту сторону. Не боялись крушения или провала. Они боялись лишь одного — взять меньше, чем могли. Квартира Юнги всегда напоминала что-то среднее между роскошным убежищем и штабом преступного синдиката. Мягкая подсветка, картины в чёрных рамах, кожаный диван, на котором легко представить сцену из порно. И огромная «операционная комната» за стеклянными дверями, где гудела система слежения, мигали огоньки серверов и пульсировали десятки экранов. И даже сейчас, когда они сидели вокруг стола с планом Верховного суда, в воздухе витал аромат дорогого табака, вина и обещание крови. Юнги сидел в кресле, скрестив ноги, лениво постукивая пальцами по стеклянной поверхности стола. В одной руке он держал сигарету, а другой медленно проводил по ключевым точкам на карте. — Ну что, сладкие, готовы отправиться в маленькое путешествие? – он усмехнулся, бросив взгляд на Чимина. Чимин, раскинувшийся на диване, приподнялся на локте. С шёлковым шарфом на шее и расстёгнутой рубашкой он смотрел на Юнги, как кошка на канарейку. — И ты действительно собираешься лезть на крышу и прыгать со мной через окна, аристократ? Не боишься, что твой дорогой пиджак испачкается в крови? Юнги лениво улыбнулся, проводя кончиком языка по губе: — Знаешь, Пак Чимин, я бы с удовольствием поставил тебя раком прямо на этих тросах. Но боюсь, твой примитивный стиль «быстренько потрахаться» меня не удовлетворит. Я люблю секс, в котором партнёр умоляет о пощаде… А сейчас у нас дела поважнее, твоих… попыток. Чонгук коротко расхохотался, поднимаясь со своего места. Его чёрная майка была испачкана краской, а по руке тянулось узорчатое тату. — Слушайте, вы двое, я рад, что вы обмениваетесь сексуальными угрозами, но мне плевать на вашу романтику. Когда начинаем убивать? Хосок, облокотившись на стену, ухмыльнулся. В его глазах плясал тот самый бешеный огонь, который заставлял сторонних наблюдателей делать лишний шаг назад. Он казался безобидным, если бы не эта ухмылка. — Чонгук, не кипиши. Я понимаю твою тягу к резне, но мы хотим и зрелища тоже. Сначала — шоу в холле. Пусть посмотрят, как у них нет шансов. — Шоу, говоришь? — Чонгук вскинул бровь. — Хорошо. Я сделаю так, что их внутренности будут на стенах, как праздничный декор. — Сука, не перегни, — вмешался Намджун, отрываясь от ноутбука. Его голос звучал ровно, без эмоций, но глаза поблескивали умом и железной уверенностью. — Мне нужно минут пять, чтобы выкачать данные. Тэхён, со мной в архивы. Иначе мы просто взорвём здание без доказательств и не сможем шантажировать всю эту кодлу. Тэхён, сидя на полу и играясь с каким-то брелоком, лениво зевнул: — Ах, Намджун, всегда ты о практичности. Я бы с удовольствием поджёг их бумаги до того, как вы их прочтёте. Люблю смотреть, как документы горят вместе со снами о справедливости. — Вы оба делайте, что хотите, лишь бы успели до того, как я активирую взрыв, — небрежно добавил Хосок. — У нас семь минут форы, пока полиция не рыпнется. Джин, ты держишь под контролем их каналы? Джин, стоявший чуть в стороне, коротко кивнул. Он выглядел так, будто пришёл с гала-ужина: идеально сидящий костюм, ни одной складки лишней, волосы, зачесанные назад. Но во взгляде была ледяная пустота. — Семь минут смогу их водить за нос. Потом придётся уходить. Кого не успеете вытащить — уж извините. Чимин криво улыбнулся и посмотрел на Юнги: — Значит, мы вдвоём идём к кабинету судьи через крышу. Люблю экстремальный секс, но в этот раз придётся ограничиться парой гранат и тросом. Юнги поймал его насмешливый взгляд. — Будь осторожнее в выражениях, детка. Мне иногда хочется проверить твои навыки на деле, но если сейчас отвлекусь, то вылетишь из окна без страховки. Чонгук закатил глаза: — Можете потом обсудить, кто кого трахнет. Сейчас давайте определимся: я влетаю через парадную, Хосок — рядом, всё снимается камерами, чтобы эти ублюдки увидели смерть в прямом эфире. — Ровно тридцать секунд даём на трансляцию, — уточнил Намджун. — Потом я вырубаю всё, иначе они быстро сориентируются и пошлют спецназ. Тэхён приподнял бровь: — А если пошлют раньше? — Тогда я устрою им бардак ещё на подходе, — Хосок рассмеялся. — Могу подорвать пару машин на стоянке. Пусть смотрят, как их хвалёная власть сгорает. Джин вздохнул, поправляя безупречный воротник: — Хорошо. Только не сдохните в первый же миг. Я не собираюсь рисковать, вытаскивая ваши трупы из-под обломков. Наступила короткая тишина. Юнги встал, плавным движением смахнув пепел с брюк. Его улыбка была ленивой, но в ней светился огонёк того, кто не боится зайти слишком далеко. — Итак, повторюсь: Хосок и Чонгук. Холл. Мясорубка, паника, кровь. Тридцать секунд на камеру, затем Намджун выключает связь. Тэхён с ним в архив — всё скачивают, потом всё сжигают. Параллельно я и Чимин занимаемся судьёй. Выбиваем окно, берём этого ублюдка за шкирку… ну, там посмотрим… Чимин усмехнулся, прикусив губу: — Я могу заставить его стонать, как его жена, если хочешь. Но, боюсь, он не такой податливый. Чонгук громко щёлкнул затвором пистолета, прерывая опасную атмосферу: — Когда идём? — Через час, — бросил Хосок. — Собирайтесь. Возьмите стволы, взрывчатку, и не забудьте чистые штаны, если вам это важно. Намджун поднял ноутбук и кинул взгляд на всех: — Я сообщу, когда перехват каналов будет готов. Ждите сигнала. — Прекрасно, — резюмировал Юнги и лениво повёл плечом. — Постарайтесь не сдохнуть раньше времени. Мне ещё хочется поглядеть, как вы умираете красиво, если что. — Размечтался, — хмыкнул Чонгук. Хосок хлопнул ладонями по столу. — Тогда вперёд, ублюдки.

***

Хаос — это дыхание первозданной вселенной, когда мир ещё не знал границ. Это пламя, что танцует, не зная, что ему предстоит сжечь. Это шторм, что рвёт на части море и не ведает жалости. Хаос — это крик тысячи голосов, сливающихся в гул свободы. Он не боится быть необузданным, не терпит оков, не подчиняется ничему. В его вихре смешиваются прошлое и будущее, разрушая старое, чтобы дать дорогу новому. Порядок — это дыхание времени, которое течёт размеренно, будто не спеша. Это ровные линии горизонта, это ритм приливов, что неизменно возвращаются к берегу. Это города, выстроенные по строгим чертежам, это законы, что удерживают хаос за прочной стеной. Порядок — это тишина библиотек, симметрия храмов, это идеальные механизмы, где каждое колесо вращается там, где должно. Он несёт покой, но когда становится абсолютным, застывает, сковывает, превращая движение в вечную неподвижность. Кажется, что буря беспорядочна, но у неё есть сердце — её центр, в котором царит тишина. Даже в самом диком вихре есть ритм, даже в самой необузданной толпе есть волна, которая движет её вперёд. Хаос – это не отсутствие правил, это порядок, который пока ещё не осознан. И точно так же порядок не всегда незыблем. Под его гладью может скрываться напряжение, словно натянутая струна, которая ждет удара, чтобы зазвучать. Под стеклянной гладью идеального мира могут спать трещины, невидимые, но неизбежные. Хаос создаёт, разрушая. Порядок разрушает, замораживая. Но между ними, в их вечном танце, рождается движение, а значит — сама жизнь. Город был тих. Не в смысле отсутствия звуков — улицы Сеула, как и всегда, жили своей шумной жизнью. Машины проносились по ночным трассам, неоновые огни мигали на стеклянных фасадах, пары выходили из баров, не подозревая, что через несколько минут произойдет что-то очень важное. Вот и сейчас, в потоке других машин, ехало 2 внедорожника и один джип. Будто тоже ехали с работы или куда то на вечер, в кафе или ресторанчик. В первом внедорожнике Хосок вёл машину, стиснув руль так, словно тот был шеей, которую он хотел свернуть. Его взгляд горел безумием, а на губах играла полубезумная улыбка — словно он уже чувствовал, как пули летят, а вокруг гремят взрывы. На пассажирском месте Чонгук то и дело поднимал глаза к потолку, зажимая в руках оружие. Пальцы сжимали приклад, и каждый раз в воздухе как будто вспыхивала искра предвкушения. Он был готов убивать. Ему нравилось убивать — почти так же, как трахаться. И обоим этим занятиям он отдавался с одинаковой яростью. — Чего ты дёргаешься? — прохрипел Хосок, сместившись в левый ряд, подрезая какую-то легковушку. — Я хочу поскорее начать резать, — отозвался Чонгук, облизывая губу. — А вдруг там окажутся милые секретарши в приёмной? Заставить их кричать, прежде чем загнать пулю в лоб… — он усмехнулся. — Не терпится проверить, что пылает горячее: их страх или моя пушка. Джин вёл второй джип, почти с холодной безразличностью. Он всегда выглядел так, будто всё под контролем. В наушнике потрескивали голоса группы. Сзади, на пассажирских местах, сидели Юнги и Чимин. Юнги, словно сошедший со страниц глянцевого журнала, всем своим видом выражал аристократическое презрение ко всему вокруг. Даже в чёрной водолазке и утилитарных брюках он ухитрялся выглядеть так, будто выходит на подиум, а не идёт убивать судей. Ему было тесно от необходимости носить кроссовки вместо дорогих ботинок, и это злило его почти так же, как вся система власти, которую они шли рушить. Чимин, напротив, был весь на взводе, проверяя ремни, кобуры и крепления для троса — но при этом каждая его поза, каждый изгиб тела источали сексуальную провокацию. Он словно не мог дышать, если рядом не ощущал желание и возбуждение. А Юнги только и делал, что игнорировал эти сигналы, раз за разом утыкаясь взглядом в окно. Чимин не выдержал: — Потрогаешь меня хотя бы? — в голосе звучала насмешка с оттенком затаённой злости. — Убедишься, что я как следует закрепил ремни? Или тебе уже надоело выводить меня из себя, милый мой аристократ? Юнги приподнял бровь, словно только что заметил присутствие Чимина: — Я бы потрогал, но боюсь, ты кончишь быстрее, чем я успею застегнуть карабин. — он лениво провёл языком по верхней губе, едва заметно. — Не люблю слишком простую добычу. Чимин сжал кулаки, внутри всё взорвалось гремучей смесью ярости и вожделения. Он всегда ненавидел, как Юнги мог довести его до бешенства одной репликой. — Знаешь, однажды я всё же возьму тебя за член, — проговорил он, сквозь сжатые зубы. — Я найду тот момент, когда твоя хвалёная холодность лопнет. И тогда ты будешь стонать подо мной, умоляя о пощаде. Юнги лишь холодно хмыкнул: — Попробуй, милый. Я люблю, когда кто-то настолько глуп, чтобы считать себя сильнее. Сидевший за рулём Джин слушал их перепалку краем уха. Взгляд его скользил по приборам, но губы дрогнули в едва заметной усмешке. Он любил эти моменты, когда все остальные рычали друг на друга, не понимая, что это лишь часть их близости. И, честно говоря, он не прочь был бы присоединиться, если бы жизнь сложилась иначе. Но сейчас у него была своя роль. Где-то позади, в третьей машине, Намджун отрешённо сматривался в экран ноутбука. Ему приходилось держать связь со всеми сразу. Рядом, на водительском сиденье, Тэхён вёл машину одной рукой, а другой нервно постукивал по рулю, перескакивая между станциями радио. Часы тикали, оставляя всё меньше времени до того момента, когда город содрогнётся. Хосок и Чонгук уже почти видели вдалеке громаду Верховного суда — величественный фасад с колоннами, холодно-спокойный, будто утверждающий своё всесилие. Но они шли, чтобы растоптать это всесилие. Через пару минут в радиочастоте раздалось сухое «мы на месте». Машины замедлились, уходя с оживлённой улицы на боковую дорогу. Верховный суд возвышался впереди, словно молчаливое воплощение порядка и закона. Впрочем, скоро этому закону придётся отступить перед хаосом. Вся команда молча приготовилась к выходу на свою кровавую сцену. В воздухе стоял густой аромат адреналина — и что-то ещё, более тёмное, сладковато-горькое, как похоть, перемешанная со смертью. Каждый из них чувствовал: дальше пути назад не будет. И каждый жаждал этого момента. Сквозь ночную тишину вдруг прорвался визг шин — внедорожник Хосока влетел на стоянку перед зданием Верховного суда так, будто он хотел снести весь бордюр к чёрту. Асфальт заскрежетал под резиной, машину занесло боком, и она остановилась, оставив на тёмном покрытии пахнущий палёной резиной след. Хосок дёрнул ручной тормоз и, широко ухмыльнувшись, бросил быстрый взгляд на Чонгука: — Готов? Давай устроим им салют. Чонгук усмехнулся, рывком раскрыл дверь и выскочил наружу. Почувствовал резкий порыв ночного ветра на лице, а внутри — знакомый всплеск адреналина. Он оглядел здание: строгие колонны, массивные стеклянные двери и уже заметно шевелящаяся охрана у входа. Отлично. — Начинаем? — бросил он, перекидывая рюкзак со взрывчаткой через плечо. — Хосок, Чонгук, аккуратнее. Не взорвите себя в первую же минуту. Хосок закатил глаза. Но тут заметил, как трое охранников начали выбегать из главного входа, целясь в них. Секунда — и пули со свистом просвистели мимо капота. Хосок резко нырнул за бампер, схватил автомат, и улыбка на его губах стала ещё безумнее. — Вот и пошло-поехало, — хрипло проговорил он, вскинув оружие. — Эй, парни, а я тут подумал… — он выкрикнул это в пустоту, не зная, слышат ли охранники. — …что люблю я, мать вашу, жёсткий минет… Он рвано рассмеялся, вставая на одно колено и давая очередь по охранникам, которые не успевали укрыться. — Да-да, вот так, захлёбывайтесь, ублюдки, — пробормотал Хосок, ощущая, как его тело заливает лихорадочным возбуждением. Где-то вдалеке продолжали трещать радиопомехи, кто-то из команды говорил что-то о «не привлекать лишнее внимание», но Хосок слышал только собственный смех и шум выстрелов. Чонгук тем временем нырнул за колонну справа, в этот миг пуля чиркнула по плечу каменного столба, осыпав мелкой крошкой его ботинки. Парень скривился, но не от страха — скорее от раздражения. — Хосок, — прошипел он в наушник. — Прикрой, я пошёл на стены ставить подарки. — Понял, — коротко отозвался Хосок и выскочил из-за укрытия. Пули засвистели снова. Он знал, что отвлекает на себя внимание охранников, и от этого заводился ещё больше. В одном из каналов наушников внезапно прозвучал насмешливый голос Юнги: — Ох, детки, вы такие горячие. Зря мы не пошли с вами, Хосок, — я бы показал, как действительно заставить захлёбываться. Хосок передёрнул затвор, резко метнулся влево и дал короткую очередь по охранникам, вынудив их прижаться к стене. Раскат грохота от автоматной очереди эхом отразился между каменных колонн. Один из охранников, простроченный пулями, упал на колени, надрываясь в хриплом стоне. — Вот так, сука, — прокомментировал Хосок, выплёвывая эти слова. — «Публичное правосудие» вам нравится? Затем он юркнул обратно за капот, проверяя магазин. Перегрелся? Ну и чёрт с ним, у него есть ещё патроны. В наушниках слышались всполохи голосов: Намджун что-то говорил о сервере, Тэхён, кажется, смеялся, а Джин отдавал чёткие приказы кому-то из полиции на поддельном канале, чтобы ввести их в заблуждение. Но Хосоку было плевать. Его тело требовало бойни. Чонгук успел скользнуть к углу здания, где рассредоточились ещё двое охранников. Один прицелился, но Чонгук отчасти чудом, отчасти за счёт реакции, в два прыжка оказался рядом и вогнал нож под рёбра, чувствуя хрип, который сорвался с губ противника. Охранник обмяк и завалился на бок, а второй не успел понять, что произошло — в лоб его прилетел выстрел из пистолета. Пахнуло порохом и чем-то тёплым, металлическим — и Чонгук ощутил знакомую волну эйфории. Без лишней суеты он вытащил из рюкзака пластиковые заряды C4 с электронными детонаторами. Секунда — и он уже нащупывал колонну, прикладывая заряд к массивному камню. — Есть, — прошептал он в наушник. — Первая пошла. Где-то в общем канале раздался сухой голос Намджуна: — Отлично, но поторопись. Я вырублю камеры через двадцать секунд. Чонгук усмехнулся про себя. Так, теперь надо обойти периметр, заложить вторую. Но тут из-за ближайшей арки выскочил ещё один охранник и дал короткую очередь — пули чиркнули по бетонной стене в миллиметре от лица Чонгука. Куски штукатурки осыпали ему волосы. Парень рыкнул, отскочил и вскинул пистолет. Два выстрела — охранник затих, рухнув на мрамор. — Тупые псы, — проговорил Чонгук сквозь тяжёлое дыхание, втаптывая труп ногой, словно бы это был надоедливый жук. Тем временем со стороны входа снова раздались короткие автоматные очереди. Хосок отхаркнулся, пригибаясь к стене и чутко выглядывая, чтобы засечь оставшихся. В наушниках тем временем намечался свой цирк: Чимин что-то пошло выговаривал Юнги, тот едко отвечал, а в конце было слышно тихое хихиканье Тэхёна: — Ах, вы оба так прекрасны… Я представляю, как вы друг друга разорвёте, когда весь этот суд сгорит. Хосок фыркнул: — Закройте свои рты… я устаю от вас. Он выпрыгнул из-за укрытия, приземлился почти на колени, давя на курок. Один из охранников успел вскинуть оружие, но получил сразу три пули в грудь. Кровавое пятно расплылось по униформе. — Только не дохни слишком быстро, — процедил Хосок, в голосе звучал психованный смешок. Он прицелился в следующего охранника: — Я обожаю, когда кричат перед смертью… Тот выронил пистолет, пошатнулся. Хосок ухмыльнулся, надавил на спуск. Тело охранника дёрнулось и завалилось прямо на холодные ступени. Над стоянкой повисла вибрация страха и ужаса. Но для Хосока это был привычный кислород. — Чонгук, давай быстрее, — сказал он в наушник, вставая. Из-за плеча доносился свист пуль, ещё кто-то попытался выйти из здания, но столкнулся с градом огня. Чонгук как раз ставил последнюю пачку C4 у одной из боковых колонн. Подвернувшийся охранник получил пулю в горло. Всё — заряд прикреплён. — Готово — прошептал он, вытирая рукавом кровь. И теперь обоим оставалось сделать пару шагов к входу. Буквально под ногами валялись искорёженные тела охраны. Двери уже были приоткрыты, и внутри что-то мелькало — люди, выбегающие прочь, паника. Идеально. Хосок повернулся к Чонгуку с безумной ухмылкой. В наушниках шла перекличка, кто-то уже выкрикивал: «Отлично! Намджун, вырубай камеры!». Но для Хосока и Чонгука это уже не имело особого значения. Они шли в гущу боя, с диким азартом и предвкушением крови. А всё остальное — лишь фон к их безумному танцу. Гул перестрелки и отдалённые взрывы были слышны даже через толстые стены Верховного суда. Эхо паники расходилось по коридорам, а на мониторах в фойе мигала картинка — вплоть до того момента, когда Намджун взялся за работу. Тэхён и Намджун проникли в здание не через главный вход, а через боковой коридор, ведущий к лифтам для персонала. По пути они встретили двоих охранников — толку от них не было никакого. Тэхён лишь тихо вздохнул, когда один из них попытался заорать «Стоять!», и прострелил ему колено, прежде чем спокойно добил выстрелом в голову. Второй даже не успел сообразить, что происходит — получил пулю в лоб. — Тише едешь — дальше будешь, — насмешливо пробормотал Тэхён, оглядываясь на Намджуна. — Вот мы и внутри. Намджун окинул трупы равнодушным взглядом: — Прекрасная работа. — Он прижал наушник, переключаясь на общий канал. — Мы внутри, спускаемся в архивный сектор. Хосок, Чонгук, держитесь там без фанатизма, пока мы не возьмём файлы. Шипение и хаос выстрелов донеслись в ответ: — Фанатизм?! Да мы тут уже всё перекрасили в красный! Это был истеричный смех Хосока, а на заднем плане слышался хриплый голос Чонгука: — Скоро и зал погребём. Делайте быстрее свою хакерскую магию. Намджун вздохнул. Ничего другого он и не ожидал. — Лифт или лестница? — спросил Тэхён, мельком глянув на схему. — Лестница, — отрезал Намджун, протягивая ему маленький квадрат взрывчатки. — Поставь это на дверь после того, как мы пройдём. Не хочу, чтобы кто-то зашёл нам в спину. Тэхён кивнул, ловко прикрепил заряд и протянул шнур к детонатору. Затем они начали спускаться по узкой бетонной лестнице, которая вела к подземным этажам — архивный сектор и серверная находились где-то в недрах этого монстра, который они собирались взорвать. Их шаги гулко отдавались под сводами, а где-то сверху продолжал шуметь перестрел. В наушниках вдруг раздался спокойный, почти лениво-саркастический голос Юнги: — Тэхён, Намджун, как там наш умный план? Не спите? Где-то рядом послышался шёпот Чимина, со звуками тяжёлого дыхания, точно они бежали или спускались по стене: — М-м, я люблю смотреть на тебя сверху вниз, Юнги, но пошевелись. Звуки металлических карабинов и лязг троса заставили Тэхёна фыркнуть. Коридор вывел их к массивной стальной двери, с мигающим электронным замком. Рядом висел биометрический сканер, вероятно, читал отпечатки или сетчатку глаза уполномоченных сотрудников. Намджун без лишних слов вытащил из кармана небольшой девайс, подключил его к замку, и на экране зажглись зелёные значки. — Надо взломать их базу доступа, — пробормотал он, быстро набирая что-то на встроенной клавиатуре. — У них неплохой софт, но я уже видел такие ключи. Если, конечно, не сработает резервная защита… Тэхён нетерпеливо переминался с ноги на ногу: — Давай быстрее, — и тут же вскинул пистолет: по коридору донёсся топот. — У нас гости. Двое охранников, видимо, не растерявшихся среди паники, выглянули из-за поворота. Тэхён даже не дал им возможности сориентироваться: два резких выстрела, и они упали, так и не поняв, что произошло. Одному он попал в шею, другому — в висок. Кровь брызнула на стены, на пол. — Чисто, — сообщил Тэхён, оглянувшись на Намджуна. — Успел? — Секунду… — Намджун сосредоточенно прошёлся пальцами по сенсорной панели. Экран мигнул, и вдруг замок щёлкнул, светодиод загорелся зелёным. — Готово. Дверь со скрежетом отворилась, открывая коридор, ведущий к архивам и серверной комнате. Свет был тусклым, резервным — похоже, часть электроснабжения уже пострадала. — Идеально, — кивнул Тэхён, перешагивая через трупы. — Оставлю здесь ещё один «подарочек». — он прикрепил ещё один заряд на дверном проёме. Они прошли дальше, вглубь. Полки с папками, металлические стеллажи, горы документов. Запах пыли и бумаги смешивался с тревожной сиреной где-то вдали. В нескольких метрах за стеклянной перегородкой светилась комната с серверами — металлические шкафы, мерцающие лампочки, всё как обычно в таких местах. Только обычно здесь царила стерильная тишина, а сейчас над всем висела нервная, смертельно опасная атмосфера. — Подстрахуй меня, — сказал Намджун. — Надо убрать защиту, иначе их файлы останутся зашифрованными. Тэхён молча кивнул и занял позицию у входа, ставя рядом ещё одну пачку взрывчатки C4. Затем перекинул пистолет на ремень и вынул винтовку, чтобы моментально реагировать на любую угрозу. Намджун зашёл в серверную, подключил ноутбук к центральному блоку. Экран мигнул, сразу вспыхнули строки кода. Он быстро перебирал комбинации, вылавливая ключи доступа. По сути, он ломал их систему с двух сторон: отключал безопасность и вытягивал все грязные секреты — финансовые, политические, судебные. Как только эти данные окажутся у них, они не просто взорвут суд, а и добьются того, чтобы система рассыпалась в прах. Наушник ожил голосом Джина, спокойным и уверенным: — Намджун, это я. Держу полицию на левом крыле. У вас есть ещё минут шесть, максимум. Намджун едва заметно улыбнулся: — Шести минут хватит, чтобы стереть память этого ублюдочного правосудия. Он погружался всё глубже в систему. Логи, файлы, каталоги, резервы. Одна за другой открывались папки с детищами коррумпированных судей, министерств, президентской администрации. Там — весь карт-бланш их преступлений. Немного усилий — и можно будет использовать это против них. — Тэхён, шевельнёмся. — позвал он. — Пора уничтожать физические носители. Доставай термит. Тэхён уже рылся в сумке и извлёк пару небольших пакетиков с термитной смесью. Этим жаром можно было прожечь металл до самого ядра. Несколько минут, и все серверные стойки превратятся в дымящиеся обломки. — Закладываю, — сообщил он, аккуратно распределяя пакеты по шкафам. — Пять штук хватит? — Вполне. Мы ещё C4 оставим в коридоре для гарантии. — Намджун в последний раз щёлкнул клавишей: „COPY COMPLETE / DATA ERASED“ мигнуло на экране. — Готово. Он вытащил флешку из разъёма, отбросил под ноги шнур. В этот момент в наушниках возник прерывистый голос Хосока: — Эй, Намджун, у нас тут… хах, давай-давай, сука… — пшшш — … задница горит у них! Вы там не засиделись?! Намджун фыркнул: — Уже уходим, — коротко отозвался он, глядя, как Тэхён активирует таймер на термите. 5… 4… 3… Хлопок — и внутри серверной вдруг вспыхнуло яркое белое пламя. Начал расползаться едкий дым. Тэхён подскочил к выходу, прикрывая рот платком. — Пошли, пошли, — рявкнул он, обходя уже разгорающиеся стойки. Ночной воздух был холоден и резок, когда Чимин и Юнги забрались на крышу Верховного суда. Где-то внизу уже гремели выстрелы, ревели взрывы — это Хосок с Чонгуком начали «шоу», а Намджун с Тэхёном сеяли хаос в серверных. На крыше же царила обманчивая тишина, нарушаемая лишь ветром и едва слышной сиреной вдали. — Чёрт, там действительно жарко, — пробормотал Чимин, краем уха слушая треск рации, где Хосок кричал о «жёстком минете» прямо во время перестрелки. Юнги подцепил крепления, цепляя карабин к стальной балке. Кроссовки скользнули по гравию — явно не тот шик, к которому привык этот аристократ. Но выбора не было. — На счёт три, детка, — проговорил он, прижимая к себе зарядку с мини-гранатой. — Готов уронить всё к чёрту? Чимин кивнул, проверяя ремень и оцепляя трос к своим бёдрам: — Я всегда готов к разрушению, — его глаза сверкнули дикой улыбкой. — Хотя обычно я предпочитаю смотреть на тебя сверху вниз чуть дольше. Юнги хмыкнул: — Тогда «один… два…» И на «три» он нажал кнопку. Внизу, у окна кабинета, прогремел хлопок взрыва, выбивая стекло и рамы. Осколки во все стороны, и над этажом застыл ядовитый дым. Чимин и Юнги прыгнули на тросе вниз, разрезая тёмное пространство, словно два падших ангела, несущих гибель. Грохот выбитого стекла, сноп искр от задетой проводки — охранники в кабинете были дезориентированы, кто-то прижался к полу, кто-то схватился за пистолет, но не успел. Юнги, влетающий первым, упёрся спиной в массивный книжный шкаф у стены и дал короткую очередь из винтовки. Первый охранник рухнул, раскинув руки, второй споткнулся и схватился за пробитую грудь, захлёбываясь кровью. Третий, морщась от звонких перепонок, попытался прицелиться, но Чимин в прыжке выстрелил дважды — тот кулём свалился на хрустящие осколки. — Ах, ты умеешь быть очень эффектным, — прокомментировал Юнги, быстро проверяя обойму. На четвёртого охранника от шока на секунду нашло оцепенение. Этой секунды хватило: Юнги выхватил короткий кинжал из-под пояса и метнул его прямо в шею. Лезвие вонзилось с глухим чавкающим звуком, охранник глухо хрипнул и опрокинулся назад. — Вау… — выдохнул Чимин, у которого челюсть чуть отвисла. — Ты умеешь метать ножи?! Юнги только лениво дёрнул плечом: — Сладкий мой, я умею много чего. — Затем прошёлся по осколкам, покачал головой: — Но сейчас не время любоваться. В дальнем конце кабинета, у массивного стола, стоял судья — мужчина лет пятидесяти, в дорогом костюме и с глазами, полными ужаса. Он судорожно оглядывался, ища пути к бегству. Но у него не было ни шанса. — К-кто вы? — заикаясь, прохрипел он, пятясь. Чимин быстро ткнул кнопку на рации: — Мы у судьи. Жив он, пока что. Как дела у вас? В наушнике послышался громкий взрыв и взвинченный смех Хосока: — Да у нас тут, сука, фейерверк! Давайте быстрее! Юнги обошёл стол, схватил судью за воротник и дёрнул вперёд, вынуждая того встать на колени: — Послушай, «высокая шишка». У нас мало времени, и мы хотим, чтобы ты кое-что сделал.  Чимин параллельно доставал из сумки ещё пару зарядов C4, прикрепляя их к ножке стола и к стоящему рядом шкафу. Чимин и Юнги помчались по лестнице вниз, таща за собой судью. У подножия лестницы тлел полуразбитый турникет, повсюду валялись обломки мраморной плитки, перевёрнутые стулья, а кое-где ещё горели искры. Когда двое подошли ближе, они увидели Хосока и Чонгука посреди зала — и картина была жуткая. Чонгук, перепачканный кровью с головы до ног, стоял в центре холла, прислонившись к одной из колонн. В руке дымилась сигарета. Казалось, он даже не чувствовал, что чья-то кровь залила его одежду. Его взгляд был пустым и далеким, словно он уже ждал следующей жертвы. Немного в стороне Хосок сидел прямо на теле мёртвого охранника, опустившись задницей на его живот, и тоже курил. Вокруг — десятки брошенных гильз, истерзанные трупы в форме охраны. Некоторые были прострелены так, что от формы остались лишь лохмотья. Где-то в углу раздавались слабые стоны того, кому не посчастливилось умереть быстро. — Наконец-то… — прохрипел Хосок, увидев, как Юнги и Чимин тащат судью. — А я уже думал, вы там в кабинетике трахаться решили. Юнги лишь усмехнулся, отпихивая ногой кусок раскуроченного ресепшена, чтобы расчистить себе дорогу. Чимин ухватил судью за шиворот и рывком бросил его на колени перед ними. Тот жалобно застонал, слякотная лужа крови под ним расползлась, пачкая его брюки. Чонгук сделав затяжку, выдохнул дым через сжатые зубы. Потом слегка склонил голову. — Мерзавцы… — просипел судья, упираясь дрожащими руками в пол. Тело его шаталось, глаза бегали по залу с ужасом. Хосок хрипло расхохотался, поднимаясь с мёртвого охранника: — Ты не прав, друг. Мерзавцы — это вы, шлюхи в мантиях, которые продают закон. А мы… мы лишь палачи, которые вас наказывают. Он подошёл ближе и наклонился к судье, у которого от страха зубы стучали: — Хочешь выжить? — леденяще тихим голосом спросил Хосок. — Тогда, может, сделай мне тот самый «жёсткий минет», а? Судья только и смог, что захрипеть, мотая головой. Слёзы ручьями текли по его щекам. Но Хосок, видимо, просто издевался — он махнул рукой. Чонгук скинул окурок на пол, затоптал его ногой. Посмотрел на Юнги: — Вы принесли взрывчатку? Юнги кивнул, извлекая из сумки последний блок C4. Чимин лениво наклонился, вздёргивая лицо судьи кверху за волосы: — Ты слышал? Тебя оставят здесь, у всех на виду, вместе со взрывчаткой. Надеюсь, ты успеешь придумать, как отвязаться… — П-пожалуйста… — судья лишь заикался, глотая рвущиеся всхлипы. — Я… я сделаю что угодно… — Уже поздно, — цинично выдохнул Юнги. Он приладил заряд к колонне, рядом с которой лежали тела охраны, и щёлкнул детонатором. — Мы выходим. В рацию заговорил Намджун: — Парни, заканчивайте. У нас тут всё — архив сожжён, данные скопированы. Полиция в пути. Джин кое-как их задержал, но у нас одна минута! Хосок швырнул окурок в лицо судье: — Слышь, Чонгук, давай цепанём этого урода к балке. Пусть помрёт красиво. Чонгук ухмыльнулся, выхватил из кармана пластиковые стяжки и пару кусков проволоки. Судья заёрзал, пытаясь отползти, но Чонгук безжалостно прижал коленом его шею, закрепив проволоку вокруг ржавой скобы в колонне. Хосок достал телефон из внутреннего кармана и встал возле судьи на колени, Чонгук повторил движение. Щелк и они сделали селфи. Хосок кивнул и встал, засовывая телефон обратно. — Удачи, — коротко бросил Чонгук, поднимаясь. Чимин захлопал в ладоши, словно подводя итоги представления: — Чудесно. Думаю, мы сделали максимум… Тут в наушнике свистнул голос Тэхёна: — Полминуты и я ухожу. Будете любоваться его смертью — останетесь здесь навсегда. Последний взгляд на искорёженный зал: мертвецы, кровь, обломки. Судья, прикованный к колонне с зарядом C4 на соседней опоре, бьётся в судорогах, выплёвывая бессвязные мольбы. Хосок и Чонгук зашли за ними, смотря, нет ли где живых, и, не заметив никого, лениво двинулись к выходу. Чонгук переступил через груду тел, Хосок пнул валяющегося охранника, проверяя, жив ли тот. Нет. Судья затрясся, крик его раскатился под высокими сводами холла, но никто не обернулся. Юнги, поправляя растрёпанные волосы. — Джин, где наша чёртова машина? И в этот момент внутри здания что-то рвануло: отдалённый раскат, дрожь, оседающая в бетонных перекрытиях. Судья, оставшийся в холле, возможно, уже ощутил взрывную волну. А вскоре очередной заряд воспламенился, добивая останки судебной власти. В небе расцвели всполохи огня, и сама громада Верховного суда словно начала рушиться изнутри. Они прыгнули в машины. Мотор взревел, и колёса взяли резкий разгон по пустой улице. За их спинами раздавались раскатистые взрывы, пламя вырывалось из окон верхних этажей. Оставив позади кровавую резню и рухнувшую систему, Blackout не оглядывались — они знали, что сделали своё дело и пошли дальше. Хаос пожирал вершину правосудия, а они лишь улыбались сквозь дым и адреналин, несясь в ночь к новым целям. В первой машине, где сидели Юнги, Джин, Чимин и Тэхён, витало напряжение. На задних сиденьях Чимин и Тэхён перешёптывались, утирая кровь с рук и лица. Джин, за рулём, поглядывал в зеркало: он кривился каждый раз, когда замечал вспыхнувшую на ком-то из них каплю крови. Юнги сидел рядом с ним спереди, скрестив ноги и с ленивой улыбкой слушая, как во второй машине Хосок напропалую восхвалял кровавые подвиги Чонгука. — …Да это надо было видеть! Он одной очередью троих положил! — голос Хосока вырывался из динамиков общей связи. — Я ору, вы бы кайфанули, как у них бошки слетали… Но внезапно по салону первой машины раздался пронзительный, неуместно весёлый рингтон айфона. Все замолкли. Джин скользнул взглядом по экрану на передней панели: там высветился контакт «Отец». — Всем молчать, — коротко скомандовал он. И тут же отключил общий канал, чтобы вторая машина тоже уловила сигнал и притихла. В эфире наступила гробовая тишина. Джин принял вызов, и из динамиков раздался низкий, грубый голос: — Ты где? Джин недовольно сжал руль, чувствуя на себе пристальные взгляды Юнги и остальных. — Когда это тебя волновало? Что тебе надо? — отозвался он холодно. — Ты должен приехать сейчас же. — Я занят, отец. Что тебе нужно от меня? В этот миг Юнги слегка повернул голову, прищурился, улыбаясь самыми краями губ. Казалось, он уже знал, почему отец Джина позвонил. Чимин затаил дыхание, а Тэхён вдруг перестал размазывать кровь по рукаву, прислушиваясь к каждому слову. Во второй машине стало так же тихо — никто не решался перебивать этот разговор. — Верховный суд взорвали, — грубо рявкнул голос отца. — Из новостей. Чёртов хаос в центре города… — Кто? — Джин мельком глянул на Юнги и позволил себе мимолётную улыбку. — Откуда мне, блять, знать?! — отец явно был вне себя. — Сейчас же езжай ко мне. — Я что, полиция? — Джин продолжал предельно холодно. — С какой стати я должен туда ехать? — Ты сын президента! — взревел голос. — А значит будешь тут через десять минут.